Мать, "Адженда", Том V, 4 января 1963

   ТОМ-5. 1964- год(част-1ая)
   Слушать|Скачать|Агенда ТОМ 5-1
   ТОМ-5. 1964- год(част-2ая)
   Слушать|Скачать|Агенда ТОМ 5-2

...И кто дал мне право решать, что вот этот или тот человек не имеет права знать Истину, свою последнюю истину?… Оставим это — ни религии, ни наука не дали мне ответа на это вопрос.»
Очевидно, есть только одно решение: оставить ментальное сознание, которое дает вам восприятие или ощущение того, что вы изрекаете «ложь» или «истину»; и вы можете сделать это только тогда, когда перейдете в более высокое сознание, где исчезает наше представление о лжи и истине. Потому что, когда мы говорим с обычным ментальным сознанием, даже когда мы убеждены, что говорим всю истину, мы не делаем этого; и даже когда мы думаем, что лжем, иногда это не так. У нас нет способности различать, что истинно и что нет — потому что мы живем в ложном сознании.

Но есть состояние, в котором, прежде всего, больше не принимаешь «личных» решений и, затем, служишь как бы зеркалом, которое точно отражает настоящую ПОТРЕБНОСТЬ (то есть, духовную потребность) больного, к примеру, и точно то, что ему необходимо знать, чтобы остальная часть его жизни (то, что ему осталось прожить) принесла бы ему максимум возможностей для прогресса.

И когда ты воспринимаешь это, ты также видишь, что человеческий способ (человеческий способ врача) видения болезни не согласуется с высшим видением того же самого состояния тела; и что в каждом случае (не общим образом на все случаи), в каждом конкретном случае есть ОДНА вещь, которую надо сказать, которая является Истинной Вещью, даже если, например, это дает больному ощущение долговременности жизни.

Можно переместить это сознание и поместить его в стойкую часть существа больного… Это трудно объяснить, но я говорю это, исходя из собственного опыта, потому что я очень часто сталкиваюсь с этой проблемой. Как раз сейчас здесь есть женщина, у которой было несколько раковых опухолей; ее оперировали несколько раз, и она держалась годы за счет операций и лечебных процедур; только, ей все время говорили обычную ложь; но она спросила меня, она спросила меня, что я вижу в связи с этим, и что я знаю. Так что у меня был случай посмотреть, какой ответ ей следует дать…

Это, так сказать, практическое средство заставить врача войти в более высокое сознание. Должно быть, у твоего брата наступил такой кризис; он достиг той точки, когда он императивно обязан — профессионально обязан — войти в более высокое сознание. Потому что в теперешнем его состоянии он, должно быть, лжет очень плохо — он говорит, что он очень хороший лжец, но с тем восприятием, которое он имеет сейчас, должно выходить так, что вместе с ложью в сознание больного входит и сомнение. Так что он не делает то, что считается полезным. На мой взгляд, с практической и внешней точки зрения, я чаще видела случаи, когда ложь имела плохой эффект, чем случаи, когда правда имела плохой эффект. Но все зависит от сознания врача. И я знаю, и знаю несомненным образом, что если вы можете войти в это ясное сознание, тогда вы видите, что это сознание болезни было определенно необходимым, было частью ЖЕЛАЕМОЙ необходимости (не только принятой и вынужденной, но желаемой) души, чтобы быстрее двигаться по пути — чтобы экономить время, экономить жизни. И если вы можете, если у вас есть мощь привести душу больного в контакт с той силой, что управляет его существованием и ведет его к прогрессу, к Реализации, тогда вы делаете превосходную работу. Ты знаешь это: ОДНИ И ТЕ ЖЕ слова, ОДНИ И ТЕ ЖЕ фразы, сказанные кем-то, кто видит и знает, и сказанные обычным невежественным человеком, имеют совершенно разную природу и силу — и действие. Есть способ говорить, который является истинным способом, не зависимо от того, какие слова говорятся. И решение такое: внутри самого себя, в глубинах своего существа он должен найти этот свет — свет, который знает то, что должно быть сказано и как должно быть сказано. И тогда полностью исчезает это чувство ответственности и сложности из-за лжи, оно полностью исчезает. И тогда он обязан, сильно, абсолютно сказать то, что нужно сказать, и так, как нужно сказать. О! какая прекрасная реализация при этом достигается! Можно делать прекрасную работу… Иметь способность чувствовать, ВИДЕТЬ то, что надо сказать — не с мыслью «Этот человек скоро умрет, так что не надо его расстраивать, скажу-ка ему лучше, что…», все это совершенно бесполезно. Это совершенно бесполезно и помещает вас самих в некую ментальную кашу; кроме того, на самом деле это не помогает, не имеет ожидаемого эффекта. Тогда как это внутреннее видение… видеть, почему это существо заболело и какой физический беспорядок выражается в судьбе души этого мужчины или этой женщины — это замечательно, замечательно! И, в сущности, столь же бесполезно говорить: «Вы вылечитесь», как и «Вы не вылечитесь» — оба высказывания одинаково неверны с точки зрения истинной Истины, и не удовлетворительны для того, кто имел первый контакт с другой жизнью, отличной от физической жизни. И даже когда больной спрашивает вас: «Я вылечусь?», или когда он спрашивает о продолжительности своей болезни, есть способ отвечать, даже материально, не говоря ни «да», ни «нет», но этот способ ИСТИНЕН и несет в себе мощь внутреннего открытия. Представь себе, долгое время я искала врача, человека, обладающего полным медицинским знанием, знающего все, что они сейчас знают о человеческом теле и способах его лечения, и способного иметь контакт с высшим сознанием. Потому что через такой инструмент можно было бы делать очень, очень интересные вещи — очень интересные.

(молчание)

Есть область, где больше нет ни «болезни», ни «лечения», а есть только беспорядок, путаница и гармония, организованность. Это область, где этот так для всего-всего, происходящего в теле, и, прежде всего, обязательно так для всего, что касается работы самих органов (беспорядков в самих органов); и там есть целый способ видения вещей, который очень близко подводит вас к Истине… Остаются только заболевания, приходящие снаружи, такие как заражение через микробы, бацилы и тому подобное, через вирусы — это остается еще под аспектом «атак враждебных сил», это другой план действия. Но есть точка, где это встречается… Я хотела бы, о! я очень бы хотела поговорить об определенных вещах или определенных деталях с человеком, который досконально бы знал анатомию, биологию, физическую и телесную химию — знал бы все это основательно — и ПОНИМАЛ бы, был готов понять, что все это является проекцией других, более тонких сил, а также мог бы почувствовать так, как я чувствую, в своем теле. Это было бы очень интересно.

(молчание)

Это первый шаг. Ты видишь, он ставит проблему с чисто ментальной точки зрения: говорить то, что обычно называется «истиной» (и что на самом деле не так) или говорить то, что обычно называется «ложью» (и что, возможно, совсем не является этим: это не ложь, а просто противоречие или противоположность тому, что считается «истиной» — та же самая вещь). Но чтобы найти решение, надо подняться выше — где ВИДНО, где можно увидеть совершенно конкретным образом, что эта «истина» не абсолютна и эта «ложь» не абсолютна, и что есть нечто иное — другой способ видения — где вещи больше не таковы. И тогда… говорить Истинную Вещь: верное слово (слово, фразу), иметь мысль, являющуюся ИСТИННОЙ мыслью в каждом случае — какой чудесной силой обладали бы вы тогда над своим пациентом! Это было бы великолепно. Ты понимаешь, знать все материальные вопросы, знать во всех деталях все, касающееся клеток, и одновременно иметь это видение. Если бы можно было соединить это вместе, получился бы… божественный доктор. Это было бы чудесно. Выйти из моральной проблемы, чтобы сделать ее духовной проблемой. И тогда это больше не «проблема». Вот так, мой мальчик.

(долгое молчание)

Но я часто думаю о твоем брате. Когда ты получил это письмо?

Прошло уже немало времени, почти месяц назад.

Нет, это было недавно. Как раз в эти последние дни я еще раз думала о нем. Может быть, он снова написал?

(молчание)

Спроси своего брата, какие случаи он видел: например, случай, когда он предвидел скорый конец больного, но больной выздоравливал, или же противоположный случай, когда он считал, что больной выздоровеет, а он умирал; но особенно случай (самый интересный случай), когда медицинская наука заявляет, что вы неизлечимы, а вы выздоравливаете — наблюдал ли он подобные случаи и может ли привести такие примеры; естественно, без жаргона, пусть просто опишет то, что он видел; я имею в виду: что произошло с больным и как он выздоравливал (этого он не может знать, но он может сказать, что ВНЕШНЕ происходило). Верит ли он в возможность вмешательства другого порядка?

О, да, конечно. Напротив, он пытается ухватить…

Ухватить это… Да, у меня такое впечатление.

(молчание)

Есть две вещи… к примеру, одна, которую я часто наблюдала: начинается заболевание или беспорядок, и есть как бы… это не заражение (как объяснить это?), это почти как «имитация», но это не совсем так. Скажем, что некоторый блок клеток уступает; по какой-то причине (не счесть числа таким причинам) эти клетки претерпевают беспорядок — подчиняются беспорядку — и некоторая точка становится «больной» согласно обычному видению болезней; но это вторжение Беспорядка начинает чувствоваться повсюду, оно везде имеет последствия: беспорядок проявляется везде, где есть более слабые точки или точки, менее сопротивляющиеся атаке. Взять, к примеру, кого-то, у кого есть привычка к головной боли или к кашлю, невралгическим болям, не важно к чему, есть множество вещей подобного рода, которые приходят, идут, нарастают, уменьшаются. Но если где-то есть серьезная атака Беспорядка, тогда все эти маленькие расстройства сразу же появляются вновь: здесь, там, там… я наблюдала этот факт. И противоположное движение следует той же схеме: если вам удается принести в атакованное место истинную Вибрацию — Вибрацию Порядка и Гармонии — и вы останавливаете Беспорядок… тогда все прочее возвращается к порядку, как бы автоматически. И это не заражение, как, например, когда кровь переносит заболевание туда или сюда, это не так: это… почти как дух имитации. Но истина состоит в том, что Гармония, которая поддерживает все, атакована, она поддается, и тогда все дезорганизуется (каждая вещь своим путем и следуя своей привычке). Я говорю здесь о клетках тела, но то же самое верно для внешних событий, вплоть до мировых событий. Это примечательно даже для землетрясений, извержений вулканов и т.п.; вся земля кажется как бы одним телом, то есть, если одна точка уступает и проявляет Беспорядок, тогда все точки подвержены тому же эффекту. С человеческой точки зрения, в толпе, это необычайно точно: заражение вибрациями — особенно вибрациями беспорядка (но и другими тоже). И это совершенно конкретная демонстрация Единства. Это очень интересно. Это то, что я сотни и сотни раз наблюдала на уровне клеток тела. И тогда больше совсем нет того ментального впечатления, что «один беспорядок добавляется к другому» — это совсем не так, это… если коснуться центра, тогда все остальное естественным образом придет в порядок. И это факт: если привести в порядок центр беспорядка, тогда все остальное естественным образом последует за этим движением, без особого внимания с вашей стороны. И то же самое необычайно точно воспроизводится на человеческом уровне: революции, волнения, войны. Совершенно конкретная демонстрация Единства. И через это знание Единства обретается ключ. Если спросить себя, как, например, действие одного человека или одной мысли может восстановить порядок — вот так. Это не так, что надо думать обо всех пораженных местах, нет: надо коснуться центра. И все автоматически придет в порядок.

(молчание)

Вот так надо лечить, мой мальчик.

* * *

(К концу этой беседы Матери приносят «срочное» письмо от одной ученицы. Мать смеется и, не читая письма, черкает ответ:)

Она уже как-то писала мне, она раздосадована тем, что я не могу больше читать! (я громко читала «Савитри», и она хотела записывать). Я сказала ей: «Я не могу больше читать, это невозможно.» Тогда она написала мне, что я должна «использовать свою Милость», чтобы вылечить свои глаза. Я ничего не ответила ей. Но как раз сейчас, когда я закончила говорить с тобой, он пришел — мой ответ. Он пришел, то есть, Он мне сказал: «Напиши ей вот это.» Так что я написала:

Не я принимаю решение; есть только Воля Господа, которая решает все. И если Он решит, что мои глаза вернут способность читать, я верну эту способность.

Вот так, с этим покончено, здесь больше нет проблемы! Они не могут уместить это в своей голове! Ты знаешь, для них, когда они говорят «есть Милость», то имеют в виду, что Милость должна делать то, что они хотят, конечно же, и если она не делает того, что они хотят, тогда нет Милости! То же самое для тех, кто приемлет идею Бога, только если Бог делает точно то, что они хотят, и если Он не делает того, что они хотят, тогда нет Бога: «Это не так, это надувательство»! Это комично.

30 сентября 1964

W вернулся из своего «тантрического пребывания» — после того, как заболел! Кажется, Х дал ему новую мантру, которую надо повторять три периода по несколько сот тысяч раз в каждом, и он сказал ему: «До сих пор никто, кому я давал мантру, не смог дойти до конца.» И он его предупредил: «Вы будете атакованы в ваших мыслях, в ваших чувствах и в вашем теле.» Это не заставило себя ждать: W подхватил лихорадку, нечто вроде недомогания во всем теле, все виды внушений, поднимающихся снизу. Должна признаться, он заставил меня задуматься… Идти сражаться с враждебными силами в их собственной области, провоцировать их, это действительно специфический метод… Я сказала W (во всяком случае, я буду бдить, чтобы два других «периода» не прошли подобным образом), что я буду держать на расстоянии этих господ. Идти и искать их на их собственной территории, чтобы сражаться с ними, это кажется мне…

Но они охраняют определенную силу, и если хочешь заиметь эту силу, то нужно идти и сражаться с ними?

Мне казалось, что лучше держать их на расстоянии. С Теоном часто упоминались враждебные силы и враждебные существа, и они занимали большое место в саморазвитии и действии. Но Шри Ауробиндо говорил, что такое представление полезно, главным образом, с психологической и личной точки зрения, потому что легче бороться с трудностями, когда считаешь их приходящими «снаружи», как атаку, приходящую извне, чем думать, что они являются частью вашей собственной природы. Это не так, что он отрицал их существование, далеко не так, но путь во многом зависит от занимаемой позиции и ментального представления, которое вы имеете, естественно. Шри Ауробиндо больше напирал на Единство: он говорил, что даже то, что мы считаем наихудшими врагами, все еще является формой Всевышнего, которая, умышленно или нет, сознательно или нет, помогает общей трансформации. Это кажется мне более широким, более глубоким, более содержательным. И я пыталась строить свое действие скорее на этом, чем на постоянном сражении с противостоящими силами. Потому что, приняв эту идею, понимаешь, что если ты делаешь должный прогресс, если имеешь божественное знание и сознание, тогда исчезает сам смысл существования этих сил, и, как следствие, они не могут больше оставаться. С практической точки зрения, я видела очевидные примеры этого; это даже был мой самый большой аргумент в разговоре с Дургой (я рассказывала тебе, не так ли, что она обычно приходила во время пудж, и два года тому назад она осуществила свою «сдачу»), это был самый большой мой аргумент, я сказала ей: «Но смысл твоего существования в этой форме — в этой форме бойцового действия — исчезнет, если через отождествление ты обретешь новые силы, которые сделают те силы бесполезными.» И после этого она осуществила свою сдачу всевышней Воле; она сказала: «Я сделаю то, что хочет от меня Всевышний.» Это действительно был очень интересный результат. Но если посмотреть на это с другой точки зрения, то я заметила — или, скорее, МЫ [Мать и Сатпрем] заметили — что присутствие или контакт Х всегда вызывал конфликты, трудности, нечто вроде борьбы с Природой (личной или окружающей). Но, судя по эффекту его мантр, это согласуется с его линией действия; а его линия действия, по причине того, чем он сам является, находится в довольно материальной области: в физическом, непосредственно витальном и физическом уме — не в высшем, спекулятивном или интеллектуальном уме, нет: в физическом уме, воздействующем на Материю, затем, в витале со всеми витальными сущностями (он всегда говорит о них, и он также дает средства укрощать их, преобладать над ними), и, затем, в физическом. И когда окружающие его люди жалуются на головные боли или трудности, как он однажды сказал мне (это он сам сказал мне, я помню это): «Я привожу их в контакт с не привычной Природой.» Стало быть, это составляет часть его образа действия. И это меня било, я помню это, это меня било, потому что несколько раз, когда я чувствовала давление, недомогание, что-то неприятное, я говорила себе: «Не из-за того ли это, что действующая сила непривычна для клеток тела?» Тогда я делала работу по открытию, расширению, и, действительно, это всегда приводило к успеху: недомогание всегда останавливалось. Шри Ауробиндо говорил, что все тантрики начинают снизу; они начинают в самом низу, а так и должно быть там; тогда как Шри Ауробиндо всегда шел сверху-вниз и контролировал ситуацию. А если начинать с самого низа, то так и должно быть: все, что хоть чуть сильнее, чуть шире, чуть истиннее или чуть чище, чем обычная Природа, вызывает реакцию, протест, противоречие и борьбу. Я предпочитаю другой способ. Но, вероятно, не все способны понять этот способ или принять его.

(молчание)

W рассказал мне, что в один из моментов этой борьбы, поскольку он действительно нехорошо чувствовал себя ночью, «кто-то» пришел к нему и положил свои руки на его голову, и он сразу же хорошо себя почувствовал, все восстановилось. Тогда он спросил об этом Х (я приходила к нему сознательно, потому что получила от него сигнал S.O.S и пошла к нему сознательно и принесла ему облегчение), но он рассказал Х о том, что произошло, и… [смеясь] Х ему ответил: «Это была богиня»! Я засмеялась и сказала: «Что он называет богиней?»… Вероятно, все, что происходит не в физическом теле, является для него богиней! Но в этом случае было сознательно, я приходила к нему сознательно, чтобы принести ему облегчение. Я спросила его: «Ты не видел, что это было?» Он ответил: «Нет, я видел только часть руки и уголок сари.» Я не настаивала.

* * *

Немного позднее

Это как начало нового этапа. Раньше все действие приходило отсюда [жест: излучение над головой], в самом высоком, самом широком, самом чистом Свете; но вот уже несколько дней, когда что-то идет плохо, когда, например, люди не делают того, что они должны, или их реакция плохая, или есть трудности в обстоятельствах, в конце концов, когда вещи «скрипят», когда усугубляется Беспорядок, тогда сейчас в меня входит некая Мощь, это ОЧЕНЬ МАТЕРИАЛЬНАЯ Мощь, которая делает вот так [жест растолчения]: она накладывается на вещи и ужасно давит — о! какое это давление!… И это не приходит без того, чтобы я этого хотела, и идет без того, чтобы я знала об этом. Естественно, это внутренняя Мощь вступает в действие (эта Мощь, очевидно, всегда нарастает), но никогда она не занималась вот так, детально, такими крошечными вещами, как плохая позиция кого-то или действие, не согласующееся с Истиной, как бы там ни было, такими вещами… жалкими вещами, которые я обычно наблюдала: я смеялась, накладывала на них Свет Истины [жест свыше] и оставляла их. Но сейчас не так: «то» приходит, и приходит как что-то, что приходит, чтобы сказать людям, вещам, обстоятельствам и индивидам [императивным тоном]: «Ты будешь делать то, что хочет Господь — ты будешь делать то, что Он хочет. И берегись! ты будешь делать то, что Он хочет.» [Мать смеется]. Это мне смешно, но это должно иметь определенный эффект. Это очень материально, это в тонком физическом. И это всегда принимает такую форму; это не говорит: «Надо делать это или надо делать то; или не надо делать это…» — ничего подобного: «Ты БУДЕШЬ делать то, что хочет Господь», вот так: «Ты БУДЕШЬ делать… и, ты знаешь, ты будешь это делать, так что поберегись!» Это сильный Свет, как бы имеющий точные материальные детали (это, вероятно, должно передаваться через детали действия, я не знаю): это как линии, делающие вот такие маленькие отметки [жест]. Это формация. Это сила, которая не обычна для материального мира. Ты помнишь, у меня такое было (несколько месяцев тому назад), я рассказывала тебе, как что-то вдруг заставило меня ударить кулаком по столу… Это было так ужасно, что у меня было впечатление, что все развалится — это то же самое, только теперь организованное с определенной целью: это приходит полностью готовым, затем оно действует, и когда все кончено, уходит. Это приходит и иногда остается достаточно долго: оно настаивает и настаивает, как если бы оно толкло сопротивление; и затем вдруг оно останавливается, все кончено, нет больше ничего. Это спонтанно входит в сознание и спонтанно из него выходит, а я выступаю свидетелем. Только как свидетель, служащий связующим звеном — контактное соединение. Это приходит и накладывается на человека (я вижу это внутренним видением) или на обстоятельства, мировые события и неотступно толчет: «Ты сделаешь то, что хочет Господь, будет то, что хочет Господь.» Я передаю это на словах, но… И это совершенно вовне — вне — человеческих чувств, человеческих мыслей, человеческих восприятий, то есть, это может придти к кому-то очень близкому, сокровенно близкому, как и к кому-то очень далекому; это может придти к кому-то, наполненного очень хорошей доброй волей, как и может придти к кому-то со злой волей — совершенно безразлично. Это очень интересно, нет никаких нюансов в его действии, нет нюансов. Может быть дозирование, но, как кажется, это дозирование зависит от сопротивления. Но нет нюансов, то есть, для его действия все и вся ИДЕНТИЧНЫ — абсолютно идентичны; нет ни «для», ни «против», это больше не существует; есть только то, что не так, как оно должно быть: раз не так, как должно быть, то — бам! [Мать смеется]. Это приходило еще вчера. Как правило, мне надо находиться в состоянии отдыха или, во всяком случае, в состоянии покоя, чтобы это пришло (или, возможно, чтобы я восприняла это). Вот так, мой мальчик.

Октябрь 1964

7 октября 1964

Вещи (не с обычной, а с более высокой точки зрения) явно приняли поворот к лучшему. Но материальные последствия все еще те: все трудности словно усугубляются. Только, мощь сознания больше — яснее, точнее. Также, действие на тех, кто имеет добрую волю: они делают довольно значительный прогресс. Но материальные трудности словно отягчаются, что означает… это для того, чтобы увидеть, выдержим ли мы! Что касается денег, это серьезно, ситуация серьезная. Что касается здоровья: все больны. Что касается ссор (!), то они заходят еще дальше, но они как «указатели», то есть, поссорившиеся замечают, что они сделали глупость, то есть, что-то серьезное. Не так давно (это со вчерашнего дня) что-то прояснилось в атмосфере. Но путь еще долог — долог. Я чувствую, что он долог, надо терпеть. Терпеть-терпеть. Особенно это впечатление: надо терпеть. И иметь выдержку. Две совершенно необходимые вещи: хранить веру, которую ничто не может потрясти, даже отрицание, кажущееся полным, даже если ты страдаешь, даже если ты жалок (я имею в виду тело), даже если ты устал — терпеть. Держаться и терпеть — иметь выдержку. Вот так. Имея это, все в будет в порядке. Письма, описывающие очень интересные переживания… Люди, умышленно отказывающиеся понимать: они дрогнули. Подобные вещи. Вещи, которые не шевелились, которые раньше упирались во что-то, так что было такое впечатление, что они никогда не сдвинутся — вдруг, пуф! пошли. Только… портит все некая спешка, когда люди хотят добиться видимого результата. Это портит все. Не надо думать о результатах.

(молчание)

Но, согласно тому, что мне рассказывают люди, слушающие радио или читающие газеты (я не делаю ни того, ни другого), весь мир сейчас подвержен действию… волнующему, потрясающему сейчас. Кажется, что число «сумасшедших» значительно выросло. Например, кажется, что в Америке вся молодежь охвачена каким-то странным помешательством, что тревожит здравомыслящих людей, но что, несомненно, является знанием того, что работает необычная Сила. Это означает пролом всех привычек и правил — это хорошо. Сейчас это немного странно (!), но это необходимо. Это действие не ограничено. То есть, вероятно, оно ограничено землей… хотя манифестации с других планет или других миров, кажется, тоже множатся. И переживание в последнее время довольно любопытное.

Других физических планет?

Физических. Да, физических. Я не знаю, слышал ли ты это, это то, что рассказывала мне Р. Она была в Швейцарии, и незадолго до того, как вернуться сюда, она имела видение (она просто медитировала и имела это видение); и в своем видении она видела пять больших «светящихся сигар», которые проплывали вот так, медленно, одна за другой, гуськом. Когда она пробудилась, она гадала, что это было… И несколько дней спустя (возможно, на следующий день или еще день спустя, я не знаю), она прочла в газете рассказ людей с юга Франции (не помню, какой именно части), которые видели, как над водой проплывали пять «светящихся сигар», гуськом, точно того же цвета, как те, что видела она. Но в этом случае эти «сигары» видели физическими глазами. Так что это кажется интересным. Очевидно, это явление тонкого физического порядка (в своем истоке) или материального витального (в своем истоке), но оно проявилось физически, и оно очень даже могло придти с других планет, немного более тонких, чем земля. Есть и множество других переживаний; это я ясно помню. Это Действие всеобщее. А ты что скажешь? Ты ничего не принес? Не хочешь ничего спросить?

Нет… возможно, вопрос садханы… Правильна ли сейчас позиция пытаться быть прозрачным, насколько это возможно?

Прозрачным, восприимчивым.

Я задаю себе этот вопрос, потому что есть такое впечатление, что эта прозрачность, она действительно прозрачна, но это несколько… ничто — ничто, которое полное, но это все же ничто: ничто не знаешь. Не понятно, то ли это какой-то более высокий «тамас», то ли…

Надо, главным образом, иметь доверие. Большая трудность, в Материи, состоит в том, что материальное сознание, то есть, ум в Материи, было сформировано под давлением трудностей — трудностей, препятствий, страданий, борьбы. Оно было, так сказать, «выработано» этими вещами, и это наложило на него отпечаток почти пессимизма и пораженчества, что, определенно, является самым большим препятствием. Это то, что я сознаю в своей собственной работе. Самое материальное сознание, самый материальный ум приучен действовать сам, делать усилие, продвигаться под ударами бича, а иначе он впадает в тамас. Так что, насколько он воображает, он всегда воображает трудность — всегда препятствие, всего противостояние, всегда трудность… и это ужасно замедляет движение. Поэтому ему нужны как раз очень конкретные, очень ощутимые и ЧАСТО ПОВТОРЯЮЩИЕСЯ переживания, чтобы он был убежден, что за всеми его трудностями есть Милость; за всеми его неудачами есть Победа; за всеми его болями, его страданиями, его противоречиями есть Ананда. Из всех усилий это надо повторять чаще всего: надо постоянно останавливать, подводить к концу, прогонять, обращать пессимизм, сомнение или полностью пораженческое воображение. Я говорю исключительно о материальном сознании. Естественно, когда что-то приходит свыше… тогда этот материальный ум замолкает, останавливается и ждет. Но… я очень хорошо понимаю, почему Истина, Сознание Истины не выражается более постоянным образом — потому что разница между ее Мощью и мощью Материи столь велика, что мощь материи как бы аннулируется — но тогда это не Трансформация, а подавление. Это не означает Трансформацию. Это то, что делалось в прошлом: все материальное сознание подавлялось под весом Мощи, с которой ничто не могло бороться и которой ничто не могло противостоять; и тогда было впечатление: «Вот оно! Получилось!» — на самом деле ничего не произошло, потому что остальная часть в самом низу осталась такой, как и была, без изменений. Сейчас ему хотят дать возможность измениться; что же, для этого ему надо предоставить свободную игру, не внося подавляющей мощи — я очень хорошо понимаю это. Но у него упорство идиота. Сколько раз, например, в момент страдания, когда страдание острое, и есть такое впечатление, что оно становится непереносимым, в клетках возникает маленькое внутреннее движение, Зов: клетки посылают свой сигнал S.O.S. Все прекращается, страдание исчезает. И часто (сейчас это бывает все чаще) страдание замещается блаженным чувством благого бытия. Но это глупое материальное сознание, его первая реакция: «Ха! Посмотрим, сколько это продлится.» И тогда, естественно, через это движение все портится. И надо начинать все сначала. Я думаю, что чтобы эффект был длительным (чтобы это не было чудодейственным эффектом, который приходит, ослепляет и уходит), чтобы это действительно был эффект ТРАНСФОРМАЦИИ, надо быть очень, очень, ОЧЕНЬ терпеливым. Мы имеем дело с очень медленным сознанием, очень тяжелым, очень упрямым, которое не хочет быстро продвигаться, которое цепляется к тому, что имеет, к тому, что кажется ему «истиной»: даже если это совсем маленькая истина, это сознание цепляется к нему и не хочет больше двигаться. Так что, чтобы изменить это, надо иметь много-много терпения — много терпения. Шри Ауробиндо говорил это несколько раз в различных формах: «Терпите, и вы победите… Переносите, и вы преодолеете.» Победа — за самыми терпеливыми. И тогда [Мать указывает на собственное тело] это кажется уроком для всего этого агломерата (тело кажется мне просто агломератом). И пока позади этого есть воля хранить этот агломерат целым по той или иной причине, он и будет оставаться целым, но… В эти последние несколько дней (вчера или позавчера) было это: нечто вроде полностью децентрализованного сознания (я всегда говорю о физическом сознании, конечно же, не о более высоких сознаниях), получилось децентрализованное сознание, которое было здесь, там, там, в этом теле, в том теле (в том, что люди называют «в этом человеке», «в том человеке», но этого представления больше не было), и тогда произошло как бы вмешательство универсального сознания в эти клетки, как если бы оно спросило у этих клеток, по какой причине они хотят сохранить эту комбинацию (если можно так сказать) или этот агломерат?… заставив их понять или почувствовать трудности, приходящие, например, от числа прожитых лет, износа, внешних трудностей — ото всей порчи, вызванной трением, износом. И они казались совершенно безразличными к этому!… Отклик клеток был довольно инертным в том смысле, что они придавали значение ТОЛЬКО СПОСОБНОСТИ ОСТАВАТЬСЯ В СОЗНАТЕЛЬНОМ КОНТАКТЕ С ВЫСШЕЙ СИЛОЙ. Это было как стремление (не сформулированное на словах, естественно), но как… то, что по-английски называется yearning, longing [жажда, страстное стремление] этого Контакта с божественной Силой, Силой Гармонии, Силой Истины и… Силой Любви, и из-за этого клетки ценят теперешнюю комбинацию. Это была совсем другая точка зрения. Я выражаю это на словах разума, потому что нет средства сделать это по-другому, но это было скорее в области ощущений, чем где-либо еще. И это было очень ясно — это было очень ясно и совсем непрерывно, не было колебаний. И тогда, в тот момент, вмешалось вселенское Сознание, говоря: «Но вот препятствия…» И эти препятствия были ясно видны: это нечто вроде пессимизма ума (бесформенного ума, который начал зарождаться и организовываться в клетках). Но сами клетки это нисколько не заботило! Это казалось им как заболеванием, они говорили: «Это…» (слова искажают, но это чувствовалось как некий «несчастный случай» или «неизбежная болезнь» и что-то, что НЕ СОСТАВЛЯЛО НОРМАЛЬНОЙ ЧАСТИ их развития и было навязано им): «О, нас это нисколько не заботит!» И тогда, в тот момент, родилось нечто вроде НИЗШЕЙ силы воздействия на этот ум; это придало клеткам МАТЕРИАЛЬНУЮ силу отделяться от этого и отвергать это. С этой точки зрения это было интересно. И это было после той поворотной точки, о которой я тебе говорила: поворотной точки в целостности вещей, как если бы, действительно, произошло что-то решительное. Было нечто вроде доверительной радости: «Ах! Мы освободились от этого кошмара!» Обычно я не говорю ничего до того, как что-то новое не установилось прочно, потому что… Но, как бы там ни было, было так. И в то же время было облегчение — физическое облегчение — как если бы стало легче дышать… Да, это было немного так, как если бы вы были зажаты в скорлупе — удушающей скорлупе — и… во всяком случае, было проделано отверстие. Можно дышать. Я не знаю, произошло ли что-то большее, чем это, но это так, как если бы было проделано отверстие, сделан пролом, и можно дышать. И это было полностью, совершенно материально, это было клеточное действие. Но как только мы спускаемся в эту область, область клеток и даже строения клеток, насколько менее тяжелой она кажется! Тяжесть Материи исчезает: она начинает становиться текучей и вибрирующей. Это свидетельствует о том, что тяжесть, плотность, инерция, неподвижность — это то, что было ДОБАВЛЕНО, это не качество, присущее Материи — это ложная Материя, та Материя, как мы думаем о ней и как мы ее чувствуем, но это не Материя, как она есть на самом деле. Это было очень ощутимо.

(молчание)

Самое лучшее, что можно сделать — это не иметь никаких предвзятых идей и принципов; о! моральные принципы, свод норм и правил, «что надо делать» и «чего не следует делать», все предвзятые идеи с точки зрения морали, с точки зрения прогресса, и затем все социальные и ментальные условности — нет препятствий, хуже чем эти. Я знаю людей, которые тратили десятки лет на то, чтобы преодолеть одну из таких ментальных конструкций! Если можешь быть таким, открытым — открытым действительно в простоте… в простоте неведения, которое знает, что оно невежественно… вот так [жест: руки открыты], готовы воспринять все, что приходит… тогда, возможно, что-то и произойдет. Естественно, жажда прогресса, жажда знания, жажда трансформации, и особенно жажда Любви и Истины — если вы можете хранить это, тогда вы идете быстрее. Действительно жажда, такая нужда, потребность… Все остальное не имеет значения, требуется только ТО.

(молчание) Цепляться к тому, что вы знаете (как вы думаете, что знаете), цепляться к тому, что вы чувствуете, что вам нравится, цепляться к своим привычкам, цепляться к своим привязанностям, которые вы считаете необходимостями, цепляться к миру, каким он является сейчас — все это связывает вас. Следует отцепиться от всего этого, одного за другим. Порвать все цепи. Это говорилось тысячи раз, но люди продолжают делать то же самое… Даже те, кто красноречиво говорят об этом, учат этому других, даже они цепляются — они цепляются к своему способу видения, к своему способу чувствования, к своей привычке прогресса, которая кажется им единственно возможной. Долой цепи — свободы, свободы, свободы, свободы! Всегда быть готовым изменить все, кроме Одного: стремления. Это жажда. Я прекрасно понимаю: есть люди, которым не нравится идея «Божественного», потому что она сразу смешивается со всеми европейскими или западными концепциями (которые ужасны), и тогда это несколько усложняет их жизни — но нет нужды в этом! «Нечто», в чем мы нуждаемся, это Совершенство, Свет, Любовь, Истина, всевышнее Совершенство — и это все. Формулировки… чем меньше формулировок, тем лучше. Нужда, нужда, нужда… что только Та Вещь может удовлетворить, ни что другое, никакая полумера. Только то. И затем идти! — идти! Ваш путь будет вашим путем, это не имеет значения; не важно, какой путь, может быть любой путь, даже экстравагантные выходки современной американской молодежи могут быть путем, это не важно. Как Шри Ауробиндо сказал об этом: если ты не можешь любить Бога (я перевожу), что же, тогда найти способ бороться с ним и иметь с ним бойцовые связи.

10 октября 1964

(В течение нескольких последних месяцев Мать часто замечала, что Она больше не видит, и Она писала свои ответы, не видя написанного. Однажды Она даже сказала: «Я ослепла»)

… Это еще одна странная вещь. Вдруг, без всякой внешней видимой причины и даже без видимой психологической причины я вижу ясно, точно — это длится несколько секунд, а затем… кончено. И это происходит со мной в совершенно различных обстоятельствах; например, я поднимаю листок бумаги: я вижу ясно, как я видела прежде. Я замечаю, что я ясно вижу — и это кончено! В последнее время это происходит чуть чаще. Бывает, что, напротив, я пытаюсь; например, нет никого, чтобы прочесть мне бумагу, а я хочу ее прочесть — невозможно; и чем больше я пытаюсь, тем больше написанное расплывается в тумане. А бывает, что я ХОЧУ увидеть что-то (с определенной волей), и я очень ясно это вижу. Эта кажущаяся несвязность… Это должно зависеть от другого закона, который управляет Физическим и которого я пока не знаю. Но, к примеру, некоторое время тому назад (довольно давно), я читала ночью во «сне», и я очень ясно видела: когда я пробудилась, я читала что-то, что я держала в руках, и я очень ясно видела. Следовательно, это не физическое состояние влияет на условие ночи, это что-то другое. Очень долгое время я видела — я видела образы, сцены и т.д. — я видела, но не слышала; затем, вдруг, я начала слышать; и я слышала малейший шум, я слышала совершенно конкретным и естественным образом. Это было так, как если бы внезапно было развито чувство. Что же, есть определенное состояние видения, которое составляет то, что я читаю — я читаю что-то написанное; сейчас, когда я больше не читаю физически, я читаю ночью. Это означает, что все это внутреннее развитие физического и тонкого физического составляет еще целый неизведанный мир, который еще предстоит изучить. Я не знаю его законов, я только наблюдаю. И это подчиняется воле совершенно другого порядка, совершенно отличной от воли, работающей в физическом мире.

(молчание)

Но, ты понимаешь, на таком пути это может длиться сто лет! и больше. Там надо учить все, мы не знаем ничего.

Я не знаю, но у меня очень сильное ощущение, что это совсем не зависит от детальной работы в этой точке, той точке, той точке…

Нет-нет.

…и что однажды что-то внезапно произойдет.

Это так, да. Есть знаки такого рода, которые приходят, чтобы сказать вам: «Будет так, а затем вот так», а затем они уходят. И когда так будет, так оно и будет. Да, ты прав. Ты прав, это правильно. Сколько раз, ты знаешь, это приходит, поднимается как морской прилив, как волна, это стремление всего материального существа, всех клеток, стремление ко Всевышнему: «Все зависит от Тебя — все зависит от Тебя.» Ощущение полной немощности и полной неспособности, что благодаря вмешательству за секунду может быть трансформировано в полную Мудрость. И клетки чувствуют это — мысль говорила… она говорит что угодно, земля полна (когда ты видишь это во всей целостности, это действительно интересно!), земля полна всеми человеческими воображениями (которые превращаются в «констатации»), самыми фантастическими, самыми противоречивыми, самыми неожиданными — она полнится этим, она живет этим, она кишит этим — и в результате материальный мир убежден, что сам по себе он не может ничего! Ничего. Ничего, ничего, кроме этого: этого безвыходного нагромождения, кажущегося безумным, которое есть ничто, буйное воображение по сравнению с тем, что может быть. И тогда эта вера (это вера Материи) молниеносно («молниеносно»… мы не знаем, не так ли, это не вопрос «времени», как мы материально его понимаем), как спусковой механизм: все может быть изменено. Преобразовано в гармонический Ритм выражающей себя Воли; и Воли, которая является Видением: выражающего себя Видения, это действительно так; гармонический Ритм выражающего себя Видения. И все, что мы можем думать об этом, представлять это, выводить из этого, все это ничто, ничто — это ничто, это не ведет вас ТУДА. То, что ведет вас ТУДА, это уверенность, внутренняя вера, что когда всевышнее... (всевышнее что? можно сказать, Истина, Любовь, Мудрость, Знание, все это ничто, только слова — это «Нечто»), когда То выразится, все будет хорошо. И вся эта несвязность — ложная несвязность — исчезнет.

(молчание)

Странно также то, что эта убежденность, эта уверенность выражается неизбежно в совершенно различных действиях в зависимости от людей: ОДНО И ТО ЖЕ принимает различную окраску в стремлении различных сознаний. Например, в последнее время я видела нечто вроде выставки или шествия всевозможных теорий, данных человечеством для объяснения творения (мира, жизни, существования). Все эти концепции проходили передо мной одна за другой, начиная с тех, что выглядят самым примитивными, самым невежественными, и кончая самыми научными — и все они находились [смеясь] на одном и том же уровне непонимания… и все имели одно и то же ПРАВО выражать истинное стремление, стоящее позади них. И это было чудесно! Даже вера дикаря, даже самые примитивные религии и самые невежественные убеждения имели за собой одно и то же право выражать это стремление. Это было чудесно. И тогда сразу же полностью спало ощущение «превосходства интеллекта». И то же самое верно для тех противоположностей, противоречий, которые называют «необузданными и вульгарными», между интеллектуальным (особенно, научным) прогрессом человеческого вида и кажущимися дурацкими глупостями тех, кто протестует против условностей ; что же, это ощущение низости и превосходства, распространенное среди так называемых рассудительных существ, все это сразу же исчезло в восприятии ЦЕЛОГО, в котором ВСЕ — все — было результатом одного и того же Давления [жест нисхождения] к прогрессу. Это как Давление, приложенное к Материи [тот же жест], чтобы вытянуть из нее отклик. И какую бы форму ни принял этот отклик, он был частью этого всеобщего Действия. В прошлый раз я тебе говорила, что это вызвало: то ощущение освобождения; да, освобождения от удушения, нечто вроде открытия и блаженного бытия — это установилось. И понимание (как понимание незаинтересованного свидетеля), что все, все трудности, что приходят и накапливаются, совершенно необходимы для того, чтобы ничто не было забыто в марше вперед — чтобы ВСЕ шло вместе; и что только видение детали заслоняет видение целого. Вот так. Это будет как цыпленок, который вдруг вылупится из яйца: пока он внутри, для поверхностного видения нет никакого цыпленка; и вдруг, пуф! это появится. Будем надеяться!

* * *

Перед уходом Сатпрема Мать справляется о его здоровье

…Сейчас, последняя стадия состоит в том, чтобы тело забыло, что оно болело, это очень важно.

Очень трудно.

Это очень важно.

Я постоянно борюсь с пагубными внушениями. Много неприятностей доставляет мне физический ум — много неприятностей. У него ужасные опасения и страхи.

О! абсолютно.

Ты понимаешь, он получил так много ударов…

Это так!

… что он живет в беспокойстве, которое портит все.

Да, да.

Что можно сделать?!

Надо настаивать на своем. Я видела это в своем случае. Это было довольно интересно, потому что с самого раннего детства я находилась в контакте со всевышним сознанием [жест над головой], и меня брала настоящая оторопь от того, в каком состоянии находится земля и люди — когда я была совсем маленькой. Все время я была в ошеломленном изумлении. И какие удары я получала!… постоянно. Каждая вещь приходила ко мне как удар кинжала, удар кулака или удар дубины, и я спрашивала себя: «Как? Как это возможно?» Ты знаешь, вся эта низость, вся ложь, все лицемерие, все искаженное, все, что искажает и блокирует течение Силы. И я видела это в своих родителях, в обстоятельствах, в друзьях, во всем — это было ошеломление. Это передавалось не интеллектуально, это передавалось через ошеломление. И когда я была еще совсем маленькой, Сила уже была там [жест над головой], у меня ясное воспоминание с возраста пяти лет: мне достаточно было присесть на минутку, чтобы я почувствовала это, эту приходящую Силу. И я прожила свою жизнь, до возраста 20-25 лет (когда я начала встречать Знание и тех, кто мог что-то разъяснить, что это было), вот так, с этим ошеломлением: «Как? Что это за жизнь? Как? Что это за люди? Как?…» Я была словно разбита от ударов, мой мальчик! Затем, начиная с возраста 20-25 лет, началась эта привычка пессимизма. Потребовалось все это время, все эти удары, чтобы она пришла. Но, что касалось здоровья, когда появлялось заболевание (для меня это никогда не было «заболеванием», это составляло еще часть ударов), я имела доверие, полную уверенность, что это не имело реальности. И будучи юной (очень юной, возможно, в возрасте 13-14 лет), всякий раз, когда был удар, я говорила своему телу: «Но зачем же болеть, если надо будет лечиться!» И это оставалось почти до тридцати лет: зачем болеть, если надо будет лечиться. И только мало-помалу это ослаблялось, по мере роста пессимизма. Сейчас мне надо разрушить все, сотворенное этой работой. Но с тобой то же самое, потому что ты бы уже сознательным, когда ты был маленьким (не сознавая это), и когда произошли все те ужасные вещи , что-то в тебе оставалось сознательным, но они «взрастили» пессимизм — пессимизм физического ума. И сейчас надо разрушить все это содеянное. И эта работа, ох!… Ты понимаешь, для меня было НЕВОЗМОЖНО, невозможно поверить (поверить: даже понять их) во все эти движения предательства, зависти, во все движения отрицания Божественного в человеческом существе и в вещах — это было невозможно, я не понимала! Но это приходило со всех сторон и ударяло-ударяло-ударяло… Так что надо разрушить все это сотворенное. И с тобой было то же самое — я очень хорошо знаю это. Я очень хорошо знаю это. И в твоем случае это принимало очень грубые формы. Но надо только держаться, это все. Надо постепенно стирать этот отпечаток. И единственный способ сделать это — это, действительно, войти в контакт с Истиной. Нет другого способа — все рассуждения, весь интеллект, всякое понимание, все это совершенно бесполезно применительно к физическому уму. Единственная вещь — установить контакт. Это как раз то, что ценят клетки: возможность установить контакт. Установить контакт. С материальной точки зрения для этого очень хороша джапа. Когда голова устала, и ты немного утомился все время противостоять и противостоять этому пессимизму, тогда надо только повторять свою джапу, и контакт восстанавливается автоматически. Устанавливается контакт. И клетки очень ценят это. Очень. Это очень хорошее средство, потому что это не ментальное средство, это механическое средство, это вопрос вибрации. Вот так, мой мальчик, надо держаться.

14 октября 1964

Кажется, у тебя насморк!

Да! [Мать смеется] Это странно, я встречалась с людьми, имевшими всевозможные вещи, включая лихорадку, и ничего не подхватила; затем, однажды, пришел Z… Они опять делают глупости в Школе, они охвачены фантастически ужасным порывом к независимости! Ты наешь эту историю?… Они сделали большой стенд по поводу «сна» для воспитания детей (это их дело), но в самом низу они прикрепили, не спрашивая моего разрешения, мою цитату, которую я написала приблизительно в 1952 году и где я сказала, что детям следовало бы ложиться спать в 9 часов. Но они показывают фильмы до 9.30 – 10 часов вечера. Так что я получила поток вопросов от детей, спрашивающих меня: «Что надо делать?…» Я ничего не поняла и спросила, что это за цитата. Так я узнала, что они не только прикрепили это в низу своего стенда, но и распространили мою записку, в которой я говорила: «Детям следует ложиться спать в 9 часов.» Я сказала: «Что!» Я никогда не распространяла этого! Возможно, когда-то я сказала это, но сказала «просто так», как замечание, что «так было бы лучше»… Из этого вышла целая история, я была завалена протестами. Так что, когда пришел Z, я попросила его объяснить мне все это дело. Он рассказал, что они сделали; но, кажется, учителя, увидев на стенде мою цитату (вероятно, те учителя, которые не любят кино или «против» этого или того-то, нашли удобный повод «поднять бузу») сказали и ПРОГОЛОСОВАЛИ у себя, что надо бы это распространить! Они попросту забыли спросить моего разрешения. Я сказала Z: «Все же это зашло несколько далеко!» И, вероятно, он расстроился, потому что вдруг что-то пришло через него: это были как черные маленькие точки (это пришло прямо от него — возможно, от учителей!), маленькие черные точки, которые бросились мне на горло. Я почувствовала: это сделало з-з-з! Я сказала себе: «Что это?» И я боролась; но я боролась с болью в горле, и там, действительно, ничего не случилось — это обернулось в насморк!

У них в Школе ужасная склонность превращать все в систему.

Да, системы, правила…

Они сводят все в систему, в формулу, у них полно своих «идей»…

Да, да.

… И они раздувают свои маленькие истории. У меня такое впечатление, что все это нехорошо.

(Здесь Мать протягивает Сатпрему письмо с объяснениями от автора стенда. В письме дается ссылка на цитату Матери: это частное письмо Матери одному ученику, написанное… десять лет тому назад.)

Вот оно! Совершенно личное письмо! Какое у них право вывешивать его?

Но они постоянно так делают — они режут Шри Ауробиндо на кусочки, они режут Мать на кусочки, и вот вам: это Закон, это Правило, это Принцип.

Это так, точно!

У них нет никакого здравого смысла. Здравый смысл полностью оставил их.

Да. И сейчас получается, что правота на его стороне [автора письма]!

(молчание)

Когда я была там на Игровой Площадке , то десять минут спустя все маленькие дети глубоко засыпали (вероятно, из-за моего присутствия), и поскольку не было холодно, а они лежали на матах, то они спокойно спали до конца сеанса. Правда, в то время кино показывали только раз в неделю. Сейчас же, ты знаешь, как это есть, это как соревнование: каждый хочет приносить фильмы. Так что один обращается во французское посольство, второй – в английское, третий – в американское, четвертый – в русское, немецкое, итальянское… Фильмы приходят из всех посольств. И как сделать выбор? Как решить, не обидев никого? Раньше фильмы показывали только по субботам, так что в воскресенье они могли встать на час позже, если чувствовали, что не выспались. Сейчас же кино показывают 2-3 раза в неделю. Но это вина тех людей! Каждый горд представлять фильмы из своего посольства. Как отказать одним и принять у других? Но, по мне, эти фильмы не являются самым большим препятствием, я так не думаю. Гораздо хуже комиксы, которые они читают — они проводят свое время в чтении этого. А хуже всего — хуже всего — когда приезжают родители! О!… эти родители — ужасные существа, они говорят детям как раз противоположное тому, что мы им говорим, и затем они обсуждают, спорят в их присутствии, они рассказывают им все маленькие семейные истории. Я думаю, что бесполезно укладывать ребенка спать, если он еще не хочет спать — надо, чтобы он успокоился перед сном. Если им дать чуть спокойную атмосферу, они смогут заснуть… Это наводит меня на кое-какие воспоминания из моего детства, раннего детства: моя бабушка жила рядом с нами, и ночью (вечером после ужина) мы обычно навещали ее перед сном. Не могу сказать, что это было очень забавно, но у нее были очень хорошие кресла (!), так что, пока моя мать болтала с ней, я великолепно спала, лежа в кресле — это был блаженный сон. Но если бы кто-то взглянул на это со стороны, не зная ничего, он бы сказал: «Только посмотрите! Они не дают ребенку спать до 10 часов!» Но я чудесно отдыхала! Так что это зависит от ребенка. И если он действительно хочет спать, что мешает ему спать?… Им надо только дать спокойную атмосферу, как можно более спокойную.

Но они все время хотят делать общие законы, тогда как это всегда личное дело.

Совершенно верно.

И вопрос опыта — говорить о своем опыте. Но они хотят Закона, неизменного Закона и во всех деталях.

Так проще! Да, закон, закон, закон. Они еще не поняли… Я ничего не имела бы против этого стенда, если бы там было несколько цитат, и моя цитата была бы среди других; но я против того, что они разослали эту цитату по всем Подразделениям! И это было частное письмо. Если бы, по крайней мере, они поместили эту цитату среди многих других… ВСЕГДА надо давать дополнительные цитаты — но они никогда этого не делают. Помнится, однажды они сделали в библиотеке выставку о Германии. Они поместили длинную цитату Шри Ауробиндо, где он сказал: «Вот что немцы ДУМАЮТ О САМИХ СЕБЕ…», и затем шла вся длинная цитата — о, что за цитата! Это раса будущего, раса гениев, они спасут мир и так далее. Они поместили всю цитату… но без первой фразы! Я пришла туда (в то время я ясно видела), и что я увидела! Я помню, что Шри Ауробиндо говорил: «Вот что немцы ДУМАЮТ О САМИХ СЕБЕ», так что я сказала им: «Но вы забыли самое важное, надо добавить вот это.» Ты бы видел их лица, мой мальчик!… Ужасна эта неискренность — они вырезают, выбрасывают то, что им не нравится и оставляют только то, что им угодно. Сколько раз я говорила: если вы ставите цитату Шри Ауробиндо, тогда всегда надо ставить и противоположную цитату, чтобы показать, что он все говорил и все предвидел и расставлял все по своим местам. Но это им не нравится! Есть наглядная история с бедным Т! Он собирал из книг Шри Ауробиндо все отрывки, где говорилось, что разум совершенно необходим человеку [Мать смеется], что разум является средством прогресса, что без разума жизнь была бы неполной и т.д. — много таких отрывков, конечно же!… Но он забывал все другие. И поскольку во мне хватает «озорства», то я собрала [смеясь] все другие отрывки и свалила их ему на голову! Он принял это за личный выпад! И всем, кто приходит и говорит мне: «Но вы говорили это десять лет тому назад, три года тому назад…», я отвечаю: «Да, а сейчас я говорю противоположное!… А еще через несколько лет я могу опять начать говорить то же самое!»

Трудно ввести это в их головы.

Да, их головы таковы [жест: закрыты на замок].

Это настоящее зло для Школы: дух системы.

Да. Догматизм. Это и превращало все учения в религии, везде — везде.

Если ты уйдешь, будет ужасно…

Они встречались с людьми из Англии и Европы, и на этой встрече сказали: «О, мир нуждается в новой религии, сейчас подходящее время дать миру новую религию…» И они хотели взять имя Шри Ауробиндо и основать на нем новую религию! Тогда я ответила им: «Эра религий прошла». — Они не поняли, мой мальчик! Они были ошарашены. Я написала им это без объяснения, как когда вы бросаете что-то, чтобы встряхнуть: «Эра религий прошла, сейчас время универсальной духовности» («универсальной» в смысле содержания ВСЕГО и адаптации ко всему). Тогда мне ответили: «Мы не понимаем, но раз уж… [смеясь], раз уж Вы это говорите, мы это принимаем.» Поэтому я добавила в «Бюллетень» объяснение (объяснение не так сильно, но надо было попытаться, чтобы они меня поняли), я сказала, что религии были основаны на духовных переживаниях, приведенных на уровень, понятный для человечества, и что новая фаза должна быть фазой духовного переживания в его чистоте, не сведенного на более низкий уровень. Но и это им трудно понять. Как бы там ни было… это дало мне насморк! Да, это так, это то, что дало мне насморк, это догматизм, который парализует жизнь, делает ее жесткой, отнимает ее. И они убеждены, что они правы, а я – нет, и только из-за некоего «благосклонного почтения» по отношению ко мне [Мать смеется] и из вежливости они мне не говорят: «В самом деле, Вы зашли слишком далеко, правы мы.» А! давай работать…

* * *

Я получил письмо от своего брата… В частности, он пишет: «Я определенно слишком ‘мертв’, чтобы писать… Мои дни утомительны… это вихрь откликов, которые надо мгновенно дать тем, кто бросает на меня свое страдание, свой взгляд или свой вопрос. Мне надо держаться за нить моего великого покоя, чтобы пройти через это, не развалившись.»

…В эти последние ночи развивалось одно переживание. Это нечто вроде объективизации, как сцены, которые разворачиваются и в которых я являюсь одним из персонажей; но это не «я»: это некий персонаж, которого я играю, чтобы иметь двойное сознание: обычное сознание и истинное сознание одновременно. Это была целая серия переживаний, чтобы показать одновременно Истинную Вещь и нечто вроде полусмерти (это его слова заставили меня подумать: «я слишком мертва…»), полусмерти разума. В этих переживаниях состояние обычной ментальности — это нечто сухое (не точно жесткое, потому что оно рыхлое), без жизни, без вибрации — сухое, холодное; а по цвету это всегда серенькое. И тогда, с максимальным напряжением, есть усилие понимать, помнить и знать — знать то, что надо делать: знать, как идти, когда идешь куда-то; знать, что люди делают, знать… Все есть вечный вопрос разума (это подсознательное в разуме — некоторые сознают это, но даже у тех, кто внешне спокоен, постоянно есть это, это напряжение знать). И это нечто поверхностное, без глубины, холодное и сухое, БЕЗ ВИБРАЦИИ. И в то же время, как бы порывами, приходит истинное сознание, как бы контрастом. И это проходит почти в кинематографических обстоятельствах (это всегда какая-то история, чтобы это было более живо). Например, прошлой ночью (это одна из историй среди многих других) «я», которое было сознательно в тот момент (это не я), «я», которое играло, должно было куда-то пройти: оно было в каком-то месте среди других людей и должно было пересечь город, чтобы куда-то дойти. Это «я» не знало ничего: ни пути, ни названия того места, куда надо придти, ни того человека, с кем надо встретиться — оно не знало ничего. Оно не знало ничего, но оно знало, что должно идти. И тогда возникло это напряжение: как, как узнать? как узнать? И спрашивая людей, задавая вопросы, пытаясь объяснить: «Вы знаете, это вот так и вот так…», несметные детали (это длилось часами). И время от времени был вал света — тонкого, золотого, уютного — и ощущение, что все устроено заранее, что все, что надо знать, будет известно, что дорога была подготовлена заранее — что надо только позволить себе жить! Это приходит вот так, порывами. И тогда есть грандиозный контраст между этим постоянным состоянием разума, его громадным усилием напряжения, сконцентрированной воли и… затем это великолепие. Это уютное великолепие, в котором вы позволяете себе идти в доверительном счастье: «Но все готово, все светло, все известно!… Надо только позволить себе жить.» Надо только позволить себе жить. Это как бы разыгрывалась пьеса, чтобы сделать действие более живым, более реальным — один субъект, другой субъект, это, то… Если войти в одно состояние, а затем, в другой раз, в другое состояние, то можно вспомнить разницу, и это полезно; но в форме пьесы, с двойным сознанием, противопоставление становится таким реальным, таким конкретным, что… выходишь из этого, спрашивая себя: «Как можно продолжать жить этой аберрацией, когда ты один раз ПРИКОСНУЛСЯ — прикоснулся, имел переживание Истинной Вещи?» Это как если бы тело принимали за ребенка, чтобы воспитать его. Потому что ум, о котором я говорю, это физический ум, материальный ум (не спекулятивный ум: вибрация совсем другая), это ум ЗЕМЛИ, ум повседневной жизни, ум, который вы несете с каждым движением и который так утомляет тело!… Это такое напряжение, такой страх — страх жить. Да, впечатление живой смерти. Этим утром, когда я вышла из этого, я сказала себе: «Это странно»… Но тело усвоили свой урок; вот так, оно учит свои уроки. И все же физический ум продолжает следовать своей грязной привычке хотеть правил, хотеть знать заранее то, что надо делать и как делать, организовывать свою жизнь в каких-то рамках, вместо того, чтобы позволить себе просто жить. Та же самая история, что и с Школой. Это сделать для себя железную клетку и поместить себя в нее. Это было в точности это. Пытаясь объяснить кому-то: «Вы знаете, это вот такое-то место, и личность там такая — вы знаете, та личность, которая делает то-то и то-то…» Пытаешься ставить вехи… чтобы построить для себя клетку. И затем, вдруг, дуновение — светлое, золотое, теплое, удобное: «А! но это очевидно, это вот так! Но меня совершенно естественно ПЕРЕНЕСУТ в это место — к чему все эти усложнения?!» Это тело учит свой урок. Оно учит свой урок. Оно также учит урок «болезни» — иллюзии болезни. Это очень-очень забавно. Очень забавно. Разница между самой вещью, как она есть, беспорядком некоторого рода, как он есть, и старой привычкой чувствовать и воспринимать вещи, обычной привычкой, тем, что люди называют болезнью: «Я болен». Это очень забавно. И ВСЕГДА, если оставаться действительно спокойным (трудно быть действительно спокойным — на ментальном и витальном уровне это очень легко, но в клетках тела довольно трудно быть совершенно спокойным, НЕ ВПАДАЯ В ТАМАС, этому надо научиться), но когда достигаешь действительно спокойного состояния, ВСЕГДА есть маленький свет — маленький теплый свет, очень сияющий и чудесно спокойный, позади; как если бы он говорил: «Тебе надо только захотеть.» Тогда клетки тела приходят в полную растерянность: «Как это захотеть? Как я могу? Болезнь на мне, она подчинила меня. Как я могу: это БОЛЕЗНЬ» — вся эта комедия (и это было не во сне: я была полностью пробуждена, утром), эта «болезнь». Тогда что-то, обладающее общей мудростью, говорит: «Успокойся, успокойся [смеясь], не цепляйся к своей болезни! Успокойся. Как если бы ты хотел быть больным! Успокойся.» Тогда они согласны — они «согласны», ты знаешь, как ребенок, которого поругали: «Хорошо, я попробую.» Они пытаются — и сразу же снова приходит этот маленький свет: «Тебе надо только захотеть.» И раз или два раза, для того или другого (потому что Беспорядок — это что-то общее: можно страдать в любом месте, иметь беспорядок в любом месте, если принимаешь определенную вибрацию), в этой ТОЧКЕ соглашаешься — минутой спустя все кончено. Даже не минутой: за несколько секунд все кончено. Тогда клетки начинают вспоминать: «Но как же так? У меня была здесь боль…» Плюх! все возвращается. И вся комедия постоянно вот так раскручивается. Так что, если они действительно усвоили урок… Вещи приходят снаружи, невозможно всегда не давать им приходить; это как те маленькие черные иглы, о которых я тебе говорила (не обращаешь внимания, нет времени все время себя защищать!) Но если занимать в тот момент истинную позицию… Это было довольно любопытно, потому что это пришло к горлу, и я была весьма раздосадована, потому что не люблю, когда это приходит туда; я сконцентрировалась, чтобы этого там не было, и заболевание не пришло туда… [смеясь] оно обернулось насморком! О! Клетки все время учат свой урок, все время. Все вещи, все, что происходит, все является для них уроком — всегда. Всегда, всегда: все споры, все трудности, все огорчения, все так называемые болезни, все, все беспорядки, все это для того, чтобы вы усвоили урок — как только урок усвоен, с этим покончено! Но, тогда, вы так медлительны и тяжелы, требуется так много времени, чтобы понять, что это урок, что он все тянется и тянется и тянется. И что касается всех вещей, как этой истории с деньгами, произошедшей этим утром, это был урок, который надо усвоить. Но это не индивидуальный урок, ты понимаешь; беда в том, что это зависит не от индивида: это зависит от группы или от определенного сорта индивидов, или от способа человеческого бытия, или… Надо, чтобы ВСЕ усвоило урок. Возможно… возможно, если есть символическое существо (это то, о чем я начинаю спрашивать себя), если есть символическое существо, которое имеет силу (надо иметь много терпения!), силу СОДЕРЖАТЬ представление всех этих беспорядков и работать над этим символическим представлением, то это должно помочь целому. Потому что, если требуется, чтобы для достижения Победы изменился весь способ человеческого бытия, тогда это тянулось бы миллионы лет! Вот почему, возможно, есть символические существа. Это то, о чем я спрашиваю себя сейчас. В области идей нет проблем, там все решено уже давно — проблемы в факте, в материальном факте тела… Тело начало усваивать свой урок. Оно начало усваивать. И тогда, вместо эгоистического ответа, который состоит в том, чтобы сказать: «А! нет, я не хочу этого! [смеясь] я выше этой слабости и этого беспорядка», позволить этому придти, принять его и посмотреть, каково же решение. Иными словами, вместо старой проблемы — отвержения жизни, отвержения трудности, отвержения беспорядка и бегства в Нирвану — есть принятие всего и Победа. И это действительно (насколько я знаю) то новое, что принес Шри Ауробиндо. Не только идею, что это возможно, но и что это является истинным решением, и идею, что это можно начать делать сейчас. Я не говорю, что сейчас мы подошли к концу, я ничего не знаю, но идея состоит в том, что можно начать прямо сейчас, что пришло время, когда можно начать, и что это единственно верное решение, что другое решение не является решением — хорошо, можно допустить, что бегство было необходимым опытом во вселенском марше, но оно не является решением: решение заключено в Победе. И пришло время, когда можно попытаться. И весь обычный здравый смысл (который еще торжествует в этом мире) говорит мне: «Что за иллюзии ты питаешь, дитя мое! Ты выстраиваешь вещи для своего удовлетворения, это чтобы позолотить пилюлю» и т.д., и это приходит вот так, регулярно, волнами. Что же… это тоже часть проблемы. Но придет время, когда будут приняты определенные истины, и они больше не будут вызывать споров; с этого момента Работа пойдет легче. Но чтобы достичь этого, необходимо иметь, по меньшей мере, зачатки переживания, зачатки реализации, что позволит вам сказать: «Но вот доказательство.» Кажется, этот процесс идет. Сейчас делается незаметная, достаточно «черная» работа… Помню, как однажды Шри Ауробиндо сказал мне (мы тогда еще жили в другом доме), он сказал мне: «Да, ты сейчас делаешь работу Надразума, творения Надразума, ты совершишь множество чудес, и весь мир будет восхищаться тобой!… Но это не то, не та Победа, которую мы хотим одержать.» Я рассказывала тебе об этом. Что же, это воспоминание частенько приходит, чтобы помочь мне. Я говорю себе: «Все правильно, мы здесь не для фанфар популярной победы!» В этом нет никакой славы. Но этому совсем и не нужна слава! Я сказала ему: «Мне не нужна слава, и я совершенно не забочусь о публичном восхищении! [смеясь] Это не занимает никакого места в моем сознании.» Но я понимаю… О! есть более глубокие пути понимания вещей. Тело учит свой урок.

(Сатпрем готовится уйти)

Из-за этого насморка я ничего не вижу, даже то, что я пишу. Но, только представь себе, мне надо было написать несколько важных открыток по поводу дней рождений, и меня предупредили за месяц заранее! Меня предупредили, мне несколько раз повторили: «Напиши это.» Тогда здравый смысл сказал: «Но еще много времени!» — «Напиши это.» Хорошо, я написала. И если бы надо было написать это сейчас, мне было бы неприятно! Все время, все время я получаю указания, кажущиеся банальными!… И что касается всего, по поводу малейшей вещи: «Не располагай этот предмет так: помести его вот так.» [Мать перемещает предмет на столе], и вдруг что-то происходит, и что-то ломается или падает… Это действительно очень интересно. [Мать смотрит на свое расписание] Потоки, дюжины людей пишут мне: «Я ХОЧУ вас видеть, я ХОЧУ вас видеть…» Вот как: «Я ХОЧУ вас видеть в день моего дня рождения, я ХОЧУ…» Сейчас я отвечаю очень категорично, напрямик: «Невозможно, нет времени», и не даю объяснений. Но в некоторые дни я свободна, так что список все удлиняется, вот уже пятнадцать, двадцать, двадцать пять человек. Если думать об этом, это кажется невозможным; идешь туда, приводишь себя в определенное состояние, призываешь Господа и живешь в Его Вечности — и затем это кончается, даже не заметно, как подходит конец! Жизнь находится на пороге того, чтобы стать чудесной — но мы не знаем, как жить. Надо еще учиться. Когда мы действительно научимся, это будет что-то.

17 октября 1964

Ты?

Я прохожу через все фазы, но, к счастью, очень быстро, за несколько часов — два часа, три часа — с новыми фазами… Как бы там ни было, довольно неприятные вещи.

* * *

(По поводу открыток, которые Мать посылает ученикам по случаю их дней рождений. Эти открытки обычно содержат указание на усилие или реализацию, которую надо достичь в новом году.)

…Это еще та работа, ты знаешь! Ты понимаешь, считая всех людей вне Ашрама (приблизительно 200 человек, возможно, больше, кому я также посылаю открытки) и считая всех людей из Ашрама (за редким исключением) всего получается 1500 открыток в год. В году только 365 дней; так что прикинь, сколько открыток мне надо написать ежедневно… D каждое утро приносит мне вместе с завтраком список всех дней рождений, и прежде чем начать принимать людей или приняться за свою работу, мне надо удовлетворить все эти «дни рождения»! Это еще то занятие! Но сейчас у меня новая тактика: мне дают фломастеры, которые пишут крупно, как кисточки; я пишу ими — буквы занимают гораздо больше места! Поэтому мне не требуется много писать. Моя рука осталась такой же, когда она рисовала: очень уверенной в себе, а мои глаза больше не ведут руку, поэтому эти карандаши пишут сами!

* * *

Немного позднее

Ночи становятся все более невероятными. Каждую ночь я встречаюсь с множеством людей, которых я физические вообще не знаю, но с которыми я имею связь… нечто вроде сокровенности работы, как с кем-то, с кем встречаешься повседневно. И это продолжается, одна ночь за другой. Так что это составляет сотни и сотни людей, с кем я работаю. И это конкретно: конкретно, как в физической жизни (это в тонком физическом). Конкретно, то есть, есть вкус еды, есть ощущение прикосновения, есть запахи. И какие истории! Истории… фантастические выдумки! Я совсем не записываю их, потому что на это потребовались бы часы, и, кроме того, я не нахожу, что это стоит записывать, но какие бы это были истории! Фантастические. Прошлой ночью… Сейчас я вообще не помню, осталось только впечатление; и впечатление такое сильное, что требуется, по меньшей мере, полчаса после пробуждения, чтобы выйти из атмосферы, в которой я была! Всевозможные люди. Я не знаю их имен, я не знаю их стран, я не знаю их языка, и все же мы очень хорошо сообщаемся друг с другом. И в мире вещи хаотичны, кажется.

Да, что это за «отставка» Хрущева?

Это выглядит серьезным. Похоже не какую-то революцию, потому что его сын тоже смещен со своего поста.

Означает ли это откат назад?

Ах! Это СИЛЬНЫЙ откат назад.

Это серьезно.

Это дало толчок к налаживанию отношений между Америкой и Россией (за счет Китая! это было очень забавно). Это может разрушить все.

(молчание)

Такое впечатление (как раз это впечатление я приношу из ночных активностей), впечатление крушения здания — повсюду. Это совсем как перед крушением: трещит везде. Кроме того, если быть полностью вне своего сознания, вне своих привычных реакций, вне своего непосредственного окружения и своей повседневной деятельности, если полностью выйти из всего этого, посмотреть и спросить себя: «Что произойдет?» — Черная дыра, ничего не видно. И когда я говорю: «Что произойдет?», я имею в виду не то, что произойдет на земле, а как, через какое стечение обстоятельств или через какую последовательность событий произойдет новое творение? Есть целая часть прошлой истории земли, которая, в сущности, нам совершенно не известна. Они сделали немало так называемых открытий, но… все эти истории, я не знаю, сколько в них истины. Они действительно что-то нашли?… Я не знаю. А ты?

Вероятно, известен небольшой кусочек истории, начиная с определенного катаклизма. Но сколько катаклизмов было?…

Да, сколько было катаклизмов?

(молчание)

Сейчас люди хотят обойтись без помощи Природы для великих разрушений. Кажется, пять стран обладают атомными бомбами, и бомб только одной из этих стран достаточно, чтобы… пуф! уничтожить землю. Так что если все это (это же новое, помимо прочего) вдруг выйдет из-под контроля… Они не знают, как долго эти вещи могут храниться: если вдруг они начнут взрываться — можешь представить это! [смеясь] во всех странах все бомбы вырвутся одновременно! Бедная земля. Это хуже, чем Потоп. В конце концов, способы Земли были более мягкими, Природа была более разумной.

(молчание)

В сущности, есть только оно утешение: это то, что никогда не произойдет ничего кроме того, что должно произойти, так что… Это то сознание, в котором я живу — я совсем не забочусь, ни в малейшей степени. Но я хочу сказать, что на самом деле, объективным образом, мы ничего не знаем. Благодаря ли серии катаклизмов животное стало человеком?… Мне это не кажется таким уж необходимым.

Нет, возмущающим элементом является Разум.

Я не в курсе, что люди сейчас думают, что они знают, но, например, когда животное царство преобладало на земле, то были ли какие-то катастрофы до его появления или после?… Ведь можно смутно почувствовать землю, которая постепенно охлаждается, и сначала появляются минералы, затем мало-помалу появляются растения — очень хорошо видно это (я даже видела очень интересные фотографии), но само ли похолодание вызывало катастрофы? Землетрясения, затопления, наводнения?…

Да, был период образования горных складок.

Было движение континентов, из-за чего снега таяли и затопляли землю. Но само движение континентов было, вероятно, следствием охлаждения. Сейчас говорят, что у них есть инструменты, способные зарегистрировать тот факт, что континенты еще продолжают двигаться. Несколько лет тому назад даже говорили, что многие части Сибири, столь холодные, что там сейчас ничего нельзя сделать, станут пригодными для культивирования, и что тропики не будут такими жаркими, как сейчас. Но все это должно приходить совсем постепенно, так что всегда можно приспособиться к этому, можно переселиться в другие места.

Да, это занимает миллионы лет.

Есть время переместиться, поменять привычки.

(молчание)

Исторический период очень короток. Как он есть, он очень неопределенен, но и очень короток. Возможно, сознательное усилие Вед пришло после тысячелетий и тысячелетий поисков, исследований, цивилизаций, не оставивших никакого следа? Ведь они более или мене точно вычислили время появления человека на земле — несколько миллионов лет тому назад, нет? Сколько?

Один миллион, я думаю.

Из этого миллиона мы знаем только 5000 лет, ты видишь! Бедный шарик! Как мы претенциозны! Мы думаем, что знаем.

(молчание)

Может быть, я хожу в прошлое? — возможно, в прошлое, возможно, в будущее, возможно, в настоящее. Я заметила, что костюмы совсем не такие, как сейчас, и не похожи на те, что мы сейчас знаем. Но когда я там действую, это совершенно естественно, я не замечаю этого: это как то, на что смотришь ежедневно, переставая замечать это. Только когда я возвращаюсь и немного объективизирую, я говорю себе: «Смотри-ка! как странно» (что касается меня самой и других). И я совсем не такая, как я сейчас, совсем нет. Более того, я думаю, что я бываю тем, что называют «разные личности» в разные моменты. Было даже время, когда я смотрела, не отождествляюсь ли я с разными личностями, но нет отождествления, у меня нет ощущения «вхождения в кого-то», ничего такого. Но в видимости я не всегда одна и та же личность: иногда я очень высокая, иногда низкая, иногда я молодая, иногда я не так уж и в возрасте, но взрослая. Очень-очень по разному. Но всегда есть одно и то же центральное сознание, всегда есть… [Мать сосредотачивается] Свидетель, который наблюдает от имени Господа и решает от имени Господа. Это так, такая позиция: Свидетель, который наблюдает — то есть, который видит все, наблюдает за всем и решает, будь то в отношении самого себя или других (безучастно), всегда. Это неизменная точка. От имени… «кого-то» вечного — кто вечен, вечно истинен, вечно могущественен и вечно знает. Это так о всем. А так все время разные вещи, различные обстоятельства, различное окружение; есть совсем разные способы жить. И также, если я просыпаюсь в начале ночи, это один род вещей; если я просыпаюсь посреди ночи, это другой род вещей; если я просыпаюсь… «просыпаюсь», я имею в виду не выход из сна, а возвращение к текущему сознанию. И всякий раз это по-другому, как если бы это приходило из различных миров, различных времен, различных активностей. И, очевидно, от меня не ожидается, чтобы я помнила — это не имеет никакого значения. Это ДЕЙСТВИЕ. Это действие, это не знание, которое мне дается — это действие. Я в состоянии работы. Может быть, это «я работала»? может быть, «я собираюсь работать»? может быть, «я работаю»? Я не знаю. Вероятно, и то, и другое, и третье. И помню я или нет, не имеет никакого значения.

(молчание)

Но есть кое-что, что, тем не менее, надо знать… и в чем нет уверенности. Например, в какой степени присутствие физического тела [тела Матери] в мире, как он есть сейчас, воздействует на проделываемую Работу? В какой степени?… Совершенно ли необходимо это? Действительно обязательно? И если это совершенно необходимо, то какой эффект и в какой степени? То есть, есть ли вещи, которые можно делать только обладая физическим телом, или же те же самые вещи можно делать как-то иначе?

Несомненно, есть вещи, которые можно делать только в теле.

Болтовня!

Нет, не болтовня!… Иначе не было бы необходимости в Аватарах.

Да… кажется, так.

(молчание)

Но если истории, которые нам рассказывают, более или менее верны, в конце концов, если в них есть хоть какая-то доля истины, тогда НИ ОДИН Аватар не остался — все уходили. Или же они так хорошо прячутся, потому что… Их никто никогда не встречал, не так ли. Есть люди, искавшие их, но никто никогда их не встречал. И об их смерти говорили даже больше, так что кажется, что смерть часто играла довольно важную роль.

Что ты имеешь в виду, говоря, что никто никогда их не встречал?

Физически. Ведь говорят, что Шива жил на земле, Кришна жил на земле. Про Будду и Христа известно, что они жили на земле — это наделало много шума. О смерти Христа наделали даже больше историй, чем о его жизни. Будда счел за благо уйти (хотя на самом деле он не ушел). А другие…? Много говорили о смерти Христа — но о чем только ни говорили.

Это слишком «старо».

Нет, это не старо, мой мальчик.

Старо для нашей истории.

Это не старо. Конечно, раньше не было ни газет, ни кино! Но и газеты, все бумажные издания не могут протянуть очень долго. В Америке сделали подземное хранилище для книг — они предприняли все возможное, они хранят книги в наилучших условиях. А если земля и континенты движутся?… И кто сможет их прочесть? Даже ассирийские письмена, которые не так уж стары, являются для нас загадкой. На самом деле они не знают: они воображают, что знают. Имена, которые мы учили, когда были маленькими, и те имена, которые учат современные дети, совершенно отличаются, потому что не найдена фонетическая запись. По сути, если посмотреть чуть внимательно, тогда, даже ВНЕШНЕ, мы не знаем ничего.

(Мать входит в глубокую медитацию)

21 октября 1964

18 октября у меня было интересное переживание. Это был день рожденья доктора, и я давала ему медитацию. После медитации он попросил меня, чтобы я написала, что я видела в ходе медитации. Я не имела никакого намерения делать это, но, спустя час, то есть, в момент обеда… Чтобы было понятнее, расскажу всю историю с самого начала. Перед медитацией я ему сказала: «Предупредите меня, когда вы кончите медитацию — я не хочу вас прерывать.» Затем, в ходе медитации, сделав все, что я хотела, я посмотрела и сказала себе: «Посмотрим, попробуем». И я просто сделала формацию, которую и наложила на него, говоря: «Сейчас конец». Он не шевелился, был очень спокоен. Потребовалось полминуты, даже меньше, и он открыл глаза — медитация кончилась. Но когда я снова увидела его за обедом, я спросила его: «Когда вы давали мне знак, что медитация кончилась, что вы чувствовали?» Он ответил: «Я почувствовал [Мать смеется], что Сила уходит, поэтому я подумал, что настал конец»… Что же, его ответ показал мне точную разницу… Он должен был почувствовать: «Мать зовет меня, Мать говорит мне, что пришел конец», но он почувствовал, что уходит Сила. Затем, увидев, что я с ним заговорила, он решил воспользоваться удобным случаем и попросил меня: «Я очень бы хотел иметь видения.» Я ответила ему так, как нужно ответить, сказав, что в конечном счете только Господь решает, когда мы должны иметь видения, когда мы их не должны иметь, когда мы делаем прогресс, когда мы не делаем прогресс и т.д. Затем, самым притворным тоном [смеясь], как когда кто-то хочет что-то сказать из вежливости, но не верит ни одному своему слову, он сказал: «О! Тогда мы действительно счастливчики, потому что имеем Господа среди нас.» Я сделала вид, что поверила в его искренность и ответила: «Нет-нет-нет! Вы не можете так говорить, это не возможно — я НЕ Господь!» И я немного объяснила, что за сознание я имею от Господа, и сказала: «Не надо думать, что я Господь… (в моей мысли это было: «Я не Господь, каким ВЫ его себе представляете»), ведь если бы я была Господом [Мать смеется, забавляясь], вы имели бы видения и вылечились бы.» Это было примерно в 11.30. После обеда я обычно принимаю ванну и немного вытягиваюсь. Я сказала Господу: «Почему, в конце концов [смеясь], я не могу что-то сделать для этих славных людей? Почему бы не сделать чудо? Я спросила Его полусерьезно-полушутя. И тогда вдруг все стало очень серьезно. Вдруг Присутствие стало очень интенсивным, и это было очень серьезно. Тогда я почувствовала что-то, что говорило совершенно позитивным образом (я выражаю это на словах): «Ты НЕ ДОЛЖНА иметь сил.» И полное понимание. Ты не должна иметь сил. И был мир… Случаи такого рода вызывают мир приближений, переживаний и т.д. Так что я начала писать (как всегда, это пришло через последовательные «осветления»). Первое приближение было таким:

If you approach me in the hope of obtaining favours, you will be frustrated, because I dispose of no powers. [Если вы приближаетесь ко мне в надежде получить благосклонность, вы будете разочарованы, потому что я не распоряжаюсь силами.]

Это пришло и по-французски:

Ceux qui s'approchent de moi avec l'intention d'obtenir des faveurs seront déçus, parce que je ne dispose pas de pouvoirs. [Те, кто приближаются ко мне с намерением получить благосклонность, будут разочарованы, потому что я не распоряжаюсь силами.]

Но истинная версия такая (я заменила «s'approchent» на «venir» и «dispose» на «détenir», и написала в настоящем времени), вот мое последнее приближение:

Ceux qui viennent a moi avec l'intention d'obtenir des faveurs sont déçus, parce que je ne détiens pas de pouvoirs. [Те, кто приходят ко мне с намерением получить благосклонность, разочаровываются, потому что нет сил в моей власти.]

И, что было почти потрясающим, это то, что вся АРМИЯ ВРАЖДЕБНЫХ СИЛ СМОЛКЛА – сразу же. И атмосфера просветлела, разгрузилась. Затем, внимательно посмотрев, я поняла, что именно эта смесь в мыслях людей, чувствах людей, в их подходе к духовной жизни является катастрофической — они всегда «хотят» чего-то, они всегда «требуют» чего-то, они всегда «ожидают» чего-то. По сути, это вечная сделка. Это не потребность отдать себя, не потребность слиться с Божественным, исчезнуть в Божественном, а взять, получить то, что они хотят. И в течение нескольких часов (это длилось несколько часов, с того момента до самой ночи) атмосфера была прозрачной, легкой, светлой — и мое тело, мое тело было в такой радости! как если бы оно парило в воздухе. Затем все вернулось — не совсем «все вернулось»; кое-что не вернулось, что было определенно установлено, но одна часть атак прояснилась. Это было таким конкретным! Я никогда не чувствовала этого таким конкретным образом; что-то было полностью отметено.

Но как того факта, что ты отказываешься от силы или не имеешь силы, оказалось достаточно, чтобы отмести враждебные силы?

Нет, это тот факт, что я ОБЪЯВИЛА об этом.

Что ты объявила?

Нет сил, я очень хорошо знала, что не имела сил! И мне это было совершенно безразлично, потому что я очень хорошо понимала, что то, на что сейчас нацелена работа, это вовсе не чудесные события, а ЛОГИЧЕСКОЕ, нормальное и неизбежное СЛЕДСТВИЕ супраментальной трансформации — это так, это факт. Я знаю это и я знала это, и как раз поэтому я даже не думала о силах; в конце концов, меня даже отдаленно не касалась мысль сотворить чудо для доктора или для кого-то еще, кто ко мне приближался — я не думала об этом, это не входило в мое сознание. Только 18 октября, по тому случаю, это вошло в мое сознание, и тогда я задала этот вопрос, чтобы узнать, почему я никогда не думала об этом: «Почему?» И мне было определенным образом сказано: «ТЫ НЕ ДОЛЖНА играть с силами, потому что не так должны делаться вещи.»

Все понятно, но…

Но была целая масса враждебных сил (я видела всевозможные вещи, я не хочу вдаваться в подробности), которые пытались ПОМЕШАТЬ заявить мне это! И я должна была сделать усилие [Мать делает жест отталкивания преграждающей массы]… не усилие борьбы, а усилие преодоления чего-то, как когда вас окружают со всех сторон, чтобы разбить оболочку и заявить что-то. И в ту минуту, когда я сделала это, когда я взяла бумагу и начала писать: пуф! Это ушло, как если бы было сметено!… Это, да, это я понимаю! Это Сила Господа. Никакая промежуточная сила не может сделать это — это было великолепно, ты знаешь! Как если бы физический мир вдруг стал солнечным миром, сияющим и лучистым, и таким легким и гармоничным! Это было чудо. В течение часов. И благодаря этому я поняла, что самым значительным препятствием является это отклонение стремления и жажда иметь чего-то. Но кто не отклоняется?… Я всегда начинаю с себя: я смотрела на все, что знала о сознательной жизни этого существа (это мое первое наблюдение), и приходили все образы; что же, самоотдача, совершенно чистое стремление, не ждущее никакого результат — совершенно свободное от всякой идеи результат — в своей сущностной чистоте… это не часто. Это не часто. Сейчас условия совершенно другие, но я вижу массу стремлений, подходов, и я всегда сравниваю это с моей позицией по отношению к Шри Ауробиндо в то время, когда именно он представлял для меня Посредника; что же, я понимаю… Я понимаю, что совершенно чистая вещь, то есть, чистая от всякой примеси сознания эго (это сознание эго), чистая от всякой примеси эго, это… это еще редко. И именно эта примесь сознания эго (я говорю здесь не с личной, а с общей точки зрения), в тот момент, когда те слова были написаны, была сметена чем-то столь же мощным, как ураган, но без неистовства урагана — разогнана, растворена, сметена! Все те вещи, которые давили, с которыми я постоянно должна была сражаться, чтобы продвигаться — сметены! И они вообще не вернулись. Это состояние не осталось (это состояние было состоянием Победы). Но вещи не вернулись к прежнему состоянию, и они никогда не вернуться, как они были. Что-то по-настоящему было прочищено. Это не личный, индивидуальный вопрос: это что-то общее.

(Мать начинает начисто переписывать последнее «приближение»:)

Ты понимаешь, слово «благосклонность» точное. Оно как раз к месту, имеется в виду действительно «благосклонность» — искать помощи, чтобы сделать необходимый прогресс, это очень хорошо, но они хотят результат, НЕ ИДЯ ПО ПУТИ, и вот это невозможно, это то, чего не должно быть. В сущности, это то, что люди всегда просили от религий; «Бог» религий — это бог, который должен сделать им одолжение: «Я верю в Тебя, значит, Ты должен сделать это для меня» (это формулируется не так грубо, но, в сущности, это так). Это не стремление быть ведомым по пути, чтобы делать точно то, что нужно, чтобы происходила Трансформация. И именно это было мне ясно сказано: «НЕ ДОЛЖНО быть чудодейственных сил». Есть могущество Помощи, оно полное, но чудодейственной силы, которая делает вещи без того, что они являются результатом достигнутого прогресса, ее не должно быть.

(Мать продолжает переписывать)

И я также умышленно заменила будущее время на настоящее, потому что это не что-то новое: это всегда так; это не так, что я сейчас заявляю, что они будут разочарованы — они всегда были разочарованы. И утверждение этого факта смогло прочистить всю эту массу формаций: не только формаций витальных существ или враждебных существ, но и ложные ментальные формации человеческих существ. И я здесь написала: «нет сил в моей власти» [«je ne détiens pas de pouvoirs»], это лучше, чем «я не распоряжаюсь силами» [“je ne dispose pas de pouvoirs”] (выбрала, конечно, не ментально), но это слово пришло с тем смыслом, что нет сил в моей власти — здесь нюанс. Я имею в виду, что если из-за какого-то заблуждения (это действительно было бы заблуждением, искажением), если из-за какого-то заблуждения, я захотела бы сделать чудо, то не смогла бы — это было противоположно всевышней Воле. Это не так, что я умышленно выбрала: «Нет, я не буду творить чудес» — Я не могу делать чудес, так НЕ ДОЛЖНО быть.

Должно быть, тебе было очень трудно ввести это в головы людей!

О, но был страшный бунт в атмосфере Ашрама! Не в сознательном их уме, а в подсознательном — ужасный бунт. Чтобы записать свое заявление, чтобы сформулировать его, мне надо было преодолеть целую массу вещей, это было необычайно! Были даже индивидуальные реакции: «Раз так, то я ухожу.» Я говорила: «Очень хорошо, вот вам и доказательство.» Это было интересно. Сам доктор воспринял это как удар — он внутренне трепетал.

Нет, то, что следовало бы просить, раз уж мы всегда что-то просим, это то, чтобы субстанция стала достаточно сознательной, чтобы воспринять Силу и сотворить собственное «чудо», вылечиться, или что-то еще, но, как бы там ни было, делать работу.

Да, это не должна быть «благосклонность». «Дайте мне Силу быть тем, чем я должен быть», это, да. То, что вызвало все эти переживания (я забыла сказать тебе об этом), когда я спросила Господа: «Почему? Почему бы не сделать что-то для этих славных людей?», это та вернувшаяся из прошлого история, когда Шри Ауробиндо сказал мне: «Ты делаешь работу Надразума, ты сотворишь чудеса, которые восхитят весь мир…» и т.п., я рассказывала тебе об этом. Это вернулось массивно, точно то же самое: «Это не та истина, которую мы хотим…» И как раз по этой причине я прекратила все пуджи Матери в октябре-ноябре, потому что они приходили с идеей получить что-то: чудеса, чудеса, чудеса — никогда ради Истинной Вещи. И это то, что они ожидают от Бога, не так ли, чудес или благосклонности, нелогичных и безосновательных вещей, вместо того, чтобы хотеть прогрессивно двигаться к Божественному. Очевидно, это труднее.

24 октября 1964

Мать повторяет свое заявление: «Нет сил в моей власти»

О! Это породило общее возмущение атмосферы! Я даже получила мысли типа: «Так! Шри Ауробиндо обманул нас.» Они разъярены, разъярены.

Они не поняли… Но, как бы там ни было, это проходит в подсознательном.

Нет-нет! Они УМЫШЛЕННО не поняли это еще перед моим заявлением, потому что Шри Ауробиндо никогда не говорил, что мы творим чудеса! Они умышленно не поняли. Так что, естественно, они разъярены. Но, может быть, лучше не настаивать внешне, публикуя это. Это придет в свое время.

* * *

(Сатпрем перечитывает Матери последнюю беседу, и она останавливает его на следующем отрывке: «Это было великолепно! Как если бы физический мир вдруг стал солнечным миром, сияющим и лучистым, и таким легким и гармоничным! Это было чудо.»)

И это переживание принесло стабильность, которой не было прежде — стабильность и уверенность, Уверенность, что все будет хорошо. Потому что тело месяцы, почти годы, жило с неким постоянным напряжением; оно всегда ждало следующей минуты, следующей секунды, всегда склонялось к какой-то спешке, неуверенности, как если бы следующее мгновение было бы лучше. Была постоянная нестабильность, которая составляла препятствие установлению Вибрации (я говорю, естественно, о клетках тела). Что же, 18 октября с этим переживанием была уверенность Триумфа. И состояние тела не вернулось к тому, чем оно было прежде, далеко от этого: есть некое мирное спокойствие, которое больше не чувствуется, которое больше не имеет ощущения постоянной неуверенности — с этим покончено.

28 октября 1964

Ночи продолжают быть необычайными! Этой ночью было фантастически, но… я отсылаю это обратно, потому что это слишком меня занимает; одна часть сознания занята, вот что неприятно — я отсылаю все назад. Это как если бы меня знакомили с фантастическим количеством вещей: с людьми, которых я не знаю физически, с вещами, которые я не знаю физически. И с ясным видением истинного Сознания позади всего этого: как Сознание работает. Это интересно, но, в конце концов… Это было бы чудесно для писателя, сколько бы книг он написал! Я даже слышу фразы; когда вещи написаны, я вижу их написанными — это еще точнее, чем кино. И все отклики. Затем это смежное расположение двух сознаний: поверхностного сознания, как оно работает в людях, и истинного Сознания, которое движет всем этим как марионетками. Очевидно, это интересно. И долгое время утром, после того, как я просыпаюсь, мне достаточно только на секунду остановиться, побыть неподвижной секунду, и это возвращается, как если бы часть сознания все еще оставалась там — это возвращается. Тогда, спустя какое-то время, я говорю: «Достаточно, мне надо заниматься и другим!»

А какова политическая атмосфера земли? России? Ты видишь что-нибудь?

Нет, ничего особенного… Скорее, есть очень сильное указание на то, что это была реакция в плохом направлении.

Ты видела фотографию того человека [Суслова], стоявшего за отставкой Хрущева? О!…

Я хотела бы посмотреть на эту фотографию.

Я никогда не видел более ужасного лица.

У меня сильное впечатление, что это, да, дьявольская реакция. Кажется, они хотят устроить процесс над Хрущевым?…

Они сдерживаются всеми другими компартиями, которые сильно восхищались Хрущевым, и сейчас они протестуют. Так что, я думаю, что они не могут сделать так, как они хотели бы.

(Мать входит в медитацию)

30 октября 1964

У меня такое впечатление, что мы поворачиваем за угол. Это очень узко. Ты знаешь горные дороги?… Вдруг подходишь к краю, резкий поворот, и не видно, что там дальше — внизу пропасть, сбоку стены — и дорога… кажется, она становится все уже, чтобы завернуть за угол. Я часто сталкивалась с этим в горах. И сейчас у меня такое впечатление, что мы поворачиваем за угол; мы начали уже поворачивать, то есть, начали видеть другую сторону, и сознание (всегда это телесное сознание) находится на грани изумления; это как первые проблески чего-то чудесного — не точно неожиданного, потому что этого мы хотели, но действительно чудесного. И одновременно есть эта старая привычка встречать трудности на каждом шагу, получать удары на каждом шагу, привычка тяжкого труда, которая уносит спонтанность незапятнанной радости; это дает нечто вроде… не сомнения, так ли это будет, но спрашиваешь себя: «Пришло ли уже это? Подошли ли мы к концу?», и не осмеливаешься думать, что уже конец. И эта позиция, естественно, не благоприятна, она еще принадлежит области старого разума; но она получает поддержку через обычные рекомендации: «Не надо позволять себе уноситься воображением и беспочвенными надеждами, надо быть очень здравомыслящим, очень спокойным, очень неторопливым.» Так что есть чередование некой скрюченности, которая боязливо продвигается шаг за шагом, чтобы не провалиться в дыру, и некоего блаженного изумления: «О! Это действительно так!?» Так чувствовало себя тело в течение трех-четырех дней. Но это продолжает нарастать, и та «скрюченность» значительно уменьшается благодаря знанию и переживанию, что если быть со-вер-шен-но спокойным, тогда все идет хорошо — всегда, даже при наихудших трудностях… Совсем недавно, позавчера была (всегда на физическом уровне; нельзя назвать это «здоровьем», но это функционирование тела) достаточно серьезная атака, которая передавалась через довольно неприятную боль; она пришла с необычной грубостью. Тогда тело сразу же вспомнило и сказало: «Мир-мир… Господь, Твой Мир, Господь, Твой Мир…», и тело расслабилось в Мире. И совершенно объективно воспринимаемым образом боль ушла. Она попыталась вернуться и ушла, снова попыталась вернуться и снова ушла… Так было всю ночь. Но это было несомненное доказательство! Физические условия были совершенно одинаковыми, и минутой раньше была почти нестерпимая боль, и она ушла вот так, в Мире Господа. Она ушла два дня назад и не вернулась. Я не знаю, вернется ли она. Но тогда тело учит одну вещь, и учит ее не как усилие, которое надо сделать, а как спонтанное условие: что ВСЕ, что происходит, происходит для прогресса. Все, что происходит, происходит для того, чтобы достичь истинного состояния, того, что ожидается от тела, чтобы Реализация могла осуществиться — даже удары, даже боль, даже видимая дезорганизация, все служит этой цели. И только когда тело занимает плохую позицию, как идиот, тогда условия ухудшаются, упорно держатся; тогда как если тело сразу же говорит: «Хорошо, Господь, что мне надо выучить?» и отвечает покоем, покоем, расслабленностью покоя, тогда условия сразу же становятся терпимыми, и, спустя некоторое время, все образуется.

(молчание)

Если бы работа была ограничена одним-единственным телом, единственной массой или определенным количеством, единственным агломератом клеток, то это было бы относительно легко, но взаимообмен, единение, взаимное соответствие происходит автоматически и спонтанно, и постоянно. Чувствуется, что эффект, вызываемый здесь [в теле Матери] совершенно естественно, обязательно и спонтанно имеет свои последствия очень далеко и широко; только это усложняет трудности, и поэтому это отнимает так много времени. Есть соответствие, ты видишь: в теле происходит что-то новое, новая боль, новая дезорганизация, неожиданная вещь, и спустя некоторое время я узнаю, что у того или этого человека было то же самое! Тело знает и это, и оно не протестует — это понятное дело, просто так устроены вещи. Но это значительно продлевает работу… Вероятно, будет соответствующая выдержка. Потому что не ни сожаления, ни протеста, ни усталости; действительно, тело готово быть очень довольным — оно только еще не осмеливается на это, вот в чем дело. Это то, на что тело еще не осмеливается: «Действительно… в самом ли деле все так хорошо!» Оно не осмеливается. Но оно очень довольно: «Я не жалуюсь ни на что, все превосходно; есть трудности, но без трудностей нет и прогресса.» Да, то, что еще остается, это страх радости — не точно «страх», но… робость, неуверенность перед радостью. Иногда тела достигают волны интенсивного Блаженства, Ананды, где все клетки начинают наполняться золотым радостным светом, а затем… это как если бы тело не осмеливалось — оно не осмеливается. Вот в чем трудность. Окружающие меня люди мне не помогают. У них нет никакой веры. Так что это не помогает, потому что ментальная атмосфера не благоприятна. Ментально можно смотреть на это и улыбаться; но тело немного чувствует это, оно чувствует небольшое давление пораженческих формаций вокруг. Но тело знает, почему окружение таково — с материальной точки зрения окружение таково, каким оно и должно быть, в точности такое, как и должно быть; требуется такая атмосфера, чтобы материальные трудности не ухудшались, так что тело совершенно довольно, только оно не осмеливается радоваться; оно сразу же говорит: «О! Это слишком хорошо для мира, каким он является сейчас.» Я не знаю, сколько это продлится.

(молчание)

Время от времени, когда я нахожусь в совершенном отдыхе или покое (когда, например, я знаю, что у меня есть полчаса совершенного покоя, что никто меня не побеспокоит), в этот момент Господь становится очень близким, очень близким, и часто я чувствую, как Он говорит (не словами), говорит моему телу: «Позволь себе унестись, позволь себе унестись; будь радостной, будь радостной, позволь себе унестись, расслабься», и тело сразу же расслабляется, я вхожу в блаженство — но тогда у меня больше нет никакого контакта с внешним миром! Тело входит в глубокий транс, я думаю, я теряю всякий контакт; например, я не слышу, когда бьют часы. Надо уметь хранить это блаженство, оставаясь совершенно активным и находясь в гуще работы. Я не говорю о внутренней радости, совсем нет, здесь нет вопроса, это вне вопроса, это установилось неизменным образом: я говорю о Радости В САМОМ ТЕЛЕ. Это спонтанное удовлетворение, которое переживает тело, сейчас оно переживает его даже во время острых болей, с ощущением доверия, что все происходит для трансформации, прогресса и будущей Реализации. Тело больше не беспокоится — оно совсем не беспокоится, оно совсем не мучится, оно даже не чувствует больше прикладываемого усилия, чтобы терпеть: есть улыбка. Но проблески, внезапно, Истинной Вещи, это так чудесно, что… Только, разрыв между теперешним состоянием и Тем еще велик, и кажется, что чтобы То определенно установилось, надо, чтобы То стало естественным. Вот так. А как у тебя? С тобой ничего не происходило в эти дни?

Когда?… Их уже сорок один год!

Это только способ считать дни!

Сегодня?

Что-нибудь произошло с тобой с того времени, когда я видела тебя в последний раз? Ничего? С точки зрения здоровья, получше? Или нет?

Все в порядке… Но у меня очень сильное впечатление, что я нахожусь в кольце угроз.

Угроз? Все время?

Да, так.

Однажды ты уже говорил мне об этом.

Это поверхностно, потому что как только я отхожу назад, то больше ничто не имеет значения. Но когда я нахожусь в теле, у меня совсем нет ощущения спокойствия. Я не знаю, почему.

Ты уже говорил мне об этом, и я смотрела… Это производит впечатление формации (которая, возможно, насчитывает довольно долгое время), которую ты должен был принять в какой-то момент, я не знаю, почему, и она осталась возле тебя. Но мне не кажется, что она соответствует какой-то истине. Я хорошо смотрела, часто смотрела, и никогда не видела, чтобы это было выражением истины. Я видела, что это то, что можно было бы назвать «враждебной формацией», которая не обязательно враждебна, но неблагоприятна. Но это не является выражением чего-то истинного. И в этом может быть дело: если бы ты смог иметь переживание ее нереальности, то есть, ее ложного характера, то это значительно бы помогло.

Но это что-то в самом низу, что не зависит от рассуждающего сознания. Потому что иначе это меня бы не беспокоило, я выше всего этого. Это только там, на материальному уровне.

Ты не знаешь, когда это началось?

Я думаю, что долгие годы я жил в драме, в трагедии, в несчастных случаях, так что есть старая привычка: это снова вернется. Впечатление, что вещи не могу происходить без драмы, без трагедии, без чего-то ужасного.

Да, должно быть, так.

Например, я очень сильно чувствую необходимость… Да, что-то ДОЛЖНО произойти — что-то должно произойти, измениться, открыться; что же, одновременно я сразу же чувствую, что должна произойти трагедия, чтобы это открылось, что ничто не может произойти без…

Это не верно. Это как раз то, что чувствует и это тело, как если бы оно не могло прогрессировать без страдания.

Это так.

Но это не верно, это не верно! Да, этот вкус драм, который оправдывается тем, что участвуешь в драме. Но сейчас я стала ясно видеть: это участие является результатом молчаливого согласия, и это молчаливое согласие дает эту внутреннюю убежденность, и тогда все это порождает ту атмосферу, в которой разворачивается драма. Но, ты знаешь, я имею часы, случается, что в течение часов что-то фиксируется, действительно концентрируется (в истинном смысле этого слова) на связи между Вечностью и Развертыванием. Все больше и больше приходит видение, уверенность, что это только ОДИН способ видения, приспособленный к нашему очеловеченному сознанию, и есть нечто вроде недвижимого восприятия (которое больше похоже на ощущение, чем на мышление), восприятия того, что есть — что есть на самом деле — это совсем другая вещь: это ни Развертывание, как мы его постигаем и воспринимаем, ни Вечность (сосуществующая Вечность, если можно так сказать), как мы можем ее понять. И по причине нашей неспособности по-настоящему ухватить Вещь нам трудно должным образом скомбинировать эти две вещи. Я очень плохо передаю это на словах, но это не видение, в том смысле, что это не объективное восприятие: это вибрация, способ бытия, которым СТАНОВИШЬСЯ на несколько секунд, и в тот момент это становится понятно, но это невозможно выразить на словах. Это странно; с точки зрения Истины это та проблема, которая сейчас решается. И когда концентрация становится очень острой и очень интенсивной, возникает нечто вроде внутренней вспышки, которая распространяется — распространяется — в интенсивности Любви. И тогда этот как ответ, но не на вопрос, потому что вопрос не формулируется, а на волю быть.

(долгое молчание)

Любовь — это уникальное, всевышнее средство манифестации. И Манифестация автоматически подразумевает развертывание. И это представление (потому что все это сеть способ, каким человеческое сознание может приближаться к вещам), это представление вечной одновременности – вечной, сосуществующей одновременности — является совершенно неуклюжим и человеческим переводом состояние не-манифестации. Потому что Манифестация автоматически означает развертывание: без развертывания нет Манифестации. Но человеческое мышление, даже рассуждающее мышление, такое неуклюжее и детское; оно всегда путает два понятия: понятие развертывания и понятие непредвиденного и неожиданного; понятие развертывания и понятие «нового» творения, чего-то, что создано и чего раньше не было — все это такое… [Мать перемешивает свои бумаги на столе]. Ты видишь [смеясь], мои вещи протестуют! В этой «проблеме» я жила эти последние дни. И, заметь, это вовсе не спекуляция высшего существа или существа, принадлежащего другим мирам, это субстанция физической жизни хочет знать свой внутренний, глубокий закон.

(молчание)

Это забавно: все ментальные построения, которыми люди пытались жить и которые они пытались реализовать на земле, приходят ко мне, вот так, со всех сторон, чтобы они стали упорядоченными, проясненными, чтобы они заняли свое место, выстроились, организовались, синтезировались. Так что ко мне приходят все так называемые «великие» проблемы, и сразу же появляется снисходительная улыбка, как глядя на первые шаги детей; но они появляются вовсе не с ощущением превосходства, ничего подобного, только с ощущением того, что используется инструмент, который не может решить эту проблему. И есть нечто вроде уверенности, глубоко в Материи, что решение находится ТАМ — это очень сильно, очень сильно. О! сколько шума, сколько шума — как тщетно вы пытаетесь! — спускайтесь достаточно глубоко внутрь, оставайтесь там достаточно неподвижными, и ТО будет. И вы не можете понять: надо только, чтобы это БЫЛО. Вы не можете понять это, потому что вы используете инструменты, которые не могут понять. Но это не надо понимать: надо, чтобы это БЫЛО. Когда вы будете этим, тогда вы и будете этим, и все, не будет больше никаких проблем. И все это там, на уровне земли. Но все великие Школы, великие Идеи, великие Реализации, великие… и затем религии, это еще ниже; все это, о! какое ребячество! И эта мудрость!… это почти клеточная мудрость (это лучше). Например, я смотрю на связь, которую я имела со всеми этими великими существами Надразума и еще выше, на эту связь совершенно объективную и прекрасно известную, которую я имела со всеми этими существами, и это внутреннее восприятие бытия вечной Матери — все это очень хорошо, но для меня это почти древняя история! Я, то, чем я являюсь сейчас, это ЗДЕСЬ, на уровне земли, в теле; это тело, это Материя; это на уровне земли; и, по правде говоря, это не очень-то беспокоится о вмешательстве всех этих существ... которые, в сущности, не знают ничего! Они не знают настоящей проблемы: они находятся там, где нет проблем. Они не знают настоящей проблемы — настоящая проблема находится здесь. Забавно смотреть на религии и на всех богов, как на них смотрят… это как театральные представления. Это забавы; но это не то, чему можно научить себя, чтобы знать себя, совсем нет! Надо спуститься в самый низ. И это, этот спуск в самый низ в поисках… но это не неизвестное, это не неизвестное — этот взрыв (это действительно как какой-то взрыв), этот чудесный взрыв Вибрации Любви, это… это воспоминание. И усилие, чтобы превратить эту память в активную реальность.

(молчание)

Возможно, это ощущение угроз является выражением сопротивления и злой воли всего, что не хочет измениться — это возможно. Это возможно. Все, что не хочет измениться, что существует через Ложь и для Лжи и что не хочет измениться. Это как внезапные боли тела: если посмотреть на них, то всегда видно что-то черное, как черная нить или черная точка — это что-то, что не хочет: «Я не хочу! Я не хочу, чтобы вещи менялись, я ДЕРЖУСЬ за свою Ложь.» Так что эта угроза может приходить от всего, что не хочет измениться. В сущности, остается только улыбаться. И однажды это будет вынуждено измениться — ему надо дать достаточно времени, ему предоставлено достаточно «веревочек», за которые можно подергать, не так ли? Вот, мой мальчик, с новым годом! Не надо принимать их всерьез: они могут кричать, они могут протестовать, они могут ворчать, они могут угрожать, они могут проделывать с вами всевозможные трюки — они протянут только какое-то время, и когда пройдет это время, все будет кончено, вот и все. Нам надо только продержаться дольше них, это все. И очень легко продержаться, если прицепиться к тому, что Вечно: для этого даже не надо усилия. И это позволяет смотреть на все с улыбкой.

Ноябрь 1964

4 ноября 1964

[Мать показывает на груду бумаг на столе]. Ты видишь, это всегда так, это снежный ком. Все, к чему я прикасаюсь, все, что я делаю, это всегда так всю мою жизнь: образуется снежный ком. И когда это касается материальных вещей, то это полное наводнение! И сейчас все свое время я провожу так. Ежедневно десять, двадцать человек просят встретиться со мной — это невозможно. И все же, насколько я могу, я делаю это… Эти открытки к дням рождения… только здесь, в Ашраме, 1200-1300 человек (в год, так что в день немало), но это еще ничто, есть еще и все эти люди вне Ашрама, целые семьи! Так что ежедневно я пишу по 20-25 открыток… Но нельзя ничего сказать, это хорошо. Это хорошо в том смысле, что происходит большое изменение в людях, они гораздо больше интересуются йогой, гораздо больше, и неожиданным образом. Но тогда пропорционально этому нарастают и трудности, и расходы тоже возрастают пропорционально — это тоже снежный ком! И я заметила еще с тех пор, как была совсем маленькой… Например, если я ем что-то (люди действительно очень любезны, они дают мне пробовать вещи, посылают мне всевозможные заготовки — они думают, что меня это очень интересует! — но они очень любезны), и если по неосторожности я говорю: «О! Это хорошо», то вместо одного я получаю пятьдесят! Очевидно, это ничего не значит, это просто течение: все, что я отдаю, это все, что я получаю; все деньги, которые я имею, это деньги, которые мне дали. Это так, я служу посредником. Надо найти средство, чтобы время было немного более эластичным — о! это возможно, это возможно. Очевидно, беда в том, что мы все еще основываемся на механической организации ума, но если иметь гибкость делать вещи как раз в тот момент, когда их надо делать… Трудность в том, что надо жить вместе с другими людьми — я очень хорошо понимаю, что те, кто хотели следовать внутреннему закону, Импульсу свыше каждую секунду, были вынуждены уединяться, потому что тогда они зависят только от самих себя (они зависят от себя, от Природы, то есть, от восхода и заката солнца, затем от растений и животных — но те не требуют ничего). А в человеческой жизни обязательно надо иметь время для подъема, для отхода ко сну, для питания, особенно, для питания: есть те, кто готовят пищу… Это имеет свои преимущества: в моей жизни были периоды, когда я жила совершенно одна (не долгие, не надолго, но они были), что же, в это время я часто забывала есть и спать. Это отрицательная сторона. Но есть большое преимущество…

* * *

(Мать входит в глубокую медитацию, которая длится сорок пять минут, затем Она говорит:)

Время пролетает как секунда! Есть некая основательность в атмосфере, нет? Ты чувствуешь это? Как основательность присутствия. Как секунда.

(молчание)

Вчера в первый раз я имела это во вспышке — это длилось как вспышка — в первый раз в своей жизни я имела ФИЗИЧЕСКОЕ переживание присутствия Господа в личной форме. Это не была определенная форма, но это была личная форма. И это пришло в продолжение серии переживаний, где я видела различные позиции различных категорий людей и мыслителей, следуя их убеждениям. И это пришло так, как если бы эта форма сказала моему телу (это было ФИЗИЧЕСКОЕ присутствие), как если бы она действительно сказала словами (это был перевод; слова всегда являются переводом — я не знаю, на каком языке говорит Господь (!), но это переводится, это должно переводиться в мозге каждого человека на его язык), как если бы Он мне сказал: «Через тебя (то есть, через это тело) я нацеливаюсь… (это было как завоевание, сражение), я нацеливаюсь покорить физический мир.» Это было так. И было ощущение действительно всемогущественного существа, имевшего те же пропорции, что и мы, но бывшего везде одновременно и действительно «заряженного» физически на то, чтобы прогнать всех маленьких темных демонов Неведения, и эти маленькие демоны были как черная вибрация. Но Он имел как бы форму, цвет… и, что особенно, был контакт — контакт, ощущение. Такое было в первый раз. Я никогда не пыталась увидеть личную форму, и это всегда казалось невозможным, как если бы это было ребячеством и умалением; и это пришло совершенно неожиданно, спонтанно, молниеносно: вспышкой. Это было так удивительно… Изумление заставило уйти эту форму. Первый раз в моей жизни. Это было физическое присутствие, с формой, но формой… Это было странно, это была форма… Как только хочешь описать ее, это кажется трудным. Но я еще помню, что видела как бы форму света и совершенно особого качества, но МАТЕРИАЛЬНОГО, и которая… Да, возможно, это [Мать молчаливо смотрит]… возможно, это форма супраментального существа?… Оно было очень молодым, но с таким могуществом! Могуществом, почти мускульным могуществом (но не было «мускулов»), и это было «заряжено»: оно буквально обрушивалось на людей и вещи, и все сразу же разгонялось, переворачивалось. И оно смеялось! Оно смеялось, это была радость! Радость, смех, и, да, оно сказало: «Через тебя…» (это было через мое физическое присутствие) «я преследую…», я преследую Темноту и Ложь, или что бы там ни было — слова приходят позднее и портят все — но идея была… (нет, это была не идея, это было что-то, что было сказано). Это длилось достаточно долго, чтобы я увидела это — вспышка. Тогда я сказала: «Ах!…», у меня была реакция изумления. В первый раз: совершенно неожиданно. И сейчас, во время всей медитации, присутствие было, то присутствие было, но такое конкретное! такое конкретное, такое мощное! Может быть, это… может быть, мне хотят показать супраментальную форму? Это возможно. Это было ФИЗИЧЕСКИ — это было физически. И был КОНТАКТ, физический контакт. Но я все время имела этот контакт — как только я останавливаюсь, возникает массивный контакт, и, одновременно, он ничего не весит. Ты не чувствовал ничего особенного?

Да, я чувствовал присутствие этой массивной вещи.

Присутствие.

Да, очень сильное.

Это так, о!… Да, как то, что можно видеть во вспышке. Это была форма — форма, выведенная из человеческой формы; это не было что-то, что резко отличалось бы от человеческой формы, но она имела что-то, чего не имела человеческая форма: гибкость и могущество в движении. И она была лучистой, немного лучистой, как если бы немного излучала свет; но не что-то, что производит впечатление сверхъестественного: не как явление на картинах, это не так — это было материальным, это было… Это в первый раз. Я сидела вот так, как я только что сидела, то же самое, ничего особенного. И это наполнило меня чем-то невыразимым, ощущение полноты, радости — триумфа, ты знаешь. Это было таким кратким, что я не хотела говорить об этом, потому что слова… Всегда боишься добавить что-то к переживанию. Но это присутствие было таким конкретным сейчас, во время медитации, и время прошло так необычайно быстро, как вспышка. И я имела то же самое ощущение, о! полноты… И он сказал (это передавалось через слова: я слышала слова, я не знаю, на каком это было языке, но я очень хорошо понимала), я услышала слова, и он мне сказал: «Через тебя я преследую…» Я преследую, это было так, как если бы он бросался в битву с Ложью мира. «Через тебя я преследую…», это совершенно ясно, и это было против… я видела, как разметалось маленькое скопление черных точек. Но в тот момент я была как бы представителем определенных состояний духа, определенных интеллектуальных условий, всей совокупности вещей, которые представляли сомнения, отрицания, неведения, протесты… и вдруг это пришло. И я еще вижу форму, которую я видела: вот так, как если бы он бросался в битву — но только то, что можно увидеть во вспышке.

7 ноября 1964

Мать выглядит бледной.

В последние три дня было постоянное явление: что-то… я не знаю, что это… как если бы вся голова опустошалась [Мать показывает: как если бы вся кровь уходила вниз]. Физически это то, что испытываешь перед падением в обморок, как если бы вся кровь уходила из головы: голова опустошается, и затем наступает обморок. В первый раз это пришло позавчера; я отдыхала (после обеда я отдыхаю полчаса), и к концу отдыха я вдруг увидела — я увидела себя стоящей возле своей постели, очень высокую, в великолепном платье, и кто-то в белом стоял рядом со мной. И я увидела это как раз в тот момент, когда я как бы начинала падать в обморок: я была одновременно стоящей возле кровати личностью и лежащей на кровати личностью, глядящей на стоящую; и одновременно я чувствовала, как что-то опускалось, уходило из головы — голова стала полностью пустой. И стоящая личность улыбалась, тогда как личность на кровати спрашивала: «Как это? Я падаю в обморок, но я же на кровати!» Вот так. И поскольку было время «пробудиться» (то есть, вернуться ко внешнему сознанию), то я вернулась. И я осталась с этой проблемой: кто стоял там?… Очень высокая личность, в великолепном платье, и затем личность (это была человеческая личность, но гораздо ниже ростом), белая личность рядом со мной, совершенно белая. И как раз в тот момент, когда я стала сознавать это, когда я увидела это, голова полностью опустела, а лицо стоящей личности (которой была я) улыбалось. И тогда, другая моя часть, которая лежала на кровати, сказала: «Как же так? Смотри-ка, я падаю в обморок; как это я падаю в обморок — я лежу на своей кровати!» Я поднялась и ничего не почувствовала физически, это ничему не соответствовало. У меня не было объяснения. Я не знала ничего, что могло бы дать ключ. Что это значит? Я не знаю. Очевидно, это что-то! Но с того момента это так, и особенно в прошлую ночь, когда бы «собачий холод» [муссон + буря], я была совершенно неподвижна на своей кровати, с почти постоянным ощущением, что «что-то» опускается — голова опустошилась. Это продолжилось этим утром, очень странное впечатление. Однако, физически, я хорошо себя чувствую, я ела, я…

Но у тебя очень бледный вид.

Очень бледный?

Да, это меня поразило. Ты очень бледная, как если бы тебе не хватало крови.

Но в то время, когда ты пришел и я села, это пришло очень сильно — очень сильно, как если бы все… фрр! ушло. Так что я бледная?

Да, ты была такой десять минут назад.

Потому что я концентрировалась. Ведь всегда одно и то же: у меня сильное впечатление, что объяснение или даже физическое явление является переводом чего-то, что происходит на более высоком плане. Но я не знаю, что это… Это новый процесс.

Но однажды у тебя уже было подобное переживание со всеми симптомами обморока: когда центр физического сознания выходит из тела.

Да, но это не…

(долгое молчание)

Я чувствую это как-то связанным с системой кровообращения, но…

(Мать входит в медитацию, ища настоящую причину)

Я не понимаю. И эти вещи воспроизводятся до тех пор, пока не поймешь… так что неприятно.

* * *

К концу беседы Мать заглядывает в свой блокнот с расписанием встреч:

Толпа людей… Мне надо немного покоя. Когда я в покое, все превосходно. Но… Очевидно, что-то происходит, но я не знаю, что… Кажется, сейчас это идет быстро, немного быстрее. Но ум (если это можно назвать «умом»), физическая глупость не может понять процесс: что происходит, что там, он не понимает. Тело имеет только, когда оно в покое, впечатление купания в Господе. Это все. Но в теле (не в его атрибутах, то есть, силы, энергии, мощи, всего этого нет там), в теле есть не что-то мощное, а очень сладкое спокойствие. Но нет даже ощущения уверенности, ничего подобного. Это скорее негативно: ощущение отсутствия пределов, что-то очень широкое, очень широкое, очень спокойное, очень спокойное — очень широкое, очень спокойное. Нечто вроде, да, как сладкое доверие, но нет уверенности трансформации, например, ничего такого рода. Это странно, это не пассивно, но это так спокойно, так спокойно, и есть, да, какая-то сладость. Я не знаю. Посмотрим, может быть, в следующий раз я найду, что это?

12 ноября 1964

Есть что-нибудь новое?

Это ты должна была что-то найти. Ты сказала, что поищешь причину всего этого, похожего на обмороки.

Есть кое-что интересное (не обмороки!). Ты знаешь, что Z начала делать йогу в теле (я ни о чем ее не просила, она начала делать ее спонтанно); она написала мне о своих первых переживаниях, и там были наблюдения полностью аналогичные тем, что и я делала, причем с такой точностью, что это меня заинтересовало — я ее приободрила. Она продолжает. У меня нет времени читать ее письма: они копятся там. Но, что я нашла очень интересным, вчера мне прочли письмо, написанное одной англичанкой; у нее там маленькая группа, они вместе медитируют; у них там какой-то индийский гуру (я не знаю, кто), который учил их медитировать. Затем они наткнулись на тексты Шри Ауробиндо, начали изучать их и следовать их указаниям, пытаясь понять. И вот как-то во время очередной медитации (почти год тому назад), вместо того, чтобы делать усилие восхождения, чтобы разбудить Кундалини и подняться к высотам, вдруг Сила — Мощь, Шакти — начала нисходить сверху-вниз. Они сказали об этом своему гуру, который ответил так: «Очень плохо! Очень опасно, оставьте это, иначе с вами произойдут ужасные вещи!» Это было почти год тому назад. Они не были очень уверены, что этот монсиньор прав, так что они продолжили и получили очень хорошие результаты. Затем, вчера эта женщина написала мне, детальное описав их переживания — почти те же самые слова, что и Z! Это начинает быть интересным. Потому что это представляет имперсонализацию Действия, то есть, оно выражается не субъективно, следуя особенностям каждого индивида: у него есть СПОСОБ действия. Я была очень довольна, я черкнула ей, чтобы поздравить ее. И из всех писем, приходящих ко мне, из наблюдений, рассказываемых мне, я заметила, что Действие распространяется действительно на всю землю, и эффекты АНАЛОГИЧНЫ (с маленькой окраской в соответствии с индивидом, но это пустяки), эффекты аналогичны. И это целая дисциплина, садхана тела — не ума: тела. Так что это конкретно.

(молчание)

Есть такое явление: как только физический организм, со своей кристаллизацией и своими привычками, сталкивается с новым переживанием, не будучи предупрежденным заранее: «Сейчас, внимание: новое переживание!» — у него возникает страх. Он боится, тревожится, беспокоится. Это зависит от людей, но даже у самых отважных и тех, кто больше всего доверяет, это вызывает недомогание — это начинается через маленькую боль или небольшое недомогание. Некоторые сразу же боятся, тогда все кончено: переживание останавливается, его надо начинать снова; другие (как те англичане, о которых я тебе говорила, или как Z) держатся и наблюдают, ждут, и «неприятные» эффекты, как их можно назвать, постепенно ослабевают, останавливаются и трансформируются во что-то другое, и переживание начинает обретать свою ценность и должную окраску. Эти «обмороки», о которых я как-то тебе говорила, я наблюдала (это продолжалось целый день) и увидела (внутренним видением): это как путешествие — иногда быстрое как вспышка, иногда медленное и очень ровное — силы, стартующей в одной точке, чтобы достичь другой. Эта сила следует точным маршрутом, который не всегда один и тот же и который, кажется, включает определенные клетки на своем пути: есть точка отправления и точка прибытия [Мать прочерчивает линию]. Если не быть начеку, если вы захвачены врасплох, тогда на этом маршруте (более или менее длинном) возникает такое же ощущение (в теле), как и перед обмороком: то же явление, что предшествует обмороку. Но если быть внимательным, оставаться спокойным и смотреть, тогда видно, как сила исходит из одной точки, достигает другой, и на этом все кончено — сделано то, что должно была сделать сила, и нет никаких ВИДИМЫХ последствий в остальной части тела. Я упомянула (не с такими деталями) об этом доктору: не с надеждой, что он может знать, а из-за того, что (это забавно), когда я говорю с ним, он пытается понять, и тогда получается зеркало его ментального знания, и в этом зеркале я иногда нахожу ключ! [смеясь] Ты понимаешь, научный ключ к тому, что происходит. В действительности, это после разговора с ним (я говорила как бы из некоего ошеломления) я смогла точным образом воспринять эти «маршруты». Я спросила себя, не является ли это проекцией на большой экран явлений, происходящих между различными клетками мозга? потому что эти «оглушения» происходят всегда в момент или в день интенсивного стремления к трансформации мозга. Может быть, так… Ты знаешь, есть «сцепление» между всеми клетками мозга, и если это «сцепление» расстроено, тогда люди обычно сходят с ума; и это произвело на меня эффект увеличенной проекции, чтобы я смогла следовать за связями, устанавливаемыми между определенными клетками мозга, чтобы работа мозга больше не была бы автоматической полусознательной работой старого состояния и чтобы мозг действительно стал инструментом высшей Силы. Потому что формула моего стремления всегда такая: «Господь, завладей моим мозгом», и эти явления происходят всегда после такого интенсивного стремления. Так что это для того, чтобы подготовить мой мозг быть прямым выражением высшей Силы. Вот что я усвоила за эти последние дни. Я также записала кое-что, переживание этого утра. Оно длилось полчаса, и в течение этого получаса… [Мать ищет записи среди бумаг]…Ты знаешь, как происходит с людьми, имеющими откровения: вдруг их состояние внезапно меняется, и в этот момент у них возникает впечатление, что все изменилось; затем, в следующий момент или спустя какое-то время, они понимают, что всю работу… (как сказать?) по разработке переживания еще предстоит сделать; что это было только вспышкой, более или менее длительной, и что переживание еще надо выработать через процесс трансформации. Таково обычное представление. И вдруг я увидела: это совсем не так! Когда они имеют переживание, то в момент переживания есть САМА вещь, достигается САМО совершенство, и они находятся в состоянии совершенства, но из-за того, что они ВЫХОДЯТ из этого состояния совершенства, у них возникает впечатление, что им надо постепенно готовиться, чтобы достичь результата… Не знаю, ясно ли я выражаюсь, но мое представление всегда было таким: совершенство находится здесь, всегда, сосуществуя с несовершенством — совершенство и несовершенство сосуществуют друг с другом, всегда, и не только одновременно, но и в ОДНОМ И ТОМ ЖЕ МЕСТЕ [Мать прижимает свои руки одну к другой], я не знаю, как сказать — сосуществуют. Это значит, что в любую секунду и при любых условиях вы можете достичь совершенства: это не то, что надо мало-помалу обретать через постепенный прогресс; совершенство ЗДЕСЬ, и это ВЫ меняете состояние, переходя из состояния несовершенства в состояние совершенства; и это только способность оставаться в этом состоянии совершенства растет по той или иной причине, и это производит на вас то впечатление, что вы должны «подготовиться» или «трансформироваться». Это было очень реально и очень конкретно.

(Мать показывает текст своей записи:)

Совершенство находится здесь, сосуществуя с несовершенством, и может быть достигнуто в любой момент.

Да, это не нечто, что становится: совершенство — это абсолютное состояние, достижимое в любой момент. И тогда получается очень интересный вывод [Мать ищет другой листочек бумаги]… Ты помнишь, я тебе говорила, что для сознания тела трудной проблемой, которую надо решить, остается это представление (для меня это стало только представлением, это не истина) предсуществования всего: состояния, в котором все ЕСТЬ, даже в своем развертывании… Ты понимаешь, как если бы все ТОЧКИ развертывания предсуществовали. Я была на пороге понимания («понимания»: я говорю не о ментальном понимании, я говорю о переживании факта). Переживание факта, это переживание сосуществования статического состояния и состояния развития — вечного статического состояния и состояния вечного развития (скорее, бесконечного, чтобы не использовать одно и то же слово). И тогда, в тот момент, у меня было видение [Мать берет запись]:

Когда манифестирует истина, ложная вибрация исчезает…

Исчезает, она АННУЛИРУЕТСЯ («аннулируется» — подходящее слово) …как если бы она никогда не существовала раньше, до вибрации, заместившей ее. Это настоящий базис теории Иллюзии.

Да, вдруг я поняла, что они действительно имели в виду, когда говорили, что физический мир, как он есть, иллюзорен. Можно сказать, что мир иллюзорен, только если он не имеет длительного существования, конечно же. И это переживание — которое я видела, чувствовала, которым жила — состоит в том, что вибрация истины буквально АННУЛИРУЕТ вибрацию лжи, которая не существует — она существовала только иллюзорно для ложного сознания, которое мы имели. Я не знаю, понятно ли я говорю, но это очень интересно.

Иллюзорен не мир, иллюзорно его восприятие.

Это восприятие мира иллюзорно — восприятие мира, то восприятие, которое мы имеем сейчас, иллюзорно. Мир имеет конкретное, реальное существование в том, что можно назвать Сознание Вечного. Но мы, человеческое сознание, имеем иллюзорное восприятие мира. И в тот момент, когда одерживает верх Вибрация Истины, вы видите, имеете ощущение истинной реальности мира; и сразу же исчезает это ложное восприятие мира: оно аннулируется. Это означает, что их способ говорить, думать или понимать, что «все, что есть, существует со времен извечных», это не… Это не «все, что есть», как они видят и понимают это, это даже не принцип всего, что есть, это… это ОДНА Истина, которая вечная, и развертывание… Это трудно сказать… Развертывание следует совершенно другому закону и процессу, чем то, что мы постигаем или воспринимаем. Это все то же самое: Истина здесь, Ложь здесь [Мать прижимает свои руки одну к другой]; совершенство здесь, несовершенство здесь [тот же жест]; это полностью сосуществует, в одном и том же месте — с той минуты, когда вы воспринимаете совершенство, несовершенство исчезает, Иллюзия исчезает. Однако, я не говорю здесь о ментальном восприятии чего-то смутного и общего: речь идет о том состоянии бесконечно малой вибрации (что они открыли, когда исследовали строение Материи: это то, к чему они пытаются свести Материю), именно это состояние вибрации, это ТАМ, это в том состоянии вибрации, в котором, для конкретного мира, несовершенство должно быть замещено на совершенство. Ты понимаешь, о чем я говорю? Или это не имеет смысл?

Я не вижу. Ты имеешь в виду, что на этой стадии, на этом уровне…

Да, изменение должно произойти на этом уровне. На ментальном или витальном уровне это все еще психологический вопрос, и это ничто, это не настоящая ВЕЩЬ (это вещь, переведенная в ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ сознании). Потому что однажды… Как-то я внезапно вышла из человечества. Мое сознание совершенно вышло из человеческого сознания. И тогда я сказала себе: «Но… все, что люди говорят, все, что они знают, все, на что они нацеливаются, все так называемое знание, накопленное на земле, все это — ничто! Это что-то, что принадлежит только ЧЕЛОВЕКУ — уберите человека… и все останется существовать! Все объяснения, данные человечеством, это как ноль». Это так: все существует. Я имела переживание вселенной вне человеческого восприятия этого переживания. Ведь мы живем ВНУТРИ формации , которая была человеческой формацией — человеческой — все человеческое знание… Потому что я начала искать, что мы думаем о человеческой и земной жизни: это вообще ничто, это совсем ничтожная вещь (Шри Ауробиндо писал где-то, что были миллиарды лет ПРЕЖДЕ ). Значит, то, что мы знаем, это практически ноль. Хорошо. Так что выйдем из этого; и это совершенно естественно привело меня к выходу из человечества: выходу с земли, выходу из вселенной; с земли, которая была продуктом всего того, что мы знаем (во всяком случае, того, что мы объясняем, что произошло, что было там). И тогда сразу же, да, ничтожность, тщетность этого стала очень ясной, и была как бы вспышкf чего-то иного.

14 ноября 1964

…Мне прочли письмо, написанное одним юным итальянцем 14-15 лет, который имел замечательные переживания молчания: как он достиг молчания и что происходило в нем — действительно замечательно. Я также рассказывала тебе, что получила письмо из Англии, и есть аналогия с переживаниями Z, с простотой нюанса, которую дает спонтанная искренность. Далее, здесь есть несколько человек, которые не двигались в течение лет: вдруг они пошли по пути, стали иметь переживания. Но, что действительно интересно, что переживания стали иметь, главным образом, западные люди, особенно европейцы, как если бы их прошлое отрицание усилило стремление и подготовило что-то в их восприимчивости — это меня поразило. Не американцы… американцы все еще поверхностны, как дети [Мать смеется]. А индийцы… очевидно, они впереди, но они не там, где должны были бы быть: это как если бы человечество поднималось по извилистой линии, и те, кто находятся (или, скорее, были) наверху, опускаются, и затем должны подниматься снова — индийцы снова поднимаются. Другие, западные люди, имели как бы «приплюснотое», «зажатое» прошлое, которое внезапно лопнуло.

* * *

Немного позднее

Я встретил V: он имел видение два-три дня тому назад. Он видел спуск павлина, и на павлине восседала кто-то: не Кали, но как Кали (обнаженная Кали), державшая в руке отрубленную голову человека.

Он не видел, чья это голова?

Нет, я спросил его, была ли это голова западного человека или китайца, что, в конце концов, это было. Он мне ответил, что она была похожа скорее на азиатскую голову.

Азиатскую, это нечетко.

Но он мне сказал: «Я почувствовал, что это было знаком катастрофы или войны.»

Это может быть знаком победы.

Да, он мне сказал: «После этого был мир и покой».

V – очень хороший ясновидящий. Когда ты мне говорил, я увидела искривленное лицо китайца. Однако, это может быть предыдущей формацией.

(молчание)

Дело Хрущева было плохой вещью. Но, вообще, во внешнем мире вещи всегда идут зигзагами; вместо того, чтобы идти прямо, они идут вот так [зигзагообразный жест]: действие, реакция, действие, реакция… Это то, что всегда говорил Теон: во внешнем мире победа одной стороны всегда означает нечто вроде ПРАВА на победу другой стороны; и затем он добавил: «Те, кто знают это, всегда должны быть начеку, так что, после того, как противник одержит маленькую победу (которая может быть совершенно поверхностной и незначительной победой), они сразу же смогли бы одержать большую победу!» [Смеясь] Он сказал это с большим юмором. И я заметила, что это верно с индивидуальной точки зрения. С точки зрения стран… к сожалению, люди, определяющие судьбы стран (внешние судьбы), несведущи и глупы, и они упускают благоприятный случай. Но это дело Хрущева давало право на победу, ты понимаешь? Оно давало другой стороне право на победу.

Я говорил, что покажу тебе фотографию того человека [Суслова], стоявшего за отставкой Хрущева.

[Мать смотрит на фотографию] Он только инструмент. Я имею в виду, что это не асурическая инкарнация. Но сильная воля. Это не существо, сознательно действующее на стороне Противника: он думает, что делает хорошее дело.

Он «теоретик».

Да.

О! Он может иметь сильные страсти и реакции, а также амбиции, но он не из тех существ, которые знают, что являются инструментами великого Асура — это не так. Он менее опасен, чем такие существа. Он не как Гитлер, который, конечно же, знал. Гитлер утверждал, что Ложь должна править миром, и он сам был управляем ею. И он очень хорошо сознавал, что был инструментом Асура, который объявил себя «Князем Наций» и который является настоящим, современным представителем Асура Лжи (того, что был рожден «Князем Истины» — миленькая история…). Вот почему Шри Ауробиндо четко и открыто встал на сторону Союзников — не из-за любви к Англии!

(долгое молчание)

На ком восседала Кали?

На павлине. Это была не Кали, а кто-то как Кали, совершенно обнаженная.

Очевидно, это победа через исчезновение человека или страны. Не знаю почему, но когда ты говорил, я увидела искривленное лицо китайца. Есть и другая вещь. Недавно я вдруг… С самого раннего детства я очень чувствительна к составу воздуха: каждый «воздух», если можно так выразиться, имел свой вкус, свой цвет и свое качество, и я распознавала это до такой степени, что иногда говорила: «Так, воздух… (я была ребенком, конечно), воздух той-то страны или того-то места пришел сюда.» Это было так. Я была чрезвычайно чувствительна к качеству чистого воздуха, то есть, воздуха без элементов, которые происходят от разложения жизни и, особенно, от мест, где люди скопились вместе. Это было так в чрезвычайно острой степени: например, если меня переместить из одного места в другое, я могла сразу же вылечиться от какого-то заболевания благодаря только смене воздуха. Когда я встретила Теона, то стала осознавать это, изучать и… это продолжается. Возможно, несколько дней тому назад (не могу сказать, я не считаю дни), но не очень давно, я сказала: «В воздухе есть что-то новое», причем что-то очень неприятное, крайне пагубное. Я почувствовала, что это нечто (я, естественно, никому ничего не сказала) имеет особенный, чрезвычайно тонкий запах, не физический, и имеет силу отделять витальные вибрации от физических — то есть, чрезвычайно вредный элемент. Я сразу же взялась за работу (это длилось часы), вся ночь прошла в противодействии этому; я пыталась найти, какая высшая вибрация может противодействовать этому, пока я не прочистила атмосферу. Но воспоминание осталось очень четким. И совсем недавно (может быть, два-три дня тому назад) мне сказали, что китайцы выбрали индийскую территорию, на севере Индии, чтобы испытать какую-то атомную бомбу, и там они взорвали какую-то бомбу. И когда мне сказали это, сразу же вернулось воспоминание о том запахе. Это означает, что эти вибрации распространяются очень далеко — физические вибрации останавливаются на определенном расстоянии (хотя они идут гораздо дальше, чем люди думают), но витальные вибраии, стоящие позади них («нервные» вибрации, если можно так сказать), должны распространяться на гран-ди-оз-ные расстояния. Ты знаешь, когда было извержение вулкана на Мартинике (это что-то гораздо более материальное), то вулканический пепел спустя какое-то время собирали в Марселе — это далеко. Именно этот вулканический пепел, принесенный ветром. Так что бомба такого рода должна иметь значительные последствия.

Но эти вибрации, о которых ты говоришь, излучаются не человеческими существами — бомбой?

Да, бомбой.

А бомба может иметь нефизическое действие, витальное или тонкое действие?

Она действует только потому, что имеет тонкое действие — ничто бы не сдвинулось, все было бы инертным, если бы не было тонкого действия. Это витальное, содержащееся в Материи — это как явление радиации. Это насильственное высвобождение чего-то, содержащегося в Материи. Как радиация. И это распространяется. Они на самом деле заметили это, но не желают этого знать: когда они взорвали бомбу в Японии, последствия были гораздо-гораздо дальше, чем они ожидали; они были гораздо более серьезными и более длительными, чем они ожидали, потому что внезапное высвобождение этих сил… Они восприняли только определенное количество, но есть все то, что стоит позади этого, что распространяется и оказывает свое воздействие. Например, они констатировали, что коровы отравились, и их молоко было несъедобным некоторое время (это произошло в Англии), но это только самое грубое, самое внешнее явление — есть и другое, более глубокое и ГОРАЗДО более серьезное. Так что, когда я сказала это [«искривленное лицо китайца»], это показалось совсем рядышком, но это из-за того, что когда те две вещи совпали , то Кали внезапно разъярилась — я видела разъяренную Кали, как когда она решает, что за это «поплатятся». Так что видение V добавило несколько вех. О! Ты знаешь, когда у нее наступает приступ мощи… действительно такое впечатление, что земля трясется.

(молчание)

Хорошо, увидим. Я всегда говорю «увидим», потому что… в сущности, я очень спокойна, очень спокойна, очень уверена — очень уверена. Я абсолютно уверена, что Мудрость, действующая в мире, бесконечно превосходит все, что мы можем себе вообразить. Мы как невежественные и глупые дети перед «нечто», что действует с УВЕРЕННОСТЬЮ, и такое светлое, такое светлое. Со сверхгармонией, которая приводит в гармонию вещи, кажущиеся нам самыми несогласными. Так что, когда я вижу беспокойный человеческие мысли, пытающиеся узнать [Мать улыбается]: «Не беспокойтесь, увидим». И когда я говорю «увидим», у меня радость от уверенности, что то, что мы увидим, будет в тысячу раз прекраснее того, что мы можем вообразить.

Я прочел строчки в «Савитри», которые меня очень поразили, потому что я увидел в них связь с тем, что ты когда-то сказала о сосуществовании Лжи и Истины: «И земля неожиданно станет божественной.»

Это так! Это так… «неожиданно станет божественной». И даже закоренелые скептики будут вынуждены увидеть, что что-то меняется, что это больше не то же самое. Шри Ауробиндо (он сказал это лично мне, и я записала): «The time has come» [«Время пришло»]. Но из-за того, что он ушел, люди подумали, что он ошибся; таким был общий эффект, они сказали: «Он думал, что время пришло, но он ушел, потому что он ошибся.» — Это полная чушь. [Улыбаясь] Кроме того, он ушел не так далеко! Я провожу с ним свои ночи, делая самую разнообразную работу — это множественный, неисчислимый «Он»… и так чудесно приспособленный ко всем нуждам: земным нуждам и индивидуальным нуждам. И, что касается его, это только маленькая часть его самого; потому что это с ним (я недавно рассказывала тебе об этом) я имела это переживание выхода из человечества, выхода из материального мира: это с ним, это в его «компании», если можно так сказать! Мне нравится, когда я имею переживания, находясь рядом с ним, потому что это дает мне некую уверенность, что это не переживание моей субъективности — это безличностно, совершенно безличностно. Даже если моя субъективность охватывает весь мир, я не хочу субъективности: я хочу, чтобы любое сознание, каким бы оно ни было, человеческим или не человеческим, любое сознание, пробужденное в этой области, имело бы одно и то же переживание, если оно действительно объективно. Так что, когда я с ним, я совершенно спокойна.

(молчание)

Он по-прежнему доволен твоей книгой и ее воздействием — впрочем, эта книга в той же степени его [смеясь], как и твоя!

О, да, у меня нет ощущения «авторства»!

Он доволен.

21 ноября 1964

Мать выглядит утомленной. Она приложила к глазам ладони рук.

…Они изматывают меня материальными, механическими вещами, которые надо сделать, и поскольку они все спешат и плохо организованы, то приходят в последнюю минуту, и требуется сделать что-то «немедленно». Все это — чтобы объяснить тебе, что я полностью измотана. Если ты хочешь, мы можем что-нибудь перевести, потому что тогда ты работаешь, не я! Но, может быть, ты хочешь что-то сказать мне?… Если это так, говори.

О! Всегда есть, что сказать, но…

А! Говори…

Это личные вещи.

Да, хорошо. Говори.

Я не очень хорошо понимаю свое положение сейчас. У меня такое впечатление, что мое переживание становится скудным, скудным, все больше скудным — не осталось почти ничего.

А! Очень хорошо.

Нет ничего, кроме механизмов.

Это хорошо, это очень хороший знак, это значит, что ты освобождаешься от своего эго.

Но если бы, в этой ничтожности, были переживания…

Послушай, вчера или позавчера (в любом случае, после того, как я виделась с тобой в последний раз), весь день у меня было в точности то ощущение, о котором ты только что сказал. Я внезапно вспомнила ощущение или впечатление, либо переживание, которые я имела, когда была здесь или там, во Франции, в Японии, и я имела то впечатление… да, утончения, сведения к точки несуществования.

Да, точно.

Совершенно несуществования. И я сказала себе: «Но где же та личность, которую я называю собой?… Где она, что она делает?» — Она испарилась [Мать дует между пальцев], совсем испарилась. О! Как я смеялась, мой мальчик, как мне было забавно! В течение получаса я смеялась внутри. Я сказал себе: «Что же, это успех!» Затем я посмотрела на это бедное тело и подумала: «Если бы это могло превратиться в нечто иное, это было бы великолепно!» [Смотря на Сатпрема уголком глаза] Это очень хорошо — это очень хорошо, это определенный знак того, что выходишь из своего эго.

Да, но в этом несуществовании остаются только неинтересные вещи: тело, механизмы.

Потому что это то, что остается. Но что же делать?… Я говорю тебе, было такое впечатление, что остается только то, что напрямую связано с телом.

Да!

Другими словами, ничто; это почти ничто. Так что возникает проблема: «Как ЭТО может измениться?» Конечно, я получила отклик… У меня есть календарь с цитатами Шри Ауробиндо, и вечером я получила ответ. Я не помню точно слов, но он сказал: «Дух преобразит и это человеческое тело в божественную реальность.» Такой был ответ; он сказал: ДУХ. Я сказала себе: «Конечно, но как ЭТО может быть трансформировано?…» Вот в чем проблема. И ответ всегда один и тот же: это НЕ МОЖЕТ зависеть от нашего усилия. Конечно, само собой разумеется, что мы должны сделать себя насколько можно более пластичными и благорасположенными (я говорю о теле), но это НЕ МОЖЕТ зависеть о тела, у тела нет ни знания, ни силы; следовательно, это может зависеть только от божественной Воли. Это точно так. Таково переживание этих последних дней.

Но такое впечатление, что даже стремление… Не могу сказать, что оно исчезает в этом несуществовании, но нет ничего, не осталось почти ничего.

Мой мальчик, это потому что «стремлением» ты называешь движение своего психического сознания, ментально сформулированное и поддерживаемое виталом — но это НЕ ТВОЕ ТЕЛО. И только если ты очень чувствителен к вибрации клеток, если ты приучен наблюдать и чувствовать их, тогда ты можешь видеть. Что же, я не знаю, но я не могу жаловаться на клетки своего тела… Ты знаешь, это не восприятие, это не ощущение, это… это ЖИВАЯ ВЕРА в существование только Всевышнего — что есть только Реальность и только Существование. Нет ничего, кроме этого, как если бы все переполнялось, все клетки переполнялись от радости!… Единственно, это не принимает форму чувства, не принимает форму даже ощущения, и еще меньше — форму мысли; тогда, если не быть очень внимательным, то не замечаешь. Но, например, когда я повторяю мантру, она повторяется небезызвестным физическим умом, таким глупым (это единственное, что подчиняет его), и сейчас он так отождествился с мантрой, что она стала как бы пульсацией его бытия; но затем, когда я перехожу к зову (есть серия зовов: каждый оказывает свой эффект на тело), когда я перехожу к «Прояви Твою Любовь», я вижу как бы сверкание золотого света, которое представляет интенсивную радость во всех клетках. Это не легко наблюдать, надо быть очень-очень-очень открепленным от движения мышления, иначе вы не заметите. Но если вы видите это, то вы видите, что даже клетки ожидают Вещь. Я не думаю, что от них можно многого ожидать, кроме, быть может, постепенного избавления от плохих привычек, ложных вибраций (являющихся, естественно, причиной того, что мы называем «заболеванием»). Но можно сказать, глядя с внешней точки зрения, что у нас довольно неблагоприятная задача!… Великолепие придет позднее, но увидят ли его эти тела? Я не знаю. Есть такая громадная, грандиозная разница между тем, что должно быть, и тем, что есть. Это бедные вещи, не так ли, здесь нечего сказать, это бедные вещи. Вместе с популярным представлением, вкусом чудесного и со всеми легендами можно сказать: «Да, будет внезапная трансформация», но, но, но… это только слова.

(молчание)

Помнится, я написала где-то, примерно десять лет тому назад, что я приму это как знак, если моя спина выпрямится. В то время мне это очень не нравилось, и я бросила это как «вызов». Естественно, сейчас это очень далеко от моего сознания и моей мысли, это кажется мне детским, но я вспомнила об этом в эти последние дни и сказала себе, что сейчас мне это совершенно безразлично, потому что это для меня ничто! Все остальное… все остальное столь недостаточно, неполно и убого, да, убого. Если думать о божественной жизни, то это убого. И, что любопытно, все приходит и представляется как образы и возможности; тогда я говорю себе: «Но если, спустя какое-то время, все это вдруг перестанет функционировать, то какая польза от всей этой работы?» И всегда есть что-то — что-то, что приходит из совсем абсолютной области — что заставляет меня почувствовать, понять или уловить тщетность смерти. Почему меня заставляют почувствовать бесполезность смерти?… Бог знает! Никогда, ни на минуту в своей жизни, даже когда вещи были самыми мрачными, самыми черными, самыми негативными, самыми болезненными, ко мне никогда не приходило: «Лучше бы умереть.» И с тех пор, как я имела переживание психического бессмертия, бессмертия сознания, то есть, в 1902 г. или 3-4 года спустя (60 лет тому назад), весь страх смерти ушел. Клетки тела имеют сейчас ощущение своего бессмертия. Было также время, когда у меня было почти любопытство по поводу смерти; оно было удовлетворено в двух моих переживаниях, когда, согласно внешней иллюзии, мое тело было мертвым, тогда как внутри я имела жизнь чудесной интенсивности (в первый раз это было в витале, второй раз — высоко вверху. ) Так что даже это любопытство (я не могу назвать это «любопытством»), этот вопрос больше не возникает в клетках. Только возможность сама представляется: следуя обычной внешней логике, если это не трансформировано, оно обязательно должно кончиться. И всегда, всегда я получаю один и тот же ответ, это не ответ словами, а ответ знания (как сказать?…), знания ФАКТА: «Это не решение.» Если сказать совсем банальным образом, то ответ такой: «Это не решение.»

Да, это неудача.

Нет, это может не быть неудачей, если на то есть Воля Господа. Это больше не наша воля. Это не мы убегаем: это Он решает, что кончено. Так что приходит ответ (не от меня, он приходит издалека и совершенно АБСОЛЮТЕН в качестве вибрации:) «Это НЕ решение». Это значит, что в данном случае это не рассматривается как решение. Должно быть другое решение.

Да, конечно.

Наше воображение очень бедно. Что касается меня, я не могу представить, как это может произойти! Я могу вообразить романы, то, что я называю «роман с продолжением» о духовной жизни, но это ничто, это ребячество.

(молчание)

Я отметила в действительности вот что: «Если моя спина распрямится, я пойму, что есть что-то более сильное, чем материальные привычки.» Сейчас же есть много чего другого, помимо того, что моя спина должна распрямиться! Жизнь, видимая с внешней, поверхностной точки зрения — очень поверхностной — точки зрения видимостей, жизнь тела очень-очень непрочна в том смысле, что его деятельность очень ограничена — очень ограничена — и несмотря на это, у меня часто возникает такое впечатление, что его естественная потребность (это естественная потребность) в молчании и неподвижности созерцания (клетки имеют это: потребность в созерцательной неподвижности), эта потребность отрицается обстоятельствами. Так что с внешней точки зрения это непрочность; иными словами, обычные человеческие существа с обычным мышлением скажут: «Она быстро устает, она больше не может ничего делать, она…» — Это не так, это видимость. Но верно то, что Гармония еще не установилась, есть еще разница между ощущением тела и этим нечто вроде… радостного настроения… это как внутреннее великолепие.

(молчание)

Это все еще состояние, в котором вещи не приспособлены, в котором не хватает адаптации, и также есть то, что можно назвать неспособностью к манифестации (?) И все же у тела нет ощущения, нет чувства того, что у нет силы делать то, что оно должно делать — никогда не было такого; сила действия осталась, но воли действовать там нет. И то, что еще вызывает нечто вроде недомогания (физически болезненного недомогания), это трение между его спонтанным движением и тем, что приходит снаружи: наложением внешних воль. И нарастает острота этого недомогания. Верно, что секунды изоляции (не физической изоляции), обрыва контакта [с другими] достаточно, чтобы восстановить Гармонию; но иначе, если не заботиться о внутренней изоляции, это порождает какую-то дезорганизацию. И тело больше не находит никакой радости в тех вещах, которые ему были обычно приятны: это ему совершенно безразлично. Но, медленно, что-то или кто-то учит его иметь не удовольствие или что-то, напоминающее (даже отдаленно) возбуждение, а комфортную вибрацию в определенных вещах чувств. Только это очень сильно отличается от того, что было прежде. Ясно, что чтобы следовать собственному ритму, тело должно свести к минимуму свои активности; не точно «свести», а иметь свободу выбора своих движений: ничто не должно накладываться на него снаружи — что очень далеко от его реальности. И все же, если взглянуть в целом, есть абсолютное убеждение, даже в теле, что ничто не происходит, что не было бы результатом всевышней Воли. Следовательно, условия, в которых оказывается тело, являются такими условиями, которые Он пожелал и которые Он хочет — которые Он хочет — в каждую секунду. Так что вывод такой, что, должно быть, в теле есть сопротивление или неспособность следовать Движению. Когда проблема доходит до этой точки, я всегда получаю аналогичный ответ: «Не занимайся этим!» Я думаю, что это мудрость. Вот так. Надо научиться позволять себе жить, это важно: «Не реагируй все время на это, не пытайся то,…» — позволь себе жить. В сущности, воля к прогрессу еще довольно пропитана желанием: позади нее нет улыбки Вечности. Ответ всегда такой, его можно пережать вот так (но это не слова): «Не занимайся этим.» Это все еще остаток старого переживания.

(Мать входит в созерцание)

Во всяком случае, есть нечто вроде ощущения или восприятия, что в данный момент ты здесь единственный, кто действительно понимает, что происходит со мной. Это что-то. Я очень «признательна», как говорят, что, по крайней мере, с внешней точки зрения, то, что происходит, не будет совершенно бесполезным. Ведь, как я сказала, знаки работающего Могущества нарастают день ото дня, день ото дня; только, если это кристаллизовано вокруг переживания, переживаемого и другими, то, я думаю, что это станет более ясным, вместо того, чтобы быть чем-то довольно рассеянным. Значит, даже с внешней точки зрения и внешней реализации ты можешь быть доволен. В великой вселенской работе твое существование имеет свое место и свою пользу. С личной точки зрения… У меня такое впечатление, что спустя некоторое время ты ОБЯЗАТЕЛЬНО будешь иметь переживания; это обязательно должно прийти, потому что в этой области ты открыт. Изменение тела — это что-то новое; но переживания уже существуют, так что это должно с тобой произойти, просто обязано с тобой произойти. Единственно, я верю, что они будут иметь очень особый характер в том смысле, что они будут очень позитивны. Тебе категорически отказано в переживаниях, состоящих в выходе из теперешнего существования в поиске другого существования — ты пришел не для этого, и ты не хочешь этого. То, чего ты хочешь, это что-то очень конкретное — это несколько труднее иметь. Но это придет. Я говорю это не для того, чтобы утешить тебя, а из-за того, что я ВИЖУ это: это придет. И, что интересно, есть тождество в движении : то, что произошло с тобой недавно, это утончение, это еще один пример; это действительно занимало меня в эти последние дни — это что-то значит. Возможно, когда-нибудь нам дадут «конфетку»!

25 ноября 1964

(Следующая беседа касается коллективной медитации 24 ноября, в день Даршана)

Вчера, во время медитации, я не знаю, что произошло, но когда раздался сигнал конца медитации, у меня было точно такое впечатление, что она только что началась! Как только началась медитация, что-то спустилось: неподвижность, но очень комфортная неподвижность, необычно комфортная, а затем… кончено, ничего, пустота — полная «пустота». Все время я была за столом , затем вдруг [прозвучал гонг], бом, бом! кончено. Время вышло за пределы времени. Такое было в первый раз, потому что даже тогда, когда я имела переживание, даже в первый раз, помнится, когда мы начали делать коллективные медитации, и спустился Шри Ауробиндо и буквально сел на «территорию» [Ашрама], это было очень интересным и очень захватывающим , но я сознавала время. А на этот раз… Были высоты, были низины, было хорошее, плохое, были всевозможные вещи, но всегда я сознавала время, а вчера… Я сама была ошеломлена. Я услышала гонг, и у меня было такое впечатление, что медитация только началась. В теле даже было что-то, что ликовало как ребенок: «Это будет длиться полчаса, это будет так полчаса (это было забавно, ты знаешь)… а! наконец-то, настоящая жизнь!» Такое впечатление имело тело, и это собиралось длиться полчаса… Бом! Бом!… Как если бы у тела украли его радость! Это любопытно. Это началось странным образом: у меня есть восковая свеча, пахнущая медом, когда она горит; это большая свеча, которую мне прислали из Швейцарии. Я сожгла уже половину свечи: я зажигаю ее на время медитаций. Но в фитиле был дефект, он был обуглен, и вчера он отказался гореть. Мы зажгли свечу — мы зажигали ее два раза до этого — и она погасла как раз в начале медитации, когда прозвучал гонг. Так что сознание тела сказало: «О, Господь, мы так нечисты, что даже не можем гореть перед Тобой!» Оно было наполнено спонтанной простотой: «О, Господь, мы так нечисты…». И сразу же отклик [жест массивного нисхождения]: все остановилось. Возможно, именно это движение, совсем детское, но совершенно спонтанное и очень простое движение тела, сознающего несовершенство Материи: «Мы так нечисты, что не можем даже гореть перед Тобой!», возможно, именно оно вызвало этот отклик. Это было чудо — краткое чудо! Ты медитировал у себя дома?

Нет, в комнате Шри Ауробиндо — в его коридоре.

Там хорошо…

(молчание)

Затем, в оставшуюся часть дня, было так, как если бы тело спрашивало или побуждалось просить (обычно оно не просит, оно не просит ни здоровья, ни чего-либо другого), и в первый раз вчера после полудня было так, как если бы оно говорило в некоем стремлении, почти сформулированном на словах, но с чувством и впечатлением: «Буду ли я готово для того, чтобы Ты жил в этих клетках? Чтобы эти клетки были Тобой?…» Слова все портят, потому что они дают несколько грубую и тяжелую точность, но было так, как если бы клетки говорили: «Никогда мы не будем иметь этого чудесного Покоя…» Это был покой, но покой, наполненный созидательной силой, и такой богатый, содержащий бесконечное могущество и богатство радости; и это давало телу смелость говорить: «Мы будем ТЕМ, только если Ты будешь здесь, и только Ты.» Шри Ауробиндо писал: «Каждое событие (как каждое движение жизни) будет чудом, когда будет жить это чудесное Целое» — которое будет жить в теле. И это действительно было как выражение того, что чувствовало тело. И это является его единственной причиной существования — нет других причин, все остальное… Тело прошло через все отвращения, все разочарования, все безразличия и дошло до точки, где оно спрашивает себя: «Но, в конце концов, как можно жить? Ради чего? Зачем мы существуем, зачем мы были созданы? Почему?… Все это ничто!» И это было странно, это было как воспоминание тех времен, когда люди жили в этом неведении «почему» и в некоем изумлении… Так много времени могло пройти, чтобы найти единственную вещь… единственную вещь, которая существует! И все это, зачем все это? Все это, века абсурдных ощущений… Это было любопытно: как медленное воспоминание о ничтожной и бесполезной жизни – абсурдной — и такой болезненной! «Зачем все это, чтобы найти ТО?» Это любопытно. Я не знаю, ответ ли это на этот вопрос, но вчера пришел как некий кинопоказ: длинная вереница всех историй, рассказывающих, как люди уничтожают все, что превосходит их, не могу терпеть все, что превосходит их: мученики, убийства, трагические концы всех тех, кто представлял силу или истину, превосходящую человечество. Как если бы это было объяснением — символическим объяснением — причины почти бесконечных этих времен, которые были нужны для того, чтобы пробудилась Материя — пробудилась к императивной необходимости Истины. Как если бы мне сказали: «Ты видишь, было время, когда они сжигали вас на кострах, когда они пытали вас…», памяти прошлых жизней. И эти памяти были связаны с недавней историей с одним протестантским миссионером, который сказал, не столь откровенно, но смысл был такой: «Мы поклоняемся Христу только из-за того, что он УМЕР ради человечества, потому что он был распят ради человечества.» Все это, кажется, было необходимым, чтобы «размять» Материю.

28 ноября 1964

Я продолжаю снова переживать позабытые аспекты этой жизни, выброшенные из природы, но возвращающиеся в форме оживших воспоминаний, как если бы кто-то, ты знаешь, искал «прорехи» (!) во всевозможных движениях, вызывавшихся в этом теле, чтобы не только подмести их, но и очистить, подправить и озарить — все воспоминания тела (я не говорю об уме или витале)… необычайно! И в то же время приходит понимание всех тех людей, которых я встречала в своей жизни и с которыми я жила более или менее долгое время: по какой причине, с какой целью, с каким намерением они были там, какое действие они имели и как они делали работу Господа (не зная об этом, Бог знает!), чтобы нацеливать это тело на подготовку к трансформации… Это ошеломляюще совершенно в своем замысле! Это чудесно! И так «нечеловечно»! Противоположно всем моральным и ментальным представлениям человеческой мудрости — все вещи, которые казались самыми глупыми, самыми абсурдными, самыми иррациональными, самыми неразумными и самыми «враждебными», все это так чу-дес-но скомбинировалось, о!… чтобы вынудить это тело к трансформации. И с таким ясным видением, почему — почему тело еще не трансформировано. О! Предстоит еще работа…

Но это не только индивидуальный вопрос.

Конечно, нет! О, есть внутренняя зависимость от такого большого числа вещей.

Да!

Это тело ПРЕДСТАВИТЕЛЬНО; в качестве индивида оно представляет моды земного бытия. И я очень ясно видела: некоторое время тому назад (год или чуть больше) я полагала, что мышление, позиция и убеждения определенных людей [вокруг Матери] были вызваны, частично, определенными трудностями (особенно, что касается возраста), но это не так! То, что люди думают и что они чувствуют, является точно тем, что служит цели воздействовать на тело! Все это СЛУЖИТ тому, чтобы учить тело, что оно должно знать: где ему не хватает восприимчивости, где оно инертно, где… О! Порабощенность привычной вибрацией! Это ужасно, ужасно. С точки зрения здоровья это ужасно. И «здоровья» не существует, оно ничего не значит; оно больше ничего не значит, и «болезнь» больше ничего не значит, действительно: это искажение вибрации и смещение вибрации и… (как сказать?) закоснелость — с точки зрения движения это как затор, с точки зрения клеток это как закоснелость: то, что остается от старой инерции, из которой мы выходим. Но это двойное: с одной стороны, есть Инерция, с другой стороны, есть витальное извращение — НЕРВНОЕ извращение витального мира, витального влияния. Есть не только Инерция: есть нечто вроде злой извращенной воли. Ее можно легко (относительно легко) подавить и полностью устранить в сознательной ментальной и витальной жизни — эта работа считалась в прошлом, о! чрезвычайно трудным делом; изменить природу индивида относительно легко: все, что в природе зависит от витала и ментала, это относительно легко изменить, очень легко. Я не говорю, что это очень легко для обычного человека, но я говорю, что это очень легко по сравнению с работой в Материи, в клетках тела. Потому что, как я тебе сказала в прошлый раз, их добрая воля неоспорима, и их стремление к Божественному стало совершенно спонтанным: все, что сознательно и светло, таково — но беда в том, что не все еще сознательно! Есть масса всего, что еще не сознательно, и она раскачивается между двумя влияниями, одинаково отвратительными: между влиянием Инерции [жест отупевшего пресмыкательства] МАССЫ, мешающей двигаться вперед, и влиянием витального извращения и злой витальной воли — это то, что перекручивает и искажает все. И это стало очень тонким, очень скрытным, труднообнаруживаемым. Когда почти все было так, оно было видно, было легко его увидеть; но то состояние менялось очень быстро: трудность в том, что прячется внизу и не достаточно «объемно», чтобы привлечь к себе внимание. И, о! привычки, привычки… Например (увеличим ее, чтобы она была лучше видна), привычка предвидеть катастрофы… И все, что расстраивает Инерцию, катастрофично для нее. В мире, земном мире (это единственным мир, о котором я могу компетентно говорить; что касается других миров, то я имею только общее их видение), в земном мире, для Инерции (которая является базой творения и которая была необходима, чтобы зафиксировать, конкретизировать вещи) катастрофично все, что раскачивает ее. То есть, появление Жизни было для нее чудовищной катастрофой; появление разума в Жизни — это следующая чудовищная катастрофа, а сейчас появление Сверхразума — это последняя катастрофа! Например, я знаю случаи заболевших людей: если они по привычке идут к доктору, получают и принимают лекарства, тогда все в порядке; если же, к несчастью (!), они призывают Силу, и я прикладываю ее, то чем больше я ее прикладываю, тем больше они ужасаются! Они переживают совершенно неожиданные явления и ужасаются: «Что со мной происходит! что со мной происходит!», как если бы это было совершенно катастрофично. Как только приходит Сила, и они чувствуют только капельку ее, так они напрягаются, сопротивляются, паникуют, становятся совершенно беспокойными. Это так: они становятся такими беспокойными, такими беспокойными! Вся система проводит свое время в том, что отвергает все, что к ней приходит. И я также заметила, что сначала и с телом было так же: как только появляется любая неожиданная вибрация, более мощная, более глубокая, более сильная, более ИСТИННАЯ, чем индивидуальная вибрация, так сразу же в клетках возникает смятение: «А! Что со мной произойдет!…» Сейчас, слава Богу, этот период прошел, но было время, когда было так. Так что, ты понимаешь, предстоящий путь… Все, что происходит на ментальном уровне, — детская игра по сравнению с этим; все ментальные трудности, это… это производит на меня впечатление театра — пьесы, ты знаешь, пьесы на потребу публике. Нет, я не знаю, но предстоит еще долгий-долгий путь — долгий — чтобы превратить это в субстанцию, достаточно пластичную, достаточно восприимчивую, достаточно сильную, чтобы выразить всевышнюю Мощь. Еще много надо сделать, много.

(молчание)

И популярное умонастроение — упрощенческое: оно видит окончательный результат как естественное и почти спонтанное выражение; тогда ты не так уверен, ты говоришь себе: «В конце концов…». Но и это [Мать улыбается], это способ действия Всевышнего — я хорошо вижу это.

* * *

(Немного позднее, относительно музыки Сунила на тему «Час Бога» :)

Это начинается с чего-то, что он называет «стремлением», о! это прекрасно… Я редко слышала что-либо такое чистое и такое красивое как вдохновение. Вдруг приходит «звук», в точности такой, как звук, слышимый высоко вверху. И это не слишком смешано (в чем я упрекаю классическую музыку, так это во всем аккомпанементе с целью «придать плоть», что портит чистоту вдохновения, для меня это «вода»), что же у Сунила нет «воды». У него нет претензии на то, что он сочиняет музыку, конечно же, и «воды» там нет, так что это действительно прекрасно. В этом году я решила не играть на первое января. Еще в прошлом году я немного колебалась, стоит ли играть, потому что я совершенно сознавала недостаточность — бедноту и недостаточность — физического инструмента; но было нечто вроде разумной мудрости, которая знала, как будет интерпретироваться [учениками] отказ играть, так что я играла — без удовольствия, это было средненько. Но эта музыка, которую я слушала вчера, это было ТО! до такой степени, что я сказала себе: «Что же, сейчас будет неразумным хотеть сохранить в личной манифестации что-то, что имеет гораздо лучшее средство выражения [Сунил].» Поэтому я решила сказать «нет» на первое января. Но я посмотрю, сможет ли Сунил подготовить что-то на тему послания, на следующий год, что-то, что можно записать и проиграть для всех, анонимным образом — нет нужды говорить: «Это написал тот-то или тот-то», это просто музыка, и все. Ты знаешь, они печатают два календаря, один здесь, а другой – в Калькутте; на календаре из Калькутты я выгляжу счастливой и приветствую со сложенными руками; так что я написала внизу: «Салют Тебе, Истина». По-английски (ты знаешь, они немного медлительны!) они хотели бы чего-то более «явного», так что я написала: “The salute to the advent of the Truth” [«Приветствие приходу Истины»]. Я дала эту тему Сунилу: «Сделай музыку на эту тему.»

Но все же жаль, что ты оставляешь музыку.

Мой мальчик, мне надо играть перед двумя-тремя людьми, имеющими стремление — сознательное и доверительное стремление — к Звуку. Например, когда я играла для тебя и Суджаты, было гораздо лучше. Если бы я была совершенно одна, это могло бы быть хорошо… хотя, если я совсем одна, я рискую куда-нибудь унестись (что со мной легко происходит)! Но если я с кем-то, кто не имеет никакого доверия или умирает со скуки (допуская, что можно умереть со скуки!) или гадает, когда же будет конец, либо начинает критиковать: «Что значит вся эта музыка? Она непонятна», тогда…

Да, это неблагоприятно.

Атмосфера неблагоприятная, и ничто не приходит. Вот и все. Или же я начинаю думать: «Сколько времени я играю? Не пора ли закончить?…» Как что-либо придет в таких условиях?

Но будет жалко, если ты вообще оставишь это.

У меня нет удобного случая играть. Время от времени это меня бы развлекало, но я не могу. Я хотела бы, да, хотела бы иметь возможность, время от времени, быть там и позволить своим рукам идти… быть ведомыми чем-то иным, отличным от обычного сознания. Но для этого мне надо бы иметь время. Нужно время. И не быть схваченной шестеренками отрегулированной жизни.

Но, очевидно, музыка на заказ — это не очень-то подходящая вещь!

Но НИЧТО не должно быть по заказу, мой мальчик! Это как те послания, которые люди просят у меня время от времени: «Пришлите мне послание.» Как будто вы кидаете пару монеток в автомат, и оттуда должно что-то выйти! «У меня нет ничего для первой страницы моего журнала, пришлите мне напутствие», или же: «Моя дочь выходит замуж, пришлите мне послание», или же: «Сегодня годовщина открытия моей школы, пришлите мне послание.» Три-четрые такие просьбы за день… Однажды я вдруг сделала запись по этому поводу; я увидела образ тех музыкальных автоматов, ты знаешь: бросаешь в них две монеты, и из них раздается музыка; так что я сказала: «Для обычных людей мудрец представляется музыкальным автоматом Мудрости: достаточно опустить в него две монетки вопроса, и автоматически выйдет ответ.» Потому что, действительно, это стало смешно: «Мы переезжаем в новый дом, пришлите мне послание»…

Но зачем ты позволяешь им заваливать себя? Ты не обязана писать послания!

Но я отвечаю только тогда, когда приходит ответ. Когда нет ответа, я ничего не говорю. Но таково их умонастроение. И я обязана следовать расписанию, потому что от этого зависит вся жизнь других людей. Вот почему люди стремились уединиться — в этом есть преимущество и неудобство; преимущество в том, что я пытаюсь, чтобы это шло совсем автоматически, то есть, вне сознательной воли: чтобы вещи делались сами. С ментальной точки зрения это очень легко, можно полностью оторвать себя, и ничто не будет иметь значения; но, что касается тела, это трудно, потому что его ритм… Весь ритм обычной жизни ментализирован; люди, живущие в витальной свободе, конфликтуют со всей социальной организацией — это ментализированная жизнь: часы отбивают свое время, и понятно, что это должно быть так… Ментально можно быть совершенно свободным: оставляешь свое тело в «шестеренках» ментализированного механизма жизни и больше не заботишься о нем; но когда это бедное тело само должно найти собственный ритм, как это трудно!… Как это трудно. Иногда вдруг оно чувствует недомогание; тогда я смотрю и вижу, что что-то было бы переживанием, но для этого требуются определенные необходимые условия изоляции, спокойствия и независимости, и это невозможно. Так что, что же… насколько я могу, я вхожу внутрь и делаю минимум (максимум из того, что возможно, но это минимум по сравнению с тем, что могло бы быть сделано). Но, конечно, Шри Ауробиндо всегда говорил: «Чтобы работа была полной, она должна быть общей» — нельзя бросать ее. Индивидуальная попытка — это только совсем частная попытка. Но тот факт, что работа является общей, значительно отдаляет результаты — что же, с этим ничего не поделаешь. Вот так.

(молчание)

Если действие было индивидуальным, оно обязательно крайне бедное и ограниченное; даже если индивид очень широк, и его сознание большое, как земля, то переживание все же ограничено. Это все же агломерат клеток, который может иметь только ограниченную совокупность переживаний (может быть, это не так в ходе времени, но в пространстве это бесспорно). Но с той минуты, когда происходит отождествление с остальным, возникают и последствия: приходят трудности остальных, и они поглощаются и должны быть трансформированы. Так что мы возвращаемся к тому же самому. Именно это сейчас и происходит: я не выхожу, я насколько можно ограничила свои активности (я встречаюсь с множеством людей, но все же с несравненно меньшим их числом, чем прежде — раньше я встречалась с тысячами людей), но это уменьшение в большой степени компенсируется расширением физического, материального сознания, до такой степени, что все время, все время, все время я имею ощущения, кажущиеся индивидуальными, но я сразу же вижу, что это ощущения других индивидов, приходящие из-за того, что сознание распростерлось и воспринимает все это в своем движении: в том движении, как если бы все собиралось, а затем отдавалось Господу.

(молчание)

Десять минут двенадцатого! О, ты видишь [смеясь], часы зовут нас. А ты?… Я спрашиваю, но я знаю — это не так, что я не знаю, но я хотела бы, чтобы ты мне сказал.

Физически?… Неприятности снова начались. Тело явно не блестяще.

Эти новые дантисты скоро устроятся, и ты сможешь к ним сходить. Конечно, это относится еще к старым средствам, но не надо задаваться, ты знаешь! Не надо думать, что мы достигли, пока мы не дойдем до конца. Людям, которые пишут мне: «О! Я полагаюсь только на вашу Силу, я не хочу медицины», я отвечаю: «Вы неправы». Ведь я тоже принимаю лекарства — и я в них не верю! Но все же я их принимаю, потому что есть все эти старые внушения и старые привычки, и я хочу предоставить своему телу наилучшие условия… Но это очень забавно: пока я даю телу лекарства, оно держится очень спокойно, но стоит мне ему их не дать, как оно начинает спрашивать: «В чем дело? Что происходит?». Однако, прием лекарства не имеет никакого эффекта, оно не вмешивается; это просто… просто привычка. Не считая случаев, когда становится хуже. Например, как раз от зубной боли доктор хотел мне дать пенициллиновые таблетки, которые надо растворить во рту, чтобы препятствовать воспалению; когда я приняла одну такую таблетку [смеясь], в моих зубах поднялась острая боль! Как если бы взбесились все атакованные элементы: «Зачем ты нас беспокоишь? Нам было так спокойно, мы не беспокоили тебя!» И все начало бешено распухать. Забавно следить за этим сознательно, очень забавно! И ты видишь: болезнь, лекарства — все это еще часть старой комедии. Но надо продолжать играть, потому что есть люди, воспринимающие это серьезно! Они ХОТЯТ (это привычка), они хотят, чтобы мы продолжали играть: «Продолжайте играть, не задавайтесь, вы еще не знаете — вы еще не знаете, как лечить или трансформировать нас.» Это верно, я не могу сказать, я еще не знаю, как их трансформировать, следовательно… нечем гордиться, это очень плохо. Увидим.

Декабрь 1964

2 декабря 1964

…Письма скапливаются в фантастических количествах, и я не отвечала. Люди должны научиться воспринимать: я отвечаю очень сильно, очень ясно, даже словами, точной фразой. Если бы они научились воспринимать ментально, это было бы хорошо. Я всегда отвечаю. И даже, когда речь идет о важной вещи, и я спокойна, то есть, не делаю внешних действий, я повторяю свой ответ, делаю очень точную ментальную формацию — они должны воспринимать.

(Мать наугад достает письмо одной западной ученицы, которая спрашивает, как изменить работу или оставить свою внешнюю работу, потому что, как она говорит, эта работа не соответствует ее природе. Она также жалуется на связи с другими людьми и на их «враждебность». Она ощущает потребность в новом способе бытия и работы.)

Она скорее борется со своей старой личностью, чем с другими людьми. Она имела некоторые внешние и поверхностные личные отношения с другими людьми, и она медленно-медленно из них выходит; но у нее такое впечатление, что это другие люди враждебны, тогда как, в действительности, она цепляется за старое. Это такой период. Только я заметила, что не следует резко менять свои внешние занятия, особенно тем, кто получил западное образование. Большая часть людей склонна хотеть сменить среду, сменить занятия, сменить окружение, изменить привычки, думая, что это поможет им измениться внутренне — это не верно. Люди более бдительны и лучше настроены на то, чтобы сопротивляться старым движениям, старым связям, вибрациям, которые они больше не хотят, когда они остаются в старой обстановке, которая, действительно, достаточно привычна, чтобы быть автоматической. Не надо быть «заинтересованным» в новой внешней организации, потому что у людей всегда есть тенденция входить туда со старым способом бытия. Это даже очень интересно, я очень глубоким образом изучала этот вопрос для людей, которые думают, что благодаря путешествию будет по-другому… Когда люди меняют внешнюю обстановку, у них, напротив, всегда есть тенденция сохранить свою внутреннюю организацию, чтобы сохранить свою индивидуальность; тогда как, если люди силой удерживаются в одних и тем же рамках, в одних и тех же занятиях, в одной и той же рутине жизни, тогда становится все более и более очевидным тот образ жизни, который ведут люди, и они гораздо более точным образом начинают с ним бороться. По сути, это витал испытывает трудности; из всех частей существа он наиболее импульсивен и ему труднее всего изменить свой способ бытия. И это всегда витал чувствует себя «свободным», приободряется, делается более живым в путешествиях, потому что он имеет удобный случай свободно проявить себя в новой среде, где всему надо учиться: реакциям, приспособлениям и т.п. Напротив, в обычном ритме жизни, где ничто особенно не возбуждает, он сильно чувствует (если он имеет добрую волю и стремление к прогрессу), он сильно чувствует свою несостоятельность и свои желания, реакции, отвращения, притяжения и т.п. И когда у него нет сильной воли к прогрессу, он чувствует себя зажатым и разочарованным, раздавленным — вся обычная бунтарская песня.

(молчание)

Когда она приехала сюда, она жила исключительно в витале — исключительно, неудержимым образом. Так что ей предстоит пройти большой путь. Надо, чтобы витал — который имел привычку направлять лодку, править всем, все решать, в конце концов, он был хозяином в доме — надо, чтобы он начал с открепленности, которая обычно, когда витал не очень рафинированный, переходит в отвращение. Нужна общая открепленность. Затем вдруг (иногда это «вдруг», иногда это медленно) он чувствует, что побуждение, вдохновение должно приходить изнутри, что ничто не должно возбуждать снаружи; и затем, если он имеет добрую волю, то поворачивается вовнутрь и начинает просить Вдохновения, Приказа и Направления, а затем начинает работать. У некоторых людей это занимает годы; некоторым это дается очень легко — это зависит от качества витала. Если это рафинированный витал самого высокого качества, тогда это идет быстро; если это грубоватый витал, который начинает себя вести как бульдог или бык, тогда это занимает более длительное время. Наконец, долгая дорога предстоит тому виталу, который привык всем управлять и думал, что обладал истиной: что то, что он хотел, было истиной, и что эта истина должна доминировать и управлять другими людьми и всей жизнью — это… когда человек родился в такой иллюзии, потребуется долгое время. Спасает то, что если витал каким-либо образом СХВАЧЕН, внутренне, если он внутренне чувствует, что есть нечто большее, чем он, тогда дело идет гораздо быстрее. Тем, кто пасует перед необходимыми изменениями, требуется больше жизней. Тем, кто умеет держаться (они обычно имеют достаточный интеллект, чтобы управлять), тем, кто имеет выдержку и не беспокоится о недостатке сотрудничества со стороны витала, им это может быть относительно легко. Обычно это занимает больше всего времени.

* * *

Немного позднее

Ты видел последний номе “Illustrated Weekly”? Ты знаешь, что папа здесь, в Бомбее, на «евхаристическом конгрессе» — но что такое евхаристия, мой мальчик?

Это святое причастие.

А! так я и думала… В “Illustrated” приводится история этих евхаристических конгрессов, и, кажется, у истоков первого конгресса (это было не так давно, в прошлом веке, я думаю) стояла одна француженка. И затем [Мать смеется], там был блестящий портрет папы с посланием, адресованным им специально читателям “Weekly”, где он позаботился о том, чтобы не употреблять христианские слова. Он пожелал им… я не знаю чего, и (а это было написано по-английски) celestial grace [небесной милости]. Тогда я увидела (он пытался быть как можно больше безличностным), я увидела, что, несмотря ни на что, самые большие трудности христиан состоят в их желании благополучия и в том, что их исполнение находится на небесах. Мне прочли, или мне так послышалось, “terrestrial grace” [«земная милость»], вместо “celestial grace” [«небесная милость»]. Когда я услышала это, что-то во мне стало вибрировать: «Как! но этот человека обращен!» Тогда я попросила повторить и услышала, что это не так, что на самом деле это была «небесная милость». Вот в чем дело.

Точно.

Они думают о божественной реализации, но не как о земной реализации, они думают, что божественная реализация происходит где-то в другом месте, в небесном мире, то есть в нематериальном мире. И это –самое большое их препятствие. Очевидно, что касается веры (я не имею в виду очень точный и очень ясный научный дух), но что касается веры, то до настоящего времени нет очевидного доказательства, что Господь хочет реализоваться здесь; за исключением, быть может, двух-трех озаренных, имевших переживание… Кто-то спросил меня, была ли супраментальная реализация в прошлом, то есть, в доисторические времена (потому что историческое время очень краткое, не так ли). Естественно, вопрос всегда соответствует одной из вещей, которая представляется передо мной в момент концентрации. Тогда я совершенно спонтанно ответила, что коллективной реализации никогда не было, но могли быть одна-две индивидуальных реализаций, как примеры того, что является обещанием — обещанием и примером: «Вот что будет.» Я имела очень четкие воспоминания — живые воспоминания — о человеческой жизни на земле, совершенно примитивной жизни (я имею в виду: вне всякой ментальной цивилизации), человеческой жизни на земле, которая не была эволюционной жизнью, которая была манифестацией существ из другого мира. Я переживала это в течение некоторого времени — живое воспоминание. Я еще вижу это, еще сохранился образ в воспоминании. Это не имело ничего общего с цивилизацией и ментальным развитием: это был расцвет силы, красоты, в ЕСТЕСТВЕННОЙ, спонтанной жизни, как в животной жизни, но с совершенством сознания и власти, несравненно превосходящих то, что мы имеем сейчас; именно с властью над всей окружающей Природой, животной природой, растительной природой и минеральной природой; это прямое управление Материей, чего люди сейчас не имеют — нам требуются посредники, ментальные инструменты, тогда как это было прямым. И не было мыслей или рассуждений! Это было спонтанным [жест, указывающий на прямое распространение воли на Материю]. Я имела живое воспоминание этого. И это должно было существовать на земле, потому что это не было предвестником: это не было видением будущего, это было воспоминание прошлого. Стало быть, должен был быть момент… Это было сведено к двум существами: у меня нет такого впечатления, что их было много. И не было ни родовых мук, ни чего-либо животного, абсолютно ничего; это была жизнь, да, жизнь действительно высшая в рамках Природы, но с необычайной красотой и гармонией! И у меня не было впечатления, что это было (как сказать?) что-то знакомое (отношения с растительной и животной жизнью были спонтанными и абсолютно гармоническими с ощущением бесспорной власти — не было даже ощущения, что этого могло не быть — бесспорной власти), но никакой идеи о том, что были другие существа на земле и что надо заниматься ими или «доказывать» — ничего подобного, абсолютно ничего из ментальной жизни, ничего. Такая вот жизнь, как жизнь прекрасного растения или прекрасного животного, но с внутренним знанием вещей, совершенно спонтанным и без усилия — жизнь без усилия, совершенно спонтанная. У меня даже не было такого впечатления, что был вопрос питания, я этого не помню; была только радость Жизни, радость Красоты: были цветы, была вода, были деревья, были звери, и все это было дружеским, но спонтанно. И не было проблем.! Не надо было решать никаких проблем, совсем никаких — живи! Несомненно, жизнь в доисторические времена. Но это было очень, очень давно. Потому что совсем не было ощущения, что это росло снизу: как если бы это упало туда, вот так, чтобы веселиться. Это должно было быть до появления человека в Природе — не после, а до. Это были человеческие формы, но я не могу сказать, что я четко это помню: если меня спросить, были ли, например, ногти на пальцах, я не смогу ответить! Это было очень пластичным и очень светлым. Но, как бы там ни было, по форме они были как люди.

(молчание)

Папа заявил, что он хочет дать послание не-христианам, и я попросила, чтобы мне принесли это послание. Потому что в ментальных беседах с ним две вещи остались очень четкими… У него есть какая-то политическая предвзятость. Это очень политический человек в том смысле, что он делает вещи по какой-то причине, с точной целью, рассчитанной согласно своему пониманию, чтобы эффективно достичь этой цели — это политический человек. Он имеет политическую привязанность к догме. Например, после одной из бесед с ним (я имела с ним три-четыре беседы, ментально, и совершенно объективным образом, потому что его реакции были неожиданными, они были для меня совершенно спонтанными, то есть, я получала ответы, которые совсем не были тем, что я могла ожидать — это доказывает, что беседы были подлинными), но, например, я имела встречу с ним (это была часть его ментального существа, высшего интеллекта; она очень хорошо сформирована, сознательна, индивидуальна), и я имела с ним спонтанную беседу, которой я не искала и которая оказалась очень интересной. Но, в какой-то момент, я ответила на что-то, что он сказал, и сделала это с силой [на том высшем плане]: «Господь есть везде, даже в аду.» И в тот момент он так резко отреагировал, что пуф! он исчез. Это меня сильно поразило… Я не знала этой догмы, но, кажется, что согласно католикам, что самым худшим страданием ада, хуже огня и всего прочего, является то, что там вообще нет Господа. Это догма: Господа нет в аду; я же говорила о вселенском Единстве и так выразила его. Есть еще одна вещь, которую я очень хорошо помню и которая поразила меня. Это было после его избрания (но задолго до того, как он решил съездить в Индию): он прибыл в Индию, и он прибыл в Пондишери, чтобы встретиться со мной (не специально: он просто прибыл в Пондишери, а затем он пошел искать меня); я встретилась с ним в комнате для приемов. У нас была долгая беседа, очень долгая и интересная беседа, и вдруг (это было к концу, пришло время ему уйти), когда он поднялся, что-то его озаботило; он спросил меня: «Что вы скажите своим детям о встрече со мной?»… Кончено, это проявление эго. Тогда я посмотрела [Мать улыбается] и сказала ему: «Я скажу им только то, что мы были объединены в нашей любви ко Всевышнему.» Тогда он расслабился и исчез. Это меня поразило. Это совершенно объективные вещи. Но это — маленькие грани природы. А так, его мечта — быть могучим существом, способным духовно объединить человечество.

7 декабря 1964

(Этот разговор проходил в музыкальной комнате. Мать позвала Суджату и Сунила)

Кто-нибудь знает, как играть на губной гармонике? [смех] Я недавно получила губную гармонику! — ее прислали из Германии. [Сунилу:] Ты не знаешь, как на ней играть?… Нет?

[Суджата:] Сатпрем очень бы хотел научиться играть на каком-нибудь инструменте, ты знаешь, Мать.

[Сатпрем:] Но не на гармонике! [Сунилу:] Тебе сказали, о чем идет речь? Нет? Ты не знаешь французского языка, скажи? — Он не решается говорить. Вот так: я люблю твою музыку, и поэтому я больше не играю! — у меня нет времени. Мне никогда не представляется удобный случай поиграть, вот уже двенадцать месяцев я не играла; кроме тех случаев, когда приходит Суджата: тогда я кладу вот так один палец на клавиши. Так что совершенно невозможно, чтобы я играла на первое января, но я думаю, что, может быть, мы сможем что-то сделать… Сегодня я собираюсь прочесть вам послание на первое января (это не точно «послание»), но я собираюсь вам его прочесть, а затем мы попытаемся что-нибудь сделать. Ты знаком с этим инструментом [органом]? Ты знаешь, как на нем играть?… Здесь есть педали, мой мальчик, от них можно сойти с ума! Я не могу играть с ними! [смех] Так что Суджата будет нажимать на педали, а я буду играть на клавишах! Если что-то придет, ты сможешь воспользоваться этим и написать музыку на первое января. И тогда мы запишем твою музыку для всех людей!

[Сунил:] Я сохраню то, что ты будешь сейчас играть.

Нет! Я не играю — я собираюсь делать подобие! И с этим ты что-нибудь сделаешь. Понятно? Может быть, вообще ничего не выйдет! Я ничего не знаю. Этим утром… Этим утром, я не знаю, ты думал о приходе сюда? Да?… Я слышала чудесную музыку — чудесную! Но это была музыка… ее надо играть, по меньшей мере, в четыре руки, либо требуется несколько инструментов. Если это придет… Послушайте… Послание (это не «послание»!)… Есть одна моя фотография, на которой я изображена со сложенными руками и выгляжу довольной (!), так что я приписала внизу: «Салют Тебе, Истина.» Затем меня попросили написать это по-английски, и я сказала: «Приветствие приходу Истины.» Вот вам и тема. Посмотрим, найдем ли мы что-то. Этим утром это было… Но даже если бы это было здесь, я не смогла бы играть: нужен почти целый оркестр! Это длилось десять-пятнадцать минут… я не помню, что это было — оно ушло. Попробуем, посмотрим.

(музыка)

Вот так, достаточно! Но то, что я слышала, было не это — было совсем не это! Но это совсем ушло…

(Мать снова кладет руки на орган)

Досадно, что я совсем ничего не помню. Это было действительно прекрасно. Это был «гимн Истине». Это напоминало какую-то симфонию Бетховена (о! сейчас я скажу что-то ужасное)… без «воды»! В любой человеческой музыке всегда есть «вода». У людей бывают вдохновения, но между двумя вдохновениями образуется «дыра», и они заполняют ее «музыкальным знанием». Но этим утром музыка пришла прямо свыше, и в ней не было «воды». Это было великолепно. Только я не делала никакого усилия, чтобы запомнить ее; я сказала себе: «Это придет», но это не пришло! [Сунилу:] Ты слышал музыку сегодня утром?

[Сунил:] То, что ты играла сейчас, было очень мило.

Это ничто! Словом, ты сделаешь из этого что-то. То, что музыка выражала сегодня утром, это было нечто вроде подъема стремления, как завоевание, и затем вдруг это достигло ослепительного состояния — вспышки. Вспышка света. И эта вспышка света ОБРУШИЛАСЬ на мир. Это было очень хорошо (!). Я еще вижу это, но больше не слышу. Но это будет так: сначала приветствие: «Салют Тебе, Свет.» Ведь Свет здесь, он дает знать о себе. И его приветствуют. А затем все стремление поднимается на завоевание этого Света через последовательные восхождения; есть звук, который поднимается, а затем устанавливается. И тогда, когда он достигает Света, происходит взрыв света, как взрыв бомбы. И затем это падает на мир — и со сверканием. И затем, я хотела бы, чтобы в конце был великий покой Истины. Это должно быть что-то очень широкое и очень спокойное — очень широкое. Очень простое. Несколько очень простых великих нот. Вот так. Ноты органа хорошо подходят. Орган очень хорошо подходит для стремления. Взрыв?… Я не знаю, какой инструмент подойдет для этого. А для стремления также подойдут несколько человеческих голосов. Но не пытайся имитировать то, что я только что играла: это ничего не стоит! Ты сделаешь что-то как я сказала: сначала приветствие — мы счастливы видеть тебя, ты понимаешь: Салют Тебе, Свет! Салют Тебе, Истина!… Ты сделаешь восхождение по этапам, сопровождаемое и завершающееся порывом стремления: порыв, великий порыв. И затем оно касается Света и происходит взрыв. Касается Истины, касается Света… Надо, чтобы это было очень красиво. И затем этот Свет падает дождем на мир, и тогда становится радостно, легко, очень мило [жест как каскад]. И затем мир становится блаженным под Истиной — очень спокойным и очень блаженным. Который час?

Без семи одиннадцать.

Я играла так долго! Я много болтала.

Ты поздно пришла.

Да, это Нолини должен ворчать — не я! [смех] [Сатпрему:] Я увижусь с тобой в субботу — в субботу именины Мадемуазель. Сколько тебе исполнится?

[Суджата:] Тридцать девять.

А сколько тебе?

[Сатпрем:] Сорок один.

Уже… До свидания, дети мои.

10 декабря 1964

(Матери от Суджаты, после посещения больницы в Пондишери)

Милая Мать, Сатпрем сказал, что он очень любит тебя и спросил, как у тебя дела.

Твое дитя, Подпись: Суджата

(Ответ Матери)

Суджата, скажи Сатпрему, что я очень его люблю и что я все время с ним. Если он следует совету Шри Ауробиндо «живи внутри», он наверняка это чувствует.

С нежностью, Подпись: Мать

23 декабря 1964

(Сатпрему от Матери)

Сатпрем, мой милый малыш, Вот твоя книга, только что присланная из Америки. Я посылаю ее тебе со всей своей любовью, чтобы она послужила знаком совершенного равновесия и полного здоровья.

Благословения Подпись: Мать

Конец декабря 1964

(Сатпрему от Матери. Письмо, на которое отвечает Мать, к сожалению, исчезло вместе с другими письмами)

То, что ты чувствуешь, полностью согласуется с тем, что я видела. Я воспринимаю это как решительный поворот в твоей жизни. Мы поговорим об этом 2-го января, когда ты придешь на встречу со мной. Я с тобой, и моя любовь окружает тебя.

Подпись: Мать