* * *
Ты не чувствовал ничего особенного?… Ведь в течение двух-трех дней, но особенно прошлой ночью и этим утром, тело училось, клетки учились… Я го-ворила тебе, что до сих пор работа состояла в смене — переходе — от действия к привычке и реакции — к позволению действовать божественному Сознанию. И этим утром, большую часть ночи и все утро, пока не стали приходит люди, что касается всех малейших вещей (когда, например, поставлена кем-то про-блема или надо принять решение, то решение всегда приходило свыше), но те-перь касается всех материальных движений, также внутренних движений, по-зиции тела, позиции клеток, совершенно материального сознания, что касается всего-всего-всего: старый метод ушел. Это началось с восприятия разницы, которая остается между тем, как все бы-ло и как должно быть, а затем это восприятие ушло и осталось только «то»… Нечто (как сказать?), английское слово smooth [гладкий, легкий, свободный]; все делается smoothly, вообще все без исключения: умывание, чистка зубов, все (что касается приема пищи, долгое время шла работа, чтобы это делалось ис-тинным образом). Это всегда начинается с этой [Мать раскрывает руки] «сда-чи» (я не знаю точно подходящего слова, это не отречение и не подношение, это что-то среднее между этим, но я не знаю подходящего слова во француз-ском языке), оставление СПОСОБА, каким мы делаем вещи: не вещей в себе, что не имеет никакого значения (это состояние, в котором нет ни «большого», ни «маленького», ни «важного», ни «неважного»); и это нечто такое… [жест обширной ровности и спокойствия] однородное в своей множественности; нет больше ни столкновений, ни скрипа, ни трудностей, ни… (все это такие грубые слова): это нечто, что движется вперед и вперед так… [тот же ровный жест], самое близкое слово — это smooth, то есть, без сопротивления. Я не знаю. И это не интенсивность восторга, нет: это тоже такое ровное, такое регулярное [тот же жест ровности], но неоднородное: это многообразное. И ВСЕ так [тот же жест], в том же… ритме (слово «ритм» слишком резкое). И это не однород-ность, но нечто такое ровное, и оно ощущается как нечто такое сладкое, ты зна-ешь, и с ГРАНДИОЗНОЙ силой в малейшей вещи. В течение нескольких дней было (я как-то говорила тебе об этом) видение жестокости у человеческих существ, и велась очень активная работа, чтобы это исчезло из манифестации. Это часть общей работы, с такой конкретной силой [Мать сжимает свои кулаки], чтобы это исчезло. Это началось с видения ужасов (почти воспоминания), которые были видны — больше чем видны, ты понима-ешь: вещи, которые вызывали их осуждение, это ощущение ужаса… Затем это было организовано в одно целое и взято вот так [Мать раскрывает руки], все эти движения во времени (время и пространство сливаются во что-то… необъ-ятность — необъятность, безмерность и, можно сказать, «множественность», но слова бедны), как бы там ни было, это все было взято в сознание — совокуп-ность способов бытия и вибраций — и словно представлено Всевышнему Со-знанию, чтобы оно могло быть трансформировано, перестало бы существовать. Вот как это началось. И затем, как только это было сделано, это словно конкретизировалось, скон-центрировалось на этой маленькой точке тела, чтобы и там тоже больше не могли существовать определенные вещи, определенные вибрации несознания. И затем, сегодня это привело к этому постоянному переходу — постоянному — без примеси, в течение почти четверти часа. А потом… Это, главным образом, вторжение вещей снаружи оборвало это переживание. И все же не было осуж-дения этого вторжения; надо, чтобы это трансформация — этот ПЕРЕХОД — шел В СВЯЗИ со всем тем, что приходит. Тогда будет хорошо. Есть две вещи. Есть вся эта толпа людей, которую я вижу постоянно, и с давних пор (с «давних», выражаясь на человеческом языке), как только я, то есть, тело, там, среди людей, тело становится только каналом, чем-то… [жест, показывающий, как Сила свыше нисходит через Мать к людям], чтобы Созна-ние Господа проходило через него. Даже нет необходимости получать (или есть совсем маленькая необходимость): это вот такое Действие [тот же жест через Мать], это проходит Сила. И когда это происходит в комнате, предназначенной исключительно для встреч с людьми, эта комната наполняется Присутствием, и тогда словно это Присутствие раскрывает свои руки, чтобы принять людей, взять их, окутать их, а затем позволить им уйти. Но, что касается того, что относится к этому телу, как умывание, питание, все это сейчас идет больше не тем же образом, я не знаю, как объяснить… Здесь есть деятельность; там же это просто Присутствие. Здесь деятельность: надо наполнить стакан воды, взять зубную пасту, чистить зубы, все это деятельность. Что же… больше нет памяти, нет привычек; вещи делаются не благодаря тому, что вы научились делать их таким образом: они спонтанно делаются через Со-знание. При переходе от старого к новому движению есть маленький трудный переход, когда старой привычки уже нет, а новое сознание еще не установилось постоянным образом, и тогда… это передается, к примеру, через то, что кажется неловкостью, через движения, которые не такие, какими они точно должны быть. Но это не длится, это происходит один раз для одной вещи, так чтобы преподнести урок — всегда чтобы преподнести урок. Заменить память, действие на… Например, что касается того, чтобы узнать, где кто-то живет, его адрес или его дом (это было деятельностью этой ночью), то старый метод, ментальный метод, должен быть замещен на новый метод со-знания, который знает то, что надо сделать как раз в тот момент, когда надо сделать: «Вот что надо сделать.» Это не так: «А! надо пойти туда-то», нет: в каждую минуту находишься там, где и должен быть; и когда приходишь в ме-сто, где и должен быть: «А! вот здесь.» Это действительно очень интересно. Так что, между моментом, когда действуешь как все люди, и моментом, ко-гда действуешь — когда Господь действует — между этими двумя моментами есть маленький переходной период: уже больше не знаешь в достаточной мере то, и еще не знаешь хорошо это, так что это бедное тело имеет некоторую не-определенность, небольшую неловкость. Но оно очень быстро усваивает свой урок. Это действительно интересно.
(долгое молчание)
Тогда ясно понимаешь, почему святые и мудрецы, те, кто хотели все время чувствовать божественную атмосферу, почему они вычеркивали все матери-альные вещи — ведь они не были трансформированы, а потому снова впадали в старый способ бытия, и есть момент, когда это становится… неприятным. Но трансформировать это… это не-срав-нен-но, неизмеримо превосходит это, в том смысле, что дает необычайную СТАБИЛЬНОСТЬ, сознание и РЕАЛЬ-НОСТЬ. Все становится ИСТИННЫМ видением, ИСТИННЫМ сознанием; это становится таким конкретным, таким реальным! Ничто — ничто иное — не может дать эту полноту. Избегать, убегать, грезить, медитировать, входить в… это очень хорошо, но как бедно это выглядит в сравнении с тем! Так бедно.
(молчание)
Самое трудное из того, что остается, это речь. Это труднее всего, требует большого усилия. Этим утром, когда я имела это переживание, была почти что мольба тела: «О! не разговаривай, не говори с ним.» Я не намеревалась расска-зывать, но [жест свыше] я вынуждена рассказать. Тело не намеревалось гово-рить, оно не любит говорить, но кое-что заставляет его говорить. Это единственно трудная вещь. Слова такие неадекватные! Я спрашивала себя и об этом: как они будут со-общаться друг с другом, полностью супраментальные существа (я имею в виду: без примеси этого материального начала), как они будут сообщаться друг с дру-гом? Просто вот так? [жест внутреннего обмена]. Речь доставляет такое усилие. И это не «ментальная коммуникация», как то, что они называют телепатией, не то, это… это движение сознания. Это тоже будет происходить без столкно-вений и сопротивления: движение сознания [в Материи]. Например, что-то должно быть сделано, но не этим телом, а другим; мы еще вынуждены гово-рить: «Надо сделать то-то и так-то», и это представляет… такое впечатление, что надо сдвинуть горы, тогда как если другой находится в том же состоянии, тогда это делается совершенно естественно и спонтанно. У меня были приме-ры: время от времени я ВИЖУ (не «думаю»: я вижу), я вижу: «Должно быть вот так» (совсем маленькие вещи), я ничего не говорю — другое тело делает это. Но так получается только время от времени, редко — это должно быть посто-янным… О! какая восхитительная жизнь!
(молчание)
А как у тебя дела?
Я в туннеле, так сказать.
Ты в туннеле, ах! почему?
Много работы…
[Мать смеется]. О, это забавно! Вчера или ночью, не помню когда, я сказала тебе, но с большой силой (это было что-то «очень важное» (!), я сказала тебе: «В конце туннеля есть свет, и не спорь — не спорь, в конце туннеля ЕСТЬ свет.» [Мать смеется] Я спрашивала себя: «Почему я говорю ему это!…»
Октябрь 1967
4 октября 1967
(Суджата дает Матери цветок с названием «Сила лечить»)
Сила лечить?... Мне прочли из «Planete» историю об одном человеке, 1905 г. рождения, который в течение тридцати пяти лет лечил людей, накладывая свои руки. Его отец – итальянец, мать – испанка, а сам он родился во Франции, он – француз. В течение тридцати пяти лет он накладывал свои руки; через него прошло пять миллионов человек — пять миллионов. Две трети из них были вылечены, и его обвиняли бессчетное число раз… врачи, конечно: что он не имеет права лечить людей, поскольку не имеет лицензии! На одно из судебных заседаний (я потом расскажу тебе начало этой истории: начало – в конце!), воз-можно, на одно из последних заседаний его адвокат приехал очень больным, с воспалением седалищного нерва, из-за чего одна его нога не могла двигаться, была острая боль. Судья, думая, что сейчас он «выведет его на чистую воду», сказал целителю: «Что же, почему бы вам для начала не вылечить своего адво-ката?» Тогда этот целитель поднялся, наложил свои руки на адвоката, и через пять минут адвокат был здоров: «О! но я вылечился» [Мать смеется]. Тем не ме-нее, его осудили. Восхитительно. Когда он был маленьким, в возрасте пяти-шести лет, он утащил у своего отца на рыбалке одну рыбу, и ту рыбу не могли найти. Две недели спустя его родители нашли эту рыбу среди его вещей, с его игрушками… рыба была совсем высушенной и абсолютно нетронутой. Тогда его отец провел эксперимент: у них был аквариум с золотыми рыбками; отец вынул из него две золотые рыбки, и одну из них дал своему сыну; он положил ее ему в ладошку, и рыба начала сохнуть. А другая рыба через несколько часов разложилась. Затем они рассказали об этом докторам (они жили в Тулузе, это было чуть позже, когда ему было двенадцать-тринадцать лет). У одного из док-торов в больнице был пациент, рану которого он не мог вылечить в течение многих недель: это было ужасно, рана гноилась. Доктор позвал этого мальчика, и тот наложил свои руки — на следующий день рана затянулась. И этот человек (я видела его фотографию, у него великолепная голова) гово-рит: «Я живу в присутствии Бога.» Вот что он говорит, и я не думаю, что он важничает — у него просто нет на это времени, впрочем, поскольку он ложится заполночь, а встает ежедневно в пять часов и начинает работать в 5: 30 и рабо-тает весь день, то есть, все принимает и принимает людей (когда мне прочли это, я сказала себе: «И я еще жалюсь!»). Это чудесно. Он что-то изучал, но это не философия, и у него нет теорий: по-видимому, он таким и родился, с цели-тельским даром. Вероятно, он ликвидирует инфекцию путем обезвоживания, так что он лечит все заболевания, приходящие таким образом. И с него снима-ют (бедный человек, должно быть, они сделали его жизнь невыносимой!), с не-го снимают энцефалограммы, кардиограммы и т.д., и они заметили, что в тот момент, когда он накладывает свои руки (в течение нескольких секунд, самое большее, двух-трех минут), в этот момент его пульс резко повышается с шести-десяти до восьмидесяти ударов в минуту, затем спадает к норме. И он не разду-вает из этого никаких историй, как тот немец, о котором я недавно тебе расска-зывала — совсем ничего, очень простой, очень милый. Мне нравится эта история. Прекрасная голова. Высокий человек, очень сильный, он ест чрезвычайно мало. И ночью он спит два-три часа, без снов (я поняла это!). Это интересно. Некоторые люди приходят к нему только раз, и тогда он иногда беспокоится, спрашивая, почему тот-то снова не пришел — «Да я вылечился!». Затем, между судебными разбирательствами, на его сеансах инкогнито присутствовал слу-жащий из налоговой полиции. И этот служащий заявил, что целитель никогда не просит денег, никогда. И из… (я не знаю, как долго там присутствовал этот служащий; думаю, за это время прошло чуть более двести человек), из двухсот человек шестьдесят давали ему что-то. Так что налоговая полиция была вынуж-дена признать, что он не нарушал закона. И все же его осудили. Очень мило: вы не имеете права лечить, если у вас нет на это лицензии!…
* * *
Чуть позже
Продолжается… Ты видел этого монаха?
Да, я встречал его на улице, но не говорил с ним.
Он встречается с Павитрой сегодня утром, а с F он уже встречался дважды. Путешествуя по Индии, он приехал сюда, и, по-видимому, это место ему очень понравилось. Посмотри на его лицо [Мать показывает фотографию]. Его ты встречал?… Хорошо. Он написал два письма: одно из них адресовано мне, а второе – настоятелю его монастыря, и он прислал мне и второе письмо, чтобы я его прочла. Два этих письма вместе довольно интересны [Мать протягивает Сатпрему первое письмо]:
Мать, Только после нескольких дней, проведенных в Ашраме Ауробиндо, где я не мог быть ничем иным, кроме как «восхищенным» из обители Прованса, я позволяю спросить у вас, позволите ли вы мне остаться у вас до конца моей поездки по Индии, то есть, до середины декабря… Подпись: брат А
P.S. Прилагаю к этому письму другое письмо, адресованное отцу-настоятелю бельфонтенского монастыря; я думаю, что следует показать его вам.
Я сказала F попросить его остаться здесь до пятницы, так чтобы я могла по-казать тебе это письмо сегодня и спросить тебя, хочешь ли ты встретиться с этим человеком и поговорить с ним. Но если это докучает тебе… Впечатление F хорошее. Вот его письмо отцу-настоятелю, прочти-ка его:
Я с радостью получил ваш ответ и пишу вам снова… Я нахожусь в Ашраме Ауробиндо, где, как я думал, я задержусь ненадолго, но здесь есть что-то, что сильно притягивает меня, и я думаю, что мне хватит путешествовать. Я собираюсь поехать к Рамакришне Мут, в Отакамун, поскольку я раньше предупредил их о своем визите, но я как можно быстрее вернусь сюда. Все здесь чудесно и изумительно. Тот, кто смотрит вглубь поверхности, мо-жет спросить себя, а не здесь ли встречаются новые небеса и новая земля, о чем говорил Св. Иоанн.
Здесь в двух шагах есть большая церковь, и вчера утром, 1-го октября, свя-щенник на богослужении сказал: «Станьте жителями града небесного…» Он не мог точнее отметить мой знак вопроса. А вечером молодой парижа-нин, только что приехав, первым делом направился к этому же священнику, который сказал ему: «Что вам здесь делать? Здесь нет ничего.» Парижа-нин ответил: «А Ашрам?». На что священник бросил: «Ашрам? это бор-дель.» Из-за этой нападки (это еще самое мягкое, что он сказал [Мать сме-ется]) я пишу Матери прошение позволить остаться мне здесь до конца дней моей поездки по Индии. Я действительно думаю, что было святотат-ство в Святом Месте. Когда же наконец поймут слова Христа: “Древо распознается своими плодами”? Джай-джай!»
Подпись: брат А Джай-джай означает победа-победа! Вот, если ты хочешь поговорить с ним…
Стоит встретиться с ним… О! местные католики ненавидят нас.
Да. Это то, что я заявила в своей декларации , но они ответили мне, что это не так! У них хватило наглости заявить мне (ко мне приходили католики): «По-чему вы говорите это? Это не так.» Надо бы приклеить это письмо под самым их носом. Я ЗНАЮ, что они всем говорят. Некая ярость и злоба. Это длится уже давно. Это накачалось, когда ты был здесь с губернатором Бароном [двадцать лет тому назад], помнишь, они писали на стенах? Так что ты мог бы встретиться с ним. Мне даже сказали, что ты встречался с ним?
Я видел его на улице. Но я не могу доверять своему впечатлению, поскольку…
Какое твое впечатление? Интересно.
Я не осмеливаюсь доверять своему…
Я тоже: сначала они негодуют, затем…
Должен сказать, что я не был в большом энтузиазме… Я почувствовал то, что чувствуешь почти со всеми католиками, то есть, что-то несколько (как сказать?) туманное, не очень чистое.
Неискренность?
Да, нечто такое, и под этим чувствуется большое подавление; что-то там, внизу, не чисто.
Когда я увидела фотографию, у меня возникло такое же впечатление.
Такое впечатление, что эти люди что-то сильно в себе подавили.
Они неискренние из-за отношения к сексу.
Да, это то, что я чувствую внизу, а выше, глаза… которые не могут смот-реть прямо.
Это так.
Христианская атмосфера греха, в сущности.
Вот почему я хотела, чтобы ты встретился с ним, ведь, конечно, у F очень хорошее впечатление, а Павитра, прочитав это письмо, был в полном восторге. Я же вот так [жест отхода], начеку. Почему он хочет придти?… Конечно, это может означать, что он просто очень доволен, счастлив здесь, это очень хорошо. Но, конечно, он большой хри-стианин и не намерен менять это. Я не знаю. Я хотела попросить тебя встретиться с ним из-за этого впечатления… не-сколько тяжелого, я не знаю. И я не хочу написать ему: «Да, вы можете остать-ся», если, в конце концов, это обернется чем-то неприятным. Но, может быть, ничего такого и не было, если он сознателен — если он сознателен, все будет хорошо. Но, ты понимаешь, дело доходит вот до чего: во имя своей религии они предают свою душу. Вот как. Если он сознает Возможность, тогда все в порядке. Ведь, по крайней мере, надо быть начеку… Но я с ним не встречалась, я видела только его фотогра-фию, и первый контакт с фотографией был таким: «Осторожно…»
У меня тоже было отторжение. Но я приписал это предубеждению. Я не доверяю своим чувствам в этом отношении, ведь в своей жизни я испыты-вал такую ненависть к христианству…
Он был в своей монашеской одежде?
Нет, он был в гражданской одежде. Но, как я говорил, было такое впечат-ление, что внизу не было духовной обработки.
Хорошо, встреться с ним. Я хотела бы, чтобы ты сказал мне просто «да» или «нет», то есть, «благоприятное впечатление» или «неблагоприятное впечатле-ние», нечто простое, одна фраза, так что согласно этому я могла бы написать ему: «Вы можете остаться» или «Было бы лучше, если бы вы не остались».
Но, в конце концов, он, как всегда, столкнется все с той же проблемой: ре-лигия или свобода.
Это просто интеллектуальная точка зрения. Ведь если он не философ, если он не живет в идеях, это не имеет никакого значения: это скорее вопрос ПЕ-РЕЖИВАНИЯ… Кажется, переживание, которое он имел , было переживани-ем «нисхождения Ананды», что он никогда не испытывал раньше и что вдруг произошло. После этого он сказал своему настоятелю: «Я хотел бы побыть со-всем в одиночестве, в сельской местности», ведь он не любит обрядов, церемо-ний и всего такого. И это было началом, а затем он почувствовал потребность приехать в Индию. А в Индии он побывал везде понемногу, пока не приехал сюда. Он подстригся в монахи два-три года тому назад, это недавнее обращение («обращение» не с религиозной точки зрения, а с точки зрения жизни, ведь он католик с самого детства, но он захотел оставить мирскую жизнь и стать мона-хом), это произошло недавно. Но это странный монастырь, ведь Павитра вел регулярную переписку с аб-батом этого монастыря (у него скопилась большая пачка писем!), но вдруг, не-известно почему, переписка оборвалась. Мне не кажется, что этот человек интеллектуал, трудность не в этом. Но как освободить его от хватки [религиозной в подсознании]? Вот в чем вопрос.
Да, в этом все дело. Это то, что я почувствовал, когда увидел его: это то, что было на нем. Эти «вещи» общие для всех этих людей.
Для всех.
Атмосфера. Это атмосфера…
Это коллективное внушение, мой мальчик, и такое сильное! такое сильное! Я рассказывала тебе об этом: некоторые люди, когда они пробуждены, сопро-тивляются этому, борются с этим; интеллектуально они понимают; но когда они полусознательны или спят, это охватывает их, и они приходят в ужас… Это по ВСЕЙ земле, всей земле (христиане есть везде), это атмосфера, которую я вижу как гигантского паука над всей землей.
(молчание)
В любом случае, налицо усилие сближения (я показывала тебе заявление па-пы). Поэтому, если пришло время избавиться от этой хватки, стоит попытаться сделать это. Вот почему я оставляю дверь открытой — посмотрим. В течение многих лет я не беспокоилась об этом, не занималась этим, но сейчас, когда Сила вот так [жест давления] все нарастает, нарастает и нарастает (это грандиозно), все это непременно изменится в тот или иной момент, так что… может быть, этот мо-мент настал?
Довольно показательно то, что с некоторого времени к тебе стали прихо-дить католики со всех сторон!
Да, точно!
Мадам Z, этот монах…
О! и еще другие — те пишут. Да, вот почему: если у него есть сознательная добрая воля, то есть, если эта хватка в нем — дело подсознательного… (я тебе говорила, у этого человека нет ментальных конструкций, с которыми он должен был бы бороться), но если у него есть очень большая добрая воля, тогда через него можно сделать кое-что. Вот почему я хочу, чтобы ты встретился с ним.
* * *
(Затем Мать переходит к переводу «послания», которое она хочет распро-странить на ноябрьском даршане :)
Есть один текст, который я нашла очень интересным, я никогда раньше не читала его. Я уже говорила тебе об этом:
В природе каждого человека всегда есть критический враждебный го-лос, задающий вопросы, рассуждающий, отрицающий само пережи-вание, сеющий сомнение в себе и сомневающийся в Божественном. Надо распознать его как голос Противника, пытающийся препятство-вать нашему прогрессу, и нисколько не верить ему. Шри Ауробиндо
Это очень меня заинтересовало, потому что я заметила, что это было в ФИ-ЗИЧЕСКОМ сознании и очень широко распространено, так что надо все время, все время бороться с этим: в самом себе, в других, везде. Это вот так, «внизу», как ты сказал. Так что я нашла интересным сказать об этом.
* * *
Чуть позже
Ничего не хочешь мне сказать?
Да, но это не важно.
Говори, ни о чем не беспокойся.
Я встречался с Т. Она рассказала мне об уходе своей матери и сказала, что ты говорила с ней о каком-то переживании, которое ты имела в связи с ее матерью в течение ее комы и «несознания»?
Да.
И она бы хотела, чтобы ты снова рассказала о своем переживании.
Ты знаешь, я никогда не пересказываю во второй раз одно и то же. Это при-шло (я не имела намерения говорить с ней обо всем этом; я только хотела ска-зать ей пару слов, что все в порядке), и тогда я стала говорить. И как только это вышло, на этом конец. Я даже не помню, что я ей говорила. Я знаю одно. Это то, что я умышленно (не знаю, то ли она поняла), умыш-ленно хотела, чтобы уход ее матери произошел в самых гармоничных условиях, с наименьшими потерями, так чтобы она сохранила ВСЕ плоды своей жизни здесь, и чтобы… В сущности, то, что сделала (но я не говорила ей об этом), это с момента получения известия об этом ударе (был апоплексический удар), с этого момента я поместила ее в ванну Господа. Я держала ее там [жест охвата]. Затем, что касается меня, я знала, что если ей суждено выздороветь, она выздо-ровеет довольно быстро, а если она не поправится, это будет означать, что дей-ствительно пришел момент для ее ухода, но тогда ей следует уйти с… телесны-ми наработками, так сказать, чтобы субстанция извлекла всю пользу из физиче-ской жизни, а ее внутреннее существо пребывало бы в наилучших условиях. Конечно, хорошо бы, чтобы внутреннее существо находилось в наилучших условиях в каждом случае, что касается всех, кто уходит отсюда (но обычно не выпадает случай позволить внутреннему существу медленно выйти, ты пони-маешь ). Я видела… ты знаешь, когда ушел Шри Ауробиндо, мы хранили его тело пять дней, и я видела, как это происходит. Я рассказывала тебе, что когда я сто-яла возле него, сила выходила из его тела и входила в мое, и это было таким материальным, что было трение — тело чувствовало трение входящей Силы — и я видела (конечно, в этом случае было совсем по-другому и грандиозно, но для всех это так): чтобы уход был как можно больше гармоничным, надо, чтобы это происходило так, следуя внутреннему РИТМУ, с Присутствием (которое является одновременно помощью и защитой), Присутствием божественной Си-лы. Так что я поместила ее в это Присутствие. И даже (не знаю, говорила ли она тебе об этом), когда пришел ее брат-доктор, он заявил со своей обычной само-уверенностью: «О! она уйдет еще до полудня завтрашнего дня.» Я ничего не сказала, оставалась спокойной. Конечно, она прожила еще три дня. И тогда он сам был вынужден признать, что есть кое-что, что он не понимает. А что она тебе говорила?
Она сказала мне, что ты имела особе переживание, связанное с ее матерью, в том смысле, что сознание клеток, материальное сознание клеток ее тела смогло выйти вместе с ее внутренним существом, что это не было потеря-но.
Да, но это НОРМАЛЬНОЕ дело. Это нормально. Но это занимает время. И в результате не теряется польза, приобретенная клетками.
Да, здесь они торопятся сжечь тело, вот что ужасно.
О!… Но она была похоронена. Я знаю это. Я знаю, я видела здесь два-три та-ких случая, с сознательными людьми — это было ужасно для них, чудовищно, чудовищно. Таким был случай с С. Он научился выходить из своего тела, умел делать это: но выходил, гулял, смотрел, отмечал, а затем возвращался в него. Затем, во время операции врачи не приняли необходимых мер предосторожности, и его сердце не выдержало операционного шока: спустя пять дней все было кончено. Но у него была привычка выходить из тела, так что он вышел и пришел ко мне (так я и узнала об этом до того, как они пришли ко мне и заявили о его «смер-ти»). Но он вообще не знал, что уже «умер». Он, как обычно, вышел из тела и пришел ко мне, он был со мной. И все было прекрасно, он был спокойным. За-тем, в какой-то момент… (он умер в больнице, и, конечно, у меня ничего не спросили: его сожгли слишком рано — но в любом случае было слишком рано, но в его случае, как раз из-за того, что он практиковал выход из тела, должны были быть приняты особые предосторожности, и в его случае требуется много времени; однако все было сделано вот так, быстро), затем, вдруг, когда они со-жгли его (я даже не знала о времени кремации), он вдруг пришел ко мне в ком-нату, ошеломленный… ошеломленный, плачущий, жалкий: «Но я мертв! Я не знал, что умер, но я мертв, и они сожгли меня, они сожгли меня!…» ох!.. Это было ужасно, чудовищно. Тогда я его успокоила, я сказала ему оставаться здесь, оставаться спокойным, возле меня, и что я найду ему другое тело. И он долгое время сознательно оставался возле меня. Затем я научила его, как реинкарниро-вать — все это в деталях. Так что я знаю… То же самое вышло с N.S. В его случае тоже… Он ударился головой и про-ломил ее (он упал в обморок прямо на улице, вот как он умер), его доставили в больницу. Но он вышел и сразу же пришел ко мне (я знала: когда мне сооб-щили об этом происшествии, я уже знала, что что-то произошло, раз уж он пришел ко мне), и я держала его здесь, успокоила его, и он был совершенно спокойным — совершенно спокойным. Со мной даже не проконсультирова-лись по поводу времени его кремации или чего-то подобного (конечно, семей-ство врачей!). Затем вдруг бррт! [жест взрыва] он резко вышел из моей атмо-сферы, вот так. И ничего от него… Мне потребовались ДНИ, чтобы восстано-вить с ним контакт — это из-за шока, когда сожгли его тело. Мне потребова-лись дни, чтобы снова его найти, привести в состояние покоя, собрать его. Но одна часть исчезла; его сознание не вернулось в целом, поскольку часть его са-мого материального сознания, материального витала, должно быть, была от-брошена шоком. Я знаю это, поскольку когда оперировали отца Альберта (это было больше чем год спустя, возможно, спустя два года) и когда он был под хлороформом, он вдруг увидел перед собой N.S., и N.S. спросил, как пожи-вает его жена, его дети, и добавил: «Я беспокоюсь о них.» Должно быть, та часть была привязана к своей семье, и она отделилась от остальной части его существа: когда он пришел ко мне, его существо было целиком, но потом, не знаю, что произошло [жест раскола от шока]. И это было таким конкретным, что когда отца Альберта вывели из-под наркоза, он громко воскликнул: «Зачем вы оборвали мою беседу с N.S.?» Вот как они узнали об этом. Он сказал: «Я же разговаривал с N.S., зачем вы оборвали наш разговор?». Так они и узнали. Вот так.
(Суджата :) Милая Мать, я тоже видела N.S.
Когда?
В тот же год, когда он умер, но много месяцев спустя после его смерти. Не прошло еще и года: восемь-девять месяцев спустя. Я видела его, он пришел в мой дом (это было ночью, во сне), он был в нашем доме, возле двери, и я по-шла к нему. Но кто-то, бывший рядом со мной, сказал: «Но он же умер!». И это нанесло N.S. такой удар, он страдал. Тогда я взяла N.S. с собой, по-ложила его на кровать. V был там, и я послала его предупредить тебя.
В этом сне?
Все было в этом сне. Я успокоила его, а затем сказала V пойти к тебе.
Но это деление, эта отделившаяся часть, это произошло, когда они сожгли его. До этого я держала его полным, и обеспечила бы ему такой же переход в психическое, какой я делаю для всех — мирный, гладкий, без трудностей. Но, брт! [тот же жест раскола]. Это ужасный шок, ты знаешь! Они суют огонь пря-мо в глотку… Это… О! как люди поступают друг с другом — я ВИДЕЛА все это, я это ВИДЕЛА… Это так ужасно, так ужасно! И когда я думаю… такое происходило не один-два раза, а сотни раз, когда люди, любившие кого-то (своего отца, брата или мать), кто затем умер, и когда они видят его во сне или в видении, они ужасаются, пугаются и стремятся про-гнать его!… Почему?… Это такое у них спонтанное движение, что если спро-сить их, почему они так поступают, то они не смогут ответить. Они не могут, они удивляются, если я спрашиваю, таким естественным им это кажется. Это то, что я сказала T (я не думаю, что она поняла), я сказала ей, что не такая уж большая разница между тем, что люди называют «жизнью» и тем, что они называют «смертью»; разница очень маленькая, и когда входишь вглубь про-блемы и во все детали, разница становится еще меньше. Люди всегда делают резкое разграничение между этими двумя состояниями — это совершенно глу-по: есть живые, уже наполовину мертвые, и многие умершие ОЧЕНЬ живы.
5 октября 1967
(Матери от Сатпрема)
Милая Мать, Я виделся с этим монахом. Мое впечатление благоприятное, несмотря ни на что.
С любовью, Подпись: Сатпрем
7 октября 1967
(Сатпрем описывает свою встречу с монахом)
…Но он разговаривал с Павитрой, и, кажется, он заинтересован в поиске «внутреннего божественного», вот что он хочет найти. Он сказал: «Обожеств-ленная земля, все это очень хорошо…» [Мать смеется], но то, что его интересу-ет, это открытие внутреннего божественного. Он говорил тебе что-нибудь?
Да, в тот момент, когда мы говорили о догмах, он сказал, что все эти внешние вещи не имеют для него никакой ценности; для него важно вознесе-ние здесь [жест к сердцу], успение здесь, воскрешение здесь.
Это хорошо. Если он так понимает религию, это хорошо. В конце концов, кажется, он искренен в своем поиске.
Он сказал мне, что на самом деле таинства, обряды и т.д. не очень-то его интересуют, но он не хочет их оставлять, поскольку, как он говорит: «Если я их оставлю, я выйду из их общества, я буду исключен, и у меня больше не будет средства действия.»
Он хочет что-то сделать?
Да, у него есть идея расширить свое христианство, найти истину и ввести ее туда.
Ох!
Он даже сказал кое-что, что я нашел совершенно христианским; он сказал: «По сути, у меня есть желание полного посвящения, полной самоотдачи, быть как мучеником и отдать свою жизнь за эту новую истину…» Он жаждет быть мучеником — мучеником Церкви.
Однажды Шри Ауробиндо сказал (шутя, как всегда), когда разговаривал с теми, кто был возле него (я была при этом, и речь шла о христианстве и «новом Христе»), он сказал им: « О! Если придет новый Христос, Церковь снова рас-пнет его на кресте!»
(молчание)
Ого! у него есть амбиция…
Да, конечно, это некая амбиция. Но она исходит из чего-то искреннего.
Да, из хорошего намерения. В конце концов, все в порядке, посмотрим, что произойдет.
(Мать протягивает Сатпрему странноватую розу, часть лепестков которой – красные с переходом в бледно-желтый цвет)
Можно сказать, что она [роза] не знает, чего хочет!… Так и с людьми: они хотят одного, а в результате получается совсем другое. Может быть, так и с этим братом А? Как бы там ни было, это в первый раз я слышу, что кто-то хочет изменить что-то [сложившееся]: другие хотят изменить новое, чтобы приспособить его к своей религии, а он же хочет ввести новое в свою религию, чтобы изменить ее. Это хорошо. Это хорошее намерение. Почему люди загипнотизированы прошлым?… Странно. Прошлое было очень интересным в момент своего прихода, оно было необходимым в свое время; оно должно было придти, но оно сделало свою работу — но сейчас оно кончено. Они не знают, как двигаться вперед. Они вот так, они садятся: «Теперь я нашел! Я сажусь и больше не пошевелюсь.» [Мать смеется] Шри Ауробиндо всегда говорил: «Я не хочу, чтобы люди делали то же самое с тем, что я говорил…» Всегда надо идти дальше. И он продолжает говорить мне все новые вещи, это очень интересно… Этим утром опять в течение долгого времени было так, как будто было сметено все, что было установлено ранее: «А! Нет, чуть дальше, чуть выше, чуть истиннее..»
(молчание)
Он также говорил о страхах людей — о страхе своего настоятеля, напри-мер.
Он чего-то боится?
Да. Это очень хороший человек, искренний, ищущий истину, но в конечном счете у него есть страх.
В этом все дело.
И он сказал мне: «Дьявол находится не в грехе: вот где он на самом деле!»
В страхе, да.
Но все же, в конце он сказал: «Но и вы тоже составляете часть римско-католического единства.»
А! Но мне говорили то же самое. «Глава» Церкви сказал мне: «Но что вы знаете? Вы принадлежите всеобщей римской Церкви.» Я ему ответила: [сме-ясь]: «Мне все равно, это меня не заботит.»
Но они надоедают со своей Церковью!
[Мать смеется] Они такие.
Рим!… Но Рима еще не было даже в зародыше, когда уже были тысячеле-тия мудрости.
Но Рим — это ничто! Я не знаю, почему европейцы придают такое значение всей этой истории…
Мир начался с них.
Даже с точки зрения культуры Рим стоит гораздо ниже Греции… Я не знаю, почему — но так со всеми латинскими странами, я думаю. Они переворачивают все с ног на голову.
Это то, что всегда меня останавливает, поскольку такое впечатление, что изливаешь на них или даешь им хороший материал…
И они изменяют его.
…они просто еще больше раздувают свою римскую историю. Вот что меня беспокоит.
Да. О, но не одни они так делают. Кажется, что все старые вещи раздуваются настолько, насколько возможно, чтобы не исчезнуть. Сегодня я получила по-здравительную открытку от одного бывшего ученика… [Мать ищет открытку]. Его зовут А.С., он израильтянин — был здесь, а затем поехал в Англию. В Ан-глии в течение долгого времени он входил в «группу Шри Ауробиндо», а за-тем, когда началась война между Израилем и Египтом (или чуть раньше), он стал фанатиком, фанатичным израильтянином: «Я хочу работать только для Из-раиля.» И поскольку он писал по поводу Ауровиля, то спросил: «Может ли Ау-ровиль помочь Израилю?» Такие вот вещи. И как раз сейчас там Новый Год, поэтому он прислал мне это [Мать показывает открытку, на которой изображе-но семь свечей, освещающих мир, и колосья зерна]. Раньше о называл меня «Божественной Матерью», а Шри Ауробиндо — «Господом». Затем, в послед-нем письме уже было «гуру» [я стала гуру!], и «Хочу проинформировать вас, что я покинул группу.» А сейчас он прислал мне эту открытку: «Матери… Бла-гослови Вас Бог» [Мать смеется]. То же самое, не так ли! Там не так уж много религиозных людей, у них гораздо более практичный склад ума, но у него ре-лигиозный характер, так что теперь стало так [Мать надувает свои щеки], раз-дулся его иудаизм. Семь огней и колосья благосостояния… Я нашла это трога-тельным: «Благослови Вас Бог.» [Мать смеется] Помнится, совсем давно, в самом начале (думаю, как раз в то время, когда я переехала в дом Шри Ауробиндо), кто-то, не помню кто (была ли это сестра Та-гора? …), это была высокая и сильная женщина, довольно крупная, она при-езжала на один день в Ашрам, и она сказала мне: «Почему бы вам не отвести несколько комнат для посетителей и не брать с них плату за проживание? Это приносило бы десять рупий в день.» [Мать смеется] Я посмотрела на нее, я была ошеломлена (она учит меня быть практичной!). И затем, в конце, она сказал мне: «Да благословит вас Бог». На этот раз я не смогла удержаться и ответила: «Он уже благословил.» [Мать смеется] Так что везде одно и то же, это позиция мнимого превосходства. Так что, когда они чувствуют себя слишком маленькими, чтобы раздувать самих себя, они входят в религию и раздувают религию: они превращают ее в громадную вещь, доминирующую над миром. А! это пустяки, если это их забавляет…
(молчание)
Для начала, что люди называют «грехом»? Что такое грех?… Когда меня спрашивают о грехе, я отвечаю: «Вы знаете, грех — это не быть Божествен-ным.» Так что весь мир в грехе. А для них, для католиков, грех связан с сексом. И все же они благословляют брак! Они благословляют брак, и когда вы венчаетесь в Церкви, это навечно! Если вы пойдете в ад, вы пойдете туда вместе, а если вы пойдете в рай, то и ту-да вы пойдете вместе — вы никогда не сможете разлучиться! [Мать смеется] Буквально так, я ничего не выдумываю.
Но я сказал ему: «У вас варварская религия».
А что он говорит?
Но он вполне согласен! Его идея — внести в нее свежий воздух.
(молчание)
Но это очень похоже на то, как когда хочешь вычистить пруд и взбалтыва-ешь всю муть со дна: это становится отвратительным, все это поднимается… Каждый день приходят две-три вещи… как бы там ни было.
11 октября 1967
(Суджата дает Матери цветок, называющийся «Новое Рождение»)
(Сатпрему :) Скажи мне, что такое новое рождение?
Быть совершенно другим.
(После молчания) Обновляться в каждый момент.
Эти утром опять, в течение, о! более двух часов: совершенно новая личность. И всякий раз, с работой, контакт с миром [это стирается]… но это не возвраща-ется совершенно таким же, что-то уходит. Но в течение двух часов этим утром было еще больше, чем в тот день, но не то же самое — никогда то же самое, ни-когда одно и то же не переживается дважды. Но это было… В какой-то момент я подумала о тебе и сказала себе: «О, если бы он был здесь и мог бы записать это, это было бы интересно…»
* * *
(Мать садится за стол, затем смеется, глядя на невероятное скопление предметов на нем — еле держащиеся в стопке пакетики, пачки писем, бума-ги, ручки…)
Здесь все устроено: если допустить малейший несознательный жест, будет катастрофа! Есть маленькие существа, назначенные присматривать за этим, и самое забавное вот что: если сделать несознательное движение, они схватят вещь, которую вы держите, и пошлют ее от вас подальше! Такое со мной про-исходило не знаю уж сколько раз. Что касается меня, я смеюсь, конечно, я знаю, что происходит: они берут вещь и пуф! посылаю ее полетать как если бы был сделан буйный жест. Так происходит все время. Этот стол НАМЕРЕННО устроен так — это не я так устроила: меня ЗАСТАВИЛИ сделать так. И это так: если ты делаешь несознательный жест, что-то летит кубарем — конечно! [Мать показывает на стопки писем]
Твой стол ужасен!
Да, но у каждой вещи есть свой смысл и своя польза. У меня также есть божества [Мать поднимает три бронзовые статуэтки, уто-нувшие наряду с другими в грудах бумаг]: вот это Ганеш стоя; а это Гарудха, слуга Вишну; а это вот бык Шивы. А здесь [чуть дальше на столе] у меня три Ганеша: совсем маленький серебряный Ганеш, между ног этого божества [кото-рое выглядит современным], затем другой Ганеш, я не знаю, из чего он сделан, и, наконец, бронзовый Ганеш. А там [Мать показывает на выдвижной ящик, в котором она хранит деньги] у меня три других Ганеша: бронзовый, серебряный и золотой! Это из-за того, что он обещал мне, что будет давать мне все необхо-димые деньги, так что [смеясь] он не может сказать, что я его забыла (или забы-ла его обещание!). Этого Ганеша [на столе] дал мне мальчик двух – двух с половиной лет. Этот мальчик, когда ему было только несколько месяцев и до года, он кричал, вопил и устраивал сцены, как только его мать приносила его ко мне — родители были в отчаянии. Всякий раз я им говорила: «Не беспокойтесь, все будет хорошо, мы станем очень хорошими друзьями.» Тогда родители смотрели на меня, не веря. Сейчас же ему два с половиной года или три, и даже когда он ждет на лестни-це: «Мать, Мать, Мать!…» (или «Ма», я не знаю). Но когда он приходит (он входит первым из семьи), он приходит с цветком, а однажды он дал мне этого Ганеша, но с сознанием! Он чудесен. Вчера он был совершенно очарователь-ным: пришел первым, такой самоуверенный и такой радостный, а затем пода-вал мне знаки, словно говоря: «Все прекрасно, не беспокойся!». И я говорила с ним — он не понимает ничего, что я ему говорю, но он серьезно одобряет. Он совершенно очарователен. Большой прогресс среди детей.
* * *
(Чуть позже, в связи с «пуджей Дурги» или с празднованием или чествовани-ем вселенской Матери, что происходило этим утром)
Этим утром меня навестила Дурга. Она приходила ко мне все годы, но этим утром было интересно, поскольку она объяснила мне свою точку зрения, как она чувствует существование, а затем, в то же время… Ты знаешь, она прихо-дила в прошлом году, я рассказывала тебе об этом. (Раньше, когда я спускалась вниз для даршана, она не только приходила, но и оставалась здесь все время.) Но когда она приходила в прошлом году, я сказала ей: «Очень хорошо, это очень хорошо, ты очень хорошо делаешь свое дело во вселенной, но тебе не хватает кое-чего…» И я объяснила ей, что означает быть в сознательном кон-такте и быть внимательным по отношению ко всевышней Воле, и она поняла. Она поняла и прониклась, сказала «да». И в течение года она, должно быть, пы-талась, поскольку, когда она вернулась этим утром, в самом деле была разница, особенно разница в понимании, и она объяснила мне это. Затем я заговорила с ней о физической человеческой природе и ее немощности, на что она сказала: «В теле есть кое-что, чего мы там наверху не имеем и не можем иметь: это воз-можность постоянного Присутствия и постоянного контакта с Божественным.» Она никогда не думала об этом раньше! Только с прошлого года. И это было сказано с такой силой — такой силой — и с таким пониманием и смыслом… Это было так, как если бы все человеческие невзгоды сразу же исчезли перед этой НЕОБЫЧАЙНОЙ вещью — перед возможностью чувствовать в каждой клетке божественное Присутствие. Это было действительно интересно. Утро было действительно интересным. Она оставалась здесь все время, пока я делала свой утренний туалет, и сказа-ла мне: «Видишь, ты можешь делать все это, и при этом ни на минуту, ни на секунду не терять контакт с Этим, с этим всевышним чудом. А мы, мы полны силы… и не имеем никаких ваших бедностей, невзгод, никаких ваших трудно-стей, и мы так привыкли к своему способу бытия, что не ценим это, это для нас что-то очевидное, почти обязательное.» И она сказала [Мать улыбается]: «Мы никогда не думаем о Божественном, конечно, поскольку мы сами ЯВЛЯЕМСЯ Божественными… Так что у нас нет этой воли к прогрессу, этой жажды всего лучшего, всегда большего — мы полностью утратили это.» Но это было действительно интересным. Я перевожу это в слова (конечно, она не говорила со мной по-французски!), но это было очень простым, контакт был очень простым [жест внутреннего обмена] и очень естественным, очень спонтанным. В какой-то момент я даже спросила ее [смеясь]: «Тебе доставляет удовольствие это поклонение людей?» Она сказала, что нет. Она ответила: «Нет, мне это все равно.» Это ей слишком привычно, все равно.
* * *
Затем по поводу Ауровиля
Я встречалась с Y. Она готовит номер об Ауровиле, и поэтому пришла ко мне с вот таким длиннющим списком вопросов [жест] и сказала мне: «Я не очень-то знакома с социологическим положением Ауровиля.» Я ответила [сме-ясь]: «Я тоже!». Затем она задавала мне вопросы (заметь, очень интеллигентные вопросы), и я ей отвечала. Но была одна вещь, касавшаяся отбора людей и до-пущения в Ауровиль… тогда я ей сказала, что, конечно же, существенное усло-вие для отбора людей состоит в том, что предпочтения, привязанности, оттор-жения, симпатии, антипатии, все моральные правила, все это должно полно-стью исчезнуть — не так, что подавлять это, это не так: надо, чтобы это исчезло [смеясь], чтобы больше не было эго! Затем я ей сказала: «Это не суждение, это не смотреть на людей и судить, пригодны ли они там быть или нет, предначер-тано ли им там жить или нет, совсем не так — не ‘судить’…» А когда она ушла, я заметила в конце вот что [Мать берет заметку и читает]:
Сила распростерта над всеми, одинакова и всевышняя… Сила одинаково распростерта над всеми [однородный жест над всей землей], и она всевышняя, то есть… да, всевышняя, вот так [тот же ровный жест]. Каки-ми бы ни были люди и какой бы ни была их позиция, Сила одинаково распро-стерта над всем — и это ОНИ САМИ сортируют себя; это не так, что кто-то решает, что те-то здесь, а те-то там: ОНИ САМИ сортируют себя согласно…
И каждый сортирует себя сам, согласно своей восприимчивости и ка-честву этой восприимчивости — или же согласно своему отказу или своей неспособности. Конечно, есть все градации. Когда это отказ или неспособность, тогда чело-век САМ убегает, говоря: «Они глупцы, они пытаются сделать что-то невоз-можное, это нереализуемо» (я знаю много таких, они думают, что их интеллект гораздо выше). Но даже, что касается того, чтобы расставлять, это люди сами ставят себя по местам… Она приходила со мной с идеей иерархии. Я сказала: «Да, всегда и везде есть иерархия, особенно все сознательные индивиды вы-строены по иерархии, но эта иерархия устанавливается не по какой-то произ-вольной воле: это они сами, спонтанно, занимают свои места, не зная об этом, ставят себя на то место, где они и должны быть. Это не решение, мы не хотим иметь категорий: эта категория, та категория, и тот-то пойдет сюда, а другой туда — все это ментальные конструкции, это не стоит ничего!» Но истинная вещь – это то, что ЕСТЕСТВЕННО, согласно своей восприимчивости, согласно своей способности, согласно своей внутренней миссии, каждый берет тот пост, который он истинно, спонтанно, безо всякого решения занимает в иерархии. Облегчить организацию может нечто вроде плана или общей карты, так что-бы никому не требовалось создавать свою позицию — чтобы каждый находил ее уже готовой для себя, вот и все. Это было забавно, но очень интересно. [Мать дает свою запись Сатпрему] Туда попала вода из цветов, так что там наполовину размыто.
Опасность со всеми этими людьми в том, что они хотят систематизиро-вать.
О, они хотят строить ментальные конструкции, вот так, квадрат как тюрьма, это ужасно. Но, ты знаешь… когда она приходит, она очень мила, очень любезна, очень восприимчива и открыта, достаточно готова чтобы воспринимать и слушать, по крайней мере, в своей внешней позиции, но, кажется, у нее есть «группа», и в этой группе… (я слышала это от некоторых искренних людей, приходивших сюда) это ужасно! Высокомерные суждения, ты знаешь. И подавляющее пре-восходство. Жаль. Я также слышала (она мне ничего не говорит, не показывает этого), но, ка-жется, она говорит, что «Бюллетень» устарел.
Это и ко мне приходило.
А?
И, что странно, это пришло ко мне как будто от Y.
Смотри-ка!
Точно в тех словах, как ты сказала. Я не знаю, почему, как-то утром что-то сказало: «А! Бюллетень устарел.» И было так, словно Y была на другом конце линии. Это забавно. [Мать остается молчаливой] Шри Ауробиндо уже «в прошлом»!
Она быстро движется!
Но я знаю об этом благодаря тому, что получила одно ее письмо, в котором были кое-какие намеки. Она говорила, что Мать в своих четырех Аспектах, как об этом писал Шри Ауробиндо, это было «очень хорошо для сегодняшнего тво-рения…» (еще не говорится о «вчерашнем» творении — говорится о «сего-дняшнем»!), «…но для завтрашнего творения нужен аспект Любви Матери, ко-торый еще проявлен.» И далее по тексту было так подтасовано, что было не-возможно не понять, что именно эта дама должна проявить Это… Что касается меня, я сказала: «Очень хорошо!» [Мать смеется] Я сказала: «Бу-дет то, чего хочет Господь.» И с того момента я стала обращаться с ней… (как сказать?) более чем как с равной: как с превосходящей меня, с утверждения-ми… очень тяжелыми для нее. И затем я не упускала случая говорить ей, что чтобы делать то или это, чтобы проявить Это или чтобы… надо СПОНТАННО и БЕЗУСЛОВНО быть над всеми желаниями, над всякой амбицией, всяким предпочтением — и каждый раз вот так [Мать делает жест удара молотом]. Ничто в ней видимо не шевелится, но… Хорошо [смеясь], если она выдер-жит «тест», будет хорошо.
В ней есть что-то очень жесткое.
Жесткое, да, очень жесткое — безжалостное.
Она как карикатура на кого-то.
Точно так.
(молчание)
Она приносила мне маленькую поэму на французском языке о «Возлюблен-ном и Возлюбленной» (все это наверху); эта поэма, должна сказать, довольно занятная. Она мне ее прочла, и после чтения я ей сказала: «Но Любовь — этот Возлюбленный и эта Возлюбленная — это не личность, это не личности; это не человеческие существа и даже не символические человеческие существа…» И в этот момент что-то открылось наверху, и я сказала ей, что такое Любовь. Это так сильно вцепилось в мое горло, что потом я почти потеряла свой го-лос. Посмотрим. Каждый может меняться, не так ли? Я дала ей ПОЛНЫЙ шанс. Но, ты знаешь, это так чудесно… Не важно, где То проявляется, это не имеет никакого значения; проявляется То здесь, там или там-то, не имеет никакого значения, где именно, это всегда и везде проявляется одна и та же вещь. И там, где То выбирает себе место для проявления, там, где То лучше всего должно проявиться — там Оно и проявляется. Единственно — единственно — это не позволять примешиваться иллюзии и обману: безжалостно держать их на своем месте, иначе… Ни одной уловки эго — мы не хотим ни одной из них. Ведь это совсем мелочное, жалкое, глупое, бесполезное, является пустой тратой времени, и это вызывает ненужное завихрение в атмосфере. Но за исключением этого… То проявляется здесь или там или там .
(молчание)
Некоторые люди довольно захвачены Y. Но другие, сознательные, прихо-дившие в ее группу только раз, больше туда ни ногой.
С самого начала я чувствовал отторжение от нее… Жесткое эго, вот что.
Да, под маской доброжелательности. Это очень интересно.
(долгое молчание)
Но у богов есть божественное эго. Вот что было действительно интересным в это утро… Они чувствуют, что существуют в себе, через себя, для самих себя [Мать сжимает кулак]. Только, кончено, никакого сравнения с гнусностью че-ловеческого эго. Но вот что было так интересно сегодня утром… Как только произошло отре-чение от божественного эго, и по мере этого отречения происходит НЕОБЫ-ЧАЙНАЯ трансформация в творении. Это было словно медленно вырисовы-вающееся видение [Мать закрывает глаза]: почти с картинками, как если бы была видна вся земля [жест шара] и образ Дурги [жест, охватывающий землю], и вместе это было очень мило. Земля в ее руках…
(молчание, глаза закрыты)
И в этих видениях (взять, к примеру, это) Дурга имеет видимую, определен-ную форму, тогда как этого тела [Матери] там нет, поскольку тело принадлежит земле; так что это центр, излучающий белый свет, который может принять форму (но не имеет формы), это излучение света, вибрация света, сознания — сознательного света; и это очень интересно… [Мать держит глаза закрытыми]. Это было словно для того, чтобы видеть, как это — это сознание, этот свет — может проявляться в точных формах на земле, не теряя чистоты и излучения сознания…
(Мать входит в состояние созерцания)
Вот здесь [жест между Матерью и Сатпремом] была одна из тех опор для све-тильников, как те, что используют со змеями, ты знаешь? — но эта была высо-кой, вот такой высоты [примерно метр пятьдесят]. Эта была медной с инкру-стацией, рисунками внутри, а на конце был шар, содержащий все света, как ес-ли бы голова каждой змеи была светом — это было великолепно! это было дей-ствительно великолепно. И это горело. И были цветы «Силы» [красный гибис-кус], которые гирляндой обвивали основание. И затем кто-то сказал: «Это ли не прекраснее материальной реальности?…» Это была артистическая инкрустация (метальная, артистическая) «прекрас-нее реальности». Это было направляющей идеей той личности, о которой мы говорили: «Разве это не прекраснее реальной природы?». Вот так. Это было очень красиво, это была прекрасная вещь, но… это ментальное окаменение Вещи. Это было очень интересно — неожиданно, я не ожидала увидеть это: форма, свернувшейся спиралью змеи, вот так, в бронзе, в инкру-стированной бронзе, но великолепной работы! И горящие лампы, горящий свет… превосходившие реальность: «Это ли не краше?» И это для меня было таким ясным символом, я была ошеломлена этим. Это, так сказать, пароксизм ментальной эволюции.
(молчание)
Господь использует все, и не боится делать это. Он использует все. Это интересно, очень интересно. Как Он использовал богов, как Он использует все, как Он использовал Про-тивников… Все… Это все способы бытия, и все ведет… туда, куда мы должны идти.
14 октября 1967
(Беседа начинается с опозданием на час. Суджата дает Матери цветы, называемые «Трансформацией»)
Два тебе [Суджате], два тебе [Сатпрему] и один мне… Это чтобы побуждать тело к трансформации! [Мать продевает стебель цветка в петлицу]. Оно делает, что может, люди оставляют ему не так уж много времени заниматься собой… Становится все хуже и хуже… Ночи укорачиваются; днем уже не осталось вре-мени, когда я могла бы отдыхать. Так что все время занято вот так. Это не очень-то легко.
* * *
Чуть позже
Вчера после полудня, ближе к вечеру (около шести часов или чуть раньше) вдруг пришла атмосфера… (как назвать ее?) некоего разочарованного песси-мизма, в котором все стало тусклым и серым, неудовлетворенным. Когда смот-ришь на вещи свыше, в определенной атмосфере тотальности, каждая вещь иг-рает свою роль и сотрудничает в общей манифестации, но здесь это было как нечто замкнутое в себе, что не имело никакого другого смысла существования, коме того, что было. Это не имело ни цели, ни движущей силы, ни смысла су-ществования, и это не было особым обстоятельством или особым событием: это было какой-то замкнутой в самой себе формацией, с очевидностью болезнен-ным состоянием бытия, но не насильственным, ничего насильственного… Да-да, все было без причины, без цели, безо всякого удовлетворения: ни собой, ни другими, ни вещами. И я была НАМЕРЕННО зажата внутри этого, чтобы я это почувствовала. И сознание спрашивало себя: «Почему? Что это значит?» И в то же время (ты знаешь, что вчера был день «Победы Дурги» для людей, поклоня-ющейся Дурге), так что я сказала себе: «Почему она решила заключить меня в это состояние как раз в день победы? Что это значит? Что это значит?…» Это действительно было словно фактическая демонстрация совершенной бесполез-ности этого способа бытия, не имеющего никакой причины; это способ может наложиться на что угодно и когда угодно, без причины и побудительной силы. Это было словно символом неудовлетворенной бесполезности. Но это все дли-лось… Я смотрела и смотрела; я пыталась найти малейшее указание на причину этого состояния: что, когда, кто, как?… И, что забавно, это совершенно, полно-стью чуждо моей природе, ведь даже когда у меня было море неприятностей, я никогда не тратила свое время на подобное. И это длилось как то, что длится для изучения, чтобы я поняла и сделала необходимое. Затем, в какой-то момент я сказала себе: «Смотри-ка, может быть, как раз это Дурга собирается покорить в этом году?» И одновременно я вспомнила (вот так, на краю сознания, очень далеко), вспомнила время, когда Шри Ауробиндо был здесь; ежедневно, в день «Победы», я говорила ему: «Вот что Дурга сделала в этом году», и он подтвер-ждал это. Я говорила: «Вот что Дурга покорила, вот что Дурга…» Ежегодно, в течение многих лет. И это воспоминание было здесь, в своем свете, словно го-воря мне: ты видишь, помнишь это? Затем я сказала себе: «Смотри-ка, может быть это и хочет покорить Дурга?» И затем я подумала: «Но что же покорять в этом? Это глупо!» Это глупое состояние (я знаю, множество людей находятся в этом состоянии, но оно совершенно глупое, не имеет ни смысла, ни причины, ни цели, это как что-то, что приходит неизвестно как и почему). Это длилось довольно долго (я не помню точно, сколько). А затем, когда я увидела, поняла, что это было, я спросила Дургу: «Это то, что ты собираешься сделать?…» И вдруг, это было как… очень любопытно, как если бы это испарилось, пуф!… Вот так [жест вспышки], а затем… Я стала искать, искать — память, все, все полностью исчезло! Это полностью ушло за секунду. А пока это было здесь, это было… да, нечто безо всякой истины в себе, не-что, что не опиралось ни на какую истину. Угрюмое, неудовлетворенное, блек-лое, смотрящее на вещи под углом бесполезности, глупости. И затем как вспышка: вдруг пуф! вот так, и затем все кончилось. А сейчас это как смутное воспоминание, которое трудно ухватить и которое больше не существует. Когда это пришло, я сказала [смеясь]: «Вот и победа!» Затем пришло воспо-минание, видение времени Шри Ауробиндо и впечатление: «Так, это ли…» (Дурга была здесь, наблюдала) «…это ли ты хочешь покорить?» Она мне не от-ветила, она улыбалась, а несколько минут спустя: пуф! [тот же жест вспышки], вот так, я не знаю, как объяснить. Но это было странно, я никогда не видела та-кого раньше… Во времена Шри Ауробиндо, когда она покоряла что-то, было впечатление могущества, окружавшего ложь [жест – как вырвать кусок травы], окружавшего вот так и изолирующего силой, обездвиживавшего, лишавшего ее всякой опоры; но на этот раз… странное явление. Это было что-то такое несу-ществующее без истины внутри. И этот способ бытия был словно подвешен над землей, в контакте с определенными людьми, но он словно закрывал в футляре: не было контакта с остальным, но как только вы оказывались внутри, невоз-можно было выбраться из этого! Вы были зажаты в этом, невозможно. И вдруг это лопнуло: «Ах!…». И ничего не осталось. Это было интересно тем, что в первый раз я была свидетелем такого. И было действительно так, как если бы я пыталась почувствовать, прикоснуться — я пыталась, но ничего не сталось! Это было подавлением: пытаешься выбраться из этого, но это невозможно — вы зажаты, без сил, вы раб. Так что я надеюсь, что теперь это будет иметь отзвук.
* * *
Чуть позже, по поводу Ауровиля
Запросы на допущение в Ауровиль множатся с ужасающим темпом в по-следние несколько дней — каждый день вот такие большие пачки — и, конечно же, каждый должен прислать свою фотографию с просьбой и рассказать, поче-му он хочет быть в Ауровиле, а также, что он умеет и к какой категории отно-сится: к категории тех, кто хочет строить или тех, кто хотел бы приехать и ти-хонько сидеть в нем, пока не будет готово. И что за люди, мой мальчик!… Как правило, это как раз все неудовлетворенные люди. Время от времени попадает-ся человек со светом в глазах и потребностью в чем-то, что он не нашел (тогда очень хорошо). Есть и такие, кто не преуспел ни в чем и полностью утратил вкус, но спрашивает себя, не преуспеет ли он здесь. Затем, есть престарелые люди, которые хорошо поработали, а теперь хотят отдохнуть. Есть и немного молодых — некоторые из них стоящие (обычная молодежь не интересна). И не-которые из молодых, кого я видела, хотят работать: не пользоваться плодами работы других, они сами хотят работать. Так что скоро у нас будет довольно интересная команда. Но [смеясь], что касается «сытых престарелых»… то я «приму решение», «помещу под наблюдение» [Мать смеется]. Вчера было не-сколько таких. Посмотрим: если они хотят быть полезными, то есть, дать день-ги или вещи, либо предложат делать кое-что, тогда посмотрим; но толстым упитанным монсиньорам и таким же дамам, которые хотят провести остаток жизни в спокойных условиях, мы отвечаем: «Подождите немного, мы рассмот-рим ваше дело!» У тех, кто хочет работать, нечего спрашивать, то есть, им не нужно платить: они могут приезжать и работать при условии, что докажут свою полезность. Но те, кто хотят участок земли или дом для проживания, должны платить. А неко-торые пользуются известным доверием [смеясь] и говорят: я сразу же дам не-много денег, а затем постепенно выплачу остальное по частям — таким я обыч-но отказываю. Но некоторые из них, которые очень хотят приехать, посылают деньги заранее, и тогда, если я вижу в них некую жизнь или что-то, я прини-маю их. Но почти всем, за исключением двух-трех из них, я говорю: «ваше дело рассматривается» — посмотрим, как они отреагируют!
* * *
(Чуть позже, по поводу фотографии Матери, сделанной в 1954 году, на иг-ровой площадке в окружении детей и учеников)
Это было, когда я заявила, что хочу быть индийкой, иметь двойное граждан-ство… Правительство Индии сказало, что это был «памятный день в истории Индии»… Я ничего не знала об этом! [Мать внимательно смотрит на фотографии] Это забавно. Когда я снова смотрю на все эти вещи, у меня возникает очень острое ощущение, что я смот-рю на свое детство, все это кажется мне таким детским!… Все еще в иллюзии мира. И с каких пор?… Примерно с 1915 года я чувствовала — постоянно чув-ствовала — что действую по Приказу: по Приказу свыше. Личное побуждение исчезло. С тех пор, с еще 1915 и в этих условиях прошла целая эволюция и трансформация. И сейчас, оглядываясь назад, не только все, что я делала, но и способ видения, особенно способ видения… [кажется мне детским]. Реакция уже была такой [ровный, однородный жест], поскольку я очень заботилась о том, чтобы исправлять всяческую невежественную реакцию; реакция уже была такой [тот же жест ровности], но УМЫШЛЕННО такой, не спонтанно. В этом большая разница. Ты понимаешь, это универсальная ровность [тот же жест] бы-ла умышленной, это было результатом постоянной бдительности и постоянной воли. Но и сейчас бдительность постоянная, но она заместилась на бдитель-ность и волю существа все время вот так [Мать поворачивает вверх обе ладони, образуя из них чашу на уровне своего лба], все время вот так внутри, поверну-тая внутрь, как если бы каждая клетка была внутри повернута к своему центру света — это вот так. И там есть еще бдительность не забывать, не поддаваться — все клетки повернуты к Тому. Так что вся эта внешняя игра, о! каким дет-ским это кажется! А сейчас я делаю еще более детские вещи, множество мелких вещей, которые с обычной человеческой точки зрения совершенно бесполезны и совсем детские — но это не то же самое… Это… [широкий, пластичный и медленный жест] как волны и ритм божественной Гармонии, выражающей се-бя. Можно сказать об этом так: во время этого заявления [1954 г.] я все еще серь-езно принимала вещи. Во время этих «занятий», когда я говорила, я принимала все это серьезно. А сейчас это не безразличие, это… Я не знаю, на словах это не выразишь, поскольку слово «открепленность» будет не точным. Я не знаю, нет слов. Есть, несомненно, нечто вроде восприятия, которому человечество придава-ло серьезность, важность… Очевидно, это ментальная структура, все, что разум добавил к миру: прежде всего, разница в ценности, разница в важности, а затем некая торжественность и, да, серьезность, важность, достоинство… Все это. Все то, что разум добавил к жизни. И сейчас это вызывает у меня улыбку. Как потребность у людей в культе, в религиозном чувстве, в этом нечто вро-де awe [благоговейный страх, трепет] (как это будет по-французски?… страх, ужас?) перед божественным Могуществом, все это, все то, что разум внес в жизнь — это сейчас вызывает у меня улыбку. Когда люди приходят ко мне с этой серьезностью, когда они приходят вот так, мне сразу же хочется рассмеяться! И я смеюсь, я улыбаюсь, я приветствую их как старых друзей! [Мать смеется] Вот так.
19 октября 1967
Кажется, в Библии говорится, что в этом году будет большое сражение…
В этом году, в Библии!
Не прямо в этом году, но говорится, что перед вторым пришествием Христа будет ужасное сражение… Что касается меня, я ничего не знаю об этом! Но од-на ученица из Голландии написала письмо: кажется, все там охвачены ужасом, есть паника во всей стране (!), и говорится, что этот год — год сражения. И здесь в Индии (они не переняли друг у друга, конечно) астрологи говорят, что сентябрь и октябрь будут месяцами ужасного сражения (может быть, не войны, а сражения) между Истиной и Ложью. Там, в Голландии, кажется, как в год ты-сячелетия: они собираются на медитации, коллективные молитвы… Вот так. И здесь то же самое: они охвачены паникой. Но сражение происходит. Невозможно шевельнуть пальцем без сражения. Приведу тебе совсем земной пример: правительство должно мне дать 175000 рупий, я очень нуждаюсь в этих деньгах, шесть месяцев назад они выделили мне эти деньги. А две недели тому назад они прислали мне бумагу, в которой говорилось: вот идут деньги. Я вздохнула с облегчением, поскольку я должна была заплатить до конца месяца. Но в этой бумаге только обещался чек, а сей-час выплаты уже закончены, в этом году больше не будет выплат!… Вещи та-кого рода, ты понимаешь, и ВСЕ так. Если бы я не нуждалась в деньгах, это было бы все равно, но подходит «дипавали» и, затем, надо платить за дом, и все это накапливается. И это так: по поводу малейшей вещи разворачивается целое сражение. То же самое с Ауровилем: большая часть правительства настроена с большим энтузиастом, но трое-четверо здесь, в штате Мадрас, категорически против, и они предпринимают ужасные действия: они останавливают все. Министры (как обычно) приходят, встречаешься с ними, и они обещают: «Я с вами, у вас будет все, что вы ни пожелаете»; затем они выходят из комнаты и шлют телеграммы своим помощникам: «Не подписывайте бумаги.» Такая вот ложь, ты понима-ешь, везде. Но что забавно: здесь – индусы, там – христиане, но и те, и другие говорят, что это будет в этом году, прямо сейчас.
А что ты об этом думаешь?
Что я об этом думаю? Долгое время я чувствую сражение — поле грязной битвы, сражение озлобленности, проявляющейся везде, где только можно… У меня есть одно лекарство — это оставаться спокойной, и пусть ураган проно-сится, я не буду шевелиться. Они говорили, что в сентябре начнется война с Китаем: этому можно было помешать. Октябрь еще не кончился, посмотрим. Но сражение идет, я говорила об этом в начале года; я сказала, что в этом году надо принять окончательное решение и держаться.
Но иногда кажется, что лучше внешне взорвать эту ситуацию.
[Мать качает головой] Не с тем, что они нашли сейчас. Не с тем, что они нашли — это то, что, впрочем, останавливает их: они могли бы уничтожить це-лые города. Но русские послали на Венеру аппарат, ему потребовалось четыре месяца, чтобы долететь до Венеры. В этом аппарате есть система связи наподобие ра-дио, и эта система посылает сообщения, а также есть устройство для сбора и анализа грунта: все это делают машины. И сейчас они ежедневно вещают: «Вот как на Венере». [Мать смеется] Они немного бахвалятся! Американцы удовле-творились Луной — они достигли ее довольно быстро, за два месяца, кажется, или раньше. А русским потребовалось четыре месяца, чтобы добраться до Ве-неры, и они получают сообщения, они доходят с помощью электрических устройств.
Да, но на земле это не работает!
На земле… Один юморист написал, как американцы сели на луне, и когда они все осматривали, вдруг увидели людей, идущих к ним: «Это лунатики!» Они не могли понять друг друга (они говорили, но не понимали друг друга), но нашелся один говоривший не только на английском, но и на других языках, и тогда они обнаружили, что лунатики были русскими! Это было очень забавно. Что же, я не очень хорошо знаю, я читала Библию очень давно, но я не пом-ню, я не знала, что в ней заявлено о великом сражении. Я знаю, что в ней говорится о Страшном Суде, когда все погребенные люди воскреснут и предстанут перед Господом-Богом [Мать смеется], и он скажет, кто они такие… [смеясь] Он поставит одних на одну сторону, других — на дру-гую!… Я не преувеличиваю, так и написано. [Затем Мать дает цветы] Это моя радость. Это моя радость жизни.
* * *
Чуть позже
Доктор снова упал (как раз вечером накануне своего дня рождения), он упал и повредил руку; кажется, у него внутреннее кровоизлияние. Этим утром он сказал мне, что лечение займет более двух месяцев… Но это всегда и со всем: люди заболевают как раз в тот момент, когда они не должны болеть (и они вы-лечиваются, когда им не необходимо быть вылеченными!). Ты понимаешь, эта маленькая общая озабоченность все время. Я говорю им [невидимым суще-ствам]: «Вы глупы», но им это очень нравится, когда им говорят, что они глу-пы; они говорят: «Должно быть, они очень задеты, раз уж говорят, что мы глу-пы!» И я видела… Вчера был день рождения доктора, я давала ему медитацию (он просил меня об этом). Перед медитацией он очень мягко меня попросил: «О! Я хотел бы иметь мир и покой во всем теле, у моего тела этого нет.» Я наложила Мир и Покой. В течение четверти часа он был в блаженном состоянии, а затем вдруг пришло [плавный жест в атмосфере, довольно низко] как бы облачко, за-тем у него было нечто вроде несознания: жалкий, жалкий, такой жалкий, он был в ужасе. Тогда пришлось прекратить медитацию. И это был не он: это пришло не от него, я видела [тот же плавающий жест]. Я видела это, так что это ничего не значит — я видела это, я видела даже его характер, внушения и т.д. И это пришло с такой силой, что я не могла не увидеть — я видела. Так что есть только ОДНО решение (пока что): абсолютная неподвижность всевышней Си-лы — но не отпор, просто вот так [негибкий неподвижный жест]. Затем, спустя некоторое время, это иссякло и опало. Но надо держаться, не так уж много лю-дей имеют держаться — это трудно. Это тяжелое, это злобное, это мелочное, это вот так [жест на уровне земли] и ОЧЕНЬ МАТЕРИАЛЬНОЕ, очень материаль-ное: это касается клеток, нарушает порядок. Тело начинает чувствовать недомо-гание: «В чем дело?» Недомогание. И со всеми людьми так; когда они спраши-вают меня, что это такое, я отвечаю: «Держитесь спокойными — мир-покой, мир-покой, мир-покой, вот так.» Если пытаться отвечать, это гораздо сильнее вас: это входит, и тогда беспо-рядок воцаряется внутри вас, и вы заболеваете. Или вы падаете на землю, как доктор. Безобразно, совершенно безобразно.
* * *
(Чуть позже, Мать концентрируется на фотографии одной европейки, не-много связанной с Ашрамом)
…Я не чувствую. У меня нет контакта — у меня есть контакт со всеми людьми, но я хочу сказать, что здесь нет особой родственности: психическое существо, по-видимому, совсем спит. Здесь витал и интеллект. Психическое спит или находится позади, не шевелится. Ее трудности, должно быть, главным образом, ментального порядка.
Что может спасти все это?
Как раз из-за того, что слишком много таких людей, земля находится в труд-ном положении! Очень, слишком много людей в разуме: ментальные трудно-сти, ментальные трудности… И через это не пройдешь [жест непроницаемо-сти], это не затронешь. Так что это нескончаемый процесс. И как раз это вызы-вает необходимость этих… бум! сражений, войн, конфликтов. Ты знаешь, горячая вера, психическое стремление, порыв, отдача себя вместо того, чтобы всегда быть обращенным на себя, обращенным на себя… Самоот-дача — вот что нужно для спасения мира!
(молчание)
Ментальной веры недостаточно, нужен психический порыв — отдача себя, самоотречение. Само тело усваивает, что всякий раз, когда оно думает о себе, происходит маленькая катастрофа — не «катастрофа», но я имею в виду масштабы тела: клеточная катастрофа происходит всякий раз, когда тело немного обращается на себя. Надо, чтобы оно полностью забыло себя, забыло себя, и, само главное, оно не должно искать поддержки, удобства, понимания, помощи или чего-то подобного [горизонтальный жест вокруг] — только там [жест: ладони обраще-ны вверх, образуя нечто вроде треугольника с вершиной внизу]: единственная опора и поддержка — это Божественное. Единственная поддержка. Единствен-ная помощь, единственная ответственность. Все остальное… Нет ни одной ве-щи, исходящей от человеческого существа или приходящей человеческому су-ществу, которая не была бы смешанной; и когда приходит смешение, это озна-чает конфликт. Мы живем во времена крайностей: и крайностей даже в самом материаль-ном. Говорила ли я вам, что однажды я получила первый цветок, который ви-димо был супраментальной силой — цветок как этот [жест], гибискус. А вчера был первый цветок другого растения, тоже гибискуса, вот такой большой, бе-лоснежный с таким цветом в центре! неописуемый цвет, невозможно опи-сать… Розовато-золотой цвет, но такой красивый, что можно только удивлять-ся, как такие цветы могут быть физическими. Вот такой большой цветок [около пятнадцати сантиметров], первый цветок вчера. И ВИДИМО (это выражалось, ты понимаешь) это была Победа Любви, Сила Любви… Как если бы вся эта фи-зическая Природа, о! была бы вот так [жест интенсивного стремления], она бы пыталась — она пытается, и вот Отклик. Она благословенна не иметь ума. Это было интересно. Цветок не сохранился, иначе я показала бы его тебе. Каким прекрасным он был! о! Вот таким [тот же жест порыва, стремления]: жажда, жажда Божественного, жажда Божественного. Все эти ментальные рас-суждения, все эти ментальные усложнения, все это бегает и бегает по кругу. Да, это вызвало то, что происходит сейчас: грязный конфликт, действительно гряз-ный, между Ложью и Истиной. А правительство прогнило. Это люди, чьей тактикой, принципом действия является ложь: обманывать, обманывать и обманывать. И, конечно, обманывать и самих себя. Ты знаешь, что сейчас дни Пуджи: были дни Дурги и скоро будут дни Кали; так что все Силы таковы [жест: готовы ударить], и по малейшему намеку они низвергаются. И надо сдерживать их [жест обездвиживания], принимать меры предосторожности, чтобы не проявить малейшее возмущение, ибо… И всевышнее Сознание свыше взирает, и тогда… Это всевышняя Улыбка. Я рассказывала тебе о встрече с Дургой. Теперь Кали ждет своего дня. И, ко-нечно, это большая сила — большая сила, сила… ты понимаешь, они сильнее, могущественнее этого копошащегося человечества, и если позволить им уйти… Я хотела бы, чтобы СРАЗУ ЖЕ победила Любовь — она победит, победит, но… не ценой таких потерь.
(молчание)
Мы достигли крайней точки, поскольку действительно есть такое впечатле-ние, что разум возобладал над Материей, и он убежден в этом. Убежден — они ходят, куда хотят, они знают все, что происходит вокруг… и они не знают, что происходит внутри них самих.
21 октября 1967
Вчера после полудня у меня было переживание в связи с одной женщиной, находившейся в коме в течение шестидесяти пяти дней (!). После пятидесяти или пятидесяти пяти дней комы (вокруг нее была вся семья, но ее сыну уже надо было выходить на работу, и он ушел), вдруг, спустя пятьдесят пять дней, из-за того, что ее сын ушел, она стала звать его, исступленно кричать! [Смеясь] Думаю, они все испугались… И обычные глупые фразы: «Но она же была в бессознательном состоянии.» Я сказала: «Боже мой! Почему вы говорите, что она была в бессознательном состоянии, вы не знаете ничего!… Она не может выражать себя, но она не в бессознательном состоянии.» Она совершенно со-знательна, только средства выражения вышли из строя, она больше не может использовать их. И я произнесла большую речь по этому поводу, но ни у кого не было магнитофона, а я не могу повторять дважды одно и то же. Это ясно пришло (Шри Ауробиндо был там) и с совершенно ясной картиной того, что такое смерть… Я не могу повторить это. В действительности, выражаясь практическим языком (но не более того), то, что люди называют «смертью» — это когда инструмент выражения — инстру-мент связи со средой и инструмент выражения — испорчен до такой степени, что его нельзя больше использовать, и тогда наступает момент, когда созна-ние… оставляет его. По всевозможным причинам (в каждом случае есть своя причина), но сознание оставляет инструмент, поскольку его невозможно уже использовать. Переживание этого было вчера; сегодня это ничто. Это было пережито. Это переживание было таким ясным, таким конкретным, таким очевидным: «Но люди не знают ничего, ничего, ничего!…» Однако сейчас это звучит как ба-нальность.
(молчание)
Это видение было таким ясным (не видение: это проживалось, было пережи-вание), это было таким ясным, что содержало в себе смысл творения. Видна была работа сознания дойти до несознательного и сделать его более способным постепенно проявить сознание [жест: как цветок, поднимающийся из земли], с растущими усложнениями, но эти усложнения являются результатом неспособ-ности несознательного — несознательной материи — добавляющей один меха-низм к другому в надежде воссоздать всевышнюю Возможность. Затем, через все эти усложнения и по мере пропитки субстанции сознанием, необходимость в «механизмах» все уменьшается и становится возможным вернуться ко все-вышней Простоте. Но все это было пережито — было видно — и было таким ясным!
(молчание)
И в каждой «жизни», как ее называют люди — то есть, при использовании части организованной материи в том, что называется телом — как это исполь-зование нацелено на достижение максимума возможности манифестации (вос-приятия и манифестации) сознания. Конечно, это возможно благодаря тому, что в несознательном, на самом дне несознательного, есть сознание; но это философия. Вчера же это было совер-шенно конкретным, материальным переживанием всего этого. И индивидуализация составляет часть этого процесса, является необходимо-стью процесса, поскольку позволяет более тщательное и прямое действие. И когда Материя станет достаточно пластичной, чтобы трансформироваться под действием сознания — способной к ПОСТОЯННОЙ трансформации — тогда исчезнет эта необходимость оставлять что-то, что уже нельзя использо-вать или что находится в невозможных условиях. Вот как может быть вырабо-тана, по крайней мере, непрерывность существования по воле для переходного существа. Но вчера было такое впечатление, что сейчас смерть является только старой привычкой, что она больше не необходима. Она существует только из-за того, что… Прежде всего, из-за того, что тело еще достаточно несознательно чтобы (как сказать?), это не «желать», не то слово, не чувствовать необходимости полного отдыха, то есть, инерции. Когда это будет устранено, тогда и не будет неисправимой дезорганизации или, во всяком случае (случайности не рассмат-ривались, но при нормальном ходе событий) не будет износа, порчи, дисгармо-нии, которые нельзя было бы исправить действием сознания. Только остаток (но значительный), остаток несознания требует покоя [жест распада]. То, что он называет покоем, является состоянием инерции. Иными словами, это отказ проявлять сознание. Не более того. Есть также ГРОМАДНОЕ коллективное внушение… отягощающее. Внуше-ние старения… старения, износа и смерти («смерти», как бы там ни было, того, что они называют смертью, но это не смерть — что значит «смерть»? аннули-рование не существует, ничто не аннулируется), но, как бы там ни было, вну-шение оставления формы, поскольку форма отказывается трансформироваться (примерно так) и не восприимчива, и она все больше принимает порчу под громадным весом всего этого коллективного внушения — привычке тысячеле-тий: «Всегда было так, никуда не денешься.» Большой аргумент. Впрочем, это не верно. Но в теле есть такая глупость. Например, в каждый момент (в каждую секун-ду или каждую минуту) есть выбор между продолжением старой привычки и прогрессом к сознанию. Все время так. И через… (как сказать?) вялость (что это?… это не дурная воля, поскольку это глупо; это глупее дурной воли), есть спонтанная тенденция выбирать порчу вместо усилия к прогрессу, и только ко-гда есть нечто вроде немного пробужденного сознания, чтобы сказать: «Но это глупо! Ты прошло через гораздо большие трудности, чем эта маленькая труд-ность делать усилие к прогрессу», тогда это имеет вес — но не всегда. Есть нечто вроде пассивного знания (это не так, что тело не знает, как это, оно знает, что это вот так — это вялость), но когда оно знает и делает усилие, это всегда, всякий раз передается через свечение, да, как вибрационные волны, и прогрессирующие клетки — это те, которые имеют все цвета, пестрят всеми цветами: свет, составленный из точек всех цветов. Это те клетки, что выбрали маленькое непосредственное усилие отвергнуть вялость… Но это не при важ-ных событиях: это нечто, происходящее каждую минуту, что касается любой вещи, все время, все время, все время — для всего. Должно быть, это такая фаза. Я не знаю, сколько продлится эта фаза, но это должно быть фазой, поскольку, очевидно, это переходное состояние. И тогда, когда есть это внутреннее стремление, о!… Я видела эти клетки, они говорят вот так: «О! Не будет ли возможность быть Тобой без усилия?» Тогда приходит такой чудесный Отклик! На несколько секунд это… [жест блаженства], а затем возвращается старая рутина. Но большая трудность заключается в ментальном наблюдении: в наблюдаю-щем разуме (не личном разуме: наблюдающем Разуме). Это значительно затруд-няет все. Если можно чем-то занять разум, тогда легче. Ведь разум — это что-то чрезвычайно тяжелое, сухое, позитивное, уф! логическое, рассуждающее, это ужасно. Ужасно. И еще, в лучшем случае: общие волны полны (особенно сей-час, в наше время), полны сомнения — отвратительного и упрямого сомнения! Они трактуют это как фантастическое воображение. Есть побуждение говорить разуму: лучше бы ты заблуждался так, а не вот так.
(молчание)
Затем, в психологическом строении есть все эти старые вещи, пришедшие от человеческого атавизма: быть рассудительным, быть осмотрительным, быть проницательным… принимать меры предосторожности, предвидеть, о!… Все это, составляющее ткань обычного человеческого равновесия. Это так мерзко. И это так, вся ментализация клеток такова, полна этого, и не только на соб-ственный манер, согласно своему опыту, но и на манер бытия родителей, ба-бушек и дедушек, окружающих людей и… ох!
25 октября 1967
Мать читает «Савитри»
Божественная сила потечет по клеткам и тканям И завладеет дыханием, речью и действием Все мысли станут полыханием солнц А каждое чувство — небесным трепетом. Часто будет приходить лучезарная внутренняя заря Освещая палаты сонного ума; Внезапное блаженство пробежит через каждый член И Природа наполнится могучим Присутствием. Так земля откроется к божественности И общая природа почувствует широкий подъем, Обычные действия озарятся лучом Духа И земля откроет божественность в обычных вещах. Природа станет живым проявлением тайного Бога, Дух завладеет человеческой игрой, И эта земная жизнь станет божественной жизнью. (Затем Мать показывает маленький цветок из пустыни)
Смотри! Он растет в пустыне, без воды и не умирает.
О! как мило!
Знаешь, он напоминает эдельвейс, растущий во льду. А этот растет в пу-стыне. Он словно из бархата. Он не пахнет, но и не умирает. Это цветок, рас-тущий без воды. Кто-то прислал его мне. Я нашла это очень интересным. В Природе есть чудеса. И посмотри на эту маленькую красную точку…
(Суджата :) Да, Мать, это как маленький цветок бессмертия.
Я дам тебе один, но его надо старательно хранить…
(Сатпрем :) По сути, это вода жизни приводит к гниению.
Да, это вода. Эдельвейс не умирает; у меня был один эдельвейс, он оставался нетронутым в течение десяти лет. Когда в вещах нет воды, они не умирают. Подождите, я покажу вам двоим кое-что [смеясь], поскольку вы очень ми-лы… Видите это [Мать показывает большую красную розу особенного типа]: это Шри Ауробиндо. Всякий раз, когда люди выращивают эту розу, это Шри Ауробиндо. Она вырастает вот такой большой.
(Суджата протягивает Матери несколько белых гибискусов)
Когда горит свет (у меня есть неоновая лампа), они не шевелятся. Когда по-мещаешь эти цветы под свет, они не шевелятся, и я видела, что раскрылись цве-ты, бывшие наполовину закрытыми. Они любят этот свет. После полудня я по-ставила несколько в чашу с водой (они уже были почти закрывшимися), я по-местила один-два туда, под свет: они раскрылись! У них есть чувствительность, неизвестная нам. Иногда утром бывает закрытый бутон розы, тогда я вынимаю его из воды вот так [жест очень осторожного обращения], не касаясь бутона… и он раскры-вается! И еще говорят, что цветы несознательны!
* * *
(Остальное время прошло в медитации. К концу Сатпрем чувствует себя неловко из-за того, что Мать ничего не рассказывала :)
Я редко задаю тебе вопросы, потому что не хочу, чтобы ум много работал.
Ты знаешь, я все больше и больше вижу, сколь ужасно действие разума в жизни. Конечно, in the long run [на длинной дистанции], в конце эволюционной кривой, разум принесет точность, четкость, каких не было бы без него, но сей-час люди считают истиной эту точность и четкость, и это все портит. Когда ра-зум станет не более чем ИНСТРУМЕНТОМ манифестации, он будет очень по-лезным. Но пока еще… Я начинаю видеть в маленьких деталях, как разум доба-вит кое-что к манифестации, но сейчас, в своей повседневной работе, он ужа-сен. Люди все больше и больше наводняют меня вопросами — топят меня ими, я получаю ежедневно по двадцать пять, тридцать, сорок писем, из которых нет и двух стоящих; и еще есть письма от начинающих, пытающихся найти путь, и тогда можно дать им маленький push [толчок], вот так. А иначе я очень забочусь о том, чтобы держать разум спокойным. Как бы там ни было, можно посмотреть тетрадь этого мальчика [молодого ученика, регулярно задающего вопросы Матери]. Что он спрашивает?
Милая Мать, почему даже в Ашраме есть склонность создавать маленькие группы и общества, как, например, «World Union», «New Age» и т.д.? В чем их смысл? Смысл! [Смеясь] У них есть смысл?… Я отвечу ему просто: «Потому что лю-ди любят создавать группы.» Очень просто, нечего больше сказать.
(Мать пишет, затем останавливается; после молчания)
Я вызову потрясение, нет?
Да.
(Мать заканчивает писать и протягивает тетрадь)
Потому что люди все еще думают, что для того, чтобы делать что-то полезное, надо объединяться в группы. Это карикатура на организа-цию. Достаточно, нет? World Union! [Мировой Союз]… Они действительно вообразили себе, что могут подвигнуть человечество к прогрессу!… А когда я говорю, что создание города, подобного Ауровилю, имеет больший вес в истории земли, чем все группировки во всем мире, они не верят мне. Они не верят мне, они думают, что это не имеет никакого значения, что это фантазия. Я как-то спросила Шри Ауробиндо (потому об Ауровиле много говорили и было множество трудностей), я спросила его (поскольку у меня была идея — не «идея», это была необходимость, выразившаяся где-то тридцать лет тому назад — более тридцати лет тому назад , почти сорок), так что я спросила его, и вот что он мне ответил (я говорила тебе об этом, кажется ): «Это наилучший шанс для людей избежать общего конфликта.» Вот так. Затем, с тех пор, как он сказал мне это, я работала очень серьезно. Конечно, это было не просто «сказано», это было ВИДЕНО. Однако я прекрасно вижу, что они не верят, никто не чувствует это. Так что же?… И конкретной материализации духа Ауровиля еще нет, такого не суще-ствует, в земной атмосфере нет формации «духа Ауровиля», который является духом… [Мать долгое время остается поглощенной]… По сути: «Искусство со-здания единства из сложности». Из неоднородных элементов, ты понимаешь: единство через гармонию сложных элементов, где каждая вещь находится на своем месте. Это очень трудно. Когда R [архитектор Ауровиля] был здесь в последнее время, он сказал мне: «Когда же мы начнем создавать атмосферу Ауровиля? Все спорят друг с дру-гом!» [Мать смеется] Я сказала: «Да, в этом трудность»… И это продолжается. Но, как бы там ни было, есть Давление свыше, во так, Давление. Посмотрим. Это еще символ. Каждая маленькая группа верит в свой символ — это тоже символ. И по мере спуска формации для своей манифестации поднимаются все про-тивоположности, все усложнения, а внутри хорошо видно, что они не понима-ют. Так что я все время говорю им: «Не пытайтесь организовывать, не пытай-тесь организовывать, вы внесете закостенение, прежде чем что-то начнется.» Что касается меня, я хотела бы, чтобы это росло вот так, спонтанно, со всем непредвиденным. Но затем вы сталкиваетесь со всеми правилами и «закона-ми»: мы находимся в стране [в Индии] — надо бы делать это на пустынном острове! Но в мире больше не осталось пустынных островов, не принадлежа-щих ни одной стране — все занято, мы влипли. Как бы там ни было, кое-как что-то делается, что только можно. Это попытка и все. Но Шри Ауробиндо имел в виду то, что движение, общее движение было направлено к катастрофе, а строительство Ауровиля может отклонить течение силы. Но я спрашивала себя, не было ли строительство Вавилонской Башни, насколько правдива история, аналогичной попыткой? Попыткой гармонизиро-вать человечество?… Нам рассказывают эту историю на иной лад, но я спра-шиваю себя, не это ли было там на самом деле. Посмотрим. Сейчас интегрально, включая самое материальное, телесное сознание, есть вот что: оставить всю ответственность Господу — будет то, что Он хочет, и на этом все. Когда Он хочет, чтобы мы что-то делали, мы делаем это, но в конце концов… Мы делаем просто из-за того, что Он говорит нам делать. И произой-дет то, что произойдет. Затем, если вы хотите знать, вы занимаете позицию Свидетеля и смотрите. И это очень забавно! Как только занимаешь позицию Свидетеля, это очень интересно — очень интересно — и улыбаешься. Вот как. Тело тоже научилось быть так по отношению к малейшим вещам, и тогда все хорошо. Вот так.
28 октября 1967 (Матери все не удается продеть цветок «трансформации» в пуговичное от-верстие)
Помочь тебе? Нет [Мать закрывает глаза и продевает цветок в пуговичное отверстие]. Ко-гда я закрываю глаза, я вижу [смех]. Но это так! И это не нарочно: когда хочу видеть, я закрываю глаза, и тогда я вижу! И это так естественно и спонтанно, что я даже не замечаю этого; когда я хочу сделать что-то, если я хочу хорошо видеть, я закрываю глаза.
* * *
(Входит Нолини; он должен прочесть Матери свой перевод на английский язык «Заметок на Пути» для следующего «Бюллетеня»)
Я спрашивала себя: может быть, если я не буду слушать, я буду хорошо слы-шать! [Нолини смотрит на Мать с некоторым изумлением] Нет, я только что го-ворила, что когда я хочу ясно, четко видеть, я закрываю свои глаза, и тогда все хорошо видно. Я делаю это спонтанно (я заметила это из-за того, что Сатпрем спросил меня, что происходит). И поскольку я не слышу, то, может быть, если я не буду слушать и уйду вот так внутрь себя, тогда я буду слышать? — Должен быть трюк!
(Сатпрем :) Это зависит от сознания, с которым тебе читают.
Да. О, некоторые люди говорят очень тихо, но я прекрасно их слышу. Дру-гие кричат, а я не слышу ни слова; то есть, я слышу какой-то шум, но не могу ничего понять. Вот так, это ясность сознания: если сознание ясное, я понимаю; если сознание путанное, я вообще ничего не могу понять. Попробуем! [Нолини читает]
* * *
После ухода Нолини
А! Покажу тебе фотографию, снятую на днях, в день рождения P [Мать про-тягивает фотографию Сатпрему]. Это не я смотрю здесь: это момент, когда я устраиваю «душ Господа». Даже на фотографии виден свет в глазах. Некоторые люди пугаются, а другие, наоборот, счастливы — это непосред-ственная сортировка. И я знаю, я знаю, когда я так выгляжу: это момент, когда больше не осталось личного сознания, оно полностью ушло. Больше нет ощу-щения личности: это Сила. Но это в первый раз схвачено на фотографии. Т просил у меня разрешения придти сделать снимки. Р выглядит гигантом рядом со мной.
Он же телохранитель!
(Мать смеется)
30 октября 1967
У меня просили послание на 21 февраля для индийского радио. Я сказала: «Хорошо, я дам.» А они хотят получить его заранее. Но я так ясно видела, что если я дам его сейчас, оно будет относиться к периоду Кали, периоду борьбы — а у меня сильное впечатление, что со следующего года атмосфера… [жест подъ-ема] прояснится. Не знаю, почему. Так что лучше подождать до января. Ведь ментально всегда можно воображать и говорить, но со мной так не проходит: это приходит или не приходит. Так что приходит целый ряд вещей, но все они относятся к определенному состоянию сознания, а это не состояние сознания будущего года.
* * *
(На день рождения Сатпрема Мать дает ему три открытки с изображе-нием кораблей, а также расписанный металлический поднос, на котором тоже нарисован корабль)
Это [поднос] чтобы позабавиться! [Мать дает открытки] Здесь три: раз-два-три.
Только корабли!… Я отправлюсь в путешествие?
Нет-нет! Путешествие в пространстве. Прочтешь потом, это неважно…
(первая открытка)
«…Чтобы пробудить Всевышнее Сознание и его силу видения.» (вторая открытка)
«…Чтобы самые прекрасные грезы стали настоящими живыми реаль-ностями.» (медитация)
Что касается всех этих кораблей, о которых ты спрашивал, это указание на путешествие… Ты знаешь, это всегда символ йоги, дисциплины, которой сле-дуют, и у каждого есть свой особый тип вид транспорта (!) У одних это само-лет, у других — поезд, у третьих… Но чаще всего это корабли, особенно вот такой классический, с парусами. И, что касается тебя, это, несомненно, символ твоего продвижения и реализации. Так что весь год, как только я получала ко-рабль, я откладывала его для тебя!
Чтобы я двигался?
Но на этот раз все пришло вместе, словно… Это ясно было с юмором Шри Ауробиндо (на многих таких открытках есть его портрет). А в конце появился этот поднос! Когда я получила его, то сказала себе: «О! Это само совершен-ство!» [Мать смеется] И сам Шри Ауробиндо очень настаивал, поскольку… По правде говоря, я просила его, я просила, чтобы это (это видение, которое ты хотел бы иметь, это состояние видения) было тебе дано, чтобы ты имел его, раз уж ты стремишься иметь его. И тогда он сказал мне (я написала это на одной из открыток): виде-ние, которое ты хочешь иметь, будет видением Сознания Истины. Это всевыш-нее видение, истинное видение (можно иметь видение в тонком физическом, в витале, также немало в разуме, но… все то не удовлетворительно, всегда есть впечатление не совсем точной транскрипции). Но истинное видение — это ви-дение Сознания, всевышнего Сознания. И он сказал мне, что все это ты будешь иметь. И корабль — это развитие, средство двигаться к этой реализации. И все пришло вот так. Так что у меня есть все основания надеяться, что это будет в этом году. Ведь это пришло вот так.
Я также очень забочусь об этой книге, о «Саньясине», которую я все время переписываю… Это трудность ЧИСТОЙ передачи.
[После долгого молчания] Что касается меня, у меня всегда было такое впе-чатление, что писательство является твоим способом делать садхану. То есть, не медитация или что-то подобное, а писательство — твой способ делать садхану. Я вижу некую трансмутацию, происходящую в тебе, когда ты пишешь. Не только то, что ты называешь «личным»; то, что является «твоим» способом пи-сать или «твоей» книгой, не только это, а формулирование самым точным, са-мым четким образом — это твой способ делать садхану. Это садхана высоко наверху. Иными словами, для моего видения, сам процесс выражения важнее внеш-него результата. Есть внутренний результат (не выражающийся на словах), и он гораздо важнее внешнего результата. И в последний раз, когда ты писал эту книгу о Шри Ауробиндо, это было совершенно ясно; я твоей последней книгой тоже так [первая версия «Саньясина»], но даже в большей степени: эта внут-ренняя трансмутация была гораздо важнее того, что ты писал — для моего ви-дения. Этот процесс внутренней обработки твоего сознания. И то, что произошло в конце [когда Сатпрем отверг первую версию «Санья-сина»], произошло из-за того, что момент окончательной трансмутации (не знаю, как объяснить… или трансформации — больше чем трансформации) еще не наступил. Он близок, но чуть-чуть не хватает. Вот почему. Это вот так [жест: две линии, приближающиеся друг к другу], это приближается. Вот что я видела все время. И выражение — выражение, которое дает тебе ощущение… ты тогда ска-жешь: «А, вот оно!», это придет с кульминацией садханы. Это тоже на следующий год. Это очень близко, но не хватает совсем чуть-чуть. Это приближается, приближается, и… А! счастливого нового года.
Ноябрь 1967
4 ноября 1967
(В связи со штормом, совпавшем с пуджей Кали)
Твой дом не затопило? В той вон комнате вода капала на стол возле моего кресла, так что я подставила горшок с цветами и раздала всем людям мокрые цветы!
Кали успокоилась?
[Смеясь] Может быть, ее тоже замочило! Она смеялась… Она тоже умеет смеяться!
* * *
(Затем речь зашла о старых беседах Матери, с 1950 по 1958 гг. Сатпрем подготавливает первое издание этих бесед и жалуется, что не может найти оригинальных текстов)
Q очень вольно обращалась с этими текстами; тексты некоторых бесед она даже уничтожила — те, что не нравились ей!
Долгое время я использовал тексты бесед, оставленные Q, до того дня, ко-гда обнаружил, что они были значительно сокращены. Тогда я отыскал дру-гие записи этих бесед, но в конце концов я понял, что и они не были точным оригиналом. Так что всякий раз приходится делать огромную работу, что-бы собрать все вместе и точно восстановить оригинал.
А кто записывал?
Сначала записывали «на проволоку», а поскольку не хватало материала, за-пись переписывали от руки, а затем стирали. Но если бы можно было найти первоначальный вариант того, что было переписано… Только найденный мною «оригинал» был изменен, это не настоящий оригинал!
О! в разговорной речи встречается столько всяких шероховатостей, неокон-ченные фразы…
Но это не важно! Я заметил (ведь я уже давно делаю эту работу), я заме-тил, что даже когда фраза не закончена, ее стоит оставить такой, как она есть, незаконченной, поскольку есть особый внутренний ритм в том, что говорится, и этот ритм нарушается, если не оставить все, как есть.
О, я могла бы сказать, когда слова приходили свыше… Но всегда было оди-наково: бывали дни, когда я говорила, и это не было сознанием отсюда, это приходило вот так [жест нисхождения], и даже когда, как ты сказала, предло-жение оставалось незаконченным, все это делалось с сознательной Волей. А в другие дни речь была гораздо более поверхностной — без особого зна-чения, имела гораздо меньшую ценность.
* * *
Мать входит в долгое созерцание
Очень трудное время.
(долгое молчание)
В разгар работы и… ничего не скажешь, невозможно. Невозможно. Самое трудное здесь, в материальном мире, это бороться со всем этим тыся-челетним опытом, породившим какое-то пессимистическое и пораженческое сознание — общее сознание, ты знаешь, вот так [жест, охватывающий землю]. Это не формулируется на словах, но для этого сознания может быть переведено так: «Да, мы не отрицаем существования всех этих божественных вещей, но это не для нас, это для…» [жест к высотам]. Очень жалкое. Какое-то такое общее состояние, очень жалкое. И в этом дело, это то, что видели все люди, имевшие переживание наверху, и они говорили: это hopeless [безнадежно]. Это совсем не так (конечно, нет), это не hopeless, но требует постоянной, по-стоянной, постоянной бдительности и заботы.
(молчание)
Так что посмотрим. И в то же время работа стала («работа», не настоящая работа: внешняя рабо-та, люди, письма…), она стала огромной… Я ясно вижу причину этому: это по-тому что [молчание]… обстоятельства складываются так, чтобы тело утратило ощущение личности. Но это очень трудно. Это очень трудно. Оно может очень хорошо делать это, но в самой сознательной своей части.
8 ноября 1967
(Мать начинает с чтения послания для национального индийского радио, которое собираются передать 21 февраля 1968 года по случаю ее девяно-столетия)
Люди стареют не из-за прожитых лет. Вы становитесь старыми, когда перестаете прогрессировать. Как только вы начинаете чувствовать, что сделали то, что намеревались сделать, как только вы начинаете думать, что знаете все, что вам нужно знать, как только у вас появля-ется желание сесть и только пожинать плоды своего усилия, тогда вы сразу же становитесь старыми и начинаете увядать. Когда же, напро-тив, вы убеждены, что то, что вы знаете, есть ничто по сравнению со всем тем, что еще осталось познать, когда вы чувствуете, что все, что вы сделали, является только начальной точкой для того, что еще предстоит сделать, когда вы видите будущее притягательным солн-цем, сияющим неисчислимыми возможностями, которые еще предсто-ит реализовать, тогда вы юны, не зависимо от числа прожитых лет, вы молоды и богаты реализациями завтрашнего дня. И если вы не хотите, чтобы тело подвело вас, избегайте пустой траты своей энергии на бесполезные бурные движения. Что бы вы ни делали, делайте это в спокойной и невозмутимой манере. В мире и покое кроется величай-шая сила.
Вот так.
* * *
Большую часть ночи, начиная с одиннадцати часов и до… о! долгое время, почти до трех часов утра, мы проводим вместе, работая — работая и перемеща-ясь. Эти места — некие дома, пейзажи — я знаю очень хорошо, и я хожу туда периодически, в особой для них атмосфере и для особой работы. Там есть горы, спускающиеся дороги… И всегда одно и то же: это место существует постоян-но, но всякий раз там происходит что-то другое (как в жизни?). И пребываю я туда по-разному: иногда я просто иду, иногда еду на машине, иногда использую совсем особые транспортные средства! И я встречаю там всегда разных людей, никогда не делаю одну и ту же работу, но качество атмосферы [Мать щупает воздух пальцами] остается всегда одним и тем же. И это определенное место организации — силы организации. Я давно знаю это место и давно хожу туда. И в прошлую ночь я провела там… о, добрых три часа — три часа нашего времени здесь (я не знаю, сколько прошло там). Я встречалась там с тобой, говорила с тобой, объясняла что-то, и мы делали кое-что вместе: были все малейшие детали, все это… Если по пробуждении я оставалась бы совершенно неподвижной, я вспомнила бы все, а так у меня осталось только впечатление и несколько вот так приходящих образов [жест разброса: Мать словно касается различных точек одной картины, различных остающихся кусочков одного полотна], и только впечатление или память о ка-кой-то работе… Очевидно, это место связано с построением будущего на земле. Но я вышла оттуда с большим удовлетворением, отметив, что все пошло го-раздо лучше… Можно видеть, ты понимаешь: будущее стало более ясным. Обычно я не остаюсь там так долго — должно быть, был решающий мо-мент.
* * *
(Затем Мать переходит к другим делам и мимоходом замечает :)
А! Вчера я виделась с бывшим «братом» А. Он приходил на встречу со мной (он попросил меня об этом, и я его позвала). Он вошел, дал мне букет цветов, затем сел и смотрел на меня; мы смотрели друг на друга в течение, по крайней мере, пяти минут. Затем я улыбнулась, на что он сделал большой «пранам», а затем поднялся и ушел. Я нашла его очень восприимчивым, очень восприимчи-вым и очень искренним в своем стремлении найти самого себя и свою душу. Очень хороший, очень сконцентрированный, очень хороший. Я была весьма удовлетворена. Как бы там ни было, он вел себя самым подобающим образом. Он был очень мирным и очень восприимчивым. Затем, в определенный момент, я улыбнулась вот так (не знаю, почему), и тогда он поднялся и ушел. Это было хорошо. Он искренен, приходил без какой-либо задней мысли — совсем не как та ма-дам [мадам Z].
(молчание)
А 11 ноября будет день рождения М. Она родилась одиннадцатого числа одиннадцатого месяца 1911 года — а число «11» означает прогресс. Может быть, духовно она не очень-то заинтересована, но материально эта женщина действительно любит и хочет хорошо все делать; ей нравится хорошо делать все, что она делает.
* * *
(В конце беседы Мать возвращается к переживанию, о котором она расска-зывала в начале)
Прошлая ночь была очень хорошей — ты очень сознателен, очень сознате-лен.
!!!
Не хватает одного звена [Мать показывает тонкий слой, прижимая указа-тельный палец к большому]. Даже я, ты знаешь, когда я просыпаюсь, для меня стирается целый мир. Это так: если я делаю усилие, это возвращается, но это отнимает время, это трудно и, к тому же, надо быть очень спокойной, не заня-той ничем. Но этот мир очень близок к нашему миру, очень активен здесь, и из-за этого так и происходит: гораздо легче помнить то, что происходит там наверху, чем то, что ближе к нашему миру. Должно быть, я хожу туда почти каждый день, но мимоходом; тогда как этой ночью было замечательно. И ты чувствовал себя там совершенно непринуж-денно, я имею в виду, это было… ты был там как бы по обыкновению — впро-чем, я вижу тебя там очень часто. Но вчера это длилось гораздо дольше: всевоз-можные объяснения, демонстрации, организации, и там также есть место, отку-да виден весь мир свыше. Это совсем близко к земле. Ты знаешь, достаточно слоя, тонкого как листок бумаги, чего-то неразвитого, чтобы сознание забывало при переходе оттуда сюда [жест между двумя]. В этом месте оно забывает. Но эффекты, результаты не теряются — они выходят изнутри. Это не так, что что-то отрезается: это относится только к активному сознанию, теряется ак-тивное воспоминание. Вот так, до встречи, мой мальчик.
10 ноября 1967
Прошлой ночью снова, в течение долгого времени опять в том же месте. И это любопытно, поскольку нет точного воспоминания того, что происходило, я не смогла бы тебе об этом рассказать, но на всех обстоятельствах утра наложил-ся отпечаток: «А! решено этой ночью.. а! это было видно сегодня ночью…» Вот так. Любопытно. И всегда перед днем встречи с тобой.
* * *
(Мать читает послание, которое она хочет распространить на 1 января 1968 :)
Оставайтесь молодыми. Никогда не переставайте стремиться к совершенству.
* * *
(Затем Мать начала входить в состояние созерцания, которое длилось за-тем почти сорок пять минут)
Ничего не скажешь? не спросишь?… Я могу оставаться вот так сколько угодно. Такого никогда не происходит, заметь — да, на одну-две минуты мо-жет быть, но вот так, такое долгое время дает мне нечто вроде купания в спо-койном свете: ничего не остается, ничто не шелохнется, все светло, мирно, спо-койно… нечто вроде блаженства. Уф!
15 ноября 1967
Ничего не скажешь?
Нет, такое впечатление, что если, по крайней мере, не случится чего-то чудесного, как люди понимают это, что же, тогда потребуется много ве-ков.
Но ведь ты никогда не надеялся, что на это не потребуется время?
Да, конечно.
Но я никогда не думала и не верила, что это может придти быстро. Прежде всего, если бы кто-то попытался, как я, работать с собственным телом, он скоро бы увидел разницу между материей, как она есть, ее строением, как оно есть и… тем, что мы можем постичь как божественное существование — «боже-ственное», то есть, не связанное в каждую секунду темнотой почти несозна-тельной материи… Сколько времени это займет? Сколько времени потребова-лось, чтобы превратить камень в растение, растение в животное, а животное…? Мы ничего не знаем, но судя по тому как все идет… Сейчас, когда они так под-наторели в вычислениях, как им представляется, когда была сформирована Земля? Сколько миллионов лет тому назад? Конечно, чем быстрее мы идем, тем быстрее идут вещи, это понятно, но ско-рость… Насколько быстро?
Если бы процесс был бы «природным», это заняло бы вечность.
Но Шри Ауробиндо говорил (я читала это два дня тому назад, я не знаю, где он написал это, поскольку это была цитата), что если божественное Сознание, божественная Мощь, божественная Любовь, Истина слишком быстро прояви-лись бы на земле, то земля растворилась бы! Она не смогла бы пережить это… брр! Я пересказываю это, но идея такая!
Ну, может быть, не большая, а маленькая божественная доза!
[Мать смеется] Маленькая доза всегда здесь, всегда есть маленькая доза! Это даже довольно крупная доза, и если смотреть на Это, изумляешься. Но как раз благодаря Этому все еще видно… как обстоят дела на самом деле. Ты знаешь, не проходит и дня без констатации того факта, что не просто до-за, а совсем маленькая доза, микроскопическая капелька Этого может вылечить за одну минуту («может»: это действительно ЛЕЧИТ, не просто «может»), что вы всегда находитесь в сомнительном равновесии, так что малейшее отклоне-ние означает расстройство и конец, а просто с капелькой Этого… это становит-ся светом и прогрессом. Две крайности. Две крайности рядом друг с другом. Это то, что замечаешь, по крайней мере, несколько раз за день. Но, конечно, если бы этот инструмент [Мать] был бы нацелен на то, чтобы наблюдать, объяснять, описывать, он мог бы порассказать чудес, но ты ви-дишь… Я думаю… я не знаю, но кажется, что это в первый раз инструмент, вместо того, чтобы приносить «Благую Весть», «Откровение», давать объясне-ния, был создан чтобы… пытаться реализовать: делать работу, темный труд. Так что он наблюдает, но не уходит блаженно в радость наблюдения, и он обязан каждую минуту, НЕСМОТРЯ НА ЭТО, видеть, сколько еще работы осталось сделать!… Поэтому он не может уйти в радость, пока работа не будет сделана — а что значит «работа сделана»? — значит, что-то УСТАНОВИЛОСЬ. Это божественное Присутствие, это божественное Сознание, это божественная Ис-тина проявляется вот так, проблесками, а затем… все продолжает идти своим проторенным путем — изменение есть, но он неуловимо. Что же, для него [те-ла] это очень хорошо, я полагаю, что это то, что поддерживает его стойкость и придает ему нечто вроде улыбчивого мира и покоя, несмотря на то, что оно очень мало удовлетворено результатом; но оно не может быть удовлетворено этим результатом, оно не будет удовлетворено… пока это не будет сделано, то есть, пока то, что сейчас является откровением — ослепительными, но скоро-течным — пока это не будет установлено, когда действительно будет боже-ственное тело, божественное существо и все вокруг будет делаться божествен-ным образом, тогда… оно скажет «да», но не раньше. Что же, я не думаю, что это может быть сразу же. Ведь я вижу, я прекрасно вижу, что сейчас вырабатывается… Я говорила те-бе, есть множество вещей, с которыми, да, если бы мое назначение заключалось в том, чтобы рассказывать, объяснять и предсказывать, мы могли бы сделать целое учение — причем только с ОДНИМ из переживаний, а я их имею, по крайней мере, несколько каждый день. Но это ничто не значит, конечно же, я знаю это! Это не нетерпение, даже не нехватка удовлетворения, ничего подобного, это… Сила, Воля, продвигающая шаг за шагом, и она не может остановиться, чтобы рассказывать, чтобы находить удовольствие в том, что сделано.
(молчание)
Есть ли где-либо на земле действительно божественное существо, то есть, не управляемое законом Несознания?… Мне кажется, что мы знали бы об этом. Если бы оно было, а я не знала бы об этом, я должна была бы сказать себе, что во мне должна быть где-то порядочная неискренность. По правде говоря, я не задаю себе этого вопроса. Во всех тех, кто известен как «открыватели нового мира» или «реализаторы новой жизни», либо кто занял такую позицию, во всех них есть гораздо боль-ший процент несознания, чем во мне, так что… Но это только то, что публично известно: есть ли где-то существо, которое не знает никто?… Было бы удиви-тельно, если бы не было никакой связи. Я не знаю. Есть много-много всего, есть целый букет новых Христосов, Кальки , сверхлюдей, уф! есть много кого, но, обычно, так или иначе, устанавливается связь, и, во всяком случае, их существование становится известным; что же, среди них, среди всех, с кем я находилась в видимом или невидимом контакте, не было ни одного, у кого было бы… (как сказать?) меньше несознания, чем в этом теле — но я знаю, что здесь его много, о!
Я не вижу процесса, который вывел бы из этой инерции или несознания.
Процесс, какой процесс? Процесс трансформации?
Да, говорят, что сознание должно действовать и пробудить все это…
Но оно делает это!
Да, оно делает это, но…
Оно не перестает делать это! Говорю тебе, отклик такой: есть внезапное восприятие (о! это очень тонкие вещи — очень тонкие — но как раз для сознания это очень конкретно), воспри-ятие некой дезорганизации, как потока дезорганизации; тогда субстанция, со-ставляющая тело, начинает сначала чувствовать это, затем видеть эффект, затем все начинает дезорганизовываться: именно эта дезорганизация препятствует необходимой сплоченности клеток для составления индивидуального тела, так что вы говорите: «А! [жест растворения], подходит конец.» Тогда клетки устремляются, есть нечто вроде центрального сознания тела, которое сильно устремляется, со сдачей насколько возможно более полной: «Твоя Воля, Гос-подь, Твоя Воля, Твоя Воля…» Тогда есть нечто — не что-то шумное, не осле-пительная вспышка, а… это производит впечатление потока дезорганизации, и тогда что-то останавливается: сначала мир и покой, затем свет, затем Гармония — и беспорядок исчезает. И тогда, когда беспорядок исчез, сразу же это впечат-ление В КЛЕТКАХ, впечатление жизни вечностью, для вечности. Что же, это со всей интенсивностью конкретной реальности происходит не только ежедневно, а несколько раз в день. Иногда оно очень значительно, то есть, как масса; иногда это только как касание; затем, в телесном сознании оно передается вот так, через нечто вроде действия милости: еще один шаг в про-цессе покорения Несознания. Но это не какие-то «грохочущие события»: чело-век, находящийся поблизости, даже не знает об этом; он может заметить некую остановку во внешней деятельности, концентрацию, но это и все. Так что, конечно, об этом не говорится, об этом не напишешь книг, не сделаешь пропа-ганду… Такая вот работа. Ни одно ментальное стремление не будет удовлетворено этим. Это очень темная работа.
(Мать входит в долгое созерцание)
Были две вот такие большие свечи и еще три маленькие, зажженные… Что это могло бы значить? Горели все пять. Что это может значить? Я не знаю. Две вот таких, горящих, и все они были цвета… не красного и не желтого, а оран-жевого, но прозрачного, и это были словно свечи, горевшие между нами. Две больших и три маленьких. Я не знаю, что это значит. Они горели медленно вот так [неподвижный жест], без тока воздуха, очень спокойно. Это оставалось долгое время.
(долгое молчание)
Один-два дня тому назад, не знаю, было нечто вроде общего видения этого усилия земли к ее обожествлению, и было так, как если бы кто-то сказал (не «кто-то»: это было сознание-свидетель, наблюдающее сознание, но оно форму-лировалось в словах — очень часто это формулируется на английском языке, и у меня было такое впечатление, что это был Шри Ауробиндо, его активное со-знание, но иногда это переводится в слова только в моем сознании), и в эти по-следние дни словно кто-то сказал: «Да, времена провозглашений, времена от-крытий прошли — теперь к действию.» По сути, превращения, откровения, пророчества, все это очень удобно, это дает впечатление чего-то конкретного; сейчас же это очень темное, ощущение, что это очень темное, невидимое (это будет видимо в своих результатах только в далеком-предалеком будущем), но не понятное. Это не понятно… Кое-кто, С, хотел перевести на хинди «Заметки на Пути» и «A Propos», в одном томе. Он говорил об этом с R, и R написал мне: «Люди ни-чего не понимают», и у него такое впечатление, что «Человеческий непригоден выразить это, тогда как же делать перевод? — Невыразительность. Лучше по-дождать.» Я полностью согласна и сказала ему, что лучше подождать. Но это дало мне точную меру. Ведь R и C — это люди, от которых ожидается, что они поймут, но, очевидно, они ничего не понимают. И затем Нолини был здесь, я дала прочесть ему это письмо, и он сказал: «Ах! да.» — Для него тоже так, не понятно! Так что это всеобщее. Ведь множество людей цитируют мне то, что я говорила, или ссылаются на переживание, которое они имели, дают объяснения «согласно» «Заметкам на Пути», но всякий раз я вижу, что они НИЧЕГО не по-нимают. Так что это кажется мне общим непониманием.
(молчание)
Это относится к области, которая еще не готова быть выраженной, прояв-ленной на словах. Очевидно, я ясно это вижу, что из-за того, что они все очень любезные, они не позволяют своему уму говорить: «Это вздорная болтовня», но для них это относится к области непонимаемого. И, действительно, в той степени, насколько это действительно ново, это не-понятно. То, о чем я говорю, не соответствует переживанию в том, кто читает. Я ясно вижу, так ясно вижу маленькую работу вот так [жест обращения], ко-торая сделала бы из этого пророческое откровение! Маленькая работа, малень-кое обращение в уме — это переживание полностью вне ума, так что же можно сказать о нем… [Мать качает головой]. Как раз из-за того, что это не менталь-ное, оно почти непостижимое, и для того, чтобы все это (о! это видно), чтобы все это стало доступным, требуется только [тот же жест] маленькое обращение в уме, и это станет пророческим. Но это… это невозможно. Тогда оно утратит свою истину. Вот так, это в пути.
18 ноября 1967
(Мать отвечает на обращения)
Я почувствовала в ее письме, что она совершенно растеряна. Я хотела сохра-нить это письмо, чтобы показать его тебе, но здесь такая мешанина писем, что я не знаю, куда оно делось. Я даже не знаю… Я хотела ей сразу же коротко отве-тить, но не уверена, сделала ли это. Ведь со всем этим скоплением работы я могу поступать только так: это еже-минутно «передавать» и ждать, придет или нет Побуждение к ответу. На опре-деленные вещи отклик приходит сразу же: я сразу же пишу строчку, и на этом конец; что касается других вещей, я вынуждена откладывать их и ждать, чтобы узнать, что мне с ними делать, и среди них есть те, что я храню и снова обнару-живаю, и тогда отклик приходит, и я отвечаю; но среди них есть и такие, это как если бы… [жест испарения] как если бы что-то улетучивалось! Они исчеза-ют, я больше их не вижу… Конечно, ментальный ответ, невидимое действие делается сразу же, всегда — я знаю, что я ей ответила и, самое главное, что СДЕЛАЛА; это само собой разумеется, это всегда есть, поскольку на это не требуется времени, это сразу же. Это только вопрос… по сути, ответ — это только уступка внешнему сознанию. Ты понимаешь, сотни случаев ежедневно, так что… не хватает только материального времени.
22 ноября 1967
[Мать берет цветы] Я поставлю их в воду… Цветы — это красота жизни. Есть прогресс.
Да?
В конце спортивного праздника [2 декабря] все дети будут вместе молить-ся, и я написала им молитву. Я прочту ее тебе. Но я не думала об этом: меня попросили, и я написала. Вероятно, они прочли «Бюллетень», а затем попросили у меня молитву — молитву действительно для тела. Я ответила:
МОЛИТВА КЛЕТОК ТЕЛА Теперь, когда благодаря Милости мы медленно поднимаемся из несо-знания и пробуждаемся к сознательной жизни, пламенная молитва поднимается в нас к большему свету, большему сознанию: «О, Всевышний Господь Вселенной, мы умоляем Тебя, дай нам силу и красоту, гармоничное совершенство, необходимое, чтобы быть Твоими божественными инструментами на земле.»
Это почти воззвание. Вот так. Мы переведем это на французский язык. Они скажут это после своей демонстрации; кажется, они собираются пока-зать всю историю физической культуры, а в конце скажут: «Мы еще не достиг-ли конца, мы находимся в начале чего-то, и вот наша молитва.» Я была очень довольна.
Ты говоришь, есть прогресс?
Прогресс! Это огромный прогресс! Они никогда не думали, никогда; в своих мыслях они никогда не думали о трансформации: они думали лишь о том, что-бы стать самыми лучшими атлетами в мире и о всем таком. Тело, ты понимаешь, они просили молитву для ТЕЛА. Они наконец-то поня-ли, что тело должно начать трансформироваться в нечто иное. Раньше они все были полны всей историей физической культуры во всех странах, сравнивали их, говорили об использовании тела как такового и… и т.д. Как бы там ни бы-ло, это был олимпийский идеал. Теперь же они перепрыгнули через это: это уже в прошлом, они хотят трансформации. Ты понимаешь, раньше люди просили быть божественными в своим уме и витале — об этом говорит вся древняя история духовности, это повторяли из века в век — а теперь, нет, в ТЕЛЕ. Именно тело просит о своем участии. Это точно прогресс.
Да, можно видеть, как стремление в уме поддерживает самого себя, как оно живет само по себе. Также можно видеть, как живет стремление в сердце. Но в теле? Как пробудить это стремление в теле? Но, боже мой, оно полностью пробуждено! Уже несколько месяцев у меня! Это значит, что они почувствовали это, они чувствуют это. Как это сделано? — Это делается сейчас.
Но как можно в себе…
Нет-нет-нет. Если это сделано в одном теле, то это можно сделать во всех те-лах.
Да, но я спрашиваю как… Да, как?
Что же, именно это я пытаюсь объяснить целые месяцы. Сначала пробудить сознание в клетках…
Да!
Да, но как только это сделано, то сделано: сознание все больше пробуждает-ся, клетки сознательно живут, сознательно устремляются. Я пытаюсь объяснить это, боже мой, в течение месяцев! целые месяцы я пытаюсь объяснить это. Так что я рада тому, что они поняли, по крайней мере, возможность этого. То же самое сознание, бывшее монополией витала и ментала, сало телесным: сознание действует теперь в клетках тела. Клетки тела становятся в чем-то сознательными, совершенно сознательными. Независящее сознание, совершенно не зависящее ни от витального, ни от ментального сознания: это телесное сознание.
(молчание)
И этот физический ум, о котором Шри Ауробиндо говорил, что это невоз-можность, что это что-то вечно бегающее кругами, без сознания, как какая-то машина, этот ум обратился, он замолк, и в молчании он воспринял вдохновение Сознания. И он снова начал молиться: те же самые молитвы, которые раньше были в уме.
Я вполне понимаю то, что происходит в тебе, но…
Но поскольку это происходит в одном теле, оно может происходить во всех телах! Я не сделана из чего-то, чего нет в других телах. Разница в сознании, и это все. Тело сделано точно из того же самого, с теми же элементами, я ем то же самое, и тело было сделано тем же способом. И оно было столь же глупым, темным, несознательным, упрямым, как и все другие тела в мире. Это началось тогда, когда доктора заявили, что я серьезно больна, это было начало. Ведь тело лишилось своих привычек и сил, а затем клетки стали мед-ленно-медленно-медленно пробуждаться к новому восприятию и открывались напрямую божественному Воздействию. Каждая клетка вибрирует. Иначе было бы безнадежно! Если эта материя, начавшаяся с… Даже в камне уже есть организация; это определенно было хуже, чем камень: Несознательное, абсолютно инертное. И затем мало-помалу, мало-помалу материя пробуждалась. Это видно, ты знаешь, это можно увидеть, надо только открыть глаза, и это видно. Что же, то же самое происходит сейчас: чтобы животное стало челове-ком, необходимо было вливание сознания — ментального сознания — а сейчас происходит пробуждение сознания, которое было в самой глубине, вот так. Ра-зум ушел, витал ушел, все ушло; в то время, когда меня объявили больной, ушел разум, ушел витал, тело было предоставлено самому себе — намеренно. И как раз из-за этого, как раз из-за того, что разум и витал ушли, это выглядело как очень серьезное заболевание. И затем, в теле, предоставленном самому себе, клетки стали постепенно пробуждаться к сознанию [жест поднимающегося стремления]; как только эти двое ушли, сознание, внедренное в тело ЧЕРЕЗ ви-тал (от разума к виталу, от витала к телу), сознание стало медленно появляться. Это началось с той вспышки Любви в самом верху, с предельной всевышней высоты, а затем постепенно спускалось к телу. А затем этот физический ум, то есть, что-то совершенно глупое, бегавшее кругами вот так, всегда повторявшее одно и то же, сто раз одно и то же, постепенно это стало проясняться и стано-виться сознательным, организованным. Затем этот ум замолк, и в этом молча-нии стремление стало выражать себя в молитвах.
(молчание)
Это отрицание всех духовных заверений прошлого: «Если вы хотите жить полностью сознательно божественной жизнью, оставляйте свое тело — тело не может следовать такой жизни.» Что же, Шри Ауробиндо пришел и сказал: «Те-ло не только может следовать, но и может стать базой для манифестации Боже-ственного.» Осталось проделать эту работу. Но теперь есть уверенность. Результат все еще очень далек. Очень далек, еще много чего предстоит сделать, чтобы корка — переживание самой внешней по-верхности, как она есть — смогла проявить то, что происходит внутри (не «внутри» духовных глубин: внутри тела). Чтобы она смогла проявить то, что внутри… Это придет последним, и это очень хорошо, ведь приди оно раньше, мы бы забросили работу; мы были бы так довольны, что забыли бы закончить свою работу. Надо, чтобы все было сделано внутри, чтобы все полностью изме-нилось, тогда внешняя часть выразит это. Но это все ОДНА субстанция, одинаковая везде, и она везде была несозна-тельной; замечательно то, что изменение происходит АВТОМАТИЧЕСКИ [жест, указывающий на точки, разбросанные по всему миру], совершенно неожиданно, здесь и там, даже у людей, которые не знают ничего.
(молчание)
Эти материальные клетки должны обрести способность воспринимать и проявлять сознание; и радикальную трансформацию допускает тот факт, что вместо восхождения, так сказать, вечного и неопределенного, появился новый тип — это нисхождение свыше. Предыдущее нисхождение было ментальным, и это то, что Шри Ауробиндо назвал «супраментальным нисхождением»; впечат-ление таково: нисхождение всевышнего Сознания, вливающегося в нечто, что способно воспринять и проявить. И затем, когда это нечто будет хорошенько обработано (сколько времени это займет? не известно), родится новая форма, которую Шри Ауробиндо назвал супраментальной — она будет… не важно чем, я не знаю, как эти существа назовут ее. Каков будет их способ выражения, как они будут понимать друг друга и т.д.? У человека это развивалось очень медленно. Единственно, разум провел боль-шую обработку, и, по сути, заставил все двигаться быстрее. Как мы достигнем этого?… Несомненно, будет стадия манифестации с, воз-можно, «образцом», который придет и скажет: «Вот это как.» [Мать смотрит перед собой]. Это видно. Однако, когда человек появился из животного, не было никакого средства зарегистрировать это — записать и зарегистрировать процесс — теперь же со-всем по-другому, так что это будет интересно.
(молчание)
Но даже сейчас громадное большинство — громадное большинство — ин-теллектуальных людей совершенно удовлетворены быть занятыми самими со-бой и своим маленьким прогрессом [Мать очерчивает микроскопический круг]. Они даже не хотят чего-то другого! Поэтому появление сверхчеловеческого существа может… очень даже может быть пройти незамеченным или непонятым. Мы не можем сказать, поскольку нет аналогий; очевидно, что если бы обезьяны, одна из больших обезьян, по-встречали бы первого человека, они бы почувствовали что-то… странное, и это все. Но теперь все по-другому, поскольку человек думает, рассуждает. Но о всем, что превосходит его, человек привык думать как о… божествен-ных существах, то есть, о бестелесных существах, появляющихся в свете; по крайней мере, таковы все боги в человеческом представлении — но это совсем не то!
(долгое молчание)
Переведем это?
(Мать переводит на французский «молитву клеток тела», молчание)
Итак? Ты не убежден? Почему бы тебе не попробовать?
Но да! Поэтому я и задал тебе этот вопрос. Я не сомневаюсь, что это так. Я спрашиваю, как это сделать, я не вижу, как это делается… Например, утром я бреюсь. Так вот, утром есть отупение, усталость, ум не работа-ет, витал не работает.
Да, это отличная возможность.
Да, именно так! Я и делаю, но я не вижу, нет. Я не знаю, как это расшеве-лить — это не шевелится… Не меняется, если не приложить ум, витал или сердце.
Ба!
Это не так, что я сомневаюсь! Я говорю, что мое тело — осел, это может быть, но я не сомневаюсь.
Оно не осел, бедненькое тело! [Мать смеется]
Нет сомнения. Но вопрос в том, «как», я этого не знаю.
Эта проблема никогда не стоит передо мной, поскольку… Когда люди зани-маются музыкой или живописью, очень легко заметить, что сознание проникает в клетки, и эти клетки становятся сознательными. Например, такой опыт: в ко-робке есть предметы, и ты говоришь своей руке: «возьми двенадцать предме-тов», и рука просто идет, ты не о чем не заботишься, и она достает ровно двена-дцать (без счета, вот так) и дает их тебе. Такой опыт был у меня давным-давно; в двадцать лет я начинала с подобных опытов; так что я знаю, я знала, как рабо-тает сознание. Конечно, невозможно научиться рисовать или играть на пиани-но без того, чтобы сознание вошло в руки, и руки становятся сознательными НЕЗАВИСИМО от мозга — мозг может быть занят чем угодно, это не имеет никакого значения. Между прочим, вот что происходит с людьми, называемы-ми «лунатиками»: у них есть сознание, принадлежащее их телу, и это сознание заставляет их двигаться и делать что-то, совершенно не зависимо от ума и вита-ла.
Я хочу сказать, что когда я бреюсь перед зеркалом, то если внутри себя я не задействую мантру или стремление, исходящее от сердца, что же, тогда это бреется инертный кусок, и, кроме того, бегает кругами физический ум. Но если я прикладываю мантру или ментальную волю…
Нет! Это ТЕЛО в конечном счете произносит мантру, спонтанно! настолько спонтанно, что даже если по случаю будешь думать о другом, твое тело все равно будет произносить мантру. У тебя не было такого переживания?
Нет.
Именно тело стремится, тело произносит мантру, тело хочет света, тело хо-чет сознания — сам же ты можешь думать о чем-то другом: о Пьере, Павле, Жане и т.д., это не имеет значения. Но теперь я понимаю, я очень хорошо поняла. Сначала я не понимала, я ду-мала, что я оказалась, так сказать, «очень больна», для того, чтобы я прекратила вести ту жизнь, которую я вела «на нижнем этаже» — я стала вести даже еще более занятую жизнь, чем прежде, так что… Я спрашивала себя, почему это так: не было ли это переходным этапом? Но теперь я понимаю: отрезанность — я могла падать в обморок. Доктор заявил, что я больна на основании того факта, что я не могла сделать ни шага без того, чтобы не упасть в обморок: я могла бы пойти отсюда-туда, а по пути — пуф! Я могла бы по пути упасть в обморок; меня нужно было поддерживать, чтобы тело не упало. Отсюда и решение док-тора: лечь в постель, не ходить. Но, что касается меня, ни на минуту я не теряла сознания. Так что теперь я понимаю! Тело было отрезано от витала и ментала и было предоставлено самому себе; а затем, мало-помалу, мало-помалу… Помню, например, все, что делали доктора: они давали витамины, то это; за-тем, после приема этих витаминов я видела, как этот физический ум начинал шевелиться-шевелиться-шевелиться: «Витамины», - сказала я, - «я не хочу их, они возбуждают мозг.» Тогда они сменили режим, и в другой раз дали что-то другое, и это было хорошо. И все это, все это, это было просто ТЕЛО: все, что оно знало, все переживания, которые оно имело, все мастерство ото всех частей существа, от витала до ментала и выше, все это ушло! и это бедное тело было предоставлено самому себе. И затем, конечно, постепенно, тело перестроилось. В течение долгого времени я не могла… Я больше не могла делать почти ниче-го (кое-что немножко могла, но не все), но мало-помалу все это перестраива-лось, перестраивалось и перестраивалось: сознательное существо, чисто созна-тельно — сейчас это во многом болтовня! (я не могла выразить себя в то время). Да, я понимаю. Я понимаю. Что же, возможно, это и имел в виду Шри Ауро-биндо, когда он сказал мне: «Твое тело сейчас единственное на земле, которое может сделать это.» Я думала, это был комплимент с его стороны… Но тело на самом деле было отрезано, я знала это — видела это — отрезано, другие состоя-ния существа были отосланы: «Уходите прочь, вы больше не нужны.» И тогда тело должно было перестроить свое существование. И вместо того, чтобы про-ходить через все свои состояния существа, как раньше, через последовательное пробуждение [жест подъема от уровня к уровню, как делали все йоги в про-шлом], до высочайшей высоты, за пределы формы; теперь же это вовсе не так, не нужно делать ничего такого, есть просто… [жест направленного вверх стремления, раскрывающегося как цветок]. Что-то внутри открылось и разви-лось и заставило этот глупый ум быть организованным, быть способным за-молкать в стремлении; и тогда… тогда возник прямой Контакт, без посредни-ков — прямой контакт. Теперь так стало постоянно. Все время, постоянно пря-мой контакт. И это ТЕЛО: это не связь через всевозможные вещи и состояния существа, вовсе нет, это прямой и непосредственный контакт. Но как только это сделано (так говорил Шри Ауробиндо), как только ОДНО тело сделало это, это может перейти на другие тела; и я говорю тебе, теперь (я не говорю, что это в целостности и деталях, вероятно, это не так), здесь и там [разбросанный жест, указывающий на различные точки на земле] у людей вдруг возникает то или иное переживание. Некоторые (таких большинство) пугаются, и тогда, конечно, это уходит — из-за того, что они не были достаточно подго-товлены внутри (если это не ежеминутная маленькая рутина, как всегда, тогда они пугаются), тогда, после того, как уходит страх, потребуются еще годы под-готовки, чтобы вернулось это переживание. Но, в конце концов, у кое-кого нет такого страха; внезапно переживание: «Ах!…» Что-то совершенно новое, со-вершенно неожиданное, о чем они никогда не думали. Это заразительно. Я знаю это. И это единственная надежда, ведь если бы каждый человек должен был бы пройти через весь этот опыт… Что же, мне уже девяносто — к девяноста годам люди устают, им достаточно от жизни. Чтобы делать эту работу, надо ощущать себя молодым как маленький ребенок. И на это требуется долгое время, я ясно вижу, что это занимает много време-ни. И это не сделано, конечно же, это ДЕЛАЕТСЯ, но еще не сделано — далеко от этого. Еще далеко до завершения… Какова пропорция сознательных клеток? Неизвестно. И время от времени одни клетки ругают другие, это очень забавно! Они ру-гают их, они ловят их, говорят им пару слов (на свой манер), тем клеткам, ко-торые хотят… [Мать очерчивает малюсенький круг] продолжать свои старые привычки: пищеварение должно идти определенным образом, впитывание должно идти определенным образом, циркуляция должна идти определенным образом, дыхание… все должно функционировать по способу Природы. И ко-гда это не так, они беспокоятся. Тогда те клетки, которые знают, хватают их и задают им бомбардировку Господа, это очень забавно! Кое-что переводится в слова (это без слов, но кое-что переводится там в сло-ва), и тогда между клетками происходит такой разговор [Мать смеется]: «Что за глупость, почему вы напуганы? Вы не видите, что Господь делает это для того, чтобы трансформировать вас?» И тогда те: «Ах!…» Затем все успокаивается, открывается и ждет, а затем… боль уходит, беспорядок уходит, и все устраива-ется. Это чудесно. Но если, к несчастью, приходит ум, начинает ассистировать или судить, то-гда все останавливается и впадает в старую привычку.
(долгое молчание)
По сути, это витальное, ментальное эго и т.д., все это — пуф! ушло. Это была радикальная операция. Так что теперь есть некая гибкость и пластичность. И все это учится (это в связи со всем [горизонтальный жест]), учится искать всю свою опору, всю свою силу, все свое знание, весь свой свет, всю свою волю, все-все, вот так [верти-кальный жест обращения ко Всевышнему], исключительно вот так, в необы-чайной пластичности. И тогда — великолепие Присутствия.
(молчание)
Вот так. Так что мне сделать для тебя?
Не знаю, операцию!
Радикальную операцию [Мать смеется]
Да, может быть.
Но, скажи мне, когда они усыпили тебя, чтобы вскрыть твой живот, был ли ты сознательным? Совсем нет? Нисколько?
Нет.
Посмотрим. Посмотрим.
Молитвы клеточного сознания
(Мы приводим здесь второй ряд «Молитв клеточного сознания» в том ви-де, как Мать дала их Сатпрему в 1970 году под этим заголовком)
Июль 1965
Я устала от нашей недостойности. Но это тело стремится не к покою, а к ве-ликолепию твоего сознания, к великолепию твоего света, к великолепию твоей силы и, особенно, к великолепию твоей всемогущей и вечной любви.
Июль 1965
Ом, Всевышний Господь, Бог доброты и милосердия. Ом, Всевышний Господь, Бог любви и блаженства. Я устала от нашей немощи, но это тело стремится не к покою, оно стремится к полноте Твоего сознания, оно стремится к сиянию Твоего света, оно стремит-ся к великолепию Твоей силы — и больше всего оно стремится к великолепию Твоей всемогущей и вечной любви.
Июль 1965
Другие состояния существа, витал, ум, могут наслаждаться промежуточными контактами. Только всевышний Господь может удовлетворить меня.
22 ноября 1967
Молитва клеток тела
Сейчас, когда благодаря Милости мы медленно выходим из несознания и пробуждаемся к сознательной жизни, пламенная молитва поднимается в нас к большему свету, большему сознанию: «О, Всевышний Господь Вселенной, умоляем Тебя дать нам силу и красоту, гармоническое совершенство, необходимое, чтобы быть Твоим божественным инструментом на земле.»
Без даты
Сделай так, чтобы можно было выдерживать работу трансформации.
Без даты
…ведь я не знаю никого, кто мог бы сделать тело, в которое я смогла бы вой-ти, не теряя своего сознания.
Без даты
…ведь должно быть превзойдено состояние Природы, делающее это необхо-димым. Мы стремимся ко времени, когда Шри Ауробиндо больше не нужно будет умирать.
Без даты
Задача завершения видения Шри Ауробиндо была возложена на Мать. Тво-рение нового мира, нового общества, выражающего и воплощающего новое сознание — это та работа, за которую она взялась. По самой природе вещей это идеал, стремящийся расширить базу попытки установить гармонию между те-лом и Душой, Духом и Материей…
Без даты
Задача придать конкретную форму видения Шри Ауробиндо была возложена на Мать.
25 ноября 1967
По поводу писем
Очень часто бывает так: каждый день я получаю по двадцать пять или трид-цать писем; у меня есть время прочесть восемь-десять из них, и когда я читаю их, чаще всего нет ответа: по крайней мере, девяносто пять процентов из них бесполезны. Когда есть что-то, ответ сразу же приходит. А когда нет ответа, я частенько откладываю письмо в сторону, а затем, когда я одна, приходит Шри Ауробиндо и говорит мне: «Почему бы тебе не сказать так?» Тогда я сразу же записываю. Так происходит очень часто. И ответ всегда, о! с ощущением сме-хотворности, с чувством юмора, касающегося точки слабости и несознания. Это очень забавно. Так что я никогда не ищу, конечно, совсем никогда, все просто вот так. Когда нужно, чтобы я ответила, ответ приходит; тогда мне остается только взять бумагу, карандаш и записать ответ. Это часть работы — даже не работа, а развлечение.
* * *
Чуть позже
Я два раза обращалась к тебе с речью. Очень рано этим утром, когда ты, должно быть, спал. Прошлой ночью и по-запрошлой ночью, очень рано, где-то в четыре часа утра, я обратилась к тебе с речью. Не совсем «я» (И, прежде всего, где «я», я не знаю ничего), это… Ино-гда это приходит высоко свыше, вот так, императивно; иногда это приходит от Шри Ауробиндо, и это гораздо ближе, сокровеннее. И оба раза это был Шри Ауробиндо. Я обращалась к тебе с речью.
Что это было?
Он должен был сказать тебе это! Так что для тебя это вернется вот так [жест изнутри]; однажды вдруг это вернется из твоих глубин. Я даже видела это (пе-реживание было довольно полным), я видела, что это входило вовнутрь, и ко-гда-нибудь это вернется и станет просто вдохновением или откровением, либо даже просто знанием: «А! Вот это как!» Это очень забавно. Шри Ауробиндо говорил очень ясно. Он сказал тебе, ПОЧЕМУ это так. Но он не говорил мне этого, он сказал: «Я говорю ему это, и когда-нибудь он узна-ет это.»
Но по поводу чего?
По поводу того, что ты говорил мне в прошлый раз: что твое тело предо-ставлено самому себе и не имеет переживаний. Он сказал тебе, почему это так. И он сказал тебе, что делать. Но я не могу повторить тебе это; я могу только сказать, что делать: он сказал, что твое тело еще находится в том состоянии, ко-гда оно должно учиться, и именно твое внутреннее существо, твое сознание, твое настоящее я должно преподносить ему урок. Он сказал: «Его тело еще пре-бывает на той стадии, когда его надо учить, так что его надо учить.» Вот так. Это очень интересно и очень сокровенно. Затем я спросила его: «Надо ли мне сказать ему все это?» Он ответил: «Нет, надо, чтобы это вышло из него самого, вот так, это должно быть внезапным от-кровением, и тогда он скажет: ах! да…» Вот так [смеясь]. И я кидаю тебе маленькую веревочку!
29 ноября 1967
Хорошо, прочти мне это письмо.
Милая Мать, в «Бюллетене» ты сказала: «Воспоминания психического… это незабываемые моменты жизни, когда сознание интенсивно, светло, сильно, активно, мощно, а иногда это также поворотные моменты в вашей жизни, дающие ей новую ориентацию. Но никогда вы не сможете описать одежду, которую вы носили, или того, человека, с которым вы разговаривали, или со-седей или где вы находились.» [«Вопросы и Ответы», 6 мая 1953]. А по пово-ду памяти мелких деталей ты сказала: «Это совершенно глупо.» Но тогда как же быть с тем, что в газетах мы довольно часто читаем истории о маленьких детях, помнящих свою прошлую жизнь?…»
Это не память психического. Они всегда все ужасно путают! Это не психическое; такое бывает, когда витал при особых обстоятельствах переходит в другое тело, и тогда он помнит. Это обычно происходит, когда он возвращается в ту же самую семью или семью соседей. Это все, что он пишет?
«…Как так выходит, что в газетах довольно часто печатаются истории о маленьких детях, помнящих свои прошлые жизни, и рассказанные ими дета-ли подтверждаются? И поскольку изучение событий такого рода ведет па-рапсихологов к констатации факта существования реинкарнации, значит, они не совсем на ложном пути? И как можно научно доказать существова-ние реинкарнации другим образом?»
Сколь высокомерен разум! Вместо того, чтобы просто сказать: «Есть что-то, что я не понимаю» и попросить объяснить, ох! он сразу же поднимает голову. Как зовут этого маленького простофилю?… Я пошлю ему вот что [Мать пи-шет]:
Память, о которой ты говоришь и которой говорится в газетах, это память витального существа: в исключительных случаях это виталь-ное существо переходит из одного тела в другое. Такое случается, но не часто. А память, о которой я говорю, это память психического су-щества, и человек сознает ее только тогда, когда он находится в со-знательной связи со своим психическим существом. Между этим нет никакого противоречия.
* * *
Затем речь заходит о даршане 24 ноября
У меня есть новые фотографии, снятые в день даршана. Эти фотографии сня-ты с помощью телескопических линз, хочешь посмотреть? [Мать идет за фото-графиями] У S есть новый телескопический фотоаппарат, так что, вместо того, чтобы снимать всю панораму балкона, она сняла только мое лицо. Две фотографии я нахожу очень хорошими… Они не увеличены, так они и были сняты [Мать по-казывает Сатпрему фотографии]. Я не знаю, но на каждом даршане у меня возникло впечатление, что я другая личность, и, действительно, когда я смотрю на себя вот так, объективно, всякий раз я вижу другую личность. Иногда я похожа на старого китайца! В другой раз это как транспозиция Шри Ауробиндо, завуалированного Шри Ауробиндо; в третий раз это личность, с которой я очень хорошо знакома, но это не эта лич-ность: ОДИН раз я была ей. Такое происходило несколько раз.
Но и у меня здесь такое впечатление… Это очень отличается от того, как ты бываешь обычно.
Конечно!
И мне кажется, что это что-то, что мне известно.
Да, так и есть. У меня в точности такое же впечатление. Я смотрю на эту фо-тографию и говорю: я очень хорошо знаю эту личность — но она не имеет ни-чего общего с этим телом.
Но это что-то, что я знаю!
Не очень-то понятно, женщина это или мужчина, нет уверенности. Я спрашивала себя, не живет ли это существо в другом мире, отличном от физического мира на земле? Ведь это… я знакома с этим существом, но без бли-зости телесного ощущения. Очевидно, это кто-то, кого я очень хорошо знаю и кого я часто видела.
У меня тоже такое впечатление, что это кто-то, кого я уже видел.
О, да. Но я не знаю, видел ли ты это в этом мире.
Мне приходит на ум картина или художник, не знаю почему.
Какая из двух тебе больше знакома?
Вот эта, номер 14.
А ты уверена, что это женщина?
Я не уверен.
Нет.
Но, не знаю, почему, ко мне приходит идея художника или картины.
Художник?… Леонардо де Винчи? [Смеясь] Но у него была борода! [Обращаясь к Суджате] А тебе знакома эта личность?
Это не та же Мать!
Да [Мать берет сначала одну фотографию, затем другую]: здесь две разных личности. Но, странно, я очень хорошо знаю эту, особенно здесь [Мать показывает на часть фотографии между бровями и губами], и нечто во взгляде. Может быть, ты прав, это с картины. Но с какой? я не вижу. Кто-то, очень знакомый мне, но… Если бы мне сказали, что это историче-ская личность, я бы не удивилась. Особенно здесь [номер 14]. Странно. И все больше становится так. По мере того, как тело все больше схватывает внутренний ритм, это нарастает. Должно быть, это не физическое.
[Суджата :] Немного китайского!
Что это? Когда-нибудь мы узнаем.
Это очень знакомо.
Да. Но мое впечатление таково: это кто-то, кого я знаю очень близко, с кем я, возможно, жила, но не «я», ты понимаешь. То есть, это тело говорит: «Не я.» Внутри совсем по-другому: нет меня-тебя, нет ничего такого; но у тела еще есть это, и оно говорит: это не я, это кто-то, кого я знаю очень хорошо, очень хоро-шо, но это не я.
Почему так выходит на балконе?
Этому можно дать два объяснения. Возможно, изначальное сознание раздво-илось в прошлом существовании (так происходило несколько раз) и мани-фестировало в двух разных телах одновременно; так что, естественно, есть бли-зость и, вероятно, некое соседство в жизни — это может быть чем-то физиче-ским! Но это также может быть кто-то, существующий постоянно, постоянная где-то форма, с кем мы находимся в постоянной связи в том мире (надментль-ном, супраментальном или еще каком-то), так то ощущение «о, мне это знако-мо» возникает изнутри. Может быть то или другое — я не знаю, что именно. [После молчания] Это больше выражения, вибрация некоторого рода, атмо-сфера, а не точные черты. Так что скорее так: это кто-то существующий где-то постоянным образом, с кем мы находимся в связи. И это объяснило бы то ощущение, что неизвестно, мужчина это или женщи-на: это, должно быть, из бесполого мира, где нет ни мужчин, ни женщин.
(молчание) Само тело имеет больше, чем впечатление, нечто вроде… это знание — больше, чем знание, в конце концов, это факт: есть много-много существ, сил, личностей, проявляющихся через него, даже иногда несколько из них одновре-менно. Это совсем обычное переживание. Например, что Шри Ауробиндо здесь, и он говорит и видит со своим способом видения [проницательный и иронический жест] и своим способом выражения — это происходит очень ча-сто. И, затем, часто это Дурга, Махакали или … очень часто. И часто также ма-нифестирует существо с очень большой высоты, весьма постоянно — весьма постоянно — и тогда в существо приходит некая абсолютность. Иногда это су-щества с близкого плана пытаются выразить себя, но это под контролем. Тело привыкло к этому, ты понимаешь. Но любопытно то, что на этот раз, 24 ноября, когда я вышла на балкон, это был кто-то… (и это случалось время от времени, но все чаще) кто-то, кто смот-рел с некоего плана вечности, с примешанной во взгляде большой благосклон-ностью (нечто как благосклонность, я не знаю, как выразить это), но с абсолют-ным покоем, почти безразличием, и все вместе смотрело вот так [Мать прочер-чивает волны далеко внизу], как если бы это был взгляд издалека, с очень большой высоты, очень… (как сказать?) как взгляд вечного видения. Вот что почувствовало мое тело, когда я вышла на балкон. Тогда тело сказало: «Но мне надо стремиться, нужно стремление, чтобы Сила опустилась на всех этих лю-дей!» И «То», это было вот так [суверенный жест свыше], о! очень благосклон-ное, но с неким безразличием — безразличием вечности, я не знаю, как объяс-нить это. И тело чувствовало это как нечто, что использовало его. Вот почему мне интересны эти фотографии — чтобы объективизировать это состояние. Узнаем.
Декабрь 1967
2 декабря 1967
Мать дает цветок «трансформации» и продевает один из них сквозь петлицу
Это общая трансформация! Вот это мой… Он увядает, и когда я принимаю ванну, я снимаю его и став-лю в стакан с водой, а полчаса спустя он так же свеж, как и был при рождении! Это очень мило. Это моя радость в жизни. Должна сказать, что каждое утро я в течение сорока пяти минут выстраиваю цветы вот так, это все радостно — свет, свет везде, без тьмы.
* * *
(Затем Сатпрем спрашивает Мать о беседе от 22 ноября — поворотной точке 1962 и пробуждении сознания клеток — ту беседу он хотел бы опуб-ликовать в февральском выпуске «Бюллетеня», в «A Propos»)
Это слишком личное.
Но это так мило! В первый раз ты все так ясно разъяснила.
[После долгого молчания] Я знаю, что люди будут довольны, но это доставит мне много неприятностей.
Думаешь, это породит трудности?
В меня все время вторгаются (будет не хуже этого!). В какой-то момент это было очень трудно, но теперь началось… Я примирилась с этим. Я думаю, что это реакция тела, но это становится все более безличностным. Люди так плохо понимают — но что же делать? Во всей стране столько понаписано обо мне, и все написанное так глупо… из-за моих девяносто лет. Что за шум они поднимают в связи с этим девяносто-летием! Ведь, ты понимаешь, я хотела бы, чтобы все это стало достоянием публики, когда трансформируется внешняя видимость тела — тогда это станет интерес-ным, но еще далеко до этого.
* * *
Чуть позже
Этим утром мне показали еще ряд фотографий, эти фотографии я никогда не видела — меня попросили подписать их для людей, которые купили их… На одной из них я похожа на Ани Бесан! [Мать смеется] Там всякие фотографии! Но на одной из них я выгляжу зажатой в мире тьмы и несознания, и если по-смотреть на лицо… оно выглядит отчаявшимся — не совсем отчаявшимся, но не счастливым. Такое вот, что я никогда не замечаю. И они продают эти фото-графии тысячами, мой мальчик!
6 декабря 1967
Я видела тебя прошлой ночью.
Да?
Ты помнишь?
Нет.
Мы были в тонком физическом. Я видела много людей: Пурани и т.д., люди, которых больше нет на земле; и это было в… не в доме Шри Ауробиндо, а в его владениях. Я видела и делала много чего. Там были люди, которые сейчас жи-вут на земле, как и те, которых уже нет на земле. И затем, в конце (Шри Ауро-биндо был там в связи с множеством деталей, потом он ушел), в конце я по-смотрела на все это, и в первый раз за все время нахождения в тонком физиче-ском я сказала: «О! сколь пресна и бесполезна ваша жизнь здесь… без вкуса, когда вы не думаете о Божественном!» Это переживание было таким острым! таким острым. Тогда я сказала (среди них там был Пурани и, кроме того, как я сказала, были люди, живущие сейчас на земле), я им сказала: «На земле есть интенсивность стремления, а здесь… жизнь такая легкая, такая легкая! посмотрите на все ваши занятия здесь, все это, о! не имеет никакого вкуса, потому что нет этой интенсивной потребности жить для Божественного.» И это было таким сильным, что в течение несколь-ких часов этим утром было вот так [жест интенсивного стремления]. Жизнь где угодно — не важно где, не важно, в какой части мира (вселенной) и не важно в каких условиях, даже в самых лучших, самых гармоничных, ничего не стоила без этой интенсивности стремления, ПОТРЕБНОСТИ быть божественным. Такое в первый раз. В прошлом, когда я ходила во все эти регионы, всегда были очень интерес-ные вещи; а в тонком физическом я обычно всегда была со Шри Ауробиндо — я была со Шри Ауробиндо, но на этот раз он удалился в какую-то часть своих владений, а я осталась со всем остальными: они вели легкую жизнь, ты понима-ешь, беззаботную, и все, что они делали, казалось таким… бессмысленным. По-чему? К чему все это, к чему эти занятия, зачем делать все это, если не для этого стремления, для этой потребности быть и становиться Божественным? Но такое было в первый раз, и оно оставалось довольно долго: в течение ча-сов этим утром я была вот так [жест интенсивного стремления]. Вот так. Впечатление было таково, что, по крайней мере, пока вся вселенная не ста-нет ЭТИМ… что делать? Все-все, что не является Сознанием, всевышним со-знанием, я имею в виду, этим сознанием, всевышним и превосходяще боже-ственным сознанием, все остальное… Это в первый раз я так интенсивно по-чувствовала бесполезность всей внешней деятельности — бесполезность В СЕ-БЕ, как расцвет, потому что когда то же самое делается как божественная Игра, тогда все становится интересным, все, но в самом себе, ради самого себя это НИЧТО. В первый раз я так интенсивно почувствовала это. Ведь я почувство-вала это в тонком физическом мире (в материальном мире всегда примешаны всевозможные препятствия, усилия, трудности, так что там совсем по-другому), там все совершенно без трудностей, полностью гармонично, действительно, и это было НИЧЕМ. А когда Шри Ауробиндо был там, все было совершенно, н стоило ему уйти… без вкуса. И именно ФИЗИЧЕСКОЕ сознание имело эти ночные переживания: тело остается в трансе, это физическое сознание; это было физическое сознание, но в тонком физическом мире и избавленное ото всех трудностей — это не было лучше. Ты знаешь, это было словно ответом тем людям, живущим здесь, на зем-ле, которые хотят приятной, легкой жизни, без трудностей, без конфликтов, без загвоздок, без заболеваний, без… и они говорят: «О! Как мило было бы!» — Это не так: пусто, если нет ТОГО. Это переживание было очень интересным.
* * *
Чуть позже
У меня целая переписка на французском языке с S — он изучает француз-ский язык и задает мне вопросы. Вот [Мать протягивает бумагу] последний, со вчерашнего дня, ведь я рассказала ему историю: Ты знаешь, что я всегда держу здесь [Мать указывает на свою петлицу] цве-ток трансформации; я храню его все утро, а когда я после полудня снимаю свое платье, чтобы принять ванну, то цветок, естественно, находится в плачевном состоянии — обычно я его выбрасывала. Но однажды S прислал мне розы в стакане воды, и стакан стоял на моем туалетном столике; тогда я взяла свой цветок трансформации и поставила его в воду; затем, когда я вернулась из ван-ной, он был великолепен, гораздо более свежим и гораздо более сильным, чем когда я получила его! Я хранила его всю ночь, затем весь следующий день, а он больше не увядал! Он все время оставался таким же свежим. Тогда на следую-щий день я послала этот цветок S, в его стакане, и когда S пришел ко мне после полудня, я рассказала ему эту историю. Я сказала ему: «Получил ли ты цветок трансформации? Вот что произошло… А на следующий день он написал мне вот что:
Не требует ли трансформация очень высокой степени стремления, сдачи и восприимчивости?
Я ответила:
Трансформация требует полного и интегрального посвящения. Но не это ли стремление каждого искреннего садхака? ‘Полное’ означает…
Да, это было на следующей странице (поскольку я сказала себе: «Этот чело-век будет гадать, почему я написала ‘полной и интегральной’, тогда как кажет-ся, что эти слова означают одно и то же). Поэтому я дала разъяснение:
‘Полное’ означает вертикально во всех состояниях существа, начиная с са-мого материального и заканчивая самым тонким. ‘Интегральное’ означает горизонтально во всех различных и зачастую противоречивых частях, со-ставляющих внешнее существо (физическое, витальное и ментальное).
* * *
(Затем Мать читает новые неопубликованные письма Шри Ауробиндо :)
Как можно получить свет Шри Ауробиндо в уме?
Он всегда может придти, если вы терпеливо стремитесь. Но основное условие для этого — избавиться от всех прочих ментальных влияний.
Что означает «избавиться от всех прочих ментальных влияний»? Означает ли это, что мне лучше не читать никаких других книг, кроме книг Шри Ау-робиндо и не пытаться учиться еще чему-либо или слушать и восхищаться другим?
Это не вопрос книг или изучения чего-либо. Когда женщина любит или восхищается, ее ум инстинктивно формируется тем, что она любит или чем она восхищается, и это влияние остается даже после того, как само чувство ушло или кажется, что оно ушло. Это общее прави-ло для того, чтобы держаться от любого другого восхищения или влияния. 30.5.1932
Обычно люди не знают этого. Это верно, но они не знают. Когда они начи-нают восхищаться всевозможными вещами, получается мешанина.
(молчание)
Это среди того, что я недавно усвоила через переживание: универсализация, контакт со всем [горизонтальный жест], и это было показано телу таким вот об-разом, в детали вибрации… В состоянии восприимчивости [вертикальный жест к Высотам], пассивной восприимчивости (то есть, противоположно действию), тело должно быть обращено исключительно ко Всевышнему [тот же вертикаль-ный жест]; тело и клетки учили это, и они это поняли — они это поняли и те-перь это вошло у них в привычку. В состоянии действия [горизонтальный жест], когда один на один с (хорошо, ограничим проблему землей), один на один со всей землей, должна быть АКТИВНАЯ вибрация излучения всевыш-ней Силы. Восприимчивость вот так [вертикальный жест к восприятию Силы], и деятельность вот так [горизонтальный жест распространения Силы]. И клетки почувствовали это, поняли это, они могут это делать. И тогда связь со всем окружающим, вплоть до малейшей детали, такая чудесная, с влияниями, излу-чающими все дальше и дальше. Когда эти две позиции реализуются одновременно, тогда устраняется зара-жение: ментальное заражение (как раз то, о чем здесь говорит Шри Ауробиндо, когда вы «восхищаетесь» чем-то), ментальное заражение, витальное заражение и ДАЖЕ ФИЗИЧЕСКОЕ ЗАРАЖЕНИЕ — когда клетки реализуют это, вы пе-рестаете подхватывать заболевания. Ведь прежде (довольно долгое время), вся-кий раз, когда что-то происходило в сфере излучения действия, это имело по-следствия [в Матери]. В течение очень долгого времени это было опасно. Затем это ограничилось недомоганием, ставшим сознательным, сознающим «как» и «почему». Это было сведено к состоянию недомогания, но это было еще… не-приятным. А сейчас это нечто… не могу назвать это «знанием», ведь это не ментальное, но это awareness [осознание] (для этого нет слова во французском языке), это восприятие — и это все, это не имеет действия [то есть, нет послед-ствий для тела Матери]. Так что вся проблема заключена здесь: Есть люди, которые нашли вот это, вертикальное восхождение к самым вы-сотам, и эти люди изолировали себя от мира (они не могли полностью сделать это, поскольку у них не было знания, но они пытались). Это не решение. Есть также люди, которые хотят помочь, они великодушные, вот так [жест горизон-тального расширения], но они подхватывают все, даже ментальные расстрой-ства окружающих их людей. Так что истина заключается в объединении того и другого: вот это, пассивное, восприимчивое состояние [вертикальный жест], и вот это, активное состояние, состояние действия излучения [горизонтальный жест]. И тело стало полностью сознающим это двойное движение, и оно рабо-тает, чтобы реализовать это в деталях. Была решена великая проблема. И это интересно, ведь эти две позиции могут быть почти одновременными, но они.. На уровне вибрации, вибрационного ощущения, это комбинируются две противоположности: восприимчивость вот так [жест] к Сознанию, Силе, Мощи, Свету, всему, что приходит свыше, и, естественно, к Любви (но о Люб-ви я скажу позднее). Это приходит, и все-все-все аб-со-лют-но пассивно и вос-приимчиво [жест вертикального открытия]: происходит поглощение-поглощение-поглощение, вот так, в полной сдачи, и в состоянии губки идет впитывание-впитывание-впитывание… Но в то же время есть связь с миром [горизонтальный жест], и есть Могущество, которое приходит и работает, с ощущением Силы, Действия, накладывающей себя Вещи. Это великолепно. И в ТОМ ЖЕ САМОМ вибрационном излучении… «Того». Всегда одно и то же всемогущественное Совершенство, поглощающееся и затем действующее [жест прохода через Мать в мир в вечном течении]. Это кажется секретом всемогущества. Совсем нет необходимости проходить через ментальное знание — оно уменьшает, суживает, делает жестким. И это острое состояние сознания, то есть, совершенно пробужденное. Оно прогоняет всю тьму из клеток тела. Конечно, это долгая и медленная работа, но оно прогоняет, именно это состояние выгоняет всю тьму везде. И эта тьма все-гда является знаком (знаком или причиной) беспорядка. Так что его еще много, это известно. Это медленная работа, целый мир! Когда… (как сказать?) спуска-ешься (можно сказать спускаешься или концентрируешься) в это клеточное строение, образующее тело, то на масштабе тело это несметный мир! несмет-ный мир. Словно все составлено из несметных маленьких точек, и каждая точка должна пробудиться и наполниться сознанием и светом — это долгая работа.
(молчание)
Так что это решение, это ответ на те две ошибки, которые постоянно проти-воречили друг другу: ошибка сужения, исключительного влияния (что, кстати, на ментальном уровне приводит к ограничению, малости, как к узкой вере, ис-ключающей все остальное); на другом полюсе — эклектика без эффекта, без си-лы, делающая какую-то кашу из всего, из всех идей (ментально это ничего не значит, но на уровне трансформации это серьезно). Так что для этих двух край-ностей проблема была решена. Состояние, которое я только что описала, возможно в клетках тела и в созна-нии тела, а также в психическом сознании; но витально и ментально, даже если все понятно, это кажется почти невозможной реализацией из-за фиксированно-сти, фиксированности в форме: форме мыслей и форме ощущений. Ментально это может переводиться только через допущение всех мыслей, всех формул, а затем в подъеме их к… чему-то, что больше не является мыслью, не является больше чем-то, сформулированным ментально, а является светом и сознатель-ным светом, который организует и объединяет все эти мысли. Но если взять все это на том же плане… Можно принять все, но это принятие всего как точка зрения — одна из бесчисленных точек зрения — не «что-то», что невозможно выразить словом из-за того, что как только облекаешь это в слова, получается формула, причем формула, лишенная могущества. Но физически, в клетках те-ла, это очень-очень ясно воспринимаемо и живет совсем спонтанно: получаешь только свыше и распространяешь.
8 декабря 1967
Единственно что-то новое — это что тело начало быть немного… restless [беспокойным] о своем увядании. Прежде ему это было совершенно все равно, не было ни одной мысли об этом; оно знало, что это происходит, но… Теперь же оно начало беспокоиться. Так что, может быть, это знак? я не знаю. Оно ста-ло беспокоиться — не психологически, а вот так: когда оно получает Приказ делать что-то, и есть не точно неспособность, а ограничение возможности, то-гда тело недовольно. Так что я спрашиваю себя… И ночью тоже стало так, тело спрашивает: «Зачем нужен весь этот долгий период уменьшения сознания?»
Уменьшения?
Ты понимаешь, оно счастливо и находится в том, что считает своим нор-мальным состоянием, только тогда, когда оно полностью сознает и вибрирует с Присутствием. А в ночной деятельности… (как сказать?) становится все боль-ше… больше как что-то, к чему появилась привычка, ты знаешь, как привычка [жест текущей волны]: это больше не радость вибрирующего наблюдения, а обычное состояние дел, и тело не удовлетворено этим: оно хочет той же интен-сивности [вибрирующий жест] и ночью. Например, оно не терпит идеи устало-сти, необходимости отдыха (хотя это больше никогда не исходит из несозна-тельного), но отдыха как какого-то поворота к себе, вот так, чтобы восстано-вить износ — ему не нравится это: не должно быть износа, должно быть созна-тельное приспособление к тому, что требуется от него. Вероятно, позже оно даже не будет больше принимать усилие — не так-то много осталось «усилия», но вместо усилия это как какая-то сознательная восприимчивость, которая дает ему возможность делать то, что нужно; все время появляются примеры того, что если нет этой сознательной восприимчивости, что же, тогда есть неумелость, есть невозможность, подобные вещи, но тело… раньше было ощущение, что это неизбежно, а теперь тело больше не хочет этого. Теперь оно больше не хочет: так не должно быть. Например, чтобы привести что-то в порядок, чтобы найти что-то, сделать что-то, иногда есть ощущение трудности (это никогда не являет-ся совершенно невозможным, поскольку от тела никогда не требуется ничего невозможного), но иногда есть трудность — это стало не нравится телу. Оно ощущает это как немощь, нехватку восприимчивости, ты понимаешь. Также тот факт, что оно сутулится: в прошлом оно говорило: «это устроится», а теперь оно стало терять терпение. Это совершенно новое. Это началось 24 ноября. Ведь это не эгоистический поворот на себя, это не так, это не для себя, это… ощущение нехватки восприимчивости по отношению к Силе, ощущение огра-ничения, идущего от неспособности — ему это больше не нравится.
13 декабря 1967
Ты чувствовал землетрясение?… Оно было позавчера утром, в 4:30. Я ничего не почувствовала. Но некоторые люди чувствовали его и рассказали мне об этом. Там было довольно плохо.
Моя мать как раз в тот день была в Бомбее и почувствовала землетрясение. Собаки выли; дома затряслись на три секунды.
Маленький городок полностью исчез. Но это странно… Я не спала, но бы-ла вне своего тела, так что я ничего не заметила. Это не разбудило мое тело.
Но здесь оно должно было быть очень слабым. Я не спал, но ничего не почув-ствовал.
(молчание)
Стоит ли что-то за этим землетрясением?
Я не знаю, что это было… Я действительно не знаю, что это, но за день до этого, вечером (не помню, что я делала, я была занята), внезапно… Часто быва-ют маленькие витальные сущности, я думаю, или витальные силы (но для меня все это не обладает силой или мощью), и маленькая витальная сущность напом-нила мне о землетрясении: где-то в 1922 или 1923 у нас было землетрясение; я выходило с Павитрой, мы стояли и разговаривали (мы были на выходе, это бы-ло после полудня), когда вдруг, хоп! нас вдвоем подбросило в воздух. Мы знали, что это было, поскольку привыкли к этому в Японии. Я совсем забыла о землетрясениях, и было так, как если бы одно из тех существо пришло и напомнило об этом, сказав в то же время: «А что если будет еще одно?». «Ох», - сказала я, - «что за чепуха!» Как раз накануне вечером. Затем я спрашивала себя: «Что? Землетрясения вызываются сущностями та-кого рода?…» Я не понимаю. Что касается дождя, я знаю: его вызывают созна-тельные существа, довольно маленькие, то есть, ограниченные одной функци-ей, и с ними можно договариваться, если вы хотите или нет, чтобы пошел дождь (они движут им, ты понимаешь). Но что касается землетрясений… Я не знаю, это кажется мне слишком значительным делом для существ, которые про-сто бы развлекались… Странно. Не могу сказать, у них нет формы, не видно никакой формы, но у них есть сознание, которое выражается и переводится в нашем сознании в слова и, что особенно, в образы — образы и воли. Но, помнится, я совсем не восприняла это серьезно, я сказала: «Но это какая-то чепуха! Это бессмысленно, на это нет никакой причины!» И, кажется, этого было достаточно, поскольку, действительно, ничего очень серьезного не про-изошло.
16 декабря 1967
Вчера вечером Павитра попросил у меня послание к сегодняшнему откры-тию Школы. Я была не очень-то настроена на это (!) и отказала ему. А этим утром, в пять часов, послание пришло, и я его записала. Только я успела запи-сать его, как пришли три других! Так что я записала все четыре, и в семь утра послала их К, сказав, что сам учитель или класс должен выбрать послание (они все на одну тему и с одной и той же идеей, но под разными углами). И в восемь часов уже все знали об этом! Это распространяется с большой скоростью… N сказал мне: «Но это послания для разных классов, и они не ото-браны!» Я ответила: «Нет! Должна выбирать не я, а учитель в каждом классе.» Затем я сказала: «Так гораздо забавнее!» И я отправила его с этим! Это верно: одна и та же идея (это не «идея»), одно и то же стремление, одна и та же потребность, но в зависимости от своего состояния, в зависимости от своего сознания (а для обычных людей — в зависимости от «способа мышле-ния») вы приближаетесь с той или с другой стороны. Я совсем не помню, что я писала… Как обычно, это был призыв к Истине.
(молчание)
Кое-что кажется парадоксальным, но это очень интересно, вот что [Мать бе-рет бумагу и пишет]:
Наилучший способ подготовиться к восприятию Божественной Любви — это интегрально прильнуть к Истине. (затем Мать пишет вторую заметку :)
Прильни полностью к Истине, и ты станешь готовым воспринять Бо-жественную Любовь.
Когда говоришь это интеллектуальным людям, их головы начинают ходить кругом! [Мать смеется] … Должна сказать, что это очень меня забавляет! Но, в довершении всего, это верно! Это истинно, так и есть. Всякий раз, ко-гда есть (это больше, чем стремление, гораздо больше, чем воля, это то, что по-английски называется urge: жажда, побуждение) позволить Божественной Любви выразиться полностью, тотально, везде, то базой, благоприятной почвой является Истина. Конечно, Шри Ауробиндо говорил это. Он говорил это, писал черным по белому (я не помню точных слов): «Чистая божественная Любовь может без-опасно проявиться только… на почве (это не «почва»…) Истины.» Сейчас я не помню точно. Поэтически можно было бы сказать так: «в стране Истины». Так что, прежде чем мы сможем провозгласить: «Любовь, прояви себя, одер-жи Победу», должна быть готова почва для Истины. Это то, что я ставлю перед всеми ними в Школе: стремиться, стремиться к Истине. Я больше совсем не помню, что я писала… [Мать ищет]. В одной было: «Пусть Истина станет нашим господином и проводником», затем были две других записи, а в последней: «О, Истина…». Я не помню. Это совершенно замечательное явление: за секунду до этого было совершен-но пусто, не было ни слова, ни мысли, ни идеи, ничего, вот так, я ни о чем не думала. У меня спросили послание, и я ответила: «Мне нечего сказать.» Это приходит вот так, императивно; если я могу [то есть, если Мать свободна], я за-писываю, и на этом все; если я не могу записать [то есть, Мать занята людьми], это настойчиво возвращается, пока я не запишу. А как только я записала: ушло! больше нет ничего. Приходит другой способ представить, другая форма: это тоже ушло!… Это [жест ко лбу], ты знаешь, это как пустой ящик (это очень приятно), пу-стой, спокойный ящик, вот так: не закрыт, не сжат, открыт, но это ящик, пустой — он пуст; внутри совсем белый, ничто не шевелится. И я даже не делаю ника-кого усилия, чтобы принести что-то вниз: «Это не мое дело.» Меня спрашива-ют, я отвечаю: «Ничего, нечего сказать». Или же сразу же что-то делает вот так [жест на стороже, пробуждение], становится и остается внимательным, а, затем через минуту, две, десять минут (я не знаю), вдруг плюх! что-то падает. Тогда я записываю. И, падая, оно собирает слова и составляет предложение. Иногда это на французском, иногда на английском языке — в зависимости, главным обра-зом, от того, кому это предназначается, но и в зависимости от темы. И тогда ес-ли (вот почему у меня бумага и ручки лежат повсюду), если у меня под рукой есть ручка и бумага, тогда я записываю, и на этом конец; если же я не записы-ваю, если я говорю: «А! Запишу это чуть позже», тогда это снова приходит и приходит каждую секунду… пока не будет записано. Когда записано: ушло! Но есть (как Шри Ауробиндо называл это? ), по-французски можно сказать «критик» (всегда есть критик), который говорит: «Ты уверена, что это то слово? Не лучше ли вместо него употребить вот это? Так ли точно должно быть?» А затем: «Ты уверена, что не сделала орфографических ошибок, написала все пра-вильно?» Вот так. Пристает вот так! Тогда иногда я ему говорю: «Оставь меня в покое!» (даже и не так вежливо). Иногда я даю кому-то бумагу, а затем забираю ее, говоря: «Я еще взгляну» — пока он не будет удовлетворен. Иногда какое-то слово не совсем правильно написано, и тогда он говорит: «А! ты видишь, ты ошиблась вот здесь.» Иногда бывают и орфографические ошибки: «Ты видишь, видишь, ты ошиблась!» Сейчас я даже не помню, что я написала для Школы. Я знаю, что одно из по-сланий было написано в форме пожелания (было два или три таких), а одно было в форме молитвы, то есть, адресованное напрямую Истине : О, Истина… Но очень удобно иметь это [голову] пустой, о, очень успокоительно. А когда, снаружи, люди наполняют ее письмами, новостями, просьбами (все это копится, конечно), тогда у меня есть только одно средство, самое простое средство, это делать так [жест сдачи]: «Вот… (то, что Шри Ауробиндо называл сдачей – surrender), вот, это не мое дело, это меня не касается.» Тогда с этим по-кончено.
* * *
(Мать входит в долгое созерцание, длящееся больше получаса, затем, все еще находясь «где-то далеко», она начинает говорить по-английски :)
Я видела странную тварь, пришедшую оттуда [Мать указывает налево]: она сделала круг вокруг тебя и ушла. Это была лошадь с головой льва. Красивая тварь! Это был лев, голова льва и передняя часть льва, а задняя часть — лошади. И это было символом… символическим животным. В тот мо-мент я точно поняла это, я сказала «Ах!» и… Очень достойное. Пришло отсюда [тот же жест слева] вот так, сделало круг вокруг тебя и ушло. Это было для тебя. Лев — это мощь, а лошадь… И вот так, это казалось глупо, но животное было очень красиво и красивого цвета. И очень достойное, величественное. Смотри-ка!… [Мать замечает, что говорит по-английски]. Это Шри Ауро-биндо сказал тебе все это. Это забавно, каково! приходит вот так. Это было что-то, что приходило объявить тебе о чем-то. Это было существо, но существо… Должны быть такие существа. Оно было все в свете, и это было нечто… чтобы объявить тебе о чем-то. Но так реально!
20 декабря 1967
Мать приходит на сорок пять минут позже
Очевидно, есть воля упразднить ощущение времени, потому что… Это очень интересно, есть всевозможные переживания. Я должна делать работу, которая обычно занимает тридцать шесть часов из двадцати четырех, так что, есте-ственно, я ежедневно все больше запаздываю: я ложусь все позднее, но требует-ся сделать всю ночную работу, так что иногда я запаздываю утром, причем ино-гда на целый час. Утром, с определенной концентрацией, я делаю за полчаса то, на что обычно уходит час. Я многому научилась в этом отношении. Сейчас, в это время [10.45] я вижу, что единственная усталость — это ощу-щение опоздания, а иначе можно было бы работать бесконечно. Кое-что надо усвоить. Я говорю тебе об этом, потому что это только что пришло ко мне; ко мне только что пришло, что это с целью найти ключ к господству над време-нем: не быть пунктуальным, но делать все, будь то за долгое или короткое вре-мя, в сжатое или растянутое время — чтобы время не имело конкретной реаль-ности. Для меня это было бы очень легко. Трудность заключается в тех людях, что окружают меня [смеясь], чьи жизни вот так [хаотический жест], без направле-ния. Они выглядят несвязными. Я не могу сказать кому-то: «Я приму вас в та-кой-то час», ведь это не верно! Я не знаю, в какое время я приму его. И даже, поскольку у людей есть привычка питаться, спать и работать в отведенные ча-сы, все это установлено, то это вызывает ужасную путаницу — но что же де-лать? Это не просто. Когда вы совсем одни, это не имеет значения, но когда вы с множеством людей, это очень трудно. Есть ощущение гибкости времени, то есть, время не имеет конкретной ре-альности; то, что придает ему конкретную реальность, это человеческая органи-зация… Осталось бы только солнце, но в настоящий момент это не очень-то беспокоит, поскольку для того, что я делаю, не требуется дневной свет; можно отдыхать в любое время и можно работать в любое время, но жизнь организо-вана так, как она есть…? Я не знаю. Надо что-то найти.
Возможно, надо найти, как укорачивать сон и устранять усталость.
Этого не достаточно. Этого не достаточно, ведь я проделывала такой экспе-римент: я отводила для отдыха только 2 часа ночью, но это оказалось совер-шенно бесполезным — совсем ничего. Чем больше времени, тем больше рабо-ты.
Да!
И сейчас настоящая сутолока каждый день — сорок, пятьдесят, шестьдесят человек в день. Не считая всяких подписей, всего того, на что надо взглянуть, и, затем, финансовая сторона, она особенно… [смеясь] «интересна», то есть, чем больше я работаю, тем меньше денег. Я плачу почти по часам, и еще я должна деньги тем людям, которые настойчиво требуют их… ведь, конечно, не так-то легко тем, кому деньги нужны для пропитания. Но это нечто вроде поворота силы, это направлено на то, чтобы устранить все, что считается обычными и естественными правилами. Вот так. Это не для того, чтобы объяснить тебе свое опоздание, ведь я пыталась прид-ти вовремя! Причина не в этом, это не так, что я позволяю себе идти вот так, совсем нет; но, определенно, есть воля, гораздо более эффективная, чем моя.
(Затем Мать дает цветы)
Вот это «Божественная Чистота». Что значит «Божественная Чистота»?… Это значит, что Божественное воспринимает только собственное влияние!… Я понимаю! Или же что индивид не воспринимает больше ничего, кроме боже-ственного влияния — держи, мой мальчик [Мать дает цветы].
* * *
Чуть позже
Говорила ли я тебе о послании на 21 февраля [когда Матери исполнится де-вяносто лет]? Нет? Не с тобой оно пришло? Это пришло, чтобы разбить формулы, ты знаешь, формулы мысли, менталь-ные категории, и это не моя «вина» (то есть, я не сделал это умышленно). Это пришло вот так [Мать читает свое послание]:
Наилучшее средство ускорить Манифестацию Божественной Любви — это сотрудничать в деле триумфа Истины
Так что, для поверхностного ума… Что касается нас, мы знаем, что это вер-но, ведь, как сказал Шри Ауробиндо, надо, чтобы Истина действительно уста-новилась и стала править, чтобы Божественная Любовь могла проявиться во всем своем могуществе и своем великолепии без… того, чтобы разрушить все. Шри Ауробиндо выразился еще сильнее, сказав «уничтожить все». Это послание я собираюсь дать.
* * *
Затем Мать возвращается к началу беседы:
О, корреспонденция, это стало чем-то невероятным! двадцать четыре, два-дцать шесть, тридцать, иногда сорок писем в день. Конечно, я пытаюсь, что мо-гу… Когда в письме одна строчка, это хорошо, но я не могу отвечать больше, чем на восемь-десять в день: у меня на это едва ли есть полтора часа, это не много — но нет и этого! Нет-нет, нет даже и часа: у меня на это только полчаса! Но я растягиваю это время: эти полчаса есть у меня с 7 до 7.30 вечера, но каж-дый день я растягиваю до 8 часов вечера. Мой ужин предполагается в 7.30, но я ужинаю в 8. Также предполагается, что я ложусь в 9.30 вечера, а встаю в 4.30 утра, но вчера я легла почти в 11, но обычно я ложусь в 10.30, то есть, на час позднее. Так что время от времени я поднимаюсь с опозданием. Между 1 и 2 часами ночи (около 0.30, 1 или 2 часов) я заканчиваю первую стадию концен-трации, чтобы дать телу хороший отдых; после этого я начинаю работать, а пе-ред работой я делаю маленькую концентрацию на том, чтобы какой бы ни была работа, я вернулась бы к 4.30, но иногда это происходит позже, в 4.45. Затем, утром, у меня есть некоторое время на умывание и одевание, и тогда бывали действительно интересные переживания: с определенной концентрацией (ко-торая не имеет ничего общего с волей или всем подобным: это концентрация, концентрация определенного рода и приведение в контакт Присутствием — и ощущение относительности, очень существенной относительности материаль-ного времени); с интенсивностью концентрации можно делать то же самое го-раздо быстрее. Я обнаружила, что просто благодаря концентрации время можно сократить больше чем наполовину. И делаешь все тем же самым способом, но это не занимает времени — как?… Эти секреты еще не открыты. Но явление налицо. Тот же принцип (это не «принцип», а способ делания или способ бытия) ра-ботает для всего: что касается усталости, начала заболевания, то есть, причин заболевания (внутреннее расстройство или восприимчивость к расстройству, приходящему снаружи), он работает тем же образом. Если добавить к нему ин-тенсивность веры или поклонения, тогда гораздо легче, но все работает тем же образом. Что же происходит? Для внутреннего восприятия, восприятия созна-ния это нечто вроде принципа беспорядка — некий принцип, почти вкус, я не знаю, это между привычкой к беспорядку и предпочтением беспорядка — за-мещаемого… да (в самом общем случае) вибрацией гармонии. Но эта вибрация гармонии полна света, сладости… тепла, интенсивности, и она так чудесно СПОКОЙНА! Так что когда «то» замещает другое, тогда исчезает все, принад-лежащее миру беспорядка. И исчезает эта жесткость времени. Время… воз-можно, можно было бы сказать (это просто способ выражения), можно было бы сказать, что время замещается на последовательность… [Мать на долгое время остается поглощенной]. И это свойственно материальному миру. Возьмем, к примеру, такое самое простое и самое конкретное дело, как чист-ка зубов; это становится чрезвычайно гибким делом, и это делается не по при-вычке, а через некий выбор, основывающийся на личном опыте и рутине, нацеленной на то, чтобы не было необходимости в специальной концентрации (истинная причина существования рутины — это избегать необходимости в специальной концентрации: это можно делать почти автоматически). Но этот автоматизм очень гибкий, очень пластичный, поскольку действительно в зави-симости от интенсивности концентрации время меняется — время меняется: можно (посмотрев на часы «до» и «после»), можно сократить время больше, чем наполовину, а все будет сделано точно тем же образом. Это так: вы ничего не пропускаете, действуете одним и тем же образом. Чтобы убедиться, вы можете, например, посчитать, сколько раз вы проводите щеткой по зубам или сколько раз поласкаете рот — я НАМЕРЕННО беру в качестве примера самое банальное дело, потому что в других делах есть естественная гибкость, позволяющая раз-ливаться и концентрироваться (так что тогда это легче понять); но то же самое касается самых конкретных и самых банальных дел. Нет такого: «О! я не буду сегодня делать это» или «я пропущу это» — нет ничего такого, совсем нет: все делается тем же образом, НО с некоей концентрацией и постоянным зовом — всегда есть постоянный зов. Постоянный зов, который может материально вы-ражаться через произнесение мантры, но это даже не так: это ЧУВСТВО, чув-ство зова, чувство стремления — это особенно зов. Зов. Когда ум хочет строить фразы, он говорит: «Господь, завладей Своим царством.» Помню, что касалось определенных вещей, когда были определенные расстройства, что-то было не так (и с восприятием сознания, ставшим очень острым, можно видеть, когда это расстройство является естественным началом заболевания, например, или чего-то очень серьезного), и с зовом, концентрацией и ответом… [расстройство ис-чезало]. Это почти что сдача, ведь это самосдача без расчета: требуемое место открывается Влиянию не с идеей вылечивания, а вот так [жест открывающегося цветка], просто вот так, без усилий — это самый мощный жест. Но интересно то, что формулировка этого на словах придает нечто искус-ственное — а это гораздо более искреннее, гораздо более истинное, гораздо бо-лее спонтанное, чем что угодно, выраженное или выразимое умом. Никакая формулировка не может передать искренность — простоту, искренность, спон-танность, что-то без расчета — материального движения. Было время, когда выражение, формулировка вызывала очень неприятное ощущение, это было как накладывать что-то искусственное на что-то спонтанно истинное; и эта непри-ятность устранялась только благодаря более высокому знанию, что все, что сформулировано, должно быть превзойдено. Например, всякое переживание, выражающее или описывающее НЕОБХОДИМОСТЬ нового прогресса, нового переживания. Иными словами, это ускоряет движение. И это было утешением, ведь как раз со старым ощущением чего-то очень стабильного, очень прочного и неподвижного из-за инерции (прошлой инерции, которая сейчас трансфор-мируется, но оставила следы), из-за этой инерции есть тенденция предпочтения того, чтобы вещи были прочными; так что утешение в обязанности: нет-нет! не отдыхать, не останавливаться, вперед! — все дальше и дальше и дальше… Ко-гда переживание было очень плодотворным и очень-очень приятным, можно сказать, когда была большая сила и большой эффект, то первым движением бы-ло бы сказать: «Не будем говорить об этом, сохраним это.» А затем приходит: «скажи об этом, чтобы пойти еще дальше» — чтобы пойти еще дальше, всегда дальше, дальше… Есть стабильность в решении и стремлении, стабильность, которую не найти нигде, кроме как здесь [Мать стучит по полу]. Это характеризует Материю. И когда, ты знаешь, когда она сделала само-сдачу и имеет веру, это становится таким стабильным, таким неизменным и… радость, некое расширение, светлое расширение — это становится такой вечной потребностью, какой никогда не может быть ни в какой другой части существа. Это что-то УСТАНОВИВШЕЕ-СЯ. И установившееся без усилия, установившееся спонтанно, естественно, нормально. Так что можно предвидеть, что когда эта Материя станет по-настоящему божественной — действительно божественной — ее манифестация будет бесконечно более полной, более совершенной в деталях и более стабиль-ной, чем где бы там ни было.
* * *
(В конце беседы Мать берет английский перевод своего послания на 21 фев-раля и колеблется по поводу перевода одной фразы :)
Я заметила, что если сейчас спросить англичанина, они теперь более гибкие, чем те, что учили английскому во времена королевы Виктории — тогда ан-глийский язык был гораздо более жестким. Обычно я только слушала, что говорил мне Шри Ауробиндо… Английский язык Шри Ауробиндо был очень гибким; «пуристы», радевшие за чистоту язы-ка, спорили по поводу определенных формулировок, и, помнится, по адресу некоторых критиков Шри Ауробиндо сказал мне: «Но это из-за того, что они не понимают! Если я говорю так, это означает одно, а если я скажу вот эдак, это будет означать другое. И если я перемещу слово, смысл фразы изменится.» Он был очень точным. Если взять вот эти слова [Мать колеблется между вариантами «collaboration to the triumph of the Truth» и «collaboration for…» ], то между ними есть тонкая разница в смысле. Причем классическая формулировка дает более банальный, более обычный, более поверхностный смысл.
27 декабря 1967
(Мать рассматривает увеличенную фотографию с даршана 24 ноября, ко-торую она уже комментировала в беседе от 29 ноября)
Я начинаю думать, что это некий «прототип способа бытия». Прототип свыше способа бытия. Я не знаю, это так и не так; я не знаю, как объяснить… Она производит на меня эффект фотографии того, что можно было бы по про-стому назвать «состояние духа» — универсального способа бытия. Во всяком случае, это очень любопытно. [Смеясь] Можно было бы назвать это способом, каким мать смотрит на своих чад, или же способом, каким Творец смотрит на свое творение!… Это очень любопытно. Ведь люди всегда рисуют себе образ благодушного и удовлетво-ренного Бога, говорящего: «Это хорошо.» А здесь [смеясь] это… «Ну и ну!». Вот так.
* * *
Чуть позже
Есть перемена… Ты знаешь, что бывший «брат» А писал о том священнике, который грубо говорил об Ашраме — этому священнику приказали прекратить говорить подобное. И это довольно общее явление, больше ничего не говорят об Ашраме. Затем, ты знаешь, папа распорядился повернуть кругом все алтари; U попросили сделать это, и он сделал это во всех церквях Пондишери; тогда архиепископ написал несколько строк, говоря «поблагодарите Мать за то, что ее дети сделали очень хорошую работу…». Ты понимаешь, это означает изме-нение. Это означает, что они получили распоряжение. И я получила от бывшего «брата» А милую весточку (ведь он получил кор-зинку на Рождество), милую, очаровательную весточку, то есть, в ней что-то чувствовалось, и в ней он сказал, что лучшая часть его самого всегда ощущает себя в моем присутствии. Действительно внутренние изменения. У меня сильное впечатление, что они получили распоряжение свыше. Атмо-сфера во многом изменилась.
* * *
(По поводу насильственного насаждения на юге Индии языка хинди — языка севера Индии — в качестве официального языка. Такое же волнение в 1965 году привело к нападению на Ашрам, в ходе которого некоторые ученики были ранены, а дома сожжены. В то время губернатор Пондишери не вме-шался, чтобы остановить бунтарей. Напомним, что большинство учеников пришло с севера Индии. В последние несколько дней были сожжены поезда, автобусы, почтовые здания…)
Заметил полицию на воротах?… Это министр (министр, который приезжал сюда) отдал приказ «лейтенанту-губернатору» охранять Ашрам.
(молчание)
Если было бы средство (вот над чем я работала в последние дни), средство заставить понять всю эту молодежь, что разрушение ничего не созидает — они не могут ничего заложить таким путем. То, что они хотят изменить положение дел, это понятно — возможно, они не очень-то ясно видят, к чему надо идти, но понятно, что положение дел должно измениться — но совершенно глупо идти путем разрушения… Они бросили еще одну бомбу в бедную Индиру! Она была в университете, в Шантикетане, куда она приезжала по случаю награждения (или чего-то подобного), а в нее бросили бомбу. Но на этот раз она никак не пострадала. Ты видишь, таким был способ враждебных сил доказать, что творение было плохим: они не были удовлетворены творением и принялись действовать так — так они действовали на большом масштабе. Но это ничего не доказывает! Они установили смерть, они установили разрушение, все формы насилия и ненависти, они перевернули все вверх дном, и они думали, что таким путем мир может стать лучше — это глупо. И все эти люди сейчас друг за другом повторяют действия в этом духе, даже не осознавая, что, как и почему они делают!… Они действуют во имя свободы и, да, свободного прогресса, поскольку их хотят заставить подчиниться само-управному закону [сделать хинди официальным языком] — самоуправный за-кон глуп, но то, что они делают, еще глупее.
Да, но в этом случае ответственны все политики.
Да.
Студентами распоряжаются.
У меня есть новости на этот счет. Я знаю некоторых молодых людей, участ-вующих в этих волнениях, это интеллигентные молодые люди, не желающие насилия — но они хотят изменить положение дел. Есть самые интересные ве-щи: есть один молодой человек (это молодые люди, еще живущие со своими родителями, я знаю их из различных мест и относящихся к разным типам), так вот, совсем недавно, отец одного из них, из Калькутты или ее окрестностей, обеспокоился (я хорошо знаю этого отца), он обеспокоился; и у него был друг среди высших чинов полиции, так что он позвал его, чтобы порасспросить сво-его сына. Затем этот чиновник сказал отцу: «Ваш сын замечательный, высоко интеллигентный, совершенно замечательный…» Но это вскрыло кое-что, по-скольку есть «стукачи», работающие на полицию, и эти стукачи плели всякие небылицы, чтобы набить себе цену, так что большинство их рапортов лживы — я знала это с давних пор, но теперь это стало очень ясно, совсем очевидно. Например, были рапорты, что этот молодой человек замешан в актах насилия: он никогда не имел ничего общего с этим! Этот человек, расспрашивавший его, был полностью убежден в этом, поскольку этот мальчик не мог делать подоб-ного, и он сказал: «Я полностью против.» Но полицейские рапорты утверждали это. Так что все усложняется, конечно: ложь повсюду, переплетена со всем. Совершенно очевидно, что ответственность лежит на высших чинах, по-скольку это не те люди: у них нет ни знания, ни видения, ни мудрости, необхо-димой, чтобы управлять. Например, Индира жаловалась самой себе; один из ее друзей (хороших друзей) — очень хороший мой ученик, он сказала ей однажды, когда она жаловалась самой себе (она говорила, что люди и правительство находятся в ужасном состоянии): «Почему бы тебе не пойти и спросить совета у Матери? Она поделится с тобой мудростью.» На что Индира ответила: «Я не смею.» Ты понимаешь, вся эта путаница, все эти беспорядки, кажется, что все это направлено на то, чтобы подготовить людей к тому, что, очевидно, до сих пор даже не представлялось как возможное: прибегнуть у незаинтересованной муд-рости в целях правления. Они все пойманы в «если я сделаю это, те будут про-тив меня; а если я сделаю то…»
(молчание)
По сути, это сталкиваются две тенденции. Первая говорит: «Плохо сделано: разрушим и начнем все сначала», с верха до самого низа. Другая говорит: «Надо не так: давайте трансформировать.» Это две противоречащие друг другу вещи: усилие к прогрессу и трансформации, либо грубый и глупый путь раз-рушить все и начать все заново, и так до бесконечности. Это сводится к борьбе между Жизнью и Смертью; прогрессивной и все более и более божественной жизнью и Смертью, систематически уничтожающей все, что не является божественным. Ведь только божественное избегает смерти. Но этот процесс… нескончаемый. Сила постепенной трансформации — это то, что должно быть введено в Ма-терию.
30 декабря 1967
(Мать извлекает из груды бумаг, писем и всевозможных конвертов запись, сделанную с ее слов, но по памяти)
[Смеясь] Все это находится в чудесном равновесии!
(Сатпрем читает запись)
Ауровиль будет само-обеспечивающимся городом. Все жители Ауровиля будут участвовать в его жизни и развитии. Это участие может быть активным или пассивным. Не будет налогов, как таковых, но каждый будет вносить свой вклад в общее благосостояние работой, натурой или деньгами. Активные секции, такие как Промышленная, будут направлять часть своих доходов на развитие города. Если же они производят что-то полезное для жителей (например, пищу), тогда они будут делать свой вклад натурой. Нет ни правил, ни законов. Все будет само формулироваться и оформляться по мере того, как будет постепенно проявляться и об-ретать форму Истина, лежащая в основании города. Мы не забегаем вперед.
Это все? Я думала, что сказала больше, чем записано здесь. Ведь внутренне я много чего сказала об организации питания и т.д…. Мы будем пробовать. Кое-что действительно интересно; например, я хотела бы… Для начала, каж-дая секция будет иметь свой павильон, и в каждом павильоне будет представ-лена кухня своей страны, то есть, японцы смогут есть японскую пищу, если они хотят (!) и т.д., но в самом городе будет пища для вегетарианцев и не-вегетарианцев, а также нечто вроде попытки найти «пищу завтрашнего дня». Идея состоит в том, что вся работа по усвоению пищи (она отнимает так много времени и энергии существа) может быть сделана ДО приема пищи, так что вы сможете сразу же усвоить то, что вам дают, как они сейчас уже делают; напри-мер, есть витамины, усваиваемые напрямую, а также… (как они называют это?… [Мать пытается вспомнить]… я принимаю их ежедневно… я не очень-то дружу со словами!)… протеины. Это питающие принципы, найденные там-то и там-то и не требующие больших объемов — а при обычном питании требуется громадное количество, чтобы усвоить так мало. Так что сейчас, когда они так поднаторели с химической точки зрения, процесс питания может быть упро-щен. Людям не нравится это, просто потому что… потому что им доставляет большое удовольствие сам процесс еды (!), а когда вы не получаете удоволь-ствие от еды, вам надо просто питаться и не тратить время на весь этот процесс. На это тратится очень много времени: время на еду, время на переваривание и время на отдых. Так что я хотела бы иметь нечто вроде пробной кухни, «кули-нарной лаборатории». А люди будут ходить питаться туда, где им больше нра-вится, следуя своим вкусам и склонностям. За пищу не надо будет платить, но надо будет возмещать работой или ингре-диентами: те, у кого, например, есть поля, будут давать продукцию со своих полей; те, у кого есть фабрика, будут давать продукцию со своей фабрики; либо надо будет работать, чтобы получать питание. Одно это значительно сократит необходимость во внутреннем обороте денег. И в каждой области можно найти подобное… По сути, это должен быть ис-следовательский город — город исследований и поиска того, как жить одно-временно просто и так, чтобы было БОЛЬШЕ ВРЕМЕНИ для развития высших качеств. Вот так. Это только самое начало.
(Затем Мать просматривает весь текст, строчку за строчкой)
Ауровиль будет само-обеспечивающимся городом. Я хочу подчеркнуть, что это будет эксперимент: город для проведения экс-периментов — опытов, исследований, изучений.
Экспериментальный город?
Да… Ауровиль будет городом, который будет пытаться иметь тенденцию или хотеть быть «само-обеспечивающимся», то есть…
Автономным?
«Автономия» понимается как некая независимость, обрывающая все связи с тем, что вне ее — я не это имею в виду. Например, те, кто производят питание, фабрика наподобие «Aurofood» (ко-нечно, когда население достигнет 5000, будет трудно удовлетворить потребно-сти, но пока что у нас будет только несколько тысяч, самое большее), что же, фабрика всегда производит слишком много… Так что они будут продавать вовне и получать за это деньги. И «Aurofood», например, хочет иметь особые отношения с работниками, совсем не так, как в старой системе — что-то вроде улучшения коммунистической системы, более сбалансированную организацию, чем советский строй или коммунизм, то есть, не дающую крен в одну сторону. Идея «Aurofood» хороша, и они стараются пропагандировать ее в промыш-ленном секторе. Есть кое-что, что я хочу сказать. Участие в благосостоянии и жизни города — это не что-то, просчитываемое индивидуально: такой-то индивид должен дать столько-то. Это не так. Это вырабатывается согласно средствам, деятель-ности, возможности, возможностям производства; это не демократическая идея, нарезающая все на маленькие равные кусочки, что является абсурдной машине-рией. Это устанавливается согласно средствам: те, кто имеют много, будут да-вать много, а те, у кого мало, будут давать мало; более сильные будут больше работать, а те, что послабее, займутся чем-то другим. Это что-то более верное, более глубокое. Вот почему я не пытаюсь сразу же разъяснить это, ведь люди начнут делать всевозможные протесты. Надо, чтобы это делалось, так сказать, АВТОМАТИЧЕСКИ, по мере роста города, в истинном духе. Вот почему эта записка такая лаконичная. Например, это предложение:
Все жители Ауровиля будут участвовать в его жизни и развитии. …согласно своим способностям и средствам, не механически: «столько-то с человека». Вот в чем дело. Это должно быть чем-то живым и ИСТИННЫМ, не механическим. И «согласно способностям», то есть, те, у кого есть материаль-ные средства как те, что дает фабрика, будут давать пропорционально своему производству: не «столько-то с человека».
Это участие может быть активным или пассивным. Я не понимаю, что они имеют в виду под «пассивным» (ведь я говорила по-французски, а здесь все переложено на английский язык). Что может подразу-меваться под «пассивным»?… Это скорее будет на разных планах, разных уровнях сознания.
Ты, вероятно, имела в виду, что мудрые люди, по сути, те, кто работают внутри, не будут обязаны…
Да, верно. Те, у кого есть высшее знание, не будут обязаны работать своими руками, вот что я имела в виду.
Не будет налогов, как таковых, но каждый будет вносить свой вклад в общее благосостояние работой, натурой или деньгами. Это понятно: не будет никаких налогов, но каждый будет вносить свой вклад в общее благосостояние своей работой, натурой или деньгами. Те, у кого есть только деньги, будут давать деньгами. Но «работа», по правде говоря, мо-жет быть внутренней работой (но так нельзя сказать, поскольку люди не доста-точно честные), эта работа может быть оккультной работой, совершенно внут-ренней, но, кончено, чтобы быть таковой, она должна быть абсолютно искрен-ней, истинной и со способностью: без претензий. Но это не обязательно должна быть материальная работа.
Активные секции, такие как Промышленная, будут направлять часть своих доходов на развитие города. Если же они производят что-то полезное для жителей (например, пищу), тогда они будут делать свой вклад натурой. Об этом мы и говорили. Промышленные предприятия активно участвуют, внося свой вклад. Если они производят то, что не требуется постоянно и, сле-довательно, в слишком больших количествах, чтобы город мог сам все исполь-зовать, тогда они продают вовне — такие предприятия будут вносить свой вклад деньгами. И я привожу пример с питанием: производители питания бу-дут давать городу то, что требуется (в той пропорции, в которой они произво-дят, конечно же), и город будет ответственен за пропитание всех. Иными сло-вами, не будет необходимости покупать питание за деньги, но его надо будет зарабатывать. Это нечто вроде адаптации коммунистической системы, но не в духе урав-ниловки: согласно способности каждого, его позиции (не психологической или интеллектуальной), его ВНУТРЕННЕЙ позиции.
В демократических и коммунистических системах происходит уравниловка на низком уровне: все приравниваются на низком уровне.
Да, в этом все дело. В них верно то, что, материально, все человеческие существа имеют право… (но это не «права»…). Организация должна быть таковой, должна быть выстро-ена таким образом, что материальные потребности каждого удовлетворялись не согласно идеям права и равенства, а на основе самых элементарных потребно-стей; и как только эти самые элементарные потребности удовлетворены, каж-дый волен организовывать свою жизнь не согласно своим денежным сред-ствам, а согласно своим внутренним способностям.
Нет ни правил, ни законов. Все будет само формулироваться и оформляться по мере того, как будет постепенно проявляться и об-ретать форму Истина, лежащая в основании города. Мы не забегаем вперед. Я имею в виду то, что обычно (до сих пор всегда было так, и все больше и больше) люди устанавливают ментальные правила следуя своим представлени-ям и идеалам, а затем применяют их [Мать опускает свой кулак, словно показы-вая, что мир находится в ментальной хватке], и это совершенно неверно, это произвол, это нереально, так что в результате вещи бунтуют или исчезают… Это опыт САМОЙ ЖИЗНИ должен медленно выработать насколько можно бо-лее ГИБКИЕ и ШИРОКИЕ правила, так чтобы они всегда могли развиваться. Ничто не должно быть фиксированным. В этом громадная ошибка правитель-ств: они вводят рамки и говорят: «Вот что мы установили, и дальше будем жить по этим законам», и тогда, конечно, Жизнь подавляется, и создается помеха для ее развития. Сама Жизнь, все больше и больше развиваясь в продвижении к Свету, Сознанию, Силе, должна постепенно устанавливать как можно более общие правила, так чтобы быть чрезвычайно гибкой и способной меняться со-гласно потребностям и СТОЛЬ ЖЕ БЫСТРО, как меняются привычки и по-требности.
(молчание)
По сути, проблема всегда сводится к этому: заменить ментальное правление интеллекта на правление одухотворенного сознания. Это чрезвычайно интересное переживание: как те же самые действия, та же самая работа, те же самые наблюдения, те же связи с окружающими людьми (близкими или далекими), как все это происходит в ментале, через интеллект, и как это происходит в сознании, через переживание. И это то, что тело сейчас учит: заменить ментальное правление интеллекта на духовное правление со-знания. И это составляет (это кажется ничем, можно не заметить этого), это со-ставляет громадную разницу, до степени стократного увеличения возможно-стей тела… Когда тело подчинено правилам, даже если они широкие, даже если они благоприятные, тогда оно является рабом этих правил, и его возможности ограничены этими правилами. Но когда тело управляется Духом и Сознанием, это дает ему несравненную возможность и гибкость! Именно это дает ему воз-можность продлевать свою жизнь, дольше оставаться: благодаря замене интел-лектуального, ментального правления на правление Духа, Сознания — СО-ЗНАНИЯ. Внешне это не кажется большой разницей, но… Мое переживание таково (ведь теперь мое тело больше совсем не подчиняется разуму или интел-лекту — оно даже не понимает, как такое может быть), но все больше и больше, все лучше и лучше оно следует направлению и пробуждению Сознания. И то-гда, почти ежеминутно, видна громадная разница… Например, время утратило свое значение (свое жесткое значение): одно и то же можно сделать за очень ко-роткое и очень долгое время. Нужда потеряла свою власть: можно приспосо-биться так, а можно и вот так. Все законы — законы, бывшие законы Природы — утратили свой деспотизм, можно сказать: это больше не так. Достаточно все-гда и постоянно быть гибким, внимательным и… «отзывчивым» (если такое может быть!) на воздействие Сознания — Сознание в его всемогуществе — чтобы пройти через все это с необычайной гибкостью. Это открытие все больше вырисовывается. Это чудесно, не так ли! это чудесное открытие. Это как постепенная победа над всеми императивами. Так что, все законы Природы, все человеческие законы, все привычки, все правила, все это смягча-ется и в конечном счете перестает существовать. Но все же можно сохранять регулярный ритм, упрощающий действия — это не противоречит этой гибко-сти. Но приходит гибкость в использовании, в адаптации, и она меняет все. С точки зрения гигиены, здоровья, организации, с точки зрения отношения с дру-гими людьми все это утратило не только свою агрессивность (ведь достаточно только быть мудрым — мудрым, уравновешенным и спокойным — чтобы это утратило свою агрессивность), но и свой абсолютизм, свое императивное пра-вило: это полностью ушло – ушло. И тогда видно: по мере того, как процесс становится все более совершенным — «совершенным», то есть, интегральным, тотальным, не оставляющим ничего позади — это НЕОБХОДИМО, неизбежно означает победу над смертью. Это не так, что больше не существует распада клеток, означающего смерть, но этот распад есть только тогда, когда он необходим: не в качестве абсолютного зако-на, а как ОДИН из процессов, когда это необходимо. Особенно то, что Разум внес жесткого, абсолютного, почти непреодолимого, именно это… начинает исчезать. И просто благодаря… передачи верховной власти Всевышнему Сознанию. Возможно, это и имели в виду мудрецы прошлого, когда они говорили о пе-редаче силы Природы во власть Пуруши, о переходе от Пракрити к Пуруше. Возможно, они говорили о том же самом.