Мать, "Адженда", Том VI, 1965

6 января 1965

(По поводу музыки, сочиненной Сунилом на 1 января 1965 г.)

Это любопытно: вся эта европейская музыка, которую я хорошо знал и которой восхищался, кажется мне теперь лишенной субстанции, тогда как здесь был контакт высоко вверху: сразу же погружаешься.

Да, это так. Когда я впервые услышала эту музыку, что-то вдруг открылось, и я оказалась прямо посреди того места, которое я знаю, откуда исходит истинная Гармония — внезапно.

* * *

(Немного позднее речь заходит о серьезной операции, которую только что перенес Сатпрем :)

…Не позволяй людям разъедать себя.

Я хотел бы быть тем, чем ты хочешь, что бы я был.

Да, мой мальчик.
Я хочу, чтобы ты был мирным, счастливым, светлым и… [Мать прочерчивает большие волны] живущим в вечном Становлении — ощущение вечности, всегда. Это то, что я хочу. Потому что… потому что открытость наверху есть, ты его имеешь — оно есть и есть нисхождение; утомляет внешняя суета. Отдохни, я прямо тебе скажу: позволь себе унестись в вечном Движении, не сжимаясь, не думая: «Мне надо сделать то, сделать это…» Не позволяй людям донимать тебя. Я предупредила Суджату…

9 января 1965

…Ты должен лучше чувствовать себя, мой мальчик. Все, что я могу сказать, это что есть свирепость в сопротивлении нисхождению Истины. Ведь это нисхождение совершенно конкретное и очевидное, так что все то, что не хочет его, сопротивляется с ужасающей свирепостью — это не может длиться долго. Только надо держаться, вот в чем трудность. Что касается меня, это ежеминутная борьба со всем самым негативным в жизни, в земном сознании, со всем, что ОТКАЗЫВАЕТСЯ признать возможность божественности. Иными словами, это материалистическое представление во всем его самом темном упрямстве. Только… для сознания наверху, даже для ментального сознания это не имеет последствий (я имею в виду, что свирепость борьбы не меняет там ничего; это сознание только является свидетелем этого явления), но это бедное тело получает удары. Все дело в том, чтобы держаться. Для этого надо делать как раз то, что мы обязаны делать для того, чтобы сохранять равновесие: полная инерция не поможет, но и усилие действия тоже плохо. Так что, не беспокойся и, главное, не встречайся с людьми.

12 января 1965

(По поводу старой «Беседы» от 8 марта 1951 г., где Мать говорила о существе, которое овладело Гитлером и «вело» его: «Гитлер был в связи с одним существом, которое он считал Всевышним: это существо приходило к нему и давало ему советы, говорило, что надо делать. Гитлер уединялся и оставался в уединении до тех пор, пока не входил в контакт со своим «руководителем» и не получал от него указания, которые он затем очень преданно и точно исполнял. Это существо, которое Гитлер принимал за Всевышнего, было просто Асуром, тем, кого в оккультизме называют «Князем Лжи», и кто назвал себя «Князем Наций». Он имел блистательную видимость и мог обмануть кого угодно, кто по-настоящему не имел оккультного знания и не мог видеть того, что стоит за видимостью. Он мог ввести в заблуждение кого угодно, настолько он был великолепен. Обычно он являлся Гитлеру в доспехах с серебряным шлемом (с каким-то пламенем, исходившем из его головы), и вокруг него была атмосфера ослепительного света, настолько ослепительного, что Гитлер с трудом мог на него смотреть. Он говорил Гитлеру все, что ему надо делать — он играл с ним, как с мышкой. Он заставлял Гитлера делать всевозможные сумасбродства… пока однажды он не сломает себе шею, что и произошло. Но есть множество случаев, подобных этому, на меньшей шкале, конечно же. Гитлер был очень хорошим медиумом, у него были выдающиеся способности медиума, но ему не хватало интеллекта и различения. То существо могло говорить ему что угодно, и Гитлер принимал все. Вот кто мало-помалу подталкивал его. И то существо просто развлекалось, оно не принимало жизнь серьезно. Для тех существ люди — маленькие игрушки, с которыми они играют, как кошка с мышкой, пока однажды они не проглотят их.»)

Я очень хорошо знала то существо (по другим причинам… это длинная история), и однажды я узнала, что оно собирается навестить Гитлера — я пришла раньше него: я приняла его видимость, это было очень легко. Затем я сказала Гитлеру: «Напади на Россию.» Я не помню точно слов или деталей, но факт состоял в том, что я сказала ему: «Напади… чтобы окончательно победить, напади на Россию.» Это был конец Гитлера. Он поверил этому и сделал это — два дня спустя мы получили известие о нападении. Затем, на следующий день, когда я вернулась от Гитлера, я встретила то существо и сказала ему: «Я сделала твою работу!» Конечно, оно было разъярено. Но, все равно, в том сознании, с тем существом (Князем Лжи, одной из первых четырех Эманаций) есть, несмотря ни на что, очень глубокая связь. Он сказал мне: «Я знаю, я знаю, что в конечном счете я буду побежден, но перед своим концом я наделаю на земле как можно больше разрушений.» Затем, как я сказала тебе, на следующий день, пришла новость о нападении, и это действительно был конец Гитлера. Что касается Шри Ауробиндо… (ты знаешь: то место в России, где они были разбиты ), Шри Ауробиндо предвидел это поражение и работал над этим предшествовавшую ночь, и так и произошло — мы знаем ВСЕ ДЕТАЛИ. Конечно, мы никогда не говорили об этом, но это было совершенно точно. Но я знала это существо, я уже видела его в Японии — оно называло себя «Князем Наций». И оно действительно было формой Асура Лжи, то есть, Истиной, ставшей Ложью: первой Эманацией Истины, ставшей Ложью. И оно еще не было разрушено.

* * *

Затем Мать готовит Афоризм для следующего «Бюллетеня»

108 — Даже Нарада , божественный мудрец, наблюдавший за действиями Джанаки , думал о нем как о праздном мирском человеке. Пока ты не можешь видеть душу, как ты можешь судить, свободен человек или нет?

Это вызывает всевозможные вопросы. Например, как это Нарада не был способен увидеть душу? Это очень просто. Нарада был полубогом, как мы знаем: он принадлежал надментальному миру и умел материализоваться, но существа надментального мира не имеют психического существа. Боги не имеют божественной искры, являющейся сердцем психического существа, поскольку только НА ЗЕМЛЕ (я говорю даже не о материальной вселенной), только на земле было Нисхождение божественной Любви, что явилось истоком божественного Присутствия в Материи. И, естественно, поскольку у них нет психического существа, то они и не знают, у них нет знания психического существа. Некоторые из этих существ даже решали взять физическое тело, чтобы переживать психическое существо — не многие. Обычно они делали это только частично, через «эманации», а не через полное нисхождение. Например, говорилось, что Вивекананда был инкарнацией (вибхутой) Шивы; но сам Шива… Я имела очень близкую с ним связь, и он ясно выразил волю придти на землю только с супраментальным миром. Когда земля будет готова для супраментальной жизни, он придет. И будут манифестировать почти все существа — они ждут момента, они не хотят сегодняшней борьбы и темноты. И, конечно, Нарада был среди тех, кто обычно приходил сюда… Помимо всего, это было забавно! Он мог немало играть с обстоятельствами. Но он не имел знания психического существа, и поэтому не мог распознать психическое существо, когда находился в его присутствии. Но все это не может быть разъяснено: это личные переживания. Это знание не достаточно объективное, чтобы учить ему. Оно приходит из моей связи со всеми этими существами, из обменов с ними — я знала их даже прежде, чем узнала индусскую традицию. Но вы не можете ничего сказать о явлении, которое зависит от личного переживания и ценно только для того, кто имел переживание. Потому что каждый имеет право сказать: «Что же, да, ТЫ так думаешь, ТЫ так переживаешь, но это имеет ценность только для тебя.» И это совершенно верно. То, что говорит Шри Ауробиндо, базируется на его эрудиции в области индийского традиции, и он говорит то, что согласуется с его личным опытом, но у меня нет такой эрудиции и знания. Я могу только повторить то, что он сказал.

Все, что можно спросить: как увидеть душу? Чтобы увидеть душу, надо самому знать собственную душу.

Да, чтобы был контакт с душой, то есть, с психическим существом, вы должны нести в себе психическое существо, и только люди — эволюционные существа земного творения — обладают психическим существом. У всех тех богов нет психического существа, и только путем нисхождения, объединения с психическим существом человека, они могут иметь психическое существо, но у них самих его нет.

* * *

(Немного позднее, по поводу болезни Сатпрема. Заметим, что после операции — осложненного перитонита — Сатпрем стал жертвой неистовых приступов лихорадки с нечто вроде обмороков, как если бы сдавало сердце. Все же Сатпрем продолжал ходить и работать. «Агенда» снова должна прерваться больше чем на месяц, пока Сатпрем будет лежать в больнице в Веллоре, в 200 км от Пондишери.)

…Надо, чтобы ты полностью вышел из этого [Мать касается своего лба], но вышел, ты знаешь, в Свободу [жест взрыва вверху], потому что я хочу кое-что тебе сказать, это прекрасные вещи, но я смогу сказать их тебе только тогда, когда ты почувствуешь, что… ты выше ситуации. Это придет. Это не так, что я не знаю, что твое состояние не очень-то милое , я не питаю никакой иллюзии, но это нужно для ускорения прогресса. Вот так. Главное — держаться. А чтобы держаться, я нашла только одно средство, это Покой — внутренний покой — покой, который должен становиться все более… (как сказать?) полным, чем более материальной становится борьба. Недавно было (особенно начиная с 1-го января) нечто вроде бомбардировки враждебных сил — ярость, ты знаешь. Так что надо держаться вот так [Мать становится неподвижной, как статуя], это все. И когда ты потрясен физически, не надо требовать слишком много от тела, надо дать ему много покоя, много отдыха.

Моя трудность состоит в том, что я очень поглощен телом. Оно меня поглощает, забирает много сознания. Например, физический ум полностью меня захватывает.

Да, но я хорошо это знаю! Это всегда трудность, это трудность всех людей. Вот почему в свое время вам говорилось: «Оставьте все это! Пусть это мирно себе барахтается — оставьте это.» Но сейчас мы не имеем права делать это, это противоположно нашей работе. И… ты знаешь, я достигла почти абсолютной свободы по отношению к своему телу, до такой степени, что могла ничего не чувствовать, ничего; но я даже не имею больше права выходить из тела, представь себе! Даже когда довольно больно, и вещи достаточно трудны, или даже когда я немного спокойна (то есть, ночью), если я говорю себе: «О! Пойду-ка в свое блаженство…», то мне это не позволяется. Я привязана как это [Мать касается своего тела]. Это ЗДЕСЬ, здесь, здесь надо реализовать это. Вот почему. Единственно, только время от времени и для точного действия (иногда это приходит как вспышка, иногда — только на несколько минут) приходит та былая великая Сила (которая постоянно чувствовалась) и бррм! делает свою работу, а затем уходит. Но НИКОГДА ДЛЯ ЭТОГО ТЕЛА. Никогда. Она ничего не делает для этого тела — его преобразит не всевышнее вмешательство, это… изнутри. И из-за того, прежде всего, что ты знаешь, из-за того, что ты видел, из-за твоего контакта со Шри Ауробиндо и из-за твоего контакта со мной, с тобой происходит то же самое, и это составляет всю трудность. Вот почему я тебе говорю: «Это ничего не значит, не беспокойся, если ты занят своим телом: просто попытайся ИЗВЛЕЧЬ ПОЛЬЗУ из этого — извлечь пользу из этого занятия — принести Мир и Покой, Мир и Покой…» Постоянно происходит так, как если бы я окутывала тебя коконом мира и покоя. И затем, если в этот ум, который все вибрирует и вибрирует, шевелится все время (действительно как обезьяна), если ты можешь внести в него… это Мир, который не передается через высший ум: это Мир, который действует НАПРЯМУЮ в этой материальной вибрации — Мир, в котором все расслабляется. Не думать — не думать, что ты хочешь трансформировать этот ум или что ты должен сделать так, чтобы он замолчал, либо упразднить его: все это еще активность. Просто позволь ему идти, но… наложи на него Мир, чтобы он почувствовал Мир, жил Миром, знал Мир — Мир, Мир, Мир. Это сразу же сбивает жар — почти сразу же. Это единственная вещь. И, естественно, приходящие люди, письма, все, что приходит снаружи, приносит тот же самый водоворот — надо свести это к самому минимуму. Суджата очень мирна, контакт с ней хорош.

16 января 1965

(Сатпрему от Матери)

Суббота, вечер

Сатпрем, мой дорогой малыш, После полудня я говорила о тебе с доктором, который разъяснил мне твой случай и то, что надо делать. Он убедил меня, и я думаю, что это самый быстрый способ радикального выздоровления. Прими эту «неделю» как упражнение по части «внутреннего контакта». Конечно, я буду с тобой в свете и любви.

Подпись: Мать

24 января 1965

(Сатпрему от Матери)

(К сожалению, все письма Сатпрема, написанные им из больницы Веллора, исчезли, как и остальные письма. Сатпрем написал Матери, спрашивая у нее мантру, тем более что он оставил тантрическую дисциплину.)

24.1.65

Сатпрем, Вот Ганеш, танцующий для того, чтобы ты БЫСТРО вылечился.

С нежностью Подпись: Мать

P.S. Я услышала твою просьбу и послала тебе мантру, начинающуюся с ОМ. Я хотела бы, чтобы ты услышал ее внутри. Попробуй. С моей любовью, Подпись: Мать

31 января 1965

(Суджате от Матери)

Суджата, мое милое дитя, Я всегда с тобой, как и с Сатпремом. Будьте спокойными и доверительными, и все будет хорошо.

Со всей моей нежностью, Подпись: Мать

Учитесь вместе с Сатпремом КОНКРЕТНО чувствовать мое присутствие в своем сердце. Это чудесная возможность сделать прогресс.

4 февраля 1965

(Сатпрему, все еще находящемуся в больнице, от Матери)

4.2.65

Сатпрем, мой дорогой малыш, Твой ум все еще слишком критический, слишком озабоченный традиционной или классической точностью. Вот почему ты не получил мантру. Но не беспокойся, я дам ее тебе «в живую», когда ты вернешься. А пока что спокойно отдыхай в вечном. С тобой, в любви и глубокой радости,

Подпись: Мать

Февраль 1965

19 февраля 1965

(По поводу мантры, которую Сатпрем попросил в больнице, но которую он не воспринял.)

Мантра… Ты воспринял мое слово?… Несколько раз, когда я ходила, делая джапу, я интенсивно посылала ее тебе. Истина состоит в том, что я хочу сделать тебе прекрасный подарок. Только, чтобы это действительно был прекрасный подарок, необходимо, чтобы ум не вмешивался никоим образом; иначе я не смогу передать тебе Силу со словами. Это та Сила, что растет год от года. До настоящего времени я хранила ее исключительно для себя, но когда ты меня попросил, я посмотрела, есть ли что-то, что подошло бы тебе, и я получила, так сказать, «предписание» дать тебе свою мантру. Но для этого, ты знаешь… надо, чтобы мантра была воспринята в совершенном молчании, чтобы этот рост силы, мощности, не остановился. Ты должен знать слова, потому что мы как-то говорили о них; но важно не это. Я говорила… [Мать поворачивается к Суджате :] Суджата, ты услышишь их, но сохранишь в своем сердце, хорошо? Ничто не должно уйти. [Сатпрему :] Пододвинь поближе свое кресло, оставайся совсем близко, будь достаточно спокоен… Я написала разъяснение, поскольку оно все возвращается, возвращается и возвращается; так что я подумала, что оно возвращается для того, чтобы я его записала. [Мать ищет среди бумаг]. Вот что я написала:

Первое слово представляет…

Я написала «представляет» из-за того, что слово всегда является символической формой чего-то, что бесконечно превосходит его. Это одна из вещей, которую надо чувствовать: это как средство контакта. Средство контакта, которое вы делаете все более и более эффективным: сначала через искренность концентрации, стремления, затем через привычку, применение, заботясь всегда о том, чтобы сохранить контакт с Тем, что выше слов. И это делается как концентрация, как если бы слово все больше заряжалось силой, все больше заряжалось бы ей как батарея, которая может заряжаться бесконечно. Так что я написала так (это кажется мне самым точным): первое слово «представляет». Оно представляет:

всевышнее воззвание…

Иными словами, Высочайшее, чего можно достичь в стремлении и мольбе — чистейшее, высочайшее. Под «самым чистым» я подразумеваю: быть под влиянием исключительно Божественного. Так что я написала:

всевышнее воззвание воззвание ко Всевышнему.

Первым словом вы призываете Всевышнего во все, чего вы можете достичь, и во все, чего вы достигнете, и так бесконечно. Это должно быть прогрессирующее слово.

Второе слово представляет: полную само-сдачу…

Призываешь Всевышнего, затем полностью отдаешь себя Ему.

совершенное подчинение.

Совершенное подчинение во всех частях существа. Это приходит постоянно, это приходит через годы повторения, но это то, что слово должно представлять, когда его произносят: полная само-сдача… Всевышнему, который, естественно, превосходит всякое представление. Совершенное подчинение, то есть, спонтанное подчинение, которое не требует ни усилия, ни чего бы там ни было — подчинение, которое должно быть совершенно спонтанным. Это тоже что-то, что достигается постепенно; вот почему я сказала, что мантра прогрессивна, в том смысле, что она становится все более совершенной.

Третье слово представляет: стремление…

Это не точно то, что просится, но это… Действительно, подходит только слово стремление. Это бесконечно большее, чем надежда: есть уверенность, что так и будет, и никогда не забывается, что это То, чего вы хотите. И я добавила:

то, что манифестация должна стать…

Это земная манифестация должна стать:

Божественной.

«Божественное» — в это слово вкладывается отражение всего того, что было вложено в слово «Всевышнее». Но я сказала тебе с самого начала, что всякая ментальная активность уменьшает силу мантры; это должен быть порыв существа с как можно меньшим мышлением. Я могу дать тебе это [Мать дает свою запись]. Ты можешь сохранить ее. Ты знаешь эти три слова…

(долгая концентрация)

ОМ…

* * *

(Немного позднее речь зашла о событиях 11 февраля, когда Сатпрем все еще был в больнице: Ашрам был атакован бунтовщиками, и несколько зданий были разграблены и подожжены)

Не хочешь ничего спросить или сказать?

За один-два месяца много чего произошло…

В тот вечер 11 февраля, когда произошло нападение, чуть позднее 7 часов, я в первый раз имела совершенно конкретным, тотальным образом, физическое сознание — физическое — физическое сознание земли. Это СОСТОЯНИЕ сознания было мне дано, это состояние сознания земли. Физического сознания тела больше не существовало: это было ФИЗИЧЕСКОЕ сознание земли. И это физическое сознание земли было сконцентрировано, его внимание было сконцентрировано на маленькой точки Пондишери. И затем это было видно как… не точно свыше, но как совсем маленькие вещи [жест – микроскопические], но с детальной точностью, в мельчайших элементах. И это физическое сознание земли было сознанием ФИЗИЧЕСКОЙ ИСТИНЫ земли — физическим СОЗНАНИЕМ-ИСТИНОЙ земли; точнее говоря, было качество вибрации Истины в физическом сознании земли. И это видение, восприятие (это было как восприятие) было не точно откуда-то издалека, потому что была микроскопическая точность, но это было… (как сказать?) объектом наблюдения. В тот момент пошли поджоги, затем сотни булыжников (не камней: булыжников, обломков кирпичей) полетели в окна, двери (все наши окна и двери были выбиты), то есть, стоял адский грохот: вопящая банда из нескольких сот человек, все пьяны, крики со всех сторон. Тогда эта бомбардировка и это пламя, поднимавшееся почти до неба — все небо было красным — все это было видно… (я просто сидела за своим столом; когда началась атака, у меня как раз был ужин, и немного раньше этой атаки пришло то переживание, то сознание: я больше не была телом, я была землей — точнее, физическим сознанием-истиной земли — с миром! не-дви-жи-мо-стью! неизвестным физическому)… и все это выглядело как абсолютная Ложь, без единого элемента истины позади себя. Но, в то же время, я имела микроскопическое (но абсолютно четкое и точное) восприятие всех точек лжи В АТМОСФЕРЕ АШРАМА, из-за которых и произошел контакт. Так что, если бы это сознание, бывшее здесь, было бы коллективным, если бы оно было коллективно воспринято, тогда НИЧТО НЕ БЫЛО БЫ ЗАТРОНУТО: камни бы летели, но не поразили бы ничего. Это так. Например, один камень (булыжник) угодил в мое окно; он упал там на крышу (вызвав даже утечку воды, которую мы должны были устранить), и я видела… в ту самую минуту я точно увидела в сознании присутствующих людей вибрацию Лжи, которая допустила, чтобы камень упал там; и В ТО ЖЕ ВРЕМЯ, одновременно (так нельзя говорить, но это было одновременно), повсюду, во всем городе и, особенно, здесь, в Ашраме, я увидела все точки, точно вибрацию Лжи в каждом человеке и в каждой вещи, что допустило этот контакт. Это переживание началось чуть позже семи часов вечера, примерно в 7.10 и длилось почти до часа утра. В час утра мне надо было делать другую работу, потому что один из наших мальчиков, T (из него выйдет герой) почти в одиночку спас клинику, но это стоило ему проломанного черепа. В тот момент думали, что это конец. Когда до меня дошла эта новость, я вдруг почувствовала, что вдруг началось другое переживание: я стала вселенской Матерью со всем могуществом вселенской Матери. И тогда Т стал совсем маленьким, вот таким [жест: что-то совсем маленькое в ложбинке ладони], и я держала его в своих руках — а он был весь светлый, весь светлый — и я качала его на руках и говорила: «Мой маленький, мой маленький, мой милый малыш…», вот так, и это длилось несколько часов. Я думаю, что это его и спасло. Потому что его череп был проломлен, и осколок камня попал внутрь черепа; этот осколок остановился как раз вовремя, чтобы не повредить мозг — осколок остался внутри; его должны были оперировать, чтобы извлечь этот осколок. Он остановился как раз вовремя. И я знаю, что это его спасло. Но другое переживание длилось с семи часов вечера до часа утра, до того момента, когда эта работа стала необходима. И НЕ БЫЛО НИ МЫСЛИ в голове, ни одной мысли — ничего, полное Молчание. Так продолжалось почти до самого утра. Затем вернулось мое обычное сознание, с которым ты знаком, но с очень ясным восприятием движений: движений атмосферы, движений мысли, витальных возможностей… Все это стало очень ясным. И это сознание абсолютно определенное, потому что есть другие детали… Тремя днями раньше Кали была в ярости, потому что вещи были не такими, какими они должны были быть на земле, и особенно среди людей, чья миссия — подготовить новый мир. Она была… она действительно была в ярости. И она видела все ошибки повсюду, и это создало такую мощную вибрацию в атмосфере, как если бы она собиралась начать свой Танец; а я говорила ей: «Успокойся, успокойся…» (утром 11 февраля она была здесь, и она упирала на то, на это, на ошибки в правительстве, в городе, в Ашраме, в том, в этом — она все видела). Я пыталась успокоить ее, но безуспешно. Наконец, когда я увидела, что ничто не помогает, я сказала Всевышнему: «Молю Тебя, займись ею и сделай то, что нужно сделать» — я сняла с себя ответственность и передала ее Ему. И затем, в тот же вечер, началось нападение, и я видела, что это танцевала Кали. Тогда я подумала: мы действительно чему-то научимся! И я видела, я имела это переживание, и я сейчас ЗНАЮ (и знаю это совершенно определенным, абсолютным и незабываемым образом), какой является вибрация Истины в Физическом, какое состояние должно иметь Физическое, чтобы отвечать Истине — чтобы БЫТЬ Истиной. Теперь я знаю это. Так что я тоже получила свой урок. Но и все люди кое-что усвоили, и я надеюсь, что они этого не забудут. И этим утром (это довольно интересно) я получила письмо от R, в котором говорится: «Тем вечером я имел необычное переживание, но сейчас оно начинает казаться мне невозможным, чем-то нереальным…» Как раз в тот момент, когда то переживание пришло ко мне (когда до него дошло известие о нападении, его первой реакцией была реакция человеческого страха: холодные руки и т.п., но он сел, собрался с силами и позвал меня), и тогда он почувствовал, как пришел сверху Мир и Покой, что-то, чего он никогда раньше не чувствовал, что охватило все его существо, полностью завладело им и длилось в течение… не знаю, кажется, он сказал, что до одиннадцати вечера — это длилось долго. Иногда он переживал совсем чуть-чуть нечто подобное, но никогда не было так: это спустилось в него и полностью его охватило. И он сказал: «Я мог двигаться: это было ЗДЕСЬ, оно не шевелилось, это было во мне.» Тогда я подумала: «Наконец-то кто-то почувствовал! По меньшей мере, один человек почувствовал.» Но в тот момент я так ясно видела в тех людях, вибрация в которых отвечала вибрациям Лжи: такой род движения, как дрожание, трепетание в Материи. Но я должна сказать, что возле меня есть кое-кто, одна личность, которая имела истинную физическую вибрацию (я знала это давно, но теперь появилось конкретное доказательство: это Р), и никто не может понять, никто не может знать, но я знала это: физически ни одного отклика, вот так [жест недвижимости]. Так что я сказала ему заняться обороной и организовать ее. Никто не может знать, разум не может понять эти вещи (тогда как я знала это столько лет), потому что люди видят только внешние вещи, внешнюю форму, внешние движения, внешние реакции, но они не видят внутренней возможности. Хорошо, как бы там ни было, я сразу же сказала ему заняться обороной (впрочем, он ни о чем меня не спрашивал, он сам начал заниматься ею), и я сказала всем остальным: «Делайте то, что он скажет вам делать.» Он все организовал. Это нечто вот так [жест: сжатые кулаки, непоколебимость], что не ШЕВЕЛИТСЯ ФИЗИЧЕСКИ. Ментально это ничто, это легко. Это как физический магнит для истинных физических вибраций. Это не передается ни через ментал, ни через интеллект, ни даже через витал: это физически — это нечто вроде магнита, притягивающего физическую Истину.

* * *

Перед уходом Сатпрема, по поводу его болезни:

Ты знаешь, истинная Вибрация вылечит все. Только вот… Что же, единственный способ реагировать против всего этого, это притягивать Мир и Покой. Сейчас я держу это… Если ты настроишься… Дай мне свою руку…

24 февраля 1965

Мать возвращается к событиям 11 февраля

Как раз за несколько дней до этого события я кое-что написала [Мать ищет запись :]

Человеческий род допускает и принимает существование более высоких существ, только если они находятся у них на службе.

Это было такое сильное переживание, когда я сказала это (по-английски), и затем, день-два спустя, произошло то нападение.

* * *

(По поводу переживания Вибрации Истины в физическом мире, вечером 11 февраля :)

…Я видела всю разницу между этой Вибрацией, которая не имела никакого контакта с формацией Лжи и насилия, и внутренним дрожанием, которое, естественно, автоматически устанавливало контакт и допускало действие этой манифестации Лжи. Это приходила сила Кали. Но все в порядке, это то, что она хотела; она нашла, что мы немножко задремали!

* * *

Немного позднее

О! Если ты хочешь позабавиться: я получила письмо от Александры Дэвид-Нил… Ты знаешь, что мы с ней переписывались, и она была «большой покровительницей» тибетских лам (один из них был ее «сыном», и он умер там, так что она чувствовала себя очень одиноко). Я сказала ей, что она привела нас в контакт со всеми этими тибетцами [Мать приняла несколько тибетцев со времени вторжения на Тибет], и я спросила ее, почему бы ей не взять к себе другого тибетца (потому что она написала мне по этому вопросу). Затем я добавила, что они наверняка были бы очень рады служить ей в знак признательности за тот большой интеллектуальный прогресс, который они сделали, находясь рядом с ней — она никогда не простила мне этого! Никогда не простила. Потому что я написала «интеллектуальный» вместо «духовный» (я считаю, что она совершенно не способна привести кого-то к духовному прогрессу, тогда как с интеллектуальной точки зрения она первоклассна). И с этого момента больше не было ничего, ничего. И вот недавно я получила от нее письмо, в котором она мне пишет [Мать имитирует подтрунивающий тон письма :] «Дорогая подруга из прошлого, я услышала о нападении на Ашрам» (надо бы прочесть это письмо, это чудо!) «и я надеюсь, что с вами не случилось ничего плохого; но сейчас, когда разрушена неуязвимость Ашрама, нападения могут повториться, и я думаю, что вам лучше бы уехать из Пондишери …» [Мать смеется]. Я ответила ей просто: «Милая подруга навсегда [смеясь], не беспокойся, все в порядке. Выше сил разрушения есть божественная Милость, которая защищает и исправляет.» И я просто приписала: «С большой любовью к вам.» И добавила к письму то послание от 21 февраля. Эта женщина сама себе грызет. Всякий раз, когда выпадал удобный случай, я говорила ей о любви Будды; я говорила ей: «Но Будда был полон любви!». И это приводило ее в ярость. Хорошо.

* * *

Немного позднее

Ты читал мой ответ в «Бюллетене»? [Мать протягивает текст Сатпрему]

Те, кто хотят помогать Свету Истины возобладать над силами тьмы и лжи, могут делать это, тщательно наблюдая за начальными импульсами их движений и действий, отличая те, что приходят от Истины, от тех, что приходят от лжи, чтобы подчиняться первым и отвергать вторые… Способность такого различения является одним из первых результатов появления Света Истины в атмосфере земли…

Мне задали вопрос, и я ответила (по-английски). Но здесь есть кое-что интересное. Я заметила, что если пытаться КАЖДУЮ СЕКУНДУ различать импульс своего действия, то как это трудно! Различать, приходит ли импульс от эго, приходит ли он от тьмы, приходит ли он от Света… И когда хочешь как можно чище выражать то, что приходит исключительно от Всевышнего, это работа каждой секунды и это… было время (не так давно), когда я считала, что это практически невозможно на материальном уровне — не на основных линиях и не в больших движениях, которые приходят от высших частей существа, а в том, что чисто материально, совершенно материально. И вдруг, в начале этого года, вместе с «Приветствием появлению Истины» , пришло нечто вроде очень острого внутреннего чувства — очень острого — очень точного и ТАКОГО СПОКОЙНОГО, такого спокойного, что оно позволяет ясно видеть источник материального импульса или материальной реакции, ДАЖЕ В САМЫХ МАЛЕНЬКИХ ВЕЩАХ. Это было очень интересно. И я тщательно это изучала, так что это стало почти автоматическим. Раньше, когда я хотела увидеть, что что-то не было истинной вещью, возникал какой-то внутренний дискомфорт, ощущение какого-то трения; но сейчас это не так: это видно ЗАРАНЕЕ, за полсекунды. Вот что я пыталась здесь сказать. Если люди смогли бы воспринять ТО, тогда те, кто имеют добрую волю, совершенно естественное следовали бы указанию каждую минуту. И это было как бы подготовкой к тому, что произошло той ночью [11 февраля], когда с высоты физического земного сознания мне была видна (также ясно, как и материальные объекты) та вибрация, которая установила контакт с этой формой Лжи, а также Вибрация, нечто вроде состояния, в котором не мог быть такой контакт, ничто не могло коснуться. С тех пор несколько человек рассказали мне о своих переживаниях, и это как доказательство. Например, вечером 11 февраля вышел С (он был в безопасности внутри), он хотел позвонить в полицию, и для этого ему надо было пересечь двор (это был буквально град булыжников; они снесли стену на волейбольной площадке: они привезли эти булыжники на повозках, чтобы закидать нас ими). Сам С рассказал мне, что когда он вышел, все закричали ему: «Вернись, вернись! Ты сошел с ума!», но он пересек двор (камни падали повсюду), и ни один не задел его. И у него было такое чувство, что было невозможно, чтобы какой-нибудь камень задел его; что моя защита была вокруг него и что ничто не могло его затронуть. И, действительно, его не задел ни один камень. Было несколько таких примеров. Это было как демонстрация различия между вибрацией, которая отвечает Лжи, и вибрацией, в которой нет отклика, то есть, в которой невозможен контакт — это разные миры. Один мира — мир Истины, другой мир — мир Лжи. И этот мир Истины ФИЗИЧЕСКИЙ, материальный: он не в высотах, он материален. И он должен выйти вперед и занять место другого мира.

Это «истинный физический», о котором говорил Шри Ауробиндо?

Истинный физический, да.

(Суджата:) В тот вечер N.S. бегал босиком по осколкам стекла, и ничего с ним не случилось.

Да, это так. И тот булыжник, который угодил здесь в окно, я знаю, почему он попал, я ВИДЕЛА (я видела свыше все точно), но все же был тот Мир и Покой, который был в этом сознании; этот булыжник, который славненько запустили в мое окно (потому что здесь горел свет), он ударился о москитную стеку (а она сделана даже не из железа, а из пластмассы), отскочил от нее, тогда как должен был ее пробить, упал на крышу и повредил там водопровод (мы не знали об этом, мы только слышали грохот, но ночью протек потолок — так мы узнали об этом). Что же, булыжник был брошен с такой силой, что в обычных условиях он пробил бы цементную стенку — он не смог. И это было немыслимо — просто немыслимо, что такое могло произойти, абсолютно немыслимо, такая идея не пришла.

27 февраля 1965

(По поводу беседы от 10 марта 1951 г.: «В физической форме есть ‘дух формы’, и этот дух формы остается в ней некоторое время, даже когда, внешне, говорят, что личность умерла. И пока остается дух формы, тело не разлагается. В древнем Египте знали об этом; они знали, что если тело подготовить определенным образом, тогда дух формы из него не выйдет, и тело не разложится. В определенных случаях они чудесным образом преуспели. И если нарушить покой существ, которые тысячелетиями оставались в таком состоянии, то я могу понять, что они не будут этим обрадованы, особенно когда нарушают их покой из-за нездорового любопытства, оправдываясь научными идеями. В Париже, в музее Гиме, есть две мумии. В одной из них ничего не сохранилось, но в другой мумии дух формы остался очень сознательным, сознательным до такой степени, что можно иметь контакт с этим сознанием. Очевидно, что когда на вас пялится так много идиотов с круглыми глазами, не понимающими ничего, и говорят: «О! Это вот так, а это вот так», то это не может радовать. Более того, они начинают делать отвратительные вещи (эти мумии заключены в саркофаги – ящики особой формы, удобной для личности, со всем тем, что необходимо, чтобы сохранить мумию): саркофаг вскрывают, почти ломают, затем снимают где-то несколько бинтов, чтобы лучше видеть… И ведь никогда не мумифицировали обычных людей; мумифицировали существ, которые реализовали значительное внутренне могущество или были членами королевских семей, более или мене посвященными людьми…»)

Я знала это о мумиях, когда я была в возрасте девяти-десяти лет, это воспоминание с тех времен. Я находила предметы, которые служили мне в прошлом (вот как впоследствии я смогла восстановить след). И я имела, по меньшей мере — по меньшей мере — три инкарнации в Египте (эти три были найдены). Но мой первый контакт произошел тогда, когда я была совсем маленькой, девяти или десяти лет, это был контакт с мумиями из музея Гиме: я говорила о том переживании.

* * *

(Затем речь зашла об одном западном человеке, который хотел бы преподнести деньги в дар Матери :)

Не следует пресекать вдохновение людей, я чувствую их очень живыми, так что Сила действует [жест удаленности в пространстве]. И когда люди дают, это сразу же их открывает: это порождает в них возможность восприятия.

* * *

(Позднее Мать добавляет следующий комментарий к «Заявлению», которое Она сделала по случаю событий 11 февраля: «Мы не боремся против какой-либо веры, какой-либо религии. Мы не боремся против какой-либо формы правления. Мы не боремся против какой-либо касты, какого-либо социального класса. Мы не боремся против какой-либо нации, какой-либо цивилизации. Мы боремся против деления, несознания, неведения, инерции и лжи. Мы стараемся установить на земле единение, знание, сознание, истину; и мы боремся против всего, что противостоит появлению этого нового творения Света, Мира, Истины и Любви.» 16 февраля 1965 г.)

Это разъясняет нашу позицию. Множество людей думают, что мы хотим установить «новую религию» или что мы против той или иной религии; повсюду множество подобных идей. Но это нас совсем не интересует! Это все — все человеческие активности во всех их формах — это приближения. Все человеческие надежды — это приближения, все человеческие реализации — приближения: это нечто, что пытаются, что пытаются выразить и что еще не выразимо — нет средств для выражения этого. И как раз для того, чтобы создать эти средства, мы стремимся осветить сознания. Возможность есть внутри, очень глубоко внутри, но она еще спит.

Март 1965

3 марта 1965

Ты что-нибудь принес?

Есть прекрасный афоризм.

(Сатпрем читает:)

Афоризм 109 — Все вещи, превосходящие достигнутый человеческий уровень, кажутся ему тяжелыми, и они действительно трудны, если человек пытается достичь их сам, в одиночку; но они сразу же становятся легкими и простыми, когда Бог в человеке берет работу в свои руки.

Это совершенно. Нечего сказать. Как раз два-три дня тому назад я написала кое-что в ответ на один вопрос, и я сказала примерно следующее: Шри Ауробиндо является Господом, но только частью Господа в Его тотальности, потому что Господь есть Все — все, что проявлено и все, что не проявлено. Затем я добавила: нет ничего, что не является Господом, но редки те, кто СОЗНАЮТ Господа. И именно это несознание творения составляет его Ложь. Это сразу же стало так очевидно: «Вот оно! Вот оно!…» Как появилась Ложь? — Просто вот так: это несознание творения составляет Ложь творения. И как только творение снова станет осознавать БЫТИЕ Господа, тогда Ложь исчезнет. И так оно и есть: все трудно, все дается с трудом, все тяжело, все болезненно, потому что все делается вне сознания Господа. Но когда Он снова войдет во владение своей «собственностью» (или, скорее, когда мы позволим Ему вступить во владение Его же «собственностью»), и вещи будут делаться в Его сознании, с Его сознанием, тогда все станет не только легким, но и чудесным, великолепным — и в невыразимой радости. Это стало таким очевидным. Спрашивают: «Что же называется Ложью? Почему творение соткано из Лжи?» — Это не иллюзия в том смысле, что она не существует: она еще как существует, но… она не сознает то, что есть на самом деле! Творение не только не сознает своего истока, но оно не сознает и своей сущности, своей истины. Оно не сознает своей истины. И из-за этого творение живет во Лжи. Этот афоризм чудесен. Здесь нечего добавить, конечно же, здесь все сказано.

6 марта 1965

[Мать смотрит на еще не распечатанное письмо] Я написала кое-что К и, должно быть, он что-то мне ответил… вероятно, очень негодующее!

Что ты ему сказала?

[Мать ищет запись] «Мы имеем веру в Шри Ауробиндо, он представляет для нас кое-что, что мы сформулировали сами себе на словах, которые кажутся нам наиболее подходящими для выражения нашего переживания. Эти слова, очевидно, самые лучшие для нас, чтобы сформулировать наше переживание. Но если, в своем энтузиазме, мы убеждены, что эти слова — единственно подходящие для правильного выражения того, что представляет Шри Ауробиндо, и того, что он нам дал, тогда мы становимся догматиками и находимся на грани того, чтобы основать религию.»

О, да, конечно!…

Я написала ему (он прочел что-то в «Белой Розе»), и он мне ответил (он негодовал): «Как вы можете говорить, что Шри Ауробиндо не выражает ВСЕГО Господа, что Шри Ауробиндо является только частью Всевышнего!» Я не прямо ответила ему, я только заметила: «Будьте внимательны, чтобы не стать догматиком…» И он ничего не понял.

* * *

Немного позднее

Я нашла кое-какие цитаты из Шри Ауробиндо… чудесные! Вчера я кое-что написала одному человеку (по-английски). Сначала была цитата из Шри Ауробиндо: «Сила, правящая миром, по крайней мере, столь же мудра, как и вы… [Мать смеется – ты не знал эту цитату из Шри Ауробиндо? Она чудесна], и ей не нужно советоваться с вами для организации мира — Бог присматривает за этим.» Нечто подобное. Затем, ниже, я поместила свое послание от 21 февраля: «Над всеми сложностями так называемой человеческой мудрости стоит светлая простота божественной Милости, готовая действовать, если мы ей это позволим.» А на другой странице я написала по-английски вот что [Мать ищет запись]:

В сознательной общности со Всевышним Господом я заявляю, что я делаю то, что Господь хочет, чтобы я делала, чтобы служить на земле Его Истине и Его Любви.

Он высказал сожаление [смеясь], что я обвинила людей, особенно католическую религию (хотя он совсем не католик — он индус «до мозга костей»), он нашел, что это не было мудро с точки зрения закона и что я рискую нажить себе врагов (!). Так что я ему при встрече сказала: «Вы знаете, мнение всего мира, всех людей обо мне, это как ноль, это мне совершенно безразлично.» Тогда его глаза округлились от ужаса! Затем я ему сказала: «Вот так, теперь во всем смирении вы будете медитировать над этим внизу» и дала ему то, что ты только что прочел. Но я не хочу, чтобы это распространилось. Это пришло сильно, и именно по этому случаю, как необходимость; было нужно, чтобы я сказала это, но время еще не пришло заявить об этом публично.

* * *

(Затем Сатпрем спрашивает Мать, следует ли ему «официально» заявить своему тантрическому учителю, что он оставил эту дисциплину и теперь предпочитает тантрической позиции личного усилия позицию сдачи Силе свыше.)

Лучше ничего ему не говорить, потому что он не сможет понять. Ты знаешь, он находится еще в таком состоянии, что думает, что оставление его пути означает оставление духовности… Зачем расстраивать его? Может быть, когда-нибудь он поймет внутри… Но я много смотрела на эту проблему и думаю, что он достиг верха своей сегодняшней эволюции — только в другой жизни он пойдет дальше. Только в случае какой-то внутренней катастрофы для него может быть иначе — я не желаю ему катастрофы. Так что лучше оставить его в покое.

10 марта 1965

(Мать сначала читает заметку, связанную с событиями 11 февраля :)

За всеми разрушениями — большими катаклизмами Природы: землетрясениями, извержениями вулканов, циклонами, наводнениями и т.п., или за человеческими разрушениями: войнами, революциями, бунтами — стоит сила Кали, которая в земной атмосфере работает к тому, чтобы ускорять прогресс Трансформации. Все, что божественно не только по своей сущности, но и в своей реализации, по самой своей природе находится выше этих разрушений и не может быть затронуто ими. А размах нанесенного ущерба дает меру несовершенства. Чтобы избежать повторения этих разрушений, надо усвоить урок, данный ими, и сделать необходимый прогресс.

Да, это продолжение того, о чем ты тогда говорила: те вибрации, которые входят лишь в той степени, в которой они находят свой отклик.

Да, точно.

(Немного позднее, по поводу старой беседы от 12 марта 1951 г., где Мать сказала, что два главных занятия человека — это забывать и развлекаться)

Сейчас я много чего бы сказала… Например, когда Господь ближе всего приближается к людям, чтобы установить с ними сознательный контакт, тогда люди, в своей глупости, делают самые глупые вещи. Это так, это совершенно верно. Как раз тогда, когда все замолкает, чтобы человек стал сознавать свой Исток, тогда, в своей глупости, чтобы развлечь себя, человек постигает или исполняет самые плохие глупости.

Чтобы развлечь себя, потому что он не может выдержать силы Света.

Да.

Давление слишком сильно.

Да, есть те, кто боятся, они теряются. Они не могут выдержать и тогда делают что угодно, лишь бы только выйти из такого состояния.

* * *

Немного позднее

В то время, как ты был в Пондишери, у меня было нечто вроде… не могу сказать, что это было «видение», потому что это было очень… это было живо. Это было живым в тонком физическом мире, который является символом Реальности (формы являются символами Реальности, они выражают Реальность, и в то же время они само-существуют). Почти каждую ночь я провожу там некоторое время вместе со Шри Ауробиндо, и происходят всевозможные вещи, являющиеся указаниями. Но в ту ночь было совсем особенно. Мы были вдвоем в чрезвычайно удобном автомобиле, и мы оба отдыхали в вечности мира, блаженства — спокойно, рядом друг с другом. Автомобиль вел… вечный Водитель. Это было всевышнее Блаженство. До тех пор, пока вдруг, вне автомобиля (я не знаю, как), две бумаги были брошены на дорогу, и одна из них была письмом (это был конверт, который прошел через почту — на нем были марки), а на другой бумаге было что-то написано; и с легкостью (автомобиль продолжал двигаться), с совершенно божественной легкостью Шри Ауробиндо выпрыгнул из автомобиля на дорогу, чтобы поднять письмо. Я сказала себе: «А! Вот и кончилось Блаженство… [смеясь] сейчас мы снова приступим к работе!» И я тоже вышла из автомобиля (который затем исчез). Шри Ауробиндо подобрал эти письма (в тот момент я знала точно, что это значит, но это вторично), и затем он взял меня за руку (то есть, правой своей рукой он взял мою левую руку: я была справа от него), и мы начали идти по дорогое. И спустя некоторое время, когда мы шли по дороге (было множество деталей и вещей, о которых я не рассказываю, потому что они несущественны; они имели свой смысл в свое время, но это не важно), когда мы шли по дорогое, он вдруг наклонился ко мне и показал, что я шла по щебню. (Ты знаешь, как бывает, когда дорога сделана из щебня и немного выпукла, чтобы вода стекала к обочине? На обочине дорога была немного размыта, так что иногда выступали камни.) И я шла по этим камням — нет, это он шел по этим камням и показал мне это; так что я заставила его пойти по середине дороги, а сама пошла по камням, чтобы он по ним не шел (но я совсем не чувствовала камней). И тогда я заметила (я посмотрела на него в тот момент), я заметила голову Шри Ауробиндо…. Восхитительную голову, действительно супраментальную голову, чудо! И все его тело, КАЖДАЯ ЧАСТЬ ЕГО ТЕЛА была кем-то, в ком он проявился для определенной работы или определенной цели или особого действия в связи со мной; и я не была личностью, я была только Силой (я заметила, что у меня не было тела); и я видела всех участвовавших людей (не их физическую внешность, но я знала, кто это были): этот был тем-то, тот был тем-то; рука — это то-то и то-то, кисть — это то-то и то-то… и т.д. И я видела его ноги: это были мои ноги обутые в «геты». И это мои ноги, обутые в геты, не хотели позволить ему идти по обочине дороги… Это было чудесно ясно и чудесно наполнено смыслом! И я видела, я точно знала место каждого в Работе; и в этой Работе, в связи со мной каждый поддерживался, направлялся Шри Ауробиндо… Все в деталях. Это было откровение абсолютно чудесной точности. И эта забота, которую он проявлял… Прежде всего, чувство того, что я БЫЛА его ногами (его белыми ногами, обутыми в геты, как мои), и он не хотел, чтобы я шла по обочине, по грубым камням, и поэтому он пошел… Это оставило совершенно неизгладимое впечатление, потому что это было откровением игры сил — того, чем вещи В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ являются, несмотря на свою обманчивую видимость.

(молчание)

Его голова была самим великолепием. И это господствовало надо всем, это то, что управляло — это великолепие его замысла управляло всем. И каждый был на своем месте. Я имела много-много видений, пока тебя здесь не было; но это не были видения, конечно: это была интенсивная жизнь, жизнь, которая ИСТИННА — интенсивная и интенсивно истинная. И затем, то, что он держал за руку [Мать] и что видело все это, это было просто сознание, сознание, которое работает, истинное сознание; и ноги были моим физическим присутствием на земле. Это было действительно очень интересно. И я точно знала место, связь тех, кто работает. Только я не могу раскрыть это. Но то, что я тебе всегда говорила о твоем месте и твоей работе, было совершенно верно — я видела тебя в тот момент. Совершенно верно. Некоторые вещи были откровениями, касающимися других людей — не многих людей; не многих, но тех, кто находится в связи со мной для работы. И связи очень разные, в различных мирах, на различных планах и для различных действий. Но они не очень многочисленны, и это было очень точно. И затем я увидела, что то, что я видела в отношении тебя, было совершенно верно, и что он ЗДЕСЬ, конечно же: чтобы делать работу, он — с тобой. Когда я сказала тебе, что он был в твоей книге, это абсолютный факт. Это одна из вещей, которые я решила при случае рассказать тебе, потому что… Это мир, где вещи истинны. Истинны и имеют иную реальность, чем та реальность, что постигают люди: это становится только видимостью и видимостью часто ложной, во всяком случае, ложной в своем делении.

(молчание)

Не могу сказать тебе, до какой степени это тело было не только счастливым, но и полным некоего блаженного великолепия бытия Его ногами. Это было чудо, когда я увидела это. И в то же время было ощущение, ясное восприятие всех связей для Работы, с чувством и ощущением, точным восприятием связи, которую я имею с этими людьми — их не очень много, но я знаю их.

20 марта 1965

Кажется, наступило время испытаний (testing [«тестирования»] по-английски, в смысле «пробного камня»), испытаний на ровность — не на ровность души: на интегральную ровность, даже в клетках тела. Как если бы кто-то сказал: «А! Вы хотите, чтобы земля изменилась; а! вы хотите, чтобы Материя стала божественной; о! вы хотите, чтобы вся Ложь исчезла; что же, посмотрим, выдержите ли вы.» Вот так. Ведь если мы полагаемся на то, что сказал Шри Ауробиндо, тогда, очевидно, осталось совсем мало времени; если нужно, чтобы супраментальная сила эффективно доминировала (возможно, не внешне, но эффективно) в жизни на земле в 1967 году, тогда осталось не так уж много времени…

И, вероятно, чем ближе мы подходим к назначенному часу, тем труднее становится.

Есть странные явления. Ты не встречался с этим В, когда он был здесь?… Он познакомил меня с определенными вещами, о которых я не знала: кажется, в различных уголках мира есть люди, которые получили послания и, что особенно, от некоего существа, которое называет себя «Истиной» и говорит от моего имени… Оно говорит: «Мать говорит… Мать говорит…», а затем: «Мать сделает заявления, и нужно, чтобы вы отнеслись к ним очень серьезно», всевозможные вещи подобного рода (этих людей я не знаю). Среди этих людей есть кто-то, кто получили послания и откровения от духа (я не знаю, та же самая ли это «Истина» или это другой дух, я больше не помню деталей), который сказал, «объявил о 1967 годе» — это интересно. И я совсем не знаю этих людей. И мне не кажется возможным, что они даже держали в руках книги Шри Ауробиндо или мои книги, я так не думаю. Это существо объявило, что в 1967 (я повторяю грубо) будет достигнута точка «пусковой кнопки», что вызовет разрушение (потому что в тех странах они хвастаются тем, что могут вызвать ужасные разрушения простым нажатием на кнопку), и как раз в тот момент, когда вот-вот произойдет катастрофа, тогда вселенская Сила, фигурно выражаясь, нажмет на свою «кнопку», и все будет трансформировано — в момент, когда будет ожидаться полное разрушение, произойдет полная трансформация. В этой области работает их воображение. Они получают послания этого рода. То есть, кажется, что люди очень сильно чувствуют, что перед изменением будет чрезвычайно критический момент. Только, конечно, они говорят это спокойным тоном: «Наступит трансформация, и все будет спасено» — это очень хорошо, но…

Надо работать.

А! не следует сидеть и говорить: «О! Тогда все превосходно.» [Мать смеется]. Потому что мне не кажется возможным (я не знаю ничего), но мне не кажется возможным, что состояние земли достаточное, чтобы произошла интегральная трансформация. Шри Ауробиндо говорил, что трансформация произойдет по этапам: сначала будет как бы маленькая формация или маленькое творение, которое воспримет Свет и будет трансформировано; и затем это творение послужит ферментом для общей трансформации. Есть всевозможные теории: христианские, буддистские, теория Шанкары; все эти люди, которые заявляли, что мир является «нереальной Ложью» и что он должен исчезнуть, чтобы уступить место «небесам» («новому миру» и «небесам»), И это среди самых «стремящихся» элементов человечества, тех, кто не удовлетворен миром, как он есть, и кто не говорит: «О! Пока я здесь живу, все прекрасно; что будет после — мне все равно» — жизнь коротка и прекрасна. «Потом, что же, жизнь кончится; я извлекаю выгоду из данного мне момента.» Какое странное представление!… Это другая крайность.

Но, впрочем, если вернуться к истокам, кто-то из евангелистов (я думаю, что это Св. Иоанн) провозглашал «новое небо и новую ЗЕМЛЮ.»

Да, новую землю.

И то, и другое.

Это Св. Иоанн.

Они ничего не поняли.

Да. И, естественно, древние Веды и все старые традиции говорили о новой земле, это известно.

Даже христиане.

Даже христиане, да. Св. Иоанн сказал, что будет новая земля — и что будет, впрочем, новый Христос, который соответствует Христосу индусов.

Кальки?

Да, Кальки. По описанию очень похоже.

И также Будде Марантеи.

Да, но кажется, с ним надо быть поосторожнее. Согласно Александре Дэвид-Нил, это в действительности не подлинный текст, это пришло позднее, с последователями Будды: это не то, что проповедовал сам Будда. На этот счет спорят. Ведь Александра принадлежала к Буддизму Юга, очень жесткому и совершенно отвергающему фантазии Буддизма Севера с его несчетными бодхисатвами и всеми историями (столько историй! целые романы). И она отвергала все это, она сказала, что это не составляло часть подлинного учения Будды. Будда говорил, что мир, этот земной мир (возможно, и вселенная, я не знаю, это не очень-то ясно), во всяком случае, земной мир является продуктом Желания (но я знаю кое-кого, кто говорил [смеясь]: «Да, это желание Бога манифестировать!»), и что когда «Желание» исчезнет, то и мир исчезнет, будет Нирвана. Иными словами, раз уж желание манифестировать исчезнет, то не будет больше и Манифестации. Я не думаю, что Будда был невежественным; я думаю, что он очень хорошо знал о существовании невидимых существ, бессмертных существ (тех, что люди называют богами) и, вероятно, о существовании всевышнего Бога — очень вероятно, что он его знал; но он не хотел, чтобы мир думал об этом, потому что это кажется противоречащим его мнению о том, что мир был продуктом Желания, и если отойдет Желание, то отойдет и мир — если есть бессмертный мир, то такого не может быть. В сущности, чем дальше идешь, тем больше понимаешь, что все человеческие учения оппортунистичны: они говорят, «имея в виду» определенную цель; что-то говорится, а другое (это не так, что оно неизвестно) умышленно игнорируется. Трудно объяснить это как-то по-другому, поскольку как только выходишь за пределы Разума (и те люди, кажется, делали это) все знание... (как сказать?) достижимо.

(молчание)

Это то, что постоянно видно: когда не даешь людям хорошо пережеванную пищу, то есть, если не выбираешь, что сохранить, и не отбросишь все остальное, тогда они ее не усваивают… или усваивают на свой лад, что хуже всего.

Но умы все больше открываются другим возможностям, которые до сегодняшнего дня были скрыты религиями. Умы готовы понять «эзотерические» откровения религий.

(Мать кивает головой без убеждения в этом)

Это так, сегодняшний прогресс. Первый результат — это порождение общего дискомфорта – у них такое впечатление, что земля начала качаться под их ногами. Это не очень-то комфортно для них.

(долгое молчание)

Для меня, проблема совсем в другом… Высоко наверху, в Разуме и выше, все хорошо — все прекрасно; но большая трудность — это изменить физическое, изменить Материю… Такое впечатление, что вы прикоснулись — прикоснулись к секрету, нашли ключ — и в следующую секунду, пуф! это больше не работает, этого не достаточно. Я рассказывала Павитре несколько дней тому назад: есть все эти физические расстройства в теле, эти расстройства функционирования или даже органические расстройства, и вдруг (естественно, постоянное состояние — это состояние стремления: интенсивного, непрерывного, сознательного стремления), внезапно — внезапно — приходит почти ошеломительный Отклик: все расстройство исчезает не только внутри, но и вокруг (вокруг, иногда на достаточно обширном поле), и все организуется, гармонизируется автоматически, без малейшего усилия, и это начинает… [Мать прочерчивает большие волны вечного Движения] двигаться в необычайно прогрессивной гармонии; затем, без какой-либо видимой причины, без того, чтобы что-то изменилось в сознании и без того, чтобы что-то изменилось во внешних обстоятельствах, пуф! возвращается то, что было прежде: беспорядок, конфликт, хаос, «скрипящие» вещи. И тогда, поскольку вы не сознаете, почему это произошло, то у вас и нет ключа! Я сказала ему: вот почему люди, которые много и безрезультатно искали и не находили, говорили о «Воле Бога»; но это… [Мать отрицательно качает головой] это кажется несовместимым, как у же говорила, со знанием, которое обретаешь, когда выходишь за пределы Разума. Разум может сказать о «Воле Бога» для собственного успокоения, но это совершенно, полностью неудовлетворительно, поскольку это постулирует неприемлемый произвол, который чувствуется противоположным Истине. Но тогда как объяснить эти обращения?… Естественно, другие, как Будда, говорили о Нирване; они говорили: «Вы невежественны; вы думаете, что вы знаете, но вы невежественны.» Но и этот ключ больше не удовлетворителен… Потому что, когда вы позаботились о том, чтобы установить, даже в клетках тела, ровность, кажущуюся невозмутимой, то как тогда можно допустить фактор неведения? Это означает, что чем дальше идешь, тем ближе подходишь к Цели, тем больше это кажется… необъяснимым. Так что для меня (я имею в виду это тело) единственным средством является блаженная сдача [жест недвижимого приношения к высотам], но не тяжелая, не инертная: интенсивная! интенсивная и в необычайной радости. Это единственный способ. Я не знаю, может быть, для других позволяется, чтобы этот экстаз длился, но для этого тела здесь… Спустя некоторое время возвращаются все проблемы снаружи, то есть, все вибрационные трудности мира снова получают доступ, чтобы они были взяты и трансформированы в Свете Господа. И снова встает вся проблема. Проблемы заболеваний, проблемы одержимости (витальной и ментальной одержимости), проблемы эго, отказывающего сдаваться (что передается через обстоятельства, которые, по-человечески, описываются обычным образом: то-то произошло с тем-то — но это не так приходит в сознание), что же, если взглянуть на это достаточно общим образом, то эти проблемы ОСТАЮТСЯ проблемами. Что же, есть нечто, но это «нечто» еще неуловимо (неуловимо в своей сущности): это имеет что-то общее с чувством, с ощущением, с восприятием, затем — со стремлением, это имеет общее со всем этим, и это… это то, что мы имеем привычку называть божественной Любовью (то есть, сущностной Любовью, которая передается через Любовь и кажется за пределами как Манифестации, так и Не-манифестации, которая становится Любовью в Манифестации). И То будет ВСЕ-МОГУЩЕСТВЕННЫМ выражением. Иными словами, То будет иметь силу трансформировать в божественное сознание и субстанцию весь этот хаос, который мы сейчас называем «миром». Было переживание Того [переживание великих пульсаций], но это было переживание… (как сказать?) капли, которая будет бесконечной, или секунды, которая будет вечностью. В тот момент была абсолютная уверенность; но, внешне, все вернулось к тому, что было прежде — То [жест пульсации, секунда], пуф! все изменилось; затем все возобновилось, возможно, с небольшим изменением, но это изменение воспринимаемо только для сознания (воспринимаемо для сознания, но не воспринимаемо конкретно), и обычно с сильными реакциями в Беспорядке: что-то бунтует. Тогда, следуя нашей логике (которая, очевидно, глупа, но как бы там ни было), это означает, что это еще далеко, что мир не готов. Вдруг, через интенсивность стремления, через эту жажду «Вещи», возникает контакт — есть контакт; это даже не контакт двух различных вещей, это… То, что есть все. Но эта Вещь передается во Времени, и там она не длится долго, до такой степени, что даже сам произведенный эффект не кажется длительным. Хотя в этом есть кое-что противоречивое: это длительный эффект, но он неуловим, поскольку он не стал всеобщим; это сразу же становится переводом в мир Времени, Пространства и т.д. Тогда как «То» превосходит Время и Пространство. Когда переходишь от Творения к Не-творению (не одно за другим, они сопутствуют друг другу), если выходишь за пределы этого, то встречаешь это «нечто», которое, по неизвестно какой причине я называю Любовью… Вероятно, из-за того, что вибрация истинной Любви (того, что я называю божественной Любовью, которая работает в мире) больше всего похожа на То. Это нечто совершенно невыразимое, не относящееся ни к «получению», ни к «отдаче», ни к «объединению», ни к «поглощению», ничему такому… Это нечто совсем особенное.

(долгое молчание)

Помню, что той ночью, о которой я говорила, я БЫЛА этой Пульсацией, и каждая вспышка пульсации творила; что же, это было первым выражением Того в Манифестации; и это уже было в действии, это уже находилось в движении. Но Вибрация, стоящая ПОЗАДИ этого, это… можно сказать, это потенциальность всего — всего, что стало воспринимаемо для нас через Манифестацию; потому что это все, что разделено в нашем сознании на различные возможности, как-то: истина, любовь, жизнь, мощь и т.д. (но все это ничто, конечно же, это пыль в сравнении с Тем). И это все вместе; это не объединение различных вещей: это ВСЕ — это все, и это совершенно ОДНО, но все есть там. И То — это то, что встречаешь за пределами Манифестации и Не-манифестации — Манифестация кажется почти детской игрой в сравнении с этим. Эта Пульсация была истоком Манифестации. И Не-манифестация, — это блаженная Недвижимость — это больше, чем это, но это сущностно то: блаженная Недвижимость. Это всевышняя сущность и всевышняя божественная суть отдыха, покоя. И оба [Манифестация и Не-манифестация] вместе, и они выходят из Того. У меня очень сильное чувство, что это только То, только с Тем вещи могут измениться, что все остальное не достаточно. И если я правильно помню, Шри Ауробиндо говорил, что эта манифестация (которую он также называл Любовью) будет ПОСЛЕ супраментальной манифестации, не так ли?

Сначала Истина, затем Любовь.

Затем Любовь. Да, он говорил, что есть различные «ступени» Супраментала — но это [смеясь], это «приправа», чтобы вещи лучше переваривались (!). Каждый говорит таким образом, который кажется ему самым лучшим для усвоения. Но переживание — переживание — всегда находится за пределами слов, всегда.

(молчание)

И это достаточно странно: все эти клетки в своем стремлении имеют Ананду Света, Истины, но это не полностью их удовлетворяет, то есть, у них еще есть ощущение немощности… Ведь это постоянно вся Темнота, вся Ложь, весь Беспорядок, вся Дисгармония мира поглощается каждую секунду вместе с дыханием (не считая того, что поглощается вместе с питанием, и всего остального — это хуже всего — что поглощается через контакт с другими, ментально и витально), и все это надо постоянно изменять, трансформировать. Что же, клетки чувствуют свою немощность сталкиваться с этой работой, если нет Того, той Вибрации. Эту Вибрацию они находят неотразимой, им кажется, что только эта вибрация неотразима. Конечно, есть прогресс (работа, которую можно заметить, различить) в сознании клеток, в их восприимчивости и в их сопротивлении Беспорядку; но это только продвижение, в смысле возможности, и даже возобновление беспорядка, разложения, дисгармонии, плохого функционирования, все это совсем не покорено, совсем нет… Есть растущее чувство становления податливым инструментом всевышней Воли, до такой степени, что у клеток такое впечатление, что о чем бы их не попроси, они смогут сделать это; но в то же время есть очень ясное восприятие, что поле того, что от них требуется, очень ограничено — очень ограничено — и что они будут неспособны сделать лучше или больше. И это то, что придает вес представлению об износе, старению (однако они так не чувствуют), но в материальном факте то, что от них спрашивается, очень ограничено.

(молчание)

19 марта у меня было очень ясное переживание: я была с А, который находился в ужасном состоянии — ужасном — состоянии возбуждения, протеста, смятения… всего, что можно себе вообразить. И почти три четверти часа он неистово бросал на меня все это. Я была там — я даже не заметила этого! Я смеялась, говорила, действовала, двигалась, и тело чувствовало себя со-вер-шен-но прекрасно. Я вернулась сюда, в свою комнату; P и V были здесь, и он слышали (он кричал как сумасшедший), они прекрасно все слышали; они были наполнены нечто вроде ужасающей жалости из-за того, что тот мальчик сбросил на меня — и МГНОВЕННО клетки почувствовали усталость, ужасное напряжение… которое они НЕ ЧУВСТВОАЛИ все время, ни минуты! Когда я поднялась, чтобы оставить А, все было очаровательно, забавно; а как только я вошла в эту комнату, на меня мгновенно навалились усталость и напряжение, ПРИШЕДШИЕ ИЗ ИХ СОЗНАНИЯ! Так что я внимательно посмотрела (ведь это было интересно как переживание) и сказала себе: «Странно, ДО КАКОЙ СТЕПЕНИ это влияет на клетки.» Конечно, я начала отводить сознание внутрь, и это ушло. Но это ушло благодаря тому, что я работала, тогда как до этого я не работала для того, чтобы не уставать: это было спонтанно. Это дало мне интересную меру внутренней взаимосвязи. Тело следует действию, очень хорошо, и делает все, что нужно делать, но когда вокруг него есть сознания, чувствующие или думающие по-другому, это все еще оказывает значительное воздействие; хотя сознание не затронуто: оно все прекрасно видит, оно видит всю игру все время и сознает приходящие силы и всю игру. Тогда как же, раз уж сознание сознает приходящие силы, как же те силы все еще могут напрямую воздействовать на клетки?… Вот в чем проблема. Это означает, что есть внутренняя зависимость между клетками, из-за чего проблема становится очень-очень-ОЧЕНЬ трудной. Это меня заинтересовало. Совершенно никакой усталости и это ощущение жизни во вселенском, вечном Ритме, вот так [большой жест волн], и всегда забавно, я все время забавлялась; затем сразу же: напряжение, усталость, необходимость отдохнуть, сконцентрироваться. И видны — видны для сознания — вибрации, приходящие от других [P, V]. Тогда требуется всемогущественная вибрация, чтобы сделать вот так, вррм! [жест выпрямления всего вокруг] и затем чтобы все было аннулировано в своем действии. Но, как написал Шри Ауробиндо, если это придет [Мать смеется], то, возможно, оно разрушит слишком много вещей! Потому что это были вибрации доброй воли, не было никакой враждебности, ничего, совершенно ничего — враждебность была прежде, с А! протест и т.д., и это не имело НИКАКОГО эффекта. После этого я сказала себе: «Как мало мы знаем! Как все, что мы понимаем, мало в сравнении с тем, что ЕСТЬ: механизм.» Вот так.

24 марта 1965

Что нового?

У Суджаты был довольно плохой сон: она пришла в дом, за которым люди должны были присматривать, который они должны были защищать, но никто не присматривал, так что враги проникли внутрь. Суджата вошла в этот дом и нашла комнату, в которой был Шри Ауробиндо; Шри Ауробиндо был ранен в стопу: он стонал. Он был ранен врагами, которым было позволено войти в дом. Увидев раненого Шри Ауробиндо, она побежала искать тебя.

Может быть, это просто образ того, что произошло 11 февраля? Стопа означает что-то физическое. Я думаю, что это так, это просто символический образ того, что произошло.

Это не что-то, что будет иметь продолжение?

Предостережение? Нет. Это символическая форма того, что произошло. Я рассказывала тебе сон, в котором я была различными частями тела Шри Ауробиндо… Стопа — это его физическое действие через определенных людей, либо через Ашрам или через меня. Я не думаю, что это серьезно. Это образ того, что произошло, что где-то записано.

(молчание)

Есть довольно любопытное развитие. В течение некоторого времени, но все более и более точным образом, когда я слышу что-то, когда мне читают что-то или когда я слушаю музыку, либо когда мне что-то рассказывают, сразу же что-то вибрирует: источник этой активности или план, на котором это происходит, либо источник вдохновения автоматически передается через вибрацию в одном из центров. И тогда, в зависимости от качества вибрации, это что-то конструктивное или негативное; и когда это касается, сколь бы слабо это ни было, области Истины, возникает (как сказать?) как бы некая вибрация Ананды. И мышление совершенно молчит, недвижимо, ничего — ничего [Мать раскрывает руки к Высотам в жесте полной сдачи]. Но это восприятие становится все более и более точным. И так я и знаю: я знаю, откуда приходит вдохновение, где находится действие и качество вещи. Такая точность! О, микроскопическая, в деталях! Например, первый раз, когда я почувствовала это ясным образом, это когда я слушала музыку Сунила, посвященную «Часу Бога»; это было в первый раз, и в тот момент я не знала, что это было что-то полностью организованное, нечто вроде организованного переживания. Но сейчас, после всех этих месяцев, это стало классифицировано и дает мне совершенно надежное указание, не соответствующее никакому активному мышлению, никакой активной воле — я просто являюсь бесконечно тонким инструментом восприятия вибраций. Вот как ко мне пришла вибрация сна Суджаты [Мать желает жест внизу, под ступнями]: это было в области подсознательного. Так я узнала, что это была запись в подсознательном. И тем днем, когда Нолини читал мне свою статью, это было нейтрально [смутный жест на средненькой высоте], все время нейтрально, и вдруг возникла искра Ананды; вот благодаря чему я оценила эту статью. А когда ты читал мне этот текст Y, в тот момент, когда она описывала свое переживание восхода солнца, возник маленький луч света [жест на уровне горла], и так я узнала. Приятный луч света — не Ананды, но приятный луч здесь [тот же жест]; так я узнала, что там было что-то, что она притронулась к чему-то. И есть степени качества, конечно же, это почти бесконечно. Это средство, данное мне для оценки позиции вещей. И совершенно, совершенно вне мышления. Мысль приходит ПОТОМ; например, что касается того сна, когда ты задал мне вопрос, я сказала: «Логически, поскольку вибрация находится там [жест под ступнями], это должно быть воспоминанием.» И с некой уверенностью, потому что… потому что восприятие совершенно безличностное. Это необычайно чувствительный инструмент, с почти бесконечным полем восприимчивости [жест градации]. Мое средство знания людей сейчас такое же. Но уже давно, когда я видела фотографию, например, это приходило совсем не через мысль, не было ни выводов, ни интуиций: фотография где-то создавала вибрацию. И происходили даже забавные вещи; как-то мне дали чью-то фотографию, и я очень ясно почувствовала: из-за того места, которого это коснулось, из-за вибрации, которая ответила, я узнала, что у этого человека есть привычка манипулировать идеями и также есть самоуверенность учителя. Я спросила (чтобы увидеть): «Чем занимается этот человек?». Мне ответили: «Он бизнесмен.» Я возразила: «Что же, он не подходит для занятия бизнесом, он в нем ничего не понимает!» И три минуты спустя мне сказали: «О, извините, я ошибся, это учитель!» [Мать смеется]. Вот как. И это постоянно, постоянно. Это оценка мира, вибраций мира. Вот почему я попросила тебя сейчас дать мне свои руки — почему? Чтобы сразу же увидеть вибрацию. Что же, я почувствовала что-то, что по-английски называется «a sort of dullness» [«какая-то тупость»], и я сказала себе: что-то не в порядке. И никакого мышления, ничего: просто вибрация. Так что же не в порядке ?! [Мать смеется, глядя на Сатпрема]… Да, это так, какая-то «тупость».

Да, я сильно поглощен Материей.

Это так.

Это не смешно.

Нет, а ты не можешь выйти из этого?

О, я осажден! И мое тело не очень-то мне помогает.

О, нет, тело никогда не помогает. Сейчас я убеждена в этом. Можно, до некоторой степени, помочь своему телу (не в большой степени, но до определенной степени, как бы там ни было), можно помогать своему телу, но само тело никогда не поможет вам. Его вибрация всегда на уровне земли.

Да, это тяжело.

Без исключения. Без исключения, это опускает и, особенно, приносит тусклость, тупость — это не вибрирует.

Это тяжело.

Но с этой садханой, которую я сейчас делаю, есть определенные путеводные нити, есть некоторые фразы Шри Ауробиндо… Что касается других садхаков, то я обычно говорила: все, что он сказал, ясно, это указывает путь и нечего искать. Но здесь он не сделал этого; он только время от времени оставлял некоторые отметки, и эти отметки служат мне (есть также мои встречи с ним по ночам, но я не хочу слишком полагаться на них, потому что… становишься слишком озабоченным, чтобы иметь этот контакт, и это портит все). Есть несколько отметок, которые остались также со мной и которые, да, служат как бы путеводными нитями. Например: «Терпеть… терпеть.» Предположим, у вас где-то болит; инстинкт (инстинкт тела, инстинкт клеток) состоит в том, чтобы сжаться и попытаться отбросить — это самое плохое, что можно сделать: это непременно ухудшает ситуацию. Так что первая вещь, которой надо научить тело, это оставаться недвижимым — не иметь реакций. Особенно не сжиматься и даже не иметь какого-либо движения отвержения — совершенная неподвижность. Это и есть телесная ровность. Совершенная неподвижность. После совершенной неподвижности нужно движение внутреннего стремления (я говорю всегда о стремлении клеток — я использую слова для того, что не описуемо словами, но нет средства выразить это как-то иначе), «сдачи», то есть, СПОНТАННОГО И ПОЛНОГО принятия всевышней Воли (неизвестной нам). Хочет ли тотальная Воля, чтобы вещи шли тем или этим путем, то есть, шли к дезинтеграции определенных элементов или к… ? И, кроме того, есть бесконечные нюансы: есть переход с одной высоты на другую (я говорю о клеточных реализациях, конечно же, не забывайте об этом), я имею в виду, что есть определенное внутреннее равновесие, равновесие движения, жизни, и понятно, что чтобы перейти от одного движения к более высокому движению, почти всегда надо спускаться, чтобы подняться снова — есть переход. Так что полученный толчок заставляет спуститься, чтобы снова подняться, или же он заставляет спуститься, чтобы оставить старые движения? Потому что есть способы клеточного бытия, которые должны исчезнуть, чтобы уступить место другим; есть и другие, которые наклоняются, чтобы снова подняться с гармонией, с более высокой организацией. Это второй вопрос. И надо ждать и смотреть, НЕ ПОСТУЛИРУЯ ЗАРАНЕЕ то, что должно быть. Особенно, конечно, есть желание — желание быть в комфортных условиях, желание быть в мире и покое, все это — это должно совершенно прекратиться, исчезнуть. Надо совершенно не иметь реакций, вот так [жест: ладони открыты, недвижимая сдача Высотам]. И затем, когда это так (под «этим» я имею в виду клетки), спустя некоторое время, приходит восприятие категории, которой принадлежит это движение, и надо только следовать ему — будь это то, что должно исчезнуть и быть замещенным чем-то другим (что еще не известно), или то, что должно быть трансформировано. И так далее. И все время это так. Приведу тебе пример, чтобы стало чуть яснее: я постоянно имею то, что обычно называют «зубной болью» (в действительности, это ничему не соответствует, но, как бы там ни было, люди называют это «иметь зубную боль»). У меня есть трудности с едой, пищеварением и т.д. Позиция: терпеть — терпеть до такой степени, что даже не заметно, что вещи идут плохо. Вы терпите, но знаете (впрочем, есть внешние знаки: флюс и т.п.). Был период (такое состояние было давно, но как бы там ни было), период, начавшийся с первого флюса, в декабре — контроль, работа и т.д., все необходимые внутренние предосторожности. Затем идет наблюдение за движением, чтобы знать, куда это ведет, что это такое (это долгая история, совсем не интересная — интересная только из-за того, что она поучительная); и две ночи тому назад, внешне ситуация была та же самая, что и обычно, то же самое, пока вдруг не появилась воля остаться в пробужденном состоянии, не засыпать; и тогда у меня появилось ясное восприятие кровоизлияния и того, что надо удалить эти вещи (кусочки зубов, которые шевелились — они шевелились то больше, то меньше, но это началось в декабре), удалить их, чтобы кровь могла выйти. Раньше у меня тоже были шевелящиеся кусочки зубов, и они выходили сами, без трудности — когда приходило их время выйти, они и выходили; так что я понимала это: почему бы не дождаться этого момента! Долгое время это было моей позицией. И, затем, у клеток было нечто вроде любопытного дистанцирования от близкого контакта с чем-то [с дантистом], что не было в полной гармонией с направляющей силой тела. На обычном языке это выражалось так: Т (она очень мила, тут нет вопросов) не знает ни привычек, ни реакций, ни рода этих вибраций, ни того, что необходимо — она не знает ничего. Как войти в контакт? Тогда позавчера ночью ко мне ясно пришло: вот что ей надо сказать (и точные слова письма, которое надо ей написать), и НАДО ее позвать завтра утром. Затем все успокоилось, с этим было покончено, и я продолжила свою ночь, как обычно все ночи. На следующее утро я написала то, что было решено, и она пришла; и когда она пришла, она знала то, что надо сделать. Она даже сказала: «Я буду делать только то, что вы скажите.» Добавлю деталь (не очень-то приятную, но она дает меру истины): надо было удалить два кусочка зубов; сначала она удалили один, и это было почти нормально, затем она потянула второй, и там оказалось нечто вроде кровоизлияния: большое количество густой черной крови — опасное скопление крови. Но я чувствовала это (была боль в мозге, боль в ухе, боль…), и я сказала себе: «Это не хорошо, надо принять меры.» Тело сознавало, что это было плохо. И совершенно необычное кровоизлияние; я даже заметила Т: «Хорошо бы это выпустить.» Она сказала: «О, да!» Я рассказываю все это, чтобы сказать, что мышление совершенно неподвижно, все происходит напрямую: это вопросы вибраций. Что же, это единственный способ знать то, что надо делать. Если это проходит через ум — особенно через это физическое мышление, совершенно глупое, абсолютно — невозможно знать; пока оно работает, вы всегда подводитесь к тому, чтобы делать то, что не надо делать, особенно, к плохой реакции: к реакции, которая помогает силам беспорядка и тьмы вместо того, чтобы противостоять им. И я не говорю о беспокойстве, потому что уже очень давно нет никакого беспокойства в моем теле — давно, годы — беспокойство – это как выпить чашку яда. Это то, что называется физической йогой. Превзойти все это. И единственный способ сделать это: каждую секунду всем-всем клеткам быть [жест недвижимого приношения к высотам] в поклонении, стремлении… И ничего другого. Тогда, спустя некоторое время, есть также радость, затем это заканчивается в блаженном доверии. Когда это доверие будет установлено, все пойдет хорошо. Но… это легко сказать и гораздо труднее сделать. Только, в настоящий момент, я убеждена, что это единственное средство, нет никакого другого. Вот так. Дай мне свои руки…

27 марта 1965

Я нахожу, что все это мясо, которое мне дают, чтобы «укрепить» меня, отяжеляет меня, особенно в эту жару. Не могу ли я вернуться к вегетарианской пище?

На самом деле это не оказывает никакого воздействия на сознание, я в этом совершенно убеждена. Мясная пища может дать телу чувство большой прочности, и, по моему мнению, прочность очень важна, совершенно важна — я не верю в духовность, которая «делает эфемерным», это все ложь прошлых времен. Нет, тяжесть тела… Тебе надо не только представить, но и понять и принять, что эта тяжесть нацелена на то, чтобы восстановить внутренний ущерб тела, и надо, чтобы тело преобразовало эту тяжесть в нечто вроде состояния спокойствия, так чтобы все пришло в порядок. Я не думаю, что ощущение «легкости» — хорошее ощущение. Потому что, как так называемая «легкость», так и так называемая «тяжесть» не имеет АБСОЛЮТНО ничего общего с йогой и Трансформацией. Все это — человеческие ощущения. Истина совершенно другая и не зависит от таких вещей. Истина, конечно же, состоит в сознательном стремлении клеток ко Всевышнему; это единственное, что действительно может трансформировать тело; и это очень, очень не зависимо от области ощущений. Напротив, очень хорошо успокоить нервы, и я думаю, что когда нервы станут сильными, то их первым делом будет успокоиться, и это производит впечатление тяжести, впечатление почти тамаса, но это нечто вроде спокойной стабильности, которая необходима. Вот так. Я так вижу это. В сущности, чтобы исправить «штучки» физического ума, неплохо бы стать… «растительным»: вегетарианцем в смысле обращения в растение — вести мирную жизнь растения, вот так [жест: распростертость под солнцем]. Да, есть нечто вроде растительной неподвижности, она превосходна для преодоления возбуждения — необузданного возбуждения — этого физического ума… Смотри-ка, это ощущение водной лилии, плавающей на воде: это большие листья, распростертые вот так — очень спокойная вода и водная лилия. Водная лилия — это белый цветок, открывающийся свету, на больших плавающих листьях… О! как хорошо быть поддерживаемым. Когда нервы хорошо успокоены благодаря хорошей еде, можно войти в блаженное созерцание — ничем не заниматься, особенно не пытаться мыслить: вот так [плавающий жест, приношение], призывая Господа и его Гармонию — светлую гармонию — затем оставаясь вот так, распростертым, после еды, по меньшей мере, в течение получаса, три четверти часа. Это очень хорошо, это отлично. Не засыпать: блаженно — ничем, быть ничем. Ничем, кроме блаженного спокойствия. Это самое лучшее средство. Я думаю, что это легче всего сделать, когда хорошо питаешься! Попробуй стать водной лилией… Какая милая лилия! Очень мило даже наблюдать за животными — они гораздо лучше, чем люди, знают, как отдыхать. Можно сделать лозунг: если вы хотите, чтобы вас поддерживали, станьте водной лилией! [Мать смеется]… Я вижу образ пруда под солнцем. Я прошу людей хорошо питаться… Ты знаешь, что у меня есть трудности: в течение двух дней мне было почти невозможно есть — и я так довольна! Но я всегда ворчу на себя: это слабость — моральная слабость. Мне очень кстати говорить об этом, потому что я имею ту же трудность, что и ты, в вопросах питания, и это очень плохо. И я убеждена не из-за личного вкуса к питанию (!), а для того, чтобы противодействовать другой тенденции. Всякий раз, когда что-то приходит и препятствует тому, чтобы я ела, тело говорит: «О, спасибо, Господи, мне не надо есть!» Я ловлю себя на этом и даю себе шлепок!

Апрель 1965

7 апреля 1965

Ты хорошо спал?

Не очень, и мой сон не сознателен: я не вижу тебя.

О! мой мальчик [смеясь], иногда я говорю себе: «Как хорошо тем людям, что не сознательны!» Все время, ты знаешь, все время, без перерыва, это шествие — конечно, бывают моменты, когда я вхожу в блаженное состояние, но мне не дают побыть в нем долгое время. Я хотела бы быть в этом блаженном состоянии четыре-пять часов, но мне это не позволяется. Все время, все время… и какие истории! Не могу сказать… Это ни сверхсознательное, ни подсознательное… можно сказать, что это интрасознательное — это как раз подложка вещей. И тогда… [Мать качает головой]

(молчание)

С полуисторической точки зрения было бы интересно рассказать о том, что происходит изо дня в день; потому что это не ограничено одним местом или определенным числом людей: это активность на масштабе земли. Конечно, это было бы очень интересно. Но потребовалось бы, по крайней мере, час или два, чтобы утром записать все, что было ночью! И при этом надо оставаться очень спокойным, иначе все уйдет. Но это была бы грандиозная документация. Если мне дается некоторое предвидение, то оно дается в очень символической и любопытной форме: в форме, которую можно было бы назвать «аналогией», то есть, мне показывают факты, аналогичные тем, что происходили в истории земли (иногда из истории земли, относящейся к «доисторическим» временам), и с особой окраской, немного более внутренней, чем простой грубый факт: вместе с этим есть вибрация, которая является одновременно смесью мысли, чувства и, особенно, силы — силы действия. Это приходит вот так с нечто вроде мощи проекции в будущее [Мать прочерчивает траекторию событий из прошлое в будущее], и в промежутке есть кривая, вызванная земным прогрессом. Так что, в сущности, это было бы достаточно интересно… если бы не нужно было делать ничего другого! Но это очень видимая вещь: например, слово, фраза, жест, мысль, импульс, которые где-то особо имели свою вибрационную точку [в прошлом], и затем видна вся линия последствий [тот же жест траектории], вся кривая последствий. Все это, виденное за один раз [Мать очерчивает экран, на котором внезапно останавливается образ]. Кривая: такая-то вещь идет… бррт! туда. Но результат (тот, который придал бы наглядную и шумную ценность, вызывающую большой эффект) никогда мне не дается. То, что сделало бы репутацию великого пророка, этого нет, это не дается (я и не стремлюсь к этому, но это не дается). Просто [тот же жест траектории]: такая-то вещь пойдет вот так, бррт! затем будет все вот так, там, там [Мать отмечает различные точки на траектории]; но, что касается результата: молчание. Но, как бы там ни было, чтобы иметь возможность записывать все это, надо ничего не делать! И, в сущности, это всегда было бесполезно. Ты думаешь, что пророки помогли людям?… Я так не думаю. Всегда происходило то, что должно было произойти, и предвидение пророков не помешало этому.

10 апреля 1963

Мне задали вопрос [Мать ищет запись]:

Как я могу любить Господа? Я никогда не видел Его, и он никогда со мной не говорил.

Я ответила так:

Любят не то, что видят или слышат: любят саму любовь, выражающуюся через формы и звуки, и самая совершенная, самая восхитительная любовь — это любовь Господа.

Когда я писала это, было переживание необычайной интенсивности: невозможно любить что-то, кроме любви, и любят любовь, стоящую позади всех вещей — любят саму любовь. Это Любовь, которая любит себя везде. А форма, звук — это ее поводы.

(молчание)

Ты считаешь, это трудно понять?

!?

Нет, просто, я давала прочесть это N: он только моргал, я дала прочесть U: он тоже моргал… Так что, ты то же… моргаешь?

Нет, мне это кажется…

А! хорошо, тогда все в порядке! Если хотя бы один человек понял, этого достаточно.

Это истина, ЕСТЬ любовь… Другие поймут.

Мне нравится это. Это по-детски просто: «… и самая совершенная, самая восхитительная Любовь — это Любовь Господа.»

17 апреля

Ты говорила, что был сделан шаг вперед. Есть что-то новое?

Я всегда говорила, что по двум вопросам будущее никогда не раскрывалось мне. Первый вопрос: какой точно будет первая форма супраментальной жизни на земле, то есть, какой будет стадия, которая последует за человеком, как он есть сейчас — подобно тому, как была стадия, последовавшая за животными (и которая, в действительности, исчезла), какой будет стадия, которая последует за человеком, и которой, возможно, тоже предначертано исчезнуть? Затем другой, более личный вопрос: может ли трансформация этого тела зайти так далеко, что будет позволено бесконечное продление его существования, или же работа клеток будет отчасти растрачена впустую? Не могу сказать, что я получила ответ, но оба направления как бы приоткрылись. Такое впечатление, что раньше была стена, а теперь она отошла, и можно пройти. Что же, выводов еще нет, но по этим двум направлениям мы действительно сделали шаг вперед, потому что они открылись — нет больше стены, они открыты. В особенности, ушло это ощущение блокировки. О первых открытиях не стоит говорить, потому что они не достаточно точны и ни конкретны, ни определенны. Есть только ощущение облегчения: вместо того, чтобы быть перед чем-то, что блокирует ваш путь, уф! можно сделать вдох и двигаться дальше. Последствия будут потом.

(долгое молчание)

Переход между двумя [человеческой формой и следующей, переходной] возможен только через вход — сознательный и умышленный — супраментального сознания в тело, которое можно было бы назвать «улучшенным физическим телом», то есть, в человеческое физическое тело, как оно есть сейчас, но улучшенное: это улучшение может быть вызвано, например, ИСТИННОЙ физической культурой, не такой, как она раздута сейчас, а в ее истинном смысле. Это то, что я достаточно ясно видела: в эволюции (сегодня физическая культура развивается очень быстро, не прошло даже полувека, как она началась), в эволюции эта физическая культура принесет улучшение, то есть, гибкость, равновесие, выносливость и гармонию — эти четыре качества: гибкость (пластичность), равновесие различных частей существа, выносливость и гармонию тела, что делает тело более гибким инструментом для супраментализированного сознания. Таков переход: сознательное и умышленное использование супраментализированного сознания тела, подготовленного таким образом. Надо, чтобы тело было приведено к максимуму своего развития и использования клеток, чтобы быть… да, сознательно пропитанным всевышними силами (то, что делается здесь [в Матери]), сейчас, и по максимуму его возможностей. И если сознание, населяющее тело, оживляющее тело, имеет требуемые качества в достаточном количестве, тогда, нормально, оно должно уметь использовать это тело по максимуму его возможности трансформации, так что потеря, вызываемая смертью разлагающихся клеток, должна быть сведена к минимуму — в какой мере?… Это как раз то, что все еще не известно. Это соответствует тому, что Шри Ауробиндо говорил о продлении жизни по желанию, на неопределенно продолжительное время. Но, как вещи предстают сейчас, кажется, что должен быть переходный период, когда сознание переходило бы из одного тела в другое, лучше подготовленное — подготовленное лучше внешне, физически (не внутренне); под «внешне» я имею в виду тело, которое приобрело определенные способности через реальное развитие (чем тело еще не обладает) этих четырех качеств, которыми тело еще не обладает в достаточном объеме и полноте; то есть, эти четыре качества должны быть в совершенном согласии и достаточном объеме, чтобы быть в состоянии поддерживать работу трансформации. Я не знаю, понятно ли я говорю…

Да, но ты говоришь о «смене» тела?

В этом случае надо будет сменить тело. Но это переход (с оккультной точки зрения это известно), это переход не в новорожденное тело, а в тело, уже сформированное. Это будет происходить через нечто вроде отождествления психических личностей двух тел — слияние психических личностей возможно [смеясь], я знаю процесс! Но требуется устранение эго — да, устранение эго необходимо; но если эго достаточно устранено в индивидуальности (можно ли использовать слово «индивидуальность»? я не знаю… это ни «личность», ни «индивидуальность»), в супраментализированном существе, если это устранение проделано, завершено, тогда это существо имеет силу полностью нейтрализовать присутствие эго в другом существе. И тога, благодаря этой нейтрализацию, будет устранено сжатие, которое всегда происходит при реинкарнации — вот что ужасно, не так ли: время, потраченное из-за сжатия в новом существе! Но через сознательный переход — умышленный и сознательный — из одного тела в другое, существо без эго имеет почти полную силу устранить другое эго. Весь этот оккультный механизм еще предстоит развить, но для сознания это почти рационально. Таким будет процесс. Условия для почти бесконечного продления жизни тела известны или почти известны (они больше, чем представлены: они известны), и они усваиваются через работу, необходимую для противодействия КРАЙНЕЙ ХРУПКОСТИ физического равновесия тела, находящегося на стадии трансформации. Это ежеминутное обучение, можно сказать, почти ежесекундное. И эта область чрезвычайно трудна. Она трудна по всем тем причинам, которые я уже объясняла, из-за вторжения сил, которые находятся в состоянии дисбаланса и которые надо постепенно привести в новое состояние равновесия. Это там находится знак вопроса. Вот так. Это там. Но это больше не блокировано. Дорога открыта, она видна — можно видеть. Это придет. Но переход, который действительно трудно постичь, это переход от животного творения (которое непрерывно продолжается, конечно же) к супраментальной формации, которая еще не сделана. Переход от этого творения к супраментальному творению тела — это то, что не известно. Этот переход от одного к другому: как? Ведь это еще более трудная проблема, чем переход от животного к человеку, хотя процесс человеческого творения и более утонченный, но он тот же самый… О!

(Беседа прерывается из-за прихода доктора)

… Тогда как здесь это новая форма творения.

21 апреля 1965

По поводу последней беседы я вспоминаю одну цитату из Шри Ауробиндо.

Какую?

Ты говорила о первой форме супраментальной жизни.

На земле.

Да, в «улучшенном физическом теле». По этому поводу у меня появились вопросы… особенно когда ты говорила о «смене тела».

Какой вопрос?

Вот он: разница между сегодняшним человеческим телом и супраментальным творением столь значительна, должна быть такая большая разница в субстанции…

Очевидно.

… что я спрашиваю себя, в какой мере может послужить даже улучшенное физическое тело? Потому что в этом будет такая большая разница. Будь тело старым и сгорбленным или будь оно юным и гибким, будет ли разница, поскольку…

Это не то, что я имела в виду под «улучшением». Не имеет никакого значения, молодо ли тело или оно старо, потому что преимущества компенсируются неудобствами. Я тоже смотрела на эту проблему — никакой разницы. Смена тела может стать необходимой, и это все, но это вторично. То, что я имела в виду под «улучшенным физическим телом», это то овладение телом, которое сейчас происходит через физическую культуру. Недавно я видела журналы, в которых показывалось, как это начиналось: результаты в начале и современные результаты; и с точки зрения гармонии форм (я не говорю об излишествах — излишества есть везде — я говорю о том, что можно сделать в наилучших условиях), с точки зрения гармонии форм, силы и определенного чувства красоты, развития определенных возможностей выносливости и сноровки, точности исполнения в комбинации с силой, это очень примечательно, когда думаешь, сколь недавно началась физическая культура. И сейчас это очень быстро распространяется, то есть, процент людей, заинтересованных и участвующих в этом, нарастает как снежный ком. Так что, когда я вижу все эти фотографии (что касается меня, то я вижу это особенно через фотографии), я говорю себе, что через эти качества клетки, совокупности клеток обретают пластичность, восприимчивость, силу, которая делает субстанцию более пластичной для вливания супраментальных сил. Возьмем, к примеру, ощущение формы (я привожу один пример среди множества других). Эволюция открыто направляется в сторону уменьшения разницы между женской и мужской формами: создающийся идеал делает женские формы все более похожей на мужские и добавляет определенную гармонию и пластичность в мужские формы, так что они становятся все более похожими на ту форму, которую я видела высоко вверху, за пределами миров творения, на «пороге», если можно так выразиться, мира формы. Уже в начале века, еще даже перед тем, как я узнала о существовании Шри Ауробиндо и никогда не слышала слова «супраментал», не имея ни малейшего представления о чем-либо, я видела высоко вверху, на пороге Бесформенного, в крайнем пределе, идеальную форму, которая напоминала человеческую форму и была идеализированной человеческой формой: не мужчина, не женщина. Светящаяся форма, форма золотого света. Когда я прочла то, что написал Шри Ауробиндо, я сказала себе: «Но я видела именно супраментальную форму!», не имея ни малейшего представления, что она могла существовать. Что же, идеал формы, к которому мы сейчас идем, напоминает тот, что я видела. Вот почему я сказала: поскольку есть эволюционная концентрация на этой точке, на физической телесной форме, значит, Природа готовит что-то для этого Нисхождения и этого воплощения — это кажется мне логичным. Вот что я имела в виду под улучшенной физической формой. Второй вопрос совершенно вторичен, он побочный, он не находится на линии эволюции. Я только говорю, что это МОЖЕТ быть полезным средством, и что это средство уже использовалось в свое время.

Смена тела?

Смена тела. Это средство может быть снова использовано, ЕСЛИ В НЕМ ПОЧУВСТВУЕТСЯ НЕОБХОДИМОСТЬ. Это не было центральной идеей, это было совершенно побочным — это может произойти. И все, что я сказала, это то, что сознанию этих клеток, утратившим ощущение эго (я думаю, что они его утратили, хотя это тело было сформировано без ощущения эго — во всяком случае, если в какое-то время и была необходимость в эго, то теперь его нет), утратившим ощущение эго, не составит никакой трудности манифестировать в другом теле. И это переживание совершенно практическое и материальное, то есть, я имела множество переживаний этого сознания, использующего то тело, это тело, вон то тело… для определенных вещей; конечно, это было временно, не постоянным образом, но по воле и, как бы там ни было, длилось достаточно долго, чтобы доставить мне конкретное переживание. Но это личное дело, это не имеет ничего общего с коллективным движением, тогда как другой вопрос интересен: у меня такое впечатление, что это сотрудничество Природы, толкающей человечество в этом направлении, чтобы подготовить материю, сделает ее более восприимчивой к идеалу, который хочет манифестировать.

Когда я раздумывал над последней беседой, мне показалось, что разница между животным и супраментальным творением столь велика, что не очень-то много разницы в том, более ли податливое тело и т.п.

Разница не столь уж огромная. Разница огромная в МОДЕ ТВОРЕНИЯ, вот где огромная разница. Вот где трудно понять, как мы перейдем от одного к другому и как могут быть промежуточные звенья.

Как раз, вдруг, в этой связи я вспомнил одну цитату из Шри Ауробиндо, которая показалась мне интересной. Это в «Человеческом Цикле», в конце главы «Человеческий Цикл». Вот что он говорит: «Может быть так, что, начавшись, оно [супраментальное начинание] не будет двигаться быстро даже к своей первой решающей стадии; может так статься, что потребуется долгий век усилий, прежде чем будет достигнуто некое постоянное зарождение. Но это не совершенно неизбежно, ибо принципом таких изменений в Природе видится долгая подготовка, за которой следует быстрый сбор и низвержение элементов в новое рождение — быстрое превращение, трансформация, которая в свой светлый момент вырисовывается как чудо.»

Это очень интересно… Да [смеясь], он недавно сказал мне это! Это так. В сущности, когда будет тело, сформированное как раз идеалом и нарастающим развитием, тело, которое будет иметь достаточно материала и возможностей, обладать достаточным потенциалом, тогда очень может произойти внезапное нисхождение супраментальной формы, как это было с человеческой формой. Потому что я знаю это (я знаю это через то, что я прожила), я знаю, что когда условия перехода — очень смутного перехода — от животного к человеку (чему люди нашли более или менее убедительные доказательства) стали достаточными, когда результат стал достаточно пластичным, тогда произошло Нисхождение — было ментальное нисхождение человеческого творения. И это были существа (это было двойное нисхождение; особенно было как раз то, что это было двойное нисхождение, мужское и женское: спустилось не одно существо, а два), это были существа, которые жили в Природе, вели животную жизнь, но с ментальным сознанием; только без конфликта с общей гармонией. Все воспоминания абсолютно ясны — воспоминания о спокойной, животной, совершенно естественной жизни в Природе. Чудесно красивая Природа, которая по странности напоминает природу Цейлона и тропических стран: вода, деревья, фрукты, цветы… И жизнь в гармонии с животными: не было никакого чувства опасности или разницы. Это была очень светлая, очень гармоничная и очень ЕСТЕСТВЕННАЯ жизнь в Природе. И, что любопытно, история Рая стала ментальной деформацией того, что произошло на самом деле. Вся эта история стала смехотворной, и также с тенденцией… такое впечатление, что враждебная воля или асурическое существо пожелали использовать это для того, чтобы сделать из этого основание религии и наложить свою лапу на человека. Но это другой вопрос. Но эта спонтанная, естественная, гармоничная жизнь — очень гармоничная — чрезвычайно красивая и светлая и легкая!… Гармоничный ритм в Природе. В сущности, светлая животность. Вот как это началось, и это так началось благодаря тому, что произошло нисхождение высшего ментального сознания человека в форму, которая уже существовала. Явление может произойти снова тем же образом, с той разницей, что теперь оно может быть более сознательным и более умышленным — может произойти вмешательство сознательной воли. Это будет или это может произойти через оккультный процесс — я не знаю этого, есть всякие возможности, одной из которых может быть сознательный переход существа, которое использовало старую человеческую форму для своего развития и своей йоги и которое оставит эту форму, ставшую бесполезной, чтобы войти в форму, способную приспособиться к новому росту. Здесь две возможности соединяются. Но пока что этот вопрос не стоит, потому что, хотя развитие физической культуры и идет чрезвычайно быстро, но все же кажется, что это может занять сотни лет. Есть цитата из Шри Ауробиндо, в которой он говорит, что первым делом надо достичь продления жизни по желанию — это не непосредственно бессмертие: это продление жизни по желанию. Он написал это в статьях о «Супраментальной Манифестации».

23 апреля 1965

Сейчас, почти каждую ночь без исключения, я провожу часть ночи в ком-то другом, кто кажется мною — это «я», но обстоятельства совершенно другие, связи совсем другие. И этой ночью, я не знаю, как (о! это долгая история), я увидела себя: я была одета в сари, и мои волосы были редкими и белыми! Волосы были белыми с оставшимися кое-где черными прядями; и я внезапно увидела свое лицо в зеркале — так я и узнала, что это был кто-то другой. И это кажется весьма повседневным занятием, очень регулярным с совершенно разными людьми, но все они находятся в контакте с мышлением Шри Ауробиндо или с Работой Шри Ауробиндо. Некоторых из них я очень хорошо знаю, и окружающих их людей я тоже очень хорошо знаю; но есть и другие, которых я знаю не так хорошо. Позапрошлой ночью это было трудновато, потому что я была («я была» — кем я была? я не знаю), я была утомлена и атакована кем-то, кто не хотел оставлять меня и был для меня совершенно отвратительным, существом лжи и лицемерия. Это было символическое существо (все это было символически), и оно представляло что-то, почти как один из человеческих грехов, что-то символическое и очень общее, это было тяжело, о!… я призвала все, чтобы избавиться от него. Но я не знала, кем я была — это была «я», но внешне я не знаю. Но прошлой ночью, как это все происходило, я была с кем-то, кого я очень хорошо знала (не материально), и у меня были белые волосы, и та личность сказала мне: «О! Очень хорошо, пойдемте так…» Затем я увидела свое лицо… У меня было бледное, но не белое лицо, и белые волосы, спадающие на шею, совсем белые (белые волосы, бывшие раньше черными), с несколькими черными прядями — белые волосы. И я сказала: «Ну нет! Когда есть белые волосы… (я не знаю, на каком языке я говорила, потому что не было слышно звуков, было внутреннее понимание)… не очень-то мило иметь такие белые волосы.» Затем [смеясь], когда я вернулась в свое обычное состояние, я подумала: «Смотри-ка! Но какое странное было у меня лицо!» Это немного утомительно. Всякий раз надо преодолеть новую трудность, решать проблему, привести что-то в порядок…

28 апреля 1965

Мать выглядит поглощенной.

…В конце концов, пока не можешь делать все, ничего не знаешь. Это было моим переживанием этих последних дней, все более и более ясным. Пока не можешь делать все, то есть, пока не обладаешь всевышней Мощью, то ничего и не знаешь. И всевышняя Мощь, это… Поясню, что я имею в виду. Один человек умирает в Америке от рака. Я сказала ему, что произойдет то, что будет наилучшим для его души; я сказала это в тот момент, когда так называемое человеческое знание воображало, что может вылечить его. Он потерял дар речи, но не сознание — ни слух, ни сознание (это был рак мозга). Доктор (самый выдающийся, самый лучший) говорит, что он живет только благодаря силе воли — но он не хочет жить! (однако он продолжает жить, жизнь продолжается). Он не хочет жить, он хочет умереть. Но, конечно, он не может сказать об этом, он больше не может говорить. А доктор, в своем неведении, озадаченный этим явлением, говорит, что он живет благодаря своей воли. Я получила все эти новости сегодня утром; в течение нескольких часов я жила через эти сознания, с проблемой: тот факт, что он жил. И всегда (для таких сознаний) «Смерть» появляется с большим знаком вопроса — что это в точности? Что в точности происходит? Каково изменение в сознании? Что происходит?… Потому что моя работа состоит в том (это то обещание, которое я дала), что прежде, чем он оставит свое тело, он станет осознавать вечную Истину. Так что, этим утром, в течение, по меньшей мере, трех часов, я стояла перед этой проблемой (вот почему я была совершенно внутри, когда я пришла), и я сказала себе: «Но… пока не господствуешь над жизнью и смертью, не знаешь ничего!» Вот почему я была немного поглощена.

(молчание)

В течение столь многих лет я имела всевозможные переживания. В течение почти шестидесяти лет я постоянно занималась людьми, которых называют «умирающими», постоянно. Что же, разных случаев почти столько же, сколько и людей — есть категории, но случаев не счесть (я говорю не о внешних случаях, материальных событиях: я говорю о внутренних случаях). Иными словами, я нахожусь в почти постоянном контакте с этим явлением, и все же, однако, это все еще проблема… По меньшей мере, два раза в этом существовании я проходила через то, что люди называют «смертью» — и оба раза переживания были разными. Переживания были разными, однако видимый факт был одним и тем же. И если я смотрю на это определенным образом (объяснения, конечно же, ничего не значат), если я смотрю определенным образом, то есть, как бы получить настоящий ключ… можно обрести его только с Мощью. Что же, эта Мощь… [Мать отрицательно качает головой]. Это трудно объяснить, если я хочу, чтобы меня поняли. Например, множество раз (много раз, очень часто), люди говорили мне, что хотят умереть по той или иной причине; и, делая что-то, это происходило. Это «что-то» не было всегда одним и тем же, но результат в видимости был всегда одним и тем же: человек оставлял свое тело. Я даже имела вблизи себя, совершенно ясным и точным образом, по меньшей мере, два случая, когда люди, которых называют «умершими», оставили свои тела, даже не зная об этом! Следовательно, для той части их существа не было никакой разницы. И мне так же случалось, так сказать, «воскрешать» тех, кого объявляли «мертвыми». Таким образом, передо мной представали все случаи, все возможности. Естественно, это вид движения сознания [те «вещи», которые вызывают смерть] и определенные движения воли, но… То, о чем я спрашивала себя сегодня (не «спрашивала» — слова всегда плохи — потому что это не ум, я спрашивала не ментально), и вдруг это предстало передо мной, вот так [жест: как на киноэкране]: не может ли то, что называют «смертью», быть, по случаю, сразу множеством вещей?… Мы говорим «жизнь», «смерть» и противопоставляем смерть жизни — но, может быть, то, что люди называют «смертью», быть множеством различных вещей, возможностей?

(молчание)

Что это? Человеческая наука отвечает: во всех случаях есть аналогичное явление — декомпозиция. Но это… Мы находимся в постоянном состоянии декомпозиции — все, вся жизнь все время находится в состоянии декомпозиции и трансформации; вся эта пища, которую мы поглощаем, все это все время находится в состоянии декомпозиции. Так что… Может быть, это просто неполнота, я имею в виду ограничение видения, восприятия: мы видим слишком много деталей вместо того, чтобы видеть целое. У меня вдруг возникло ощущение с этим напряжением концентрации: каково физическое восприятие тотальности физического мира? Каково сознание тотальности физического мира? Не является ли для него все, что мы называем жизнью и смертью, просто явлением, аналогичным явлению декомпозиции, ассимиляции и трансформации, что происходит в каждом живом существе? Это полностью сбивает с толку! Это трансформация клеток, постепенная клеточная трансформация, которую мы на уровне человеческого существа (существа человека, существа животного) называем «смертью». Мы еще поговорим об этом.

30 апреля 1965

Часть своей ночи я провела в твоих комнатах — ты не знал? Как ты спал?… Как обычно.

Я не знаю.

Как объяснить?… [улыбаясь] это была как бы «санитарная» инспекция «духовных условий» различных жилых помещений (!) Я говорю об этом таким образом, но это было довольно любопытно; это была как бы сила, да, или какое-то сознание, которое пришло посмотреть на различные места с точки зрения духовного здоровья — это было довольно забавно, интересно. Это началось с визита в мои собственные комнаты, здесь; затем я попросила объяснить принцип, если можно так сказать, на котором основывалась эта инспекция, и когда объяснение было дано, я сказала: «Что же, теперь пойдем посмотрим, как дела у Сатпрема.» И у меня даже возникло такое впечатление, что ты не знал (заметь, что я действительно ничего об этом не знала, это просто то, что я увидела этой ночью), что та противомоскитная сетка, что стоит у тебя сейчас, раньше была моя, раньше она стояла здесь.

Да.

А! ты знал это. И тогда, когда я предложила пойти к тебе, эта сила (это была сила, это было существо это было действие, это было… — не человеческое существо) сказала: «О! но он находится в особых условиях». «А! почему?» — «О! у него есть эта сетка, так что весь входящий воздух — тонкий воздух — насыщается на входе твоей атмосферой.» [Мать смеется] Я сказала: «Хорошо.» Это было рано утром, между тремя и четырьмя часами, ты спал.

Май 1965

5 мая 1965

Ты выглядишь бледной.

Я не очень хорошо себя чувствую.

(молчание)

У меня такое ощущение, что я не здесь, и это началось с… Мое тело далеко от меня. В прошлый раз, после полудня, в тот день, когда ты приходил, 30 апреля, я была в довольно плохом состоянии [У Матери были «проблемы с сердцем»]. И с того момента у меня появилось впечатление… что я нахожусь довольно далеко от своего тела… Я была в очень-очень расплывчатом сознании [жест распространения], очень расплывчатом.

(Мать входит в медитацию)

У меня было такое ощущение, что существует только одна вещь: установить контакт — привести божественную Вибрацию в контакт с Материей. И это единственно РЕАЛЬНАЯ вещь. Вещи как бы «отстоялись», очистились за эти дни, начиная с 30 апреля; и этим утром, когда я поднялась, это было так сильно, что существовало действительно только это. До такой степени, что было спонтанное восприятие, что какой бы ни была оболочка из мысли или какой бы ни была организация жизни, это не имеет никакого значения — только люди придают этому значение, но с точки зрения Работы важно только это: быть в том состоянии, в котором я находилась (это было очень особенное состояние), где вибрация, вибрация Материи, приведена в контакт, объединена — объединена с божественной Вибрацией. Все остальное… нереально.

(долгое молчание)

У меня почти такое впечатление, что нет циркуляции [крови], я не знаю, как объяснить это.

(Мать входит в концентрацию)

Это вот так [жест неподвижности, распростертости], не-дви-жи-мо… Но с большой интенсивностью вибрации — вибрации, которая не движется. У тебя нет новостей от твоей мамы? Я спрашиваю тебя из-за того, что вчера я была в контакте с ней и с твоим братом…

(долгая медитация)

Это может длиться вот так бесконечно. Итак, что мы будем делать? Если так продолжится, то мы еще не скоро закончим свою работу!

У нас есть время.

Да, есть время! Когда люди говорят себе: «у нас есть время», дело идет годами! В конце концов, я не нарочно — это приходит ко мне, и тогда ничего не поделаешь. Но тебе лучше?

Да, милая Мать.

(молчание)

Есть растущее ощущение Силы, становящейся безграничной. Но как раз это состояние связано с теми трудностями [проблемы с сердцем и с кровообращением]. И ведь я ничего не решаю, ничего не делаю [чтобы достичь этого состояния]: я вот так [жест недвижимости, ладони открыты к Высотам], в «нечто», и кажется, что так может быть вечно. Но внутри этого я воспринимаю волны, движения (и иногда концентрации, когда это касается земных событий), имеющие грандиозное могущество. Надо только оставаться спокойным, и все: мы увидим, что произойдет. Но тебе надо все больше крепнуть и крепнуть физически.

Все в порядке.

Это очень, очень важно, потому что нам предстоит много чего сделать вместе, я знаю это.

8 мая 1965

(К каждой встрече с Сатпремом Мать переводит одну строчку из «Савитри», которая копируется для нее большими буквами. На этот раз речь идет о споре между Смертью и сердцем Савитри :)

And never lose the white spiritual touch (Мать повторяет) And never lose the white spiritual touch [Никогда не теряя белого контакта с Духом] (молчание)

Вчера я читала с Н серию переживаний Савитри, когда она начинает с само-устранения: Annul Thyself so that God alone exist [«Перечеркни себя, так чтобы существовал только Бог»] (я не помню точно, но такова идея). Это началось с самоустранения, затем она имела переживания Бытия Всем, то есть, бытия Всевышнего (Всевышнего в ней) и бытия всей Манифестации, всех вещей. Это совершенно… совершенно чудесное описание. Это необычайно красиво. У этой главы нет названия.

(Мать пытается найти этот отрывок в «Савитри»)

Сначала она встречает свою душу: дом пламени. Она входит в дом пламени и объединяется со своей душой [“The Finding of the Soul”, VII.V]. Тот отрывок после этого. Затем идет Нирвана [“Nirvana and the Discovery of the All-Negating Absolute”, VII.VI]. Она входит в Нирвану и становится только фиолетовой линией в Ничто. Затем она возвращается в свое тело — там это и начинается. Глава без названия [VII.VII]. Я найду ее в другой раз.

(Мать откладывает книгу)

Это было революцией в атмосфере, вот почему я тебе об этом рассказываю. Потому что все описанные [в «Савитри»] переживания являются как раз теми переживаниями, которые я имела. И тогда, в теле, внезапно… Я была в музыкальной комнате, и Н читала мне; затем, когда она кончила чтение, вдруг все тело поднялось в таком интенсивном стремлении и молитве! Ты знаешь, это была ужасающая тоска: «Вот, все переживание здесь [в Матери], полное, тотальное, совершенное, но из-за того, что вот это [тело] жило слишком долго, у него больше нет силы выражения.» И это сказало: «Но почему, Господи? Почему, почему Ты убрал у меня силу выражения из-за того, что это [тело] жило слишком долго?» Это было чем-то вроде революции в сознании тела. С тех пор дела пошли гораздо лучше, гораздо лучше. Произошло решительное изменение. Ведь это было описанием в точности того состояния, в котором тело сейчас находится, и все же тело все время имеет ощущение хрупкости, неустойчивого равновесия. И тогда, со всем своим стремлением, оно сказало: «Но ПОЧЕМУ? почему?... Вот, переживание здесь — почему оно не выражено?» Как всегда [смеясь], у меня возникло впечатление, что Господь засмеялся, говоря: «Но раз уж ты этого хочешь, так и будет!» Просто имея в виду: это ты ВЫБИРАЕШЬ, как оно будет. И это совершенно верно. Все наши неспособности, все наши ограничения, все наши невозможности, все это выбирает эта глупая Материя — не с каким-то разумением, а с неким ощущением, что «так должно быть», что это «естественно». Привязанность — идиотская привязанность — к моде низшей природы. Затем был смех, слезы, вся революция, и потом все стало хорошо. Но никто в мире не смог бы меня убедить, что материальная природа такова не из-за того, что она сама выбрала быть такой. И господь смотрит, улыбается, ждет… [смеясь], чтобы прошла глупость тела. Он делает все, что нужно, но… мы не отдаем себе в этом отчета. В теле нет «пружины» ВЕРЫ, той самой веры, о которой всегда говорил Шри Ауробиндо. Когда люди пишут мне длинные письма (какие письма я получаю! все время жалобы: здоровье не в порядке, работа не идет, отношения не в порядке — все время жалобы), я всегда вижу позади это Сознание, светлое, великолепное, чудесное — солнечное — точно как если бы оно говорило: «Когда же пройдет эта мания!» Мания трагедии и низости. Что-то в разуме понимает — это не так, что разум не понимает, но этот разум не имеет никакой силы заставить подчиниться эту материю. И каждую секунду я теперь имею ощущение выбора между победой и поражением, между солнцем и тенью, между гармонией и беспорядком, легким решением… действительно, между удобным или приятным и неприятным; и что если не вмешиваться со своим авторитетом, это нечто вроде… о! это держится за трусость и вялость: это что-то дряблое — ты знаешь, дряблое, без пружины. Когда так говоришь, это очень просто и кажется очень легким, но КАЖДУЮ МИНУТУ для тела есть три возможности (обычно три): обморок или острое страдание, механическое безразличное движение, либо славное Мастерство. И речь идет о том, чтобы умыть глаза, прополоскать рот, о всех этих совершенно безразличных маленьких вещах (в больших вещах всегда все хорошо, потому что природа имеет привычку думать, что надо «достойно» держаться, встречая разные обстоятельства — все это смехотворно, но в маленьких вещах так оно и есть). Тогда голова кружится, и хоп!… и если не быть все время внимательным [жест сжатых кулаков, власти и контроля], то физическая природа, с такой отвратительной вялостью, совершенно противной, допускает все поблажки. Это повторяется сотни и сотни раз за день… Если это не называется «садханой», тогда я не знаю, что такое садхана! Ведь прием пищи оборачивается садханой, сон оказывается садханой, туалет оказывается садханой, все является садханой. И меньше всего садханы в том, например, чтобы принимать кого-то, потому что тело сразу же держится достаточно спокойно — оно призывает Господа и говорит: «Сейчас будь здесь», и тогда все идет хорошо (потому что тело держится спокойно). Посетитель приходит, тело улыбается, все в порядке — Господь здесь, конечно же, так что все идет очень хорошо. Но когда дело касается того, что называется «материальными» вещами, когда дело касается вещей повседневной жизни, тогда это ад по причине той глупости. Как-то, после того, как ты ушел, я не могла ничего есть! Я не могла есть, потому что тело чувствовало, что оно «размазано» в мире, как он есть сейчас [жест распростертости]; так что тело чувствовало себя «размазанным» (это очень хорошо, это переживание идет), только почему-то у него было ощущение, что оно не может есть — почему? я не знаю. Это было невозможно. Доктор, который, как всегда, был во время моего приема пищи, спросил: «Что-то не так?…» (потому что днем раньше была какая-то атака, что-то вроде злого умысла: была рвота; такое со мной происходит один раз за шесть-семь лет; это повторяется с большим периодом; это было серьезно, но это недолго длилось). Но на этот раз было по-другому: такое впечатление, что тело «размазано» (помнишь, ты говорил, что я выгляжу белой), и когда речь заходит о том, чтобы есть, тело говорит [Мать говорит стонущим тоном]: «Посмотри, я же не могу есть.» Если бы у меня было немного времени [смеясь], я дала бы телу хорошенький шлепок и сказала бы ему держаться спокойно! Но у меня не было времени, было время садиться и есть — я не могла есть. Так что у меня были трудности весь день, потому что, естественно, такие выходки затрудняют жизнь. Но, то, что для людей является несознательным и что они не понимают и называют «болезнью», для меня ясно, как божий день; и это всегда ВЫБОР, всегда есть выбор в каждую минуту (для материальной природы), и если воля не непоколебима, если вы не цепляетесь со всем упорством ко всевышней Воле, вы делает себе поблажку; и тогда тело впадает в глупость: оно падает в обморок, у него начинаются боли… В тот же день (когда я не могла есть), после приема пищи, я, как всегда, отдыхала некоторое время, чтобы… что же, это часы, когда я подвожу тело под прямое восприятие Силы (это не очень долго, у меня не много времени). Но как только я вытянулась на шезлонге, возникли такие боли! Боли, заставляющие выть, боли, которые хватают… [жест к талии] за те места, которые больше всего открыты враждебным нападениям. Я лежала, но я была совершенно сознательна, я сказала себе: «О, да! Ты хочешь, чтобы я сейчас поиграла по-крупному… Что же, я выдержу все и не издам ни звука — и я не пошевелюсь, а ты будешь держаться спокойно.» Затем я стала спокойно повторять свою мантру, как если бы не было боли. И спустя некоторое время боль ушла. Тело увидело, что это меня не трогает, и это ушло! И я ЗНАЮ, что точно также обстоит дело со всеми «заболеваниями», без исключения. Я вижу, я знаю «исток» болезней, различных расстройств — все это сейчас совершенно ясно (это история, которую можно рассказывать часы и дни), и это так. Так что, когда более или менее догматическим или буквальным образом мудрецы говорят: «Расстройство происходит из-за того, что природа решает быть в расстройстве», это не так уж глупо. Это… о! Вялость, которая является одной из вещей, более всего противоречащих божественному Великолепию. Вялость, которая приемлет болезнь. И я говорю это моему телу, никакому другому — другие, это не мое дело, это их работа, не моя; то есть, я представляюсь в них [в других телах] только как божественное Сознание, и тогда там очень легко, это очень легкая работа; но работа здесь… садхана внутри. Но больные люди… когда я им говорю: «Будьте искренними», я знаю, что я хочу сказать: если они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотят Божественного, все это должно прекратиться. Вот так. Я опять опаздываю! Ты знаешь, что называют само-жалостью [Мать гладит по своей щеке]: «Бедный малый, как ты страдаешь, как ты жалок!» Что же, материальная природа такова, она говорит: «Я хочу быть как Ты, Господи; тогда почему же Ты оставляешь меня в этих условиях?» — Хороший шлепок и марш!

11 мая 1965

После перевода одной строчки «Савитри»

Одну строчку каждый раз, в году 365 дней, сколько это получится?

104 строчки в год.

Это не имеет значения, мы живем в вечности. Раньше я обычно переводила три-четыре строчки в день; иногда больше, иногда меньше, и это шло очень быстро. Но теперь, мой мальчик! [смеясь] у меня больше нет времени ни на что. Стало традиционным или принятым, что я «должна» принимать кого-то после полудня, чтобы разграничить утро и вечер — у меня никогда нет времени! Те, кто должен уходить в четыре часа, уходят без четверти пять.

Нужен прямо полицейский рядом с тобой…

Да.

…кто-то властный, безжалостный, кто говорил бы: «Ваше время вышло, уходите!»

Да, полицейский. И, особенно, чтобы мня не просили, если приходят и говорят: «О! Такой-то хочет вас видеть; о, тот-то прислал вам письмо…», я не могу все же ответить: «А, нет! Сейчас я отдыхаю»! Это немного… Это не очень-то приятное впечатление, и отдых не будет полным. Но уже дошло до того (секретарей четверо, как ты знаешь), дошло до того, что один «добрый малый» сказал: «Я застрелю его» — одного из четверых секретарей, потому что он не передает письма. Так что ты понимаешь [смеясь], твоя полиция была бы в опасности! Остается только улыбаться, это лучшее средство — смеяться и улыбаться. Надо учиться смеяться, все больше и больше.

15 мая 1965

Это еще самый разгар борьбы. Есть моменты, когда все, как кажется, идет из рук вон плохо, а затем, минуту спустя, все идет триумфально хорошо, затем снова идет плохо — это не регулярно. Временами есть нечто вроде столь совершенной гармонии в функционировании, что это просто ошеломительно, а затем, в следующее мгновение, все кажется дезорганизованным. Так что я не знаю, для того ли это, чтобы придать нам гибкость. Должно быть, это для того, чтобы сделать нас пластичными. Со внешними обстоятельствами тоже так: временами все прекрасно улаживается — все настраивается с такой благосклонностью и с действительно необычайной уместностью; затем, минуту спустя, люди становятся все более глупыми, недоброжелательными и не желающими понимать… [смеясь] и иногда это одни и те же люди! И некоторые из них имеют необычайные, замечательные переживания, указывающие на очень быстрое их продвижение, а затем, вдруг, они впадают в несказанную глупость. Это контрастный душ, чтобы сделать нас более гибкими. Хорошо. А как у тебя?

Тоже так: то вверх, то вниз.

19 мая 1965

По поводу старой беседы на Плэйграунде (14 марта 1951 г.)

Я хочу задать один очень простой вопрос. Ты говоришь: «Если бы у нас всегда было такое ощущение, что все, что ни происходит, происходит к лучшему, то у нас не было бы страха…» Действительно ли всегда все происходит к лучшему?

Это самое лучшее в данных условиях мира — это не абсолютное лучшее. Есть две вещи: совершенно полным и абсолютным образом, в каждое мгновение, происходит самое лучшее для божественной Цели целого; и для того, кто сознательно настроен на божественную Волю, происходит всегда самое благополучное для его собственной божественной реализации. Я думаю, что это правильное объяснение. Что касается целого, то всегда, каждое мгновение, происходит то, что наиболее благоприятно для божественной эволюции! А что касается элементов, сознательно настроенных на Божественное, происходит самое лучшее для их единения. Только не надо забывать, что это постоянно меняется, что это лучшее не статическое; это лучшее, будучи удержанным, не будет лучшим в следующий момент. И из-за того, что человеческое сознание всегда имеет тенденцию статически удерживать то, что оно находит хорошим или считает хорошим, то оно замечает, что лучшее всегда ускользает от него. Именно это усилие удержать портит все.

(молчание)

Я смотрела на это, когда хотела понять позицию Будды, который упрекал Манифестацию за ее непостоянство; для него совершенство и постоянство были одним и тем же. В своем контакте с материальной вселенной он наблюдал вечное изменение и, как следствие, он заключил, что проявленный мир несовершенен и должен исчезнуть. А изменения (непостоянства) нет в Непроявленном, следовательно, Непроявленное есть настоящее Божественное. Когда я взглянула и сконцентрировалась на этом, я увидела, что это наблюдение было действительно правильным: Манифестация совершенно непостоянна, это вечная трансформация. Но в Манифестации совершенство состоит в том, чтобы иметь движение трансформации или развертывания, идентичное божественному Движению, сущностному Движению. Тогда как все, что принадлежит несознательному или тамасическому творению, пытается сохранить неизменным свое существование, вместо того, чтобы продлевать свое существование благодаря постоянной трансформации. Вот почему некоторые умы постулировали, что творение явилось результатом ошибки. Но есть всевозможные концепции: что творение было совершенно, а затем произошел «сбой», внесший ошибку; что само творение является низшим движением и должно придти к концу, раз уж оно имело начало; затем есть концепция Вед, вслед за которой Шри Ауробиндо сказал нам, что творение является постепенным и бесконечным развертыванием или открытием — неопределенным и бесконечным — Всего через Его Самого… Естественно, все это человеческий перевод. Сейчас, пока мы выражаем себя на человеческом уровне, это человеческий перевод; но, в зависимости от изначальной позиции человеческого переводчика (то есть, будь это позиция, приемлющая первородную «ошибку» или «несчастный случай» в творении, либо позиция, говорящая о сознательной всевышней Воле с самого начала, в постепенном развертывании), то выводы или «понижения» в йогической позиции будут разными… Есть нигилисты, «нирванисты» и иллюзионисты, есть все религии (как христианская), допускающие дьявольское вмешательство в той или иной форме; и затем есть чистый Ведизм, представляющий вечное развертывание Всевышнего в постепенной объективизации. И, в зависимости от своего вкуса, вы принимаете то или это, и есть нюансы. Но, следуя тому, что Шри Ауробиндо чувствовал как самую полную истину, следуя его представлению о постепенном развертывании вселенной, вы подводитесь к тому, чтобы сказать, что каждую минуту происходит самое лучшее для развертывания целого. Логика этого абсолютна. И я думаю, что все противоречия могут происходить только из-за более или менее выраженной тенденции к той или иной позиции; все умы, принимающие вмешательство «сбоя» или «ошибки» и возникающий оттуда конфликт между силами, тянущими вперед и назад, могут, естественно, оспаривать эту возможность. Но вы вынуждены сказать, что для тех, кто духовно настроен на всевышнюю Волю или всевышнюю Истину, для них в каждое мгновение происходит обязательно самое лучшее для их личной реализации — это так в любом случае. А безусловное самое лучшее может быть принято только теми, кто видит вселенную как развертывание, как охват сознанием Всевышнего Его Самого.

(молчание)

По правде говоря, все это не имеет никакого значения (!), поскольку то, что ЕСТЬ на самом деле, полным и абсолютным образом превосходит то, что человеческое сознание может думать об этом. Знаешь только тогда, когда перестаешь быть человеческим существом; но как только начинаешь выражать это, снова становишься человеком и тогда перестаешь знать это. Это неоспоримо. И из-за этой неспособности есть также нечто вроде тщетности в том, чтобы хотеть совершенно свести проблему к тому, что может понять человеческое понимание. В этому случае очень мудро сказать то, что говорил Теон: «Мы находимся здесь, нам надо сделать определенную работу; и то, что нужно, это делать самое лучшее из того, что мы можем, не заботясь ни о ‘почему’, ни о ‘как’.» Почему мир таков, как он есть?… Когда мы будем способны понять это, мы поймем. С практической точки зрения это очевидно. Только каждый занимает свою позицию… У меня здесь [в Ашраме] есть все примеры, у меня есть все маленькие образцы всех позиций, и я очень хорошо вижу все реакции; я вижу одну и ту же Силу — одну и ту же единственную Силу — действующую в этих образчиках и, конечно же, производящую различные воздействия; но для глубокого видения эти «различные» воздействия очень поверхностны: это только «Им нравится думать так, вот и все; так что им нравится думать так.» Но, по правде говоря, это не влияет — ни в малейшей степени — на внутреннее продвижение, внутреннее развитие, сущностную вибрацию. Один всем своим сердцем устремляется к Нирване, другой со всей своей волей устремляется к супраментальной манифестации, но в обоих случаях вибрационный результат почти один и тот же. И вся эта масса вибраций все больше и больше подготавливается к тому, чтобы… воспринять то, что должно быть. Есть состояние — существенно прагматическое состояние, духовно прагматическое — где из всех человеческих тщетностей самой тщетной является метафизика.

* * *

Немного позднее, Суджата просит у Матери разрешения проконсультироваться с окулистом:

Это просто для того, чтобы подобрать очки?

И проверить зрение.

Проверить? Моя малышка, ты можешь встретиться с десятком людей, и все десять скажут разное! Неточность диагностики мне совершенно ясна. Потому что нет двух одинаковых случаев — есть аналогичные случаи, могут быть даже семейства случаев, но нет двух одинаковых случаев; следовательно, всегда есть вариации. И, пока господин не очень интуитивен, он начинает рассуждать, и тогда он наверняка обманется или напустит «тумана», сказав что-то типа: «вы близоруки» или «вы дальнозорки» (!). Это так до такой степени, что нет даже двух одинаковых случаев катаракты — есть симптомы, которые повторяются и очень похожи друг на друга, похожесть очень близка, но нет двух одинаковых случаев. И те, кто действительно искренни, скажут вам это, но найдется только один такой на тысячу (!). И они произносят большие речи — со всем авторитетом они говорят то, чего они не знают. [Обращаясь к Сатпрему :] Твой брат не был бы доволен, если бы услышал это!

Да!

На самом деле он был бы доволен. Твой брат — искренний человек. Я знала одного-двух искренних докторов, и они мне откровенно признавались, что это так. Я им сказала: «С духовной точки зрения не может быть двух одинаковых случаев. Природа никогда не повторяется — есть семейства родственных случаев, есть аналогичные случаи, есть подобия, но нет двух одинаковых случаев; и, следовательно, вы очень хорошо знаете, что не знаете. Когда вы начинаете изучать это на своем уровне, то грандиозная сложность возможностей физической реальности такова, что пока у вас нет, по меньшей мере, прямого и сокровенного восприятия, вы не можете знать, что произойдет.» Сейчас, поскольку тело немного знает, когда что-то не в порядке, когда что-то расстроено по той или иной причине (возможно, из-за трансформации, возможно, из-за нападения — причинам не счесть числа), то мои клетки начинают говорить: «Нет! не надо доктора, не надо доктора, не надо доктора!…» Они чувствуют, что вмешательство доктора кристаллизует расстройство, упрочняет его и снимает пластичность, необходимую для отклика на более глубокие силы; и тогда расстройство пойдет внешним, материальным ходом… — у меня нет времени ждать.» Я никогда не говорю это людям, которые спрашивают меня об этом, никогда; я всегда им говорю: «Сходите к доктору и сделайте то, что он вам скажет», потому что, пока само тело не скажет (некоторые люди имеют это, но их не много, очень мало), пока тело не скажет: «Нет-нет-нет! Я не хочу», до тех пор оно не готово. Но если тело говорит: «Может быть, доктор вытянет меня из затруднения, может быть, он найдет…» — вперед, идите к доктору! делайте то, что он вам скажет. Клетки сами должны начать чувствовать, что обращение к доктору чревато остановкой прогресса, поскольку снова приводит в контакт со старой, никогда не прекращающейся историей: «Если эта история вас забавляет, мы снова пройдем через нее.» Что же, мои клетки это больше не забавляет, они не хотят снова проходить через это. [Обращаясь к Суджате :] Но это другое дело: если твой доктор любезен, с доброй волей, очень терпелив, если у него большой опыт и очень большой набор очков (!), если ты сходишь к нему, и он постарается, то он сможет тебе помочь. Но если это господин, который с высоты своей научной претензии начнет тебе говорить: «У тебя вот это и вот то и вот такая деформация…»

[Суджата :] Я думаю, что нет никакой деформации, ничего такого, это скорее внутри, как если бы каналы были не совсем чистыми, что и мешает зрению.

[Мать смеется :] Не очень-то научно то, что ты говоришь!

[Сатпрем :] Ее синусы в плохом состоянии.

Тогда Господин хирург скажет: «Будем оперировать» [смеясь], а другой Господин, который не хирург, сделает инъекции… Нет, чтобы легче было читать или работать, тебе надо выбрать очки; и, затем, мое собственное средство, состоящее в том, чтобы сесть очень спокойно — очень спокойно — поставив локти на стол и закрыв глаза ладонями; тогда, в этот момент, если ты устремишься в своем сердце и скажешь Господу: «Господь, завладей Своей областью, войди в свое царство здесь, сделай маленькое прочищение», вот так… Даже формулируя это совсем детским образом (Господь не понтифик, он не любит церемоний: он любит искренность), здесь, вот так [жест к сердцу], что-то, что скажет: «О! о!…», что действительно хочет — это все. Скажи Ему вот так: «Приди сюда, приди, войди в мои глаза, приди-приди — приди, посмотри этими глазами.» Это гораздо сложнее, чем все остальное. Только, тем временем, стоит взять очки, чтобы облегчить свою работу. Но для этого тебе не нужен «знаменитый врач», тебе нужен человек с доброй волей, который знает, как выбирать очки…

29 мая 1965

(В связи с визитом Х)

…Он стал более умеренным, меньше говорит. Ты знаешь, что он сделал предсказание, касающееся жены М… Как ее зовут?… (имена… это что-то довольно курьезное: когда люди оставляют свое тело, имя уходит, я не могу больше вспомнить его — отрезано, есть какой-то разрыв; надо, чтобы я остановилась, и ко мне вернулось бы нечто вроде материальной памяти, но в моем сознании это отрезано, нет больше имени: имя ушло с телом — это совершенно правильно, впрочем). Он ей сказал: «О! Вы проживете еще десять лет.» — В следующий же месяц она ушла. Так что я думаю, что это несколько «окатило» его, потому что, очевидно, люди придают большое значение таким вещам. Во всяком случае, он не должен был ей этого говорить, потому что это прервало всю мою работу — вся моя работа состояла в том, чтобы перед своим уходом она объединилась со своей душой, так чтобы было взято все, что можно было взять в духовную жизнь. И я работала над этим; но когда он сказал ей, что она проживет еще десять лет, то, естественно, она больше не торопилась! Из-за этого я потеряла, по крайней мере, десять дней. И она ушла на следующий же день после того, как был установлен контакт — она нашла свою душу, она стала спокойной, совершенно спокойной… и на следующий день она ушла. Я не потеряла надежды, что Х может двигаться вперед. Если он способен на это, все пойдет хорошо. Может быть, через два-три года он станет новым человеком с новым сознанием? Материал хороший. Однажды я увидела — это было интересно, как раз в тот день, когда он был на пути сюда (я не думала о нем — я никогда не «думаю» о людях), и я вдруг я увидела все, что знание пандитов и всех, кто дал обет духовной жизни (всего класса саньясинов, пандитов, пурохитов и т.д.), все, что представляет это знание. (Я не говорю о религиях в других странах: это специфично для Индии.) И эти люди имеют знание, ментальное, конечно же, но очень четкое и точное знание движений в связи с Невыразимым: всех богов и богинь и их способов бытия, их связей между человеком и богами; и они пытались организовать и сформулировать связи людей с богами таким образом, как говорилось в прошлом, чтобы люди не были «скотом богов» — они хотели изменить позицию человека по отношению к богам. Это интересно, это интересная область… но она не представляет для меня настоящей вещи. Они, со своей стороны, думают, что это духовная жизнь — это не духовная жизнь, но это самая высокая ментальная область, касающаяся Надразума, даже входящая в Надразум, и она полностью организована; это нечто вроде «правовой системы» связей между людьми и богами. С этой точки зрения это интересно. Я очень ясно видела это: место во вселенской организации. И если это занимает свое место, тогда все в порядке — каждая вещь на своем месте становится очень хорошей. И когда прибыл Х, его повели в Ауровиль , и там есть маленький храм Ганеша, который был приобретен вместе с землей, при условии, что к храму будут относиться с должным почтением и людям будет позволено приходить туда и молиться там, если они этого захотят. Ему показали этот храм, он был очень доволен, затем его спросили, что делать с обрядами — «О, Ганеш сам займется этим, не беспокойтесь!» [Мать смеется]. Он очень мило сказал это.

* * *

(Немного позднее. Сатпрем не помнит, в связи с чем было сказано дальнейшее: )

Кажется, Рамакришна сказал Вивекананде: «Вы можете видеть Господа так же, как вы видите меня, и слышать Его голос так же, как вы слышите мой голос.» Некоторые люди восприняли это как заявление, что Господь был на земле во плоти (!) Я сказала: «Нет, это не так! Это значит, что если вы войдете в истинное сознание, вы сможете слышать Его (я говорю: слышать гораздо яснее, чем вы слышите физически, и видеть гораздо яснее, чем вы видите физически).» — «А! это…» Их глаза сразу же округляются, это становится чем-то нереальным.

* * *

Затем Мать переходит к подготовке следующего афоризма:

110 – Видеть состав Солнца или спектральные линии Марса — это, несомненно, большое достижение; но когда ты будешь иметь инструмент, который сможет показать тебе как на картине душу человека, ты улыбнешься чудесам физической Науки как игрушкам детей.

Это в продолжение того, что мы говорили о тех, кто хочет «видеть».

Действительно ли чудеса физической науки вызывают у тебя улыбку?

Чудеса — это очень хорошо, это их дело (!) Но у меня вызывает улыбку их верхоглядная самоуверенность. Они воображают, что знают. Они воображают, что у них есть ключ, вот что вызывает у меня улыбку. Это вызывает улыбку. Они воображают, что со всем тем, что они изучили, они являются хозяевами Природы — это ребячество. Всегда что-то будет ускользать от них, пока они не будут находиться в контакте с созидательной Силой и созидательной Волей. Легко проделать такой эксперимент: ученый может объяснить все явления, которые мы видим, он может даже использовать физические силы и заставить эти силы делать то, что он хочет (ученые достигли поразительных результатов с материальной точки зрения), но если ему задать вопрос, простой вопрос: «Что такое смерть?», то, в сущности, они ничего не знают. Они опишут вам явление, как оно происходит материально, но… если они искрении, они вынуждены сказать, что это не объясняет ничего. Всегда наступает момент, когда это не объясняет ничего. Потому что знать… знать — это иметь силу.

(молчание)

В сущности, материалистическое мышление, научное мышление легче всего допускает тот факт, что они не могут предвидеть. Они предвидят множество вещей, но ход земных событий — за пределами их предвидений. Я думаю, что это единственная вещь, которую они могут признать: есть целое поле непредвиденного, ускользающее от всех их расчетов. Я никогда не разговаривала с типичными представителями современной науки, так что я не совсем уверена, я не знаю, до какой степени они допускают непредвиденное или невычислимое. То, что Шри Ауробиндо имеет в виду, я думаю, это то, что когда находишься в общности с душой и когда имеешь знание души, то это знание настолько более чудесно, чем материальное знание, что улыбаешься почти с пренебрежением. Я не думаю, что он имеет в виду то, что знание души научит вас таким вещам материальной жизни, которым не научит Наука. Единственный пунктик (я не знаю, чего достигла в этом Наука), это непредвиденность будущего. Но, возможно, они говорят, что это из-за того, что мы еще не достигли совершенства инструментов и методов! Например, возможно, они думают, что если бы в тот момент, когда человек появился на земле, они имели бы инструменты, которыми они обладают сейчас, они смогли бы предвидеть трансформацию животного в человека или появление человека как следствие «нечто» в животном — я не в курсе [Мать смеется] их самых современных претензий. В таком случае они должны быть способными измерить или выявить разницу в атмосфере сейчас, появление «нечто», чего раньше не было — потому что это еще принадлежит материальной области. Но я не думаю, что Шри Ауробиндо имел в виду это; я думаю, что он имел в виду то, что мир души и внутренние реальности настолько более чудесны, чем физическая реальность, что все физические «чудеса» вызывают улыбку — скорее это.

Но разве тот ключ, о котором ты говоришь, тот ключ, которым они не обладают, не является ли душа этим ключом? Это сила души над Материей, сила изменить Материю — и делать физические чудеса. И имеет ли душа эту силу?

Она обладает этой силой и ПОСТОЯННО ее использует, но человеческое сознание не сознает это! И большая трудность состоит в том, что человеческое сознание только начинает сознавать это, но оно начинает сознавать что-то, что ВСЕГДА было здесь! И что другие отрицают из-за того, что не сознают это. Например, у меня была возможность наблюдать вот что: для меня обстоятельства, характеры, все события и все существа движутся согласно определенным «законам», если можно так сказать; это не жесткие законы, но я воспринимаю и вижу их: «Это ведет к этому, то ведет к тому, и если это будет так, то произойдет то-то и то-то…» Это становится все более точным. Я могла бы делать предсказания на основе этого, если бы в этом была необходимость. Но эта связь причины и следствия в той области для меня совершенно очевидна и подтверждается фактами; для тех же, кто не имеет этого видения и этого знания души, как говорит Шри Ауробиндо, обстоятельства разворачиваются согласно другим, поверхностным законам, которые они считают естественными следствиями вещей; совершенно поверхностные законы, которые не выдерживают глубокого анализа, но у них нет внутренней способности, так что это их не беспокоит, это кажется им очевидным. Я имею в виду то, что это внутреннее знание не имеет силы убедить их, это почти повседневное мое переживание. Это доходит до того, что когда я в связи с каким-то событием вижу: «О! Но (для меня) это совершенно очевидно: я видела, что Сила Господа действует там, я видела, что происходит то-то, и, совершенно естественно, должно произойти вот что», для меня это совершенно очевидно; но я об этом не говорю, потому что знаю, что это не соответствует ничему в их переживании, так что это покажется им бредом или претензиями. То есть, пока вы сами не имеете переживания, переживание другого человека не убедительно, оно не может убедить. Эта сила не столько воздействовать на Материю — это происходит ПОСТОЯННО — но… по меньшей мере, если не использовать гипнотические средства (которые ничего не стоят, никуда не ведут), трудность в том, чтобы открыть их понимание [жест пробития верха головы], это так трудно… Вещь, которую вы не пережили, не существует для вас. Даже если на их глазах произойдет какое-то чудо, они найдут ему материальное объяснение; это не будет для них чудом в смысле вмешательства другой силы или другого могущества, отличного от материальной силы или материального могущества. Они найдут сове материальное объяснение, это не убедит их. Вы можете понять, только если вы сами коснулись этой области в своем переживании. И ясно видно — ясно видно: в той степени, в которой что-то пробудилось, есть и возможность понимания. Это и есть опора, база.

В итоге, речь идет, возможно, не столько о «трансформации Материи», сколько об овладении сознанием истинного развертывания.

Именно это я и имела в виду. Трансформация может происходить до определенной точки даже без того, чтобы вы сознавали ее! Взять даже научное развитие, доведенное до крайности, где действительно возникает впечатление, что почти больше нет разницы; например, когда они достигают единства субстанции, и кажется, что остался только почти неощутимый или неуловимый переход между одним состоянием и другим [материальным и духовным], что же, это не так! Чтобы воспринять это тождество, вы уже должны нести в себе переживание ДРУГОЙ ВЕЩИ; иначе вы не можете. И как раз из-за того, что они научились все «объяснять», они сами для себя объясняют внутренние явления таким образом, что продолжают отрицать реальность внутренних явлений: они говорят, что эти явления являются продолжением того, что они изучили. Однако, из-за самого строения человека (потому что нет человеческого существа, которое не имело бы отражения, тени или зачатка связи со своим тонким существом, своим внутренним существом, своей «душой»), из-за этого всегда есть изъян в их отрицании; но они считают это слабостью — это их единственная сила!

(молчание)

Это действительно так, когда имеешь переживание — переживание, знание и тождество с высшими силами — тогда видна относительность внешних знаний; но до тех пор, нет, вы не можете видеть, вы отрицаете другие реальности. Я думаю, что это и имел в виду Шри Ауробиндо; только когда другое сознание будет развито, ученый улыбнется, скажет: «Да, это было очень хорошо, но…» В сущности, одно не ведет к другому. Кроме как через явление милости; если внутренне есть абсолютная искренность, позволяющая ученому видеть, иметь предвидение, восприятие до той точки, когда вещи ускользают от него, тогда это может привести его к другому состоянию сознания, но НЕ ЧЕРЕЗ ЕГО МЕТОДЫ. Должно быть… что-то должно уступить — нечто должно уступить и принять новые средства, новые восприятия, новые вибрации, новое состояние души. Так что это индивидуальный вопрос. Это не вопрос класса или категории: это ученый становится готовым быть… нечто иным.

(молчание)

Можно только сделать такое утверждение: все, что вы знаете, сколь бы прекрасным оно ни было, есть ничто в сравнении с тем, что вы могли бы знать, если бы вы могли использовать другие средства. Вот так.

(молчание)

Это было предметом моей работы во все эти последние дни: как затронуть этот отказ знать?… Этот вопрос давно стоит. И это в продолжении того, что Шри Ауробиндо говорил в одном из своих писем: он сказал, что Индия с ее методами сделала для духовной жизни гораздо больше, чем Европа со всеми ее сомнениями и вопросами. В этом действительно все дело. Это нечто вроде отказа — отказа принять определенный метод познания, отличный от чисто материального метода, и отрицание переживания, реальности переживания — как убедить их в этом?… И, затем, есть метод Кали, метод большой взбучки. Но… это много разрушений ради малого результата. Нет, это еще большая проблема. Кажется, что единственный метод, способный преодолеть все сопротивления, это метод Любви; но враждебные силы исказили этот метод таким образом, что изрядное число очень искренних людей, искренних искателей словно забронированы против этого метода, из-за его искажения. Вот в чем трудность. Вот почему это занимает время. Как бы там ни было …

Июнь 1965

2 июня 1965

Мать пытается рассмотреть бумагу через лупу:

Это довольно курьезно, это мне больше не помогает… Она чистая? [Мать протягивает лупу Сатпрему]. Кажется мутной.

Да, она чистая.

Это зрение довольно странное. Всегда есть как бы вуаль между мною и вещами, так постоянно; это стало так привычно; я вижу все очень хорошо, но есть как бы легкая вуаль. И затем, вдруг, без видимой причины (я имею в виду внешнюю логику), вещь становится ясной, точной, четкой [жест: прыжок на глаза] — минуту спустя этого уже нет. Иногда это слово в письме или где-то что-то написанное, иногда это предмет. И это другое качество видения, видение… (как объяснить это?) это как если бы свет светил изнутри вместо того, чтобы освещать снаружи: это не отраженный свет. Это не светит, это не как свеча, например, или лампа, это не так; но вместо того, чтобы быть озаренными брошенным извне светом, вещи имеют собственный свет, который не излучается. Это случается все чаще, но безо всякой логики. То есть, я совсем не понимаю логики этого; я не знаю, почему происходит это или то — вдруг что-то прыгает на глаза, ах! и уходит как вспышка. И такая точность видения! необычайная, с полным пониманием виденной вещи, пока она видна. Иначе все как бы… это вуаль? Я не знаю. Временами (часто) такое происходит и с речью. У меня бывает такое впечатление, что я говорю откуда-то издалека или из-под ватной субстанции, которая убирает точность вибраций. В крайней степени, из-за этого я иногда ничего не слышу: некоторые люди говорят мне что-то, но я совершенно ничего не слышу. С другими людьми я слышу какое-то гудение, лишенное смысла. И с некоторыми людьми я слышу ВСЕ, что они говорят. Но это другой способ слышания: я слышу вибрацию их мышления, вот из-за чего это очень ясно. Со слухом и зрением одно и то же. Это началось со вкуса, но это не очень меня интересует, так что я не замечаю, не придаю внимания. Но в эти последние дни у меня было переживание, что и качество вкуса изменилось: некоторые вещи имели искусственный вкус (обычный вкус — искусственный), тогда как другие несли в себе ИСТИННЫЙ вкус; и тогда это очень ясно — очень ясно, очень точно. Но это мне менее интересно, так что я меньше занята этим. Больше всего поражает зрение. Слух… уже очень, очень давно (прошли годы) у меня стало возникать ощущение, что когда люди мыслят не ясно, я не могу их слышать. Но дело не совсем в этом: это когда их сознание не ЖИВЕТ в том, что они говорят — это не столько вопрос «мысли», это их сознание не ЖИВЕТ в том, что они говорят; это ментальная механика; тогда я совсем ничего не понимаю, ничего. Когда их сознание живет, их слова доходят до меня. И я заметила, например, что люди, которых я не слышу, думают, что это из-за того, что я глуха самым обычным образом, и поэтому они начинают кричать — это еще хуже! Становится так, как если бы мне бросали в лицо камни. Должно быть, есть воздействие на все органы. Но меня больше всего интересуют мои глаза. Например, вот что я отметила, когда пошла в ванную рано утром. Я вошла в ванную перед тем, как там зажегся свет, потому что он включается внутри ванной комнаты; но я увидела все так же ясно, как когда горит свет! не было никакой разницы. А затем все стало как бы за вуалью. Затем я перевела свое внимание (или, скорее, отвела свое внимание) и сказала себе: «Но все это становится таким тусклым, совсем не интересным!» И я начала думать (не думать, а брать сознание то одной вещи, то другой), и вдруг я увидела это явление, я увидела, как бутылочка в стенном шкафу начала становиться такой ясной, такой… с внутренней жизнью [жест: как если бы бутылочка осветилась изнутри]. «О!», – сказала я себе, - «смотри!». Минуту спустя это ушло. Но это как если бы мне сказали: «Нет, ты можешь. Ты не видишь больше так, но ты можешь видеть вот так; ты больше не видишь обычным образом, но ты можешь видеть…» [внутренний жест] Мне оставили достаточно зрения, чтобы я могла свободно двигаться, но, очевидно, это подготовка зрения через внутренний свет вместо отраженного света. И это… о! это теплый, живой, интенсивный свет — и такая точность! все видно одновременно, не только цвет и форма, но и характер вибрации: в жидкости, этот характер вибрации — это чудесно. Это длится только мгновение, это как обещания, которые приходят, чтобы сказать (как когда кому-то дается обещание, чтобы приободрить его и придать отваги): «Так будет.» Хорошо. [Мать смеется]. Через сколько веков, я не знаю! Но когда я использовала эту лупу, я могла очень хорошо читать (я переставала это делать из-за этих кровоизлияний в глаз, хотя мои глаза, кажется, снова в порядке), но сейчас лупа совершенно бесполезна! [Мать смотрит на бумагу через лупу] Не становится яснее, всегда один и тот же туман. Только крупнее, и все. [Мать еще раз смотрит]. Странно, я вижу то же самое, только крупнее, висит одна и та же вуаль… нереальности. Обоняние.. природа моего обоняния изменилась очень, очень давно. Сначала я практиковала вот что (очень давно, много лет тому назад): чувствовать запах только тогда, когда я хочу и только то, что я хочу. Я в совершенстве овладела этим. Это уже значительно подготовило инструмент. Я вижу, что это уже была подготовка. Я чувствую вещи… я чувствую скорее вибрационное качество вещей, чем просто запах. Есть целая классификация запахов: есть запахи, которые облегчают, как если бы они открывали перед вами горизонты — они разгружают вас, делают вас более легкими, более радостными; есть запахи, которые возбуждают (они относятся к той категории запахов, которые я научилась не чувствовать); что касается всех запахов, которые отвратительны, я чувствую их только тогда, когда хочу — когда я хочу знать, я чувствую, но когда я не хочу, я не чувствую. Сейчас это автоматически. Но мое обоняние было очень развито, даже когда я была еще ребенком, очень давно: в то время я развивала и зрение, и обоняние. Но мои глаза использовались для всего, для всех вещей, так что это что-то гораздо более сложное, тогда как обоняние осталось тем же: я чувствую психологическое состояние людей, когда я к ним приближаюсь; я чувствую это, это имеет запах — есть совсем особые запахи… вся гамма. Я обладала этим с очень давних пор, это что-то очень подчиненное, освоенное. Я могу совершенно ничего не чувствовать: когда, например, есть скверные запахи, беспокоящие телесную систему, я могу полностью обрубить связь. Но я не заметила большого изменения в этой области [обоняние], потому что она уже была развита, тогда как мои глаза гораздо больше… (как сказать?) опережают, в том смысле, что уже есть гораздо большая разница между старой привычкой видения и новой. Это как если бы я находилась за вуалью, действительно такое впечатление: вуаль; затем, вдруг, нечто, что живет истинной вибрацией. Но это редко, это еще редко… Вероятно [смеясь], не очень-то много вещей стоит видеть! Послушай, на днях был день рождения Y. Я позвала ее. Она пришла: у нее было лицо точно как у ее обезьянки! Она села напротив меня, мы обменялись несколькими словами, затем я сконцентрировалась и закрыла глаза; затем, когда я их открыла — у нее было лицо идеальной мадонны! Такое красивое! Тогда как раньше я видела обезьяну (обезьяна не была скверной, но обезьяна есть обезьяна) и затем это, ах! я была поражена, я сказала себе: «Дивная пластичность!» Лицо… о! действительно прекрасное лицо, совершенно гармоничное и чистое, и с таким радостным стремлением — о! красивая голова. Затем я смотрела несколько раз: было ни то, ни другое, это было… что-то (что-то обычное, я имею в виду), за вуалью. Но те два видения были без вуали. Вот так это для меня, я не вижу людей, я больше не вижу (но так уже давно), я больше не вижу так, как люди видят, как они обычно видят. Иногда мне говорят: «Вы заметили? тот-то человек вот так-то и вот так-то.» Я отвечаю: «Нет, я ничего не видела.» А в другое время я вижу то, что никто не видит! Это гораздо более полное развитие, чем просто переходить от одного видения к другому. Но обоняние и зрение очень развивались между двадцатью и двадцатью четырьмя годами. Это было сознательное, умышленное, методическое обучение, и я достигла интересных результатов. И это во многом подготовило инструмент.

(Мать смотрит на часы)

Ах! я опять проболтала — он заставляет меня болтать!

5 июня 1965

Мать показывает текст письма, которое она отправила в ответ одной ученице:

… Она говорит как ребенок, и в этом очарование ребенка. Она сказала мне: «О! умоляю тебя, попроси Господа действовать быстро и привести все в порядок!» [Мать смеется]. Тогда я ответила:

Мы всегда вольны [смеясь] делать свои предложения Господу, но в конечном счете реализует их только Его воля.

И логический вывод ребенка: «А! тогда надо хотеть того, что Он хочет» — это так. Это то, что я сказала некоторое время тому назад: надо быть в «это Ему угодно»; не только в том, что воплощено, но и в Том, что воплощает. Это сказано по-детски, но это верно и так просто! Чем более детально вы видите вещи, тем больше вы замечаете, что в девяносто девяти случаях из ста, даже чаще, если вы напряжены и задеты чем-то, либо огорчены, раздосадованы, то это просто из-за того, что вещи не в точности таковы, как вы для себя сформулировали, как они должны быть — это для рассуждающих людей; для менее «рассудительных» людей это нечто вроде желания: они хотят, чтобы было «вот так» (они чувствуют это гораздо больше, чем думают об этом), и тогда, когда вещи идут по-другому, о! они шокированы. Но если бы они хотели этого заранее, это бы им понравилось — в точности та же самая вещь. Вещь была бы в точности той же самой. Если бы они хотели этого, они бы воскликнули: «А! наконец-то это реализовано», и просто из-за того, что они не думали об этом, не видели так: «О! какой ужас!». Почти везде и почти всегда это так. Я вижу это все больше и больше в маленьком движении каждой минуты.

* * *

(Затем Мать начинает сортировать старые сваленные в кучу записи, написанные на самых разных листках. Она протягивает Сатпрему первый листок: )

Что это?

Это о маленьком I.

О! I… I — это Аменхотеп. Это было очень забавно (я не говорила об этом его матери), но я видела его один-два раза, когда он приезжал из Америки со своими родителями. Они пришли сюда, чтобы встретиться со мной. Я его видела, я не думала ни о чем, просто взглянула на него (то есть, взяла его внутрь себя). Он совсем не был как обычный ребенок, он имел довольно царские манеры. Я заметила это, но больше ничего особенного, кроме этого. Я видела его утром, затем, после полудня, когда я отдыхала, я имела видение, то есть, я снова жила в Египте. Это был Древний Египет, я видела это по своей одежде, по стенам, по всему (я не знаю, отметила ли я это там), но, во всяком случае, это был не современный Египет. И, очевидно, я была женой Фараона или его сестрой (сейчас я не помню этого), и вдруг я сказала себе: «Этот ребенок невыносим! Он все время делает то, что не должен делать!» [Мать смеется]. Я вышла из своей комнаты, вошла в большой зал, и там маленький ребенок играл в водосточной канаве! [смеясь] что казалось мне совершенно отвратительным! Тогда его воспитатель сразу же подбежал ко мне, чтобы сказать (должно быть, я это записала): «Так хочет Аменхотеп.» Вот как я узнала его имя. Что я написала?

«I в Древнем Египте. Храм или дворец Древнего Египта. Яркая свежая роспись на очень высоких стенах. Ясный свет. Что касается ребенка, очень смелого, независимого и шаловливого, я услышала конец фразы: «Так хочет …теп.» Полное имя было очень отчетливо произнесено, но после пробуждения (слишком резкого) в памяти сохранился только слог «теп». Это воспитатель сказал мне по поводу этого ребенка. Я была там женой Фараона или высшей жрицей храма, обладая полной властью.»

Это первое воспоминание при пробуждении. Но это Аменхотеп. Что там написано?

Это заметка, касающаяся Аменхотепа: «Аменхотеп III воздвиг храмы Фив и Луксора… Его дворец, находящийся к югу от Фив, был построен из саманных кирпичей, покрытых штукатуркой под мрамор. Его жена, Тайя, вышла, по-видимому, из простой семьи, но была осыпана почестями им и его сыном. Сын унаследовал трон отца под именем Аменхотепа IV. Он произвел реформу в религии, заменив культ Аммона на культ Атона (Солнце). Он взял имя Акхенатон.» [Энциклопедия «Британика»].

Это он. Это был маленький проказник, о, да! Мы порядком натерпелись от него. Я не рассказывала его матери. Когда он здесь, все в порядке. Но стоит им поехать в Бомбей, чтобы навестить родственников мужа, он впадает в скверное состояние, становится совершенно невыносимым, несговорчивым — здесь же он контролируем. И это довольно любопытно: в его комнату принесли фризы схематических животных (я видела фотографию, они очень похожи на египетские фрески), и там он очень доволен, очень спокоен. Это забавно. У меня не было ни малейшей идеи; я посмотрела на этого ребенка (который, очевидно, является сознательным и очень уверенным в себе существом), я посмотрела на него, и это меня позабавило; затем я больше о нем не думала. А затем я имела то видение и узнала, что это был он — я видела его. «Так хочет Аменхотеп.»

* * *

Мать продолжает сортировать свои разбросанные бумаги:

У меня здесь все, потому что я складывала все без разбора — фрагменты записей, частные письма, то, что я так никогда и не послала… А это что такое?

Вы развязываете руки бандитам…

А! Это послание, которое я ментально отправила правительству Индии! Они хотели дать ссуду на «Озеро» , и они требовали гарантий, всевозможные ужасные вещи, как если бы имели дело с шайкой бандитов. Я отказалась. Я сказала им: «Держите свои деньги при себе, я не хочу их такой ценой.» Но я написала это и долгое время хранила это здесь, на своем столе (это мой способ, я так поступаю для своей работы). Я была очень рассержена и написала вот что:

Вы развязываете руки бандитам.. и принимаете всевозможные меры, оскорбляющие честных людей.

Это не было опубликовано, но эти бумаги имеют действие: оккультное действие. Я пишу, затем храню написанное и «перезаряжаю» его. Ты можешь отсортировать это в «объекты медитации» (!)… на манер правительства. Иногда я пишу вот так фразу для того или иного человека, но не посылаю ее, я ее храню; затем, спустя неделю, две недели или месяц, этот человек говорит мне, что имел переживание, и что я сказала ему то-то и то-то — это в точности то, что я написала. Так что это очень хорошее средство. И также, когда хотят разрушить что-то, просто записывают это, затем разрывают запись на кусочки и сжигают.

Да, но правительство глухо!

[Мать смеется]. Это имеет эффект, немалый эффект. Мы получили почти что извинения. Но это еще не все; они говорят, что дадут деньги (не ссудят: просто дадут) безо всякой гарантии. Хорошо, посмотрим.

* * *

Мать перекладывает другой листок:

Ты знаешь, всегда одно и то же: я не «думаю» — я не думаю, я не ищу ответ, не задаюсь вопросами; когда я читаю что-то, письмо, я позволяю войти в Молчание, и на этом все. И тогда сразу, не важно в какой момент, прр! приходит ответ. Он приходит не из моей головы, она совершенно спокойна: ответ просто приходит. И это меня донимает: ответ приходит и повторяется до тех пор, пока я его не запишу. Так что у меня бумаги разбросаны повсюду и карандаши лежат повсюду! Я беру листок бумаги и пишу, и затем все кончено; как только я записала, я спокойна. И когда у меня появляется время «написать» письмо, тогда я усаживаюсь, беру хороший листок бумаги и переписываю. Но бумаги и карандаши остаются лежать там, где я записываю! [Сатпрем смотрит на клочок бумаги под номером 3, на котором что-то написано чернилами, затем идет другой кусочек другого размера, исписанный карандашом, при этом нет страницы 1]. Они во всех уголках всех комнат!

* * *

Немного позднее, по поводу другой записи:

«В духовной жизни всегда становишься девственником, всякий раз, когда…»

Я не послала это. Это одна женщина (француженка) имела довольно любопытное переживание, и она написала мне, что внезапно почувствовала, что в любви она была девственницей, когда она повстречала меня, и что она пришла ко мне с любовью девственницы. Так что я ответила, потому что это действительно так:

«…всегда становишься девственником, всякий раз, когда пробуждаешься к новой любви, ибо в каждом случае это новая часть существа, новое состояние существа пробуждается к божественной Любви.»

Я написала это, но не отправила.

* * *

Другая запись:

«Люди, в своей слепоте, оставляют свет…»

[Мать продолжает без бумаги] к которому они привыкли, чтобы войти в тьму, новую для них!… Это для детей, которые были воспитаны здесь и которые хотят поехать учиться в Америку или куда-то еще. Один из них уехал получать «настоящее образование»… в Англию! Так что это было несколько слишком.

* * *

Другая запись:

Если вы хотите мира в мире и на земле, сначала установите мир в своем сердце. Если вы хотите единства в мире, сначала объедините различные части своего существа.

Это ушло в «Мировой Союз».

* * *

Последняя запись или наблюдение Матери, относящееся к текущему состоянию ее йоги.

«Когда через окружающих меня людей внешний мир пытается наложить свою волю на ритм внутренней жизни, это порождает дисбаланс, на преодоление которого у тела не всегда есть время.»

9 июня 1965

Как твоя мантра?

Превосходно, Мать, это отличная Мантра.

У меня было довольно интересное переживание. Ты знаешь, всегда есть такое ощущение, что если познакомить еще кого-то с Мантрой, то она потеряет часть своей силы, но я сказала себе: «Ничего не поделаешь, я сделаю это», и после того, как это было решено, у меня, естественно, больше не было ни мысли об этом — это ушло. И вечером того дня, когда я сказала тебе Мантру, к концу дня, вдруг слова Мантры пришли ко мне с теплотой и интенсивностью, как если бы… (как сказать?) если бы это было окутано силой. И тогда я сразу же вспомнила, что сказала тебе Мантру; я посмотрела у видела, что это то, что добавило твое сознание — я была очень довольна. Я тебе говорила, что в Мантре было великое могущество, но она стала… (как объяснить это?) теплее [Мать смеется]. Я не знаю, как сказать… да, это как если бы теплота богатства вошла туда — как потенциальная мощь (не проявленная, а потенциальная), мощь очень теплой радости вошла в нее. Так что я была очень довольна.

(молчание)

У меня есть вся мантра, я говорила тебе [помимо основной мантры], уже несколько лет, и она полная: она применима во всех случаях, это длинный ряд. Но вот уже некоторое время она стала очень спонтанной и очень живой в себе: когда я хочу увидеть совсем конкретным образом, где кто-то находится (например, тот человек, что медитирует передо мной), я повторяю мантру (внутри, конечно же), и я вижу реакции, потому что мантра касается сдачи всех частей существа и всех мод жизни: это совершенно тотально; и тогда, следя за реакцией, я очень ясно вижу. И в тот день, когда пришел Х, я сделала это (в первый раз я проделала это с ним), я сделала это, и когда я дошла до определенного места [Мать улыбается], он больше не мог вынести! Он словно напрягся, поклонился мне и поднялся. А до этого он оставался очень молчаливым, очень спокойным. Но это… [Мать смеется] Ведь я призываю Господа и прошу Его проявить Его различные способы бытия или реализации (не в ментальном смысле, конечно же); и в тот момент, когда я сказала (я говорю множество вещей, но до этого места он был спокоен, молчалив, неподвижен), я сказала: «Прояви Твое Знание» — тогда Х скверно себя почувствовал, у него возникло такое ощущение, что его выбросили из самого себя! Тогда я попыталась успокоить это, но он не мог больше терпеть — через пять минут он поднялся и ушел. Настоящее недомогание; ведь я нахожусь в людях (я везде, конечно же), и я чувствую это так, как если бы это происходило в моем теле.

* * *

Немного позднее Мать просит Сатпрема прочесть ответ, который она совсем недавно написала:

Это совет, данный детской ментальности (детской не в смысле возраста), то же самое, что и с «Вы говорите, что не можете любить Господа, потому что никогда не видели Его.» Это тот же самый уровень. Но мне нравится этот уровень, потому что на этом уровне они, по крайней мере, не претендуют на некую «интеллектуальность». И вчера один ребенок сказал мне, что у него день рождения, и он хотел бы задать мне два вопроса: «Где живет Бог?» или «Где дом Бога?» (нечто подобное) и «Могу ли я увидеть Его?». Так что я ответила ему так, как отвечают детям, с простотой ребенка:

Бог живет везде и во всем, и ты сможешь увидеть Его, если найдешь Его глубоко внутри себя.

Действительно, надо бы ввести «детский раздел» с ответами для детей — это мне кажется более поучительным, чем философские вещи. Я нахожу это гораздо более прямым, чем «интеллектуальные трансцендентности», в которых всегда есть немного претензий, ведь они всегда «выше всего этого ребячества» — и это как раз тоже ребячество.

12 июня 1965

По поводу одного письма, которое Мать написала одному ученику:

… Есть все, что угодно! усложнения, множество усложнений; есть всевозможные дурные воли, в конце концов, люди, движущиеся кругами вместо того, чтобы идти вперед. И идиотские выдумки. Одной ночью… потому что моя голова всегда неподвижна, вот так [жест к голове, ладони открыты Свету свыше]; я благодарю Господа за это, и это всегда так; так что я не решаю, что надо делать, я не решаю, что надо ответить, ничего: когда это приходит, это приходит. Некоторые люди проделывали очень мерзкие шутки ([смеясь]: мне это совершенно безразлично!), и я не шевелилась. И вот, посреди ночи, пришла сила, вцепилась в меня и сказала: «Вот ответ, вот, что надо сказать.» Я сказала «хорошо» (я, конечно же, лежала в постели) и не пошевелилась. [Мать принимает более императивный тон: ] «Вот что надо сказать» — А, хорошо! И я опять не двигаюсь. [Еще более императивным тоном: ] «Вот что надо сказать» [Мать смеется]. Тогда я поднялась, пошла и во тьме записала то, что мне надо сказать! После этого все кончилось.

* * *

(Затем Мать приступает к переводу «Савитри»: диалог со Смертью)

[Мать читает текст: ] А Она [Смерть] — шутница!

… Then will I give thee all thy soul desire [Тогда я дам тебе все, что желает твоя душа]

Шутница.

All the brief joy earth keeps for mortal hearts [Всю краткую радость, которую земля хранит для смертных сердец] But I don’t want them! [Но я не хочу их!] — Это действительно шутница. И что с ней произойдет?

…My will once wrought remains unchanged through Time [Однажды установленная, моя воля остается неизменной во Времени]

О-о! Ты посмотри!

And Satyavan can never again be thine [И Сатьяван никогда больше не будет твоим] “Savitri”, X.III.636

Это не так, старина!

(Мать переводит)

Тогда я дам тебе все, что желает твоя душа…

У души нет желания! Легко сказать: «Я дам тебе все, что желает твоя душа», душа ничего не желает. Так что она [Смерть] ничем себя не связывает! Это шутница — большая шутница.

14 июня 1965

(Мать подыскивает открытку для ответа одному ученику. На одной из открыток нарисована большая рыба :)

Символом чего является рыба?

Я не знаю; буддисты используют символ двух переплетенных рыб. Я думаю, это Множественность?

У меня часто бывают подводные сны: например, однажды я спустился под воду (и безо всякой трудности), и там было очень много рыб — я ловил рыбу под водой. Но эти рыбы были мертвы или только что умерли — множество еще не разложившихся рыб, они были еще хороши, но мертвы, потому что им не хватало воздуха или воды.

Вообще говоря, рыба в море означает Множественность. Но, должно быть, есть много значений; я говорила тебе, что Буддизм часто использует образ рыбы в качестве символа. Мой мальчик, есть сотни и сотни символик. И люди всегда противопоставляют их, но, в сущности, это только разные способы видеть одну и ту же вещь. Согласно моему переживанию каждый человек имеет свой символизм. Например, для змей это очень примечательно. У некоторых людей, когда они видят во сне змей, возникает ощущение, что это предвещает им катастрофы; у меня самой были всевозможные сны со змеями: мне надо было пройти сквозь сады с кишащими повсюду змеями — на земле, на деревьях, везде — и не с благорасположенными змеями! Но я очень хорошо знала, что это означает; в ходе того сна я знала: это зависело от определенных ментальных условий вокруг меня и злых воль — ментальных злых воль. Но если только иметь ментальный контроль и ментальную силу, тогда можно пройти, змеи не тронут. А другие люди, когда они видят змей, думают, что это означает вселенское сознание. Так что нельзя сказать. Теон всегда говорил, что змей является символом эволюции, и те, кто был с ним, всегда видели змей с радужной окраской, со всеми цветами, и это был символ вселенской эволюции. В сущности, действительно у каждого свой символизм. И что касается меня самой, я видела, что мой символизм зависел от периодов моей жизни, от моей деятельности, степени развития. Есть вещи, которые я снова вижу, но теперь я вижу в них другой смысл, чем раньше. Это очень интересно, но это полностью принадлежит области относительного. Это очень ментально. Помню, например, было время, когда я видела людей в виде животных!… Это служило указанием на то, какому типу природы они принадлежат. И помнится также, что когда я была во Франции, однажды днем я увидела (я сидела в большой комнате), как приходило множество мелких животных, в частности, кроликов, кошек, собак, всевозможных зверюшек, птиц; они приходили и приходили, все — на мои колени! Их там было множество… И вдруг в комнату вошел огромный тигр, который кинулся на них и фрр! разогнал их! [Мать смеется] Однако животные были людьми… и тигр тоже был кем-то. Это забавно. Но сейчас я вижу, что есть наложенные друг на друга глубины: есть один символизм, затем, глубже, есть другой символизм. И, в конечном счете, каждая форма есть символ. Все формы, и наша форма является символом — не очень блестящим символом, надо сказать! О! если бы мне было нечего делать, то я проводила бы все свое время, просто записывая ночную деятельность, то, что я вижу, слышу и делаю ночью со всеми людьми… о! со всеми типами людей, во всевозможных странах. И вещи, вещи, так много вещей, которые я никогда не видела физически и о которых никогда не думала— совершенно неожиданные вещи. Это гораздо интереснее романов, о! Только требуется много времени.

* * *

(Мать переходит к переводу «Савитри», к диалогу со Смертью; затем она внезапно останавливается посреди строчки :)

Прямо сейчас я ничего не слышу, я как бы… Такое впечатление, что я окутана плотным туманом… [Мать «смотрит»] очень блеклым жемчужно-серым туманом. И это туман как для звука, так и для зрения. Как если бы вещи были далеко-далеко от меня: вещи, люди, шумы, образы, все, далеко-далеко… [Мать возобновляет чтение]:

And my will once wrought remains unchanged through Time And Satyavan can never again be thine. [Однажды установленная, моя воля остается неизменной во Времени И Сатьяван никогда больше не будет твоим.]

Она [Смерть] выглядит несколько глупой, потому что даже если Сатьяван и не вернется в этом теле, что помешает ему взять другое! Она хвастается! И Савитри (или «Голос») говорит ей потом, ты помнишь: «А! мы все же сохраним тебя, ты еще будешь нужна некоторое время.» Когда она уже хорошенько поколочена, когда с ней покончено, она говорит ей: «Мы пока сохраним тебя, потому что ты еще нужна» , ты не помнишь? Милейший подарок… О! Верно, во многих случаях это необходимо. Помню, я как-то читала один рассказ, в то время, когда я принимала… я думаю, он был напечатан в “Le Matin”, журнале “Le Matin”. Там печатались романы, и я читала их, чтобы увидеть состояние умов людей. И там был один необычный роман, в котором главный героем была бессмертная женщина (она была приговорена к бессмертию, не знаю какой уж божественностью), и она пыталась сделать все, чтобы умереть, но у нее это не получалось! Роман был дурацкий, все там было по-дурацки, но точка зрения была перевернута: она была обречена на бессмертие и… ох! она говорила: «Когда же я смогу умереть?» с обычной идеей, что смерть означает конец, что тогда все кончается и наступает покой. И ей было сказано: «Ты сможешь умереть только тогда, когда найдешь на земле настоящую любовь…» Все было перевернуто вверх ногами. Но когда я прочла это, это дало мне пищу для размышлений — иногда самые большие глупости больше всего заставляют размышлять. И чтобы закончить этот рассказ… она была то одной личностью, то другой, была жрицей в Древнем Египте, кем только она ни была, и, наконец (я не помню), наступили современные времена: она встретила молодую пару, недавно поженившуюся: муж был замечательным человеком, интеллектуалом (я думаю, он был изобретателем); его жена, которую он страстно любил, была глупой, как пробка, и злобной, и она портила всю его работу, отравляла всю его жизнь… но он продолжал ее любить. И это [смеясь] они привели как примел совершенной любви! Я прочла это, может быть, более полувека тому назад, и я еще помню это! Потому что это заставило меня размышлять долгое время. Я прочла это и сказала себе: «Вот как люди понимают!» Это было, о! точно более полувека тому назад, потому что я уже пришла к «Космическому», учению Теона и внутреннему божественному Присутствию, и я знала, что новое творение будет творением бессмертия — я сразу же почувствовала, что это так (что это было способом выражения чего-то истинного). И затем, когда я прочла это, я сказала себе: «Вот как люди все переворачивают! голова внизу, ноги в воздухе.» Я очень долго размышляла над этой проблемой: «Как привести это в истинную позицию?» И я начала работать… Уже в то время я упражнялась в том, чтобы вставать на эту точку зрения, смотреть на вещи с этой точки зрения, понимать, как могла существовать эта точка зрения. И эти две вещи заставляли меня размышлять: воля умереть и то, что люди считали «совершенной любовью» — две глупости. Но я открыла то, что было истинно в этом, это было интересно; я искала-искала и вдруг почувствовала это стремление к неизменности, к неизменному миру. Что же, все было наоборот: только неизменный мир может дать вам вечность существования. Все было наоборот: хотели прекратить существование, чтобы найти неизменный мир. Но ищут неизменный мир, и это то, что вызывает прекращение существования, чтобы позволить трансформацию. И любовь, которая не обусловлена: она не зависит то того, любят вас или нет, умны вы или нет, злы вы или нет — это понятно. Но об этом было сказано каким-то смехотворным образом. Любовь не обусловлена, тут не о чем говорить, иначе она не была бы любовью, это то, что я называю сделкой: «Я даю тебе свою привязанность, чтобы ты дала мне свою; я мил с тобой, так что ты должна быть мила со мной»! Вот как люди обычно понимают любовь, но это глупо, это не имеет смысла. Я поняла это, когда была еще совсем маленькой, я говорила: «Нет! Вы можете хотеть, чтобы другие были милы с вами, если вы милы с ними, но это не имеет ничего общего с любовью, ничего, абсолютно ничего.» Сама суть любви не обусловлена.

* * *

Немного позднее

Мы сейчас разрабатываем… (как назвать это?) правила (о, что за скверное слово!) для приема в Ашрам… Да!… Это не так, что если вы принимаете правила, то вы приняты, это не так, но когда кто-то принят, мы ему говорим: «Но знайте… (когда он потенциально принят), вот что вы обязуетесь, становясь членом Ашрама.» Потому что просьб о приеме в Ашрам полным-полно, и, по крайней мере, в девяносто девяти случаях из ста они исходят от людей, которые хотят придти сюда, чтобы чувствовать себя комфортно, отдыхать и ничего не делать — лишь один из ста приходит по духовному стремлению (о! и даже тогда… к этому стремлению много чего примешано). Чтобы они не говорили нам потом (потому что были такие случаи): «А! но я не знал, что это так», под тем предлогом, что нам это не было сказано. Например, «Я не знал, что нельзя…» [Мать спрашивает себя на мгновение] Чего нельзя делать?… [затем, смеясь, показывает пальцем на Сатпрема: ] нельзя курить. И принимать алкоголь нельзя, нельзя жениться, кроме как номинально и т.п. И, затем, надо работать, и все ваши желания не будут автоматически удовлетворяться. Мне пишут письма: «Но вы мне говорили, что…» (О! естественно, я такого никогда не говорила)… такого-то числа (ты понимаешь, достаточно давно, так что я не помню!), вы мне говорили, что…» И из того, что написано, я ясно вижу, что я говорила и как сказанное мною перевернуто с ног на голову. Так что мы сейчас собираемся подготовить бумагу, которую мы будем давать им прочесть, после чего будем спрашивать: «Вы хорошо поняли?» И когда они скажут, что хорошо все поняли и подпишут бумагу, мы, по крайней мере, сохраним ее, и когда они начнут нас досаждать, мы покажем ее и скажем: «Пардон, мы предупреждали вас, что это не… (как это называется?) не Эдем, где можно оставаться, ничего не делая, и что на вас будет падать манна небесная!» Так что первым условием я поставила (я написала это по-английски): единственная цель жизни — посвящение себя божественной реализации (я использовала не точно эти слова, но такова идея). Прежде всего (можно обманывать самого себя, но это не составляет никакой разницы), прежде всего, вы должны быть убеждены, что это то, чего вы хотите, и что вы хотите только этого — во-первых. Затем Нолини сказал мне, что вторым условием должно быть безоговорочное принятие моего авторитета. Я сказала: «Не так!», надо сказать: «безоговорочное принятие авторитета Шри Ауробиндо» (можно добавить [смеясь], «представленного мною», потому что он, конечно же, не может говорить никому, кроме меня — мне он очень ясно говорит, но другие не слышат!). Затем было множество других вещей, я больше не помню, и, наконец, последним пунктом идет… [Мать ищет запись]… Я помню, раньше Шри Ауробиндо тоже писал небольшую бумагу, чтобы показать ее людям, но его текст устарел (речь в нем шла о том, чтобы не спорить с полицией! и еще что-то, я не помню: это устарело). Но я не хочу делать никаких запретов, потому что запреты… прежде всего, это подстрекает к протесту, всегда; и, затем, есть немало индивидов, которым, когда запрещаешь что-то делать, сразу хочется это сделать — они могли бы и не подумать об этом, но только сделай им запрет, как сразу же: «А! Я делаю то, что хочу.» Хорошо. [Мать начинает читать] To those… [Тем…] Я делаю различие: есть люди, которые приходят сюда и хотят посвятить себя божественной жизни, но они приходят, чтобы работать, и они будут работать (они не будут делать интенсивную йогу, потому что ни один из пятидесяти не способен ее делать, но они могут посвятить свою жизнь, работать и делать свою работу незаинтересованно, как служение Божественному — это очень хорошо), но, в особенности: To those who want to practice the integral yoga, it is strongly advised to abstain from three things [Тем, кто хочет практиковать интегральную йогу, настоятельно рекомендуется воздерживаться от трех вещей]… Так вот, эти три вещи ([смеясь], заткни свои уши): sexual intercourse (это третье), and drinking alcohol and… [шепотом] smoking [сексуальные отношения, прием алкоголя и курение]. Должна сказать, я родилась в семье, где никто не курил: мой отец никогда не курил, и его братья никогда не курили — словом, никто не курил. Так что с самого раннего детства я не была приучена к тому, что кто-то курит. Затем, когда я жила с художниками… Художники курят (им кажется, что это дает им «вдохновение»!), но мне был отвратителен запах дыма. Я ничего не говорила, чтобы не быть нелюбезной, но мне это было отвратительно. Затем я приехала сюда — Шри Ауробиндо курил. Он курил нарочно, он курил, чтобы сказать: можно делать йогу, куря, я говорю, что можно курить и делать йогу, и я курю. И он курил. И, естественно, все ученики тоже курили, потому что курил Шри Ауробиндо. Некоторое время я даже давала им карманные деньги на сигары (они курили сигары — что за гнусность!). Затем я перешла жить в дом Шри Ауробиндо, мы свободно разговаривали, и как-то я ему сказала: «Как ужасен запах дыма! [смеясь] это отвратительно!» Тогда он мне сказал: «О! тебе не нравится запах?» — «О!», - ответила я, - «не только не нравится, но я должна делать йогическое усилие, чтобы меня не стошнило!» На следующий день он бросил курить. С этим было покончено, он никогда больше не курил… Это было мило. Это не из принципа, а потому что он не хотел, чтобы я боролась с запахом. Но я никогда ничего не заявляла: он просто спросил меня об этом в обычной беседе, и я ответила. И когда он бросил курить, то и все ученики должны были тоже бросить курить — курение больше не позволялось: он больше не курил. Нет, для некурящих [смеясь] табачный дым других очень… Но то же самое было с питанием, мясом и т.п. Долгое время мы ели мясо; это даже было очень забавно: Павитра был строгим вегетарианцем, когда он приехал сюда; а в то время мы не только не были вегетарианцами, но и убивали кур прямо во дворе (!) и… [смеясь] комната Павитры была прямо рядом с кухней — кур убивали под самым его носом! О! бедный Павитра! Затем это прекратилось по очень простой причине (а вовсе не из-за принципа): мясная пища обходится гораздо дороже, чем вегетарианская! Это вызывало сложности. Я же была вегетарианкой из-за вкуса — все из-за вкуса, не из принципа. Я стал вегетарианкой в начале века, о! давно… (да, должно быть, более шестидесяти лет тому назад), потому что в детстве меня заставляли есть мясо, и это было для меня отвратительно (не идея: я не любила вкус мяса, он был мне отвратителен!), и доктор даже сказал, что мне следует давать соленья и всевозможные приправы, чтобы заглушить вкус мяса. Так что, как только я стала независимой и свободной, я сказала: «Кончено! [смеясь] Я больше не ем мяса» — не как правило, потому что время от времени я еще ела гусиную печенку (это не по-вегетариански!), и еще долго я ела лангустов или омаров, подобную пищу — не было правила, о! прежде всего, нет правил, только вкус. Но, как ты сказал раньше , это «усложнение», это точно то, что я чувствовала. И когда меня перенесли в эту комнату (ты знаешь, они держали меня в постели не знаю уж сколько времени — не могу сказать, как долго, а они мне не говорят), и я начала есть, доктор приписал мне есть куриный бульон; но, чтобы сделать куриный бульон, надо убивать по цыпленку каждый день — они и у бивали по цыпленку ежедневно, чтобы сделать мне куриный бульон. Затем, когда наступила жара, они сказали, что все цыплята заболели (из-за жары), и поэтому, в конце концов, не очень-то хорошо есть суп из больных цыплят! Тогда я сказала: «Прекратите!», и после этого мое сердце было довольно: «Теперь [смеясь] они больше не убивают цыплят.» Только так получилось, что как раз в то время я набрала два килограмма (в то время доктор обычно меня взвешивал), и он мне сказал: «Посмотрите, вы набрали вес!» Я ответила ему: «Но я не хочу набирать вес!» Ты видишь [Суджате], я искренне говорю перед ним! [Смеясь :] Надо делать то, что я говорю, а не то, что я делаю! Не из принципа — не из принципа: из-за вкуса. Вот так, мой мальчик.

18 июня 1965

Помнишь, что я тебе говорила? Что это будет «улучшенное физическое тело», которое осуществит переход между человеческим и супраментальным телом? … Прошлой ночью Шри Ауробиндо сказал мне это своим образом, что это так, что это верно. Это было очень интересно. Очень интересно. Прошлой ночью, долгое время, мы ходили во всевозможные места, не знакомые мне: города, поля, леса и т.п. Это длилось очень долго. И вот мы были где-то там, возле леса (у дороги, проходящей через лес), мы были чем-то заняты, мы «разговаривали», как вдруг он присел на колени… Ты знаешь, он никогда не носит, так сказать, одежды; когда я увидела его в первый раз в его доме (в его супраментальном доме), в тонком физическом, он был без одежды; но это нечто вроде вибрирующей материи: это очень материально, это очень конкретно, и это имеет нечто вроде цвета, который не является каким-то цветом, это немного золотое и сияющее — это не испускает лучей, но это вибрирует лучистым светом. И, по крайней мере, в девяти случаях из десяти, он выглядит так. Прошлой ночью он и выглядел так. Так вот, я была чем-то занята (мы приводили в порядок что-то, и я была занята), когда, вдруг, я увидела, что он присел на колени и побежал стометровку. Сначала я была шокирована, я сказала себе: «Что это ?!» И очень легко: он взял старт как стрела, затем остановился на несколько минут, развернулся и побежал назад. Затем он опять остановился и в третий раз побежал стометровку. Но после третьего забега он стал высоким, а тело стало тонким. Он стал высоким словно для того, чтобы продемонстрировать мне: вот так тело будет трансформировано. Он стал очень высоким, очень сильным. Это было очень интересно и совершенно неожиданно. И после второго забега он стал сильнее, чем после первого; после третьего же забега он был великолепен: высокое, великолепное существо с этой вибрирующей, сияющей субстанцией. И что за бег! Прыжки! Это было фантастично. В последний раз он бежал фантастично, словно не касаясь земли. Мы очень-очень редко «говорим». Иногда он говорит мне что-то, но это для особой важности и с особой целью — мы понимаем друг друга без слов. В этот раз он тоже ничего не сказал, но я поняла. Это было частью очень длинной деятельности, но именно это поразило меня больше всего, потому что это явилось как бы ответом [на то, что я сказала некоторое время тому назад]. Он сказал: «Да, это так, ты права, это так.» И это изменило тело за три раза: после первой пробежки он был таким, как я его знала, но стал более молодым и более подвижным; после второй пробежки он стал уже сильнее; а после третьей пробежки он был великолепен. Я хотела рассказать тебе это. Это все. А теперь что ты мне скажешь?

(молчание)

Хорошо, я больше ничего не скажу!

Все же остается вопрос, который я уже задавал тебе по этому поводу: мне трудно понять, как это супраментальное тело, сделанное из очень материальной, но все же из совершенно другой субстанции…

А! В связи с этим у меня было другое переживание, несколько дней тому назад… Ты знаешь, что говорят о субстанции, «более плотной», чем физическая субстанция… Как они ее называют?… [Мать не может вспомнить] Теон уже говорил о ней, но я думала, что это было его воображением. Но мне сказали, что ее открыли научными методами, и кажется, что количество этой «более плотной материи» УВЕЛИЧИВАЕТСЯ. Как они назвали ее? Она как-то называется. Я сейчас не помню, но некоторое время тому назад, кто-то, приезжавший из Франции, сказал, что сейчас в научных кругах говорят, что, как кажется, количество этой материи, более плотной, чем физическая материя, увеличивается на земле — это чрезвычайно интересно. Что касается Теона, то он говорил, что блистательное тело будет сделано из материи, более плотной, чем физическая материя, но с качествами, которыми не обладает физическая материя. И, действительно, кажется, что она имеет качества, которых нет у Материи: эластичности, например. Что же, несколько ночей тому назад (я не помню, когда), я была в одном месте, в котором была собрана какая-то бледно-серая субстанция, похожая на размягченную глину (то есть, на тесто). И эластичная [смеясь], липкая! Она была как разведенный цемент, но очень бледная, очень милого жемучжно-серого цвета и клейкая: она тянулась, как жвачка! И, затем, там собралось несколько человек, чтобы искупаться в этой субстанции! Некоторые барахтались в ней с наслаждением! Они обмазывались ей с ног до головы, и она прилипала! А я сама… (Если вы уж оказались там, вы неизбежно были более или менее погружены в нее: она была везде, даже в воздухе, невозможно было избежать ее) но там была одна дама, которая очень заботилась о том, чтобы я не измазалась в этой субстанции, что было не так уж неудобно: помню, что я носила нечто вроде светлой одежды, белой с красным (белая одежда с красным орнаментом), я была одета в нее для того, чтобы эта субстанция не прилипала ко мне. Но я смотрела на это и видела, например, как наш Пурани валялся в ней, скользил по ней с наслаждением! Он весь промок в этой грязи. И все люди были в этой грязи. Единственно, это была жемчужно-серая грязь очень милого цвета, но она была липкой! И утром, когда я пробудилась, я сказала себе: должно быть, это новая готовящаяся субстанция — она еще не полностью готова, а подготавливается. Там были очень забавные детали: это было устроено как курорт на минеральных водах. Подобно этому. И люди приходили туда принимать ванны. Как это называется?… Павитра знает название. Я знала это: Теон назвал это так, как называют сейчас. Но я больше не помню. Материя, более плотная, чем физическая Материя. Но эластичная. И, вероятно, эта материя претерпит какие-то трансформации, я не знаю. Возможно, эта одежда, которую я одеваю, служит символом… Она была белой с золотыми нитями и красной вышивкой (это было очень красиво), и я была окутана ей, так что эта грязь мне не докучала.

Символом чего это было?

Символом силы, которая трансформирует это в приемлемую субстанцию.

(молчание)

Вероятно, сознание, которое будет учиться использовать эту субстанцию (подобно тому, как было сознание, которое училось использовать телесную субстанцию), будет учиться делать из нее нечто подходящее. Ведь мы привыкли к нашей телесной субстанции, но, очевидно, было нечто вроде сверх-химии, которая сотворила телесную материю. Она кажется нам совершенно естественной, но не всегда так было — прошел долгий путь, например, от медузы до нашего тела. У меня возникает впечатление субстанции, которая должна еще подвергнуться работе адаптации, трансформации, использования и которая послужит внешней формой для супраментального существа. У меня такое впечатление, что Шри Ауробиндо уже обладает этой тонкой супраментальной формой. Например, что касается передвижения, то не возникает такого впечатления, что он подчиняется тем же законам, что и мы; только, поскольку это тонко, то не кажется удивительным. И также есть некая неоднозначность: он находится одновременно в нескольких местах. И пластичность, способность адаптации к тому, какую работу предстоит делать, с какими людьми встречаться. Я отдаю себе отчет в том, что в этих активностях я вижу Шри Ауробиндо определенным образом, но я думаю, что другие видят его не тем же образом — они видят его по-другому, вероятно, в одежде. Когда он бегал возле леса, мы были там совсем одни, и это был большой лес, где больше не было никого; а затем, несколько минут спустя, мы оказались с ним в другом месте, и там были люди, другие люди, с которыми он говорил; и совсем не было впечатления, что другие видят его без одежды: должно быть, они видели его в одежде. Однажды я видела его в одежде, довольно давно: я рассказывала тебе историю о его корабле, тоже сделанном из глины.

Из розовой глины.

Да, это было нечто вроде глины, розовой глины. Что же, кажется, в то время он носил одежду. Ты видишь, нет фиксированности нашей материи. Это было как в том видении «супраментального корабля», где каждый одевался по собственной воле. Но в моей ночной деятельности это совершенно естественно, я там не думаю — я там не наблюдаю с маленьким глупым пониманием по привычке, все это совершенно естественно. Ладно, хватит болтать!

[Суджата :] Ты тоже высока ночью.

Я не слышу, малышка, мой слух — в тумане!

[Суджата повторяет :] Когда тебя видят ночью, ты выглядишь высокой.

Конечно! О, я знаю это! Все люди кажутся мне маленькими, и только так я знаю об этом — я не знаю, что я высокая, это другие кажутся мне маленькими. Я высокая.

[Суджата :] Ты, по крайней мере, вот такой высоты [Суджата указывает на потолок высотой 4,5 м]

Да, я заметила: я часто смотрю на людей вот так [Мать наклоняется с кресла]. Но это совершенно естественно, у меня нет ощущения, что я высокая.

(молчание)

Этой ночью был момент, когда мы подготавливали определенное число вещей, которые были одновременно как пища, лекарство и средство трансформирования Материи. Это имело различные цвета, проходили испытания, он показывал мне это. Но так было не в первый раз: такое происходит очень часто. И затем, самое прекрасное во всем этом деле, это когда я поднимаюсь, то все детали сразу же сметаются! Как если бы я чувствовала руку, которая приходит, берет и сметает — умышленно. Но я помню, у меня еще есть образ, где он демонстрирует вещи со своими пробирками. Там был человек… который выглядел ученым (ему было приблизительно сорок лет, между сорока и пятидесятью, молодой, но не очень), и он выглядел очень задумчивым. Он сидел. Я не знаю, какой национальности он был, я не помню, но он был современным; он был современным человеком, носил современную одежду, и Шри Ауробиндо показывал ему свои пробирки с вещами, находящимися в них, и воздействие этих вещей на совокупность материи. Я была там, я видела это (я смотрела с большим интересом), и в тот момент я все понимала. И я еще вижу этот образ, но убрано ментальное знание, ментальный перевод, который позволил бы мне сказать: «Теперь я знаю.» Всякий раз одно и то же. Должно быть, это означает, что это должно даваться другим людям, а не мне, чтобы они использовали это, потому что их мозг, вероятно, более подготовлен, чем мой, и у них лучшие условия для исследования. Очевидно, что работа идет.

(молчание)

Еще одна вещь, вчера… что-то сейчас готовится… В свое время, когда Шри Ауробиндо был здесь, и я жила в том доме, который сейчас называется «спальным крылом», там была большая веранда, и я обычно прогуливалась по этой веранде (Шри Ауробиндо находился в своей комнате, он работал), и я прогуливалась совсем одна; но я не была совершенно одна: всегда был Кришна — Кришна, бог Кришна, каким его знают, но более высокий, более красивый, и не смехотворно голубой, ты знаешь, не синевато-серый! не такой. И мы всегда, всегда прогуливались вместе — мы гуляли вместе. Он находился чуть позади [жест: позади и почти напротив затылка и плеч]; я была чуть впереди, как если бы моя голова находилась на его плече, и он шел (у меня не было такого ощущения, что моя голова покоится на его плече, но было так), и он шел, мы разговаривали. Так было больше года, ежедневно. Затем это кончилось. Потом я видела его время от времени (когда мы перешли в новый дом, я видела его); иногда ночью, когда я очень уставала, он приходил, и я спала на его плече. И тогда я очень хорошо знала, что это был способ, каким показывался Шри Ауробиндо. Затем, когда я перешла сюда [в эту комнату], и Шри Ауробиндо ушел, я стала прогуливаться, повторяя мантру. И тогда пришел Шри Ауробиндо, и он занял точно то место, которое раньше занимал Кришна [тот же жест: позади головы]; я ходила, и он был там, и мы так вместе ходили день за днем, день за днем. И это стало таким конкретным, таким чудесным, что я начала себе говорить: «Зачем заниматься людьми, вещами, я хочу, чтобы так было всегда!…» Он перехватил это и сказал: «Я больше не приду.» И перестал приходить. Я сказала «хорошо» и стала посвящать свою мантру всевышнему Господу, я очень хотела, чтобы Он пришел гулять со мной, но ни в какой-то другой форме: только Он сам. И Сила, Присутствие, все было там, и я Его чувствовала все больше и больше, все более и более ясно, стоящим вот так, прямо за мной, безличностным. В течение нескольких дней у меня было такое ощущение, что я близка к чему-то; и вчера, в течение получаса: ЭТО Присутствие — Присутствие… Совершенно конкретное присутствие. И это Он сказал мне: «Сначала Кришна, затем Шри Ауробиндо, потом Я.» Только [смеясь], Он не хочет, чтобы эффект был тот же самый и я бы сказала: «Все, хватит заниматься людьми»!

* * *

(Важное отступление, последовавшее из банального вопроса: Мать спросила Суджату, хорошо ли работает новая пишущая машинка)

[Суджата :] Они настроили клавиатуру таким образом, что теперь стало гораздо труднее печатать.

Но клавиатура международного образца, не так ли?

Да, но они пытались «улучшить» ее.

А!… То же самое было, когда я была в Японии: все, чему их учили, они «улучшали» — и это становилось неработоспособным! После американской оккупации они это поняли.

(молчание)

Можно гадать, действительно, не нужна ли американская оккупация Индии; это произвело бы двойной эффект: обратило бы американцев и заставило индийцев сделать прогресс… Они бы сделали практический прогресс, как японцы. И американцы сейчас являются учениками японцев: с точки зрения Красоты они сделали чудесный и совершенно неожиданный прогресс. Если бы американцы пришли сюда, они бы обратились, они стали бы… о! они поняли бы духовную жизнь. Единственно, конечно, оккупация не желательна (!) Но это самый чудесный способ: оккупанты всегда учатся у тех, кого они оккупируют. Возможно, американцы стали бы самыми воинствующими духовниками, оккупируй они Индию. Только для индийцев настали бы плохие времена… Но они стали бы очень практичными, они навели бы порядок во всем, что они делают — то, чего у них совершенно нет (за примером далеко ходить не надо: взять хотя бы эту пишущую машинку). Это неприятно. Это нечто повисшее [американская оккупация]. В своем активном сознании я не хочу этого. Прежде всего, это займет долгое время — это всегда занимает долгое время. Много потерянного времени, много страданий, много унижений. Но это очень радикальное средство. Во всяком случае, если новая оккупация необходима, то НЕСРАВНЕННО лучше, чтобы она была американской, а не русской, потому что от русских индийцы получили бы БЕСПОЛЕЗНЫЙ урок: это урок общности, истины сообщества — индийцы знали это еще раньше русских (саньясины образовывали идеальное сообщество); они знали это до русских, значит, они ничему не научились бы, это было бы совершенно бесполезно. И, по правде говоря, мне совершенно все равно, что русские стали бы духовниками, потому что русские мистичны по своей душе — они, ПО МЕНЬШЕЙ МЕРЕ, (по меньшей мере) столь же мистичны, как индийцы. Так что вся их общность и их коммунизм были бы претензией. Это совершенно бесполезно — бесполезно. Американская оккупация — это радикальное средство, но… О! когда я вижу здесь то, что могло было быть внесенным английским духом, о! это ужасно — я не люблю Англию. И англичане… англичане научились у индийцев по максимуму, но этот максимум — очень маленькая вещь. Американцы хотят учиться. Они молоды и хотят учиться; англичане стары, степенны, затвердели и… о! такая претензия — они знают все лучше всех. Так что они очень мало чему научились. Они извлекли самый максимум, но это очень мало; их максимум очень мал. Англичане… [жест потопления] они обречены быть затопленными. О! надеюсь, ты не записываешь это!

Есть такое впечатление, что скорее китайцы придут сюда, чем кто-то другой.

О! но китайцы… Китайцы пришли с Луны, что они делают на Земле! У китайцев нет земного происхождения: они с Луны.

Да, но, в конце концов, сюда скорее придут китайцы, чем американцы или русские, так кажется?

Чем американцы…

Обстоятельства кажутся скорее…

Нет, американцы могут придти сюда, чтобы «спасти» Индию от Китая.

(молчание)

Находиться под властью Китая — тогда уж лучше умереть. Китайцы… с точки зрения чувствительности они монстры. Они монстры. Они лунные — лунные, то есть, холодные, ледяные. Здесь нет колебаний между этими двумя. Китайцы, китайское господство на земле, это затвердение земли, охлаждение земли на лунный манер. О! это было бы ужасно. А! до свидания, дети мои. Мы не хотим катастроф.

23 июня 1965

Ты слышал об Ауровиле? Уже давно у меня был план «идеального города», но это было во время жизни Шри Ауробиндо, со Шри Ауробиндо, живущим в центре города. Потом… меня это больше не интересовало. Затем снова появилась идея Ауровиля (это я назвала этот город Ауровилем), но с другого конца: вместо формации, которая должна найти свое место, это будет место (возле озера), которое вызовет рождение формации; и до сих пор я мало интересовалась этим, поскольку я не воспринимала ничего прямого. Затем эта маленькая H вбила себе в голову построить себе дом там, возле озера, и еще один дом рядом со своим домом, и предложить его мне. И она написала мне о всех своих грезах; и одна-две фразы вдруг пробудили старое-престарое воспоминание о чем-то, что пыталось манифестировать — творение — когда я была очень маленькой (не помню, в каком возрасте), и это же снова пыталось манифестировать в самом начале века, когда я была с Теоном. Затем все это забылось. И оно вернулось с этим письмом: вдруг у меня появился план Ауровиля. Сейчас у меня есть общий план; я жду R, чтобы сделать детальный план, потому что я сказала себе с самого начала: «Архитектором будет R», и я написала R. Когда он приезжал сюда в прошлом году, он ездил посмотреть Шандагор, город, построенный Ле Карбюзье там, в Пенжабе, и он остался не очень-то доволен им (этот город кажется мне посредственным — я не знаю, не видела его; я видела только фотографии — они были отвратительны), и когда он со мной говорил, я видела, что он чувствовал: «О! если бы мне предоставилась возможность построить город!…» Так что я написала ему: «Если ты хочешь, я дам тебе возможность построить город.» — Он очень доволен, скоро приедет. И когда он приедет, я покажу ему свой план, и затем мы построим город. Мой план очень прост. Город будет там, на пути в Мадрас, на холме. [Мать берет бумагу и начинает рисовать] Здесь у нас будет (естественно, в Природе не так: нам надо будет приспосабливаться — так в идеале), здесь будет центр города. В центре будет парк, который я видела, когда была совсем маленькой девочкой (возможно, это будет самый красивый парк в мире с точки зрения материальной, физической Природы), парк с водой и деревьями, как все парки, и там будут цветы, но не много цветов (цветы в виде вьющихся растений), пальмы и папортники (все виды пальм), вода (если можно, текущая вода), и, если возможно, маленькие водные каскады. С практической точки зрения это будет очень хорошо: в конце, вне парка, можно построить резервуары, которые будут снабжать жителей водой. Затем, в парке, я видела «Павильон Любви» (но мне не нравится употреблять это слово, потому что люди превратили его в нечто гротескное), я говорю о принципе божественной Любви. Но это изменено; это будет «Павильон Матери», но имеется в виду не это [Мать указывает на себя], а Мать, принцип Матери (я говорю «Мать», потому что Шри Ауробиндо использовал это слово, иначе я взяла бы другое — я взяла бы «созидательный принцип» или «реализующий принцип» или… что-то подобное). И это будет маленькое здание, не большое, только с комнатой для медитаций внизу, с колоннами и, вероятно, круглой формы (я говорю «вероятно», потому что предоставляю R окончательно решить это). Выше будет комната, а крышей будет закрытая терраса. Ты видел старинные индомонглоьские миниатюры с дворцами, в которых есть террасы и маленькие крыши, поддерживаемые колоннами? Ты видел эти старинные миниатюры? В моих руках были сотни таких миниатюр… Но этот павильон будет очень, очень мил: маленький такой павильон, с крышей над террасой и низкими стенами, возле которых будут стоят диваны, на которых люди смогут сидеть и медитировать на открытом воздухе ночью. А внизу, в самом низу, будет просто комната для медитаций — в этом месте ничего не будет. В глубине, вероятно, будет что-то, что будет живым светом (возможно, символ из живого света), это постоянный свет. А так, это будет очень спокойное, очень молчаливое место. Примыкать к нему будет маленькое жилище (да, маленькое жилище, но в нем все же будет 3 этажа), но не больших размеров, и это будет дом Н, которая будет выступать в роли хранительницы — она будет хранительницей павильона (она написала мне очень хорошее письмо, но она не понимала всего этого, конечно же). Это будет центром. Вокруг будет кольцевая дорожка, которая отделит парк от остальной части города. Вероятно, будут входные ворота (должны быть одни) в парк. И на этих воротах будет стоять охранник. Охранником будет новая девушка, которая недавно прибыла из Африки и написала мне письмо, говоря, что она хотела бы быть «охранницей Ауровиля», чтобы туда могли входить только «служители Истины»… [смеясь] это очень милый план (!) Так что, вероятно, я поставлю ее охранницей парка, с небольшим домиком на дороге, у входа. Но, что интересно, вокруг этой центральной точки будут четыре секции, как четыре больших лепестка [Мать рисует], но углы этих лепестков будут закруглены, так что образуются четыре промежуточных зоны: четыре большие секции и четыре зоны… Конечно, так только на бумаге: на земле будет только приблизительно так. Будет четыре секции: культурная секция на севере, то есть, на пути в Мадрас; на востоке будет индустриальная секция, на юге — международная, а на западе, то есть, ближе к озеру, будет жилая секция. Поясню: жилая секция, где будут находиться дома людей, которые уже приняты, а также тех, кто получит участок земли в Ауровиле. Это будет ближе к озеру. Международная секция… К нам уже приблизился ряд послов и стран, так что каждая страна будет иметь там свой павильон: там будут павильоны всех стран (такова моя старая идея); некоторые уже приняты; как бы там ни было, работа идет. Каждый павильон будет иметь свой сад, представляющий, насколько это возможно, растения и продукты своей страны. Если у них будет достаточно денег и места, они смогут также иметь нечто вроде маленького музея или постоянной выставки достижений своей страны. И каждый павильон должен быть построен согласно архитектуре своей страны: это будет как бы документальной информацией. Затем, в зависимости от имеющихся у них денег, они также могут иметь общежития для студентов, конференц-залы и т.п., свою национальную кухню, свой ресторан — всевозможные расширения. Затем индустриальная секция… Уже много людей, включая правительство Мадраса (оно дает ссуду) хотят открыть промышленные предприятия — они будут на особом базисе. Это индустриальная секция будет к востоку от центра, она будет очень большой: есть много пространства, и эта секция должна спускаться к морю. В действительности, к северу от Пондишери есть довольно большое пространство, совершенно незаселенное и необрабатываемое; это участок возле моря, тянущийся по побережью на север. Так вот, эта индустриальная секция будет спускаться к морю и, если возможно, будет нечто вроде дебаркадера (не в точности порт, а место, где могут причаливать суда), и все промышленные предприятия будут иметь прямую возможность экспорта. И там будет большой отель, план которого сделал R (мы хотели построить отель здесь, вместо компании «Морские Перевозки», но собственник, сказав сначала «да», теперь говорит «нет» — что же, очень хорошо, тем будет лучше), большой отель для приема приезжающих посетителей. Уже немало предприятий записались в эту секцию; я не знаю, будет ли достаточно место, но все устроится. Затем, на севере (там, естественно, будет больше всего места), на пути в Мадрас, будет культурная секция. Там будет большая аудитория (аудитория, сделать которую я грезила уже давно: планы уже есть), аудитория с концертным залом и большим органом, самым лучшим, какие делают сейчас (кажется, они делают восхитительные вещи). Я хочу большой орган. Там будет также театральная сцена с кулисами (вращающаяся сцена и т.п., все лучшее, что можно сделать). Таким образом, чудесная аудитория, там. Будет библиотека, музей, выставочные залы (не в аудитории: в пристройке), будет киностудия, киношкола; там будет планерный клуб: мы уже почти получили разрешение правительства и обещание — как бы там ни было, дело уже достаточно продвинулось. Затем, по направлению к Мадрасу, там, где много места: будет стадион. И мы хотим самый современный и самый совершенный стадион, с идеей (эта идея пришла ко мне давно), что через двенадцать лет (Олимпийские игры проходят раз в 4 года), спустя двенадцать лет после 1968 г. (в 1968 г. Олимпийские игры пройдут в Мехико), спустя двенадцать лет Олимпийские игры прошли бы в Индии, здесь. Так что нужно место. Между секциями будут промежуточные зоны, четыре промежуточные зоны: одна для публичных служб (почта и т.д.), одна зона для транспорта (железнодорожная станция и, если возможно, аэродром), одна зона для снабжения питанием (эта зона будет ближе к озеру, и она будет включать в себя молочное хозяйство, птицеферму, фруктовый сад, земельное хозяйство и т.д. — распространяясь и включая в себя “Lake estate” : то, что они хотели сделать отдельно, будет сделано в рамках Ауровиля); затем четвертая зона (я перечислю: публичные службы, транспорт, снабжение питанием), и четвертая зона: магазины. Не надо много магазинов, но потребуется несколько, чтобы иметь то, что мы не производим сами. Это будет как квартал, ты видишь.

И ты будешь там, в центре? H надеется на это! [Мать смеется]. Я не сказала ей ни «да», ни «нет»; я сказала ей: «Господь решит». Это зависит от состояния моего «здоровья». Переселяться — нет: я здесь из-за Самадхи, я остаюсь здесь, это совершенно точно; но я могу приезжать туда с визитом (это не так далеко: пять минут на машине). Единственно, Н хочет быть в покое, молчании, далеко от мира, и это вполне возможно в ее парке, окруженном дорогой, когда кто-то будет стоять на воротах — можно быть действительно в покое — но если я буду там, этому придет конец! Там будут проходить коллективные медитации и т.д. Так что, если будут знаки (прежде всего, физические знаки), а затем — внутренняя команда выйти, я поеду туда на машине на часок после полудня — я могу делать это время от времени… У нас еще есть время, потому что пройдут годы, прежде чем это будет готово.

Значит, ученики останутся здесь.

А! Ашрам останется здесь — Ашрам остается здесь, я остаюсь здесь, это ясно. Ауровиль, это…

Город-спутник.

Да, это контакт с внешним миром. Центр моего рисунка — это символический центр. Но такова мечта Н: она хочет иметь дом, где она была бы совсем одна рядом с моим домом, где я была бы совсем одна; вторая часть – это утопия, потому что, чтобы я стала «совсем одна»… увидишь, что произойдет! Так что быть «совсем одной» не выйдет. Уединение должно быть найдено внутри, это единственный способ. Но, что касается жизни, я точно не буду жить там, потому что Самадхи находится здесь; единственно, я могу приезжать туда с визитом. Например, я могу поехать туда на какое-то открытие или на определенные церемонии — посмотрим, это будет только через годы. Потребуются годы, чтобы построить все это.

Таким образом, Ауровиль больше нацелен на внешнее окружение.

О, да! Это же город, так что там будет контакт с внешним миром. И это попытка реализовать на земле чуть более идеальную жизнь. В старой формации, которую я делала, должен был быть холм и река. Холм был необходим для того, чтобы дом Шри Ауробиндо стоял на вершине холма. Но место Шри Ауробиндо было там, в центре. Все было устроено согласно плану моего символа, то есть, центральная точка с Шри Ауробиндо и всем, что касается жизни Шри Ауробиндо, затем четыре больших лепестка (они означали не то же самое, что на этом рисунке, было что-то другое), затем еще двенадцать лепестков вокруг них (собственно город), затем жилые кварталы учеников (ты знаешь мой символ: вместо разграничительных линий там полоски; так вот, последняя кольцевая полоска и представляет жилые кварталы учеников), и у каждого свой дом и сад: маленький дом и сад для каждого ученика. И будут средства коммуникаций; я не была уверена, будут ли это индивидуальные или коллективные транспортные средства (как эти маленькие открытые трамваи в горах, ты знаешь), которые проходили бы по городу во всех направлениях, доставляя людей к центру города. И вокруг всего этого была стена со входными воротами и охранниками на каждых воротах, так что люди входили бы только по разрешению. И не было бы денег: внутри, за стенами, нет денег; возле входных ворот находилось бы что-то вроде банков или касс, где люди сдавали бы деньги и получали взамен билеты, на которые они могли бы получить жилье, питание, то, это. Но нет денег. И внутри совершенно ничего, никто не имел бы денег — билеты были бы только для посетителей, которые входили бы только по разрешению. Это грандиозная организация без денег, я не хотела денег! О! На своем плане я забыла одну вещь: я забыла сделать квартал для жилья рабочих. Но он должен быть частью индустриальной секции (возможно, расширением края этой секции). И в моей первой формации, вне стен, с одной стороны был промышленный поселок, с другой — поля, ферма и т.д. для снабжения города продовольствием. Но это действительно было селение — не большое селение, но поселок в сельской местности. Сейчас план сильно уменьшен; это больше не мой символ, есть только четыре зоны, и нет стен. И не будет денег. Тогда как другая формация была попыткой создать действительно идеальный город… Но я прекрасно понимала, что пройдут годы, прежде чем мы начнем реализовывать это: в то время я рассчитывала начать только через двадцать четыре года. Но теперь мой план гораздо более умеренный, это попытка перехода, и этот план гораздо более реализуем — другой план был… Я почти что получила новые земли: это было время сэра Акбара (ты помнишь?) из Хайдарабада. Мне прислали фотографии государства Хайдарабад, и я нашла среди них мое идеальное место: отдельный холм (довольно большой), и внизу, под ним, текла большая река. Я сказала ему: «Я хотела бы иметь это место», и он все устроил (все было устроено, они прислали мне планы, бумаги все прочее для передачи этих земель Ашраму), только они выдвинули одно условие (это был девственный лес, необрабатываемые земли): они дают нам это место при условии, естественно, что мы будем обрабатывать его, но вся продукция должна использоваться на месте, не должна вывозиться из государства Хайдарабад. Был даже N, бывший моряк, и он сказал, что раздобудет в Англии парусное судно, чтобы подниматься вверх по реке, собирать всю продукцию и доставлять ее нам — все было очень хорошо устроено! Затем они поставили это условие. Я спросила, нельзя ли его убрать, а затем сэр Акбар умер, и с этим было покончено. Ничего не вышло. Потом я была довольна, что это дело не вышло, потому что, после того, как ушел Шри Ауробиндо, я не могла больше покидать Пондишери — я могла оставить Пондишери только с ним (при условии, что он согласится жить в этом идеальном городе). В то время я говорила с Антони Реймондом, построившим «Голконду», и он с большим энтузиазмом воспринял это, он сказал: «Как только вы начнете строить, позовите меня, и я приеду.» Я показала ему свой план (имевший вид моего увеличенного символа), и он был в большом энтузиазме, он нашел это великолепным. Этот план провалился. Но другой план — это только маленькая промежуточная попытка, можно попробовать. Я не тешу себя иллюзией, что этот план останется в своей чистоте, но… попробуем.

Многое будет зависеть от тех, кому ты доверишь финансовую организацию этого проекта.

Сейчас финансовой организацией занимается N, потому что это он получает деньги через “Sri Aurobindo Society” [«Общество Шри Ауробиндо»], и это он купил земли — уже куплено немало земли. Все в порядке. Конечно, трудность состоит в том, чтобы найти достаточное количество денег, но, к примеру, что касается павильонов, то это каждая страна понесет расходы за свой павильон; что касается промышленности, то это каждое предприятие вложит деньги в свое дело; что касается жилья, то это каждый житель даст деньги на свою землю. И правительство (Мадрас уже обещал нам это) даст от 60% до 80% (часть – как дотацию, то есть, просто так, без возврата; другую часть – как беспроцентную ссуду сроком на 10, 20, 40 лет – долгосрочную ссуду). N знает толк в этом , он уже достиг неплохих результатов. Но, в зависимости от того, будут приходит деньги быстро или мало-помалу, дело будет идти быстрее или медленнее. С точки зрения строительства это будет зависеть от пластичности R… Детали меня совершенно не заботят, я только хочу, чтобы этот павильон был миленьким — я его вижу. Поскольку я видела его, я имела видение, то я попробую заставить его понять, что я видела. И парк я тоже видела — все старые видения, которые повторялись. Но это не трудно. Самая большая трудность состоит в воде, потому что поблизости нет реки; но они уже пытаются отводить реки; есть даже проект отводить воду из Гималаев и переправлять ее через всю Индию (L составил план и обсуждал его в Дели; конечно, я ему возразила, что это, очевидно, будет несколько накладно!). Но, как бы там ни было, и не полагаясь на столь грандиозные вещи, надо сделать что-то, чтобы доставлять воду; это будет самая большая трудность, именно это займет самое большое время. Что касается всего остального: освещение, энергия — это будет вырабатываться в индустриальной секции, но вода не вырабатывается! Американцы серьезно думают над тем, чтобы найти способ использования морской воды, потому что на земле не достаточно питьевой воды для людей (воды, которую они называют «свежей»); количество воды недостаточно для потребности людей, так что они уже начали проводить химические опты на большом масштабе, чтобы сделать морскую воду пригодной для людей — очевидно, это будет решением проблемы.

Но это уже есть.

Это есть, но не в достаточной пропорции.

Да, в Израиле.

Они делают это в Израиле? Они используют морскую воду? Очевидно, это будет выход — море там есть. Посмотрим. Затем надо сделать так, чтобы вода поднималась.

Яхт-клуб тоже не помешает [смех].

А! конечно: в индустриальной секции.

Возле твоего порта, там.

Это будет не «порт», но как бы там ни было…. Да, отель для посетителей с яхт-клубом рядом, это идея. Я добавлю его [Мать делает пометку].

Это наверняка будет иметь большой успех (!)

Да! ты знаешь, поток писем, мой мальчик! Отовсюду, из всех стран мне пишут: «Наконец-то! Этого проекта я ждал!» и т.п. Лавина писем. Есть также планерный клуб. Нам уже обещали инструктора и планер — это обещано. Это будет в культурной секции, на вершине холма. Яхт-клуб будет, естественно, у моря, не у озера; но я думала (потому что было много разговоров об углублении озера, оно почти забилось илом), я думала о гидросамолетной станции там, на озере.

По озеру также можно пустить катер.

Нет, если будут гидоросамолеты. Озеро не так уж велико, чтобы пускать по нему катер. Но оно очень подойдет для гидросамолетов. Но все будет зависеть от того, будет ли у нас аэродром: если да, то гидросамолеты не потребуются; если же у нас не будет аэродрома… Но в проекте “Lake estate” был аэродром… S, ставший командиром эскадрильи, также прислал мне план аэродрома, но для маленьких самолетов, тогда как нужен аэродром для регулярных сообщений с Мадрасом: аэродром для перевозки пассажиров. Об этом уже много говорили, были разговоры между “Air India” и еще одной компанией, но они не пришли к соглашению — из-за всевозможных мелких глупых трудностей. Но все будет происходить совершенно естественно по мере роста Ауровиля — жителям надо будет только очень захотеть иметь аэродром. Нет, есть две трудности. Мало денег; деньги у нас есть (то, что может одолжить правительство, то, что люди дают на участки земли — это приходит), но нужна очень большая сумма: для строительства города нужны миллиарды!… Американцы стали разоряться… Странное явление: кажется, что деньги поглощаются где-то, исчезают из обращения — в Америке доллар падает, они уже начали сетовать. Здесь же, люди разоряются… Есть один промышленник, у которого была великолепная индустрия (кажется, она была великолепной), и своими налогами правительство задавило его — он закрылся. Затем он частично открылся и сделал новые бумаги для своей новой компании и своих новых предприятий; ну так вот, у него есть собака, и он подписал все бумаги кличкой своей собаки! И поместил фотографию собаки… [смеясь] Затем, естественно, к нему пришли письма, в которых его спрашивали, не считает ли он их идиотами. Он ответил: «Нет, только собака может принять ваши условия.» Неплохо, а?

Да, они сами считают людей идиотами.

Они разоряют страну. Было только одно место, где было еще легко: это была Африка — сейчас же с этим покончено; сейчас африканцы [смеясь] хуже кого угодно! Ты знаешь, сколько друзей было у нас там, сколько вещей мы получали оттуда — все кончено. И они разорены. Так что они приезжают сюда, и здесь они встречают все те же самые трудности.

Действительно, люди усложняют все!

Конечно!

Можно подумать, что это доставляет им удовольствие!

Ты помнишь, я писала несколько строчек по поводу правительства. Куда я их дела? [Мать ищет]. Я добавила кое-что (это на будущее, это будет началом моей «политической серии»):

Вы развязываете руки бандитам и принимаете меры, оскорбляющие честнейших людей. Так будет до тех пор, пока страной правят не самые мудрые люди. Самые мудрые люди — это те, что умеют свободно и правильно читать сердца и умы людей.

Это было в форме беседы. Я сказала правительству: — Вы развязываете руки бандитам и принимаете меры, оскорбляющие честнейших людей. Мне ответили: — Но как мы отличим бандитов от честнейших людей, пока не увидим, как они работают? Я сказала: — Да, всегда будет так, вы всегда будете допускать подобные глупости… пока страна не будет управляться мудрейшими людьми. — А! но как распознать мудрейших людей? — Мудрейшие люди — это те, что умеют свободно и правильно читать сердца и умы людей.

* * *

Спустя некоторое время, 7 сентября Мать была подведена к тому, что определить место проекта Ауровиля:

Ауровиль хочет быть всеобщим городом…

Всеобщим городом — не международным: всеобщим.

… где мужчины и женщины всех стран смогут жить в мире и нарастающей гармонии над всеми верованиями, над всей политикой, над всеми национальными вопросами, стремясь реализовать человеческое единство.

26 июня 1965

(Суджата показывает Матери нечто вроде кисты, образовавшейся у нее на шее. Этот банальный случай послужил отправной точкой для важного открытия: «клеточное утолщение»)

Это опухоль. Вероятно, свернулся волосок, и организм покрыл его слоем кожи, а затем, по привычке, он продолжил наращивать кожу вокруг этого места: один слой, другой, затем… Это идиотская добрая воля. И так происходит почти со всеми болезнями.

* * *

Немного позднее

У меня есть маленькая проблема. Я хотел бы, чтобы ты дала мне указание или попросила указание у Шри Ауробиндо. Речь идет о переводе некоторых слов на немецкий язык: слов «ум» и «дух».

И что же?

Все немецкие переводчики спорят между собой, не могут придти к соглашению.

Да, я знаю!

Долгое время я находился в контакте с C.S., переводившим на немецкий язык эту книгу [«Шри Ауробиндо или путешествие сознания»]. Он много думал над этим (я тоже) и, наконец, Р предложил кое-что. Немецкое слово “Geist”, употребляемое для «духа», используется очень неопределенно, в том числе, и для обозначения «ума» — как и французское слово “esprit”, оно используется очень расплывчато. Тогда Р предложил использовать слово “Geist” для обозначения ума и его градаций: думающий ум, озаренный ум и т.д. Но тогда для слова «дух» нет эквивалента в немецком языке. В немецком есть несколько прилагательных, возникших от латинского “spiritus”, но нет ничего для “esprit”. Р предложил использовать слово “der Spirit”, выведенное из латинского языка. C.S. колеблется. Поэтому я хотел бы спросить тебя, какое твое впечатление. Можно ли ввести на немецком языке слово “der Spirit”? Это то, о чем спорят все немецкие переводчики.

Но неизвестно, примут ли они это.

Если это слово войдет в перевод этой книги, и книга разойдется достаточно широко, то это послужит базисом для принятия этого слова. Я не знаю.

Какое слово на санскрите означает «дух»?

Это Пуруша, в противовес Природе, Пракрити.

И ты говоришь, что C.S. не хочет использовать “Spirit”?

Он колеблется. Он возражает: говорит, что это латинское слово, а не немецкое.

Какое слово он использует? То же самое, что и для «ума»?

Да: “Geist”.

Так не пойдет. “Geist” совсем не подходит. Для «ума» оно подойдет.

Да, я тоже так чувствовал, и также для надразума очень хорошо “Ubergeist”.

[Мать одобрительно кивает головой] На каком языке будут говорить люди в будущем!… Все это очень бедно. Все языки бедны. Взять только Индию, где люди из разных провинций не понимают друг друга — без английского они вообще не поняли бы друг друга. Нет ничего лучшего чем “Spirit”?… «Пуруша» совсем не подходит, слишком длинное слово, три слога… Скажем это C.S. Только если ему это не понравится, это будет сильно ему докучать… Это крайнее средство. Но и на французском тоже так: все, что мы говорим, очень приблизительно! То есть, если вы принимаете свой язык, очень хорошо, но только вы по-настоящему его понимаете.

Если мы вводим новое слово, это должно быть слово с силой, вот что важно.

Такие слова, как Тат, Сат, Чит, сильны, но Пуруша… Остается только предложить “Spirit”.

* * *

(Мать просит Сатпрема прочесть ей письмо, которое только что пришло из США. В этом письме сообщается, что одному человеку, находившемуся при смерти, вдруг вернулся рассудок и дар речи :)

Да, это очень интересно, дети мои! Потому что когда я получила телеграмму, в которой говорилось, что он умирает… Для начала надо сказать, что когда у него обнаружили рак, Е попросила меня вмешаться; я ответила ей: «Я принимаю, но с ним произойдет то, что будет лучше с ДУХОВНОЙ точки зрения (а вовсе не согласно человеческому представлению).» Он отказался от медицинского ухода, и ему становилось все хуже; затем, еще позавчера, я получила телеграмму. И когда я получила эту телеграмму, извещавшую, что скоро конец, я вдруг сказала: «Хорошо, он начнет выздоравливать.» И я ничего никому не сказала. Затем Е написала мне письмо, спрашивая, что ей следует делать со всеми вещами, которые перейдут ей по праву наследования. Но настоятельно было: «Теперь пойдет все лучше и лучше…», и все уже ожидали телеграмму с извещением о смерти. И теперь вот вам! Это интересно. Это был рак МОЗГА.

(молчание)

Он снова начал говорить, думать… Это действительно интересно. Но идея (не «идея» — о, ты видишь, об этом невозможно сказать, мой мальчик!)… Видно было вот что: этот человек никогда не верил ни в божественную силу, ни в реальность, превосходящую ту, что проявляется в человеке, ничего такого, и «идея» состояла в том, что он должен был почувствовать вмешательство (он мог называть это как угодно), превосходящее все, что известно на земле. Распознал ли он это? Что она говорит?

Нет-нет! «Признает ли пациент Вашу роль в своем явно чудесном выздоровлении? Я задала ему этот вопрос. — “нет, я не признаю”, такой был его ответ. И ни доктора, ни все, наблюдавшие за ним, не признают этого. Пусть будет так.»

Так что же он думает, что это было? Это странно.

(молчание)

Примечательна та точность, с которой я знала, что это будет [что ему станет существенно лучше], только я ничего не сказала — я никогда ничего не говорю, конечно же. Я не говорю ничего по оккультной причине: разговоры, произнесенные слова во многом расстраивают действие. Это основывалось на действии ПРИРОДЫ — Природы, отвечающей на давление свыше. И это было видимо: это было не что-то выдуманное, а видимое. Жизнь забавна, ты не представляешь, как она забавна! Я нахожу это интересным. Ясно, что это был всевышний Приказ, данный материальной Природе, и она подчинилась… Я не знаю, полностью ли он выздоровеет — я не уверена. Но, что важно, к нему вернулось понимание и речь.

30 июня 1965

(По поводу кисты)

Что следует делать Суджате?

Что говорит доктор?

Они собираются оперировать ее завтра.

Он сказал, что надо срезать?

Да, но с тех пор, как она сказала тебе об этом, киста стала намного меньше!

[Мать смеется и осматривает кисту Суджаты :] Еще болит?… Лучше ее удалить, потому что, если там останется маленький кусочек, все начнется снова. Но она действительно уменьшилась.

[Суджата :] И продолжает уменьшаться.

Скажи доктору, что она уменьшается, он посмотрит — может быть, он скажет тебе подождать несколько дней?… Это верно [смеясь], она стала гораздо меньше.

(молчание)

На днях я виделась с «глазным доктором», потому что то был его день рождения. Он пришел (я не знала, что это был доктор: он попросил увидеться со мной по случаю своего дня рождения, и я сказала «да»), он пришел и, должно быть, кто-то сказал ему, что у меня есть проблемы с глазами (!) или что-то в этом роде, я не знаю; так что он подготовил капли для глаз! Он пришел сюда, сел, и затем я посмотрела на него (как я смотрю на всех). Тогда… он выглядел очень удивленным [Мать улыбается], я не знаю почему, и он очень робко сказал: «Я принес Вам капли, но думаю, что они Вам не нужны.» [Мать смеется]. Он выглядел очень удивленным!

(молчание)

О! позавчера ночью со мной произошло кое-что любопытное. Я была со Шри Ауробиндо, это была комната… о! комната… да, она была великолепной, с очень высоким потолком, очень большая, и внутри нее ничего не было; но это была очень большая комната, и там было нечто вроде застекленных дверей, открывающихся на балкон или террасу (это возвышалось над городом, и эти двери-окна, снизу-доверху, составляли одно большое стекло: это давало великолепный свет. Он был там; затем, не знаю почему, у меня возникло впечатление, что он хочет чашку чая. Так что я пошла искать чай; я проходила через комнаты, залы, даже строительный площадки (!) в поисках чашки чая для него; и там были большие комнаты — все комнаты были большими — но, в противоположность той комнате, где он находился и которая была светлой, все другие комнаты были темными. И там была одна большая комната, похожая на столовую со столом и всем, что обычно бывает в столовых, но она была темной — и там больше ничего не было. Были люди (которых я знаю), которые сказали: «А! [огорченным тоном] все кончилось.» — Все кончилось, все было съедено! [Мать смеется] Они поглотили все, больше ничего не осталось. Наконец, в какой-то комнате вроде кухни, ниже, я нашла кое-кого (я знаю кого, но не назову), кто сказал мне: «Да-да! Я сейчас вам принесу, сейчас», и она принесла мне горшок и сказала: «Вот.» Я вышла с этим горшком, затем у меня возникло какое-то подозрение, я подняла крышку и… первым делом я увидела землю! красную землю. Я покопалась в земле пальцем и внизу [смеясь] обнаружила кусок хлеба! Как бы там ни было, это длилось долго, были всевозможные приключения. Затем я посмотрела, действительно ли Шри Ауробиндо нужна эта чашка чая… потому что это казалось трудным! Я увидела его, чудесная застекленная дверь, такая светлая, и затем, словно в углублении в стене, я не знаю, возвышалось что-то вроде дивана, место, чтобы сидеть, но оно было очень милым, и он там сидел или полулежал, и ему было очень удобно. И он позвал мальчика (или мальчик сам к нему пришел, чтобы спросить у него что-то), и было нечто вроде ступеней, ведущих к дивану; мальчик стоял на этих ступенях и задавал ему вопросы, и Шри Ауробиндо объяснял ему что-то. Я узнала этого мальчика… Я подумала: «А! [смеясь] к счастью, он больше не думает о чае!» Затем я пробудилась. Но я подумала: «Если это так, как он нас видит!»… проедающими все, ты понимаешь.

Но несколько лет тому назад ты рассказывала мне о почти таком же видении, где ты тоже искала пищу для Шри Ауробиндо и не могла найти ничего: люди, которые должны были готовить пищу, не приготовили ее, или не знали, как приготовить…

Это так, это то же самое. Но это было очень конкретным, очень материальным, и было ощущение, что БЫЛО ощущение пищи — все было роскошным — но ничего не осталось. Все было съедено. Я встретила кое-кого (я не называю имени, но я знаю его), кто мне сказал: «О! да, это было прекрасное пиршество, но мы все съели», не осталось больше ничего, мы все съели.»

Что это значит?

Я пробудилась — не «пробудилась», но, как бы там ни было, когда я вышла из этого и размышляла над этим утром, я сказала себе: «А! что же, если это так, как он нас видит! все съедено…» И я принесла ему немного земли в горшке! Я раздумывала над этим несколько часов.

(молчание)

Но он был словно окутан очень податливой тканью (ты знаешь, эти вещи характерны для витала, это особая ткань, которая не ткется), и она была прекрасного фиолетового цвета — фиолетовый цвет великого могущества. Но комната, в которой он был… Я еще помню это ощущение света, такого ясного, ясного, такого ЧИСТОГО, через окно — виден был только свет.

(молчание)

Так что мы все проедаем. Я даже не знала, что были пиршества; я узнала это, только войдя в те комнаты. Впрочем, я не была голодна и не хотела ничего; у меня не было впечатления, что мне чего-то не хватает: мне не нужно было ничего, мне и так было очень хорошо. И это вовсе не из-за какой-то недоброй воли, о! было большое желание служить… [Мать смеется], но: «Ничего не осталось.»

Что же было съедено?

Я не знаю… Я говорила [в этом видении] с двумя людьми (они из Ашрама) и несколькими (одним-двумя) не из Ашрама, и у них действительно была добрая воля, они хотели служить, но ничего не осталось. И та, что дала мне горшок, она не колебалась, она сказала мне: «Да-да! я дам это вам», и затем она вернулась с этим! Вероятно, сама не сознавая, что то, что она давала мне как чай, было только землей — хлебом и красной землей. Но чай, в моем представлении, был очень золотым — светлым и золотым; и я хотела дать ему с чаем еще что-то, не помню, что. Вероятно, все это символично. Но…

* * *

Перед уходом Сатпрема и Суджаты Мать снова осматривает кисту Суджаты и заключает:

Ты знаешь, трюк (есть трюк) состоит в том чтобы говорить клеткам, что это совсем не то, что ожидается от них; как я сказала тебе на днях, ожидается от них совсем не то, что они должны сгруппироваться вот так; они не должны делать это — надо их убедить. Это довольно любопытно. Это источник привычек, конечно же; у них такое впечатление: «Вот что нам надо делать, вот что нам надо делать, это…» [Мать вращает пальцем по кругу]. То же самое происходит и со мной, но я им говорю. Только надо сознавать движение и, затем, очень спокойно, он очень УВЕРЕННО, очень авторитетно сказать, как говорят детям: «Но вы не обязаны делать это; это не ваша обязанность.» Все хронические болезни возникают из-за этого. Может произойти какой-то несчастный случай (что-то происходит, просто какое-то происшествие), и затем, есть нечто вроде послушной несознательной доброй воли, которая вызывает повторение этого: «Надо повторить, надо повторить, надо повторить…» [жест по кругу]. И это прекращается только в том случае, если есть сознание, находящееся в контакте с клетками, которое может заставить их понять, что «нет, в этом случае не следует повторять!» [Мать смеется]. Есть случаи, в которых эта сила повторения чрезвычайно полезна. Я даже думаю, что именно это придает стабильность форме, иначе мы меняли бы форму или видимость, либо стали бы жидкоподобными. Это то, что работает на сохранение формы. Есть эта привычка повторения, затем, есть ощущение фатальности. Например, если вы получаете удар или что-то не в порядке, сразу же возникает это ощущение фатальности: «А! теперь это так, теперь это так…» [тот же жест по кругу]. Так что здесь тоже (все это происходит в сознании клеток), здесь тоже им надо сказать: «Нет! Это не неизлечимо: если вы делаете так (например, что-то случайно искривилось), то если вы сделает движение в противоположном направлении, то это исправится.» Это вовсе не какая-то блестящая демонстрация великих воль или сил, это не так: эта сила убеждения очень-очень спокойная — очень милая и неторопливая, но действующая несомненным и очень настоятельным образом. Все витальные вещи здесь не проходят — они оказывают временное воздействие, которое затем кончается. О! это очень интересно. Но надо быть очень непритязательным в этой работе, не нацеливаться на громкие результаты — очень непритязательным. И очень спокойным.

Июль 1965

3 июля 1965

После того, как Сатпрем прочел последние «Комментарии к Афоризмам»:

Это было так скучно, что мне было тошно.

(Сатпрем протестует)

Как бы там ни было, это ничего не значит. Для меня это совсем по-другому: вещи всегда кажутся мне старыми, принадлежащими далекому прошлому. Особенно в эти последние дни… Например, этот насморк [у Матери был насморк], я ясно видела, почему подхватила его (внешняя причина очень проста: у человека, готовившего для меня карточки, был насморк, и через эти карточки я и подхватила насморк), но почему я в действительности подхватила его? Что же, это соответствовало молниеносному движению в сознании клеток, и тогда, естественно, произошло расхождение: все, что отказалось (отказалось или было неспособно — это производит впечатление скорее чего-то вялого, не очень склонного делать прогресс), отстало, и тогда, естественно, это проявилось как расстройство. Хорошо.

7 июля 1965

(По поводу недавнего насморка. После прослушивания английского перевода комментариев к «Афоризмам», принесенного Нолини, Мать начинает говорить по-английски :)

Я не знаю, как у других, но в течение очень долгого времени в моей жизни, когда было заболевание (заболевание любого рода), то клетки автоматически забывали все, всю свою садхану и вообще все, и только медленно, по мере выхода из заболевания, клетки начинали вспоминать. И тогда я хотела, стремилась к тому, чтобы клетки помнили во время болезни — что абсурдно, потому что лучше стремиться к тому, чтобы не иметь болезни! Но в то время было так. В первый раз, когда клетки помнили, о! я была очень рада. Но теперь наоборот: то есть, как только наступает расстройство, клетки сначала… сначала они немного обеспокоены: «О, мы так плохи, что еще подхватываем заболевание» — такой был период; затем стало появляться впечатление: «О, Ты хочешь преподать нам урок, мы должны чему-то научиться» — это было уже гораздо лучше: нечто вроде рвения. А сейчас есть интенсивная радость и некая сила; сила стремления и реализации, приходящая с ощущением: «Мы выигрываем, мы одерживаем победу…» Таково мое состояние в эти последние дни. Я знала, как пришел этот насморк, он пришел только из-за пренебрежения — не точно… люди беспечны.

(затем разговор возобновляется на французском языке)

Например, у доктора был насморк, и я сразу же знала об этом; я сразу же сделала все необходимое, и ничего не случилось; но когда у того другого человека был насморк, я не придала этому внимания, и, обращаясь с вещами, которые он мне передал, я и подхватила насморк — я заметила, когда он входил, но было уже слишком поздно. Я сказала «хорошо», и заболевание пошло своим ходом. Оно было особенно сильным из-за того, я думаю, что клетки почувствовали: «А! (сначала радость), а! сейчас мы будет делать прогресс», затем некая сила, мощь трансформации пришла вот так, с болезнью: вот почему болезнь развилась в полную силу. В какой-то момент она превзошла определенный предел, так что это стало бы стеснять работу, и тогда я сказала себе: «Нет-нет! Обрати внимание, потому что я не хочу прерывать свою работу подобным образом.» Как если бы говорилось: «Поигрались и будет! Я не хочу больше болеть.» Тогда пришла сила, нечто… как боксер. Это было очень-очень интересно. И игра воли в клетках, тот способ, каким клетки подчиняются воле, это очень интересно. Потому что, само собой разумеется, сейчас это не индивидуальная воля (это не личная воля, здесь нет ничего, что напоминало бы старые прошлые истории), но это… Воля Гармонии в мире: Господь в своем аспекте гармонии. Есть Господь в своем аспекте трансформации, и есть Господь в своем аспекте гармонии. Но Господь в своем аспекте гармонии имеет волю гармонизировать; так что, когда приходит эта воля гармонии, она в свою очередь говорит: «Не все для Воли Трансформации! Не следует идти слишком быстро, потому что можно все разрушить! Должна быть воля гармонии, чтобы вещи следовали своим ритмическим и гармоническим движениям», и тогда все устраивается. По правде говоря, (я изучала это в эти последние дни), я не знаю, что такое болезнь! Они [ученые] говорят о вирусах, они говорят о микробах, они говорят… но мы целиком составлены из этих вещей! Это только их взаимодействие, их способ прилаживаться друг к другу и гармонизировать составляет всю разницу. Нет ничего, что не было бы «микробом» или «вирусом» — они дают неприятные названия тому, что им не нравится, но это точно то же самое!… На уровне клеток это не так — дело не в этом, а в том, чтобы следовать либо Воле Трансформации (иногда немного грубой — грубой на масштабе этой совсем маленькой вещи, которой является тело), либо Воле Гармонии, которая всегда приятна и всегда есть, даже когда внешние вещи разлагаются. Это более правильное объяснение, это объясняет лучше, чем все представления о болезни. Я не очень-то верю в болезни. Нет двух одинаковых болезней. Я уверена (я не ученый, но я знаю), я уверена, что нет двух одинаковых микробов.

* * *

Затем Мать переходит к «Савитри»: Спор Любви и Смерти

Она [Смерть] продолжает? Что она еще предлагает Савитри?

«Дочерей», «сыновей»!

О! она низка [смеясь], она низка и вульгарна. [Мать читает :]

Daughters of thy own shape in heart and mind Fair hero sons and sweetness undisturbed… “Savitri”, X.III.637 Дочерей по образу твоего сердца и твоих мыслей Достойных сыновей-героев и невозмутимую сладость…

Посмотри на эту радость! О!… как вульгарно это существо! Нет, действительно ли есть люди, кого можно искусить этим? Я думаю, что Шри Ауробиндо намеренно сделал Смерть очень вульгарной, чтобы обескуражить всех иллюзионистов и нирванистов. Но даже когда я была совсем маленькой, пяти лет, это казалось мне банальным, тогда как если бы мне сказали: «Пусть в мире больше не будет жестокости», а! вот что показалось бы мне стоящим. «Пусть не будет больше несправедливости, не будет больше страдания из-за злобы людей», вот что-то, чему можно себя посвятить. Но производить дочерей и сыновей… Я никогда не ощущала себя физически очень материнской. Есть миллионы и миллионы людей, которые делают это, так что снова начинать делать это? — Нет, действительно, не для этого я рождена.

10 июля 1965

(По поводу «идиотского» туберкулеза :)

Все в порядке?

Не очень.

Что не в порядке?

Здесь, там [жесты].

О! мой мальчик, все ощущения лживы! Это переживание я имею дюжину раз на день, во всех деталях. Мы чувствуем, что нам не хватает того, сего, чувствуем боль здесь, там… но все это ложно. В действительности это означает, что мы вышли из состояния Гармонии, этой Гармонии, которая всегда есть; но мы вышли из нее, так что мы нуждаемся в этом, нуждаемся в том, у нас болит здесь, болит там. Чего-то не хватает, и не хватает Того. Можно было бы сказать, что есть три состояния: состояние Гармонии — это то, к чему мы стремимся все время, и иногда хватаем это на несколько секунд, и тогда все устраивается словно чудом; затем есть привычное состояние Беспорядка, в котором мы постоянно находимся на грани чего-то неприятного, в неустойчивом равновесии; и когда беспорядок становится все более видимым, происходит то, что мы называем «заболеванием», но это не реально. Ведь мы считаем, что тело было в добром здравии, в равновесии, и что «что-то внесено снаружи, что вызвало заболевание», но это не так! Тело никогда не находится в состоянии равновесия, оно ВСЕГДА выведено из него (что более или менее выражено), и это что-то другое, свыше, Воля или Сознание удерживает его и заставляет его работать. Так что если мы можем призвать эту Волю — эту Волю Гармонии — и если мы можем иметь Пламя внутри, это Пламя стремления, и установить между ними контакт, тогда мы выходим из этой так называемой «болезни», которая нереальна, это нереальное и лживое ощущение, и это только один из способов общего Беспорядка, и мы входим в Гармонию, и тогда все в порядке. Прошлой ночью у меня снова было это переживание, и поэтому я могу уверенно утверждать: все чувства ложны.

А когда есть явные внешние знаки, например, кровотечение?

Что же, да, это беспорядок! Но беспорядок везде! Если это тебя утешит, мое тело тоже в беспорядке… Это не точно беспорядок, а почти полная потеря гармонии — это постоянное состояние жизни; это результат усилия, сопротивления, терпения, а также напряжения поиска чего-то, что вы надеетесь достичь, но что ускользает от вас все время — и то, что от вас ускользает, это ТО, это Гармония (Гармония, которая в своем совершенстве является Анандой, это очевидно). И это постоянное состояние. В действительности, это то, что вызывает усталость, напряжение и т.д. Я провела всю прошлую ночью, глядя на это и спрашивая себя: «Как это так?… Мы все время находимся в этом состоянии, напрягаясь в стремлении достичь чего-то, что от нас ускользает.» И тогда чувства, вся область чувств кажется постоянно находящейся в ложном состоянии, и они используют это состояние напряжения, чтобы производить впечатление, что и то плохо, и се плохо… И если, к несчастью, есть маленький намек на ментальное сотрудничество (небезызвестного физического ума), тогда это принимает плохой оборот, становится действительно чем-то неприятным. Но это не неизбежно. Это не неизбежно и не реально — я называю «реальным» то, что приходит от всевышней Воли, напрямую. Это истинно; все остальное не истинно, является продуктом всей этой путаницы [жест: зигзагообразный спуск] и всего беспорядка человеческого сознания — заболевание не истинно. Я не думаю, что на одно заболевание из ста (о! возможно, из тысячи) найдется одно истинное. Есть заболевания, являющиеся выражением Воли к тому, чтобы что-то, что не в порядке, было хорошенько встряхнуто, снесено, так чтобы в этом хаосе могло сформироваться что-то более истинное — но это исключительное состояние. Я имею очень широкое поле переживания. Я получаю поток писем от одних, от других, и каждый пишет о своем маленьком беспорядке, о своей маленькой болезни, о своих маленьких неприятностях и просит, естественно, привести все это в порядок. Так что это приводит меня в контакт с вибрацией (все люди здесь: это много), что же, я могу сказать, что действительно не найдется и одного случая и ста, который был бы выражением прямой Воли — это что-то [жест зигзагообразного падения], что идет вот так и что в человеческом сознании начинает путаться как проволока, которая так изогнулась, что вы уже не можете распрямить ее. И из-за этого вы находитесь на грани, да, недомогания (почти постоянно), заболевания, беспорядка. И содействие пораженческого ума (потому что особый характер ума — быть пораженческим), совместное действие пораженческого ума и ложных чувств приводит к той жизни, которую мы ведем, что не забавно. Прошлой ночью в течение двух часов я видела примеры, подтверждающие это. Я смотрела, я почти ужасалась, видя, до какой степени чувства искажают — они искажают… (я не знаю, может быть, есть люди, искажающие к лучшему [смеясь], это не мой случай! но они должны быть чудесными оптимистами), чувства искажают все вибрации, и они постоянно превращают их в противные вещи, в не приятные, во всяком случае, или даже в «индикаторы опасности», «предупреждения о катастрофах». Это было довольно отвратительным. Но я позволила развернуться этому движению, чтобы ясно все увидеть, и тогда все клеточные и прочие организации начали стонать-стонать-стонать… как если бы они говорили: «Но эта жизнь не-тер-пи-ма, нетерпима.» И я на мгновение прислушалась к этому: стон был везде, он был всеобщим. И в конце [жест нисхождения Воли]: в одну секунду это было убрано!… Это была целая комедия, которую чувства разыгрывали для самих себя. Мы сме-хо-твор-ные существа, вот так [Мать смеется]. Таким было мое наблюдение в эту ночь. Естественно, люди не так открыты и не так постоянны, потому что есть другое сознание, которое понемногу присутствует там и которое контролирует, но если «отпустить поводья»… Я провела эксперимент, ты видишь, я предоставила полную свободу полю клеточного сознания и обнаружила там стенания. Но позади, в глубине, в самой глубине клеток было это нечто вроде веры, абсолютной потребности в Ананде; и они стали жаловаться: «Мы обмануты, мы здесь только для Того, почему же нам оно не дается?» (Я добавляю к этому слова, но это были не слова: это были ощущения). Конечно, мы не замечаем этого, потому что в жизни управляет не это — к счастью! Мы смотрим на это чуть свысока и не хотим видеть это — но это ЕСТЬ ТАМ. И это ужасно пораженческое. Ты не знаешь… Я тоже, если бы мне сказали это некоторое время тому назад, я бы ответила «нет»!

Да, но когда день за днем повторяется определенное расстройство, тогда говоришь себе, что что-то не в порядке.

Но это не «что-то» не в порядке! Нет ничего, что было бы в порядке — все идет неправильно. Ты знаешь эту пьесу Jules Romains, в которой доктор заявляет, что здоровый человек — это тот, кто не знает, что он болен? Что же, это производит такое же впечатление; беспорядок постоянный, и только благодаря тому, что мы живем в другом сознании, мы не видим этого; но если мы начинаем наблюдать, мы наверняка обнаруживаем это. Я наблюдала под этим углом зрения и видела, что нет ничего, совершенно ничего и нигде, что шло бы гармонично — ничего. Все так [тот же зигзагообразный жест], это хаос, и это продолжает так работать просто из-за того, что не предоставлено самому себе, потому что есть всевышняя Воля, которая использует все это, насколько возможно. Но только насколько возможно. Я рассматривала все случаи (потому что это очень меня интересует), я рассматривала твой случай, я рассматривала ее случай, я рассматривала все случаи, но нет ни одного случая, о котором можно было бы сказать, что это истинная болезнь. Обычное представление о болезни таково: тело (словом, физическое существо) живет по определенным законам, затем вдруг происходит расстройство, что-то вносится в него, устанавливается там и вызывает беспорядок; но это не так! Это не так: это само тело не в порядке, и это только какая-то доминанта появляется в сознании: преобладает либо та часть, что соприкасается с беспорядком, либо та, которую не затронул этот беспорядок. И я провела то же самое изучение с так называемыми здоровыми людьми: то же самое. Так что вывод состоит в том, что надо дать полную силу, то есть, вся эта беспорядочная смесь должна управляться всевышней Волей, которая накладывает себя — она накладывается. Тогда, если порядок и не полностью восстанавливается, то, по крайней мере, он удерживается в определенных пределах, и тело может продолжать служить инструментом Воли, инструментом проявления. Я очень ясно вижу это, и не только в связи с этим телом — с другими тоже; но, что касается этого тела, я вижу все это в самых мельчайших деталях, потому что наблюдаю за ним более постоянно: тело уже имело бы сотню причин, по крайней мере, чтобы умереть, и если оно не умерло, это не его вина. Оно здесь ни при чем, это потому что было что-то (к счастью, это не личная воля), что говорило: «Нет! Иди! Продолжай, не обращай на себя внимание.» Иначе тело развалилось бы на куски. Я говорю тебе все это не затем, чтобы ты поступал, как я; если ты хочешь воспринимать это под обычным углом зрения и считать, что это «болезни», тогда сходи покажись доктору и прими лекарства; я не возражаю, но это только один из способов смотреть на вещи. Сейчас скажи мне, на что ты жалуешься! Да, что ты видишь не в порядке?

(Сатпрем указывает на грудь в нескольких местах)

Я могу тебе сказать, что ментальные искажения докторов ужасны: они приклеиваются к вашему мозгу, остаются там, а затем возвращаются через десять лет. Я знаю этого из своего опыта, это возвращается все время: «Доктор сказал, что это так, доктор сказал, что это так, доктор сказал…» Не со словами, но это приходит. Но это ничего не значит, мы можем воспринимать расстройство под тем углом, и затем видеть.

Но я не верю в их лекарства! Их лекарства не действуют на меня.

Они на тебя не действуют? На меня тоже! Но это не важно, я все равно принимаю их!

Я прохожу курс лечения.

О! ты проходишь курс лечения.

Да, принимаю таблетки.

О, это бесполезно!

Так я чувствую. В конце концов, я не знаю ничего.

Ты не знаешь ничего. Как это бедный Павитра, перепробовавший все лечения, а затем… Так что не в порядке? Тебе трудно дышать?

Да, немного. И, кроме того, жарко-жарко.

Да, [смеясь], это горячо!

Да, это тоже! Особенно вечером: тело напоминает кипящий котел. И небольшое кровотечение.

А ты не пробовал так? Надо установить связь с клетками тела, а затем сказать им, что совсем не обязательно, чтобы выходила кровь — [смеясь] это не является частью игры! Ты можешь немного позабавиться над ними: «Вам не нужно делать это!» Я тебя уверяю, это так гротескно, что единственный способ — смеяться над этим.

Да, не следует обращать внимания.

Нет, не так! Если ты не будешь обращать внимания, клетки будут продолжать свой танец и будут думать, что, напротив, ты одобряешь их действие. Надо притягивать Волю, надо схватить Волю — волю, я накладываю ее на тебя, мой мальчик! Я не прошу тебя использовать что-то иллюзорное: я накладываю ее на тебя, гран-ди-оз-ную Волю. И мирную, ты знаешь, что-то, что не использует насилие, что вот так [жест массивного, невозмутимого нисхождения]. Во всяком случае, я могу тебе сказать, что это столь же эффективно, как лекарства! И при этом нет нежелательных последствий лекарств, которые лечат одно, но добавляют другое. С каких пор ты принимаешь лекарства?

С тех пор, как я был в больнице в Велоре. Курс лечения рассчитан на два года.

Они сказали: два года! Тогда надо проходит его два года! Надо делать так, как они говорят. Они, о!… они обладают гипнотической силой воздействия на материальное сознание, что несколько… тревожит. Я могла бы рассказать тебе массу разных историй, но истории с докторами не так уж забавны; это всегда смехотворные детали. И это возвращается: вы вышвыриваете их внушения, не думаете о них, считаете, что с этим покончено, но они уходят в подсознательное; и вдруг, в один прекрасный день, происходит маленький инцидент, и это возвращается, грандиозным образом: «Доктор говорил это… доктор говорил это — Доктор, с большой буквы ‘Д’, говорил это» или «Медицинская Наука говорила это», и тогда клетки начинаю паниковать — это ужасная гипнотическая мощь. Нет, это интересный предмет… [смеясь] Кажется, что я не принимаю всерьез твоего несчастья! Но этот предмет, уверяю тебя, очень интересен. Для меня это полностью принадлежит миру Беспорядка, это не имеет глубокой истины — нет. И, следовательно, если позволить действовать силе Истины, это должно уступить. Я не говорю, что это уступит добровольно, я не говорю, что это уйдет словно чудом, нет, но это ДОЛЖНО уступить. О! я могу болтать часами!

Тебе надо присесть [Мать стояла все это время].

Нет. Я не особенно-то расположена сидеть!

(молчание)

И какой у тебя курс лечения?

Этот курс предписывается в таких случаях.

Да-да, классически… Могу тебе сказать (если это поможет твоему физическому уму), что в Японии у меня было что-то вроде кори (которая имела свои достаточно глубокие причины), и японский доктор (который, возможно, учился в Германии; как бы там ни было, это был Доктор «до мозга костей») со всей серьезностью мне сказал, что я должна принять все меры, что я нахожусь на начальной стадии этой чудесной болезни, что, в особенности, я не должна никогда жить в холодном климате, то и это… Я худею и т.д. Это было в Японии; затем я приехала сюда и рассказала об этом Шри Ауробиндо, он посмотрел на меня и улыбнулся; и с этим было кончено, мы никогда больше не говорили об этом. Мы больше об этом не говорили, и этого больше не было! [Смеясь] С эти было полностью покончено. Когда спустя год я встретилась с доктором S., я спросила его. «Совсем ничего, все прекрасно», — ответил он, — «совершенно ничего, ни следа.» И я ничего не делала, не принимала никаких лекарств, не проходила никакого лечения. Я только сказала об этом Шри Ауробиндо, и он посмотрел на меня и улыбнулся. Что же, я убеждена, что это так, вот и все. Но физический ум не верит в это. Он верит, что все такое очень даже может быть в высших областях, но когда мы находимся в Материи, вещи подчиняются закону Материи, что там все материально и механистично, что есть механизм, и когда механизм… и т.д. и т.п. (не с этими словами, но с такими мыслями). Так что надо все время работать над этим, все время говорить ему: «О! Перестань городить все свои трудности, успокойся!» Единственно, должно быть Пламя — Пламя внутри — пламя стремления и пламя веры; и, затем, должно быть что-то, что бы хотело, чтобы это прекратилось. Ведь, будь вещи так или эдак, мне не нужно представлять их моему мышлению, и моему мышлению принимать их; потому что это очень опасная игра: когда ищешь ровность, спрашиваешь себя: «Что же, если произойдет это, какой будет моя реакция?», и вся эта игра продолжается, пока не скажешь: «Мне все равно.» Это очень опасная игра. Это еще способ кружить вокруг цели вместо того, чтобы войти внутрь проблемы. Есть только одна вещь: некое пламя — пламя, которое сжигает всю эту ложь. Мне нечем здесь хвалиться, ты знаешь! Я молюсь за это тело так же, как и за другие тела. Я должна быть пряма, сильна, прочна… Почему я так согнута? — Я знаю, почему, но это не комплимент. Я знаю это: это из-за того, что все это еще подвержено всем внушениям мира, всей этой медицинской мысли и всему тому, что следует из нее, а также всем внушениям жизни. И привычкам. И все эти люди здесь… Так что здесь нечем хвалиться. Единственно, я знаю (преимущество в том, что я знаю), что это должно быть по-другому. Я знаю это, и клетки тоже знают это; и, как я тебе рассказывала, вчера вечером они жаловались на это там, на моей постели; они охали и стонали: «Я рождена не для этой жизни тьмы и беспорядка, я рождена для Света, Силы и Любви» — «А! Тогда возьми ее!». А клетки все стонали: «Почему я вынуждена быть такой?…» И вдруг, вместо того, чтобы позволить им свободную игру: возникло полное Присутствие — и в одну секунду все это ушло. Но коллективное внушение, коллективная атмосфера такая… гнилая, можно сказать, что это действует все время. Но ты [обращаясь к Суджате], ты одна из тех, кто может сказать, что когда я прихожу ночью, я высокая и сильная. И клетки продолжают стонать! Это глупо. И не только глупо, но есть еще и эта само-жалость [Мать гладит себя по щеке], что самое отвратительное: «О! Моя бедная малышка, как ты устала. О! Моя бедная малышка, как люди тебя утомляют, как тяжела жизнь, как это трудно…» И затем идиотские стенания и стоны. Если бы это зависело только от меня, я дала бы им хороший шлепок! Но меня просят не делать этого, так что я не делаю это. Но я действительно чувствую, что перед глазами этой чудесной Милости — этой великолепной божественной Любви и этой всемогущей мощи — мы глубоко смехотворны, это все.

(молчание)

Есть также зловредные духи. Зловредные духи, приходящие, чтобы внушать всевозможные вещи. Есть зона там, совсем рядом с физическим, очень близко — зона червей, мой мальчик! Все скверные внушения всевозможных катастроф, всех зловредных воль, всех желаний… Это липнет. Все это кишит, как если бы вы сунули свой нос в вазу, полную червей. Это причиняет беспокойство. Что же, да! Я попробую сделать кокон для тебя. Перед отходом ко сну, когда ты ложишься спать, тебе надо призвать белый Свет, мой белый свет, и тогда я обращу внимание. Ты будешь обернут вот так: кокон, милый маленький кокон, совершенно белый. Вот так можно спать спокойно.

Ночи ужасные.

Да, конечно. Вот почему я говорю, чтобы ты призывал мой свет. Да, это ужасно. У тебя бывают кошмары?

Это даже не кошмары — это отвратительно. Три четверти вещей, о которых я помню, это всевозможные канализации, отвратительные места. Это… это ужасно.

Да, это так. Если бы ты знал, что мне показывают!…

Две-три ночи тому назад у меня был символический сон. Ты знаешь, что твоя старая противомоскитная сетка установлена в моей комнате?

Да.

Мне приснилось, что маленькое существо пробило в ней дыру. Это существо достаточно близко мне, потому что я поймал его как ребенка и отчитал: «Раз ты сделал дыру, то все москиты могут через нее войти.» Затем я заметил, что дыра была большая.

Ах!

И я сказал себе: «Все враги через нее войдут» или «все москиты влетят через нее». Большая дыра.

Ты ее заделал?

Нет, я был очень раздосадован, из-за чего и пробудился.

[Мать концентрируется, затем спрашивает: ] Твой брат, медик, ничего тебе не говорил? Не давал тебе советов?

Да, давал указания по поводу того, сколько таблеток принимать. Это все.

Он верит в эти таблетки?

Он говорит: «Если уж начал курс лечения, надо пройти его наилучшим образом.»

А, да, я полностью согласна, потому что это представляет формацию. По крайней мере, 90% докторов имеют добрую волю, они хотят вас вылечить (некоторым все равно, но их немного — 90% хотят вас вылечить), так что их формации надо придавать полную силу. Не надо противоречить формации, потому что тогда она теряет свою силу и становится бесполезной.

(бьют часы)

Я проболтала целый час? Это ли не постыдно! Подожди, я отложила для тебя цветок, он очень мил. Воля к победе, мой мальчик, вот что! Не воля здесь, там или там [жест к различным точкам тела], не это, не личная победа над болезнью: победа над миром. В конце концов, мы находимся здесь для этого; я не знаю, будет ли это достигнуто на этот раз, но, во всяком случае, это то, что от нас ожидается. Мы здесь для этого — чтобы бороться. Так что мы предназначены для борьбы, и поскольку это (как сказать?) самый сокровенный способ, то затрагивается тело.

(молчание)

Думаю, что на сегодня достаточно! Ты хорошо питаешься?

Да-да!

Действительно хорошо или убеждаешь себя в этом?

Я хорошо питаюсь.

Хорошо ли то, что дают тебе есть? Я имею в виду: питательно ли это?

О, да, это очень питательно.

У тебя проблемы с пищеварением, но ты усваиваешь?

Я думаю, что да.

Тогда этого достаточно. Проблемы с пищеварением, мой мальчик, не мешают дожить до 86-87 лет. Это не помеха. Так стало с момента рождения Анрэ; это значит (тогда мне было только двадцать), значит, шестьдесят семь лет. Что же, я даю тебе 67 лет жизни! И, затем, ты знаешь, я всегда говорила это: что касается врагов, которые хотят нагнать на вас страха или опечалить вас, либо обеспокоить вас, то единственное, что стоит делать с ними, это смеяться им в лицо. Ты в гневе? Они довольны, они говорят: «Он в гневе» — нет-нет. Ты наносишь удар? Они ускользают, они как медузы, это не затрагивает их. Но когда смеешься им в лицо, они сильно раздражены! Это единственная вещь: смеяться над ними. Их рассказы могут испугать детей, но не нас. Мы же живем в вечности. И, говорю тебе (это обычное, естественное состояние сознания), это не длилось и минуты прошлой ночью: потребовалась одна секунда, бррф! кончено. И затем я вошла в нечто вроде спокойной радости, вот так, что длилось три часа без перерыва. Затем работа возобновилась. Но, прежде чем заснуть, сделай так: вообрази себе (вообрази, если ты не видишь этого), вообрази себе белый свет. Это не кристальный свет, заметь, он не прозрачный: он белый — бело-белый, очень яркий белый свет, кажущийся твердым. Представь его таким (он действительно такой, но ты представь): белый свет. Это свет Творения, как он называется?… Махешвари? [Смеясь] Всевышняя Дама там, наверху.

Да, Махешвари.

Свет Махешвари. Но, кажется, я всегда имела его, потому что когда Мадам Теон увидела меня, первым делом она сказала мне это; она не говорила о «Махешвари», но она сказала: «У Вас есть белый свет», который автоматически растворяет все злые воли. И я действительно переживала это: я видела существа, распадающиеся в прах. Так что ты бери это, представляй это, и тогда ты сделаешь кокон вокруг себя — ты знаешь, как насекомые строят свои коконы — сделай кокон, прежде чем уснуть. Я буду делать его для тебя, но твое «воображение» поможет лучше приспособить его к тебе, подогнать. Ты делаешь кокон, и когда ты достаточно обернут этим белым коконом, так что враги не могут проникнуть, ты позволяешь себе уснуть. Тогда не сможет пройти снаружи все, имеющее злую волю. Это точно. Естественно, есть еще то, что каждый несет в своем подсознательном… это надо устранять собственной волей, мало-помалу. Но этот Свет, он всемогущ, мой мальчик! [Обращаясь к Суджате :] Ты тоже можешь делать это, если ночью тебя донимают враги.

[Суджата :] Я вижу его, ты знаешь, этот белый свет.

Ты его видишь?

Да, вижу.

Это очень хорошо. Ты хорошая ясновидящая, так что, конечно, ты это видела. Но я видела это так, как если бы это был свет кого-то другого — это моя природа. Я использовала его даже до того, как встретилась с Теоном: я не знала ничего, конечно же, но я его видела. И это мадам Теон сказала мне: «Это твой свет.» Мадам Теон первой сказала мне, кем я была, что она видела: корона из двенадцати лепестков над моей головой. И, что касается меня, я имела этот свет в переживании и могла использовать его просто по воле: мне достаточно было просто призвать его. И я видела его так, как я вижу тебя, совершенно объективным образом. А рассказывала ли я тебе историю I, которая была с Дилипом? До встречи с Дилипом у нее был гуру, саньясин или что-то в этом роде, и он совершенно взбесился из-за того, что она оставила его, так что он проклял ее. Его проклятие вызвало у нее нечто вроде тромбоза (ты знаешь, то когда кровь перестает циркулировать и свертывается); как бы там ни было, это было на шее, с правой стороны, помнится, и было очень болезненно — это было даже опасно. Она рассказала мне об этом. Я, в свою очередь, рассказала об этом Шри Ауробиндо, и Шри Ауробиндо сказал мне защитить ее. Я послала свой свет этому господину. И с ним произошли ужасные вещи! Он умер от страшной болезни. I ходила проведать его в то время, и этот человек (он был сознательным) сказал ей: «Вот что ваша Мать сделала со мной.» Он был сознательным. Тогда я увидела, что все произошло самым объективным образом, потому что я не сказала ни слова, ничего, никому. И, в особенности, этот свет прошел через Шри Ауробиндо… Я сделала просто вот что: направила свой свет, и господин ушел… чтобы снялось проклятье. И поскольку он не был очень-очень чистым, то это привело к страшному заболеванию. А сейчас до свидания, дети мои. Так что, если ты хочешь мирно спать, сделай себе маленький кокон перед сном. До свидания, мой мальчик. И я тебе рекомендую: нереальность человеческих представлений о болезни.

14 июля 1965

Мать держит в руке несколько листков бумаги:

Этим утром я была в некой зоне — зоне или жиле… Ты знаешь о золотых жилах в земле? Это было примерно так. В ментальной банальности мира было нечто вроде светящейся жилы, в которую я была погружена — это было хорошо, это было очень удобно. И я стала записывать вещи, но затем стали приходить люди со всеми их обычными глупостями, и каждый спрашивал что-то, каждый был вот так зажат [жест – шоры], так что это ушло. Я назвала это так: «Несколько определений.» Первое было написано по поводу одного человека, который уезжал отсюда и хотел взять с собой что-то [благословленное Матерью] для своей семьи. Я сказала ему: «О! но они не восприимчивы.» Тогда он спросил: «Что значит быть восприимчивым?» (Он не спросил меня прямо, но когда он выходил из комнаты, он почесал голову и спросил своего друга: «Что же Мать имеет в виду? Что значит быть восприимчивым?»). Я ответила по-английски, и ответ принял множество форм, а сегодня это оказалось одной из тех вещей, что пришли в той «жиле». И, что особенно в таком переживании, когда приходит фраза, слова принимают в ней очень точный смысл; я совсем не уверена, что это их обычный смысл, но они приходят с вибрацией своего смысла, с нечто вроде маленькой кристальной вибрации. И это приходит без дальнейшей переделки. Я написала:

«Быть восприимчивым – это значит чувствовать необходимость давать и находить радость в отдаче божественной Работе всего, чем обладаешь, всего, чем являешься, всего, что делаешь.»

Это первое, что пришло. Затем пришла извечная история с «быть чистым» — что значит быть чистым? Это не связано ни с какими моральными представлениями, нет.

«Быть чистым – это значит отказываться…

Иными словами, было ощущение чего-то очень активного — очень активного: не достаточно быть пассивным, надо быть очень активным.

…отказываться от всякого другого влияния, отличного от влияния всевышней Истины-Любви.»

Затем пришло третье определение:

«Быть искренним – это значит объединять все свое существо вокруг всевышней внутренней Воли.»

Объединять все свое существо вокруг всевышней внутренней Воли. И эта всевышняя Воля была видимой, как пламя, принявшее форму меча; и позволено действовать только тому, что управляется Тем. Затем последнее определение (оно стало последним из-за того, что мне принесли мой завтрак, и я вынуждена была остановиться):

«Быть интегральным – это значит делать гармонический синтез всех своих возможностей.»

Эти определения пришло вместе с вибрациями, которые и содержали их. И это еще могло продолжаться, это было здесь, но меня прервали. Во всяком случае, это забавнее, чем выслушивать все их рассказы.

Вдохновением всего этого служила та золотая жила?

Да. Но она была светящейся, не золотой. Как полоса света [жест]. Можно было купаться в ней и быть очень довольным. И это принесло мне (то, что я только что сказала, это ничто, это было в самом конце) ясное видение того, что необходимо для мира, видение трансформаций в ментальной атмосфере земли, необходимых для того, чтобы больше не было войн, например. Это «больше не было войн» было одним из следствий. И каждая вещь занимала свое место в связи с другой [Мать очерчивает нечто вроде шахматной доски], и было такое ясное видение — ясное видение всех связей, всех позиций, всего этого. Это очень забавно. Я имею в иду, что это было приятное развлечение. Это дает впечатление очень ясного видения всего, что должно произойти в области… не точно в области идей, а в области психологических реакций. И это не зависит от меня, я не делаю усилия: это приходит, просто так. Это что-то, что приходит, а затем получается так, как если бы меня погрузили в это, и мне остается только смотреть. Это приходит совершенно готовым, без усилия. Это СОСТОЯНИЕ, в котором я оказываюсь, с видением, например, земного ментального прогресса, способ, каким организована человеческая ментальность [тот же жест – как шахматная доска]; и это очень интересно, потому что жизненные условия обусловлены состоянием мышления, так что я вижу, как надо изменить состояние мышления, чтобы изменилась жизнь [Мать прочерчивает потоки силы на шахматной доске]. И я нахожусь там так, как если бы я сидела в театре и смотрела на разыгрывавшееся передо мной действие. Если бы меня оставили в покое, я записала бы все это (потому что это приходит полностью сформулированным), и это могло бы быть интересно. Должно быть, это принадлежит области откровения. Это как проходящая мимо светлая полоса, и в ней все организовано. Только надо оставаться в покое (последнюю заметку я черкнула, когда готовили мой завтрак, а после…). Но, в конце концов, в этом нет ничего трансцендентного; это только очень ясное, очень точное и, очевидно, это не носит характера обычного человеческого мышления: это совершенно готово, это приходит совершенно готовым. В этом состоянии, например, все клетки, все тело держится спокойно — больше нет тела, больше нет клеток, больше нет всех этих расстройств, всех этих трений: все это уходит. Это исчезает, и доминирует то сознание. Тогда понимаешь, что то, кто мог бы оставаться в этом, смог бы жить сколь угодно долго. Но, вероятно, это обусловлено в том смысле, что и другие должны иметь свое поле деятельности, иначе прогресс не был бы общим. Но, как бы там ни было, в этом нет ничего действительно трансцендентного, это просто интересно.

* * *

(Немного позднее Сатпрем предлагает Матери опубликовать несколько коротеньких отрывков из последней очень интересной беседы о болезнях в «Заметках на Пути», новой рубрике «Бюллетеня» Ашрама, открытой по настоятельным просьбам Сатпрема. В действительности, Сатпрем хотел, чтобы Ашрам извлек хотя бы немного пользы — по крайней мере, получил несколько капелек — из богатства переживания Матери. Именно эти «Заметки на Пути» после ухода Матери были переименованы в «Агенду Матери» руководством Ашрама, надеявшимся, украв название, посеять путаницу в умах и помешать любой ценой публикации настоящей «Агенды», которую они осмелились объявить «не подлинной» — настолько они боялись ясного восприятия Матери людей, окружавших ее, и всего Ашрама в целом. Сатпрем помнит, как он должен был упорно добиваться того, чтобы Мать разрешила публиковать «Заметки на Пути». Ее сдержанность стала сейчас понятнее.)

Я спрашиваю себя, а не может ли последняя беседа пригодиться для «Заметок на Пути»?

Это нельзя публиковать. Это пойдет в «Агенду».

Почему? Это вызовет смятение среди медиков?

О, да! Будет много шума.

Жаль, что это нельзя опубликовать.

Это слишком вызывающее для них. И, кроме того, это очень личное, о! это вызовет бесконечные пересуды, начнут распространяться бесчисленные легенды; и в Америке, Африке, Англии, где угодно, начнут плести всевозможные истории по поводу всевозможных болезней, имеющихся у меня — это будут нескончаемые россказни. Это невозможно. Я не могу ничего рассказывать о себе, кроме, возможно, одной фразы — даже одна фраза, появляющаяся в «Бюллетене», вызывает такую болтовню! Это порождает непрекращающуюся болтовню по поводу меня.

Я понимаю, но как жаль!

Позже, позже. Не сейчас.

Ведь вопросы болезней занимают такую важную часть этой йоги.

О! Я прекрасно это знаю, я знаю, но не сейчас: позже. Люди делают всяческие истории из того, что я говорю; ты знаешь, это как «любопытные случаи из жизни гуру», о чем любят читать в книгах.

Они глупы!

Да, но [смеясь], что ты хочешь сделать? Они глупы, и это не скоро лечится! Я согласна, это ужасно глупо, но… А! перейдем к «Савитри».

17 июля 1965

(По поводу последней беседы, в ходе которой Сатпрем жаловался на скверные ночи.)

Но я не понимаю, почему я всегда помню именно эту сторону, всегда это сточные канавы, грязь… Ведь все же должна быть другая сторона, нет?

[Мать смеется] Причина простая: эта сторона очень-очень близка к обычному сознанию, так что ты ее и помнишь; другая же сторона… с ней нет достаточной «связи», и поэтому ты забываешь ее, когда просыпаешься.

Кроме того, это обескураживает, потому что всегда помнишь плохую сторону, не остальное!

Возможно, это для того, чтобы посмотреть, не обескураживает ли это нас. Еще этим утром…

(молчание)

Должно быть, дело вот в чем: посмотреть, выдержим ли мы — даже не так: выдержит ли наша ВЕРА.

(молчание)

Если посмотреть на этот вопрос с достаточной высоты, то для проявления Силы Истины требуется отклик, не так ли, и Она не хочет иметь предпочтений: ее мало заботит, та или эта точка, то или это сможет проявить Ее. Она делает вот так [жест массированного, общего давления], Она накладывает себя на атмосферу земли, и то, что способно откликнуться, откликается. И тогда Сила проявляется в той точке, которая откликается. Это не так, что Сила выбирает точку (не знаю, понятно ли я говорю): это глобальное действие, и то, что способно откликнуться, откликается. А мы, мы хотим Ее, стремимся к Ней, мы даже знаем о Ней; и, естественно, поскольку мы знаем, у нас есть нечто вроде убеждения, что мы должны откликаться… Но дело не в убежденности: этот отклик должен быть фактом. И для этого… что же, надо держаться.

(молчание)

Напротив, у меня такое впечатление, что с тех, кто знает больше и может сделать больше, с них и спрашивается больше — с них спрашивается не меньше, а больше. А тело еще почти полностью принадлежит старому творению. Оно склонно говорить: «О, это не любезно! Мы имеем добрую волю, и чем больше ее у нас, тем больше требуется от нас.» Но это очень человеческие представления, очень человеческие… Чем больше у нас доброй воли, тем больше спрашивается с нас — не из-за того, что кто-то так решил: спонтанно, совершенно естественно. Мы говорим о трансформации, даже о преображении, но при этом происходит переход от старого движения к новому движению, из старого состояния в новое состояние, и это нарушает равновесие; и всегда, для всего, что еще принадлежит старому движению, это опасное нарушение равновесия производит такое впечатление, что все выскальзывает, теряется точка опоры. Тогда и требуется прочная вера. И эта вера не должна уподобляться ментальной вере, опирающейся на саму себя: это должна быть вера ощущения. И это [Мать качает головой], это очень трудно.

(молчание)

Всегда одно и то же. Старая система уединения относительно легка: вы ложитесь, обрезаете все связи и остаетесь в глубоком созерцании, ожидая, когда пройдет кризис. Это длится более или менее долго, вы не знаете, сколько. Но когда вы вот так окружены людьми, работой, ответственностью (не моральной: материальной), вещами, материально зависящими от вас, тогда… надо найти способ продолжать делать все это, но без опоры на прежнее привычное равновесие. Это немножко тяжело. Но, очевидно, если мы говорим: «Я здесь из-за Тебя, для Тебя и на Твоей службе», что же, надо, чтобы это действительно было так, вот и все.

* * *

(Сатпрем возвращается к старой просьбе: просит у Матери разрешения опубликовать часть последней беседы в «Заметках на Пути») Нет.

Я мог бы сделать какие-то сокращения в тексте.

О, но это больше, чем сокращения!

Надо все сократить? Хорошо.

Нет, но можно брать отдельные фрагменты — если они не касаются меня лично.

Да, но если брать «отдельные фрагменты» (это возможно), тогда это будет носить догматический характер. Это превратится в голые заявления. Если опустить случай, по которому что-то было сказано, высказывание становится догматическим.

Да, но я не хочу давать никаких высказываний. Это категорично.

Я все понимаю. Однако, опасность таких выдержек состоит в том, что они принимают вид учения: Мать заявила, что «это так и вот так» — тогда как это не так!

Да-да! [Мать больше не хочет говорить на эту тему]

* * *

(Чуть позже Сатпрем предлагает попросить E купить магнитофонную ленту для записи этих бесед :)

Бедная Е! Она нянчилась со своим мужем, она даже почти воскресила его, и когда к нему вернулась речь и сознание, то первым делом он отказался от ее помощи и стал чернить ее! В «знак благодарности» он стал говорить, что больше не отвечает за нее. Вот так, «такова жизнь». Хочешь прочесть ее письмо?

(выдержка из письма Е, написанного по-английски :)

«… Я всегда буду помнить очень живо тот момент, когда Ваша Сила возобладала и привела к такому быстрому улучшению состояния больного, что даже доктор не мог ничего понять; это улучшение держалось еще несколько дней. Можно ли рассказать Вам маленькую историю? Больной был охвачен судорогами; вся правая сторона его тела ужасно тряслась, он не мог говорить. Затем наступило временное облегчение, и я помню, как я подумала: «Почему этот мозг сигналит телу, чтобы оно вот так билось — почему?» И я взяла Монти за правую руку, я сидела возле его кровати. И две наших руки словно образовали контакт телефонной линии — вы знаете, как соединяются длинные кабели. И через этот контакт я звала. Я взывала к Божественной Матери, точнее говоря, к Вам, если мне можно так сказать, по моему обыкновению. И Вы появились, но не над моей головой, как обычно, а над головой больного. И к этому «Вы» я взывала три раза: «Мать», как вы меня когда-то учили. И все. Я больше ничего не делала. Вы были там, занимая стратегическое положение, и я трижды произнесла ваше Имя. И через этот, так сказать, телеграфный контакт, пошел поток Силы, преодолевший огромное расстояние от Вас до больного мозга этого маленького человека и идущий затем вниз по его успокоившейся правой руке и затем вверх по моей правой руке до моей мыслящей машины. И в этом был большой мир и покой и знание. В тот момент мисс Картер сидела с другой стороны кровати, но она не заметила ничего, даже того, что я на некоторое время спокойно закрыла свои глаза. Необычно, не так ли? Это кажется мне даже еще более необычным, когда я пишу об этом. Но это было таким нормальным, когда происходило. И столь же нормальным было то, что на следующее утро исчезли все следы тремора, и дар речи вернулся к обрадованному больному. И еще больше радовались те, кто наблюдал за ним…»

(11 июля 1965)

Что скажешь об этом?

Это интересно.

Со своей стороны я сознавала это, находясь здесь. Наши письма пересеклись на почте… В тот день, когда это произошло там, я имела переживание здесь, и я воспринимала Волю к действию: «Теперь он пойдет на поправку, к нему вернется дар речи и сознание.» Это длилось два дня, а затем, хлоп! [жест резкого обрезания] прекратилось. Это было как раз в тот момент, когда она имела там то переживание, которое ты только что прочел. Затем, спустя несколько дней, я получила первое письмо, в котором она писала, что он поправился, и первым делом он стал поносить ее и тех, кто доверял ей. Тогда я написала ей: вот мое переживание, а она ответила мне тем, что ты только что прочел. И все заглохло, с ощущением: теперь доказательства получены, на этом достаточно. Он снова впал в кому — я не думаю, что теперь он долго проживет… Как раз достаточно, чтобы доказать человеческую неблагодарность.

* * *

Сатпрем встает, собираясь уйти

Надо держаться. Впрочем, это единственное, что мы можем делать — что еще можем мы сделать?… [Смеясь] Держаться спокойными.

21 июля 1965

Есть маленькая надежда, что материальный ум, ум клеток трансформируется.

Хорошая новость!

Конечно! Я была изумлена. Я заметила это вчера или позавчера. Ситуация была не очень-то хорошей, во всяком случае, она была неприятной, и вдруг весь этот ум стал совершать молитву. Молитву… ты знаешь, как я совершала молитвы раньше, в «Молитвах и Медитациях»: теперь сам Ум стал делать молитву; он имел переживания и молился: что же, вот так, теперь это переживание всех клеток: интенсивное стремление, и вдруг все это начинает выражаться в словах. Я заметила это. И, затем, это довольно интересно… Было время обеда; была (это всегда есть) усталость, напряжение, потребность в более гармоничной атмосфере… это становится несколько утомительным; я и сидела в таком состоянии, когда вдруг все это поднялось как пламя, о! в великой интенсивности, и затем было так, словно ум клеток, от имени тела (это было тело, начавшее ментализироваться) стал совершать молитву… [Мать ищет запись]. И было очень большое ощущение единства Материи (оно было очень сильных с давних пор, но теперь оно становится более сознательным: некое тождество); так что было ощущение тотальности Материи — земной, человеческой Материи, человеческой Материи — и она сказала:

«Я устала от нашей недостойности. Но тело стремится не к покою…

И это чувствовалось во всех клетках:

…тело стремится не к покою, а к великолепию Твоего Сознания, великолепию Твоего Света, великолепию Твоей Силы, и, особенно…

Здесь стремление стало еще более интенсивным:

…к великолепию Твоей всемогущественной вечной Любви.»

И все же слова имели такой конкретный смысл! Я быстро записала все это и оставила. Но и этот ум, как и тот другой… [Мать ищет вторую запись] у него есть что-то вроде заботы о совершенстве выражения; и на следующий день после полудня (обычно такое происходит после того, как я приму ванну; в это время происходит какая-то особенная деятельность), после того, как я приняла свою ванну, он пришел в то состояние, и я должна была написать это (это стало совсем как молитва):

«ОМ, всевышний Господь, Бог доброты и милосердия, ОМ, всевышний Господь, Бог любви и красоты…

Когда дошло до «красоты»… все клетки словно раздулись.

…Я устала от нашей недостойности. Но тело стремится не к покою, оно стремится к полноте Твоего Сознания, оно стремится к сиянию Твоего Света, оно стремится к великолепию Твоей Силы; и больше всего оно стремится к величию Твоей всемогущественной вечной Любви.»

В этих словах есть конкретное содержание, не имеющее ничего общего с умом. Это нечто живое — не только ощущаемое: живое. И затем, после полудня, это было уже не молитвой, а это была констатация [Мать ищет третью запись]… Я нашла, что это стало интересным. Тело сказало:

«Другие уровни бытия…»

Если бы ты знал, с каким презрением, с каким чувством превосходства оно говорило!

«Другие уровни бытия – витальный, ментальный – могут наслаждаться промежуточными контактами…

Иными словами, все промежуточные уровни бытия, затем – боги, существа и все прочее. И тело говорило с силой и неким достоинством — да, это было достоинство, почти гордость, но не было надменности, ничего подобного. Это ощущение благородства.

«…Только всевышний Господь может удовлетворить меня.»

И тогда внезапно появилось такое ясное видение того, что только всевышнее совершенство может дать полноту этому телу [жест соединения Верха и Низа]. Я нашла это интересным. Это начало чего-то.

(молчание)

Это переживание началось с отвращения — отвращения… тошнотворного отвращения — ото всей этой бедности, всех этих слабостей, всей этой усталости всех этих недомоганий, всего этого дерганья, всего этого скрипа, уф!… И это было очень интересно, потому что было это отвращение, и наряду с ним пришло как бы предложение Аннигиляции, Небытия: вечного Покоя. Но оно смело все это, как если бы тело выправилось: «Но это не то! Это не то, что я хочу… (и тогда возникла слепящая вспышка света — слепящего золотого света)… я хочу великолепия Твоего Сознания.» Таким было переживание.

(молчание)

Еще есть немного трения, но, как бы там ни было, уже лучше. Только что… Ты знаешь, их тут двое-трое, кто сбрасывает на меня просьбы и требования всех людей, работу, которую надо сделать, ответы, которые надо дать, чеки, которые надо подписать; эта работа… это мучит, царапает словно когтями. И есть эта усталость, которую я чувствую каждый день, всегда, и из-за которой мне нужно оставаться совершенно спокойной (это как если бы вас царапали); и я увидела, что это происходит из-за того, что вся работа, которую должно сделать тело, приходит не от Того, к кому оно устремляется — эта работа приходит не свыше: она приходит отсюда, от всего вокруг — вот почему это скрипит, словно что-то доведено до изнеможения. Затем, этот материальный ум призвал к этому стремлению и к ровности, клеточной ровности: «Что же, настал момент побыть в ровности», и сразу же установилась какая-то спокойная неподвижность, и стало лучше, я смогла доделать все до конца. У меня такое впечатление, словно пойман хвост решения. Сейчас, естественно, нужно разработать его. Как бы там ни было, есть надежда. Я всегда находилась под впечатлением того, что сказал Шри Ауробиндо: «Этот инструмент [физический ум] ни на что не годится, можно только избавиться от него…» Было очень трудно избавиться от него, поскольку он так тесно вплетен в физическое тело и его сегодняшнюю форму.. это было трудно; так что, когда я пыталась отбросить его, и хотело проявиться более глубокое сознание, то это приводило к обмороку. Я не знаю, что делать. Сейчас же этот физический ум начал сотрудничать, и сотрудничать сознательно (и, кажется, с большой мощью ощущения), так что, возможно, все начнет меняться. Все, что было ментальным… Я очень ясно помню то состояние, в котором я была, когда писала «Молитвы и Медитации», особенно, когда я писала их здесь (все те, что я написала здесь в 1914 г.): теперь это кажется мне холодным и сухим… да, сухим, без жизни. Это светло, это мило, это приятно, но это холодно, это без жизни. Тогда как это стремление здесь [клеточного ума], о! оно обладает мощью — мощью реализации — совершенно необыкновенной. Если это организуется, кое-что может быть сделано. Там есть собранная мощь.

(молчание)

В прошлые две ночи, активности, происходящие под утро — то, что происходит в тонком физическом со Шри Ауробиндо и всеми людьми отсюда — вдруг стали касаться питания! Но совсем под другим углом. Это всегда происходит для того, чтобы дать мне указания, касающиеся людей, вещей. Позапрошлой ночью произошел забавный случай. Ты знаешь, что Мридоу, очень толстая женщина, которая обычно готовила еду для Шри Ауробиндо, теперь находится в тонком физическом. Когда она умерла (я даже не знала, что она умерла), Шри Ауробиндо пошел за ней в ее дом, доставил ее ко мне и поместил ее возле моих ног! Я была ошеломлена, я видела, что это Мридоу, и я побежала за Шри Ауробиндо, чтобы спросить его: «Что это значит?!» Тогда все исчезло. На следующий день мне сказали, что она умерла. И она живет там, в тонком физическом, я вижу ее очень-очень часто, очень часто (она чуть лучше, чем была физически, но не стала заметно более понятливой!). И на следующую ночь она принесла мне большие сливы (вот такие большие), я съела несколько, и они показались мне очень хорошими; затем пришел Павитра, посмотрел на эти несчастные сливы и сказал мне: «О, не надо их есть, они с плесенью!» Я помню это, потому что это меня позабавило. Я посмотрела и сказала [смеясь]: «Я не вижу плесени и, более того, они очень хороши!» А на следующую ночь был один человек (я очень хорошо его знаю, но больше не помню, как его зовут), который сказал мне, что мне надо обязательно пить молоко! (Я не пью молоко уже очень давно.) Он показал мне молоко и сказал мне: «Вы видите, надо добавлять молоко в бульон, в то, в се.» Я спросила себя: «К чему бы это? Почему вдруг…» Мне никогда-никогда не снилась пища! (впрочем, это не сны: я не сплю, я совершенно сознательна). Две последние ночи подряд: сначала я ела сливы — вот такие большие сливы — затем, на следующую ночь, мне сказали, что надо пить молоко! И это было сказано так настоятельно, что утром я на мгновение задалась вопросом, а не нужно ли мне начать пить молоко! Это тоже новое. Серия таких ночей началась с того видения (всегда в одной и той же области), когда я пошла поискать чай для Шри Ауробиндо, а вместо него мне дали землю с куском обычного хлеба! Начинает открываться целый мир. Увидим. Хорошо. Ты принес мне что-нибудь?

Но это верно, у меня возникло впечатление, что атмосфера стала более приятной в последние один-два дня.

А!

Я не знаю, касается ли это только меня лично, но атмосфера, да, более удовлетворительная…

Да, это так.

… она менее скрипучая.

Да, так и должно быть. Посмотрим… Если правильно то, что я воспринимаю, вещи должны пойти в этом направлении.

Вообще, когда ты «не в порядке», у в ужасно плохом настроении.

Да… О! но я скажу тебе это по-другому, мой мальчик! [Смеясь] Я не говорила тебе этого, чтобы не быть нелюбезной, но мне хотелось сказать тебе: «Боже мой! В каком ты плохом настроении, мне становится нехорошо от этого!» [смех] Это верно, это идет ни в том, ни в другом направлении [Жест от Матери к Сатпрему и от Сатпрема к Матери]: это все едино. Вот почему я ничего не говорю об этом. У нас есть привычка смотреть на это так [жест перехода от одного к другому], но это не верно, это не так: это общее целое, которое в каждом находит свое выражение. Хорошо.

* * *

Чуть позже, по поводу «Савитри», диалога Любви со Смертью:

Он говорил, что хочет переделать весь этот отрывок, но так никогда и не переделал его. А когда его спросили (не знаю, был ли это Нирод или Пурани), он ответил: «Нет, позднее.» И он очень хорошо знал, что не будет этого «позднее». В то время он уже знал это. «Нет, позднее.» Я не знаю…

* * *

Сатпрем поднимается, чтобы уйти:

Так что не надо быть в плохом настроении. [Смеясь] А ты мне скажешь, что не надо болеть!… Хорошо-хорошо.

24 июля 1965

(Сатпрем писал Матери, спрашивая ее, что означает сон, в котором его брат вошел к нему в комнату и объявил о смерти своего сына. Это был чрезвычайно живой сон. Потрясение от этого сна разбудило Сатпрема)

Я получила твое письмо… Не думаю, что оно о чем-то то предупреждает. Ты не получил новостей оттуда? Если бы что-то случилось, он послал бы телеграмму.

Не обязательно… Но что это за конструкция или воображение?

Сейчас расскажу. У меня было аналогичное переживание три дня тому назад — я скажу, в чем оно аналогично. Как ты помнишь, в прошлый раз я тебе говорила, что физический ум начал трансформироваться; три-четыре дня тому назад, то есть, перед нашей последней беседой, я вдруг резко пробудилась посреди некоего видения или активности, и оказалась прямо в этом физическом уме. Это совсем не привычно для меня. Я была здесь, в этой комнате, все было точно так, как это есть физически, и кто-то (думаю, что это был Чампаклал) внезапно открыл дверь, говоря: «О, я принес плохие новости.» И я слышала звук физически, то есть, это было очень близко к физическому. «Он упал и проломил себе голову.» Но это было так, как если бы он говорил о моем брате (который давно уже умер), и в ходе этой активности я сказала себе: «Но мой брат давно уже умер!» И это вызвало некое напряжение [жест к вискам], потому что… Это сложновато объяснить. Когда Чампаклал принес мне эту новость, я была в своем обычном сознании, так что я сказала себе: «Как это вышло, что Защита не сработала?». И я смотрела на это, пока не пришло нечто вроде далекого воспоминания, что мой брат давно уже умер. Тогда я посмотрела (это трудно объяснить на словах), я посмотрела на мысли Чампаклала, чтобы узнать, что он имел в виду — кто это упал и проломил себе голову. И я увидела голову А. И все это вызвало напряжение [тот же жест к вискам], так что я пробудилась и посмотрела. И я увидела, что это переживание было для того, чтобы я ясно увидела, что этот физический ум ЛЮБИТ («любит», так сказать) любит катастрофы и притягивает их, и даже создает их, потому что ему нужно эмоциональное потрясение, чтобы пробудить свое несознание. Всему, что несознательно и тамасично, требуются резкие эмоции, чтобы встряхнуться и пробудиться. И эта потребность создает нечто вроде напряжения или болезненного воображения — он все время воображает всевозможные катастрофы, открывая тем самым дверь плохим внушениям маленьких злобных существ, которым как раз и нравится создавать возможность катастроф. Я ясно видела это, это было частью садханы физического ума. Затем я отдала все это Господу и перестала думать об этом. И когда я получила твое письмо, я сказала себе: «То же самое!» Это то же самое, это та же болезненная потребность физического ума, который ищет сильной эмоциональной встряски и катастроф, чтобы пробудить свой тамас. Только, в том случае, когда А якобы проломил себе голову, я подождала два дня, говоря себе: «Посмотрим, не произойдет ли это.» Но ничего не произошло, А не проломил себе голову! И в твоем случае я тоже сказала себе: «Я не пошевелюсь, пока не придут новости», потому что, возможно (один шанс на миллион), что это верно, так что я ничего не говорю. Но этим утром я посмотрела и увидела, что это в точности то же самое: это чтобы мы поняли восхитительную работу этого ума.

О, действительно, стоит появиться малейшей царапине, как сразу же что-то в существе видит ужасные болезни — сразу же.

Да, это так. Но Шри Ауробиндо говорил мне об этом. Я спрашивала его несколько раз, как такое происходит, что люди (которые сознательно, внешне хотят приятных вещей и благоприятных событий) все время притягивают и притягивают и притягивают неприятные вещи, даже ужасные катастрофы. Я знала женщин (мужчин тоже, но их меньше), которые проводили свое время, воображая худшее: у них были дети — они воображали, что их дети попадут в ужасные катастрофы; кто-то поехал на поезде — о! поезд сойдет с рельс и т.д. Что же, это так. Это то, что Шри Ауробиндо так хорошо объяснил: все эти части существа ужасно тамасичны, а сильное потрясение пробуждает в них что-то, так что они притягивают такие вещи почти инстинктивно… Например, у китайцев чрезвычайно тамасичный витал и нечувствительное физическое: его ощущения полностью притуплены — как раз китайцы изобрели самые изощренные пытки. Ведь им требуется что-то экстремальное, чтобы почувствовать, а иначе они не чувствуют. У одного китайца было что-то наподобие сибирской язвы, я думаю, в середине спины (вообще-то это очень чувствительное место), и из-за его сердца они не могли усыпить его, чтобы прооперировать — из-за этого они немного беспокоились. Его стали оперировать без анестезии — он был в пробужденном состоянии, не шевелился, не кричал, ничего не говорил, так что врачи были восхищены его мужеством; потом его спросили, что он чувствовал: «О, да, я чувствовал, как что-то немножко царапало меня по спине»! Это так. Это то, что порождает необходимость катастроф — неожиданных катастроф: то, что дает потрясение, чтобы пробудить вас. То, что я говорила здесь об этих болезненных и нездоровых воображениях, я говорила самой себе не так уж давно: это воображение непосредственно пораженческое, катастрофическое.

Да, оно ужасное.

Вся работа с очень давнего времени была направлена на то, чтобы вылечить это: изменить это. И обычно моя ночная деятельность никогда не проходит в материальной области, она всегда идет в тонком физическом, в самой плотной его части, если можно так сказать. Возможно, за всю мою жизнь у меня не было и полудюжины видений, которые имели бы такую материальную реальность: я видела комнату такой, как она есть, и ясно слышала звук голоса Чампаклала. Тогда я поняла, что это был сон физического ума, это была его деятельность, и все это происходило для того, чтобы показать мне это притяжение… Дверь внезапно открывается, входит человек и говорит мне [Мать переходит на драматический тон]: «Я принес очень плохие новости», и, затем, в напряженной атмосфере: «Он упал и проломил голову.» Тогда я попыталась понять, кто этот «он», и постепенно… и так далее. В виду работы по установлению совершенной ровности я никогда не отталкиваю сразу же что-то, говоря: «Нет, это невозможно.» Надо быть спокойным перед лицом всех трудностей. Я была спокойной, говоря себе: «Посмотрим, подождем еще два дня, и если он действительно проломил себе голову [смеясь], я узнаю об этом!». Естественно, ничего не произошло. И когда я получила твое письмо, у меня возникло впечатление, что это то же самое, но я сказала себе: «Посмотрим, подождем…» Я смотрела, но ничего не увидела. Я смотрела через твое письмо и твои слова, и ничего не увидела. И у меня было впечатление, что это опять же физический ум вступил в контакт с той формацией — злобной формацией, потому что такова привычка физического ума. Сейчас, когда идет работа по исправлению нашего способа бытия, мы начинаем понимать, что это такое!… Это действительно отвратительно. Это все время идет, и все время оно пораженческое. Как ты и сказал, чуть где небольшая боль — о! а если это рак?

И можно подхватывать это по десять раз на день.

Да-да, это состояние почти постоянное. Но сам этот ум делает усилия, в конце концов, он начал отдавать себе в этом отчет, он заметил; он понял, что это не очень-то похвально (!), и теперь пытается изменить это. Как только проблема обозначилась, дело пошло довольно быстро. Только трудность состоит в том, что большая часть наших материальных движений механическая; мы не занимаемся ими, и поэтому они всегда остаются такими, как и были. Но с некоторого времени я взяла себе привычку заниматься ими. Это не забавно, но это надо делать, надо исправлять это. Надо исправить это. Это постоянная, постоянная работа, для буквально всего. Это забавно: если речь идет о питании, он [физический ум] думает, что пища отравлена или что она не будет перевариваться, то, се, либо произойдет расстройство всего пищеварения; если вы собираетесь лечь спать — сразу же приходит внушение, что вы слишком возбуждены, что вы не сможете отдохнуть, что у вас будет плохой сон; вы говорите с кем-то — приходит внушение, что вы не сказали того, что надо было сказать или что это принесет ему вред; вы пишите что-то — приходит внушение, что вы пишите не точно то, что надо. Это ужасно, ужасно. Надо изменить это. Шри Ауробиндо говорил мне, что это не так сильно у индийцев, как у европейцев, потому что европейцы гораздо более сосредоточены на Материи и гораздо больше связаны ей. Как бы там ни было… И те молитвы, о которых я тебе говорила в прошлый раз, возникли после этого; не сразу же после, а день спустя. Словно сам факт этого переживания в физическом уме и точное видение того, что было, природы этого ума, позволил двинуться вперед в этом направлении. И указание на ложность этого сознания и его деятельности, когда я сделала то усилие — громадное усилие — чтобы вспомнить, что мой брат уже давно умер; через это я увидела расстояние между моим истинным сознанием и сознанием, в котором я была во время этого сна. Я видела дистанцию ложности этого сознания. Это для меня очень ясное указание. Вместо спокойного и мирного сознания, подобного волнообразному движению — волнообразному движению света, которое всегда идет вот так [жест больших крыльев, взмахивающих в Бесконечности], очень широкого, очень мирного движения сознания, которое очень спокойно следует вселенскому движению — вместо этого было что-то съежившееся [жест к вискам], это было жестким как дерево или железо и съеженным, напряженным, о!… Тогда я узнала, до какой степени это ложно. Это дало мне точную меру.

(долгое молчание)

В эти последние дни у меня было очень сильное впечатление, что… Не знаю, помнишь ли ты (родился ли ты уже тогда?), когда Эмиль Золя сказал: «Истина на пути». Ты тогда еще не родился. Он высказал на военном совете свои четыре истины, и из этого вышла целая история, так что ему посоветовали покинуть Францию, потому что его могли упечь в тюрьму. Прибыв в Англию, он сказал: «Это ничего не значит, Истина на пути.» Это наделало немало шума. И я еще помню впечатление — я была молодой, и все же мне уже было двадцать лет… У нас с тобой разница в возрасте больше двадцати лет, сколько тебе? Сорок лет?

Сорок один.

Да, сорок лет разницы — даже больше: 45 лет… Мне было двадцать лет, и это произвело на меня очень сильное впечатление. Это дело имело большой резонанс. И это вернулось ко мне как раз в эти последние дни со всем восприятием этой катастрофической и пораженческой привычки. Я давно знала об этом, но это казалось мне совершенно вне моего контроля; но сейчас это под контролем. И не только под контролем, но это и не одобрено и умышленно отброшено. Тем, что сказало: «Я устала от нашей недостойности.» Так что вывод: Истина на пути.

(молчание)

Еще много чего предстоит сделать, много. Но это может идти относительно быстро. Когда наблюдаешь, то замечаешь, что больше всего времени занимает то, чтобы осознать, что надо изменить, иметь сознательный контакт, который допускает это изменение. Именно это занимает больше всего времени. Само изменение… Бывают рецидивы, но их сила становится все меньше и меньше. Все зависит от количества несознания и тамаса в существе; по мере уменьшения этого растет понимание.

* * *

Мать переходит к переводу «Савитри», диалогу со Смертью:

…И со вселенской точки зрения именно эта инерция, это несознание вызвало необходимость существования смерти — «существования» смерти!

28 июля 1965

(Сатпрем предлагает опубликовать среди цитат в «Бюллетене» Ашрама и текст ответа Матери одному ребенку. Мать проявляет минимум интереса к этому делу :)

Эти вещи очень мощны, когда они приходят; они обладают преобразующей силой — это оказывает давление на Материю. А когда они заканчивают свою работу, все кончено — отсортировано, занимает свой уголок. Это больше не важно. Это действия. Это не мысли: это действия. И как только действие кончается, все кончается. Я не собираюсь говорить о том, что сделано!

* * *

Чуть позже

Помимо того, все в порядке? Не очень?

Да, физически все в порядке.

Да, это так… Совершенно очевидно, что от нас хотят, чтобы мы были как тот монсиньор, который сталкивается со всем, никогда не уставая. Это очевидно. Потому что как только что начинает стонать, я вижу улыбающегося Господа, я вижу его улыбку (я не вижу его лица, для меня у него нет лица!), но я вижу его улыбку, и он улыбается, он, кажется, говорит: «Все еще там! Ты еще не превзошла это!» Мы всегда находим себе оправдание, но это глупо.

(молчание)

Спокойная и настоятельная воля, совершенно никоим образом не затрагиваемая тем, что происходит — в сущности, вот что ожидается от нас… — О, что за детские реакции! Такова жизнь. Она такова и будет такой, пока не изменится. — О, с меня довольно! — С тебя довольно? Значит, ты не годишься для такого большого дела. Тогда ты забираешь свои стоны. И примеры приходят, такие точные, чтобы продемонстрировать: «Ты видишь, когда ты так, внешние вещи таковы [жест в плохом направлении]; а когда ты так [жест в хорошем направлении], внешние вещи вот так.» И остается только потрепать себя за ухо и сказать: «Вот так, всегда одна и та же глупость.» Я не знаю, понятно ли я говорю, но сама себя я понимаю! [Мать смеется].

31 июля 1965

Есть одна проблема.

Какая?

Практическая проблема, не йогическая! Она касается Италии, N и публикации книги о Шри Ауробиндо [«Путешествие Сознания»]. N перевел ее и дал перевод своему другу S, чтобы он поискал издателя в Италии. S встретился с издателем, который попросил прочесть книгу на французском языке, и она показалась ему интересной. А затем, не знаю, исходит ли это предложение от издателя или от S, они спросили, не лучше ли сначала опубликовать какую-нибудь работу Шри Ауробиндо, например, «Руководство по Йоге».

Но такой работы не существует!

Да, но, ты знаешь, можно взять фрагменты писем, как это было сделано при издании «Основ Йоги», объединить их и выпустить все вместе под одним заглавием «Руководство по Йоге».

Таков сборник, сделанный М для начинающих.

Это так.

Это не очень-то хорошо.

Да.

Это не очень-то хорошо. [Смеясь] Это как “English without tears”! [«Английский без слез»].

Это кажется мне довольно ограниченным.

Эта книжечка вот на этом уровне [жест на уровне земли]. Трудно сделать книгу, которая передавала бы идею Шри Ауробиндо.

Потому что всегда выбирается один маленький аспект.

И, особенно, выбирается с тем представлением, чтобы было «легче понять». Приведу пример; вчера я разговаривала с одной голландкой: я объясняла ей разницу между старой духовностью, которая отвергала Материю и хотела полностью от нее избавиться, и новой духовностью, духовностью завтрашнего дня, которая принимает Материю, завладевает ей и трансформирует ее. Для меня это просто, конечно же — но она ничего не поняла! Так что, если ставишь какие-то рамки, чтобы люди легче могли понять, тем самым ты искажаешь все.

Но, что касается Италии, это как бы тактический вопрос. Поскольку в Италии еще ничего не опубликовано из Шри Ауробиндо, то было бы лучше, с тактической точки зрения, начать с публикации какой-нибудь работы, маленькой работы Шри Ауробиндо, а затем опубликовать эту книгу.

Но это не его работа! Это «Руководство по Йоге» не является работой Шри Ауробиндо! Никогда он не говорил этого. Как раз это и искажает сразу же. Хорошо было бы заранее подготовить к публикации какую-нибудь книгу Шри Ауробиндо, потому что люди попросят почитать Шри Ауробиндо после прочтения твоей книги — это, да, я согласна, надо иметь что-то уже подготовленным, но это «Руководство»…

Но их идея состоит в том, чтобы опубликовать что-то перед изданием моей книги.

Нет, все наоборот! Все наоборот! Это ставить телегу впереди лошади. Разве что если итальянцы ходят вниз головой!… Тогда возможно. Нет, если они хотят показать что-то своим читателям перед изданием твоей книги, то это должно быть что-то вроде биографической и библиографической заметки: Шри Ауробиндо родился там-то и т.д., и привести список его работ, всех написанных им книг. Вот это, да, было бы хорошим введением. Библиографическая справка — не маленькая книга, которая искажает все. Практически полная библиографическая справка, что-то цельное и мощное! [Мать смеется] Так что ты можешь сказать N, как я смотрю на это: сделать нечто вроде биографической и библиографической справки, говоря читателям: «Вот Господин, о котором пишет Сатпрем.» Это можно было бы опубликовать в газетах для анонса книги (это практический вопрос — смотря что им больше нравится). Это можно опубликовать в определенных газетах или журналах перед изданием книги, чтобы объявить о ней.

Книги… Какой книги?

Твоей книги, как введение к твоей книги. А потом — после прочтения твоей книги — если люди попросят: «А теперь мы хотели бы прочесть то, что написал Шри Ауробиндо», тогда и надо начать переводить. Но, я думаю, N уже переводит «Синтез Йоги»?

Он сказал мне, что спросит об этом у тебя.

Но это само собой разумеется. Я думала, что он уже начал переводить. Для серьезных людей надо взяться за «Синтез Йоги» и «Жизнь Божественную». Так что скажи ему так: биографическая и библиографическая справка в «словарном стиле», которая бьет вас по голове — это самое лучшее (!)

Анонсируя мою книгу.

Анонсируя твою книгу. Да, как введение к книге.

А затем переводы.

Затем надо будет посмотреть, как будут настроены люди. Можно начать сразу же с «Синтеза» — «Синтез Йоги» и «Жизнь Божественная» — две самые важные вещи.

Да, не маленькие искажающие книги.

О, нет, цитаты искажают. Когда мы хотели «маленькую книгу», мы перевели «Мать», но это касается, главным образом, Индии, поскольку индийцы поклоняются Матери; а вне Индии это не имеет того же значения. Хотя кого-то, как Т, именно книга «Мать» может больше всего затронуть — а ведь он американец, чистый американец. Он сказал, что эта книга явилась ему откровением, что были всевозможные вещи, которые он не понимал и которые он понял через эту книгу. Сейчас итальянцы много поклоняются Деве Марии, это в их духе, и благодаря этому они поймут (те, кто понимают и видят символ за рассказами). Был Папа (не нынешний и не предыдущий, а тот, что был еще раньше ), который делал замечательные вещи, потому что он был в связи с Девой Марией; он поклонялся ей, и это действительно направило его на путь истинный. Так что, я думаю, если они захотят маленькую книгу (это маленькая книга, ее можно положить даже в карман — люди боятся толстых книг, у них нет времени), есть множество вещей в этой маленькой книге «Мать», множество вещей. Но часть о «четырех аспектах Матери» могут почувствовать только индийцы; тем, кто получил христианское воспитание [смеясь], она должна показаться пугающей (!). Но можно опустить эту главу. Ведь эта книга составлена из писем, так что в ней каждая часть представляет собой целое; все вместе не является одним целым: мы составили книгу, следуя указаниям, данным Шри Ауробиндо. И последняя глава (самая большая, кроме того) предназначена, главным образом, для Индии. Ее можно опустить. Так что ты можешь сказать N так: можно сделать биографическую справку в словарном стиле, чтобы анонсировать издание твоей книги.

Август 1965

4 августа 1965

(Сортируя старые записи Матери, Сатпрем наткнулся на следующий текст :)

«Всегда прислушивайся к тому, что Господь Истины сказал тебе, и пусть твои действия направляются Им.»

Это хорошо.

Я часто спрашиваю себя… Нам действительно говорится, что мы должны предоставлять свое действие Господу, но разве нам не следует помогать ему чуть-чуть?

[Мать смеется] Ему, конечно же, нужна помощь! Нет, это звучит как шутка, но истина состоит в том, что Он ХОЧЕТ, чтобы мы ему помогали. Он хочет, чтобы мы помогали ему, чтобы мы не были пассивными и инертными. Он хочет, чтобы мы ему помогали.

Потому что, когда остаешься неподвижным там вверху, у меня возникает ощущение пустоты, в которой ничего не происходит.

Нет! Это чудесно. Но это чудесно при условии, что вы живете не в мире, что вы уединились в пещере или в лесу. Потому что в мирской жизни постоянно приходят всевозможные воли, поползновения, побуждения, желания от всего окружения; и тогда, если вы пассивны, вы воспринимаете все это. А чтобы защищать себя от всего этого, надо быть активным — этим и помогать Господу. Но эта записка предназначалась одному человеку, которому надо прислушиваться. Это не — эти записки НИКОГДА не были чем-то универсальным, применимым во всех случаях.

То, что кажется мне очень трудным, это найти линию разделения…

Да, да!

… между личным намерением, волей, которая хочет что-то сделать, и тем, что должно придти, как мне кажется, в абсолютном молчании.

Я сейчас достигла такого состояния, в котором… Я не слышу Его, но я воспринимаю Его самым конкретным образом: «Делай. Делай это, делай то, делай се…» Так что…

То, что нужно.

До этого все время спрашиваешь себя, то ли ты делаешь. Но это стало так: «Делай». И когда нет ничего, я ничего и не делаю. Но я заметила, что когда это необходимо, это приходит, и постоянно, даже ночью! Даже когда я «сплю», это стало так: «Сделай это, сделай то…» — не словами, но это очень ясно, невозможно обмануться. Потребовалось долгое-долгое время, чтобы стало так. Но то состояние, о котором ты говоришь, я знала его годы: когда спрашиваешь себя… Потому что, как я об этом сказала, чтобы быть совершенно чистым и неподвижным, надо отойти от мира, не видеть ничего, не делать ничего; тогда можно ясно воспринимать; а иначе, когда находишься в мире и когда все время приходят все эти внушения, надо позволять вторгаться тому, что называют «личной» волей, когда не воспринимаешь очень точный Приказ. Но всегда стремление было к тому, чтобы воспринимать истинную вещь. И это приходит, наступает момент, когда это приходит ясно — ясно, очень ясно — для всего, даже для мельчайших вещей повседневной жизни: «Делай это, делай то…»

Да, это то, что нужно.

Но я должна сказать, что это результат многолетнего усилия — не усилия: бдительности. Бдительности: не забывать, что хочешь ТОГО, и что другой способ — это только от неимения лучшего, в ожидании истинного способа. В любом случае, совершенно ясно (Шри Ауробиндо писал об этом, я снова читала это два-три дня тому назад), совершенно ясно, что Господь не хочет автоматов, которых Он приводил бы в действие. Он хочет не этого: Он хочет сознательного сотрудничества. Единственно, приходит время, когда ощущение личности полностью исчезает; просто продолжаешь говорить «я», ведь как еще можно сказать? Но когда говоришь «я», возникает ощущение (не мысль — для мысли это слишком долго), нечто вроде ощущения, что всевышняя Воля проявляется здесь, в этом месте, этими средствами. Это приходит спустя годы.

* * *

Чуть позже, по поводу другой записи:

«Но Она могла частично и временно проявляться в каком-нибудь индивиде, как обещание или пример.»

Это ответ тому, кто спрашивал меня, проявлялась ли раньше на земле супраментальная Сила.

* * *

(Перед уходом Сатпрем сообщает Матери, что он получил письмо из больницы Велора, в котором его спрашивают, когда он приедет на следующий цикл процедур :)

Что ты собираешься ответить?

…О, нет! Я никогда не вернусь туда. Мне запомнился там только кошмар.

Я понимаю!

Там хуже, чем в больнице Пондишери.

О! Здесь было отвратительно.

Да, было отвратительно, но здесь у меня не было ощущения, что я болен. Тогда как там это ощущение постоянно преследовало меня.

Но как только попадаешь в больницу, сразу же становишься больным! Это так; я так и говорю: это медицинская атмосфера. Jules Romains сказал об этом так: «Здоровый человек — это тот, кто не знает, что он болен.» Так что вы больны априори — это само собой разумеется, что вы больны. И если они сразу же не обнаруживают то, что у вас не в порядке, значит, вы ловко скрываете то, что у вас не в порядке! Но, о! сколько маленьких переживаний, подобных этому, я имела, и таких интересных! Что-то где-то не в порядке в теле, пустяк; пока вы не придаете этому значения — особенно, когда никому об этом не говорите — и отдаете это Господу (если, вдруг это доставляет боль, вы отдаете это Господу), все в порядке — все в порядке, вы не болеете: это «беспорядок где-то». Если же, к несчастью, вы говорите хоть слово об этом кому-то, особенно доктору, то это недомогание, каким бы оно ни было, сразу же переходит в болезнь. И я знаю, почему: потому что у клеток, находящихся в состоянии беспорядка, вдруг возникает ощущение, что они очень важные, очень значительные персоны! И тогда, поскольку они важные персоны, то они должны стать еще более важными. И если у них не гармоничное движение, они раздувают его — в погоне за самоутверждением оно становится еще менее гармоничным. Это выглядит шуткой, но это так! Так и происходит, я знаю это. Я внимательно наблюдала за своими клетками. Так что, когда им говоришь [Мать хлопает по подлокотнику своего кресла]: «Что за дураки! Это совсем не ваша обязанность, вы смехотворны», тогда они держатся спокойно. Как комедия это восхитительно. Такое и произошло с моим глазом . Это происходит и с другими вещами (маленькими вещами, совсем маленькими вещами: недомогание где-то, что-то пошло не так по той или иной причине): пока не обращаешь на это внимания, оно идет своей маленькой дорогой; как только кто-то замечает этот или вы показываете это доктору (о! особенно когда показываете доктору), это перерастает в болезнь: это раздувается, еще как раздувается! «О! Я важная персона, мною занимаются.» Вот так. Тем самым подчеркивается неправильное движение. И вы счастливчик, если это не переходит во что-то действительно серьезное. Им надо немедленно сказать: «Нет-нет и НЕТ! Вы на ложном пути, вы выставляете себя в еще более смешном виде — держитесь спокойными.» Тогда все налаживается. Это очень интересно. Доктор кристаллизует болезнь, делает ее конкретной, жесткой. И затем его заслуга будет в том, чтобы вылечить ее… если он сможет.

* * *

(Перед уходом Сатпрем кладет свою голову на колени Матери и получает массу силы. Вероятно, он выглядит ошеломленным этой «лавиной», и Мать замечает :)

Это приходит вот так [Мать делает жест: словно обрушивает кулак на Материю]. Но это довольно интересно, потому что это приходит прямо свыше, и когда оно достигает земной атмосферы, то собирает все энергии земли и затем входит [тот же жест]. Сейчас это стало так. Довольно сильный золотой свет, который приходит в массовом масштабе, затем касается атмосферы земли и ПРИТЯГИВАЕТ и собирает вместе витальные земные энергии, а затем делает вот так [тот же жест удара кулаком]. Я вижу это — я вижу все это — и это проходит через мои руки, мои ладони… [С озорной улыбкой :] Ты чувствуешь что-то или нет?

О, да, я чувствую Силу!

[Мать смеется над тоном Сатпрема] Хорошо, тогда все в порядке! Но это очень интересно. Это становится все сильнее и сильнее, сильнее и сильнее… день за днем, месяц за месяцем.

(бьют часы)

Хорошо, так что не будем считаться с докторами. До свидания, мой мальчик!

7 августа 1965

Этим утром у меня был долгий разговор с тобой. Я много чего тебе сказала. Ты слышал?

Нет, ничего.

Этим утром, о! по крайней мере, на добрый час, приходило переживание: истинная позиция и истинная роль материального ума — живое, не надуманное. Живое. Это было интересно. Нечто вроде спокойного блаженства… Это касалось связи между постоянным состоянием и действием, которое все время приходит снаружи и прерывает (или имеет привычки прерывать, тогда как не должно делать это) это постоянное состояние. Тому были примеры, и первый пример касался тебя, связи с тобой, средства выйти из «состояния болезни», если можно так сказать, а затем полного расцвета сознания, гармонии всего существа — того, что эта новая реализация может сделать, чтобы изменить все это. Это длилось добрый час. Должно быть, ты еще спал: это было между 4:30 и 5 часами утра — ты спал… [Мать лукаво смеется] Так даже лучше, так эффект будет большим!

Но никогда ничто не приходит с другой стороны! Досадно. Я не сознателен.

Ты более сознателен, чем ты думаешь. Все в порядке. Но это было действительно интересно! Я поняла; я сказала себе: «Если жизнь станет постоянно такой, тогда… тогда мы не будем ни на что жаловаться.» И все расстройства не только стерлись в своем неприятном эффекте (то есть, говоря их обычным языком, боль исчезла), но сознательно УЧАСТВОВАЛИ в прогрессе существа. Это было изумительно! Но я тебе «сказала» (ты видишь, как это!), что я не буду говорить с тобой об этом, потому что, когда говоришь о переживании, это останавливает само переживание, и тогда надо ждать некоторое время, чтобы переживание возобновилось — оно никогда не возобновляется одинаковым образом. То есть, что касается переживания, которое я имела сегодня, сейчас оно кончилось. Я говорю об этом, и это кончено; надо двигаться вперед к чему-то лучшему. Если не говорить о переживании, то можно сохранить его еще на некоторое время, пока эффект не угаснет. Когда говоришь, с переживанием покончено; оно становится принадлежащим прошлому, и надо идти к чему-то новому. Что-то всегда-всегда-всегда толкает меня к новому — еще на шаг вперед. Это хорошо.

Но чего касалось переживание? Действия материального ума?

Позиции.

Позиции материального ума?

Позиции, но… о! не умышленной и не конкретной, ничего подобного: просто ум понял. Он учился молчать и действовать. Молчать и действовать. О, это было мило!

(молчание)

Всякий раз, когда я выражаю что-то, оно отходит еще дальше в прошлое. А, думаю, что надо перейти к «Савитри»… [Мать смотрит на Сатпрема :] У тебя есть вопрос? Спрашивай.

Нет, у меня нет вопросов, я просто погружен в то, что ты говоришь.

Это переживание проделало длинный путь… Оно началось с глубокого отвращения его [материального ума] привычной активности; я начала с того, что стала ловить (не сейчас: это шло неделями), ловить его рутинные и почти автоматические активности — я говорила тебе об этом несколько раз: этот ум пораженческий, всегда пессимистический, суется во все, ворчит, брюзжит, ему не хватает веры, не хватает доверия... Даже когда он склонен быть радостным и довольным, что-то приходит и говорит: «А! прекрати, ведь ты получишь еще один шлепок.» Подобные вещи. Это продолжалось неделями, это непрерывная, постоянная работа. Она всегда кончалась приношением [этого ума Господу]. Прогресс начался, когда… Нет, надо сначала рассказать, что предшествовало этому. Для начала, к примеру, джапа, мантра расценивались как дисциплина; затем из состояния дисциплины это перешло в состояние удовлетворения (но еще с ощущением обязанности); затем это перешло в нечто вроде состояния постоянного удовлетворения с желанием (не с «желанием», а с волей или стремлением), чтобы это стало более частым и более постоянным. Затем было нечто вроде отвращения и отвержения всего, что приходит и расстраивает, всего смешанного с чувством обязанности по отношению к работе, людям и т.д., и всего, что порождало эту кашу и большую путаницу. И все время это кончалось передачей всего этого Господу со стремлением, чтобы это изменилось. Долгий процесс развития. Недавно было нечто вроде воли ровности по отношению к активностям, которые были поддержаны или приняты только как результат признания и в подчинении всевышней Воли. И затем вдруг это переросло в нечто очень позитивное, с чувством свободы и спонтанности состояния, и с началом понимания позиции, в которой должно происходить действие. Все это пришло очень-очень постепенно. И затем этим утром было переживание.

(молчание)

Об этом можно сказать так: способность молчать и вмешиваться только под воздействием Побуждения свыше. Вмешиваться только тогда, когда приводишься в движение всевышней Мудростью, для любого действия. И это дало точное значение полезности этого материального ума; потому что на заднем плане сознания всегда была эта фраза Шри Ауробиндо, в которой он говорил, что это невозможный инструмент, от которого, вероятно, надо избавиться. Это оставалось. И я видела, что что-то не так: несмотря на все осуждения, все подношения, все отвращения, даже все отвержения, этот материальный ум оставался. Он только медленно-медленно трансформировался, и сейчас сделан первый шаг, шаг на пути трансформации, с переживанием прекращения его автоматической активности. Таким было переживание этим утром. Я не говорю, что это окончательно, далеко от этого, но он стал гораздо более контролируем. Это прекращение активности длилось один-два часа, я точно не помню, но его активность больше не та же механическая. Ты знаешь это ментальное молчание, когда все замолкает [горизонтальный жест неподвижности], что же, это сейчас можно проделать с материальным умом — он замолкает, поворачивается к высотам. Но это начало, только начало. Только есть уверенность. Даже если это было всего лишь несколько минут, можно быть уверенным, что это будет — и будет гораздо дольше. Следовательно, этот материальный ум составляет часть того, что будет трансформировано. И это дает грандиозную мощь! Когда это останавливается, Вибрация Любви может проявляться в своей полноте. Это было видно этим утром, во всем великолепии. Это на будущее.

* * *

(К концу беседы Сатпрем спрашивает у Матери совета: у него во второй раз настойчиво просят, чтобы он написал статью для журнала)

Ты знаешь, что меня попросили написать статью?

Да, ты ее пишешь?

Скажи мне, что делать. Я не знаю.

В первый раз я сделала блокировку; я даже не позволила, чтобы их предложение дошло до тебя. Затем пришло письмо от М, и мне его прочли; тогда, вместо того, чтобы думать о тебе, я подумала о других людях и сказала себе, что, очевидно, это было бы очень хорошо для них. Тогда я позволила этому пройти.

Да, я почувствовал, что ты позволила этому пройти, потому что это начало вращаться вокруг моей головы — но все же это мне довольно неприятно!

Они просят «личных воспоминаний».

«Как и почему меня захватил Шри Ауробиндо?»

Ты знаешь это?

Да, но я никогда не пытался объяснить себе это ментально.

Нет-нет, я спрашиваю, ЗНАЕШЬ ли ты это. И они просят написать несколько страниц…

Двенадцать!

Двенадцать страниц… Я сказала бы одну фразу, и на этом все.

Какую фразу?

«Потому что это было истиной моего существа.» Или законом — можно сказать «истиной» или «законом». Эти вопросы глупы, не так ли? Они спрашивают у вас только то, во что ваш ум верит или воображает — это бессмысленно. Можно еще сказать (но они примут это за дерзкую грубость): «Потому что так должно было быть.» Но истинный ответ такой: «Потому что таким был закон моего существа.» Я пришел на землю, чтобы встретить его или встретить то, что он представляет, и, естественно, поскольку я пришел для этого, что же, это меня захватило — я схватил это, это меня захватило, на этом все. Можно наделать много фраз! Но они понимают, только когда это становится ментальной болтовней. Так что, если хочешь, я предлагаю тебе (им это не понравится, но это будет для них хорошо!) сказать им: «Вот что я могу ответить на ваш вопрос, и на этом все.» И это будет одно-два предложения, полстраницы и все. Ты не скажешь им «нет», но и не уступишь их невежественной настойчивости. Я не собиралась говорить тебе все это, но, как бы там ни было, вот как я вижу эту проблему. Начать писать страницу за страницей по этому поводу — пустая болтовня (конечно, все их дело — только пустая болтовня , но нет причины действовать так же, как и они). И, в то же время, это хороший урок: мы показываем добрую волю — «Хорошо, я скажу вам правду; это не то, что вы ожидаете услышать, тем хуже для вас.» Это очень хороший урок. Если у них хватит духа, они опубликуют это. И если они это опубликуют, это будет хорошо для всех… Я не рассказывала тебе об одной маленькой истории, напоминающей твою: пару лет тому назад журнал “The Illustrated Weekly” задавал вопросы о положении Индии, и они просили отвечать по возможности короче. Очень хорошо. Я отвечала одним-двумя-тремя словами, потому что вещи можно умещать в очень малое количество слов. Они опубликовали мои ответы маленьким абзацем среди других ответов, занимавших целые колонки! Мой мальчик, кажется, это имело больше эффекта, чем все остальное. Они сказали себе: «Это заставляет нас задуматься.» То же самое касается и тебя, если ты отважишься написать то, что нужно, используя как можно меньше слов: сказать как можно точнее. Если они осмелятся опубликовать это, это будет очень хорошо, очень. И это не вопрос уплотнения, нет: дело в том, чтобы сказать существенное — уловить существенное за всем этим и сказать. Сделай это, это будет забавно. Шри Ауробиндо доволен.

* * *

ПРИЛОЖЕНИЕ

ПОЛОЖЕНИЕ ИНДИИ

Мать отвечает

(Вопросы из “The Illustrated Weekly of India”, выпуск 1964 г. по случаю Дня Независимости.)

1. Если бы Вас попросили подытожить в одном предложении Ваше видение Индии, что бы Вы сказали?

Истинное предназначение Индии — быть Гуру всего мира.

2. Аналогично, если бы Вас попросили прокомментировать реальность, как Вы ее видите, что бы Вы ответили одним предложением?

Сегодняшняя реальность — это большая ложь, скрывающая вечную истину.

3. Что по-вашему является тремя главными препятствиями, стоящими между видением и реальностью?

Неведение. Страх. Ложь.

4. Удовлетворены ли Вы в целом прогрессом, проделанным Индией с момента Независимости? (да или нет).

Нет.

5. В чем заключается наше самое выдающееся достижение за последнее время? Почему Вы считаете его таким важным?

Пробуждение к необходимости Истины — потому что без Истины нет настоящей свободы.

6. Аналогично, можете ли Вы назвать самый прискорбный провал? Почему Вы считаете его таким прискорбным?

Неискренность. Потому что неискренность ведет к краху.

* * *

Почему Шри Ауробиндо? (статья Сатпрема)

Ранним декабрьским утром, почти двадцать лет тому назад, на платформе Северного Вокзала стоял молодой человек, готовый отправиться… куда угодно, по возможности подальше и порисковеннее — пока что это была Южная Америка. И под огромными привокзальными часами, весившими несколько тонн и казавшимися ему столь же тяжелыми, как западное время, этот молодой человек повторял странную мантру в своем сердце: Шри Ауробиндо — Маутхаузен. Для него остались только это два слова. Позади был мир, рухнувший раз и навсегда под австрийскими сторожевыми башнями. Хотя этими башнями вполне мог бы быть бульвар Монпарнас, это одно и то же; другой прожектор так же совершенно высветил бы декорации. И в этом слове была вся сила человека, вышедшего из мертвых. Затем это имя, Шри Ауробиндо, которое не имело очень точного смысла, но, само собой разумеется, «сезам, откройся» никогда не говорится голове — эти слова открывают дверь. И в этом была вся сила человека, которому требовалась единственная маленькая истинная вещь, чтобы жить. Потому что мы можем развлекать наши умы, как захотим: наши библиотеки забиты; мы можем скопить всевозможные объяснения, но мы ничего не сделаем, не продвинемся ни на шаг, если мы не притронемся к тайной пружине позади шумихи ума. Ибо Истина — это не то, что заставляет нас думать, а то, что заставляет нас идти. А куда идти? Мы точно знаем, куда мы идем. Это место не больше, чем два на два метра, и мы окажемся там после того, как произведем своих потомков, которые будут делать то, что мы делали, и что до нас делали наши праотцы, с некоторыми техническими улучшениями и даже с множеством телевидений — но без одного видения, которое меняет все. Ибо мы ничего не изменим в мире, пока мы не изменимся внутри. Вот почему мистики отсылают нас к небесам, а реалисты — к вечно ожидающемуся совершенному обществу и автоматическим развлечениям. Шри Ауробиндо открывает дверь в этот мир, задыхающийся от своих материальных или небесных излишеств. Он говорит нам, прежде всего, что есть нечто, что мы можем открыть, и что мы богаты, богаче, чем мы можем об этом подумать нашими головами — мы как нищие, сидящие на золотой шахте. Но надо спуститься в эту шахту. И он говорит, что у нас есть сила для этого, если только мы достаточно чисты, чтобы взяться за это. Сила над Смертью и над Жизнью и над Материей, ибо Дух находится в нас и именно здесь, внизу, Он хочет одержать победу:

Прикосновение небес исполняет, а не перечеркивает землю.

И он говорит нам, что мы не перестали быть людьми только из-за того, что изобрели несколько ракет и взрастили несколько мозговых пирамид. Еще более великое приключение ждет нас, божественное и сверхчеловеческое, если мы только отважимся ступить на путь. И он дает нам средства. Ибо «то, что Шри Ауробиндо представляет в мировой истории, это не учение, даже не откровение: это действие.» Шри Ауробиндо — не мыслитель и не мудрец, не мистик и не мечтатель. Он — это сила будущего, которая хватает настоящее и ведет его к:

Чуду, для которого наша жизнь была создана.

ОМ Сатпрем, Пондишери, 11 августа 1965

P.S. Возможно, есть определенная тщетность в том, чтобы говорить: «Почему Шри Ауробиндо? — Потому что то-то и то-то»; это еще наш ум, пытающийся завладеть вещами, чтобы навесить на них свое объяснение, как если бы ничего не могло быть без «разъяснений». И все же самые действенные события в нашей жизни — это те, которые мы не объясняем, потому что их сила продолжает работать в нас, не будучи замороженной ОДНИМ объяснением — есть много других уровней объяснений, и есть среди них объяснение, которое не говорит ничего, а остается спокойным в глубине как вечно спокойная вода, ясная, как взор ребенка. И есть еще большая тщетность в том, чтобы сказать, что Шри Ауробиндо — это то-то, а не то-то — он и то, и это, и еще множество других вещей; он с «да» и с «нет», с «за» и с «против», и со всем, что ищет, не зная, потому что все ищет Радость, через «да» и «нет», через тьму и свет, медленно и через спотыкающиеся века или сразу же в свете, охватывающем все. Из века в век этот Свет нисходит на землю, чтобы помочь ей скорее стать тем, чем она всегда была и что она ищет в своем обеспокоенном сердце; и этот Свет облачается в то или иное слово, принимает сладкий или ужасный вид, либо обширный и всемогущественный, как всеохватывающее море, и это всегда один и тот же Свет, и душа, открывающаяся под этим лучом, тайно распознает Лицо, которое она любила так много раз. Из века в век она открывает саму себя — один и тот же ребенок со сложенными руками, смотрящий на мир с любовью.

14 августа 1965

По поводу секретарей Ашрама:

…Я распекаю его каждый день, говоря, что он попусту тратит мое время. Кажется, он удивлен! Вчера опять было то же самое: одна вещь была полностью улажена, я ответила парой слов (мне потребовалась секунда, чтобы решить; я сказала ему: «Надо сделать то-то и то-то — на этом все», и все), а он продолжал мне зачитывать все аргументы всех писавших мне людей! Я ему сказала: «Но почему ты тратишь все мое время!» Это совершенно сбило его с толку, как если бы я сказала ему что-то, о чем он никогда не думал.

С ним все простое становится сложным.

Я думаю, что это было особенное переживание, припасенное для меня!… Я думала, что это из-за скрупулезности: что он хотел, чтобы я знала все, что люди пишут — но это абсурдно! Когда мне читают письмо, я устанавливаю контакт, я улавливаю несколько слов, а затем все устанавливается. Оттуда приходит или не приходит решение — оно приходит. И как только я объявила решение, все установлено. Но они продолжают читать письмо! Я говорю: «Боже мой, к чему это? Это все слова и фразы.»

Он думает, что вещи должны проходить свой полный курс, точка за точкой, и он еще добавляет к этому!

Но так мир никогда не изменится!

В течение лет, всякий раз, когда я приближался к нему и вступал в контакт с вещами подобного рода, я ужасно уставал.

Он ужасно меня утомляет, но я думала, что это касается только меня.

Нет-нет!

Когда мои глаза хорошо видели, у меня не было секретарей, я не позволяла никому касаться моих дел, и все делалось за минуту. Что касалось, к примеру, письма, я просто смотрела туда [Мать обозначает маленькую вспышку света в различных местах письма], и затем я знала, что надо прочесть здесь, а затем здесь и здесь. Так все шло хорошо. Я читала все письмо только в том случае, если оно было написано кем-то, кто имел четкий ясный ум и действительно мог что-то сказать. Ну а если видно, что это только болтовня, к чему это? Что касается меня, моя работа стала, возможно, в сотню раз труднее с тех пор, как я перестала хорошо видеть. И, конечно, то, что мне читают, проходит через мышление читающих — что обычно добавляет тумана, мешающего видеть вещь. Когда мне читают Шри Ауробиндо, даже те, кто хорошо его понимают, всегда есть туман. Так что иногда я теряю терпение, беру лупу и читаю, и как только я начинаю читать, я вижу [жест чего-то, бросающегося в глаза]: «А! вот что.» Я сразу же вижу вещь, все светло, ясно. Должно быть, это большое наказание — я не знаю, кто меня наказывает! [Смеясь] Вероятно, я сама, потому что я слишком утомляю свои глаза. Но работа занимает, по меньшей мере, в десять раз больше времени.

(молчание)

Это немного отупляет. Нет, я заметила, что единственно утомляющая вещь — это время. То есть, если можно было бы работать, сохраняя свой вечный ритм, это было бы совершенно — не важно, что делаешь (всегда что-то делаешь), это не имеет никакого значения; но, что ужасно, это находиться все время под давлением — люди давят на вас, время давит на вас; так что вы вынуждены делать больше вещей, чем следовало бы в отведенное время, и тогда это очень утомляет. Я не знаю… Это трудно.

18 августа 1965

(Два американца принесли Матери фотографию бывшего ученика, уехавшего в США :)

Ты помнишь С? Он стал там великим гуру, у него есть группа, и, кажется, он гипнотизирует людей… И два американца (очень милые люди: один – художник, другой – скульптор) пришли сюда; один из них был в лапах С, а другой спас его, держа его, почти грубо, материально, далеко от С в течение трех дней — на третий день он освободился (что и доказывает, что это действительно было гипнотическое воздействие) — и сказав затем: «Теперь мы поедим в Пондишери, вам не нужен посредник между Матерью и вами.» Потому что С выставляет себя великим «посредником» между Шри Ауробиндо и бедной публикой.

(Мать смотрит на фотографию)

Что же, вот так! О! взгляни на это…

(Затем Мать читает письмо, с которым была прислана фотография)

«… Мы с Z встречались с ним несколько раз. Поскольку я увидел в нем дьявольское зло, мы разорвали контакт. Теперь я передаю это в ваши руки.» Z живет в лесу со своим другом S, в бревенчатом доме. Я видела фотографии некоторое время тому назад. Этот лес — чудо. Но, что касается меня, я знала, конечно же… Он просил визу как «проповедник! (!), и, кажется, в таком случае можно оставаться в стране сколько угодно; ему не нужно уезжать — это очень хорошо, я очень довольна, что он там! Потому что когда люди чем-то пойманы, это их судьба, и они должны были быть пойманными. И, более того, можно идти к Цели через дьявольское, как через ангельское — иногда это лучше! [Мать смеется] Но это было видно, когда он был здесь: фантастическая гордыня и амбиция должны были кончиться этим. У него скверный облик, очень скверный.

Все же неприятно, что он называет себя «посланником» Ашрама.

А, но я сразу же написала доктору Сунилу, и он передал мой ответ всем, кого знал. Но этот S [американец], друг C, находится в совершенно блаженном поклонении ему — но это очень хорошо, это должно было с ним произойти.

У американцев так мало способности различать. Они устремляются к кому угодно.

Совершенно никакого различения. Он [C] должен что-то иметь, но я не чувствую ничего! [Мать делает жест, обозначающий тонкость сигаретной бумаги] Это что-то, не имеющее силы. Но и К, когда она была в Америке, находилась полностью под его влиянием. И она говорила, что имела чудесные медитации с ним!… Но я писала К, поскольку он давал ей советы по поводу ее жизни и по поводу того, что ей следует и не следует делать; так что она написала мне и спросила: «Чему я должна верить?». Я ответила: «Никому!»… Он запретил ей уезжать в Ашрам; он сказал ей, что это не место для нее, что она — слишком большая персона, чтобы приезжать сюда! Что Ашрам хорош для тех, кто ничего в себе не имеет, кто нуждается быть в каких-то рамках, тогда как способные люди должны жить независимо. Вот на чем он ловит их. Нет, это очень хорошо! Это комично. Если иметь амбиции, то довольно легко притянуть к себе существо [тонкое], которое, естественно, приходит под очень обманчивыми масками, а затем поверить, что являешься инкарнацией великой личности. Но когда люди искренни, это не может длиться долго.

* * *

Чуть позже

Вчера я подписала 200 фотографий…

Это не разумно!

А, мир не разумен. Он никогда не претендовал на это, я думаю!… И это не считая всех людей, которые хотят, чтобы я устроила все их дела и «выстирала грязное белье» их семьи! тех, что просят моего совета по любому поводу, в связи со всем, что они делают, начиная со своего «бизнеса» и заканчивая замужеством своей дочери. Я больше не отвечаю, я говорю: «Это меня не касается.» — «О! Как так?» — «Советуйтесь с внутренним Руководителем.» [Мать смеется]

* * *

Сатпрем готов уйти:

Здоровье в порядке? Ночи стали лучше, не так ли?

Да, с тех пор, как ты стала делать этот кокон, мне больше никто не досаждает. Но если бы ты дала мне немного сознания, я был бы доволен!

Нет, если бы я видела тебя каждую ночь, я бы сказала. Но почему ты не приходишь? Я очень редко вижу тебя.

Да, почему? Как так выходит?

Думаю, что в ходе последних нескольких ночей я приблизилась к тому месту, куда ты ходишь. Потому что в ходе двух ночей, когда я занималась подобными вещами, у меня было сильное впечатление, что я скоро тебя найду. Это очень интересные вещи, но они очень интеллектуальные, вот что досадно! Я же больше заинтересована в действии, чем в мышлении. Есть места (довольно интересные, я не говорю, что они без интереса), где вырабатывается точное выражение идей, которые должны править миром. Это в том направлении, это там. В течение двух-трех ночей я ходила в то место. Оно казалось мне довольно серым и тусклым, но, как бы там ни было… оно не без определенного вкуса. Несколько человек видели тебя где-то там. Это как большие залы с грандиозными коридорами, и это очень ясно — атмосфера очень ясная. Но это скрупулезная работа, о! как если бы тысячи писарей очень мудро писали. И это грандиозно, грандиозно — столь же широко, как и земля. Если я пойду туда, я найду тебя там.

Но я являюсь ТОЛЬКО ЭТИМ?

О, нет! Но это твое активное сознание, мой мальчик, не физическое: сознание, которое сознательно в твоих снах… Что же, это лучше, чем твои прогулки в витальный мир, ты знаешь, гораздо лучше. Потому что там я должна была вмешиваться. Когда я пойду туда, его аспект, вероятно, внезапно изменится; будет ураган силы и света [жест выметания], и затем это станет интересным.

Но это не особенно меня интересует!

Я не знаю. Но тебе надо было любой ценой выбраться из витала, где ты получал тумаки, это не было хорошо. Здесь гораздо лучше, чем там. Это светлое, очень мирное — это очень широкое, очень широкое; как если бы не было слов, не было стен.

Стеклянная тюрьма.

Это так. [Насмешливо] Но это большая тюрьма, не маленькая! Это придет. Не беспокойся, это придет. Кое-что более интересное: в мантре есть очень точные вибрации твоего сознания. Я заметила это, это очень хорошо. Очень точные и интенсивные вибрации. Значит, все придет. Да, это уже кое-что. Надо быть терпеливыми. Я очень терпелива. Надо быть терпеливыми. Это составляет часть необходимого покоя. Ведь мир и покой совершенно необходимы, чтобы что-то могло реализоваться. И терпение составляет часть необходимого покоя. Нервы немного нетерпеливы, и это плохо для них, очень плохо.

21 августа 1965

(По поводу старой беседы на Плэйграунде от 17 марта 1951, опубликованной в последнем «Бюллетене», где Мать говорила, что, возвращаясь из Японии, она почувствовала атмосферу Шри Ауробиндо за две морских мили от Пондишери :)

Кажется, в 1958 г. мы сказали что-то другое, так что меня спросили, что же верно. Это касается атмосферы Шри Ауробиндо, которую я почувствовала, находясь на море. В 1958 г. (вероятно, я помнила тогда лучше) я говорила о десяти морских милях (я специально спросила на корабле, какое расстояние до берега), и, кажется, на этот раз я сказала «две мили». Так что мне говорят…

Какая разница!

Они таковы, они глупы.

Да.

Это изнуряющее. Так что я ответила…

Ты ответила, что это было в девяти и восемьсот семидесяти пяти тысячных мили?

[Мать смеется] Точно! Я ответила не так, я просто сказала (потому что я помню), что берег еще не был виден. Но сейчас это кажется мне словно происходившим в другой жизни…

Но не все ли равно ?!

Кончено! они глупы. Так они и читают все, что я пишу. Берут лупу и замечают несоответствие здесь, ошибочку там…

(Мать дает Сатпрему цветок: розу)

Она прекрасна. Гораздо милее человеческих существ.

О! да, это точно.

[Мать держит другой цветок, называемый «молитвой»] Смотри, это молитва, чтобы они изменились. Нет, никогда нельзя давать таких деталей, чтобы они не могли бросать их нам под ноги.

Но это кажется мне таким глупым!

Да, но они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО глупы — это не их вина. И если им сказать, что это не важно, они скажут: «А! это чтобы замять ошибку»…

* * *

Мать выглядит уставшей. Она входит в долгое созерцание, затем начинает говорить:

15 августа Шри Ауробиндо был на балконе. Он пришел и вышел на балкон вместе со мной. Я ничего никому не говорила, совсем никому. Здесь есть девочка, ей сейчас четырнадцать лет, которую считают здесь плохой ученицей, неровно учащейся, с причудами (даже ставился вопрос о том, чтобы выслать ее из Ашрама), но я попросила, чтобы она пришла ко мне на свой день рождения, и я нашла ее хорошей девочкой (!) И она написала мне спустя два-три дня после Даршана 15-го августа, она видела Шри Ауробиндо справа от меня. И она спросила меня [смеясь]: «Это правда?» Это меня позабавило. Я сказала себе: «Вот их моральные суждения об учениках!» Но теперь я больше не встречаюсь с детьми; раньше я видела их ежедневно или, во всяком случае, регулярно раз в месяц. Когда я ходила на Плэйграунд, я видела их ежедневно. Но теперь я больше не встречаюсь с детьми, за исключением того, что принимаю некоторых по случаю их дней рождений. Но это меня заинтересовало. Возможно, что и другие видели его, но ничего мне не сказали. Но она мне написала: «Я видела Шри Ауробиндо, стоящего рядом с тобой, это верно?»

(молчание) Начиная с 15-го шла целая работа по подготовке трансформации… Как можно назвать это?… Смена власти. Клетки, все материальное сознание подчинялось внутреннему индивидуальному сознанию — чаще всего психическому, чем ментальному (но ум уже давно смолк). Но сейчас этот материальный ум учится организовываться, как другие умы, как ум всех состояний существа — представь себе, он обучается! Он учится вещам и организует обычную науку материального мира. Например, я заметила, что когда я пишу, он очень старается не делать ошибок; но он не знает, так что он осведомляется, учится, он заглядывает в словарь или спрашивает. Это очень интересно. Он хочет знать. Ведь память, приходившая из ментального знания, уже давным-давно ушла, и я воспринимала только указания вот так [жест свыше]. Но сейчас внизу строится нечто вроде памяти, и со старанием маленького ребенка, который учится и хочет знать, не хочет делать ошибок — который совершенно сознает свое неведение и хочет знать. И, что действительно интересно, он знает, что это знание совершенно… более, чем относительно, оно просто обусловлено, но это как инструмент, который не хочет делать ошибок, как машина, которая хотела бы быть совершенной. Это недавнее пробуждение. Это как обращение сознания. И ночью это соответствует очень странной деятельности: совершенно новому способу видения, чувствования и наблюдения людей и объектов. Например, прошлой ночью в течение двух часов было ясное видение — активное видение (то есть, через действие) — способа, каким человеческие сознания усложняют и делают трудными самые простые вещи. Это было фантастически — фантастически. И тогда это сознание было спонтанно изменено божественным Присутствием, но оно следовало за человеческими движениями с ясным восприятием простой вещи и способа, каким эта вещь усложнилась. Это было символичным, образным; это была образная активность в том смысле, что она не была чисто материальной, физической, какой мы знаем ее здесь, а в символичном, образном физическом (там, где материальный мир как глина). Это было очень интересно. Единственно, была очень большая интенсивность трансформации, и (как сказать?)… Это как смещение направляющей воли. И там, материально, физически, было нечто вроде изумления, и потребность отождествиться с новым направлением — это несколько трудно. Это трудно объяснить тоже… Это больше не то же самое заставляет вас действовать — «действовать» или что-либо подобное: шевелиться, ходить, не важно что. Это больше не тот же самый центр. И тогда, если по привычке попытаться прицепиться к старому центру, о! это вызывает большой беспорядок, и надо быть достаточно осторожным, чтобы не позволить привычке, старой привычке, выразиться и проявиться. Трудно говорить об этом. Это еще в значительной степени только действие.

* * *

(Мать переходит к переводу «Савитри». Один-два раза она отмечает, что не слышит ничего, что говорит Сатпрем)

…Это очень странное явление. Бывает, что я вижу с гораздо большей точностью, чем видят обычно, с такой точностью я никогда раньше не видела; и бывает, что возникает ощущение плотного тумана между мной и миром. Я вижу (я скорее ЗНАЮ вещи, чем вижу их), и это видение словно через вуаль. Со слухом то же самое. Бывает, что малейший звук отчетливо слышен; но звук больше не там [в ухе], это… где-то [жест вокруг и выше головы]. А бывает, что я не слышу вообще ничего. В течение долгого времени это было связано с людьми, со временем, с местом — тебя, например, я слышу тебя очень хорошо. Но теперь больше не так, это… Я пробудилась с, да, как с покровом тумана между мной и миром, когда я встала этим утром, когда я выходила из всего этого, о! два часа ужасной, ужасной деятельности (и в то же время такой интересной, было множество людей и фантастических вещей). В прошлую ночь я провела больше двух часов вместе с Шри Ауробиндо… Мы сидели, не садясь (это странные вещи, но такие конкретные) и правили предложения (!), то есть, уточняли выражения. Он даже (я спросила его что-то), он держал во рту свой карандаш или ручку, как ребенок, почти с лицом ребенка, и спустя некоторое время он сказал мне: «Нет, поставь это вот так»… Затем я спросила себя: «Ба, как это мы сидим?» Не было сидений, но мы не стояли, и все же было удобно! Мышление здесь, в этом мозге, имеет трудность с адаптацией. Потому что в течение двух дней (я имею в виду: два дня непрерывно) все время было стремление: «Каким будет это новый мир, когда он станет материальным здесь? Каким будет этот новый мир?…» И тогда это настолько погрузило меня «внутрь», что я была… Я была не далеко, но был этот покров тумана между мной и миром, каким он сейчас является. Это было еще сегодня.

(молчание)

Этим утром, например, несколько раз на определенное время (я не знаю, как долго, но это не на очень короткое время: на четверть часа, полчаса, я не знаю) клетки тела, то есть, форма тела имела переживание того, что останутся ли они вместе или распадутся, зависит от определенной позиции — позиции или воли; от чего-то, связанного с волей и позицией. И с восприятием (иногда с почти двойным и одновременным восприятием: одно как воспоминание, другое — как переживаемое) того, что заставляет вас двигаться, действовать, знать; старый способ был как воспоминание, и был еще новый способ, в котором не было, очевидно, никакой причины для распада, кроме как по выбору — это не имеет смысла, это бессмысленно: зачем распадаться? Это было немного вчера и в большей степени сегодня утром. И если в момент, когда снова впадаешь… Это не точно так: когда старое сознание снова приходит на поверхность, то если не быть очень внимательным, это, естественно, ведет к обмороку. В течение… о! это было долго, все время между пятью часами и без четвертью шесть было так. Это дает, В ТО ЖЕ ВРЕМЯ, ощущение нереальности жизни и реальности, которую можно назвать вечной : ощущения смерти нет, это ничего не значит. Это только выбор. И распад не имел смысла, у него не было больше причины для существования: это каприз. И тогда весть старый способ видеть, чувствовать, воспринимать остался позади как под покровом — покровом тумана — который делает контакт ватным, неточным. Сейчас, конечно же, ко мне вернулось обычное сознание, так что я могу это выразить; иначе это было бы трудно выразить. И контраст или противоречие тяжелое, болезненное; оба способа жалуются: у старого возникает впечатление, что он падает в обморок, а у нового — что его не оставляют в покое. Когда находишься в том или ином состоянии, все в порядке, но когда оба состояния вместе… это не очень-то приятно. И есть какое-то ощущение неопределенности: не очень-то хорошо знаешь, где находишься, здесь или там; знаешь не очень-то хорошо. Хорошо. И, затем, глупость людей и вещей становится жестокой, потому что, даже в обычном сознании все эти вещи бессмысленны для меня; но тогда, из-за необходимости сохранять вместе эти два противоречивых состояния (это переходный период, конечно же), если добавить к этому еще и кучу идиотских штучек, это не приятно. Это как тот «Господин» [Смерть в «Савитри»], все глупости, которые он говорит!

25 августа 1965

(Мать читает отрывок из «Очерков о Гите», который она хочет опубликовать в следующем «Бюллетене» :)

«Настоящего мира не будет, пока сердце человека не станет достойным мира; закон Вишну [бога любви] не может восторжествовать, пока не оплачено по долгам Рудры [бога разрушений]. Обойти это и проповедовать еще не развитому человечеству закон любви и единства? Должны быть учителя любви и единства, ибо этим путем должно придти окончательное спасение. Но пока дух Времени в человеке не готов, внутренняя окончательная реальность не может восторжествовать над внешней непосредственной реальностью. Христос и Будда приходили и ушли, но именно Рудра все еще держит мир в углублении своей ладони. А тем временем неистовый труд человечества, терзаемый и угнетаемый Мощностями, спекулирующими на эгоистической силе и ее служителях, взывает к мечу Героя и слову пророка.»

Это точный портрет ситуации. В прошлый раз я говорила, как близки вещи, а затем… [жест: как подсечка у основания] сразу же поднялось все противоположное: все люди стали наперекор, одни – больны, другие – злы, третьи – разъярены… о! И все скрипит и кричит и… Всякий раз, как что-то приближается: «А! вот оно, мы ухватили вещь», сразу же, вррм! Хорошо. Мы еще не уплатили по своим долгам, как говорит Шри Ауробиндо. Что делать?… Продолжать. Быть более терпеливыми, чем противники. Более терпеливыми. Шри Ауробиндо сказал: «Победа — за более терпеливыми.» Это очевидно. Надо только терпеть.

28 августа 1965

(По поводу беседы от 21 августа и переживания «смены власти» в клеточном сознании :)

На днях я говорила тебе, что этот агрегат клеток сменил инициирующую силу. Это было уникальное переживание, переживание чего-то, чего раньше не было. К сожалению, это не длилось долго. Но это переживание оставило некую уверенность в теле: оно теперь менее неуверенно в будущем. Как если бы переживание приходило для того, чтобы сказать телу: «Вот как будет.» Если это останется, это, очевидно, бессмертие. Помню, когда я говорила об этом переживании, оно больше совсем не было чем-то личным: если ты можешь ухватить это…

31 августа 1965

(По поводу бесед от 21 и 28 августа о «смене власти»)

Как ты определяешь этот физический ум, тот, что стал объектом смены власти?

Это не физический ум. Физический ум уже давно… Это материальный ум — даже не материальный ум: ум МАТЕРИИ. Это ментальная субстанция, принадлежащая самой Материи, клеткам. Это то, что раньше назвали «духом формы», когда говорили, что мумии сохраняют свои тела нетронутыми, пока сохраняется этот дух формы. Это этот ум, совершенно материальный ум. Другой ум — физический — уже давно организован.

Тогда в чем же разница между этим материальным умом и физическим умом? Как отличить физический ум от материального ума?

Физический ум — это ум физической личности, образуемый через тело. Он растет с телом, но это не ум Материи: это ум физического существа. Именно этот ум определяет, например, характер: телесный характер, физический характер, который по большей части формируется атавизмом и воспитанием. Все это называется «физическим умом». Да, это результат атавизма, продукт воспитания и формирования тела; это то, что составляет физический характер. Например, некоторые люди терпеливы, другие – сильны и т.п.; физически, то есть, не по витальным или ментальным причинам, а чисто физически у каждого человека есть свой характер. Это физический ум. И это составляет часть интегральной йоги: дисциплина этого физического ума. Я делала это в течение более шестидесяти лет.

Но тогда, к примеру, тот ум, что спонтанно пораженческий, который имеет всевозможные страхи, опасения, видит самое худшее, все время повторяет одно и то же, это физический ум или материальный ум?

Это самая несознательная часть физического ума, и это то, что связывает физический ум с материальной субстанцией. Но это уже организованный ум, ты понимаешь? Это самая материальная часть, та, что касается ума… (как можно назвать этот ум?)… его нельзя назвать даже «телесным умом»: это ум клеток, это клеточный ум. Этот клеточный ум есть у животных, и даже в растениях есть слабые зачатки (но очень слабые, как обещание) этого ума: они отвечают на ментальное действие. Они отвечают. Как только Жизнь проявилась, уже было начало, как обещание, ума, ментального движения. И в животных это очень ясно. Тогда как физический ум по-настоящему начал существовать только в человеке. Это то, что уже имеют совсем маленькие дети: у них уже есть физический ум; то есть, нет двух одинаковых детей (даже совсем маленьких), их реакции не одинаковы, уже есть разница. И это, главным образом, то, что дается вам с особой ФОРМОЙ вашего тела, через атавизм, а затем полностью развивается в ходе воспитания. Нет, физический ум, как только вы начинаете делать интегральную йогу, вы вынуждены им заниматься, тогда как этот материальный, клеточный ум, уверяю тебя, это совершенно новое! Это совершенно новое. Именно этот ум был подобен нескоординированной субстанции, которая имела постоянную, не организованную активность [Мать делает жест постоянного дрожания]. Именно этот ум начал организовываться. И это очень важно, потому что Шри Ауробиндо говорил, что этот ум невозможно организовать и его можно только отбросить. И у меня тоже было такое же впечатление. Но когда трансформирующее воздействие на клетки происходит постоянно, этот материальный ум начинает организовываться, вот что чудесно! он начинает организовываться. И затем, по мере организации, он учится МОЛЧАТЬ — вот что прекрасно! Он учится оставаться спокойным, молчать и позволять действовать всевышней Силе, не вмешиваться в ее действие. Самое трудное связано с нервами, потому что они так привыкли к этой обычной сознательной воле, что когда она останавливается, и вы хотите прямого Действия свыше, тогда нервы словно сходят с ума. Вчера утром у меня было такое переживание, длившееся больше часа, и это было трудно; но это научило меня множеству вещей — множеству. И все это можно назвать «сменой власти»: это старая сила сдает свои позиции. И тогда, пока тело не приспособилось к новой силе, есть критический период. Когда все клетки находятся в состоянии сознательного стремления, это идет относительно быстро, но все же… минуты долгие. Но все больше и больше в клетках есть эта уверенность, что все, что происходит, происходит в виду этой трансформации и этой смены направляющей силы. И в тот самый момент, когда это материально болезненно (даже не физически: материально болезненно), клетки хранят эту уверенность. И тогда они сопротивляются, они терпят страдание, не впадая в депрессию и никак не затрагиваясь, с уверенностью, что это происходит для подготовки трансформации, что это все тот же процесс трансформации и смены направляющей силы. Как я сказала, это переживание наиболее болезненно в нервах (естественно, потому что эти клетки самые чувствительные, у них самое острое ощущение). Но у них есть очень значительная восприимчивость, очень спонтанная, спонтанно сильная — и без усилия — к гармоничной физической вибрации (что очень редко, но, по крайней мере, эта восприимчивость существует у определенных индивидов), и эта физическая вибрация… то, что можно было бы назвать физической СИЛОЙ, гармоничной физической вибрацией (спонтанно гармоничной, конечно же, без необходимости ментального вмешательства — как вибрации цветка, например; есть такие физические вибрации, которые несут в себе гармоничную силу), и нервы чрезвычайно чувствительны и восприимчивы к этой вибрации, которая сразу же приводит их в порядок. Это очень интересно, это объясняет много-много вещей. Настанет день, когда все это будет объяснено и займет сове место. Еще не время раскрыть все это, но это очень интересно. У меня действительно такое впечатление, что это начинает организовываться, работа начинает организовываться. Естественно, надо позаботиться, чтобы не позволять вмешиваться ментальной организации, вот почему я не пытаюсь слишком объяснять. Ум приходит, и тогда это больше не то.

Сентябрь 1965

4 сентября 1965

(Речь заходит о второй операции, которую, как предполагалось, должны были сделать Сатпрему. Мать отказывает в операции и советует некоторые упражнения :)

В действительности я спрашиваю, можешь ли ты вылечить меня без операции?

Нет, надо помогать телу! Само собой разумеется, что в упражнения, материальные поддержки и во все я буду вкладывать сознание, но надо помогать — надо помогать телу. Это необходимая умеренность. То же самое с питанием. Мы обязаны питаться, конечно же, и это не интересно, это не для удовольствия, но… [Мать говорит телу :] «Смотри, будь умеренным, обязательно умеренным: необходимо есть, и ты должно есть.» И, само собой разумеется, нам надо есть то, что мы ДОЛЖНЫ есть, то, что больше всего помогает телу… Эту историю я рассказывала себе в течение лет, но это совершенно верно. И когда вы начинаете быть горделивыми, вы получаете хорошенький шлепок по лицу, то есть, возникает боль или происходит несчастный случай: «Вот тебе! Теперь будь умеренным, ты понимаешь?» Тогда тело отвечает: «Да-да, понятно!»

8 сентября 1965

(Мать читает несколько строк из «Савитри», которые она готовится перевести на французский. Говорит сердце Савитри :)

Великие звезды горят моим негаснущим огнем И жизнь и смерть – топливо для этого огня. Только жизнь была моей слепой попыткой любить: Земля видела мою борьбу, небеса – мою победу.

Она говорит: «Жизнь и смерть — топливо для моего огня», затем «В моей слепой попытке ТОЛЬКО ЖИЗНЬ была моей попыткой любить.» Из-за того, что моя попытка была слепой, я ограничила ее жизнью — но я одержала победу в смерти. Это очень интересно [Мать повторяет :]

Земля видела мою борьбу, небеса – мою победу.

Все же, земля должна увидеть победу? Победа должна быть на земле?

Да, но она не могла одержать победу на земле, потому что ей не хватало неба — она не могла одержать победу в жизни, потому что ей не хватало смерти, и ей надо было покорить смерть, чтобы завладеть жизнью. Такова идея. Пока мы не покорим Смерть, победа не будет одержана. Надо покорить смерть, чтобы не было больше смерти. Это очень ясно.

(молчание)

Согласно тому, что он говорит здесь, это принцип Любви преобразуется в пламя и, в конце концов, в свет. Это не принцип Света преобразуется в пламя, когда он материализуется: это пламя преобразуется в свет. Великие звезды дают свет, потому что они горят; а они горят, потому что находятся под воздействием Любви.

Значит, Любовь — изначальный Принцип?

Он к этому клонит. Я не помнила этот отрывок. Но я тебе говорила, что в моем переживании последней вещью, по мере того, как поднимаешься — последней вещью за пределами света, за пределами сознания, за пределами… — последней вещью, которой касаешься, является Любовь. Кто касается, кто достигает? — некое ‘Я’ — я не знаю ничего. Согласно переживанию, это последняя вещь, которая проявится в своей чистоте, и только она имеет силу трансформации. Кажется, он говорит здесь как раз об этом: победа Любви будет окончательной победой.

(молчание)

Он сказал: «Савитри, легенда и символ»; это он сделал ее символом. Это история о встрече Савитри, принципа Любви, со Смертью; и это над Смертью она одержала победу, не в жизни. Она не смогла бы одержать победу в жизни, если бы она не одержала победу над Смертью. Я не знаю, так ли ясно он изложил это. Я читала «Савитри», но только один раз. Это очень интересно. Сколько раз! сколько раз я видела, что он описывал мои переживания… Потому что годы и годы я не читала работ Шри Ауробиндо; только перед приездом сюда я прочла «Жизнь Божественную», «Синтез Йоги» и еще несколько других книг. Например, «Очерки о Гите» я никогда не читала, и «Савитри» тоже никогда не читала, я прочла их совсем недавно (то есть, десять лет тому назад, в 1954 или 55). Книгу «Шри Ауробиндо о себе и о Матери» я никогда не читала, а когда я прочла, я узнала, что он написал ее людям обо мне — я ничего об этом не знала, он никогда мне ничего не говорил!… Ты понимаешь, есть множество вещей, которые я сказала, когда говорила с людьми — я говорила их просто так, потому что они приходили [жест свыше], и я говорила — и я узнала, что они их записал. Так что, естественно, кажется, что я просто повторяю то, что он писал — но я никогда не читала этого! И сейчас то же самое: я читала этот отрывок из «Савитри», но не отметила его — потому что я не имела этого переживания. Но сейчас, когда я имела переживание, я вижу, что он сказал. Это довольно интересно. Может быть, стоит перечитать «Савитри»?… В сущности, если бы мы были «хорошими мальчиками и девочками», мы попытались бы перевести всю «Савитри», не так ли? То, что мы делаем сейчас с концом [Книга X], мы могли бы сделать со всей книгой. Одну из частей я пыталась перевести одна, но было бы забавно делать это вместе. Можно было бы попробовать. Не для публикации! потому что сразу же происходит деградация: все, что публикуется, принижено, иначе люди не понимают. Перевести просто для себя. Но это очень интересно. Как раз недавно я заметила кое-что по этому поводу [Мать ищет запись, затем читает ее]:

«Очень редки и исключительны человеческие существа, могущие понять и почувствовать божественную Любовь, потому что божественная Любовь свободна от привязанности и от необходимости угождать объекту любви.»

Это было открытием. Вот почему люди не понимают: для них любовь такова [Мать переплетает пальцы своих рук], что они не могут даже почувствовать или подумать, что они любят, если нет такой привязанности [тот же жест]. И тогда обязательно, как следствие такой привязанности, есть воля, желание, необходимость угождать объекту своей любви. Если убрать привязанность и необходимость угождать, люди начнут чесать себе голову, спрашивая себя, любят ли они. И только если вы убираете обе эти вещи, начинается божественная Любовь! Мы еще поговорим об этом, мой мальчик, это откровение. Вот почему они не понимают и не могут почувствовать божественную Любовь.

11 сентября 1965

(6 сентября, после месяцев многочисленных стычек в пустыне Кутча, индийские войска перешли границу Пакистана. Карачи просит помощи «западных союзников». Нью-Дели объявляет всеобщую мобилизацию. 16 сентября Китай выражает свою поддержку Пакистану. 19 сентября Совет Безопасности ООН предписывает Индии и Пакистану прекратить огонь, а СССР предлагает устроить встречу в Ташкенте. 22 сентября Индия и Пакистан отдают приказы о прекращении огня. 29 сентября Китай снова выдвигает свои претензии на 90000 кв. км индийской территории. Это второй индо-пакистанский конфликт со времен Независимости Индии. Будет и третий в 1971, касающийся Бангладеша.)

Нам грозит светомаскировка.

Она началась.

Да, но пока что они только выключают все уличные фонари — что облегчает работу воров. Но они еще ничего не говорили о свете в домах.

Они хотят выключать свет и в домах?

Да. Тогда нам придется ложиться спать в 7 часов вечера (даже раньше) до 6 часов утора. Мы не сможем больше ничего делать. Это глупо. Помимо того, что замечательно светит луна, им не нужно больше света для бомбардировки.

Как самолеты долетят сюда из Пакистана? Им не хватит топлива на обратный путь.

Они послали авианосцы.

Пакистан?

Да. Они уже бомбили несколько мест.

На этот раз ты собираешься позволить индийцам дойти до самого конца?

Я не имею к этому никакого отношения.

Ты не имеешь никакого отношения?… Ты позволишь «идти, как идет»?

Нет, в действительности… Мне говорили множество вещей, но среди этих вещей мне сказали, что это делалось с целью достичь соглашения. Это нелепо, не так ли?

О, да!

Посмотрим.

Хватит ли у них [индийцев] отваги выстоят под давлением американцев, англичан и т.д.? Это самое трудное. Самое трудное, это не военные действия, а политическая стойкость под давлением всех людей, говорящих: «Надо заключить мир.»

Но они не искренни. К сожалению, нет ни одной искренней нации. Они претендуют на что-то, встают в позу, но это не истинно. Говорят (много чего говорят, но всегда есть какая-то истина за всеми искажениями), говорят, что внешне Америка за мир, а втайне она предлагает деньги определенным людям, чтобы они объявили войну. Не знаю, правда ли это… За этим должна быть какая-то правда. Новый президент, не помню, какой страны (кажется, Вьетнама) публично заявил, что Америка предлагала ему фантастические суммы, чтобы он занял их сторону — правда ли это? или нет? не известно. Все лгут, но за всякой ложью есть что-то. Я не знаю.

Надо бы покончить со всем этим.

Есть одна вещь, это то, что Пакистан полностью зависит от получаемой помощи — сам он ничего не может. У Пакистана нет ни заводов, ни промышленности, ничего. Так что, конечно, он находится в зависимом положении. Но, как бы там ни было, все это… Некоторые люди видят в этом, и не без основания, аналогию с войной Гиты, в которой Арджуна должен был сражаться с членами своей семьи. Они говорят, что сейчас сражаются друг с другом члены одной семьи и, возможно, как раз для того, чтобы… Я сильно чувствую, что что-то должно лопнуть: это так абсурдно напряжено и лишено истины. Я не знаю, говорила ли я тебе, но днем раньше стало ясно, что это действительно стало какой-то войной, и ночью перед этим я имела одно переживание, которое я имела только два-три раза в своей жизни, и всегда в похожих обстоятельствах. На это раз я не ожидала вообще ничего, а ночью, в ЗЕМНОЙ атмосфере, с концентрацией на Индии, появилось нечто вроде… что-то, что можно назвать «давлением Всевышнего» (как если бы Сознание Всевышнего оказывало давление), и оно вызывает определенную неподвижность, имеющую прочность и плотность, которую нельзя найти где-либо еще. Это даже еще прочнее и плотнее, чем самая инертная инерция. И это давление Всевышней Силы. Это почти нетерпимо или невыносимо для Материи, для материальной субстанции. И это идет вот так [жест массивного нисхождения], совершенно невозможно пошевелиться, и одновременно чувствуется, что это Всевышнее Могущество. Что же, это длилось часы той ночью, и я была чрезвычайно внимательна, чтобы знать, что это означает. И на следующий день мне сказали, что это внезапно разразилось войной: все трения, которые были в течение… лет, вдруг приняло эту форму. Так что ясно, что это исключительное вмешательство вызвало это. Но во время переживания не было совершенно никакого осознания цели, мотива, причины, ничего: это было так [тот же массивный жест, захватывающий все], нечто вроде абсолютно, без объяснения. Я имела это переживание два-три раза в своей жизни, при самых серьезных земных обстоятельствах. Вот почему; на следующий день мне сказали, что происходит, и спросили, что я чувствую; я просто ответила: «Это серьезно.» Это может быть только серьезным. Сейчас… «серьезно», то, что можно назвать серьезным, когда это становится мировым событием. Кажется, Пакистан уже попросил помощи трех-четырех стран, и они все отказались. Но новости… я не придаю им никакого значения, потому что они всегда фальсифицированы. Например, когда такая страна, как Англия, решает предоставить свою поддержку, официально она говорит: «Ваша война нас не касается.» Так что это еще ни о чем не говорит. Вот так. Я все же надеюсь, что нам позволят работать немного вечером, иначе придется отдыхать… «отдыхать» (!)… как только я ложусь там, на то, что называют моей «кроватью», я начинаю работать. Хорошо.

15 сентября 1965

Я провела свою ночь в… не в урагане, не в циклоне, но… хуже, чем в циклоне. Я была в темной комнате, полностью застекленной, и через стены я видела… Куда бы я ни смотрела, везде был ветер, дующий со всех сторон, который сносил все: дома, деревья, все-все. Он не прекращался. И ужасный шум. Очевидно, ветер должен был снести и то место, где я находилась, но оно не двигалось. И указание. Место, где я была, очень большое (больше дома), и я обошла его кругом: я пыталась отдохнуть где-то, но шум и грохот были столь ужасными, что я поднялась. Там было три человека, у двоих из которых были тела, а у третьего не было тела (я знаю их), и они были в разных местах. Первый человек был со мной, в том месте, где я хотела отдохнуть, но я сказала себе: «Это невозможно», так что я оставила то место и пошла на другой конец, где я и нашла человека без тела, который всматривался через стеклянные стены, вот так, довольно напряженно (что доказывало, что это также происходит в тонком физическом или даже в самом материальном витальном). О! Невозможно представить это… Я смотрела там некоторое время, затем я пошла оттуда, чтобы вернуться в то место, где я раньше отдыхала (с небольшой внутренней работой, говоря себе: «Хорошо, все же попробую найти способ отдохнуть.») И на своем пути я увидела кое-кого (N, чтобы не называть его), кто стоял в каком-то подобии коридора (но не узкого: широкого коридора) и тоже пристально всматривался. Ураган не был того же цвета (как объяснить это?) в том большом месте, где был человек без тела, как и в коридоре; в первом месте он был очень красным, как если бы все листья были красными, деревья были бы красными (были и другие цвета, но преобладал красный цвет), тогда как в коридоре цвет был более грязным. Но таким сильным! Таким сильным, что была трудно выйти из него. И когда я вышла из этого (это было в три часа утра), я сказала себе: «Хорошо, теперь займусь другим», и я сделала особую концентрацию, чтобы выйти из этого. И я оказалась в другом месте, которое я знала очень хорошо и которое было как точная копия — ментальная копия — того, что я могла бы назвать определенными «комнатами Ашрама» (не точно это, но есть соответствие). И там был монсиньор, которого я очень хорошо знала, это француз, который пришел встретиться со мной. У него был большой стол, он сидел за своим столом и ждал тебя: ты должен был придти (вот почему я рассказываю тебе эту историю). Но я хотела увидеться с ним до того, как он встретится с тобой. Я хотела ему кое-что сказать. И тогда, вместо того, чтобы пройти через обычную дверь, я пошла другим путем и пришла раньше тебя. Я увидела его (мы с ним не разговаривали — я никогда не говорю с людьми), но он был очень теплым, очень воодушевленным, очень дружелюбным и наполненным неким очень приятным рвением — невежественным, но приятным. Довольно высокий человек, я думаю, одетый в обычный европейский костюм. Я не могу очень хорошо описать его; если я его увижу, я смогу сказать: «Да, это он.» И он сказал мне два слова, которые были как… (это совсем ничего не значит), но которые были словно выражение его чувства. Я не помню точно слово, но это было ничто, это было «О!…» и что-то далее. Тогда я вложила свое послание в его голову и пошла; и, уходя от него [Мать смеется], я почти столкнулась с тобой — ты быстро шел! И я сказала тебе: «Не беспокойся, не беспокойся, все в порядке.» И я ушла. Возможно, это один из редакторов или человек, которому ты послал свою статью. Но я пошла туда просто для того, чтобы выбраться из этого урагана: я в действительности не собиралась заняться этим, но я занялась; я сказала тебе: «Все в порядке, все в порядке, не беспокойся!»… Я редко вижу тебя так конкретно: мы почти наткнулись друг на друга! Это было около 3:30 утра. Ты глубоко спал, нет? Но это было твое физическое подобие: то есть, это было довольно материально. И это было связано с твоей работой, с чем-то, что ты написал. Это не так, что я занимаюсь этим, или специально занялась этим, нет, я сделала это просто по ходу дела.

Но что значит этот ураган? Он обрушится на нас?

[Молчание]… Он не локализован… Это может быть общей войной. Я «получила» множество вещей… Я начинаю придавать им значение, потому что я заметила, что эти «вещи» (которые я всегда считала проходящими потоками мысли, которые вы хватаете, когда они проходят мимо вас) обычно соответствуют чему-то, что собирается произойти, и это как бы способ предупредить меня. Так что я теперь уделяю им немного внимания. Что же, я получаю множество вещей: например, китайскую идею извлечь выгоду из создавшегося положения, чтобы активизироваться, затем эти индонезийские дела , которые тоже могут послужить возможностью начать движение. И, кажется, говорят (я видела это — приходит множество вещей), это слух (слух, распространившийся из правительства Индии): премьер-министр сказал, что есть угроза объединения Китая, Индонезии и Пакистана, чтобы провести массовую атаку. Он сказал, что это ничего не значит… Но, в конце концов, он просто обязан быть оптимистом. Это произвело на меня эффект… эффект мирового события. Это было грандиозным. Грандиозным — настолько, что мое тело дрожало на моей кровати. Это было грандиозно. Мне понадобилась небольшая садхана, чтобы восстановить порядок.

(молчание)

Говорят, что Америка попросила у Индии разрешения эвакуировать своих людей (у них много людей в Лахоре, там большая американская колония), они попросили у Индии разрешения послать эскадрилью самолетов, чтобы вывести всех людей, и Индия санкционировала это. Подожди, я покажу тебе… [Мать встает и идет за фотографией генерала Чаудхури]. Чуть больше месяца тому назад (не помню точно, это было за неделю до прихода S.M. )… Я искала человека, я чувствовала необходимость в человеке в Индии, и тогда они предложили прислать мне фотографию командующего армией. Я сказала «да» (оказалось, что он является двоюрдным братом К отсюда). Фотография не качественная, но я увидела то, что я хотела увидеть; я увидела ее месяц или полтора тому назад, и я держала ее под накоплением Сил, здесь [фотография лежала на небольшом столике, недалеко от Матери]. Это он возглавляет сейчас индийские войска. Фотография не хороша, но человек хороший! И задолго до того, как началась военная активность, он был со мной. Так что я «зарядила» его силой.

(молчание)

Кажется, согласно астрологам, расположение звезд в сентябре очень неблагоприятно для земли. Конечно, к таким предсказаниям всегда надо относиться с осторожностью, поскольку они зависят от интуиции людей, от их способности читать по звездам, от широты их видения и т.д., но кажется, что все знаки неопровержимо указывают на то, что вещи «плохи» (это туманно, конечно же), «катастрофичны». Мне раньше говорили об этом, говорили еще в июле. Только, я никогда не придаю большого значения их выводам, потому что это всегда… Кроме того, они говорят очень туманные и противоречивые вещи. Я ничего не слушаю, не пытаюсь увидеть — в действительности я НИКОГДА не пытаюсь увидеть (то, что произошло прошлой ночью, пришло совершенно спонтанно, я не пыталась увидеть). Работа идет, конечно же, без мысли, без словесного выражения и постоянно; но она уже давно постоянна; в первый раз это произошло в начале года, я думаю, шесть месяцев тому назад. Второй раз, я рассказывала тебе об этом, это когда однажды ночью я имела переживание [«давление Всевышнего»], прежде чем произошло действительно что-то серьезное. Что же, первое переживание, которое я имела, это переживание сознания, бросающего на землю фантастическую силу, что было необходимо, чтобы встряхнуть вещи — это было, по крайней мере, за шесть месяцев до второго переживания. И в течение шести месяцев это постоянно было так: как только я входила в связь с земным сознанием, это было там, постоянно-постоянно. Затем пришло то указание: давление всевышнего Господа. А третий шаг был вчера вечером. Посмотрим. Я намеренно отказываюсь делать выводы.

* * *

(Затем Мать собирает тексты, которые войдут в следующий «Бюллетень», и среди этих текстов попадается цитата Шри Ауробиндо из «Очерков о Гите»: «…именно Рудра все еще держит мир в углублении своей ладони…». См. беседу от 25 августа)

Ты видишь, я тебе говорила! Ты меня спрашивал: «Видишь ли ты что-нибудь?» [Смеясь] Я тебе ответила: «Посмотрим». Что бы ни произошло, надо опубликовать этот текст.

15 сентября 1965

(Письмо к Матери от Суджаты)

15.9.1965

Милая Мать, После того, что ты сказала сегодня утром, я спрашиваю себя, не должны ли мы, молодежь, как жители Индии, встать на службу стране. Или, по крайней мере, подготовить себя к этой возможности?

Твое дитя, которое любит Тебя, [Подпись :] Суджата

(Ответ Матери)

Служение божественной Работе, для тех, кто способен на это, бесконечно важнее служения стране. Я не думаю, что этим утром я сказала что-то, что противоречило бы этому несомненному факту.

[Подпись :] Мать

18 сентября 1965

(По поводу индо-пакистанского конфликта)

У меня есть всевозможные бумаги, чтобы показать их тебе… потому что меня вынуждают сказать что-то — меня всегда вынуждаю говорить!

(Мать дает Сатпрему цветок гибискуса, называемый «Милостью»)

Это сезон милостей. Ты знаком с этим текстом Шри Ауробиндо? [Мать протягивает запись :] «…Борьба, в которую мы вовлечены, не похожа на войны из прошлого, когда в случае падения Короля или лидера разбегалась вся армия. Король, за которым мы следуем в сегодняшней войне, это наша собственная Родина, священная и нетленная; лидер нашего движения вперед — Сам Всемогущий…» 11 мая 1907 г.

Тогда я написала это:

«Именно ради триумфа Истины Индия сражается и должна сражаться, пока Индия и Пакистан снова не станут ОДНОЙ страной, потому что в этом истина их бытия.» 16 сентября 1965 г.

Один член ЮНЕСКО задал глупый вопрос, примерно такой: «Было время, когда Индия представляла духовное сознание (или «учила духовному сознанию», я не помню), но сейчас, когда Индия вовлечена в такую войну, кто будет играть эту роль?»… Тогда, вместо того, чтобы отвечать на его вопрос, поскольку это глупо, я ответила тем, что ты только что прочел.

Конечно! Все эти европейцы… пятьдесят лет им твердили о Ганди, так что, конечно, они не понимают!

Это верно. «Позволим молча себя зарезать.» Смотри, вот другой мой текст, который кто-то где-то откопал:

«Мировая ситуация сейчас критична. Судьба Индии тоже подвешена. Было время, когда Индия была абсолютно искренней, и тогда не было никакой опасности для нее стать жертвой Асурической агрессии. Но с тех пор изменилось многое. Люди и силы Индии стали действовать таким образом, что навлекли на нее Асурическое влияние; эта работа постепенно подорвала безопасность Индии…» 25 мая 1941 г.

Это давно было написано.

[Суджата :] Ты давно сказала: «Если будет другая война, она будет в Индии.»

Да, это было давно. Но когда произошло разделении на Индию и Пакистан, Шри Ауробиндо очень сильно написал: это деление ДОЛЖНО исчезнуть тем или иным образом, «не важно, каким способом», сказал он. А мне он сказал: «Если они не смогут договориться друг с другом, они будут сражаться.»

И все же, если верить официальным заявлениям Дели, они совсем не намерены идти до самого конца. Они только собираются немного «подправить» границу.

Этим утром пришло письмо от S.M., в котором говорится, что этот вопрос никогда не будет решен, пока… [жест, сметающий Пакистан]

Да, но премьер-министр говорит не так.

Премьер-министр… Они все боятся. Боятся мирового мнения.

Да, точно.

В любом случае, Р уезжает сегодня в Дели и берет с собой всю мою «литературу» (они спросили: «Что говорит Мать?»). К следующему «Бюллетеню» надо подготовить еще одну «Беседу», не так ли? Лучше бы закончить это. Лучше бы пораньше подготовить этот номер, потому что… обстоятельства могут усложниться.

Они дезорганизуют твою работу?

Это возможно. На днях я говорила тебе об «урагане». Затем Китай послал свой ультиматум.

Кстати, я не понимаю, почему они сделали предупреждение. На их месте я бы не предупреждал.

Нет, они не собираются ничего предпринимать.

Они не собираются ничего предпринимать?

Они хотят запугать, ничего не делая. И они также хотят посмотреть, как отреагирует мир. Америка сразу же отреагировала.

(молчание)

В Пакистане была система ведения огня последней американской модели, в которой цель захватывается, я не знаю, электрическими системами, и можно сделать несколько тысяч выстрелов… как бы там ни было, это ужасно; и выстрелы точно достигают цели. Это целая организация. Они стали очень эффективными. Эта система была передана Пакистану Америкой. И ее вскоре уничтожили. Один из индийских летчиков направил в нее свой самолет. Естественно, все было уничтожено — пилот тоже погиб. Но и установка была уничтожена… Индийцы способны на такие вещи. Если они чувствуют то, что Шри Ауробиндо говорит в том письме, что я только что тебе дала, что лидером движения вперед является Всемогущий, если они чувствуют это… Это то, что давало силу японцам в свое время. Это то, что придает силу индийцам, если они убеждены. Так японцы и взяли Порт-Артур; вокруг крепости было нечто вроде рва, как это обычно бывает вокруг укрепленных мест, и они не могли пересечь этот ров; что же, они позволили убивать себя, пока они не смогли перейти по трупам: трупы образовали мост через ров, и они смогли пройти по ним. Людям, которые сознают, что смерть не является концом, что смерть — это начало чего-то другого, это дает им силу, которую не могут иметь европейцы.

(перед уходом Сатпрема)

Очевидно, обстоятельства организуются так, чтобы помогать нам двигаться вперед.

22 сентября 1965

Какой следующий Афоризм?

О молчании.

Молчание… О! Лучше практиковать его, чем говорить о нем. Это переживание, которое я имела здесь, давно: разница между желанием распространять и использовать то, что совсем недавно усвоил, и контактом с высшим сознанием, когда остаешься насколько возможно спокойным, чтобы это имело эффект трансформации. Поговорим об этом в другой раз. Научный ум уверен в своем знании только тогда, когда оно применимо, введено в практику и принесло полезные результаты. Это то, что они называют «знанием» (!)

* * *

Ты прочитал постановление сессии ООН?

Да, о прекращении огня?

Я не читала его: мне о нем сказали. Но определенные вещи привели меня в контакт , и, кажется, они являются объединенным выражением универсальной лжи. В основе их позиции лежат мелкие комбинации и маленькие предпочтения, предвзятые МИКРОСКОПИЧЕСКИЕ идеи о пользе деления стран, чтобы ни одна из стран не могла доминировать на другими — ничего, кроме совершенно поверхностных вещей, и, более того, совершенно ложных. И без искренности, без ментальной честности, без искренней доброй воли — ничего. Они заранее решили, что Пакистан прав, а Индия — нет.

К сожалению, кажется, что люди из Дели трепещут перед этими фантомами.

Не совсем так. У меня есть новости напрямую из Дели. [Мать протягивает Сатпрему телеграмму]: «Я глубоко признателен, говорит Шастри.» Это по поводу моего послания. И на сессии Парламента (я не знаю, была ли это сессия Парламента или кабинетная встреча) им было сказано, что истинная цель Индии — воссоздать единство страны, а вторая цель — дать Тибету автономию и независимость. И это две вещи, которых хочет Индия. И это будет достигнуто, тем или иным образом. Что они сейчас будут делать? Я не знаю.

Это не очень-то хорошо согласуется с их «прекращением огня» — они принимают прекращение огня.

При условии, что… есть условие. Они принимают при условии, что Пакистан возьмет на себя очень серьезные обязательства — что Пакистан отказывается делать.

Да, к счастью.

Обязательства согласия, единства. В любом случае, голос [послание Матери] был услышан — услышан и принят в Дели. Сейчас, конечно, есть вопрос силы: будут ли они достаточно сильны, чтобы… Но точка зрения установлена.

[Сатпрем, не веря] Это вошло в их головы?

Не всех. Достаточно двух-трех — а уже есть больше.

25 сентября

(Подчиняясь ультиматуму Совета Безопасности, 22 сентября Индия приняла прекращение огня)

В конечно счете ты был прав!

Я был прав… в чем?… А! твое послание в Дели: «Индия ДОЛЖНА сражаться.»

Да.

О! они ничего не понимают. Отвратительное зрелище.

И до предела лживое: они продолжают бороться, они только утверждают, что не делают этого.

Они все очень довольны тем, что они сделали, они упиваются собой.

Нет, они не довольны.

Ты так думаешь?

Нет, я знаю!

Это напоминает мне 1939 г., когда Чемберлен вернулся из Мюнхена: «Мир спасен!»

Да, точно. Но в ООН они очень довольны, очень горды собой [что прекратили огонь]. А здесь они не довольны. Они особенно рассержены на англичан.

О! эти англичане…

Да, они хотят выйти из Содружества.

Это было бы хорошо.

[Смеясь] Да, и вовремя! Русские пригласили Шастри и человека из Пакистана [Ауб Хана] на встречу в России [в Ташкенте], и, кажется, они договорились с американцами [русские с американцами] решительно отделить Англию от Пакистана и Китай от Индии. Они хотят предпринять решительные шаги, чтобы помешать Китаю и Англии вмешиваться в здешние дела. Кажется, они могут их чем-то принудить. Конечно, если Россия и Америка объединят свои усилия… Они позвали Шастри и Ауба, и те собираются приехать на встречу — они собираются. Так что, возможно, мы увидим что-то интересное. Сближение России и Америки — это то, над чем я работаю в течение лет. Я думала, что я достигла кое-чего, как вдруг был убит Кеннеди, и в то же время был смещен Хрущев — оба ушли! Один убит, другой отправлен в отставку. Теперь посмотрим. Если ничто не встанет на пути, будет, возможно, кое-что интересное.

Но не видно другого решения, кроме военного. Надо, чтобы проблема сама разрешилась, нет? Должно быть такое решение, чтобы Пакистан снова стал частью Индии.

Да, но это невозможно; разве что он будет поглощен.

Возможно, это можно достичь без применения военной силы. Это человек [Ауб] невозможен.

О, да, он невозможен.

Да, но он не вечен.

Их ментальность будет тяжело изменить. Индийцы упустили удобный случай.

Да. О, да, это был удобный случай. Но это не их вина: это вина ООН; ООН действовала, исходя из единственного мотива: они ужасно боялись, что начнется общая война — конечно, это закрывает видение. Увидим.

Но я верю в Кали, милая Мать. В действительности, я сейчас надеюсь только на Кали: ударную силу Кали. Не вижу другой возможности.

[Молчание] Этот человек, стоящий во главе Пакистана, не представляет целого Пакистана. Есть целая часть Пакистана, стоящая за единство Индии.

Действительно?

Большая часть. И не факт, что если бы они чувствовали защиту, помощь и поддержку со стороны России и Америки, они не толкали бы к объединению. Ведь в случае с массами это только вопрос течения мысли: это не размышление, не рассудительность, это только поток мысли. Я не знаю, посмотрим. [Мать протягивает Сатпрему гибискус] Вот монументальная «Милость», здесь почти два вместе.

(молчание)

Перед тем, как началось сражение, у Нолини был сон, о котором он рассказал мне сейчас. Было несколько человек, и они видели, что Шри Ауробиндо подходит к ним. Фигура Шри Ауробиндо была склонившейся, как если бы он делал чрезвычайное усилие, и, кроме того, он был накрыт плащом, из-под которого ничего не было видно, но он был склонен, как если бы делал большое усилие. Он подошел к ним, приоткрыл свой плащ, и в его руке были фрукты [жест, указывающий на тощий узелок], фрукты и другие символические вещи. Затем он протянул им это, говоря: «Вот все, что я смог сделать». И он ушел. Как если бы это было все, что он мог: «Весь пир, который я мог для вас устроить.» Что-то вроде этого. Тогда они попробовали устроить пир из этого, раз уж это было им дано, и из этого вышло только замешательство, и это было неприятно… Сначала Нолини не понял, что это был за сон — теперь он понимает. Шри Ауробиндо сделал такое большое усилие, чтобы доставить это: «Вот все, что я смог сделать.» Казалось, было ощущение грандиозного усилия [смеясь]: «Вот все, что мне удалось сделать.» Мир не готов. Это так, самое худшее. Мир не готов. Так что, если это Кали, то это значит, что все снова будет брошено в плавильный котел, и, имея в виду средства, которыми они располагают, возможно, вся цивилизация снова будет начата с нуля — сколько эпох потеряно? Что дошло до нас от исчезнувших цивилизаций?… Ничего, ничего, даже ни одного точного свидетельствования. Все это, вся эта Материя, которая все время делает… [жест поднятия и поглощения] делает усилия, производит формы, производит элемент, который может проявить сознание, а затем – пуф! [жест поглощения] и еще [жест поглощения], и все начинается сначала — какое ужасное расточительство! Ужасное расточительство.

(молчание)

Вся прошлая ночь была очень-очень критической, с таким ясными восприятием ничтожества нынешнего образа действия… и этого рабства, которое исходит из более чем тысячелетней привычки. В теле в действительности была борьба двух тенденций: той, что по привычке подчинена старому движению, и той, что пытается сбросить эту привычку, с восприятием нового способа. Это было… это было одновременно чрезвычайно болезненно, тяжело и совершенно гротескно. И тогда тело обнаружило себя словно полем боя, и это не было приятно. И сознание тела (которое сейчас все более явно формируется), даже то, что подчинено старой привычке, сознает божественное существование, можно сказать (существование Божественного и почти божественное существование), но у него еще есть ощущение немощности, и затем, в этой немощности, ощущение полной сдачи божественной Воле: «Если мы не готовы, будет так» [уничтожение]. И есть часть сознания тела, которая чувствует себя готовой, которая понимает и знает, как это должно быть, и которая хочет, и две эти части сталкиваются. Это не так, что одна часть за Божественное, а другая — против, нет ничего из этой старой истории: есть полное принятие Божественного, но и есть ощущение неготовности — что мир не готов (это совсем не было индивидуальным делом, совсем нет, это было земное сознание). И в этой борьбе ясно чувствуется (эта борьба длилась всю ночь и все утро — вчера я была не в очень-то блестящем состоянии), ясно видно, это видимо, что это не вопрос сильной воли или… это не так: надо, чтобы СУБСТАНЦИЯ была готова. Если субстанция не готова, то действие силы, могущества, вызывает уничтожение. И все, что было создано, надо начать строить заново. Эта идиотская смерть, конечно же, сводит все в ничто, и вся работа теряется — то, что выходит, это то, что вошло… плюс немного больше опыта, и это все. Это ничто.

(молчание)

Если бы даже совсем маленькая совокупность клеток смогла бы иметь полное переживание трансформации до самого конца, это было бы более эффективно, чем великие перевороты, гораздо более эффективно. Но это и труднее. Это гораздо труднее. И это не вызывает «события» с большим блеском и большим шумом.

Да, это связано с общим состоянием мира.

Точно так.

И действительно не видно прогресса. Напротив, такое впечатление, что люди, главы государств, человеческие сознания становятся все более мелкими-мелкими-мелкими.

Совершенно верно.

Пигмеи. Меня поражает, как за двадцать лет все это становилось все более мелочным.

Совершенно верно. Но я имею в виду, что согласно моему видению (которое, я думаю, является не моим, это не личное видение), ночи и дни наподобие тех, что были вчера (они не приятны), очевидно, дают вам знание, и разрушение [Кали] все еще относится к старому способу — это принятие того, что мир не изменился. Тогда как это видимое сужение является, вероятно, доказательством того, что земное сознание изменилось, и оно оказывает давление на то, что сопротивляется, что становится все более маленьким и более жестким.

Все более и более жестким, это так.

Как если бы было извлечено все, что было сознательным и живым, а оставшееся становится все более каменным.

(молчание)

Сознательное восприятие двух элементов (тело становится представительным объектом; не только символическим: представительным), восприятие состояния сознания тех элементов, что принадлежат прошлому, прошлому эволюционному движению, и тех элементов, что открыты новому способу, если можно так сказать, становится все более и более ясным; это восприятие столь же ясное, и даже более ясное, чем восприятие внешних физических вещей, чем внешняя форма (это восприятие физическое, и оно принадлежит внутреннему построению). Внешне это приводит к лихорадке. Это сражение. Это не сражение злых воль, это не так: это нечто вроде неспособности. И успех придет не через насильственное действие. Ведь одержать верх может только всевышняя Вибрация Любви, но есть неспособность воспринимать, и тогда (это странное явление), эта неспособность воспринимать вызывает нечто вроде процеживания, так что могут пройти только как бы разбавленные элементы — сама Вещь в своей истинной сущности не может… Если посмотреть на это снизу, то возникает впечатление, что То отказывается, но это не верно, потому что когда ЯВЛЯЕШЬСЯ Тем [смеясь], нет никакого ощущения разбавления и расплывчатости: То проявляется в своей полноте. И тогда вот что происходит [это процеживание]. И, очевидно (это видно в малейших деталях), что если бы был прямой контакт, что-то бы лопнуло. Да, было бы слишком резкое изменение, слишком внезапное. Были микроскопические переживания, нечто вроде микроскопических демонстраций; что же, если бы эти микроскопические демонстрации, с их результатом, произошли бы в достаточно большом объеме или достаточно большом числе, да, это обязательно вызвало бы то, что для нас является растворением. И это было ежесекундно живое переживание, длившееся почти шесть часов без перерыва. Шесть часов без перерыва с неподвижностью (не с неподвижностью, а с возможностью физической неподвижности на кровати), затем это продолжалось еще более часа после того, как я встала, но теперь на фоне активностей (уменьшенных, но обычных), и тогда это стало ужасным! И я говорю: все-все элементы, какими бы они ни были, принадлежи они старому или новому движению, все элементы имели одно и то же переживание поклонения, обожания. Так что это не моральная позиция: одно и то же ощущение поклонения. Единственно, одни элементы в своем поклонении принимали уничтожение, а другие хотели Победы, трансформации — это не так, что другие «хотели»: они ЧУВСТВОВАЛИ победу; а те принимали распад. И оба типа вместе… Вероятно, если бы я выразила это (я была не в состоянии выражать!), если бы я выразила это в то время, я заполучила бы острую горячку — я была совершенно сознательна.. И там, ТАМ, над телом, самый чудесны Мир, который только можно вообразить, улыбающийся Мир и… И лихорадка продолжается. Это значит, что я очень отчетливо сознаю, что это максимум того, что можно сделать, чтобы быстро двигаться к трансформации. Эта лихорадка, поразившая всех [несколько сот случаев лихорадки в Ашраме за последние несколько месяцев], это то же самое, только разбавлено в несознании. Но это то же самое: это «клеточное» дело (я переживала это, потому что смогла резко остановить ее у нескольких человек через определенный процесс изоляции от общего движения).

(молчание)

А! Что ты принес? «Бюллетень» закончен?

Кроме афоризма.

Какой это афоризм?

Афоризм 111 — Знание подобно достижениям ребенка: как только оно находит что-то, оно пускается бежать по улице, гикая и крича; Мудрость долго скрывает свои открытия во вдумчивом и могущественном молчании.

Это переживание, которое я имела почти два года тому назад. То, что он говорит здесь, я имела как живое переживание — полдня живого переживания; в то время я могла бы рассказать тебе кое-что интересное, но сейчас это кажется мне старым, старым, таким старым, далеко позади.

Я хотел бы задать тебе один вопрос, связанный с тем, что ты недавно сказала, когда говорила об этой лихорадке, которая была, когда ты лежала на кровати, а над тобой, сказала ты, был чудесный неизменный Мир — в чем сила этого Мира, в чем сила этого Молчания? Когда поднимаешься высоко, входишь в нечто вроде великого молчания, которое заморожено, которое есть повсюду, но в чем сила этого молчания? Делает ли оно что-либо?

Это то, что в прошлом искали люди, когда они хотели выйти из жизни: они входили в транс, оставляли свои тела неподвижными, а затем они входили в это и были совершенно счастливы. И для саньясинов, которые погребли себя заживо, было то же самое; они говорили: «Теперь я закончил свою работу (они говорили красивые фразы), работа закончена, и я вхожу в самадхи», и они погребали себя заживо; они входили в комнату или что-то еще, затем они закрывались, и на этом все кончалось. И происходило вот что: они входили в транс и, естественно, спустя некоторое время их тела разлагались, и они входили в Покой.

Но Шри Ауробиндо говорит, что это Молчание «могущественное».

Да, могущественное.

Что же, мне хотелось бы знать, в каком смысле оно могущественное? Потому что у меня такое впечатление, что в нем можно оставаться какую-то вечность…

Не какую-то вечность… всю Вечность.

…и ничего не изменится.

Да, потому что это не проявлено, это находится вне манифестации. Но Шри Ауробиндо хочет, чтобы это Молчание спустилось сюда. Вот в чем трудность. Это так. И надо принять ненадежность и саму видимость глупости и всего, но на пятьдесят миллионов нет ни одного существа (Шри Ауробиндо говорил мне, что я была единственной!… [смеясь], это возможно!), которое отважилось бы на это. Как раз вчера я смотрела на это тело, и в нем не было… реакции, которые можно было бы назвать «личными», были действительно сведены к неуловимому минимуму, то есть, было ощущение… не могу сказать, что это вселенское ощущение, потому что я не уверена, что Материя в других вселенных подчиняется тому же закону, я не знаю (я не знаю об этом ничего — хотя когда-то знала: было время, когда я была в контакте с тем и с этим, и тогда я могла сказать, но сейчас я не хочу заниматься этим: я занимаюсь только землей). Потому что всегда это было: возможность бегства, ухода в другое место. Множество людей делали это: они уходили куда угодно, в другой, более или менее тонкий мир. Ведь есть миллион способов для бегства, и есть только один способ, чтобы остаться, это действительно иметь отвагу и терпение, принять все видимости ненадежности, видимости немощности, видимости непонимания, видимость, да, отрицания Истины. Но если не принять это, ничто никогда не изменится! Те, кто хотят оставаться великими, светлыми, сильными, могущественными и та-та-та, что же, раз они остаются там наверху, они ничего не могут сделать для земли. И это совсем маленькая вещь (совсем маленькая вещь, потому что сознание достаточное, чтобы ни в малейшей степени не быть затрагиваемым миром), но непонимание общее и полное! Иными словами, получаешь обвинения, выражения презрения и все такое как раз из-за того, что делаешь, потому что согласно им (всем «великим интеллектам» земли) ты утратил свою божественность. Они не скажут прямо так, они говорят: «Что? Вы претендуете на божественное сознание, а затем…» И это проявляется во всех людях и во всех обстоятельствах. Время от времени на мгновение кто-то имеет вспышку, но это совершенно исключительно, тогда как «что же, продемонстрируйте свою силу», это везде.

Согласно им, Божественное на земле должно быть всемогущим, конечно же.

Это так: «Продемонстрируйте свою силу, измените мир. А для начала сделайте то, что я хочу; ведь первое, самое важное — сделать то, что я хочу — покажите свою силу»!

(долгое молчание)

А! но это не в связи с Афоризмом, это не отклик на то, что говорит Шри Ауробиндо! Нет, я сказала тебе, что это давнишнее переживание. Помню, что оно было таким милым, таким ясным, таким светлым, и я так хорошо выразила его для себя (!), из этого вышла бы очень миленькая маленькая статья! Но сейчас это позади [жест назад, за плечи], далеко-далеко позади. Так что я не знаю, что делать. Думаю, что если у тебя самого нет вопроса к афоризму (ты видишь, какая ситуация!), мы перейдем к «Савитри».

(молчание)

Это порочный круг. Такое впечатление, что трансформация не может произойти без развития общей восприимчивости на земле, большей подготовленности на земле, и, в то же время, это большая подготовленность на земле невозможна без ускорения твоей трансформирующей силы.

Да, но она действует, только это чрезвычайно малое действие. Вот почему миллионы лет — ничто. Этот застой, например, есть только для нашего сознания; это из-за того, что человеческое сознание мерит все на своей шкале, в конце концов. Для него история земли бесконечна — это не так во вселенской истории, но для человеческого существа есть ощущение бесконечности (оно прекрасно знает, что это не так, но это теоретическое знание), так что, на его шкале, ничто не меняется — но это не верно.

Да, но трансформация должна произойти на протяжении одной жизни.

А! это… Это будет только в последней жизни — последней жизни перед трансформацией. Это будет жизнь трансформации. Это значит, что все, что подготавливалось в течение миллионов и миллионов лет, в один прекрасный день будет реализовано, и когда это будет реализовано, тот (тот или те, не важно), для кого это реализуется, скажет: «Вот, мы сделали это!» [Мать смеется] забывая, что миллионы и миллионы лет подготавливали эту минуту!

Было бы хорошо, если бы эта минута наступила раньше!

А! Эту песню я слышу все время: «Вы говорите, что Истина манифестирует, что же, мы очень надеемся, что это будет скорая победа!» Я не знаю. Шри Ауробиндо, когда я увидела его в первый раз, сказал мне: «Другие приходили для подготовки, и они ушли, но на этот раз будет СДЕЛАНО.» И он тоже ушел. Он ушел. Правда, он сказал мне: «Ты сделаешь это», но он никогда не… Только он сказал мне это, и сказал мне это «просто так», как он обычно говорил о вещах… Это не было чем-то, что дает вам абсолютную уверенность… Он имел эту силу: я могла говорить ему что-то, и когда он говорил «да, это так», так и было (что-то, что я ХОТЕЛА, чтобы произошло, когда этого еще не было), и когда он говорил «да, это так», тогда так и СТАНОВИЛОСЬ! В первый раз, когда это произошло, это изумило меня. Но обычно это касалось деталей. А когда он сказал мне: «ты сделаешь это», это было сказано тем же образом: это могла быть также воля идти прямо до конца того… того, что было возможно. И я не могу сказать, что задаю вопрос, потому что это не так, я не ставлю вопрос, но здесь есть две возможности [жест подвешенности]; что же, ни то, ни другое, нет ответа. Бывали моменты, когда я видела, что будет конец (очень практическое видение того, что я хочу делать), это приходит, но на заднем плане — полная неопределенность; а в следующую минуту появляется возможность дойти до самого конца трансформации, с ясным видением того, что надо сделать, но на заднем плане… на заднем плане нет Уверенности, что так и БУДЕТ — ни в одном, ни в другом случае. И я знаю, что это умышленно, потому что это необходимо для работы клеток. Если, например, я получила бы Приказ Всевышнего (иногда я получаю его ясно, столь же ясно, как и…), если я получила бы от Него уверенность в том, что какими бы ни были трудности, какими бы ни были видимости на пути, но тело дойдет до конца трансформации, что же, это вызвало бы расслабленность в какой-то части, что было бы очень плохо. Я сама это знаю, я точно знаю это. Так что, вот это как: я иду и не знаю, что будет завтра. Вчера я могла бы сказать: «Да, возможно, это конец» (как, кажется, Х любезно сообщил людям, пришедших увидеться с ним; он сказал, что у меня осталось шесть месяцев, что через шесть месяцев я уйду — [смеясь]: это в духе его обычных «предсказаний»), что же, после вчерашнего переживания я могу сказать: «Это вполне возможно.» И с тем же самым полным безразличием: это вполне возможно. С цитатой из Шри Ауробиндо: «Ничто не может изменить великолепия Сознания Вечности.» Это так. И затем, когда прошло это состояние и приходит другое, говоришь себе: «Что значит умереть! Что это значит? Как ты могла сказать это?» И это не так, что эти два «состояния» чередуются с… (как сказать?) противопоставлением — это совсем не так, это почти одновременно [Мать переплетает пальцы своих рук], но видно то то, то это. И это одно и то же собрание… чего-то… что есть Истина, но что еще несколько туманно — это еще не полностью схвачено вот так [жест]. Это нормальное состояние, но, очевидно, оно в ходе выработки, построения, формирования. И это очень мудро. Всевышняя Мудрость бесконечно больше нашей! В своем энтузиазме мы иногда думаем: «О, если бы это было так!» [Мать дает себе шлепок] — держись спокойно, это все. Мы очень бестолковы.

Да, но нам трудно понять, что Мудрость ВСЕ ВРЕМЯ мудра.

Нам трудно понять, что Мудрость постоянно все делает. Вот так. И что мы только бестолковые идиоты [смеясь], которые хотят, чтобы было по-другому, потому что мы совсем ничего не понимаем! Это начинает быть немного более мудрым, совсем немного. Я тебе сказала, после ночей, как вчера, становишься немного мудрее, и утром… бываешь чуть мудрее. И нечто вроде очень-очень материального ощущения, что это Он… Потому что мы думаем: «О! если бы это были мы (мы не говорим так, но…), все сразу же стало бы очень хорошо», нет? И это «очень хорошо», Бог знает, что это будет! Вчера и позавчера, не знаю (я думаю, два дня тому назад), были боли повсюду, и все время было усилие — усилие поддержать приемлемое равновесие; и тогда, в какой-то момент, я легла, и тело сказало: «О! [смеясь] кончится ли это? Всегда так и будет?» Затем вдруг у него возникло восприятие: «О, что за расхлябанность!» Тело пристыдило себя. И оно почувствовало [Мать прижимает руки к своему лицу] вот так, внутри, везде, Присутствие Господа — вот так везде, Присутствие!… светлое могущество, но светлое могущество, которое может быть разрушительным, ты понимаешь! [Мать смеется] Оно может полностью все расплавить — «Что же, ты не довольна, ты хочешь чего-то другого?!» Ох!… Оно не просит ничего. Это то, что я называю искренностью: если можешь каждую минуту ловить себя на том, что принадлежишь старой Глупости. И это как раз для того, чтобы заставить вас увидеть. Это ментальный перевод, но это так, как если бы Он сказал: «Ты видишь, это так, потому что если бы это было не так, ты бы не поняла.» И это так верно, что ничего не скажешь. «Тебе [телу] это надо, чтобы понимать.»

29 сентября 1965

Все в порядке, нет?

Кажется…

Ты удивлен, что я спросила «все в порядке»? [Мать смеется]. Все в порядке: их неискренность выставлена напоказ, все вынуждены видеть ее. Я получаю хорошие свидетельствования. Они продолжают там сражаться. Смотри, еще одна бумага [Мать протягивает выдержку из письма Шри Ауробиндо]. Это очень интересно:

«Например, Индия свободна, и ее свобода необходима для выполнения божественной работы. Трудности, которые окружают ее сейчас и могут нарастать со временем, особенно из-за сложной ситуации с Пакистаном, также были тем, что должно было придти для своего очищения… Несомненно, здесь тоже должно произойти полное прочищение, хотя, к сожалению, в ходе этого неизбежны страдания значительного числа людей. После этого работа для Божественного станет более осуществимой, и очень даже может быть, что мечта — если это мечта — вести мир к духовному свету станет реальностью. Так что даже сейчас, при этих темных условиях, я не расположен считать свою волю помочь миру обреченной на провал.» Шри Ауробиндо 4 апреля 1950 г.

Хорошо сказано, не так ли?

Да, такое впечатление, что пакистанская проблема символична, и пока она не будет решена, Индия не будет играть свою роль в мире.

Это верно.

И через этот символ вся неискренность Индии Ганди и все ее ошибки должны быть одновременно сметены.

Точно так.

Ты сказала, что получила свидетельствования?

Материальные: письма, люди, вещи… Я не могу говорить об этом. Политическое движение. Это послание [«Индия ЕДИНА»] распространилось почти повсеместно и принято. Лучше не говорить об этом.

Мы будет действительно довольны, когда эта проблема решится… потому что это милая страна! Это предрешено. Нет второй такой страны (конечно, нет двух одинаковых стран, но другие страны представляют различные вещи на одном и том же плане), но это, это есть только здесь. Это нечто, что вдыхаешь с атмосферой страны. Я переживала это очень, очень сильно. Когда я уезжала отсюда [в 1915], то по мере своего удаления я чувствовала, как я все больше лишалась чего-то, и в Средиземном море я больше не могла выдержать это: я заболела. И даже в Японии, которая с внешней точки зрения является дивной страной — чудесно красивой, гармоничной (она БЫЛА такой, я не знаю, что там сейчас), и внешне это была ежеминутная радость, ошеломляющая радость, столь сильно была выражена красота — но я чувствовала себя пустой-пустой, мне совершенно не хватало… [Мать раскрывает рот, как если бы она задыхалась]… мне не хватало важной Вещи. И я снова нашла ее только по возвращении сюда.

Октябрь 1965

10 октября 1965

Как твои ночи?

(кажется, у Сатпрема глубокое отвращение)

О, ночью делается целая работа! Ох!… Все маленькое подсознательное функционирование привычек, со всеми степенями важности, которые это принимает в общем сознании, и, очень интересно, согласно степени важности они образуют целую шкалу. Была вся шкала, начиная с маленьких пристрастий, которые имеют люди и которые, естественно, очень поверхностны и являются просто привычками, и кончая отъявленными маньяками и полу-сумасшедшими — вся шкала со всем функционированием. И затем, восприятие, что это только вопрос дозирования: все мы принадлежим одной и той же субстанции! Это было видно столь конкретным образом, что это было довольно интересно. И, в заключение, было видно, как это подставить под прямое Воздействие всевышней Силы и Сознания, так чтобы разорвать неизбежную цепь привычек. Это было очень интересно. Все эти вещи считаются «невозможными», но все это, вся эта масса препятствует физической трансформации. И поскольку это совсем маленькие вещи (то есть, они КАЖУТСЯ совсем маленькими вещами, не имеющими никакого значения, например, с точки зрения мышления, и считаются пренебрежимыми), то это наихудшие препятствия. Естественно, если сознание ложное, то сначала надо его исправить, но я говорю о озаренных сознаниях, живущих в Истине, имеющих стремление, которые спрашивают, почему интенсивное стремление приводит к таким бедным результатам — сейчас я знаю, почему. Бедные результаты получаются из-за того, что не придается должное значение всем этим маленьким вещам, относящимся к подсознательному механизму, из-за чего вы можете быть свободными в мысли, в чувстве, даже в побуждении, но физически вы порабощены. Надо покончить со всем этим, переделать, отменить это. И когда клетки имеют добрую волю… Под «доброй волей» я имею в виду, что как только их внимание повернуто ко всевышней Силе (или всевышнему Присутствию, или всевышнему Существованию, или всевышней Реальности, не важно, слова — это только слова), как только их внимание повернуто к Тому, так сразу же вспышка радости: «Вот оно! Вот оно!» В клетках, которые действительно не только имеют добрую волю, но и жаждут Истины: вспышка радости. А затем… возобновляются старые привычки. И клетки говорят (это периодически возобновляется, то есть, очень часто, тысячи раз на день): «Но надо только хотеть!» или «Надо только стремиться» или «Надо только думать об этом» (это не то «думать», как мы его понимаем), «Надо только повернуть свое внимание» — «О! но это верно!». Вот так. «О! какая радость!» А затем, пуф! возвращаются все старые привычки. Это фантастично… фантастично. Страх перед неизвестным ушел (сомнение ушло очень давно), страх перед неизвестным, новым, неожиданным ушел; остается только механизм привычки. Но он держит, цепляет, о!… Это уйдет. И время от времени (довольно редко), искра, если можно так сказать, истинного Сознания делает попытку, нисходит, но это все еще вызывает… [жест вспучивания и смятения]. Это еще не воспринимается и не проявляется во всевышнем Мире, так что это уходит. Если раньше (до работы в клетках) тело было способно оставаться спокойным во время нисхождения Силы, не будучи потрясенным, то это из-за грандиозной массы тамаса, бывшей в теле! это так! Из-за тамаса, который не отвечал, так что был покой. Но сейчас тело отвечает. И отдаешь себе отчет, что если бы манифестировало все это могущество, эта грандиозная Сила — то, что сознательно, что там сознательно — если бы они манифестировали, о! [Мать смеется] такое впечатление, что все принялось бы танцевать, скакать! Надо быть терпеливыми, это то, что я повторяю себе сто пятьдесят, тысячу раз на день: надо быть терпеливыми. [Смеясь] А ты не доволен.

Нет!

Я вижу это [Мать смеется]. Ты совсем не доволен. Что же делать?…

13 октября 1965

Есть песок в колесах, везде. Скрипит.

(молчание)

Кажется, в Пондишери появилась новая болезнь, которую доктора из разных мест Индии приезжают изучать сюда, это разновидность паратифа — все люди больны им. Ты не подхватил эту болезнь, нет? Ты хорошо сделал! [Суджате :] Ты тоже? Хорошо. Это один способ скрипеть. Есть и другие способы, но они все совсем привычные: это эго одного скребется об эго другого — отсюда всегда скрип. В результате: очень занятые ночи, и не очень приятно занятые.

(молчание)

Но Господь улыбается, так что я думаю, что это не серьезно. Он улыбается… Он пользуется этим для практической и очень эффективной демонстрации: демонстрации одной и той же совокупности вибраций (передающейся через внешние и внутренние обстоятельства) с сознанием Его Присутствия и без сознания Его Присутствия — сознания Его Присутствия и забвения Его Присутствия. И тогда это грандиозно, это невероятно! Точно та же самая вещь — начиная с мыслей, чувств, ощущений и кончая общим состоянием, совокупностью вибраций — с сознанием Его Присутствия и с забвением; не так, что оно оттолкнуто далеко, ничего такого: просто забыто (это обычное состояние мира, конечно же), забыто. Это невероятно, невероятно! Это длилось довольно долго [жест, указывающий на очень быструю смену состояний: сознание Его Присутствия и забвение Его Присутствия], как демонстрация. И с Улыбкой… Ты знаешь, когда я говорю: «Господь улыбается», это что-то значит; это не так, что я вижу улыбающееся лицо, но это... это солнечная вибрация... ты знаешь, по сравнению с этим солнце блекло, тускло и холодно. А затем «то» уходит… [тот же жест вперед-назад] это здесь, а затем уходит. Это значит, что для тех, кто придет и манифестирует, для тех, кто будет существовать, когда все изменится, для них будет утрачено это чудо противопоставления. Ведь можно только изумляться! (как сказать?…) нечто вроде смеха — солнечного смеха — который полон интенсивности любви и… Да, несомненно, это Ананда. [Тот же жест вперед-назад] Вот так, вот так, вот так… Так что, когда я сказала тебе «все скрипит»: это состояние, в котором находится мир БЕЗ сознания Его Присутствия. Даже когда люди находят, что вещи хорошо идут, и они сами довольны, когда обстоятельства, так сказать, благоприятны, все прекрасно, люди в добром здравии, и все, с человеческой точки зрения прекрасно устраивается — это ужасно скрипит по сравнению с другим состоянием. Можно только улыбаться. Вместо того, чтобы быть затронутым тем, что кто-то находится в скверном настроении, кто-то охвачен гневом, и вещи идут плохо, люди борются друг с другом, и возникает целый ураган, вместо того, чтобы огорчаться из-за этого, можно только улыбаться. Можно только улыбаться, потому что все-все одинаково — хорошее и плохое, светлое и темное — все одинаково, и все скрипит по сравнению с «тем». И переживание, которое имеешь, когда поднимаешься, чтобы найти Его высоко, это не то же самое, потому что возникает впечатление: «Да, наверху все так, прекрасно», а когда возвращаешься вниз, все ужасно. Я говорю не об этом: это переживание ПРЯМО ЗДЕСЬ — прямо здесь — другими словами, это то, чем мир ДОЛЖЕН быть. Это то, чем мир должен быть, чем он, очевидно, будет… когда люди допустят это. Они очень держатся за свое скрипение, они очень к нему привязаны. У них нет ощущения, что они живут, когда это не скрипит. Но они не знают. Иногда, в индивидуальной или коллективной эволюции, бывают переходные этапы, когда люди выходят из этого скрипения, то есть, они в него больше не верят, не верят больше в его истину и значение, в реальность этих вещей, но они еще не достигли другого состояния, так что они находятся между двумя… это сурово, тускло и холодно. У них нет возбуждения одного, но еще и нет радости другого; они находятся между двумя состояниям, и это несколько бесплодно, сухо. Но только очень малое число индивидов достигли этого состояния. Эти люди говорили: «Я не хочу этого мира.» И они уходили. Но другая вещь, это… Действительно отдаешь себе отчет: если бы другая вещь была постоянной, установленной, о!… И ее можно почувствовать только тогда, когда вы не обращены на себя, то есть, когда НЕ ЧУВСТВУЕШЬ СЕБЯ ЧУВСТВУЮЩИМ ЕЕ. И в этом большая трудность, потому что как только она приходит, сразу же что-то хочет почувствовать ее, и тогда вы мгновенно впадаете в скрипение. И не чувствуется, как она чувствуется: если вы чувствуете себя чувствующим ее, тогда это уже не то. О, это уже испорчено.

(молчание)

В «Савитри» есть одна строчка, вольный перевод которой звучит так:

Аннулируй себя, чтобы было только Божественное.

И только в таком состоянии может существовать «то». И, очевидно, тело не растворяется [Мать касается собственного тела], оно здесь, не так ли, ты видишь его!

(молчание)

И это единственное — единственное — верное средство установить гармонию в теле [эта Улыбка Присутствия]. Все остальное, все предосторожности, все средства, все это кажется таким бесполезным, никчемным… и таким неадекватным! Единственное средство — для всего-всего. У меня еще нет доказательства восстановления чего-то, что исчезло (что было ампутировано или сломано), я не могу сказать, но логически это то же самое. Мы еще поговорим об этом, когда будут доказательства.

16 октября 1965

Я только что ужалена приступом негодования! Потому что, почти все без исключения, все окружающие меня люди, заявляющие, что они хотят только того, чего хочу я, внешне они полностью покорны, но их инстинкт прямо противоположен. Когда, к примеру, я вижу кого-то, я вижу его, как он есть, на что он способен и т.д., и когда я вижу, что это человек, на которого нельзя положиться, но ИХ инстинкт такой: «О, какой чудесный человек!» И это их ИНСТИНКТ, то есть, спонтанное движение их существа постоянно противоречит моему знанию. Так что это означает… Я не могу сказать, что это лицемерие, но это чисто ментальная позиция, не соответствующая сознанию существа. Потому что для меня есть очень надежный знак: когда я ничего не говорю кому-то (то есть, не использую ментального посредника), но я вижу, что его ощущения, его впечатления, его состояние сознания находится в гармонии с моим, я знаю, что все в порядке. И когда эта личность говорит мне: «Да, я хочу того, что вы хотите», это верно. Но когда это только поверхностная, чисто ментальная позиция, и когда только из-за того, что я сказала «это так», они внешне повторяют «это так», но внутренне все кипит, потому что они чувствуют по-другому… Например, что касается конкретных проблем, решения, которое надо принять, мне ставится проблема; я не отвечаю сразу же материально, а посылаю свой ответ вот так [жест внутренней связи], затем я жду; что же, случается (это довольно редко, но все же случается), что человек мне затем пишет: «Я получил ваш ответ, то-то и то-то.» Тогда я говорю: «Это хорошо.» Но когда я пишу слова, и из-за того, что я пишу слова, они говорят то же самое, это ничего не доказывает. Это искусственная покорность. И я не говорю о тех, кто сразу же чувствует: «О! Мать не права», я даже не говорю о них; я говорю о тех, у кого действительно добрая воля, но кто прямо до сюда [жест ко рту], даже до сюда [жест ко лбу] полностью находится в Неведении и Лжи, и кто покрывает это выученным знанием, даже не чувствуя его… Как изменится мир? Это не возможно. Нет, я не говорю о громадной массе тех, кто воображает, что я все время обманываюсь, и кто говорит: «О! бедная старушка, не надо ей перечить», я даже не говорю о них. Я говорю о тех, у кого ментально есть добрая воля — они нацепили маску доброй воли. Но внутренние вибрации все еще принадлежать миру Лжи.

* * *

(Чуть позже речь заходит о новом ученике из Франции, попросившем фотографию Шри Ауробиндо)

Мы пошлем ему хорошую фотографию Шри Ауробиндо. Какую фотографию Шри Ауробиндо?… Если он воспитывался христианским образом, хорошо послать ему фотографию молодого Шри Ауробиндо, они сразу же видят на ней лицо Христа!… Все они… Еще позавчера здесь был один американец, художник, читавший книги Шри Ауробиндо; он хотел сделать портрет Шри Ауробиндо (он никогда его не видел) по фотографии — это то же самое, что и с бюстом, стоящем в комнате Шри Ауробиндо! Они все изображают мистического Шри Ауробиндо с узкими висками, вот так [жест сужения кверху], вытянутое мистическое лицо, потому что они не могут выйти из своего христианства! Ведь для них Сила, все, что выражает Силу, ох!… [жест отвращения]. Я хотела сказать этому американцу… Для них духовная жизнь — это жертва, это Бог, жертвующий собой: он отвергает радости земли и жертвует своим существованием ради спасения человечества. И они не могут из этого выйти! Так что для них надо послать фотографию молодого Шри Ауробиндо, как ту, где он находится в комнате для приемов. Потому что в то время он как раз только что вышел из аскетического периода, и у него еще удлиненное лицо. Та фотография, где он сидит в кресле… она была сделана чуть позже; тогда он уже начал чувствовать, что… мир еще не готов к тому, чтобы идти до самого конца. На его лице уже есть выражение страдания. Но другая фотография хороша. Что касается меня, я так и узнала Шри Ауробиндо: он словно вышел из фотографии в профиль, где он очень худой. Что касается фотографий Картье-Брессона, они были сняты в 1950 г.

Жаль, что никаких фотографий не было сделано до этого.

О! он никогда не позволял себя фотографировать! Но когда я увидела эту фотографию [Картье-Брессона, снятую в 1950 г.], когда я увидела у него это выражение… Потому что со мной он никогда не позволял этого выражения, он никогда не показывал этого. Но я не была в той комнате, когда делалась эта фотография, и вдруг… он расслабился. Когда я увидела эту фотографию (потому что они пришли спустя долгое время: надо было написать, чтобы их прислали), я была ошеломлена… У него было то выражение. Я всегда видела его с совершенно мирным и улыбающимся лицом, и главным, доминирующим, было выражение сочувствия. Это преобладало в его облике. Выражение сочувствия, такого… такого мирного, такого спокойного, о! великолепного.

20 октября 1965

(Сатпрем прислал Матери письмо, в котором он жаловался на нехватку переживаний и, особенно, на тот факт, что он видел Шри Ауробиндо только один раз, да и то одиннадцать лет тому назад, и, кроме того, Мать говорила, что она видит Сатпрема очень редко. В конце письма Сатпрем пишет: «Спрашивается, что я здесь делаю?»)

Я не собираюсь есть тебя, не бойся!

(отрицание Сатпрема)

Скажи мне, с тех пор ничего не прибавилось? С тобой ничего не произошло с тех пор, как ты написал мне это письмо?… Ничего. Ты в том же состоянии?

Поспокойнее.

А, хорошо.

Но это то же самое состояние, потому что оно у меня уже давно. Уже давно я спрашиваю себя: «Что это значит?…» Я не очень-то понимаю. Есть некое неудовлетворение или…

Это эгоистическое искажение стремления. То есть, это мелкое само-поглощение, которое хочет удовлетворения. Я так резко говорю тебе об этом, потому что не стоит разводить речи по этому поводу.

(молчание)

Когда ты был в больнице, то в течение нескольких дней я была в постоянной концентрации ночью, чтобы… Мой способ интеллектуальные люди считают очень детским, но мне он кажется наилучшим: я обращаюсь к Господу и молю Его со всем пылом моего сознания; и я просила Его спасти твою жизнь, которая была в опасности, и с знанием причины и того, что должно вылечить тебя. И я не прекращала этого до тех пор, пока не пришло нечто вроде уверенности, что все будет хорошо. Не так давно, возможно, несколько недель тому назад, я видела что-то, что было не в порядке, но я настаивала и надеялась, что это было только отдаленное воспоминание из подсознательного… Этого не должно больше быть, мой мальчик! Ты прошел ту стадию. Это тьма, которой ты действительно больше не принадлежишь. И это НЕ твоя природа: это что-то, что было наложено на твою природу — многими-многими вещами. Множеством вещей. Х говорит, что это было перенесено в твою жизнь из предыдущей жизни, но эти истории… Я ясно вижу вещи, и это не так уж значит. Когда находишься в истинном свете, относительно легко очиститься от всего этого. Надо стряхнуть это, мой мальчик! — надо сделать это. В своем существе ты был и еще кое-где находишься в полном Свете. Я тебе говорила, что было нечто вроде тесного сотрудничества между Светом, который находится в Шри Ауробиндо, и твоей способностью выражать. Нельзя забывать это.

Я не забываю это.

И, затем, действительно есть все то, о чем я говорила тебе в последнее время по поводу этого периода развития, из-за чего, внешне… Да, это то, что я слышу от всех людей: «Почему вы не измените это? Почему вы не освободите меня от этого? Почему вы не устраните это?…» Пока что такая сила не была мне дана, сила сразу же делать подобные вещи. Я не знаю, почему. Но всякий раз, когда есть необходимость вмешаться, я передаю все Господу и говорю Ему: «Сделай это.»

(молчание)

Я хорошо вижу. Это искажение стремления. В твоем сознании — самом материальном твоем сознании — есть ощущение, что это стремление, и, как ты сказал, это неудовлетворенное стремление, и ты не понял, что это из-за того, что это стремление искажено, ты не чувствуешь отклик, но отклик есть — не только отклик, но и действие.

Я говорю о переживании, которое бы… о переживании, подобном теплу в сердце — если бы я видел его [Шри Ауробиндо], если бы, по крайней мере, я имел в переживании, да, видел бы его…

Видел бы его? Какой частью твоего существа? Ты не можешь видеть его физически.

Я никогда не вижу его. Я тебе говорю, я видел его один раз одиннадцать лет тому назад.

Хорошо, что же, есть люди, которые никогда не видели его с тех пор, как он ушел физически. Но нет необходимости видеть его, чтобы чувствовать его.

Да, но «чувствовать», это безличностная сила, это не живое. То, что я прошу — что я просил — это тепло чего-то действительно живого и находящегося здесь; не нисходящей «силы»… Да, конечно, я знаю, что есть «Сила». Но что-то, к чему можно было бы повернуться, о чем можно было бы вспомнить, потому что это что-то живое, человеческое, близкое, что-то, что видно.

Это не вопрос видения, это вопрос чувствования.

Но да!… «Чувствовать», можно воображать и чувствовать что угодно.

Но нет, это не вопрос воображения. Ты еще ужасно прикреплен к своему телу.

Но мы живем в теле, не так ли?

А! я тоже!

Что-то, что любишь — это что-то, что находится совсем близко.

(долгое молчание)

В сущности, ты жалуешься на то, что не можешь любить.

Да, ну конечно!

Это не знать, как любить. Это не быть открытым Любви. Но это не зависит ни от чего вне тебя. Это зависит только от тебя.

Когда я говорю «видеть», я имею в виду как раз это.

Видеть… Видеть, это не «видеть»! Это не вопрос видения. Можно видеть и не любить. Дело не в этом. Это не вопрос видения. Это дверь, которая еще закрыта. Ты говоришь о видении, потому что ты еще пытаешься любить здесь [жест ко лбу]. Ты не знаешь об этом, но я знаю. Ты пытаешься любить здесь, и поэтому ты говоришь о видении. Но любят не там. И не требуется видеть кого-то, чтобы любить его. Это не верно. Если меня спросить: «Видела ли ты Господа?» — Я не могу по-человечески сказать, что я видела Господа. Но Он здесь, о, да! Он здесь, и Он — совершенная любовь. Он здесь, и Он — это грандиозное могущество. Он здесь, Он — это действительно сама сущность истинной Любви, и без этой Вибрации не знаешь, что такое любить, не можешь знать. И, по меньшей мере, пока не отбросишь все личные эгоистические ограничения, не можешь любить Его.

27 октября 1965

Расскажу тебе кое-что интересное… Шри Ауробиндо вышел из медитации и начал «играть». Я прибыла туда, куда я обычно отправлялась искать его, в тонкое физическое, этой ночью в 2.30 утра, и что за толпа там была! тысячи людей. Когда я прибыла туда, то прежде чем войти туда, я встретила кого-то, кто, должно быть, был одним из бывших политиков со времен революции, когда Шри Ауробиндо занимался политикой; этот человек, конечно же, уже умер, но он был там и сказал мне (он весь ликовал), он сказал мне (по-английски): «Шри Ауробиндо вышел из медитации, он начал играть!» И, действительно, было впечатление, что все играли, играли… Я пересекла двор (я даже прошла через комнату, где некоторые люди еще были в медитации, и, казалось, они были удивлены, что я вошла, вот так; я сказала им: «Не волнуйтесь, я не хочу беспокоить вас!»), затем я нашла Шри Ауробиндо, который был в самом разгаре игры — совсем молодой, сильный, забавляющийся и радостный Шри Ауробиндо — он играл, играл… И затем тот же человек, которого я видела на входе, подошел ко мне и сказал мне на ухо: «Он много играл с этим… оно поизносилось», немного испортилось. Тогда я подошла поближе, и Шри Ауробиндо, слышавший это, сказал мне: «Да, это поизносилось, возьми это и принеси мне другое». И он протянул мне это (я не могу описать это, это ни на что не похоже, это было… «нечто» — было что-то черное, движущееся внутри чего-то — и, действительно, оно выглядело немного испорченным. Тогда я удалилась, я снова стала спускаться вниз; и символом физического тела были туфли — я надела свои туфли и удалилась. Было множество деталей; это началось после 2.30 утра и длилось до 4.30. И затем, после, утром, я была полностью в этой атмосфере, и я поняла, что это была форма правления — это была… [смеясь] старая демократия, которая больше ни на что не годилась.

И он начал играть, значит, что-то произойдет?

[Смеясь] Конечно, конечно!

Но это не будет совсем скоро.

И вся ликующая толпа, ты знаешь: «Наконец-то, движется!»

30 октября 1965

(Мать импровизирует на органе по случаю дня рождения Сатпрема. Орган, на котором долго не играли, немного скрипит)

Вот так. Одновременно я слышу. Я не слушаю, что я играю: я слышу что-то другое. Так что, когда что-то внезапно скрипит, это больше не идет! Вероятно, это из-за того, что на нем давно не играли. Я не играла на нем девять месяцев — в последний раз это было…

В декабре.

Десять месяцев. Через десять месяцев я играю гораздо лучше, потому что когда я играю часто, я помню, что я играла раньше, так что это не то. Это вовсе не вопрос «практики»: дело в том, чтобы руки не боялись. Как только руки становятся сознательными, это больше не так. И, затем, то, что я слышу, имеет чистоту, которой здесь нет. Это очень интересно. И, что любопытно, когда я сказала тебе, что буду играть, я подумала, что я не смогу играть, а на следующий день пришел, о! каскад музыки, он шел долгое-долгое время… Я сказала себе: «Хорошо, раз уж это пришло, я посмотрю.»

* * *

Чуть позже

Произошло кое-что забавное. Ты знаешь, что приближается новая комета … Этим утром около четырех часов утра я видела эту комету, и вдруг я оказалась в состоянии над землей, и я увидела существо, связанное с этой кометой. У него были красные волосы (но не агрессивно красного цвета), белое тело, но не чисто бело: бело-золотое, как если бы оно было голым, но не было впечатление того, что оно голое, как и не было впечатления, что оно во что-то одето (я замечала такое уже несколько раз), оно было бесполым — не мужчина и не женщина. И это было молодое существо, очаровательное, полное некой радости, как та радость, которая только что немного пришла в музыку, и оно распространяло в атмосфере земли некую субстанцию тяжелее Материи — не тяжелее, но плотнее — и желеобразную. Как если бы оно пользовалось тем, что комета проходит около земли, чтобы распространять эту субстанцию. И в то же время оно мне сказало, что это для того, чтобы «помочь трансформации земли». И оно показало мне, как заставить эту субстанцию циркулировать в атмосфере. Это было очаровательно: молодое существо, полное радости, словно танцующее, и оно везде распространяло эту субстанцию. Это длилось долго. В течение нескольких часов я находилась в этом.

Ноябрь 1965

3 ноября 1965

(Перед тем, как перейти в музыкальную комнату, где Мать будет играть на органе по случаю дня рождения Сунила [ученика-музыканта])

Недавно я рассказывала тебе о той комете, и в связи с ней произошло кое-что забавное. Я просто сказала себе: «О, было бы интересно взглянуть на эту комету, как она видна в самый мощный современный телескоп.» И не успела придти эта мысль (это было прошлой ночью), как я услышала: «Смотри.» Тогда я открыла глаза и увидела комету, вот такую большую, очень большую, как она видна в самый мощный телескоп, яркую, с хвостом! И, что интересно, совсем рядом с ней (не в хвосте, а сбоку) была звездочка, некая звездочка, совсем маленькая, очень яркая, которая казалась мне особенно интересной. И этот эффект продолжается. Это субстанция, о которой я тебе рассказывала, продолжает действовать в земной атмосфере. Ты не чувствуешь ее? У тебя нет ощущения, что тебе более комфортно, нет?

* * *

Чуть позже, после музыки

Сложновато жить! [Мать смеется]. Ты согласишься с этим!

Да. Но ты выглядишь уставшей.

Нет, я не устала — я не устала. Есть внутренний, совершенно гармоничный ритм, и когда я могу жить, следуя этому ритму, все очень хорошо и даже чудесно хорошо, как история с моей кометой, то есть, такое впечатление, что достаточно сказать: «О, я хотела бы так», и сразу же будет так; и в то же время живешь в совокупности вещей, которые имеют свою пользу, свои необходимости, и которые даже не находятся в разногласии с глубоким Принципом, но которые внешне накладывают свой ритм на этот Ритм. И иногда это трудновато. Например, сегодня я собиралась закончить в десять часов и спокойно с тобой встретиться, а затем пойти в музыкальную комнату; я даже выразила свое намерение, но ничего не вышло! Это не дурная воля, это нечто вроде стечения обстоятельств.

Они уходят все позднее и позднее.

Так представляется. И нет причины тому, чтобы это не усугубилось. Смотри, на мне висит все это [Мать показывает пачку писем], это работа, которая еще не сделана и которую надо было сделать этим утром. И ежедневно так. Сейчас это уже гора писем, и есть письма, которые даже еще и не открыты. Тогда некоторые пишут мне (но это освобождает меня): «Я послал вам уже два письма, а вы мне не ответили, не везет же мне» — тем хуже для них. Но есть и очень терпеливые люди, которые спрашивают о важных для себя вещах, но у меня нет времени написать ответ. Когда я слышу, что написано в письме (некоторые письма я даже еще не открыла, я не знаю, что в них написано), но когда я слышу, я отвечаю внутренне; если бы у них была ментальная восприимчивость, они получили бы мой ответ; к сожалению, у них ее нет. Есть важные письма, от людей, которые спрашивают дельные вещи, и слово или жест очень помогло бы им двигаться вперед — это не возможно. И это все усугубляется. Раньше я отдыхала («отдыхала», то есть, концентрировалась) регулярно, в определенное время, но сейчас с этим покончено, я больше не могу. Это поедает и отдых, и это плохо. Это мчащийся мир. Это не только маленькое число индивидов, это везде: ООН, правительство Индии, люди отсюда и оттуда, везде спрашивают указания, установки. Они должны уметь воспринимать ментально; таким способом я могла бы делать свою работу, потому что это не занимает времени, это немедленно и непосредственно, но они не могут воспринимать. Ты знаешь, они просят «посланий», чего-то, чтобы начать действовать — десятки ежедневно. Это хороший знак, это значит, что мир становится более восприимчивым. Но…

6 ноября 1965

Тебе лучше?

Не очень.

Ох!… [Смеясь] Что делать!? Ночью, последние две-три ночи, но особенно прошлой ночью (посреди ночи, после полуночи), и в течение, по крайней мере, двух часов, я была вовлечена в движение, но в ужасно быстрое движение! Я лежала на чем-то вроде серебряного света — серебряного света. И я лежала на этом, была окружена этим и уносилась в таком головокружительном движении, что… такое впечатление, что голова вот-вот расколется. И со мной были люди — ты тоже был там.

В самом деле?

Да! Прошлой ночью это длилось два часа. И хочется держаться, потому что это так головокружительно… Я не знаю, прошлой ночью, посреди переживания я стала немного сознательной, и это было… [жест, выражающий фантастической движение]. Но пришел Приказ: «Спокойно, спокойно, не шевелись, спокойно», так что я не шевелилась. И это длилось почти два часа. И движение было головой вперед (не ногами вперед), головой вперед, как если бы ее тянули. Все, что я знаю, это то, что это было в связи с трансформацией тела. Но как узнаешь, что это быстро? Нет ничего, кроме движения и ощущения тела, уносимого с головокружительной скоростью. И я заметила несколько людей — ты был там. Фрр! Вот так, на полной скорости. Я сказала себе [смеясь]: это должно его вылечить! Но движение… Я тебе говорю, как только сознание пробудилось, я захотела начать наблюдать, и сразу же пришел Приказ: «Спокойно, спокойно, не шевелись, спокойно, ничто не должно шевелиться.» Должно быть, это было во время, когда ты действительно спал. Это было после полуночи до двух часов ночи. Но нечего вспоминать, как будто быстро уносишься, вот так — возможно, это скорость комет! Я сказала себе, что это была действительно радикальная обработка. Но другой ночью (такое происходило уже 2-3 ночи) это было не так сильно. Прошлой ночью это было так сильно и длилось так долго… Я подумала: может быть, на следующее утро он улыбнется… Но не вышло! [Мать смеется]

Я вижу довольно неприятные вещи.

Ночью? Что ты видишь?

Я видел всевозможные вещи.

Нет, а в последние дни?

Атаки. Они приходили из воды.

От витала. Из моря?

Нет, из грязных вод.

Ох! Темный человеческий витал.

Очень агрессивные змеи. И ментально тоже, я воспринимаю яростные вещи.

Что ты имеешь в виду?

Я атакован. Если прислушиваться к тому, что происходит, это какое-то сумасшествие. Если я позволю идти… Ты понимаешь, это приходит снова и снова и атакует. Это очень неприятно. И страдание в глубине — страдание.

Приведи мне пример внушений, которые ты получаешь.

Обычно они связаны с тобой или с Ашрамом.

Со мной?

Да, обычно. Или с тем, что я делаю, чем я являюсь (или не являюсь).

Ты не знаешь, откуда это приходит?

Нет. Но некоторое время тому назад произошло одно явление, которое, возможно, связано с этим. Я видел Патрика, ты его помнишь?

О!

Он пытался вбить в мою голову какой-то осколок, и я почувствовал, что это было чрезвычайно опасно. Затем я сказал ОМ, и все исчезло — к счастью, я вспомнил это! Но, в конце концов, есть вещи, атакующие меня очень сильно.

Но ты должен использовать это всякий раз.

Да, конечно, если возможно. Не всегда помнишь про ОМ.

[Мать смеется] Ты обучаем, нет? И что тебе говорили обо мне? Просто, чтобы знать качество.

Это скорее детали…

Я имею в виду: они обвиняют меня или говорят, что я не забочусь о тебе или…

Не это. Это скорее касается моей связи с тобой или невозможности определенных контактов, или… Я не нахожу покоя, пока не прохожу выше; я говорю: «Что же, да, взглянем на Мать», там наверху.

Да, это правильно.

Тогда все затихает.

Это чтобы ты осознал непрочность внешнего мира! [Смеясь] Но ты меня знаешь, не так ли!

Как бы там ни было, это не приятно… Или же это внезапно падает на меня и действительно как страдание — без слов или объяснения — как страдание в глубине, пламя страдания.

[Долгое молчание] Это пройдет.

* * *

(Затем Мать приступает к переводу «Савитри» и внезапно останавливается, как если бы она следила взглядом за чем-то :)

…Вот такое большое солнце, сияющее светом Шри Ауробиндо, когда я пишу, между мной и тетрадью, и оно движется вместе с моей ручкой! Это вот такое большое [крупный апельсин], это свет Шри Ауробиндо, голубой, это особый голубой свет, серебристо-голубой, сверкающий, он движется всякий раз, когда я пишу в тетради! [Смеясь] Вот почему мне трудно видеть: оно движется с моей ручкой!

* * *

Чуть позже, входит доктор Саньял, давая знать, что пришло время обеда.

А! Вот и доктор, значит, мы припозднились! Настанет день, когда я буду вовремя… возможно, та сила, что заставляет меня двигаться с головокружительной скоростью… Ты ездил в автомобиле со скоростью выше ста километров в час, не так ли?… Это кажется неподвижностью по сравнению с этой Скоростью. Это не было физически, поскольку моя кровать не двигалась, но это было таким быстрым, таким быстрым, что ощущалось трение скорости. И головой вперед: я двигалась головой вперед. Это не было движением ногами вперед, потому что я лежала и не шла ногами вперед: я двигалась головой вперед, фрр! как если бы всасывалась чем-то. И мои глаза были открыты. Но, естественно, тело не двигалось — по крайней мере, оно видимо не двигалось!… О, я помню, да, позапрошлой ночью это двигался дом, и я была в комнате, которая двигалась с этой скоростью, и я смотрела на все, проносящееся мимо, это было фантастично! А вчера это был не дом, это было просто… нечто вроде колонны… как сказать? Это не колонна: полоса. И я была там, на этой полосе, но я была очень высокой, я занимала много места; там было множество людей, и они были маленькими [Мать очерчивает маленькие фигурки], их было много, фрр! Да-да, я помню, позапрошлой ночью двигалась комната: квадратная комната; там не было стен, были только окна, и это двигалось и двигалось, что за гонка это была!… Затем все вдруг остановилось, кончилось — не кончилось, не остановилось: сознание изменилось, произошло обращение сознания, и тогда это кончилось. Да, сейчас я помню. Сначала комната без всего — без всего — совершенно пустое пространство; не было ничего, кроме этой полосы. Ты помнишь движущиеся эскалаторы? Нечто подобное, но вместо ступеней была полоса серебряного света, и эта полоса двигалась. Полоса серебряного света с маленькими искорками. Я лежала на ней (несколько людей тоже лежали на ней), и она двигалась!…

10 ноября 1965

(Мать протягивает Сатпрему брошюру «Духовное единство Индии», в которой собраны цитаты из Шри Ауробиндо и Матери по поводу разделения Индии, в частности, там есть заявление Матери: «Индия должна бороться, пока Индия и Пакистан снова не станут ОДНИМ.»)

Это пошло по Индии. Тысячи экземпляров были распространены по Индии. Даже многие газеты писали об этом. Это наделало много шума в стране.

Но, кажется, они не поняли — во всяком случае, лидеры — совсем ничего не поняли.

Премьер-министр полностью одобрил. Но он — слабый человек. Они боятся ООН.

Да, они боятся всего!

Но в ООН я отправила множество посланий: множество людей говорили об этом. Они обсуждают это. Там, в ООН, это наделало шума. Однако, американцы несравненны в своей глупости! Тем более, что они чванливы: они убеждены, что они — ведущая нация мира, так что это ставит окончательную точку в их глупости. Но, в конце концов, не одни они представлены в ООН, и это наделало много шума, это немного встряхнуло людей.

Но пока внешние обстоятельства не ЗАСТАВЯТ Индию объединиться с Пакистаном, они не пошевелятся.

Но это готовится. Это готовится. Это вдруг разразится.

Такое впечатление, что если бы Индию не толкали внешне, если бы не заставляли ее воссоздать свое единство, они бы не пошевелились. Армия полностью с нами. Кроме того, кажется (я получаю множество писем, и я еще получила письма в эти последние дни), кажется, есть действительно чудесные примеры вмешивающихся сил, людей, вдруг становящихся необыкновенными героями… Были великолепные вещи. Если бы они не остановились в тот момент , это было бы легко.

О, конечно! Это действительно печально.

Это как раз то, чего боялись эти глупцы! Это ничего не значит. Это ничего не значит, мой мальчик, потому что мы всегда видим только одну сторону вещей; даже если находишься в связи с тем, что выше, каждую минуту нет видения целого. Так что, что бы ни происходило, я говорю себе: все в порядке — Он знает лучше, чем я. Он знает лучше, чем я. Нет, это обязательно лучшее… в данных условиях — земля находится не в чудесных условиях, далеко от этого — но при данных условиях это самое лучшее. Это готовит что-то гораздо более полное, гораздо более глубокое, гораздо более интегральное, чем мы можем себе вообразить. Это бесспорно, тут не о чем спорить.

* * *

Чуть позже, по поводу здоровья Суджаты, которая ничего не ест:

… Когда мне было шесть-восемь лет, я ела вместе со своим братом, и чтобы заставить себя есть, мы рассказывали друг другу истории! Нам давали мясо, куски бифштекса, это был кошмар! Так что мой трюк состоял в том, что я говорила брату: «Я великан-обжора… а передо мной полбыка», и своим ножом я резала своего быка! — Я рассказывала себе истории и заканчивала поглощением своего бифштекса!

(Суджата :) Он не рассказывает мне историй. Я столько раз просила его!

Он не рассказывает историй?

(Сатпрем :) Она хотела бы, чтобы я писал сказки — волшебные сказки.

Ты знаешь волшебные сказки?

(Сатпрем :) Я их придумываю.

Конечно! Я тоже их много-много придумывала!… настоящие волшебные сказки, где все так мило, все так хорошо устраивается — ни одного несчастья. Только милые вещи…

13 ноября 1965

Милая Мать, в течение двух-трех недель снова немного шла кровь.

Они предлагали тебе курс лечения, ты проходишь его?

Да, очень тщательно.

Это надоедливо. Я не верю в их курсы лечения. Докторов не было бы без болезней, ты понимаешь. Я не говорю, что они сознательно способствуют болезням, но они совершенно… на дружеской ноге. Это очень тонко, но абсолютно верно. Я вижу одно и то же вибрационное явление сначала с Сознанием (назовем его вселенским Сознанием), а затем его же вижу в медицинском сознании — если бы ты знал, как это явление меняется! Оно принимает характер, сначала очень конкретный характер (чего оно не имело бы без медицинского сознания), а затем очень… это между «фатальный» и «неизбежный», я не знаю, как объяснить. Это нечто вроде жесткой Судьбы. Когда они говорят: «О! это болезнь» — кончено. Это не истинно, нет такой вещи как «болезнь», нет двух одинаковых случаев. Так что их атмосфера трудна. По крайней мере, если вы не гармоничны с ними, как эта бедная М, например. Ты знаешь, когда она поступила в больницу Велора, у нее было впечатление, что она попала в рай! Так что, для нее, это приносит ей много блага, это гармонично (!)

Но как это может быть гармоничным!

Мой мальчик, порочные люди гармоничны со своим пороком; злобные люди гармоничны со своим злом.

Да, но она не такая.

Она медсестра — она в гармонии с докторами. И это придало ей духа. Потому что они сказали ей, что она пришла вовремя — как раз вовремя — и они ее спасут, так что сейчас она полна к ним доверия. Я получила письмо, она написала мне письмо: «Я снова воспрянула духом, я спокойна и уверена, что я вылечусь, жар спал и т.д.» Все относительно в этом мире, нет двух одинаковых случаев, нет двух одинаковых «болезней» — нет ничего абсолютно хорошего и нет абсолютно плохого.

Больницы душат меня. Попадая туда, я еще больше заболеваю.

Да. Это в местной больнице то, что ты имел (небольшое внутреннее расстройство) стало болезнью. Это здесь. А в Велоре это усугубилось.

Да, это верно.

Это так. Я хорошо чувствую это; я могла заиметь пять или шесть фатальных болезней (я знаю это через вибрации), если бы, к несчастью, я не то, что вошла бы в больницу (!), а просто посвятила бы в это доктора, и тогда у меня были бы неизлечимые болезни. И это не в упрек какому-то доктору в частности (они сами страдают от атмосферы, не зная об этом): это медицинская атмосфера. Болезни — их смысл существования; если не было бы болезней, не было бы и докторов. Доктора не были бы необходимыми, они стали бы заниматься чем-то другим; они могли бы стать кем-то другими, но не докторами; могли бы быть очень полезными в чем-то другом, я не знаю: стали бы знатоками строения человека, экспертами по приему пищи, они знали бы всевозможные вещи, которые полезно бы знать, но они не были бы «докторами» — доктор нужен для того, чтобы лечить болезни, значит, нужны болезни, чтобы были нужны доктора. И я не совсем уверена, что до появления докторов существовали болезни — были расстройства, были несчастные случаи, были всевозможные такие вещи, потому что все это существует, но не было ЯРЛЫКА «болезни». И чем более сведущими становились доктора (то есть, чем лучше они знали свое дело), тем более [Мать сжимает свой кулак] твердыми и фиксированными становились болезни. И тогда польза докторов в том, чтобы лечить болезни — если не было бы болезней, доктора оказались бы не у дел. Они должны бы быть знатоками жизни… У китайцев была эта идея, до некоторой степени. Я не знаю, как там сейчас, но в прошлом у каждой семьи был доктор (под опекой одного доктора могло быть несколько семей), и доктору платили только тогда, когда вся семья была здорова — если кто-то заболевал, доктору переставали платить! [смех] Вот так.

* * *

Чуть позже, Сатпрем сортирует «старую» Агенду

Что это? Старые беседы?

1964-го года [прошлого года].

Должно быть, это древние истории. Они не кажутся тебе устаревшими, нет?

Нет, совсем нет!

(Мать смеется)

Совсем нет, совсем. Нет-нет!

А у меня такое впечатление, что это из далекого прошлого.

Совсем нет.

Ты знаешь, все проблемы, которые обсуждал и решал человеческий ум, все, что лежит в основании религий, философий, йоги т.д., великие идеи по поводу «как» и «почему» — универсальные идеи — все это, что было решено уже очень давно… все это возвращается сюда [Мать указывает на свое тело]. Это возвращается с интенсивностью, с остротой чего-то совершенно нового и совершенно неизвестного: к чему жизнь? к чему все творение? в чем смысл всего этого? И с сокровенным и болезненным знанием всей бедности Материи, всех глупостей Материи, всей ее темноты, всего этого — к чему все это? почему все это? И затем, в неудовлетворении: какая польза от всего этого? Это замечательно. И ответ приходит, и приходит с необычайной твердостью и уверенностью — это необычайно. Зачем творение… зачем творение? И ответ вовсе не в виде фраз, как в философиях (слава Богу! нет ничего подобного): это как раз вибрации. И тогда, вдруг, во всем этом хаосе, в этой борьбе, в этом трении, в этом страдании, в этом неведении и в этой темноте, в этом усилии, и в этом, том (о! это гораздо хуже, чем когда это происходит в уме: это здесь [в теле], и это вопрос, да, жизни и смерти в истинном смысле, то есть, существования и несуществования, сознания или полного несознания… и затем, чего стоит, чтобы знать что-то!), и затем, вдруг, только одна капля… это даже не капля (это не жидкость!), это даже не вспышка, это… да, это вибрация, это ДРУГАЯ вибрация: светлая, столь чудесно сладкая, мирная, могучая, абсолютная. Это словно что-то зажигается [жест: как светлая пульсация]. И затем больше нет нужды ни в обсуждении, ни в объяснении, ни в чем: понимаешь — это чтобы начать сознавать ТО, жить ТЕМ. Это произошло этим утром. Это началось вчера и развивалось. То, мой мальчик… Ах! как бедны объяснения — бедны, неполны, без убедительной силы. Но только ТО, одна вибрация ТОГО, и тогда все понятно. И у меня такое впечатление, очень сильное впечатление (пока что у меня нет доказательств), что это обладает абсолютной заразительностью, ты понимаешь. Так что покончено с объяснениями, покончено с борьбой, покончено… уф! — это заразительно. Принести это и сохранить это. Держать это, учиться держать. Это фантастично! И тогда это только вопрос восприимчивости, это все. И восприимчивость должна соответствовать степени доброй воли (это то, что говорит старое переживание, пока что у меня нет доказательств), восприимчивость должна соответствовать степени доброй воли или стремления (но добрая воля и стремление очень похожи друг на друга), чего-то, что хочет нечто иного. Те люди, которые очень довольны, очень удовлетворены и… (это интересная иллюстрация) и реализовали гармонию в этой жизни (есть люди, которые реализовали гармонию в этой жизни: все им кажется таким гармоничным, таким удобным, они преуспевают во всем, что они делают, все, что происходит с ними…), я думаю, что таким людям предстоит еще много чего сделать, прежде чем они смогут воспринимать. Это [эта вибрация] не имеет никакого отношения ко всему этому пути, этому длинному, длинному, длинному пути, который люди проделывали, чтобы подготовить себя, и с какими потрясениями! о!… ТО [жест: как вспышка света], и все остальное больше ничего не значит. Но это не ментально. В настоящий момент это не имеет ничего общего с мышлением.

15 ноября 1965

(В течение некоторого времени Мать давала Суджате пакетики с готовым суповым набором, сделанные в Германии, Швеции и т.д.)

…Ты становишься космополиткой, мое дитя — космополиткой во вкусе.

(Суджата надувает губы)

Ты не хочешь? В твоей природе что-то не хочет?

(Суджата :) Я с детства не любила есть.

Но, моя крошка, питание никогда меня не интересовало! я никогда не любила есть. Когда я была маленькой, им надо было искать всякие ухищрения, чтобы заставить меня есть, еда казалась мне самой абсурдной и самой неинтересной вещью. Что же, я знаю питание всех стран, и я провела сравнительное изучение (!) всех кухонь, и я могу быть где угодно, и это ни в малейшей степени не расстроит мое тело. Это не из-за вкуса к питанию, это из-за вкуса к… (как сказать?) расширению сознания, превосхождению пределов, и особенно для того, чтобы избежать рабства привычек — привычки ужасны. Быть рабом своих привычек, это отвратительно. Даже когда я была совсем маленькой, так и было: никакого рабства. Когда мне говорили: «Но надо делать так, потому что это привычно», я отвечала очень маловежливым образом: «Вот еще!»… Делать так, потому что есть привычка делать так, это не было для меня аргументом — свобода, свобода, свобода! Вкус свободы. Не надо быть маленьким рабом из-за того, что ты родился в таком-то месте и у таких-то родителей — это случай, а не судьба!

(Суджата :) Нет, Мать, это, главным образом, запах. Некоторые запахи я с трудом переношу.

Но надо учиться переносить их. Только делай вот так: когда ты получаешь потрясение, оставайся очень спокойной и призывай — зови Господа или меня, это не важно [смеясь], это имеет одинаковый эффект! (только не повторяй это никому!), а затем скажи: «Расширь мое сознание», и все. Затем оставайся спокойной. И в следующий раз, когда придет этот запах, ты заметишь, что он не так же неприятен, а на третий или четвертый раз ты почувствуешь Ананду за ним. Я знаю это по опыту. Это просто узость вкуса, возникшая из-за того, что в детстве тебе давали какой-то определенный набор вещей. Ты к ним привыкла: «Тогда это хорошо; ты не привыкла реагировать на них: «О! какой ужас!»… Надо учиться видеть, почему это здесь, почему это есть в мире — все, что есть в мире, находится здесь для радости бытия, так что радость должна быть там, поскольку она везде! Тебе надо только найти ее.

(Суджата :) Но это могло быть для радости кого-то другого!

(Мать смеется)

* * *

К концу беседы

Надо хорошо спать. Да, я заметила, что важно спать долго. Как только ты почувствовал усталость, позволь себе заснуть, не сопротивляйся. Это важно. Я говорю тебе по личному опыту, потому что вдруг… Когда есть период (он может длиться час, два часа), в течение которого атмосфера вся вибрирует этим светом-силой-радостью, о чем я недавно говорила, и ты словно… это совершенно полное, совершенно полное; и затем вдруг [жест внутреннего погружения], спустя некоторое время, ты говоришь себе: «Ах! где это я был?…» Бывают такие моменты, когда входишь в нечто вроде сна. В первый раз я подумала, что впала в несознание (хотя это редко со мной происходит! но как бы там ни было), я спросил себя, что это значит. Затем я хорошенько посмотрела и увидела, что это необходимый период усвоения. Это обязательно. Это клетки усваивают новую силу в некой неподвижности сознания. Так что, не сопротивляйся, когда это приходит. Вообще, это длится не очень долго: пятнадцать-двадцать минут. Период усвоения. Атмосфера все больше заряжается-заряжается-заряжается. Так что, если вы внезапно почувствовали, что что-то тянет, не сопротивляйтесь, пусть это идет — лучше не стоять на ногах!

20 ноября 1965

(На столе Матери лежит номер «The Illustrated Weekly» с большой фотографией президента Кеннеди со сложенными руками. Это вторая годовщина его смерти, 22 ноября 1963 г.)

Он был религиозным человеком?

Но был католиком, я думаю.

О! католик… А, вот почему он умер… Ты знаешь, он действительно был за свободу, и не только за свободу, но и за единение. И он был восприимчивым. Ты знаешь, как он работал для чернокожего населения (кстати, это внешняя причина его смерти). Но он был тем, на кого я рассчитывала, и не без основания, поскольку он показывал знаки согласия с союзом с Россией, чтобы установить мир на земле. Переговоры уже начались, и они уже поняли возможность агрессии Китая против Индии. Естественно, это никак не нравилось экстремистам, и, в атмосфере, сила, которая веками стояла за католической религией, совсем не одобряла этот план; так что все было «устроено», и Кеннеди был убит. Другой, в России, который отвечал, Хрущев, не умер только потому, что ушел вовремя! Но я не знала, я думала, что Кеннеди был протестантом.

* * *

(Чуть позже, по поводу очень словоохотливой ученицы, полной иронического духа — Бхаратиди)

…Она продержала меня почти час! Она сказала мне: «В следующий раз я не буду болтать.» На этот раз было только полчаса! Но она очень приятно разговаривает. И есть странное явление, оно произошло два-три года тому назад, я не помню… Это было после того, как сознание полностью распростерлось над всем миром (в сущности, надо всей землей), но словно постепенно, в том смысле, что ближе оно более интенсивно, а дальше – менее. Но здесь, с Бхаратиди, это не только физическая близость: это нечто вроде близости вибраций в определенной области; и близость с ней находится в определенном… благожелательно ироничном наблюдении. И сколько раз, разговаривая с кем-то, я ловила себя на том, что говорила голосом Бхарадити и употребляла ее слова! И я простодушно сказала себе: «Представь, что временами у нас с тобой такая близкая связь, что, говоря с кем-то, очень часто я принимаю твою интонацию и использую твои слова.» А! мой мальчик, с тех пор… Но она не докучает! Можно провести с ней час и не утомиться, вот что замечательно.

23 ноября 1965

По поводу «послания», которое Мать приготовила по случаю даршана 24 ноября:

«Несомненно, ошибкой является тянуть свет силой. Супраментал невозможно взять натиском. Когда все будет готово, он откроется сам, но сначала много чего надо сделать, и сделать терпеливо, без спешки.» Шри Ауробиндо Это хорошо для рассудительных людей. Они скажут: «Вот, он не обещал чудес.»

Зачем? Много ли людей стремятся «тянуть»?

Люди наседают, они хотят сразу же видеть разницу. И, кроме того, они только думают, что тянут Супраментал — они тянут некую маленькую витальную сущность, которая смеется над ними и устраивает им злые шутки. Чаще всего это и происходит, в девяносто девяти случаях из ста. Маленькая индивидуальность, витальная сущность, которая устраивает большое шоу, создает драматически эффекты, игру света, так что бедный малый, притянувший это, ослеплен, он говорит: «Вот, это Супраментал!» и проваливается. Только когда вы прикоснулись к Свету, видели его тем или иным образом и были в контакте с ним, можете вы отличать Витал, и тогда вы понимаете, что это совсем как игра света в театре: театральные эффекты, искусственный свет. Но в противном случае люди ослеплены — это ослепление, это «великолепно», и так они и обманываются. Только когда вы ВИДЕЛИ и имели контакт с Истиной… «А!» тогда этот театр вызывает у вас улыбку. Это комедианство, но надо знать истину, чтобы отличать это комедианство. В сущности, так во всем. Витал — это как супер-театр, дающий представления — очень привлекательные, ослепляющие, обманывающие представления — и только когда знаешь Истинную Вещь, тогда сразу же, инстинктивно, без рассуждения, различаешь и говоришь: «Нет, я не хочу этого.» И так во всем. В человеческой любви этому придается важное значение. Витальные страсти, витальные притяжения почти всегда занимают место истинного чувства, спокойного истинного чувства; тогда как эта витальная любовь приводит вас в возбуждение, дает ощущение чего-то «живого»… Это очень обманчиво. И знаешь это, чувствуешь это, ясно воспринимаешь это только тогда, когда знаешь Истинную Вещь; если вы прикоснулись к истинной любви через психическое и божественное единение, тогда эта витальная любовь кажется пустой, скудной, несодержательной: видимостью и комедией — чаще трагедией, чем комедией. Все, что можно сказать, все, что можно объяснить, совершенно бесполезно, потому что захваченный витальной любовью сразу же скажет: «О! Это не как у других» — то, что происходит с вами, всегда не так, как у других (!) Надо иметь это «Нечто», истинное переживание, тогда… тогда весь Витал принимает вид маскарада — не пленительного. И когда люди тянут, о! чаще, чем в девяносто девяти случаях из ста: только в одном случае на миллион оказывается, что тянули Истинную Вещь — это доказывает, что человек не был готов. В противном случае тянут всегда Витал: это видимость, театральное представление Вещи, а не сама Вещь. Тянуть — это всегда эгоистическое движение. Это искажение стремления. Истинное стремление включает в себя сдачу — само-отдачу — тогда как тянуть означает хотеть для себя. Даже если в своей мысли вы хотите большего — для земли, для вселенной — это не имеет никакого значения, это ментальная деятельность.

(долгое молчание)

Когда о вещах говорят ментально, все, кто пытались объяснить ментально, делали противопоставление, и тогда люди думают, что одно прямо противоположно другому [Истинная Вещь и ее искажение]; тогда было бы легко различать. Но это совсем не так!… Сейчас я изучаю способ, в котором Материя, тело могли бы постоянно быть в гармонии с божественным Присутствием. И это так интересно: это совсем не противоположность, это совсем маленькое микроскопическое искажение. Например, часто есть такое переживание (и обычно люди не знают, почему так происходит — теперь я знаю): в определенные дни или в определенные моменты все жесты, которые вы делаете, гармоничны, все вещи, к которым вы прикасаетесь, кажутся гармонично отвечающими воле, которая касается их, все организуется (я говорю о совсем мелких житейских вещах — вещах повседневной жизни), каждая вещь кажется занимающей свое место или естественно ставящей себя на свое место: когда вы сгибаете бумагу, она сгибается словно спонтанно, как надо; когда вы ищите что-то, вы словно спонтанно находите то, что вам надо; вы никогда ни на что не натыкаетесь, никогда ничто не опрокидываете — все кажется гармоничным. А затем (без ощутимой разницы в общем состоянии сознания), в другой раз, все прямо противоположно: вы хотите согнуть бумагу и сгибаете ее не так; вы хотите прикоснуться к чему-то и роняете его — все кажется дисгармоничным или лишенным баланса или происходящим по недоброй воле. Сами вы, в целом, более или менее в одном и том же состоянии. Но сейчас, с острым и очень тонким наблюдением, я вижу: в одном случае есть нечто вроде внутреннего молчания в клетках, глубокого спо-кой-ствия, которое не мешает движению и даже быстрому движению, но движению, словно основанному на вечной вибрации; а в другом случае эта внутренняя поспешность [жест дрожания], эта внутренняя вибрация, это внутреннее неспокойствие, эта спешка перейти от одного момента к следующему (почему? неизвестно), всегда, всегда есть спешка и торопливость; и тогда все, что вы делаете, вы делаете не так. А в другом случае, с этой искренностью и внутренним миром, все делается гармонично и ГОРАЗДО БЫСТРЕЕ в материальном времени: не теряется время. И из-за этого так трудно знать, как надо быть. Потому что в мысли вы можете всегда быть в одном и том же состоянии, даже в стремлении вы всегда можете быть в одном и том же состоянии, в общей доброй воле, даже в подчинении Божественному, все это может быть тем же самом, в том же самом состоянии — разница здесь [Мать касается своего тела], и в этом все дело. Я очень хорошо понимаю, что могут быть люди, в которых это противостояние сохраняется на ментальном и витальном уровне, но тогда это так очевидно… Но я говорю о совершенно материальной вещи. Некоторые люди говорят и думают: «Как так получается? я преисполнен такой доброй воли, я так хочу делать то, что нужно, но ничего не выходит, все дисгармонично, почему? Я так хорош (!), но вещи не отвечают.» Или некоторые люди говорят: «О! я осуществил свою сдачу, я преисполнен такой доброй воли, я имею стремление, я хочу только Истины и Блага, а я все время болею, почему я все время болею?» И, конечно, еще один шаг, и люди начинают сомневаться в Справедливости, правящей миром и т.д. Тогда вы проваливаетесь… Но это не то. Это не то, что я имею в виду. Это одновременно гораздо проще и гораздо сложнее, потому что это не бросается в глаза, это не очевидно, это не противопоставление, в котором можно выбирать, это… действительно, тотально и интегрально возложить всю ответственность на Господа. И из всех вещей это для человека самое трудное — это гораздо легче для растения и даже для животного, гораздо легче. Но для человека это очень трудно. Потому что был целый период эволюции, когда он должен был взять ответственность на себя, чтобы прогрессировать. Так что сформировалась привычка, она укоренилась в существе. Я заметила кое-что очень интересное. Предположим, в теле есть боль, тот или иной знак, что что-то не в порядке в теле. В сознании — в сознании — остаешься совершенно безразличным, то есть, жизнь или смерть, болезнь или здравие, все равно; но если тело реагирует по старой привычке: «Что надо сделать, чтобы это прошло?» и все, что это включает (я говорю не о ментальной реакции, а реакции здесь, в теле), то это расстройство укрепляется. Почему? — Потому что оно должно оставаться здесь… [смеясь] чтобы можно было изучать его! Если же, напротив, клетки усвоили свой урок и сразу же говорят: «Господи, Твое присутствие» (без слов: позиция) — пуф! это уходит. Бесполезно, если это проделывает мысль, психическое сознание, даже если ФИЗИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ делает это: надо, чтобы клетки делали это. Так что, если кто-то, кто делает это в мысли, говорит: «Вот, я отдал себя Божественному, я готов ко всему, я нахожусь в состоянии совершенной ровности, и все равно я болею! Чему же верить?» Дело не в этом. Чтобы действие произошло ЗДЕСЬ, немедленно («немедленно», подразумевая, что это выглядит чудесно, но это совсем не чудо), надо, чтобы немедленно, там, где по той или иной причине произошел беспорядок, было бы это: «Господь — Господь, это Ты; Господь, мы — это Ты; Господь, Ты здесь.» — тогда все улетучивается. Ощущение, позиция — сразу же, хоп! кончено. Я имела сотни и сотни подобных переживаний. И состояние — общее состояние сознания — в точности одно и то же, всегда вот так [жест неподвижности, ладони открыты к Высотам], в некоем сознательном блаженстве: «Пусть осуществится Твоя Воля.» Но это ничего не значит, это не действует ЗДЕСЬ — надо, чтобы это произошло ЗДЕСЬ [Мать касается своего тела]. Это очень интересно. Я могла бы говорить об этом часами, но это бесполезно. Я прекрасно знаю, что это бесполезно, когда мне перечитывают то, что я сказала… Я говорила это, когда я находилась в переживании, а когда мне перечитывают, я нахожусь в другом переживании, так что это кажется мне совершенно лишенным силы убеждения. Если по случаю я вновь оказываюсь в прежнем переживании, я сразу же чувствую: «Смотри-ка, да, это точно так.» Значит, бесполезно читать, пока, по крайней мере, не имел этого переживания. Все же мы публикуем «Бюллетень», но в конечном счете, истина такова. Только во время переживания действительно можно понять то, что читаешь. Это может иметь силу передачи переживания (ментально это бесспорно: это имеет ментальный эффект), но я говорю о работе здесь, в клетках тела… Вы даете себе маленькое ментальное объяснение, но это не то! Тогда как когда имеешь вибрацию, ах! это очевидно. Ты знаешь, быть в полном расстройстве, в сквернейшем состоянии, испытывать тошноту, чувствовать себя совершенно немощным, не быть способным дышать, даже двигаться, думать или делать что-либо вообще… то есть, полная неспособность и немощность; и затем вдруг… Сознание — телесное сознание Вибрации Любви, которая является самой сущностью творения, только на секунду: все озаряется, пуф! ушло, все ушло. И тогда в изумлении оглядываешь себя — все ушло. Я не думаю, что слова могут передать это. Это даже не вопрос того, чтобы жить в этой атмосфере — что это?… Возможно, когда-нибудь это возымеет силу. Силу передавать это. Тогда все здесь сможет измениться. Несомненно, когда это будет здесь, установленным постоянным образом. Когда это должно будет быть, оно и будет, не так ли?

27 ноября 1965

Ты не чувствовал ничего особенного в день Даршана [24 ноября]? Нет? Шри Ауробиндо был здесь с самого утра до вечера. ЗДЕСЬ, ты понимаешь. В течение, о! в течение более часа он дал мне прожить как в конкретном и живом видении состояние человечества и различных слоев человечества в связи с новым или супраментальным творением. И это было чудесно ясным, конкретным и живым. Был весь слой человечества, которое больше совсем не является животным, которое воспользовалось преимуществами ментального развития и создало определенную гармонию в жизни — витальную, артистическую, литературную гармонию — и очень большая часть этого слоя человечества живет удовлетворенной своей жизнью. Они ухватили некую гармонию и живут в ней жизнью, как она есть в цивилизованной среде, то есть, в чем-то культивированной, с утонченным вкусом, с утонченными привычками; и вся эта жизнь обладает некой гармонией, в которой они легко себя чувствуют, и, пока с ними не происходит что-то катастрофическое, они живут счастливыми и довольными, удовлетворенными жизнью. Они могут быть привлечены (потому что у них есть вкус, они развиты интеллектуально), их могут привлечь новые силы, новые вещи, будущая жизнь; например, они могут ментально, интеллектуально стать учениками Шри Ауробиндо. Но они совсем не чувствуют потребности изменяться материально, и если их принуждать, то это будет, прежде всего, преждевременно и несправедливо, и это совсем просто вызовет большой беспорядок и совершенно напрасно взбудоражит их жизнь. Это было очень ясно. Затем было несколько — редких индивидов — готовых сделать необходимое усилие, чтобы подготовить себя к трансформации, чтобы привлечь новые силы, попытаться приспособить Материю, искать средства выражения и т.д. Эти редкие индивиды готовы для йоги Шри Ауробиндо. Их очень мало. Есть даже такие, кто имеют чувство жертвенности и готовы вести бескомпромиссную жизнь, при условии, что она ведет их к будущей трансформации или помогает этому. Но им не следует, не следует никоим образом пытаться влиять на других и заставлять их разделить их собственное усилие: это будет совершенно несправедливо и безосновательно, и не только несправедливо, но и чрезвычайно неуместно, потому что это меняло бы вселенский или, по крайней мере, земной — ритм и движение, и вместо помощи это вызывало бы конфликты и сеяло хаос. Но это было таким живым, таким реальным, что вся моя позиция (как сказать?… пассивная позиция, которая не является результатом активной воли), вся моя позиция, принятая в работе, изменилась. Кардинальное изменение. И даже то, что в прошлой позиции казалось упрямством, оплошностью, несознанием, всевозможными плачевными вещами — все это исчезло. Это было как видение великого вселенского Ритма, в котором каждая вещь занимает свое место и… все очень хорошо. И усилие трансформации, ограниченное небольшой группой людей, стало чем-то ГОРАЗДО более ценным и ГОРАЗДО более мощным для реализации. Это как если бы был сделан выбор тех, кто будут пионерами нового творения. И все идеи «распространения» [учения], «подготовки» или «взбалтывания» Материи — ребячество. Это человеческая суета. Это видение было таким величественно красивым, спокойным и улыбающимся, о!… Оно было наполненным, действительно наполненным божественной Любовью. И не божественной Любовью, которая «прощает» — дело совсем не в этом, совсем! — каждая вещь находится на своем месте, реализуя свой внутренний ритм, настолько совершенно, как она может. Это все. Это был прекрасный подарок. Конечно, все это до той или иной степени известно интеллектуально, в идее, но это знание ничего не стоит. В повседневной практике вы живете следуя чему-то другому, более истинному пониманию. А здесь было так, словно прикасаешься к вещам — видишь их, касаешься их — в их высшем порядке. Это пришло после видения растений и спонтанной красоты растений (это нечто такое чудесное!), затем было видение животных с такой гармоничной жизнью (когда не вмешиваются люди), и все это было совершенно на своем месте. Затем было видение истинного человечества, то есть, видение верха того, что сбалансированный ум может достичь в красоте, гармонии, очаровании, изяществе жизни и вкусе жизни — вкусе жизни в красоте — и, естественно, подавляя все то, что безобразно, низко и вульгарно. Это было милое человечество. Вершина человечества, но милая вершина. И это человечество удовлетворено собой, поскольку оно живет гармонично. И, возможно, это как бы обещание того, чем почти все человечество станет под влиянием нового творения: мне показалось, что это то, что супраментальное творение может сделать из человечества. Было даже сравнение с тем, что человечество сделало с животным типом (это, конечно, что-то чрезвычайно смешанное, но были усовершенствования, улучшения, более полные использования). Животность под ментальным воздействием стала чем-то другим, что, конечно же, было смешано, поскольку ум был неполным; все же есть примеры гармоничного человечества среди хорошо сбалансированных людей, и это казалось тем, чем человечество могло бы стать под супраментальным воздействием. Но это еще далеко впереди; не следует ожидать, что это будет сразу же — это в отдаленном будущем. Ясно, что сейчас еще идет переходный период, который может длиться довольно долго, и он довольно болезненный. Единственно, усилие, временами болезненное (часто болезненное), компенсируется ясным видением ожидаемой цели, цели, которая БУДЕТ достигнута — заверением, ты знаешь, уверенностью. Но супраментальное воздействие будет чем-то, что будет иметь силу устранять все ошибки, искажения и безобразия ментальной жизни, и тогда очень счастливое человечество, очень удовлетворенное человеческим бытием, не будет чувствовать никакой потребности быть чем-то другим, кроме человечества, но с человеческой красотой и человеческой гармонией. Это было очень очаровательно, как если бы я жила в этом. Противоречия исчезли. Как если бы я жила в этом совершенстве. И это было почти как идеал человечества, предначертанный супраментальным сознанием: человечества, ставшего настолько совершенным, насколько это только возможно. И это было очень хорошо. И это приносит большой отдых. Напряжение, трение, все это исчезло, и нетерпение тоже. Все это полностью исчезло.

То есть, ты концентрируешь работу вместо того, чтобы рассеивать ее везде понемногу?

Нет, она может быть материально рассеяна, потому что индивиды не обязаны быть вместе. Но их немного. Эта идея о настоятельной необходимости «подготовить» человечество к новому творению, это нетерпение исчезло.

Реализация должна произойти сначала только в нескольких индивидах.

Это так. Взять, например, книгу наподобие твоей (но я знала это с самого начала), книга такого рода полностью достигнет своей цели, если она затронет только дюжину человек. Нет надобности продавать ее тысячами экземпляров. Если она затронет дюжину человек, она полностью достигнет своей цели. Это так. Я видела это так конкретно. И помимо тех, кто способен подготовить себя к супраментальной трансформации и реализации (их численность обязательно ограничена), требуется, чтобы среди обычной человеческой массы все больше и больше развивалось бы высшее человечество, которое занимало бы по отношению к супраментальному существу ту же позицию, которую, к примеру, занимает животное по отношению к человеку. Надо, чтобы помимо тех, кто работает к трансформации и кто готов, было бы высшее, промежуточное человечество, которое нашло бы в самом себе или в жизни эту гармонию с Жизнью — эту ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ гармонию — и которое имело бы то же чувство поклонения, почитания [которое домашние животные имеют по отношению к человеку], преданного посвящения «чему-то», что кажется им таким высшим и что они даже не пытаются реализовать, но чему они поклоняются, и они чувствуют потребность в его влиянии, защите, потребность жить под этим влиянием, иметь радость быть под этой защитой… Это было так ясно. Но нет тоски и мук из-за того, что вы хотите чего-то, что ускользает от вас, потому что вам еще не судьба иметь это, и объем необходимой трансформации преждевременен для вашего существования, так что это порождает беспорядок и страдания. Но я ясно вижу, что когда работа делается так, как мне ее «нужно» делать, это становится так очень спонтанно. Например, одна из конкретных вещей, которая ясно показывает проблему: человечество имеет сексуальный импульс совершенно естественно, спонтанно и, можно сказать, законно. Этот импульс, естественный и спонтанный, исчезает с животностью (исчезает и множество других вещей, как, например, потребность в еде и, возможно, также потребность спать таким образом, как мы спим), но самый сознательный импульс в высшем человечестве, который остался как источник… блаженство — слишком громкое слово, но источник радости, наслаждения, это, конечно, сексуальная активность, у которой совершенно не будет смысла существования в функциях природы, когда больше не будет больше необходимости создавать таким образом. Следовательно, способность входить в контакт с радостью жизни поднимется на одну ступеньку или будет ориентирована по-другому. Но то, что духовные искатели в прошлом старались сделать из принципа — отрицание сексуальности — является абсурдным делом, потому что это должно быть только у тех, кто прошел эту стадию и больше не несет в себе животности. И сексуальность должна спасть естественно, без усилия, просто так. Нелепо делать ее центром конфликта, борьбы и усилия. Мой опыт с Ашрамом совершенно доказал мне это, потому что я видела все стадии, и все идеи, запреты совершенно бесполезны, и только когда сознание перестает быть человеческим, это спадает совершенно естественно. Есть переходной период, который может оказаться несколько трудным, поскольку существа в переходной период всегда оказываются в неустойчивом равновесии, но внутри существ всегда есть нечто вроде пламени и потребности, благодаря чему переход не болезненен — это не болезненный переход, это можно сделать и с улыбкой. Но абсурдно хотеть наложить это на тех, кто не готов к этому переходу. Меня много упрекали за то, что я поощряю некоторых людей жениться; есть множество детей, кому я говорю: «Женитесь, женитесь!», и мне говорят: «Что? Вы их поощряете?» — таков здравый смысл. Таков здравый смысл. Они — люди, и пусть они не претендуют на то, что не являются людьми. Только тогда, когда спонтанно этот импульс станет для вас невозможен, когда вы почувствуете его как что-то тяжелое и противоречащее вашей глубокой потребности, тогда это станет легким; в тот момент вы внешне обрываете связи, и затем с этим покончено. Это один из самых убедительных примеров. И то же самое с питанием — это будет тем же самым. И, вероятно, когда наша пища будет все менее и менее чисто материальной. Это то, что сейчас ищут: все их витамины и их концентраты являются инстинктивным исследованием питания, менее притягивающего к земле, что, несомненно, послужит в переходный период. Есть множество подобных вещей. Начиная с 24 ноября [день Даршана] я живу в этом новом сознании, и я видела панораму множества вещей. Есть даже переживание, через которое я прошла, которое я поняла только сейчас. Как, например, когда я постилась десять дней (полностью, даже без капли воды), не думая о пище (у меня не было времени для еды), это не было борьбой: это было решение; в то время во мне постепенно развивалась одна способность, так что когда, например, я вдыхала запах цветов, это было питательным. Я видела это: питание более тонким образом. Тело еще не готово. Тело не готово, и оно вредит себе, то есть, поедает само себя. Так что это доказывает, что время еще не пришло, и что это был только опыт — опыт, который учит чему-то, учит тому, что чтобы вступить в связь с соответствующей материей, не должно быть грубого отказа, не должно быть изоляции (вы не можете изолироваться, это невозможно), должна быть общность на более высоком или более глубоком уровне.

(молчание)

То послание, которое мы распространяли 24 ноября , это Шри Ауробиндо сказал придержать его на 24-ое, это было очень ясно и категорично, и я не знаю, почему. Но сейчас он ясно показал мне, почему, и я поняла. Потому что Сила становится все более и более очевидной — эта Сила Истины — и, естественно, человеческая мысль, совершенно детская (она находится в той же связи с супраментальной мыслью, в какой то, что мы можем назвать мыслью или чувством животного, находится в связи с человеческой мыслью), она имеет почти потребность в предрассудке («предрассудок» — северное слово для того, что не скверно: это невежественная, чистосердечная и очень доверительная вещь), что же, как только вы чувствуете влияние Силы, это заставляет вас верить в чудо, верить в то, что вот сейчас Супраментал проявится, что вы станете супраментальными, и затем… И, что очень забавно, это то, что обычно я должна была посылать две-три сотни таких «посланий» на каждый Даршан (каждый просит меня об этом); на этот раз я не послала и сотни! [смеясь] даже сотни. А! ведь не очень-то приятно, конечно, когда вам говорят: «Нет-нет, будьте мудрыми.» Это очень забавно. У меня еще здесь неотправленная пачка писем. Это как говорить собаке: «Не думай, совсем не верь, что я такой, как ты себе представляешь, что я всемогущественный, всезнающий.» Если ей сказать правду, каков на самом деле человек, бедная собака будет очень разочарована! Она верит, что вы — всемогущественное существо, которое знает все, может все. Что же, это то же самое, вы же не говорите собаке: «Ты суеверна.»

(молчание)

Те, кто достигли высших областей интеллекта, но не овладели в себе всеми ментальными способностями, имеют искреннюю потребность в том, чтобы все люди думали, как они, и были бы способны понимать так, как понимают они, и когда они сознают, что другие не могут, не понимают, то первым делом они ужасно шокированы; они думают: «Что за дурак!». Но дело не в «дураке» — они просто другие, они живут в другой области. Вы же не говорите животному: «Ты дурак», вы говорите: «Это животное»; что же, надо сказать: «Это человек.» Это человек. Единственно, есть те, кто уже не люди, но еще и не боги, и они находятся в очень... неудобном положении. Но это видение было таким спокойным, таким сладким, таким чудесным — каждая вещь выражает свой род, совершенно естественно. И затем, это Пламя… Когда загорается это Пламя, все становится по-другому. Но это Пламя — что-то совершенно другое; это совсем не религиозное чувство, религиозное поклонение (все это очень хорошо, это верх того, что человек может сделать, и это очень хорошо, это отлично для человечества), но это Пламя, Пламя трансформации — это нечто другое. Мне припоминается, что Шри Ауробиндо напомнил мне о кое-чем, что я написала в Японии (что напечатано в «Молитвах и Медитациях»), и я никогда не понимала, что я написала. Я всегда пыталась понять и спрашивала себя: «Что за черт я имела в виду? не имею представления.» Это пришло вот так, и я прямо записала это. Это касалось «ребенка», и было сказано: «Не подходи слишком близко к нему, потому что это жжет» (я совсем не помню слов), и я всегда спрашивала себя: «Что за ребенок, о котором я говорю?… И почему надо быть осторожным, чтобы не подходить слишком близко к нему??» И только вчера или позавчера я вдруг поняла; вдруг он показал мне это, он мне сказал: «Вот что: “ребенок” — это начало нового творения, оно находится еще в состоянии детства, так что не касайтесь его, если вы не хотите сгореть — потому что это сжигает.»

(молчание)

И совершенно ясно, что с широтой и тотальностью видения приходит некое понимающее сочувствие — не эта жалось высшего по отношению к низшему: истинное божественное Сочувствие, являющееся полным пониманием того, что каждый является тем, кем он должен быть. Остаются только искажения. И было также объяснение этих искажений. Это было решающее видение, расставлявшее все вещи по своим местам. Настоящее откровение. Обо всем этом говорилось тысячу раз, писалось не знаю, сколько уж раз, все это продумывалось и выражалось — все это очень хорошо там наверху. Но это было видно на самом [материальном] плане, чувствовалось, переживалось, дышалось, поглощалось; это совсем другое. Это понимание, не имеющее ничего общего с интеллектуальным пониманием.

(после долгого молчания)

Шри Ауробиндо продолжает говорить мне вещи… Это действительно очень интересно. Есть некий инстинкт хотеть, чтобы все было в соответствии с переживанием, которое имеешь. Но это тенденция к единообразию, единообразному единству Всевышнего, который является непроявленным Всевышним, вечно тождественного самому себе, в противопоставлении неисчислимой множественности всех выражений этого Единства; и инстинктивно всегда есть отход [жест отхода] к Непроявленному, вместо [Мать раскрывает руки] принятия манифестации в ее тотальности. Это очень интересно. И это первое следствие возвращения к Истоку. Первое следствие возвращения к Истоку — это упрощение, тождественность, Одно — тождественное Одно. И есть движение манифестации [жест расширения]: множественная Необъятность. Это инстинктивно.

(Мать входит в созерцание)

30 ноября 1965

Мать переходит к переводу «Савитри»:

Придавая воображаемый смысл тяжкому дрейфу жизни, Они полагались на неопределенное окружение И ждали, когда смерть переменит сцену их духа.

Да. Эти люди надеются попасть на блаженное небо. Весь Запад, конечно же, убежден, что землю надо принимать, как она есть, и что земля является местом подготовки к другому миру, который, согласно вашим «прегрешениям» или вашим «качествам», будет небом или адом. Но, покончив с адом, все, имеющие добрую волю, идут на блаженные небеса. Странный вымысел, не так ли! Как бы там ни было… Но есть непонимание, необычная компактность знания во всей «Савитри», по любому случаю. Нет ничего, в чем не было бы знания. Это действительно интересно.

Декабрь 1965

1 декабря 1965

(Записка Сатпрему от Матери)

Сатпрем, Надо сделать сокращения в «Заметках на Пути». Надо вырезать отрывок, касающийся разрешения женитьбы, а также всю ссылку на состав Ашрама. Все это слишком «приватное», чтобы публиковать это. И наряду с этим попадаются и другие фразы, которые лучше опустить. Я хотела бы пересмотреть все это с тобой в следующую субботу.

Нежность [Подпись :] Мать

4 декабря 1965

(Днем раньше Мать была очень больной, и она выглядит еще очень уставшей)

Вчера был очень трудный день. И я еще не в полном порядке. Я не слышу, не вижу, я в скверном состоянии.

(Сатпрем отговаривает Мать от работы – долгая медитация)

Я могу оставаться так до бесконечности. Пока я нахожусь в этом состоянии, все в порядке, удобно. Но, как бы там ни было, мы можем заняться переводом… Трудность в том, что я не вижу и не слышу — я не здесь! Потому что, что касается меня, у меня нет никакой причины выходить из этого [из медитации]. Когда я там, у меня впечатление, что наконец-то мир прекрасен! Когда я выхожу из этого, начинается скрипение. Когда я там, мир и все прекрасно!

(Мать берет первые строчки «Савитри»)

Дикий шум труда и топот Бронированной жизни и монотонное гудение Мыслей и действий, всегда одних и тех же.

Вот! это так.

* * *

К концу беседы

Это мое великое лекарство. Вчера три четверти дня я оставалась так [в медитации]. Все думали, что я спала (!), и они очень заботились о том, чтобы не разбудить меня (так-то лучше, это было любезно). Вот так все в порядке, все идет хорошо. И телу тоже лучше, это единственное лечение; для меня это единственное лечение: принести этот Мир, этот Свет — широкий-широкий, спокойный-спокойный — тогда клетки принимают привычку быть немного более гармоничными. А иначе все идет не так. Я не верю в докторов. Я прикладываю всю мою добрую волю, но я не верю в курсы лечения, я не верю в докторов. Когда я нахожусь в этом состоянии, и доктор дает мне лекарства — я смотрю на их действие: они вызывают столь же беспорядка, сколько и приносят блага. Они делают хорошо одному и вредят другому. Так что надо затем улаживать это. Из этого нет выхода. И, кроме того, мне делают одолжение, давая мне детские дозы! Если бы мне давали взрослые дозы, я думаю, что… Это интересно, очень интересно (!) В сущности, чтобы хорошо себя чувствовать в мире, как он есть сейчас, надо принадлежать к той категории людей, о которой я недавно тебе говорила; категории тех, кто установил гармонию со всеми человеческими способностями и кто удовлетворен, и, кроме того, кто достаточно эгоцентричен, чтобы даже не замечать, что для других это не так. Тогда все в порядке; а иначе… И Шри Ауробиндо в большой степени (в своем внешнем существе) принадлежал к категории тех, кто хочет, чтобы вещи изменились, кто толкает к прогрессу, кто хочет двигаться вперед, кто хочет отвергнуть прошлое… во многом. Он делал большое усилие, чтобы быть довольным вещами и людьми; это его сочувствие заставляло его принимать людей вокруг себя такими, какими они были. Иначе он много бы страдал. И это то, что изнашивает, утомляет и дезорганизует. Все время меня учат этому… Ведь уже долгое время, как этого блаженного удовлетворения больше нет (у меня никогда и не было его много, и если в какой-то момент оно могло быть, то уже очень давно оно больше не держится), но меня учат переходить на более высокую стадию, где я достаточно свободна от всех внешних вибраций, чтобы быть способной существовать в истинной гармонической Вибрации. Но для тела это трудно, потому что всякий раз во время еды поглощается беспорядок; с каждым вдохом поглощается беспорядок — мы живем в беспорядке. И тогда это работа прояснения, организации, гармонизации, и все становится очень неподвижным, очень-очень неподвижным: здесь [жест ко лбу] абсолютное молчание и свет — свет недвижимого света; и затем заставить спуститься это сюда [в тело]. Очень неподвижно… Все же, кровь постоянно циркулирует, нет? Но я думаю, что она должна циркулировать медленно. Тогда все в порядке. Я думаю, что внешняя наука говорит, что во сне сжигаются токсины; что же, это так: эта неподвижность озаряет темные вибрации. [Смеясь] Так что я дала вам дозу!

7 декабря 1965

По поводу последней «Болезни» Матери

Это было то, что люди называют «черной магией» — я не называю это черной магией, но это была враждебная формация, которую я видела во всех деталях как раз 5 декабря. Я видела ее как раз 5-го декабря, и затем я поняла. И это было чрезвычайно интересно, но невозможно повторить. 5-го, во время медитации, я знала, что это было (на следующий день после того, как ты приходил). Чрезвычайно интересно. Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе об этом, но это очень-очень личное. После полудня 5-го, после того, как я ясно поняла и увидела все, сделала все, вдруг… (ты знаешь, как Шри Ауробиндо снимал болезни: как рукой, приходившей и снимавшей боль), это пришло вот так, и «болезнь» была убрана, буквально убрана вот так, и МГНОВЕННО телу стало хорошо. О, ты знаешь, я еще изумлена. Точно словно капюшон был накинут на голову, а затем что-то сняло его: пуф! все симптомы, все ушло. Это чудесно. Когда эта Сила заработает, мы увидим кое-что.

Но в течение четырех-пяти лет, каждый год тебя атаковали к 5-му декабря.

А, да. Все это — часть одной и той же вещи. Это то же самое. Более четырех-пяти лет, больше этого. Только… как бы там ни было, когда я объясню это, будет понятно. Но я видела это не в человеческой мысли, совсем нет, не так, как люди понимают: я видела это таким, как оно есть, а также то, что допускает эти атаки — не только допускает, делает их не только возможными, но и НЕОБХОДИМЫМИ для трансформации тела. Проще говоря, все это для того, чтобы держаться, вот и все. Это все — терпеть, держаться. Но в тот момент, как это ушло, буквально на полсекунды раньше, пришло… Как объяснить это? Это такое простое, естественное и не сложное, о! это такое простое, что казалось детским. Как если бы мне сказали голосом, похожим на голос Шри Ауробиндо: «Ты сильнее и можешь отбросить мячик», что-то подобное. Но слова — ничто; это было ощущение нечто вроде… живости, ощущение, которое имеешь в ранней молодости, когда ты полон дерзаний и энтузиазма — ощущение, что я запросто могу отшвырнуть их и их «грандиозные» формации, как лев отшвырнул бы крысу. Совершенно тот же род отношений. И это нечто вроде энтузиазма длилось как вспышка, и в то же время, точно в то же время [жест: как отбрасывание капюшона], пуф! — ночь и день. О! это научила меня множеству-множеству вещей, целому миру вещей. Это было тяжело. Это длилось долго: 3-го, 4-го и 5-го, и весь день 5-го до 6.30 вечера: три дня. И каждый день что-то приносит. Это кажется мчащимся галопом, так быстро это идет. Вчера я тоже кое-что усвоила: для работы, причину путаницы. Это было очень интересно, очень интересная демонстрация. И так далее, каждый день что-то подобное, в маленьких деталях материального функционирования. Очень интересно. А сейчас приступим к работе.

* * *

(Затем следует долгое привычное обсуждение проблем публикации слов Матери. Как обычно, Мать хочет все вырезать — «я не хочу никакого я» — и, как обычно, Сатпрем должен буквально бороться, чтобы сохранить несколько фрагментов здесь и там. В данном случае речь идет о «Заметках на Пути.»)

…Но я вижу, что много людей читают «Бюллетень», так что надо осторожнее относиться к тому, что мы печатаем. Надо тщательно пересмотреть это.

Снова были нарекания?

Нет, были энтузиасты — такие энтузиасты, что надо быть поосторожнее. Были и протестующее, но это меня не интересует, мне все равно. Надо обращать внимание на энтузиастов, на тех, на кого это оказывает большое воздействие. Энтузиасты часто более опасные… Нарекания означают, что люди ничего не поняли, и это не важно — раз они не поняли, тем хуже для них. Но, что касается тех, кто понял, не надо, чтобы это произвело на них слишком большое воздействие. Мы должны быть осторожными.

Да, но если убрать все личное, тогда останется какая-то «декларация», не несущая ничего конкретного. Это будет смутным и общим.

Можно сохранить полный текст для тех, кто готов увидеть все в целом.

(Сатпрем протестует)

Но, мой мальчик! перечитай все снова сам и скажи себе, что все, кто готовы прочесть все в целом, когда-то прочтут все, и этого достаточно.

Никогда не следует перечитывать тебе тексты, потому что ты невозможна!

(Мать смеется)

(Обсуждение продолжается, и Мать снова хочет вырезать всю концовку беседы от 27 ноября, которую Сатпрем хотел опубликовать в «Заметках на Пути». Речь идет о двойном движении Единства и Множественности.)

Не обескураживайся.

Но весь текст связан!

Да, все, кто развиты, как и ты, поймут, но другие — нет! Нет, это начало переживания, не дошедшего до своей конечной стадии. Я лучше расскажу тебе об этом в другой раз. Придет день, когда я хорошо скажу. [Поддразнивая ученика: ] У тебя еще будет возможность хорошо написать об этом! Оставь все это, все это — личное, это хорошо для «Агенды». Когда-нибудь я нарисую картину — живую картину, потому что она будет в совершенстве прожита — всевышнего Сознания, являющегося одновременно Небытием и Тотальностью. И затем, придет день, когда я смогу облечь в слова это переживание, это будет чем-то, имеющим вес, но подожди немного, надо подождать еще немного. Это первое бормотание неофита.

Я действительно понимаю, но… Но даже эти бормотания полны смысла! Даже твои колебания, даже твои неоконченные фразы. Это полно смысла.

Да, это хорошо для… (как говорит пословица), это хорошо для преданных, а «неверующие» не должны видеть этих запинок, это им не поможет. Ей [Суджате] будет меньше печатать!

(Сатпрем дуется)

10 декабря 1965

Что скажешь?… Говори.

Я немного не в себе, потому что получил известие, что мой друг покончил с собой.

Расскажи мне об этом. Какой друг?

Золотоискатель.

Но у тебя в жизни было много друзей, не так ли?

Нет.

Ты поддерживал с ним связь?

Это был самый близкий мне человек.

Ты виделся с ним, когда в последний раз ездил во Францию?

Нет.

Где он был?

О! он бывал по всему миру, недавно был в Африке, везде понемногу.

А откуда он тебе написал?

Из Парижа.

Сколько ему лет?

Он немного моложе меня.

Что он тебе пишет? У тебя есть его письмо? Дай его мне.

Он был бунтарем.

Да.

Он не нашел.

Но он был бунтарем в тамасе, мой мальчик. Самоубийство и тамас идут вместе — несознание или глупость. [Мать смотрит на письма] Он не подписывается, он пишет: «Твой брат, золотоискатель.»

Да.

Он интеллектуал?

Нет, не совсем. Он человек действия.

[Мать снова «смотрит» на письма] Ты уверен, что он покончил с собой?… Я не уверена. У тебя есть его адрес? Можешь найти его?

Да.

[Молчание] Ты еще очень чувствителен к формациям других.

Этого человека я хорошо понимаю, я с ним жил. Он совсем не был обычным человеком, принимающим жизнь как большинство людей, устроившихся в жизни.

Нет, но он «драматизировал».

Вовсе нет. Это человек действия, и он искал золото.

Это видимость.

Он относился к очень простому и грубому типу. Он никогда не выказывал ничего, никогда не говорил ничего, а когда он чувствовал что-то, внешне он становился все более твердым. Очень грубый человек, без эстетической утонченности. Просто человек действия, переводящий в действие то, что он чувствует.

Нет, он — интуитивный человек. Ты не знал об этом, но он относится к интуитивному типу.

Да, в нем было что-то.

Когда я сказала, что он «драматизирует», я не имела в виду физическое; ты возразил мне, но я имела в виду не физическое, я говорила о витальном, и я знаю, о чем я говорю.

Витально драматизировал… может быть.

(молчание)

У него был вкус свободы. Это довольно редко.

У тебя есть конверт от этого письма? Стоит там дата на штемпеле отправки?

Да, 6 декабря, из Парижа.

Каким он был? Низким, высоким? Полным, худым, черным?

Довольно низкий, сильный, коренастый, волосы бобриком.

Глаза?

Достаточно темные, черные, я думаю.

Волосы тоже?

Да. Нос кверху.

(молчание)

Я ругаю себя за то, что не помог ему.

Ты когда-нибудь писал ему?

Один раз за два-три года.

Это не сыграло бы никакой роли. Происходит то, что и должно произойти — это абсолютное правило. Происходит только то, что должно произойти. И немыслимо, что может быть по-другому. Следовательно, говорить себе: «Я должен был сделать это…» Это было бы для собственного удовлетворения, но это ничего бы не изменило. И он не мертв — возможно, он потерял свое тело, это возможно, я не знаю (для меня это вторичный вопрос), но он не мертв.

Ты имеешь в виду, что он достаточно сформирован, чтобы существовать на другом плане?

Да, он достаточно сознателен. Я спрашивала о деталях из-за того, что начиная с 5-го декабря до сегодняшнего дня я видела в Витале людей, которые недавно оставили свое тело, и я хотела бы знать, был ли он среди них. В частности, я видела двоих, подходящих под твое описание: приземистые, крепкого сложения, черные волосы и темные глаза. Если бы у меня была фотография, я сказала бы тебе, он это или нет: а так я не могу сказать. Я видела много таких людей — и для меня они не мертвы! Они остались сознательными, а для меня не мертв тот, кто сознателен. И если это то, что я думаю, то это кто-то, кто приходил прямо сюда — он приходил прямо к тебе, так что, естественно, я его видела. Так что!…

Нет, я не опечален из-за его «смерти», это не так…

Ты удручен тем, что не сделал того, что, как ты считаешь, ты должен был сделать.

Нет… И к тому же, есть страдание, которое это представляет — бесполезное страдание.

Ты добавляешь собственное бесполезное страдание ко всем другим! — Я не вижу логики. Шри Ауробиндо преподнес нам гран-ди-оз-ный урок, я так это восприняла. Когда он ушел, первым делом я сказала: «Теперь может умереть кто угодно, это не будет иметь ни ма-лей-ше-го значения.» И это совершенно верно, это было совершенно верно с того дня. Не имеет ни малейшего значения. И сейчас я имею со Шри Ауробиндо такую близость, которую я не имела, когда он жил в физическом теле: он был занят на своей стороне, я — на своей, мы никогда не говорили друг с другом. Мы были очень близки, совершенно близки, насколько это возможно, НА ТОМ ЖЕ САМОМ ПЛАНЕ, ЧТО И СЕЙЧАС. И сейчас, если я хочу что-то знать, когда я хочу получить ответ на вопрос, мне надо только сделать вот так [жест недвижимого молчания], и я получаю ответ. Прежде я могла быть занята в одной комнате, он — в другой, и у меня даже не было времени или возможности спросить его о чем-то. Это не так, что я одобряю смерть! Я борюсь с ней как только могу, для меня это ложь — смерть и ложь держатся друг за друга. Но… это видимость. Когда вы принимаете эту ложь, это заставляет вас страдать. Когда вы ее больше не принимаете, вы улыбаетесь. Вы улыбаетесь, вам нечего больше делать, кроме как улыбаться.

Это совсем не смерть трогает меня, но…

Хорошо, мой мальчик, присядь на минутку, оставайся спокойным, позови своего друга и скажи ему: «Вот. Вот то, что я хотел сказать тебе, вот чему я хотел научить тебя; сейчас узнай это от меня (я имею в виду, от тебя), от моего сознания. Сейчас я ставлю тебя в Свет; сейчас я помещаю тебя в Знание; сейчас усвой все, что ты только способен усвоить», и это все. Ты сделаешь самое лучшее, что мог бы сделать. Это из-за того, что в твоем внешнем сознании еще есть сомнение в невидимой реальности; дело только в этом, и когда уходит то, что было видно, было осязаемо, это болезненно.

Нет, дело не в этом…

Но я говорю тебе: в этом письме была очень сильная витальная формация (оказавшая влияние и на него самого), которая и задела тебя, это нечто вроде… (извини меня за это, потому что я не хочу причинить боль твоей дружбе или твоему воспоминанию), но это нечто вроде драмы, которую он разыграл сам с собой — впрочем, все люди, кончающие самоубийством, разыгрывают ее, все, БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ. Это драма, которую он разыграл с самим собой и которую он очень сильно переживал в витале, и эта формация пришла к тебе с письмом, и она тебя обеспокоила. Я знаю это, потому что моей первой реакцией во время чтения письма была улыбка — улыбка, которую я имею перед драмой в витале. Я совершенно уверена в этом, ты мог бы клясться, что это не так, это не имеет никакого значения. Я совершенно уверена в этом. Он был первой… можно сказать «жертвой», если угодно, первой жертвой драмы, но затем это пришло к тебе, это кинулось на тебя вместе с письмом. Драма в витале. И это драма в витале, все эти вещи являются драмой в витале… Послушай, как раз в эти последние несколько дней — в эти дни между 5-ым и 9-ым декабря — я всегда переживаю минуты, которые я пережила в 1950, и я всегда вижу их в свете обретенного мною знания, и я ВИДЕЛА, я видела, до какой степени боль, печаль, сожаление… особенно сожаление по поводу того, что не сделал того, что должен был сделать, является еще одним абсурдом, поскольку ОБЯЗАТЕЛЬНО делаешь то, что и должен был сделать — что не был тем, кем должен был быть и должен был изменить — но было сделано то, что вы и должны были сделать, потому что невозможно сделать что-то другое, чего бы Господь не заставлял вас сделать, и Он заставляет вас делать то, что одновременно является самым лучшим для целого и самым лучшим для вашего собственного прогресса. Вот так. Так что все сожаления о том, что «я должен был… я не должен был», это все глупости. Ты понимаешь, я говорю тебе это со всей силой знания, прожитого во всех деталях. Я ЗНАЮ это. И как раз в это время года я знаю это лучше всего, самым живым и самым конкретным образом, и самым мощным. Все в порядке, он добрый малый, у него хорошая сущность, с ним все будет в порядке. Если он действительно оставил свое тело, мы дадим ему другое. Вот так.

Да, он был добрым малым.

Да, это добрый малый. О! Теперь я хорошо знаю это. Сейчас я знаю это. Добрый малый. Очень хорошо. Но он здесь, витально. Все в порядке. Тебе надо только дать ему всю любовь, которую ты имел по отношению к нему, как если бы он физически был рядом с тобой. Ты даешь ему свою любовь, и ты делаешь для него вот так, во внутреннем молчании, то, что ты бы сделал, если бы он был здесь физически — и это не составляет никакой разницы, вот так. Это то, на чем я настаиваю, что это иллюзия — клейкая иллюзия — которая цепляется к нашему сознанию и говорит, что реальность — вот это [Мать щиплет кожу своих рук], но это ложь, это иллюзия, потому что это не является конкретным выражением реальности. И бунтари (они не знают, они невежественны), они бунтуют из-за того, что вещи не таковы, какими они должны быть, но вместо того, чтобы сказать себе: «Сейчас я буду работать к тому, чтобы вещи стали такими, какими они хотят быть, какими они должны быть», они уходят. Они говорят: «Нет, я не принимаю мир таким, как он есть.» Это очень хорошо. Это очень хорошо, не надо его принимать, никто не просит принимать его, каким он является, но если у вас есть добрая воля, помогите, чтобы он изменился. Теперь он поймет.

Да, это то, что нужно.

Он поймет. Нет, пока мир не изменился, смерть не имеет никакого значения, а когда он изменится, не будет больше смерти, вот и все. Или же это будет смерть для растений, смерть для животных, смерть для человека (человека как человека), и для них это будет совершенно естественным состоянием, не о чем будет сожалеть. Смерть, как ее понимают, означает потерю сознания… Это было бы… самым ужасным и чудовищным, если бы это было возможно. Но это невозможно. Если имеешь сознание, невозможно потерять его. Есть вещи, которые еще не имеют сознания, так что они постепенно учатся иметь его; но нельзя потерять сознание, которое уже имеешь, это невозможно. Все смерти мира не могут лишить вас сознания, вот почему я улыбаюсь — попробуй, мой мальчик! Это невозможно. Сознание вечно. Сознание божественное, сознание вечное, и НИЧТО не может разрушить его. Видимости — это другое дело. И разрушается только несознание (то есть, есть видимость разрушения), но не сознание. Так что вся драма — вся трагедия, весь ужас, все это — это витальная подделка. Что же, воины Бога не позволяют себе быть задетым этим. Мы улыбаемся: «Да-да! Вы можете устраивать нам большое шоу, нам все равно; разыгрывайте большое шоу, если это забавляет вас.» Мы знаем, что это только шоу — безобразное шоу, если угодно, оно не миленькое, но это только игра.

* * *

(Чуть позже, по поводу доктора Саньяла, который отправился в Мадрас на операцию мозга после неудачной операции в Америке)

Доктор в Мадрасе…

Когда они будут его оперировать?

Я не знаю. Они позвонят. Прежде всего, они посмотрят, можно ли делать операцию. Потому что американский хирург сказал, что следующая операция стала бы фатальной, так что они примут все меры предосторожности, я полагаю. Но доктор [Саньял] сказал: «Я лучше попытаюсь и умру…» Ему не хватает веры, чтобы вылечиться без внешних средств, вот что жалко — но у кого хватает веры?… Я не знаю. Есть… есть те, кто имеют эту чудесную милость. У него ее нет: разум, интеллект слишком активны, чтобы она у него была. Вчера вечером я посвятила ему чуть больше двадцати минут концентрации. Он сидел, а я стояла, держа его руки… Говорят: «Не тяните никогда на себя», но можно тянуть на кого-то другого — я тянула Силу. Это было таким мощным, что его рука продолжала дрожать , тогда как моя оставалась неподвижной! Затем, когда это кончилось, я спросила себя, как это было возможно, я не понимала: моя рука, державшая его руку, оставалась неподвижной, а его рука дрожала; я ощущала его тремор в своей руке. Затем я перестала, как, вдруг, все остановилось: он больше не шевелился. И пришло расслабление, расслабление. Я концентрировалась там, на его голове — расслабление. Затем я перестала. Как бы там ни было, время вышло. Значит, ЭТО ВОЗМОЖНО. Но эта нехватка веры, основывающаяся на высшем интеллекте, на высшем разуме, препятствует остановке: проблема сразу же возвращается. Но я видела — я видела: это остановилось. Для меня это было очевидное доказательство. И я делала это умышленно. Верно, что опасно «тянуть», потому что если сопротивление слишком велико, то что-то разрушается, но больше не было риска, поскольку он сам был готов поехать в Мадрас, чтобы отправиться в другой мир. И я сделала это. Действительно, даже материально и в сегодняшнем состоянии мира, нет ничего невозможного. Нужна только Санкция Всевышнего. И это Он, кто хотел этого, это Он, кто пожелал. Я, которая не могла держаться стоя больше десяти минут, чтобы у меня не закружилась голова, я оставалась полностью НЕПОДВИЖНОЙ: я не чувствовала ничего, я была вне всякой «кармы»! Потребовалось полчаса, чтобы все остановилось, и, ясно, это имело моментный эффект, то есть, это могло длиться и час, и два часа, я не знаю, но с внутренними вибрациями его существа (нехватка веры и т.д.) это могло быть только кратковременным. Но это произошло. И это было достигнуто не через наложение: это было через расслабление, с Силой, спускающейся массой, буф! Грандиозной, мой мальчик!… Два-три раза что-то ослабло [в докторе], затем возобновилось: это словно выводилось из мозга, а затем возвращалось в мозг; я выводило это, а затем оно возвращалось. И в последний раз было расслабление. Тогда я сказала: «Спасибо, Господи, благодарю Тебя.» Сейчас я уверена. Мы увидим. Возможно, операция убедит его, что это возможно (если доктор из Мадраса тоже убедится, что это возможно). Очевидно, это возможно — все возможно. Но эти вещи очень интересные… Потому что, когда он был в Америке, я вдруг увидела, что его убьют (после первой операции), и я сразу же сказала: «Я не хочу, чтобы он умер там, это глупо, это глупая история, это поражение, я не хочу.» Я послала ему талисман, который я сама приготовила (чтобы его человеческий интеллект немного поверил), затем я поработала над другим доктором, американский хирургом. И затем, когда Саньял пришел на операцию, хирург сказал ему: «Нет, после вашей первой операции у меня была серия катастроф, фатальных исходов с человеческим смертями; я не хочу делать вам операцию, поскольку чувствую, что она приведет к вашей смерти, поэтому я отказываюсь.» Тогда Саньял сказал: «Я принимаю это, я хочу умереть», а тот ему возразил: «Но я не хочу убивать вас!», и Саньял вернулся сюда. А когда он вернулся, я сказала ему: «Извините, это моя работа!» [Мать смеется]. Теперь мы посмотрим. Если другой доктор имеет доверие, и он тоже заимеет его, тогда все возможно. Но это сделает ни этот другой доктор, ни какой-либо еще: это сделает Господь. Только Он может это. Я сказала Саньялу, когда он вернулся из Америки: «Только Господь может вылечить вас, больше никто.» Тогда он мне сказал: О! Да, но есть средства вмешаться в это.» Я ответила: «Любые средства, какие вы пожелаете, мне все равно!»

* * *

Затем Мать возвращается к самоубийству Золотоискателя:

Малыш, это чтобы помочь тебе сделать шаг вперед. Это очень хорошо. Ты знаешь, большая трудность заключается в важности и, особенно, в ощущении абсолютной реальности, которую мы придаем физической жизни. Важна не физическая жизнь, а Жизнь; важно не физическое сознание, а Сознание. И когда вы свободны, вы можете использовать… что же, всю материальность, какую хотите. Надо уметь брать, оставлять, брать, оставлять… и использовать, как хотите; надо быть господином Материи — не Материи, которая уселась на вас и обязывает вас! И в этом дело, потому что в своем внутреннем существе вы несете воспоминание о Свободе, так что вы восстаете против рабства здесь (это отвратительное рабство), только вам не хватает того знания, что только сознание может изменить все. Выбросить все в окно — это не способ изменить вещи, это все. Но для твоего друга это закончилось, я взяла его с собой. Все в порядке.

15 декабря 1965

Вчера у Матери был с визитом король Непала

У меня не осталось роз [Мать ищет розу для Сатпрема], они все забрали! Но этот король — замечательный человек. У него замечательная история, но ее слишком долго рассказывать… Раньше я связывалась с ним [жест ментальной связи], и я сказала, что «я не говорю» — я и не говорила. Когда он пришел, он посмотрел на меня, затем вдруг (он стоял), он остался стоять в медитации: закрыл глаза и больше не двигался. И затем он ментально задал свои вопросы — я их получила. И ответ пришел свыше, замечательный. Ответ с золотой, величественной силой, и мощью, говорящей, что он играет большую роль и должен быть сильным и т.д. Очень, очень интеллигентный человек. И посол Индии в Непале (которого я однажды уже видела, у него замечательная жена, которая тоже была здесь, она очень мила) спросил меня (потому что они собираются устроить конференцию в Непале по поводу претензий Китая), он спросил, какое решение я вижу. Я послала ему свой ответ. Это действительно очень интересно, как я видела эту вещь. И он мне сказал: «О! это как раз то, чего хотят китайцы!» Я сказала: «Очень хорошо, это очень хорошо, только это будет с индийцами, а не с китайцами»: федерация всех государств. Все это очень хорошо. То есть, Сила действительно на пути. Единственно, все мои розы ушли!

* * *

Чуть позже

Вчера оперировали Саньяла. В 15.45 V позвонил из Мадраса и сообщил, что операция прошла успешно, что тремор прекратился в правой руке и в правой ноге, и не было паралича. А сегодня пришло письмо от V, в котором он рассказывает все. Но потом пришла телеграмма, в которой говорилось, что он провел очень беспокойную ночь, и у него был жар. Это последние новости.

(Мать протягивает Сатпрему письмо V)

«Операция прошла успешно. Прекратился тремор в его правой руке и ноге. Нет паралича. Доктор хорошо себя чувствует. Этим утром, после того, как доктор в 7.30 принял свое кофе, парикмахер побрил ему голову. Доктор выглядел как буддистский монах [Мать смеется]. В 9 утра его доставили к операционной номер 2 и наложили на голову стерильную повязку. В 10 утра его ввезли в операционную. В 15 его вывезли оттуда и поместили в послеоперационную палату. Увидев нас вокруг своей постели, он начал плакать. Нас попросили отойти от его кровати, а затем он поднял свою правую руку и ногу. Не было совершенно никакого тремора. На его голове была большая повязка. Мы молимся за его выздоровление.

18 декабря 1965

(Суджата :) Почему Павитра в таком плохом состоянии?

Доктор предрекал, что он вообще не сможет двигаться, а он поднимается по ступенькам, ходит туда-сюда. Однако это требует усилия. Но доктор сказал: «Он не сможет больше двигаться, он будет привязан к своей кровати.» Так что это уже большое достижение. Это анкилоз всех мышц.

(Суджата :) Когда я вижу его утром, это ужасно. Ему требуется долгое время, чтобы начать двигаться, и это доставляет ему немало боли.

Да, это больно. О! он движется только благодаря воле. Я знаю это. Я знаю, потому что, как правило, все кончено, вы не можете больше двигаться.

(молчание)

В сущности, все трудности приходят из суммы несознания, остающегося в Материи, из которой мы состоим. Это… это ужасно. И тогда, чтобы вывести эту Материю из ее несознания, требуется все это: все эти страдания, все эти расстройства, вся эта обработка… Это то, что я вижу каждый день. И степень глупости… нам это кажется глупостью, мы называем это глупостью, но… Ведь посредник, которому отвечает это несознание, это разум клеток, материальная ментальность, и тогда, когда эта материальная ментальность охвачена идеей, она действительно одержима идеей, и ей почти невозможно (не невозможно, но чрезвычайно трудно) освободиться от нее — требуется вмешательство из другой области. И заболевания таковы. То же самое относится к заболеванию доктора: это тремор — это одержимость идеей, это то, что в сознательном интеллекте выражается через одержимость идеей, гипноз — некий гипноз, сопровождающийся страхом в материи. Все вместе: одержимость и страх. И все это порождает немощность. Одержимость идеей и немощность отвергнуть ее, и страх, немощность сопротивляться. И затем этот страх, который передается в нас через: «О! будет так… о, будет такое-то заболевание…» В древних Писаниях это сравнивали со свернутым колечком хвостом собаки. Но это действительно так, это действительно какая-то ИЗОГНУТОСТЬ, которая автоматически восстанавливает свою форму, если пытаться выправить ее — вы распрямляете, а она скручивается, вы отбрасываете, а затем это возвращается. Это чрезвычайно интересно, но это убого. Это убого. И все болезни таковы, все-все-все, какой бы ни была их внешняя форма. Внешняя форма — это только один из способов бытия ОДНОЙ И ТОЙ ЖЕ ВЕЩИ — потому что вещи устраиваются всевозможными способами (нет двух одинаковых вещей, и все выстраивается по-разному), так что некоторые следуют одинаковым изгибам, и тогда доктора говорят: «это такая-то болезнь». Но если они искренни, они скажут вам: «Нет двух похожих болезней.» Но это еще та работа!… Я сейчас борюсь с этим, это буквально кулачный бой. Сколько времени это займет? Я не знаю. Какую цену надо заплатить? Я не знаю… Да, конечно, мы можем увидеть, что будет в конце: когда мы ухватим «трюк», глубокий закон или истинное могущество, которое правит этими вещами, ах! тогда… мы сможем кое-то. А пока надо хорошо держаться. Ты знаешь, что значит «хорошо держаться»? Это быть вот так [жест неподвижности в Вечном]. Вы одолеваетесь нескончаемыми идеями, общим пораженчеством [тот же жест]: быть неподвижным в восходящей становящейся вере. О, помнится, как-то я говорила тебе, что совершенство вечное, а из-за сопротивления Материи оно постепенное на земле.

22 декабря 1965

У меня много внутренних трудностей… Я не знаю, я чувствую себя очень нечеловеческим, как если бы я был далеко-далеко-далеко, и все человеческие связи утомляют меня. Я далеко.

Это не важно. Ты думаешь, что необходимо чувствовать себя человеком?

Я не знаю… Это не хорошо, не так ли?

Совсем не обязательно чувствовать себя человеком.

Это как если бы я согласился на какую-то игру, но она утомляет меня больше всего. Как если бы я был далеко. Так что я спрашиваю себя, хорошо это или плохо (!)

Я думаю, что все переживания, посылаемые нам, посылаются из-за того, что они необходимы. Я в этом убеждена. И, к счастью, мое тело тоже убеждено в этом, потому что… если посмотреть на это с обычной точки зрения, это довольно отвратительно. Все люди вокруг меня больны и… [жест возврата к Матери]… лихорадка, то, это. Это трудно, это очень трудно. Я говорю тебе, это очень трудно. Что же, я убеждена — мое тело убеждено (к счастью, оно само убеждено), что это для того, чтобы усвоить кое-что. Телу надо учиться. Много учиться… Возьми [Мать протягивает Сатпрему цветок, называемый «Милостью»]. Надо цепляться за это вот так, ты знаешь, двумя руками, закрыть глаза, когда очень плохо, и ждать, пока это не кончится.

Но ты не видишь ничего плохого во мне? Nothing wrong [Ничего плохого]?

Нет-нет! “Nothing wrong”! [«Ничего плохого»] [Мать смеется] Ты можешь работать или ты слишком устал?

Нет-нет! я устал внутренне.

О! никогда нельзя уставать внутренне.

Я имею в виду психологическую усталость, по отношению к другим.

Ты не хочешь их видеть [Мать смеется]. Это очень хорошо, отличное состояние, совершенно благоприятное!

25 декабря 1965

(По поводу матери Сатпрема, подарившей деньги Ашраму)

Это твои деньги?

Нет, она раздала все свое добро своим детям, и одна часть предназначена для меня, но это ее, так что это будет очень кстати в твоих руках. Она говорит, что «проветривает себя».

Но, ты знаешь, это верно. Это спонтанно истинное чувство в существе; ты чувствуешь, что растешь благодаря тому, что даешь. Пока у меня было ощущение, что люди дают мне, как личности, было сужение, но сейчас это совершенно конкретное ощущение [Мать делает циркуляционное движение вокруг себя]: это циркулирует, циркулирует… Так что сейчас есть радость вещи, потому что это циркулирует, ничто не остается. Но твоя мама очень мила … Она хочет иметь радость в своей душе. Ты знаешь, есть радость быть более сознающим свою душу, чем материальный мир — можно заниматься им, можно ясно видеть, можно понимать, можно делать то, что нужно, все это остается, это очень хорошо, но есть… Свет позади всего этого. Свет, нечто теплое, теплое светлым золотым светом. Это действительно ощущение бессмертия, нечто, не зависящее ни от формы, ни от обстоятельств. Это сознание, в котором сразу же возникает ощущение, что не было начала, нет конца… Какая-то сладость, очень сильная, очень сильная, позади каждой вещи. Это переносит вас по жизни; даже любые трудности ничего не значат, когда ухватываешь это. Это что-то очень сокровенное, выражающееся с трудом, но это как опора, нечто, что поддерживает вас всегда, в любых обстоятельствах. Вот что твоя мама будет иметь. Должно быть, она живет этим, не зная об этом; должно быть, она уже немного имеет это, зачатки. Но когда имеешь это сознательно, тогда… тогда, в сущности, обстоятельства не имеют большого значения. И эти деньги пришли, как всегда, в самый подходящий момент!

* * *

(Затем Мать переходит к «Комментариям к Афоризмам» для следующего «Бюллетеня»)

Афоризм 113 — Ненависть – это знак тайного притяжения, жаждущего убежать от себя и яростно отрицающего собственное существование. Это тоже игра Бога в Его творении.

Это соответствует некой вибрации — вибрации, получаемой от людей, которые ненавидят. Эта вибрация фундаментально, так сказать, та же самая, что и вибрация любви. В самой глубине есть то же самое ощущение. Хотя на поверхности может быть противоположное, оно поддерживается той же самой вибрацией. И, можно сказать, люди являются рабами того, что ненавидят, в той же степени, как и того, что они любят — возможно, даже больше. Это то, что вас держит, что вас осаждает и что вы лелеете; ощущение лелеяния, потому что за неистовством есть тепло притяжения, столь же большого, как и притяжения к тому, что вы любите. И, кажется, только в деятельности проявления, то есть, совсем на поверхности, есть это искажение видимости. Вы одержимы тем, что ненавидите, даже больше, чем тем, что любите. И эта одержимость исходит из этой внутренней вибрации. Все эти «чувства» (как их называют?) имеют вибрационную моду с чем-то очень существенным в центре и словно покрывающим его слоями; и тогда самая центральная вибрация идентична, и по мере того, как она «раздувается» для выражения, она искажается. Что касается любви, это совершенно очевидно; в подавляющем большинстве случаев она внешне становится чем-то совершенно другой природы, чем природа внутренней вибрации, потому что поворачивается на себя, ссыхается и пытается тянуть на себя в эгоистическом движении обладания. Вы ХОТИТЕ быть любимыми. Вы говорите: «Я люблю этого человека», но одновременно есть то, что вы хотите, и живое ощущение такое: «Я хочу быть любимым.» И тогда это почти такое же большое искажение, как и искажение ненависти, которая хочет разрушить то, что вы любите, чтобы не быть связанным этим. Потому что вы не можете получить того, что хотите, от объекта своей любви, и поэтому хотите разрушить его, чтобы быть свободными; а в другом случае вы сохните почти в исступлении, во внутреннем исступлении, потому что не можете получить, не можете захватить то, что любите. [Смеясь] И, по правде говоря, с точки зрения глубокой истины, нет большой разницы! Тогда как центральная вибрация остается чистой и выражается в своей изначальной чистоте, что есть развертывание (как можно назвать это?… это что-то излучающее, это вибрация, распространяющаяся в сиянии, что есть расцвет, да, излучающийся расцвет), тогда любовь остается истинной. И материально это выражается через отдачу себя, самозабвение, душевную щедрость. И это единственно истинное движение. Но то, что люди называют «любовью», так же далеко от центральной вибрации Любви, как и ненависть; только, одна «любовь» поворачивается на себя, сохнет и затвердевает, а другая бьет — вот и вся разница. И это видно не на уровне идей: это видно с вибрациями. Это очень интересно. Как раз недавно я немало изучала это (!) Мне представился случай видеть эти вибрации: внешние результаты могут быть плачевными, с практической точки зрения они могут быть отвратительными, то есть, этот сорт вибраций [ненависти] поощряет позыв вредить, разрушать; но с точки зрения глубокой истины это искажение не гораздо большее, чем другое [«любовь»], оно только имеет более агрессивную природу — и то вряд ли. Но если вы дальше и глубже последуете за этим переживанием, вы обнаружите, что эта вибрация является изначальной Вибрацией творения, трансформированной, искаженной во всем существующем. И тогда есть некое понимающее тепло (это нельзя назвать «сладостью», но это было бы сильной сладостью), понимающее тепло, в котором есть столько же улыбки, сколько и печали — гораздо больше улыбки, чем печали… Это не оправдание искажения, но это, главным образом, реакция на выбор, который человеческая ментальность (и, особенно, человеческая моральность) сделала между одним типом искажения и другим. Есть целая серия искажений, на которые навешен ярлык «плохих», и есть целая серия искажений, к которым люди полны снисходительности и почти приветствуют их. И все же, по сути, один тип искажений не много лучше другого… это вопрос выбора. В сущности, надо сначала научиться воспринимать центральную Вибрацию, а затем оценить в ней УНИКАЛЬНОЕ и чудесное качество, до такой степени, что вы автоматически и спонтанно будете отворачиваться от всех искажений, какими бы они ни были, будь то добродетельными или порочными. Мы всегда возвращаемся к одному и тому же, что есть только одно решение: достичь истины вещей и прицепиться к ней, к этой сущностной истине, истине сущностной Любви, и прицепиться к ней.

* * *

Чуть позже Мать замечает

Это интересно: поле переживаний, в котором я оказываюсь, всегда связано с идеями, составляющими часть активности на неделе (как вибрации ненависти и этот афоризм, например). Это интересно (!).

28 декабря 1965

(Мать показывает коробку розовой бумаги для письма, которую она недавно получила)

Красивая бумага… чтобы писать поэзию!

Ты пишешь?

Я не поэт! Первая поэма, которую я оценила в своей жизни, это «Савитри». До этого я была закрытой. Поэзия всегда казалась мне словами: пустыми-пустыми-пустыми, просто словами — словами ради слов. Так что в качестве звука это мило, но… я предпочитаю музыку. Музыка лучше! Этот перевод «Савитри» занимает меня гораздо больше, это большое развлечение. Гораздо занимательнее, чем «изрекать вещи»… понапрасну.

* * *

Чуть позже

…Моя ночная работа начинается к девяти часам и длится почти до четырех часов утра, и она поделена на три группы активностей (ночных активностей). Последняя группа — обычно между двумя и четырьмя часами утра, и в это время я занимаюсь со всеми людьми!… Это, мой мальчик!… это очень забавно — это не всегда очень-то приятно, но это все равно забавно, о!… Я вижу людей такими, какими они являются на самом деле [Мать смеется]; не такими, как они думают о себе или хотят казаться; я вижу их такими, как они есть. Вот так я получаю сведения, все время. Взять, к примеру, Пурани : я видела его почти каждую ночь, а затем, почти пятнадцать дней тому назад (думаю, десять-пятнадцать дней тому назад) , прежде чем он оставил свое тело здесь, я видела его в месте… Это место полностью состоит из какой-то розовато-серой глины — она клейкая, липкая и довольно жидкая [Мать делает жест растягивания жвачки]. Там было много людей. Это было место, куда множество людей приходили, чтобы подготовиться к супраментальной жизни — но не в своих сегодняшних телах, то есть, они подготавливали что-то, чтобы быть готовыми к супраментальной жизни в будущем существовании. И меня приводили туда; было немало людей, приводивших меня туда, чтобы я видела (так чтобы я могла контролировать то, что там происходит). Но, что касается меня, предпринимались большие меры предосторожности, чтобы я не прикасалась к той субстанции (надо было, чтобы она меня не касалась), так что меня прикрывали золотой накидкой и тому подобное, и я шла. И я видела его… Я прошла на какую-то веранду (но все это носило совершенно особый характер, все было сделано из… странной материи), и был как раз большой двор, целиком состоящий из этой полужидкой, полуклейкой материи, напоминавшей очень разжиженную, очень клейкую земную глину [тот же эластичный жест, как жвачка]. И вдруг я увидела Пурани, бросающегося в эту «глину». С дальнего конца двора он подошел ко мне, весь перемазанный «глиной», делая большие взмахи руками по «глине»! Он был весь перемазан этой «глиной», буквально весь! Была видна одна «глина». Я сказала ему [смеясь]: «А! вам нравится это!»… Он ответил: «О! это очень приятно, очень приятно!» С того дня я больше его не видела. А затем, двенадцать или пятнадцать дней спустя, я не помню, он оставил свое тело. Это была подготовка. Я вижу очень, очень забавные вещи.

30 декабря 1965

(Письмо к Сатпрему от Матери)

(В ответ на письмо Сатпрема, в котором он писал, что «наполовину растворился» и спрашивал, на какой дороге он находится, если вообще находится на какой-либо дороге, поскольку не было «никакого знака», указывавшего бы, что он движется вперед или куда-либо.)

Четверг, утро

Сатпрем, мой милый мальчик, Мы поговорим об этом завтра утром. В любом случае, сейчас ты ближе ко мне, чем когда-либо.

Со всей моей нежностью [Подпись:] Мать

31 декабря 1965

(По поводу последнего письма Сатпрема к Матери :)

Ты получил мой ответ? [Мать делает жест ментальной связи] Нет? Я много-много тебе сказала, много.

У меня такое впечатление, что я видел тебя несколько раз за последние две ночи, но… Я всегда пытался привести в порядок магнитофон, чтобы записать то, что ты мне говорила, но не получилось.

[Мать смеется, затем после молчания] Действительно, ты не чувствуешь, в чем трудность?… Это недостаточное удовлетворение, нет? Это то, что по-английски называется “frustration” [разочарование, расстройство, неверие в свои силы], что-то разочарованное.

Да, но это только один способ сказать об этом. Можно также сказать: «что-то неисполненное».

Да, но «что-то неисполненное», это ощущение есть и должно быть до самой реализации, до трансформации. Это не только естественно, но и совершенно необходимо, потому что для тех, кто чувствует себя исполненным или удовлетворенным, для них все кончено, они больше не пошевелятся.

Да, кончено.

Это ощущение жажды, острой нехватки чего-то — что вы хотите иметь, чего вам не хватает — чем дальше вы идете, тем острее оно становится.

Да, но со мной не точно это… Я не знаю, где я нахожусь, я не знаю, на какой я дороге. Я не знаю, я не знаю вообще ничего!

Но это чудесно, мой мальчик! Это значит, что ты вышел из ментальных формаций. Это ментальные формации говорят: «Вы находитесь на этой дороге» или «вы достигли такой-то точки реализации», или… Это никуда не годится! Когда вы находитесь в этом, вы еще погружены в ментальность.

Да, но по мере продвижения…

А ты знаешь, куда ты идешь?

Нет, конечно, но…

Никто не знает, мой мальчик! никто, я тоже. И хорошо не знать.

Я очень хорошо понимаю, я не спрашиваю, куда я иду, но я хотел бы знать, ИДУ ЛИ я вообще. Нет никакого знака, ты понимаешь, никакого знака. Это как если бы я путешествовал в поезде с опущенными занавесками — поезд может ехать или не ехать, нет никакого знака, который показал бы мне, что я ДВИЖУСЬ куда-то, что я не определяю… Вот что, я совсем не знаю, где я нахожусь, что я делаю.

Ты знаешь (могу ли я быть с тобой откровенной?), это чисто витальная неудовлетворенность. И я знаю это, потому что это было (как сказать?) моей большой трудностью с тобой. Прежде это было в сто, тысячу раз сильнее; сейчас это стало успокаиваться. Это витал, очень сильный в своих желаниях (которые могут быть совсем не обычными желаниями), но это нечто вроде почти агрессивной интенсивности… и существенно неудовлетворенное. Раньше, год назад, это было очень-очень сильным; сейчас это успокаивается. Но всякий раз, когда витал вступает в игру (и надо допускать витальную игру ради физического здоровья; нельзя его полностью «успокоить», потому что это вызывает страдание физического тела), это так… Если угодно, это производит на меня впечатление витала кошек! Кошки имеют чудесный витал [смеясь], гораздо более ловкий и интенсивный, чем витал человеческих существ, но кошка царапает тебя, словно хочет сказать: «Я не удовлетворена, я несчастна»! [Мать смеется]

Нет, но, например, в первые мои годы здесь, почти каждую ночь был знак того, что я на пути , что я иду — незначительные знаки, пустяки: автомобиль, в который я сажусь, дорога в горы, простые пустяки, но они говорили мне: «А! хорошо, я продвигаюсь. Все в порядке, я на пути.» Но сейчас, спустя годы, не только нет никакого знака, но я вижу только негативные вещи: я вижу ямы, несчастные случаи, преисподнюю, я вижу… Но я никогда не вижу знака, который сказал бы мне: «А! да, иду. Все в порядке, я иду.» — Нет, никогда. Так что движусь ли я? Я ничего не знаю. То, чего я прошу, это приободрения, просто маленького жеста, говорящего мне: «Да, ты на пути, все в порядке. Ты движешься, не беспокойся.»

А что ты называешь «жестом»?

Знак.

А что ты называешь «знаком»?… Хорошо, думаю, что ты мне веришь: если я говорю тебе, что ты не только движешься вперед, но и движешься очень быстро, это не производит на тебя никакого эффекта? Ты мне скажешь: «Докажи мне это.» — Я не могу доказать тебе это, но я вижу, я знаю это.

Но я хотел бы немного ВИДЕТЬ, что я двигаюсь вперед. Я не прошу чего-то большого, но чего-то, что время от времени говорило бы мне: «Эй, не беспокойся, ты на пути», тогда как я всегда вижу темную сторону, всегда вижу ямы, преисподнюю, грязь. Так что почему бы время от времени не маячил бы маленький свет, прекрасный пейзаж?

[Мать смеется] А ты уверен, что никогда ничего не видишь?

Что же, от этого не остается и следа, во всяком случае. Зато все время есть следы ада, да, но никогда нет другой стороны, ни следа.

Ты имеешь в виду ночную активность?

Да, я говорю о ночных активностях. Я даже не собираюсь говорить об активностях, проходящих с открытыми глазами, я прошу хотя бы знака ночью. Днем нет ничего, это понятно уже давно… И это не неудовлетворенность, это… да, необходимость знать, что движешься, вот и все!

Но я же тебе говорю, что ты движешься вперед, а тебе этого не достаточно! Ты говоришь о «необходимости знать», но фактически ты требуешь доказательств.

Не доказательств. Когда ты мне говоришь: «Ты движешься вперед», мой ум понимает, но…

Тогда это твой витал. Что я тебе и говорю. И я настаиваю на этом: твой витал надо держать под контролем, потому что… что же, из-за его природы. И, естественно, он скажет: «Все это не то, чего я хочу, у меня нет доказательств прогресса.» У тебя нет никакого знака присутствия психического в тебе?

[После молчания] В течение лет у меня было ощущение (это чувство, не видение), ощущение большого пространства света, и когда я достаточно долго остаюсь молчаливым, я наполняюсь миром и спокойствием, и это может длиться вечность. Это есть там всегда.

Но это чудесно, мой мальчик!

Но это всегда и было, нет ничего нового!

Да, но есть люди, которые имеют это в течение одной минуты в своей жизни и считают это чудесной реализацией. И это всегда там — я очень хорошо знаю, что это есть там! Я знаю это, для меня это очевидный факт.

Да.

Нет, уверяю тебя, можешь мне поверить [Мать смеется], я имела маленькое переживание: это сделано. Поэтично это можно выразить так: «Твоя голова находится в Свете.» Но твой витал не хочет этой манифестации; твой витал хотел витальной манифестации, как, например, когда ты был в девственном лесу и валил деревья: он хотел бы иметь ощущение могущества жизни. И в этом ему было отказано (по йогическим и материальным причинам, потому что твое тело не было создано для этого и [смеясь] у йоги нет времени на это), так что Господин Витал взбешен! Ему говорится: «Успокойся, оставайся спокойным, достаточно спокойным, все в порядке, ты будешь иметь свою радость, но… трансформированную.» И он может быть менее воинственным, менее бунтующим или агрессивным, чем раньше, но он не удовлетворен, и тогда он дает тебе ощущение: «Но нет никакого знака, что я движусь! Нет никакого знака прогресса! Наоборот! наоборот, становится все более тускло, все более угрюмо, все более обычно, то есть, это все меньше соответствует моему идеалу, а мой идеал…»

Не совсем так… Да, в крайности это так, но…

[Мать берет руки Сатпрема] Для меня ты еще очень маленький и очень молодой, ты знаешь. Давай, скажи мне, что ты хотел мне сказать.

Сказать?

Ты начал что-то говорить, ты сказал: «Не совсем так…» [смеясь] естественно!

Я не знаю. Это всегда крутится вокруг проблемы видения. Если бы время от времени я имел бы прекрасное видение… Однажды, посмотри, однажды на Цейлоне (единственный раз в моей жизни) я слышал Музыку, это было… чудесно, это было действительно божественно. Что же, для меня это знак (такое произошло один раз в моей жизни), я сказал себе: «А! хорошо, я не далек, есть что-то.» Для меня это знак. Или если я вижу прекрасный свет или… Тогда это меня приободряет, я говорю себе: «Хорошо, все в порядке.» После этого я могу спуститься хоть в ад. После этого я могу делать самые абсурдные вещи, но я говорю себе: «По крайней мере, я знаю, что продвигаюсь к этому.» Вот, но нет этого! Ты видишь, такое происходит со мной раз в десять лет. Конечно, витал хватается за это и превращает это в неудовлетворенность, но в своем обычно рассудке я просто говорю: «Что происходит? Я не знаю.» Я нигде, я жду.

Но и я, мой мальчик, я тоже жду — мне миллионы лет и я жду. Как раз в эти дни я была в таком же состоянии, как ты описываешь, спрашивая себя: «Но где, где конкретные доказательства того, что все это собирается измениться?» Вещи действительно не красивы при взгляде на них — где оно, конкретное доказательство? И ко мне всегда приходит это, всегда, что было самым суровым испытанием, которое мне только можно было дать: это уход Шри Ауробиндо. Потому что Шри Ауробиндо обычно говорил так, как если бы он не собирался уходить. И это как раз то, что приходит, чтобы сказать: «Посмотри, все это — тысячелетние грезы.» И это возвращается и возвращается и возвращается [жест бомбардировки]; и тогда появляется словно меч Света, незыблемый: Уверенность. Тогда больше не спрашиваешь — больше не говоришь, не спрашиваешь ничего. Имеешь это терпение и веру: «Когда Ты захочешь, что же, это будет.» Единственно, я не шевелюсь, я остаюсь вот так [жест обращенности к высотам]: незыблемый свет. Конечно, все внешние события приходят, чтобы опровергать это. Несмотря на внутреннюю трансформацию (что, несомненно, является ежесекундным доказательством), все же у тела остается привычка увядания. И в тот момент, когда веришь, что вещи устраиваются (чтобы как раз дать доказательство продвижения вперед), происходит что-то, как будто бы специально, чтобы доказать вам, что все это — иллюзия! И это становится все более и более острым, более и более острым. Всегда есть Голос (который я хорошо знаю, это голос враждебных сил, испытующих вас), который приходит, чтобы сказать [тот же жест бомбардировки]: «Ты видишь, ты видишь, как ты обманываешь себя, ты видишь, как ты заблуждаешься, ты видишь, что все это мираж, ты видишь…». И тогда, если прислушаться, вы попались. Это очень просто: все пропало. Надо только заткнуть уши, закрыть глаза и держаться там вверху. Это то, что возвращается и возвращается с момента ухода Шри Ауробиндо [тот же жест бомбардировки], и, ты знаешь, это более жестокое, чем все человеческие пытки и вообще, чем вся жесткость, которую только можно вообразить. Это ужасно жестокая вещь, и со всей злобой жестокости, и это приходит [тот же жест]. Всякий раз, когда существо распускается в радости уверенности [тот же жест]: «Успокойся…» Поэтому я, конечно, говорю, что эта реализация предназначена не для слабых существ — она для сильных существ. И тогда стыдишься слабости в себе и отдаешь ее, говоря: «Освободи меня от моей слабости.» Надо быть чрезвычайно сильным, чтобы делать это — обладать силой терпения, не беспокоящейся ни о чем. Это как совершенство злобы, которая все время говорит: «Ты себя обманываешь, это невозможно, ты себя обманываешь, это невозможно…» И затем: «Ты видишь, есть доказательство истинности того, что я говорю: Шри Ауробиндо знал, и он ушел.» И если прислушаться к этому и поверить в это, все полностью пропало. Это очень просто, все пропало. И этого они и хотят. Только… они не должны преуспеть, мы должны держаться. Сколько уже прошло лет?… [жест бомбардировки] пятнадцать лет, мой мальчик — в течение пятнадцати лет [тот же жест]. Не проходит и дня без подобного рода атак, не проходит и ночи без… Ты говоришь, что видишь ужасы — мой мальчик, твои ужасы должны быть чем-то очень очаровательным по сравнению с теми ужасами, которые видела я! Я не думаю, что хотя бы одно человеческое существо сможет выдержать видение того, что я видела. И это показывается мне словно для того, чтобы сказать, что все мои «амбиции» глупы. И на это у меня есть только один ответ: «Господь, Ты везде, Ты во всем, и мы должны видеть Тебя через все.» И тогда… это успокаивается. Я говорю тебе, я говорю тебе это не для того, чтобы обрадовать или утешить тебя, я говорю тебе это, потому что это факт, который я сама наблюдала с интересом и любопытством: мы с тобой чрезвычайно близки там наверху в глубоком интеллектуальном понимании и в Великом Свете. И это передается через идентичность переживания в интеллектуальном сознании. Я знаю твои трудности, я знаю их, я знаю их с первого дня, как только я увидела тебя (и даже до того, как ты приехал сюда); с этой точки зрения есть большой прогресс, только это пошатнуло твое физическое здоровье, из-за борьбы. Я знаю, что ты можешь полностью вылечиться, но для этого твой витал должен обратиться, и под «обращением» я имею в виду не подчинение — обратиться – это понять. Обратиться, это прильнуть.

(Сатпрем кладет голову на колени Матери)