Мать, "Адженда", Том IX, Январь 1968

...Это только оставленная работа. Достижение результата просто откладывается «на потом».

И все же… все же кажется, что если каким-то чудом ОДИН индивид преуспеет в физической супраментализации самого себя, тогда это послужит примером для всех остальных, так что… Я не знаю, это радикально бы потрясло мир.
Но все же это было бы только частичным.

Да, но это так бы потрясло сознания.

Это не было бы общим, только частичным. Но это БУДЕТ. Это составляет часть Плана. Но совершенство ОДНОЙ реализации зависит от общей реализации. Может быть определенный «квант» реализации, это несомненно — как раз это и реализует супраментальная раса, это очевидно. Это очевидно.

Но я имею в виду то, что если сейчас, каким-то чудом, ОДИН индивид станет светло истинным, то это будет таким потрясающим для остального человечества, что повернет его на путь Истины — это сделает ОДИН пример.

Да, конечно. Но это…

(молчание)

Будем надеяться!

(молчание)

Это настоящая самосдача… о!...

(долгое созерцание)

Может быть, чудо истинной самосдачи… (это даже не «самосдача», это нечто как принятие, которое одновременно является аннулированием всякого деления). Это, совершенное… может быть. Надо посмотреть. Так что, следующий раз выпадает на твой день рождения: новое рождение.

(молчание)
Поскольку ты убежден в этом… ты должен пытаться сделать это.
30 октября 1968

(По поводу послания, которое Мать дала Сатпрему по случаю его дня рождения)

Здесь Свет и Божественная Любовь, которые всегда с тобой на пути, каждое достижение на котором является только началом нового этапа. Именно это переживание я имела в эти дни (думаю, что вчера), как раз перед тем, как написать тебе эту открытку. Мы всегда отмечаем начало чем-то — но нет конца. Его нет. Истина состоит в том, что поднимаешься вот так [Мать прочерчивает кривую, достигающую какой-то точки в пространстве], но это для того, чтобы смочь сделать вот так [новая кривая, выше первой, начинающаяся от этой точки], и так далее — всегда так. И это может быть индивидуальным сознанием, не обязательно безличностным; для индивидуального сознания тоже так: большая кривая [Мать прочерчивает траекторию до определенной точки], и затем это словно трамплин, чтобы идти еще дальше. Так что это было такое видение, видение чего-то развивающегося — развивающегося, расширяясь и озаряясь. Можно сказать, что Сознание все больше и больше начинает сознавать себя. Такое было впечатление. И все является средством для того, чтобы оно все больше сознавало себя. Это объясняет все, впрочем. Это то, что объясняет все. Средство для того, чтобы Сознание осознало само себя.

(молчание)

И эта работа по овладению сознанием (само-сознанием) в теле действительно очень интересна. Очень интересна. Что бы ты хотел спросить меня на свой день рождения? Ничего не спросишь?

Я хотел бы делать самое лучшее.

(медитация)

* * *

Затем Мать пишет Послание, которое она собирается дать на 1969 год:

Не надо слов — нужны действия. Кажется, ты уже давала это послание на 1950 г.?

Повторяешься!

Вещи повторяются, да… Девятнадцать лет!

Мы не сделали прогресса.

Нет! У меня такое впечатление, что мы прошли большой путь.

(Мать кивает головой, ничего не говоря)

В прошлый раз ты спросил меня: «Где я нахожусь?» Так что, взявшись писать эту открытку, я вспомнила про твой вопрос. Я подумала, что надо бы написать тебе что-то по этому поводу. Затем я призвала Шри Ауробиндо на его портрете [вместе с открыткой была фотография Шри Ауробиндо]. Я написала: «Здесь Свет и Божественная Любовь, которые сопровождают тебя всегда…»

Которые всегда с тобой на пути…

И затем я спросила: «Хорошо, где мы находимся?» (в отношении тебя). И он ответил…

…Каждое достижение является только началом нового этапа.

Он заставил меня иметь это переживание в эти последние дни. Это было ответом на твой вопрос. Это идет до бесконечности [Мать прочерчивает грандиозную дорогу], так что «где я нахожусь?» [тот же грандиозный жест]: впереди столько же, сколько и позади! [Мать смеется]

Но дело движется?

Конечно! Все движется все время.

Однако не очень-то ощущаешь, что сознание развивается…

А?

Чувствуешь, что Свет становится сильнее, Истина становится более живой… В определенном смысле больше нет вопросов; это точно, больше нет вопросов. Но… что? Такое впечатление, что сознание не очень-то развивается.

(медитация)

Если тебе нечего сказать…

Я хотел бы лучше служить тебе…

Не беспокойся! Все идет очень хорошо.

(молчание)

Я утратила привычку говорить, это очень трудно для меня.

(молчание)

У меня очень сильное впечатление, что нас хотят чему-то научить. Очень сильное впечатление. И я не знаю, чему. Чему-то… чему-то наподобие секрета функционирования. Нам все время показывают, через всевозможные маленькие факты, что способ, который мы постигаем или понимаем или приняли, ложен, не согласуется с реальностью, так что мы должны найти, открыть — но открыть, ПРОЖИВАЯ ЕГО — истинный способ Манифестации: почему и как. Почему: есть такое впечатление. Как… [Мать качает головой, как если бы это ускользало от нее]. Вот так. И в этом состоянии сознания я все время нахожусь. Я словно проталкиваюсь-проталкиваюсь… [жест приближения на ощупь, затем вещь ускользает]. Я ясно чувствую, что только отождествление [может дать ключ]… да, как сознательное отождествление, то есть, чтобы сознание оставалось при этом полностью пробужденным. Вот так. В следующем году мы увидим, где мы находимся! Мой мальчик… Пусть следующий год будет хорошим, мой мальчик.

Ноябрь 1968

2 ноября 1968

У тебя нет ничего?

Я получил письмо от P.L., но оно не полное.

Что ты имеешь в виду?

Я написал ему и рассказал о видении V, описав человека, который творил свою магию в Ватикане, и попросил его: «Потихоньку посмотрите, не подходит ли к кому-то это описание?» И он ответил: «Да, я знаю, кто это.»

Ах, он ответил «да».

Да, P.L. сказал: «Я знаю, кто это, и пришлю вам его фотографию.» Я жду фотографию… И вот что он пишет: «В видении V очень точно описан один человек: это монсиньор Z, архиепископ Секретариата Святого Надзора, близкий друг Святого Папы и его личный помощник…»

О!

«Я ищу фотографию, чтобы послать ее вам…»

О! Но это опасный человек.

И P.L. пишет: «Это видение достигло меня как раз в тот день, когда мне сказали, что Святой Отец дал инструкции своим ближайшим сподвижникам составить программу действия, которое встряхнуло бы летаргию миллионов католиков, уснувших в рутине религиозной практики. Вот имена самых важный членов этого комитета: Х, кардинал Италии; Y, кардинал Франции; Z, правая рука Папы; затем монсиньор Z…»

Тот же человек.

«…и затем я!... Совещания комитета будут проходить “sub secreto specialissimo”, что соответствует грифу “совершенно секретно”.»

О! Он будет в этом комитете.

Да, он там будет — вот что необычайно!

Это интересно.

Это совершенно необычно. И монсиньор Z тоже будет в этом комитете. Затем P.L. пишет: «Возможно, вы помните, что мне говорили о служебном продвижении в Ватикане; это продвижение, объявленное в то время, когда я был в Пондишери, вызвало самые низкие интриги, так что отложили мое назначение на новый пост. Но, что парадоксально, я получил все права и обязанности этого поста, официально не занимая сам пост… Мне назначили испытательный срок на период, по крайней мере, в четыре года… Борьба за власть в этой среде ужасает. Но я смотрю на это с такого большого расстояния! У меня такое ощущение, что речь идет о другом человеке, не обо мне, и это ставит в замешательство находящихся вокруг меня людей, ведь я не реагирую на несправедливые обвинения (и какие обвинения! — но если бы они только знали, как безразличен мне их маленький мир). Такая вот грустная панорама. Теперь вы можете себе представить, сколь милы и сокровенны для моей души мир и сладость Самадхи. Временами я ощущаю себя перышком, гонимым ветром, и тогда все мое усилие заключается в том, чтобы зацепиться за свет, который милая Мать вселила в мое психическое. С самого начала дня моя нежность поднимается к ней, и тогда я вижу, что не важно то, что я делаю, а важно, КАК я это делаю…»

(долгое молчание)

Сколько, он говорит, в мире католиков?

Пятьсот миллионов, я думаю.

!!! Это половина населения земли?

Не совсем, я думаю, но…

(Мать на долгое время остается в медитации)

Все же, это победа, раз у тебя есть свой человек в этой банде.

Да. Я смотрела на это: что можно сделать? [Мать качает головой]. Принять его [папы] программу? Пробудить этих...?

Пятьсот миллионов.

Я не вижу, что можно сделать. По крайней мере, если он соорудит что-то ложное, но тогда это не будет иметь силы… «Новое пришествие Христа»? [Мать отрицательно качает головой] Чтобы найти что-то, им надо несколько отступить от традиции, а они не могут.

(молчание)

Опираться надо на манифестацию супраментальных сил… Только, конечно, об этом не может и быть речи в религии. Если бы вопрос стоял о Силе или Свете или об изменение в атмосфере, объявляющей о пришествии Христа, тогда они смогли бы продвинуться в этом направлении, но нет ничего такого.

В некоторых писаниях очень смутно говорится об этом. Но они смотрят на это как на причудливый эзотеризм.

(молчание)

Не знаю, прав ли я, но я все же посоветовал P.L. не распространять идеи Шри Ауробиндо и оставаться спокойным.

Это бесполезно.

Они бы только занесли бы его в «черный список».

Да.

(Мать продолжает медитировать)

Это все еще переходной период.

(долгое молчание)

Спрашиваешь себя, что же нужно, чтобы встряхнуть все это?

(Мать снова входит в медитацию, затем вдруг начинает говорить)

В моих руках была ваза, содержавшая «божественную любовь» [цветок гранатника]; я захотела передать ее тебе, и когда ваза проходила над моими коленями… Ты видел это движение?

Да.

Она упала на мои колени. Она упала не на землю, а сюда…

Что это значит?

(молчание)

Я не знаю, что это значит. В любом случае, у меня было ясное ощущение, что мы не можем ничего сделать. Что мы можем быть свидетелями, но без какого-либо активного проявления. Мы не можем ничего сделать.

То же самое со Шри Ауробиндо во Франции. Я говорил тебе, что послал туда перевод «Человеческого Цикла»; издатель в конце концов ответил мне, что этот перевод «хорош для публикации в издательстве, специализирующемся на такого рода вещах». Второй издатель ответил то же самое. Теперь я жду ответа от третьего…

Да, это так. Точно так.

(молчание)

Есть ощущение, что вещи движутся, но это еще подсознательное движение. Всякое сознательное внешнее действие вызывает только путаницу. Ничего не поделаешь.

(молчание)

Сила все нарастает, нарастает и нарастает, но она не хочет никакого точного внешнего проявления — ничего. Вот так: действие в молчании.

6 ноября 1968

(По поводу посещения Сатпремом Бхаратиди, престарелой француженки-ученицы, в больнице Веллора, где ей предстояла операция. Бхаратиди, член Дальневосточной Французской Школы, хорошо известна за свой остроумных искрометный дух и едкую иронию)

Итак, ты виделся с Бхаратиди?

Да, милая Мать. Она прекрасна, эта Бхаратиди, какая в ней сила! И какое чувство юмора — она действительно королева.

Да.

И в этой женщине есть большое благородство.

О! Да. Ты передал ей мою записку?

Да, слезы выступили на ее глазах.

Ее будут оперировать завтра.

Завтра утром.

Но я спрашивала себя, действительно ли необходима эта операция. Они даже не уверены, что это рак.

Это опухоль, которая может быть злокачественной, а может оказаться и обычной опухолью.

Как бы там ни было, она сделала свои распоряжения, она уже распределила свои деньги.

Они говорят, что если не оперировать, то будет все хуже и хуже.

Да. Сколько ей лет?

Больше семидесяти, я думаю. Они подготавливают ее к переливанию крови. Она очень слаба физически, очень исхудала. Но у нее такая энергия…

Она знает, что у нее?

Нет… Но как приятно видеть человеческое существо с таким достоинством…

О, да.

…и с юмором рассказывающем о визите миссионеров и сестер, которые хотели обратить ее в свою веру (потому что это протестантская больница).

А?

Там есть епископы, монахини, и однажды они пришли к ней в палату, чтобы попытаться обратить ее. Она рассказывает об это с таким юмором: «Я не боюсь смерти, я знаю, что мы рождаемся не один раз!» Так что им ничего остается сказать.

Да, она передала мне записку через М: «Я не боюсь смерти, потому что знаю, что мы не умираем.» Хорошо.

(долгое молчание)

Была странная связь между моим умом и ее… Когда я наблюдала вещи и говорила о них, у меня был голос Бхаратиди и ее манера говорить и видеть! Я спрашивала себя, почему это так, пока однажды не взглянула: в одной жизни мы были вместе, в одном и том же теле. Это было очень давно. Странно, это было очень интересно… Вдруг я заговаривала ее голосом: интонация, слова, все было совсем как у нее. Да, у нее милый ум, очень занятный. Перед приходом сюда она была буддисткой и коммунисткой — очень ярой коммунисткой.

(молчание)

Эти протестанты воинствуют в этой больнице?

О, да! Повсюду в палатах развешены надписи крупными буквами: «Он умер за наши грехи» и цитаты из Библии.

О!

Они ревностные протестанты. Все время слышны религиозные песнопения…

(после молчания)

Эти протестанты гораздо хуже католиков. Никогда не забуду одну датчанку (это мать Холенберга , приезжавшего сюда), приезжавшую как-то по случаю в Париж. Однажды я с ней завтракала. Если бы ты видел эту женщину… Не помню, из-за чего, но разговор зашел о католиках, и тогда эта женщина впала в такую ярость! Она кричала: «Эти идолопоклонники!...» [Мать смеется]. Это было ужасно! Они хуже… Я знаю и тех, и других: протестанты хуже. Гораздо хуже… они жесткие. Они очень жесткие. Они убрали [смеясь] все, что было артистическим в католической религии! Они обратили это во что-то…

Это ментальная морализация.

Да, это так. Ты знаешь историю об этом «евангелисте» (я думаю), о пасторе, который жил в том доме, где сейчас живет Н? Конечно, у него были контакты с Ашрамом, и я не знаю как, но как-то раз к нему попало несколько «посланий» [данных Матерью], и тогда он подумал, что я объявляю себя богом — заявляю об этом. И это разъярило его! Он кричал: «А! Наш бог, по крайней мере, умер на кресте, он страдал для нас…». Вот так. «…и посмотрите на нее: она живет в комфортных условиях…» Это ужасно. «…В конце концов, это, по крайней мере, было стоящим: он страдал за нас, он умер на кресте!»

Да, я видел такое в больнице, там везде надписи большими буквами: «Он умер за наши грехи.»

Какой ужас!

Вот такими большими буквами [жест].

О, как ужасно.

Это все варварство.

Да.

(молчание)

Их относительно мало, гораздо меньше, чем католиков.

Но их религия такая скудная, настолько скудная и пустая, что по сути это ничто. В тот день, когда их религия развалится, они будут ошеломлены.

Да.

Кстати, так и происходит в Америке: их религия трещит по всем швам. У католиков все же есть какие-то корни…

Было время, когда я делала сравнительное изучение того, что я видела и чувствовала во всех религиозных храмах, это действительно интересно. В протестантских церквях все останавливается на уровне ума, нет больше ничего — ничего: сухо, очень сухо. Ум, а позади ничего. Что касается католиков, то это сильно зависит от церкви или храма: от конкретного места много зависит. Я сравнивала со всеми другими церквями… В ходе поездок я всегда ходила смотреть на это — очень интересно. Буддистские храмы ОЧЕНЬ ХОРОШИ. Они, конечно, нигилисты, но там всегда очень сконцентрированная атмосфера — сконцентрированная и ИСКРЕННЯЯ. Искреннее усилие. А в здешних храмах… О! Я встречала все, что угодно (много маленьких дьяволов), буквально все, что угодно. Здесь было действительно интересно… В одном храме ко мне пришло божество и попросило меня помочь иметь влияние на людей! Оно сказало мне: «Я дам тебе все, что имею, но сделай так, чтобы…» (оно не говорило вот так на словах: я перевожу). Я была в машине на пути к храму, и прямо на пути она пришла в мою машину! Это было так неожиданно! Она сказала мне: «Приди; сделай так, чтобы моя власть росла, и тогда я дам тебе все, что имею!...» (Это был тот храм, где раз в год рубят головы сотням цыплят. ) Я ответила ей: «Нет.» Если бы я могла предотвратить всю эту бойню!...

Но мне очень нравится атмосфера многих здешних храмов.

Да.

Там такая древняя вибрация, такая древняя…

Да.

(долгое молчание)

Они вывесили «памятки» в ее палате?

Да, да, повсюду.

Она не просила их убрать?

В углу есть даже Библия… Нет, нет и вопроса, чтобы убрать все это!

В ее палате!

Да.

А когда ты там лежал, они и тебе подкладывали Библию?

Нет, я не видел Библии, но тоже были «памятки» (я не помню, какие именно).

Они делают пропаганду.

О, да, конечно.

(долгое молчание)

Нет работы? У тебя нет ничего?

V опять что-то видел. Кое-что неожиданное. Каждый вечер он ходит медитировать в Самадхи, и за все время он всегда видел одно и тоже: просто есть Шри Ауробиндо, и это все, ничего больше. И вот однажды он пришел и внезапно у него возникло видение: он увидел Кали, выходящую из Самадхи, из того места, где находится голова Шри Ауробиндо — совершенно голубая Кали, покрытая золотым орнаментом.

В какой это было день?

Где-то четыре-пять дней тому назад.

(Мать долгое время молчит, затем возникает непонимание)

Мне не нравится, что она там.

Меня удивило то, что вместо того, чтобы быть нагой, она была покрыта золотом.

Что?

О, пардон, ты говоришь о Бхаратиди!

Не важно: что ты сказал по поводу Кали?

Меня удивило то, что она была покрыта золотом, а не была нагой.

Она выходила из Самадхи? Нет, это меня не удивляет. Но мои размышления касались Бхаратиди… Она не должна умереть, потому что это плохое место для смерти.

Да. Когда я сам лежал там, у меня были ужасные ощущения.

Да.

Я говорил себе все время: мне надо выбраться отсюда, мне надо выбраться отсюда…

О, да, я постоянно хотела, чтобы ты вышел оттуда. Хорошо.

* * *

ПРИЛОЖЕНИЕ

(Письмо Матери к Бхаратиди, написанное около 1963 года, в то время, когда Мать не принимала никого, за редким исключением учеников, собиравшихся жениться. Тогда 73-летняя Бхаратиди написала Матери и спросила, должна ли она выйти замуж, чтобы получить возможность встретиться с ней…)

О, Бхаратиди, наш милейший друг! Не выходите замуж, это была бы такая жалость для нас — вам пришлось бы покинуть Ашрам, по крайней мере, на время медового месяца… Позвольте сказать вам правду. Если я не встречаюсь с вами, то это из-за того, что я не могу говорить и, хуже того, не слышу; как же тогда я смогу встретиться с вами, если я не смогу услышать то интересное, что вы всегда говорите мне?... Моя программа встреч с учениками обычно состоит из пятиминутной медитации, иногда меньше — как я могу просить вас преодолеть два лестничных пролета ради этого? Если не возражаете, давайте немного подождем, пока давление (не артериальное) станет меньше. Что касается меня, и вы знаете это, у меня есть большое преимущество быть с вами без физического присутствия, и ваш голос чисто звучит для моего внутреннего слуха — и я всегда отвечаю в молчании. С этой длинной речью я посылаю вам свои наилучшие пожелания на следующий год.

Со всей моей нежностью Подпись: Мать

9 ноября 1968

(Смерть Бхаратили знаменует некий поворот в жизни Матери или начало серии прискорбных событий: Амрита, преданный казначей Матери, уйдет спустя несколько месяцев, в январе 1969; затем, в мае 1969, уйдет Павитра, затем Вашудха, личная помощника Матери, серьезно сляжет в августе 1970, и, наконец, Сатьякарма, кассир Матери, уйдет в декабре 1970 г. То есть, уйдут несколько надежных учеников из окружения Матери — к чему эта миграция?... Постепенно атмосфера вокруг Матери сильно изменится: «Я окружена Ложью… Они все лгут!... общая неискренность», скажет она вскоре.)

Бхаратиди ушла.

Да, печально.

Я думаю, она хотела уйти, поскольку отдала все распоряжения. Огорчает место… Она ушла ночью [7 ноября], и у меня была очень плохая ночь, то есть, я много страдала. И я не видела ее; она не пришла [к Матери], но ее мысли все время были здесь. Я не знаю, я не видела ее. Я не видела ее, а об ее уходе узнала только тогда, когда мне сообщили об этом.

Я очень сильно ощущаю ее мышление.

О! Очень сильно, очень сильно, постоянно. И, странно, есть как бы настояние найти (как сказать?) то, что происходит, когда люди уходят — вот что меня удивляет. Постоянно, все время: что происходит, когда оставляешь свое тело?

Я чувствовал то же самое.

То же самое. Но это ЕЕ МЫШЛЕНИЕ. И очень интересно, очень интересно: снова и снова… Так что же произошло? Сначала, поскольку я не видела ее [после ее смерти], я подумала, что это ее старый буддизм, а она ушла в некую нирвану. Но ее мысль приходит постоянно: «Что происходит, когда оставляешь свое тело?» Вот что странно. И это ОНА спрашивает. Это ее мысль.

Да, это мысль приходит и ко мне очень сильно.

Да, это так! Вся проблема приходит вот так: что происходит, когда оставляешь свое тело? И я все смотрела, смотрела, смотрела и смотрела (я потратила на это часы): нет Бхаратиди. Нет формы: мышление.

Что касается меня, очень странно, я могу сказать, что исчезновение существа никогда еще так не поражало меня. Почему? Я не знаю.

Могу сказать, что я никогда вот так не занималась уходом кого-либо, как ее — никого. И постоянно: «Но что происходит после смерти?»… Как если бы… Есть только мысли и нет формы: я совсем не вижу ее — совсем. Я помню, какой она была физически, но я ее не вижу. И постоянная проблема: что происходит…? Я помню все свои переживания, касающиеся всех людей, смерть которых я видела, я так конкретно помню все такие мои переживания… И почему вот так: «Что происходит после смерти?» Как если бы была навязчивая идея: «Никто никогда не узнает (я могу перевести вот так), никто никогда не узнает, что произошло с Бхаратиди после ее смерти.» И это ОНА, это ЕЕ мысль. Не могу сказать «она», но ее мысль. Ее мысль, как если бы она могла говорить (ты знаешь, какой она была!): «Никто никогда не узнает, что произошло с Бхаратиди после смерти.» Вот так, с ее иронией.

Она не хотела вернуться в Пондишери.

Нет, не хотела… Последние годы (может быть, последние два года, я не знаю), она чувствовала, что вот-вот будет обращена. Встретившись со мной, сидя передо мной она почувствовала, что может обратиться. А она не хотела этого. Она хотела сохранить свой буддизм: нигилистический буддизм, материально выраженный через коммунизм.

Когда я прощался с ней, у нее были чудесные глаза. Она смотрела на меня… светлыми глазами, с такой силой, с такой красотой.

Она знала, что не увидит тебя больше.

О! Эти чудесные глаза.

Она знала, что не увидит тебя больше. Но я думаю, что произошло вот что: ее психическое существо стало сознательным, а весь ее ум не хотел выходить из своей концепции. Я видела это. Я видела это: когда я вот так держала ее за руки, было такое впечатление, что она ВЫНУЖДАЛАСЬ менять свои представления, а она не хотела этого. Так что она поднялась и вышла.

Она была необузданным существом, эта Бхаратиди.

[Мать смеется] Да, очень ментальной. Чрезвычайно ментальной. Витал она подчинила; физическое… Все было ментальным, ментальным, ментальным… И с некоей концентрацией в своем ментальном существе. Должно быть, у нее была плохая ночь, это должно было быть трудным — поскольку здесь было очень-очень трудно, и я не знала, что и как с ней. Как только я узнала, я пошла и посмотрела (я узнала об этом утром), ведь это место не было хорошим (но ей было все равно: она вышла из этого). Но ее ум, постоянно-постоянно: «Что же действительно происходит после смерти?...» И в течение часов! Я могла быть занята чем угодно: в течение часов это все возвращалось и возвращалось… В конце (это длилось весь вчерашний день, и этим утром еще было), этим утром я сказала ей: «Послушай, Бхаратиди, успокойся; если ты успокоишься, то узнаешь.» С тех пор больше ничего. Ум такой сильный и… да, я думаю, по сути, мятежный. Было очень интересно, когда она пришла на встречу со мной. Она пришла и была привлечена; она знала это и сказала мне: «О, я привлечена»; она села, взяла мою руку, а затем было видно, что в ней происходит вот так [жест натяжения], что-то происходит, что-то происходит, и вдруг… она поднялась и ушла. Она сказала мне одно-два слова, но она не хотела — она не хотела выходить из своих представлений. Так что с ней должно было происходить что-то странное: «Что происходит после смерти?...» И это возвращается вот так: «Никто никогда не узнает, что произошло с Бхаратиди после ее смерти.» Это курьезно. Но в конце концов я дала ей мир. Думаю, что сейчас ей лучше. Она даже сказала мне (была почти беседа!): «Ты, кто знает, что такое смерть, даже ты не знаешь, какова моя смерть!» [Мать смеется] Это точно, я не знаю! «Ты не знаешь, что со мной произошло и что со мной происходит… И что со мной произошло? Что?» Должна признаться, что это в первый раз в моей жизни, такое никогда не происходило в моей жизни. Такое в первый раз: с первым человеком так. И контакт только с умом; я не знаю, что произошло с остальным.

Что касается меня, я был полон ею.

О! [Смеясь] может быть, она… [жест входа в Сатпрема]. Это вполне возможно! Вполне возможно. Я говорила ей: «Если хочешь, вся эта часть твоего ума, которая мне очень нравится, может остаться во мне.» Я сказала ей: «Если угодно, можешь придти.» Затем я наблюдала… Это возможно, она могла войти. Кажется, кое-что от нее вошло в Р, ту девочку, которую она очень любила. Я думаю, она рассеяла свой витал, а ментал… [жест входа туда и сюда: в тех, кто восприимчив]. Но я говорила тебе раньше: всегда был контакт [с Матерью], так что это не составляет большой разницы. Но я думаю, это так.

Я был полон ею.

Это так, верно! [Смеясь] Она поделила себя: коммунистка, коммунистическая смерть. Да, это так. Психическое существо мирно ушло, а ум разделился на части. Да, ведь это было ее, но это было… я не могу сказать «личность» (нет личности), но это было внутри. Это было внутри, это не было как что-то снаружи (это обычно). И настоятельное. Да, вот так, она разделила себя.

(молчание)

Но в глубине Бхаратиди я чувствую что-то очень болезненное. Существо, которое много страдает, которое было очень одиноко, которое хотело бы любить, но не могло.

Она не могла.

У меня такое впечатление, что я очень хорошо знаю Бхаратиди.

А?

Ее протест, ее независимость и эта любовь, которую она подчинила и не хотела показывать никому… Когда она смотрела на меня, действительно было… Не могу сказать… Было нечто в этом взгляде, и я чувствовал все это.

(долгое молчание)

Помнишь, ты передавал ей мою записку, в которой я написала: «Моя любовь с тобой»; она ответила на нее так (она сразу же увидела, почему я написала это), она ответила: «Я не боюсь смерти, потому что знаю, что мы не умираем.» М. принес мне ее ответ на следующий день. Да, она УМЫШЛЕННО все так устроила.

О! Но она пошла на операцию ЧТОБЫ умереть.

О, да, она знала это. Она знала. Она нашла это удобный способом умереть. Она хороша.

(молчание)

Она умышленно разделила себя и вошла в тех, кто был близок к ней, восприимчив — где была восприимчивость. Она разделила себя. В действительности, если точно перевести вибрации, которые я получила (это длилось целый день), они были такие: «Думаешь, ты знаешь, что происходит после смерти?... Тогда скажи мне, что произошло после смерти Бхаратиди!» Вот так. Сейчас я все понимаю! Она была против индивидуализации, так что… Она не хотела ее. Конечно, в ходе всего этого я сказала ей один раз (это было вчера), я сказала ей (сказала ее уму: это был ее ум — даже не весь ум, сейчас я понимаю, что это была только часть его), я сказала ей: «Что касается тебя, это так, но у всех это по-разному.» После этого она успокоилась. Все это было даже очень интересно, потому что я сказал ей, сказала ее уму: «Да, если хочешь, можешь располагаться и служить этому инструменту [Матери], но знай, что тебе нужно будет отбросить все свои предпочтения и суждения!» У нее еще были ужасные реакции, когда она находила, что люди не ведут себя с ней так, как она ожидала. Так что я сказала ей: «Тебе надо будет отбросить все это!» [Мать смеется] Но сейчас она спокойна. Прошлой ночью мне удалось успокоить ее.

Я не знаю, что именно я видел, но в ту ночь, ко мне пришел такой образ: я был в маленькой гаване, казавшейся солнечной, а затем я увидел огромную накатывающуюся волну темно-синего цвета, и она шла так, словно хотела поглотить то место, где я был.

Ох!

Темно-синяя волна, очень высокая.

Темно-синий цвет — цвет разума.

(долгое молчание)

[Мать смеется] Она очень хорошо преуспела в своем деле!

(молчание)

Но в этой ее ментальной формации была ГЛУБОКАЯ ЖАЛОСТЬ за человеческие страдания, и особенно, особенно, о! Необычайное сострадание как раз за боль смерти, этот переход, за этот момент перехода — страдание смерти. Это ее очень сильно занимало. И такой была вся ночь, когда она умерла; это была очень плохая ночь — плохая в том смысле, что я много страдала, и это была очень трудная ночь. Не спала ни минуты. И затем, когда я узнала, что она ушла, то первое, что пришло [жест ментальной вибрации]: «О, как одиноко ей должно было быть в момент смерти.» И это сильно меня заняло, пока ее мысль не сказала мне: «Теперь все кончено, не будем больше думать об этом.» У нее должен был быть трудный момент. Она даже сказала мне: «Ты была со мной, но это было слишком глубоким»… Она была в активном уме. Но затем она сказала: «Нет, сейчас все кончилось, не будем больше думать об этом.» И все это без формы — она не хотела этого, не хотела, чтобы была форма! Я хорошо искала, но ничего не нашла. Вот так, я почувствовала давление [ума Бхаратиди] и сказала ей: «Очень хорошо, я дам пристанище тебе, но не твоим предпочтениям.» Хорошо.

Но этот разбросанный ум, в какой форме он будет продолжать свое существование?

Да, во всех: он объединился. Это то, что она сделала, она не хотела продолжать ментально ИНДИВИДУАЛЬНОЕ существование. С психическим такой фокус не проходит — оно просто ушло в свою область. Но она не очень-то занималась своим психическим — ее вера состояла в том, что она не хотела в это верить! Но на ментальном уровне она разбросала себя (это не очень трудно).

Но не должно ли это повлиять на сознание тех людей, в кого она вошла?

Да, должно. Но, что касается меня, я тебе говорила, что контакт уже был и, кроме того, я сделала это умышленно, приняла это умышленно, так что это не может повлиять на мое сознание; это может очень даже сильно повлиять на сознание Р, например. В той мере, в которой восприимчиво сознание человека, это может влиять на его сознание. Например (но это относится к совсем материальному уму), она очень хорошо знала язык «пали»… Если есть кто-то восприимчивый , будет хорошо. Она хорошо знала «пали». Я была бы очень довольна, если бы это пришло, но это не пришло. Я не знаю, куда ушел этот фрагмент… Но чтобы это передалось, нужен кто-то очень, очень пластичный, поскольку это знание уже очень материальное. Я видела такие примеры, я сталкивалась с людьми, которые вдруг обретали знание, которым они раньше не обладали, и это знание приходило уже совершенно готовым. Вероятно, она должна была выбрать кого-то. Если бы это пришло, я была бы очень довольна. Все, что пришло, было общими идеями, видением в целом, и также было нечто, что очень сильно хотело убедить меня, что после смерти происходит разброс. У нее был очень сильный ум, очень сильный. Возможно, был маленький эмбрион психического существа. Но была и целая ментальная организация.

(долгое молчание)

Она очень меня любила, но нисколько не верила мне! Я представляла то, что она не хотела знать!

Да, как выразилась Суджата, этой любви она боялась.

О, да. Хорошо. Все же были ли у нее родственники?... Полагаю, их предупредили?

Да, она подготовила дюжину писем со всеми адресами — вписала их.

Письма, в которых она извещает о своей смерти!

Она только заполнила адреса, не написав самих писем. Она даже подготовила для кого-то телеграмму. О! Все было… организовано.

(молчание)

Ты знаешь, она послала мне все, что было в ней противоположного тому, что говорил Шри Ауробиндо — она сделала из всего этого хорошенький пакетик и послала все это мне! [Мать смеется] Это не важно! Я посмотрела, приняла со всей серьезностью, очень серьезно — я не отправила это назад, не разметала: я получила все, все разложила, организовала… Но никогда, совсем никогда за… (сколько?) девяносто лет своей жизни я не была так занята смертью кого-либо, как ее смертью — как раз по этой причине, потому что она хотела доказать мне факт «разброса» после смерти: «Никто никогда не узнает, что произошло с Бхаратиди…» Я не сказала ей: «это ребячество», поскольку я мягко обращалась с ней, ведь она уже не имела тела. Но этот момент, переход был трудным… болезненным. Был болезненный момент, когда она чувствовала себя очень одиноко. Ментально очень одиноко, конечно же. Физически у нее был свой маленький Кришна [ее прислуга]. Это не было физическим, это было ментальным — из-за ее представлений. Хорошо. Посмотрим. Ее психическое ушло на отдых.

(молчание)

Но если ты почувствуешь у себя разницу в мышлении, в способе мышления, скажешь мне! [Мать смеется]

13 ноября 1968

Это действительно нескончаемая работа. Это этот… (как его назвать? Это еда ли назовешь умом), ум физического… Кажется, он начал учиться. Но это нескончаемая работа. Например, есть привычка строить возможности или предвидеть (это едва ли можно назвать «строительством» и «предвидением»… это нечто вроде чего-то очень темного в глубине), лепить возможности и воображать события, причем с пессимистической и драматической сторон, показывающихся во всей своей смехотворности. Так что, не знаю, это, очевидно, для того, чтобы научить контролировать это управлять этим, но… На первый взгляд это следует просто смести, это совершенно бесполезное: теряешь свое время и делаешь плохую работу. Атмосфера наполнена совершенно отвратительными формациями с фантастическим воображением. Есть попытка контролировать это, но все это еще очень, очень и очень темное.

(долгое молчание)

Сейчас много людей приезжают из США, и они приносят новости о жутком кризисе там, о кризисе пессимизма разочарования… Кажется, вся молодежь находится в ужасном состоянии, состоянии депрессии, разочарования. Они раскрыли все, что было пустым, ложным, нереальным в старом взгляде на жизнь, но они не нашли ничего на замену этому… Несколько редких индивидов (мы получили их письма или они сами приезжали) говорят, что они встретили учение Шри Ауробиндо, и оно показалось им спасением. Но их совсем мало. А большинство людей не понимают — у них нет интеллекта, чтобы понять. Так что повсюду повторное падение; было усилие выйти из этого исключительного поиска личного удовлетворения, и это привело к сумасбродству; и сейчас стала очевидно абсурдность этого сумасбродства, из-за чего они снова упали, прямо ничком: они не нашли — они не нашли истинного пути. Потому что этот путь не ментальный. Везде еще есть этот культ разума, вот что ужасно.

В Европе ужасно! Им хватает интеллекта, чтобы понять, но они закрыты в своей ментальной крепости.

Да.

Пытаешься принести им Шри Ауробиндо, но они не хотят его. Они знают лучше, они знают все.

(долгое молчание)

Трудность также из-за того, что было так много ложных пророков от индуизма и от «Истины Азии», что истинное не может войти. Полно шарлатанов. Атмосфера словно прогнила…

(Мать кивает головой)

Кишение свами, этого, того… Так что же Истина может сделать во всем этом?

(Мать входит в созерцание)

Нескончаемая работа, это все. Такое впечатление у этого тела. Оно спокойно. Нескончаемая работа. И у тела нет… (как сказать?) ясного видения пути или способа, так что… Оно понимает только одно: никогда не забывать, ни на какое время, даже на секунду, то, что оно называет «Божественным» и чего оно хочет достичь. Это все. И затем, время от времени, бывают вспышки, словно вспышки Милости, совершенно чудесные… но они длятся секунды.

(молчание)

Не очень-то обнадеживающе. Есть только одно: как накопление силы… силы, которая МОГЛА БЫ быть Мощью. Я чувствую, что она медленно-медленно накапливается… Тогда, может быть, это и вибрирует… и, возможно, есть нетерпение действовать? Я не знаю. Но это еще не точно. И очень ясное сознание всех препятствий, всего, что против, общей позиции. С очень ясным восприятием, что… надо оставаться завуалированным. Вот так. Сейчас такое время, что надо оставаться завуалированным. Это все. Но в разговоре это выглядит гораздо определеннее, чем на самом деле.

16 ноября 1968

Обучается физическое. Когда есть ум и витал, они используют физическое в качестве инструмента своей воли и своей прихоти — обычно физическое не имеет независимой жизни. И вот, в течение нескольких дней, нескольких недель, физическое переучивалось. Оно вспомнило все переживания, которые оно имело, и пересортировала их, так сказать, достигнув некоей однородности, полностью централизованной вокруг божественного Присутствия. Оно имело несколько переживаний этого Присутствия… Спонтанно, для тела, это «сознательный Свет»; сознательный Свет, который оно видит везде, чувствует везде, чье присутствие оно постоянно чувствует. И один-два раза оно видело фигуру. Это сильно его удивило, и не было большой уверенности (!), тело спрашивало себя, не обман ли это… Но великое Присутствие [жест: как силуэт]. Не было видно деталей формы, но… Это было как конкретизация, для физического, этого сознательного Света, который был там: это было словно конкретизировано [жест сосредоточения, сбора] в форме, которая также была светлой, могла быть видна, и с таким могуществом. Прежде всего, это было словно Могущество Господа, и это было грандиозным. У тела было такое ощущение, что То может сделать все. Не было ничего, что То не могло бы сделать. Не могу сказать, что были различимы руки или ноги; этого не было, но эта форма словно имела голову и плечи: это была форма, ты понимаешь. И поначалу, как я уже сказала, в первый раз, когда тело увидело это, у него возникло небольшое беспокойство: «Что это? Не обман ли это?...» И, как всегда, к нему пришло «Нечто» и сказало: «Спокойно, спокойно, спокойно…» Не словами: как волны. Тогда тело совсем успокоилось и почувствовало грандиозное Могущество. Это пришло, когда тело совсем успокоилось и перестало терзаться, и было так, как если бы То сказало ему: «Вот как я воздействую на людей.» И это было словно конкретизацией или материализацией (я не знаю) этого сознательного Света. Не было видно ни глаз, ни носа, ни рта или чего-то подобного: это была грандиозная фигура («грандиозная»: по крайней мере, часть, напоминавшая голову, касалась потолка). Я видела это дважды, и оба раза это было тогда, когда я призывала Господа, чтобы Он действовал; по какой-то причине я призывала Господа на кого-то или для чего-то, и тело было таким [жест стремления или зова]. И однажды я видела это позади кого-то. И это было как… [Мать сжимает руки в кулаки] как сгущенная Мощь. Два случая (но один был особенно ясен), когда казалось, что вещи были не такими, какими они должны были бы быть; казалось, что был беспорядок, которые надо было исправить; и тогда, как всегда, я установила контакт — просто контакт. И тогда я почувствовала, что это становится Мощью. Я ничего не говорила — не произнесла ни слова, не сделала ни жеста, ничего не сказала — и обстоятельства изменились. И это было не здесь: это было нечто, что с физической точки зрения происходило в другом месте. И вот так это изменилось… Был и другой случай, когда должна была измениться чья-то воля и мышление — но я не знаю, я еще не получила известий, не знаю. Кажется, дело развивается к этому: воздействие на людей и на землю, совершенно физически. Несколько раз, когда тело было… просто испытывало отвращение от своей мизерности, своей неспособности, своего неведения, своей глупости… [смеясь] отклик был очень хорош: «Успокойся! Это не ты действуешь.» Тогда тело спросило себя [смеясь]: «Но тогда на что я гожусь!» Оно сказало… Я не знаю, это [тело Матери] показалось мне местом, где соединяются два потока (знаешь, когда один поток соприкасается с другим?), что тело было вот так, служило этим!... У него было ощущение, что оно было одним из этих инструментов… [Мать указывает на электрическую розетку]

Розеткой.

(Мать смеется, молчание)

Иными словами, как только тело сознает свое собственное существование, это мешает работе. Оно должно… не знать, что оно существует. В действительности, из-за этого тело и заболевает — из-за того, что начинает сознавать себя.

(молчание)

Как раз сегодня я виделась с одной немкой, которая немного работала в диспансере N. Конечно, она заметила, что у него нет ничего, что нужно с современной точки зрения; и по какой-то причине ей нужно было съездить в Германию, так что она хочет вернуться оттуда с полным оборудованием. И она попросила увидеться со мной перед своим отъездом. Я никогда не виделась с ней прежде. Она пришла, я сказала ей несколько слов о том, что ей надо делать, но после этого она не захотела уходить! Она сидела. Тогда я просто сделала то, что я обычно делаю, то есть, тело… (не знаю, как казать), тело словно исчезает, и затем Господь [жест Нисхождения]… И тогда произошло то, что происходит, я не знаю, возможно, сотни раз: пуф! Она поднялась и… [смеясь] сделала «пранам» и ушла. Так же происходило сотни раз! И, ты знаешь, это Сверхдоброта (я не знаю, как объяснить это), нечто такое чудесно любящее и благое, и… но это потрясающе мощное! Я думаю, их устрашает эта мощь. И так происходит все время. Тело делает так [жест отхода или исчезновения], и Присутствие здесь. А я просто смотрю. И в девяти случаях из десяти они убегают! Некоторым это привычно, и они, напротив, очень довольны, но их не много.

20 ноября 1968

(Мать выглядит утомленной. Ее щека раздулась от флюса.)

Есть что-нибудь?

Да, новости из Ватикана?

О!... расскажи, это интересно.

P.L. прислал фотографию того человека, который насылает магию. Ты знаешь, это близкий друг папы, его личный помощник, и он же является архиепископом Секретариата Святого Надзора. Вот его фотография.

О, он носит такую большую шапку!

(Мать смотрит долгое время)

А что говорит V?

Он сейчас не здесь.

Все архиепископы так одеваются? Какой он национальности?

Он [такой-то национальности]…

(Мать ничего не говорит)

Брат А стал близок Консулу и его жене… и людям он плохо говорит об Ашраме. Я не знаю, почему. В умах этих людей есть идея «цель оправдывает средства». Вот что выходит из этой фотографии.

(молчание)

И есть новость, что целая католическая школа с капелланами хочет посетить Ашрам… Откуда они? Я не знаю. Из Франции, я думаю.

Но только дай этим людям все, что можешь, и они наградят тебя всем ядом, который у них есть.

Да.

И лучшие из них таковы.

Они приходят не для того, чтобы просто посмотреть и узнать что-то: они приходят для того, чтобы найти все, что можно критиковать — и в видимости нет недостатка в том, что можно критиковать!

(Мать входит в долгую медитацию)

Думаю, что пройдет еще много времени, прежде чем все это не изменится.

23 ноября 1968

У меня было интересное переживание… Позавчера вечером один человек, чьего имени я не хочу называть, сказал мне: «Я полностью нахожусь в физическом сознании: нет больше медитаций, и Божественное оказалось где-то наверху, так далеко…» И тогда сразу же, пока он говорил, вся комната НАПОЛНИЛАСЬ божественным Присутствием. «Ах», - сказала я ему, - «не наверху: ЗДЕСЬ, прямо здесь.» И в этот момент ВСЕ, вся атмосфера… это было как если бы сам воздух превратился в божественное Присутствие [Мать касается своих рук, лица, тела]: ты понимаешь, все было затронуто, пронизано, но с… прежде всего, был ослепительный Свет, Мир вот такой [массовый жест], Мощь и также такая Сладость… нечто… такое впечатление, что этого бы хватило, чтобы расплавить скалу. И это не ушло, осталось. Пришло вот так и осталось. И вся ночь была такой — вся. Даже сейчас есть эти две вещи: немного обычного сознания, как бы механически, но стоит мне на секунду побыть в покое или сконцентрироваться, и это здесь. И это переживание ТЕЛА, ты понимаешь, физическое, материальное, переживание тела: абсолютно все наполнено, есть ТОЛЬКО ТО, а мы как… все словно сморщено, ты знаешь, как высохшая корка, нечто высохшее. Такое впечатление, что вещи (не полностью: поверхностно) затвердели, ссохлись, и поэтому они не чувствуют это. Вот почему они не чувствуют Его, а иначе все, буквально все было бы ничем иным, как ТЕМ; невозможно дышать, не дыша Им; ты движешься, и это внутри Него ты движешься; все… все-все, вся вселенная внутри Него — и МАТЕРИАЛЬНО, физически, физически. И как раз средство от «высыхания» я сейчас ищу. Я чувствую это фантастическим, ты понимаешь. И когда я слушаю, То также говорит что-то; я говорила Ему: «Но почему люди всегда карабкаются наверх?» И с самым невероятным, фантастическим юмором ответ: «Потому что они хотят, чтобы я был очень далек от их сознания!» Подобные вещи, но сформулированные не так четко: впечатление. Несколько раз — несколько раз я слышала: «Почему они идут так далеко, чтобы искать то… (ты знаешь, есть теории, в которых говорится: это вокруг вас)… что есть везде?» Я ничего не сказала тому человеку, и прежде всего из-за того, что это переживание еще не было столь постоянным, как сейчас. И, прежде всего: НЕТ НОВЫМ РЕЛИГИЯМ! Нет догмам, застывшим учениям. Избегать — любой ценой избегать того, чтобы это не стало новой религией. Ведь как только это формулируется… изящный образом, который накладывает себя и имеет сил, так С ЭТИМ БУДЕТ ПОКОНЧЕНО. Такое впечатление, что Он везде-везде-везде, нет ничего иного. А мы не знаем этого, поскольку мы… сжались (я не знаю, как выразить это), зачерствели. Мы делаем [смеясь] грандиозные усилия, чтобы отделить себя — мы преуспели в этом! Преуспели, но только в своем сознании, а не по факту. В действительности это здесь. Это здесь. Нет НИЧЕГО, кроме Того. То, что мы знаем, видим, к чему мы прикасаемся, все это погружено в То, плавает в Том; и это проницаемо, совершенно проницаемо: ТО проходит через все. Ощущение отделения приходит отсюда [Мать касается своего лба]. Возможно, это переживание пришло из-за того, что в течение нескольких дней была очень сильная концентрация на том, чтобы найти, не точно «почему» или «как», а сам ФАКТ, факт отделенности, тот факт, что все кажется таким глупым, таким тяжелым… Я была осаждена, осаждена живыми воспоминаниями всевозможных переживаний (всех родов: от прочитанного и картин, фильмов, жизни, людей, вещей). Это были воспоминания тела, все воспоминания, которые можно было бы назвать «антибожественными», в которых тело имело ощущение отвратительных или плохих вещей, как отрицаний божественного Присутствия. Началось это так, и в течение двух дней было так, до такой степени, что тело было почти в отчаянии. Затем пришло это переживание и осталось. Оно не двигалось. Пришло: бррф! И все, не двигалось. Ты знаешь, переживания приходят и уходят, но это не двигалось. И сейчас оно здесь. Так что тело пытается быть текучим [Мать делает жест распространения], пытается слиться; оно пытается, оно знает, что это. Оно пытается — не преуспевает в этом, очевидно! [Мать смотрит на свои руки], но его сознание знает. Но это переживание оправдывает свое действие: некоторые люди внезапно почувствовали облегчение, а один-двое совсем выздоровели. И когда что-то не так в теле, нет необходимости спрашивать: все естественно устраивается. И телу даже не нужно прекращать делать что-либо или быть полностью сконцентрированным на этом переживании: нет никакого желания, ничего. Вот так: плыть… плыть в светлой безмерности… которая находится внутри! [Мать смеется] Безмерность не только снаружи: она внутри. Внутри. Это [Мать касается своих рук, эта отделенная видимость], действительно такое впечатление, что это… я не знаю, как выразить это, но это обладает реальностью только в искажении сознания — но не человеческого сознания: что-то произошло; что-то произошло в Сознании… [Мать качает головой]. Я не понимаю.

(молчание)

Все теории, все объяснения, все истории, лежащие в основе каждой религии, все это кажется мне… развлечением. И тогда спрашиваешь себя… не разыгрывает ли Господь комедию перед самим собой!... Но это трудно выразить. Целые дни я действительно проживала все ужасы творения (и в сознании их ужаса), и затем это привело к этому переживанию, и… весь ужас исчез. Это было совсем не моральным: это были, главным образом, физические страдания. Особенно это касалось физического страдания. И это физическое страдание, я видела это: длящееся физическое страдание — непрекращающееся, день и ночь — а затем вдруг, вместо того, чтобы быть в этом состоянии сознания, оказываешься в состоянии исключительного божественного Присутствия — и боль уходит! И это было физическим, совершенно физическим, с физической причиной. Ты понимаешь, доктора могут сказать: «По этой причине, по той причине…» — совершенно материальные вещи, совершенно физически: пуф! Ушло… Меняешь сознание — это возвращается. И если достаточно долго остаешься в истинном сознании, тогда видимость, то есть, то, что мы называем физическим «фактом», исчезает, исчезает не только боль… У меня было ощущение, что я прикоснулась к… (нет разума, который понимает, слава Богу!) прикоснулась к центральному переживанию. Но это только маленькое начинание. Можно иметь впечатление или уверенность прикосновения ко всевышнему Секрету, только если трансформировалось физическое… Согласно переживанию (переживанию в мельчайших деталях), так должно быть. Но тогда должно ли сначала трансформироваться только ОДНО тело, в котором выразилось это Сознание, или же все должно трансформироваться?... Я не знаю. Это произойдет, если игра — игра разделения — закончится. Вот что будет решением трансформации. Явление сознания. Но это такое конкретное!

(молчание)

Однако, другое сознание еще здесь… Как раз сейчас, этим утром, я видела значительное число людей: каждый из них входил, и я смотрела (не было «я смотрела»: для НЕГО было так, я на него смотрела), глаза были фиксированы вот так [на Нем], и затем было восприятие и видение (не «видение», как его понимают: это все явления сознания), сознание Присутствия; Присутствия, пронизывающего эту корку, эту затвердевшую вещь; оно пронизывало все, было повсюду. И когда я смотрю, когда глаза закрыты, это словно приводит к концентрации [этого Присутствия]… Но, определенно, это совершенно переходное и промежуточное состояние, поскольку другое сознание (сознание, которое видит вещи и обращается с ними, занимается с ними как обычно, с восприятием того, что происходит в индивидах, что они думают — не столько, что они думают, а что они чувствуют), оно здесь. Очевидно, это необходимо, чтобы сохранять контакт, но… Очевидно, это еще переживание, а не установившийся факт. То, что я называю «установившимся фактом», это сознание, установившееся таким образом, что не существует ничего другого, и присутствует только оно — пока это еще не так.

(долгое молчание)

А ты? Что ты скажешь?

Я почувствовал изменение в атмосфере.

А!

О, да. Пять-шесть дней тому назад у меня было ощущение чего-то тягостного…

(Мать смеется)

Тягостного. А этой ночью, что странно, в один момент я увидел тебя, плашмя лежащей на земле. Тогда я подошел к тебе поближе и спросил: «Хочешь подушку под голову?» Ты сказала мне: «Нет, ничего». И вытянулась плашмя, на земле…

Смотри-ка!

Что это значит?

(Мать долгое время молчит и не отвечает)

Но это представление о «нисходящем» Сверхразуме, «пронизывающем» Сознании, является НАШИМ переводом… Это переживание пришло как переживание вечного факта: вовсе не как нечто, что происходит сейчас. Что все это является результатом состояний сознания, это точно (есть ли что-то за пределами этого, я не знаю, но во всяком случае, я имела позитивное переживание этого). Это движение сознания. Почему, как?... Я не знаю. Но, если посмотреть с другой стороны, тот факт, что что-то, относящееся к земной области, стало сознательным, этот факт дает ощущение, что что-то «произошло»… Я не знаю, могу ли я объяснить… Я имею в виду вот что: это тело совершенно такое же, как и все остальные тела на земле, но оказалось, что по той или иной причине это тело стало сознавать другим образом; что же, это, как правило, должно выражаться в земном сознании через «пришествие», «нисхождение», «начало»… но начало ли это? Что «пришло»?... Ты понимаешь, есть ТОЛЬКО Господь (я называю его «Господом», чтобы проще было говорить, ведь иначе…), есть только Господь, нет ничего другого, не существует ничего другого. Все происходит внутри Него, сознательно. А мы как… песчинки в этой Бесконечности; единственно, мы являемся Господом, имеющим способность сознавать сознание Господа. Это точно так.

(молчание)

До этого переживания, в то время, когда я была в сознании всех страданий и ужасов физической жизни, в какой-то момент что-то пришло (это не «говорит» — мы вынуждены использовать слова, но все это происходит без ментализации), впечатление, если его перевести, то я скажу: «Не боишься ли ты сойти с ума?»… Понимаешь? (это перевод). И тогда тело спонтанно ответило: «Мы все помешены, дальше уж некуда!» И все сразу же успокоилось.

(долгое молчание)

Это сознание здесь [Мать касается груди Сатпрема]. Это [жест, указывающим на ум и выше], это светлое-светлое… [жест безмерности]. Но в этом теле, это сознание здесь [тот же жест к груди]. Я имею в виду сознание… что мы внутри Господа. Я знаю, сознание там знает, что это совершенно детский способ говорить об этом, но я предпочитаю этот детский способ тому, который пытался бы быть точны и был бы ментальным.

(Мать смотрит на часы)

О, уже поздно… Я много болтала, бла-бла!

27 ноября 1968

(Мать сильно простужена. В действительности, с июля она находится в одной и той же болезненной линии)

Может быть то, что ты говорила в прошлый раз, можно использовать для февральского номера «Бюллетеня»? Это кажется очень важным…

Я больше совсем не помню.

Ты коснулась «центрального переживания» трансформации.

А! это. Это продолжается!... У тела такое впечатление, что оно начинает понимать. Для него, конечно, совсем нет мыслей — совсем нет; но это состояния сознания. Состояния сознания, дополняющие одно другое, замещающие друг друга… До такой степени, что тело удивляется, как это можно знать с мыслью; ля него единственный способ знать, понимать — это сознание. И это становится все более ясным с общей точки зрения, и тело применяет это. Оно применяет это к самому себе, то есть, работа ведется такая, чтобы все части тела сознавали не только силы, которые они воспринимают, силы, которые через них проходят, но и действия своей внутренней работы. Это становится все более точным. Главным образом, это: для тела все является явлением сознания, и когда тело хочет делать что-то, оно почти больше не понимает смысла выражения «знать, как делать»; оно должно СОЗНАВАТЬ способ делать это. И не только для себя, но и для всех окружающих людей. Это становится таким очевидным фактом… Так что учиться у кого либо — например, учиться способу делать что-то — для него, можно научиться, только делая это, прикладывая сознание к этому. И то, что объясняют, что кто-то другой может объяснить, это кажется… кажется пустым — безжизненным, пустым. И все больше становится так.

(молчание)

Ты не ответила на мой вопрос об этом видении тебя, распростертой на земле…

[Мать смеется] Я думаю, это символ совершенной сдачи. Я лежала на спине, не так ли?

Да, спиной на земле.

Да, на спине. Должно быть, это образное выражение позиции тела. Это позиция совершенной восприимчивости в полной сдач. Потому что это верно. Я действительно не знаю, есть ли «части» или «органы», которые еще имеют то, что можно называть их «духом независимости», но тело действительно осуществило свою сдачу, то есть, оно не имеет собственной воли, и оно все время как бы «прислушивается» — все время — чтобы воспринимать Указание. Оно начинает точно знать то место или функции, которые не… я не могу сказать «не трансформированы», поскольку это слишком громкое слово, а не находятся в гармонии с другими и создают беспорядок. Это начинает восприниматься в каждый момент. Когда происходит что-то ненормальное, есть понимание, сознание, почему это происходит и что это должно вести к тому-то: как видимы беспорядок может вести к большему совершенству. Это так. Это совсем маленькое начинание. Но это началось. Тело начинает понемногу быть сознательным. И не только по отношению к себе, но и по отношению к другим, это началось: видеть, воспринимать, как Сознание (с большой буквы «С») действует в других. И, действительно, иногда (слова НЕ В КУРСЕ переживания) нет больше восприятия деления: есть восприятие многообразия, и это становится очень интересным… Многообразие (если бы не было того, что можно назвать «помехой» отделения), которое, в истинном сознании стало бы совершенно гармоничным и составило бы совершенное целое [Мать делает округлый жест]. Эта помеха — что произошло?... что произошло? Остается узнать, было ли это необходимо по той или иной причине и не произошел ли «несчастный случай» — но как это может быть «несчастным случаем»!... На мгновение (нет мышления, так что это немного смутно), на мгновение есть впечатление… можно было бы сказать так: впечатление ГРОМАДНОГО приобретения сознания, за что, однако, была заплачена очень высокая цена всего страдания и всего беспорядка… Вчера или сегодня (я больше не помню), думаю, что вчера, в какой-то момент эта проблема стала очень острой [Мать касается своей щеки и горла], и тогда было так, как если бы божественное Сознание сказало: «Во всем этом страдании это Я страдаю (Сознание, ты понимаешь), это Я страдаю, но другим образом, чем вы.» Я не знаю, как выразить это… Было некое впечатление, что божественное Сознание воспринимает то, что для нас является страданием, что оно существовало — страдание существовало для божественного Сознания. Но не тем же образом, как оно существует для нашего собственного сознания. И тогда была попытка понять сознание целого и, в то же время, сознание каждой вещи… для простоты можно сказать: сознание страдания (самого острого беспорядка) и сознание Гармонии (самой совершенной Ананды) — и то, и другое вместе, воспринимаемое одновременно. И, конечно, это меняет природу страдания. Но все это как болтовня. Это не перевод того, что есть. Есть также восприятие, что мало-помалу, следуя всем этим переживаниям, каждая совокупность (что, для нас, есть тело) привыкает иметь силу выдерживать истинное Сознание… Это требует игры адаптации.

Но, ты знаешь, Шри Ауробиндо тоже писал в «Мыслях и Прозрениях», я думаю, что страдание было подготовкой к Ананде.

Да. Должна сказать, что у Шри Ауробиндо есть много чего, что я начинаю понимать совсем по-другому. Я говорила тебе, что здесь [Мать указывает на свой нос, рот и горло] было самое полное сопротивление. Как переживание, это очень интересно, но еще предстоит большая работа…

(молчание)

Такое впечатление, что вот-вот коснешься чего-то, а затем… это ускользает. Чего-то не хватает.

(молчание)

Еще предстоит долгий-предолгий путь.

30 ноября 1968

Можно ли в следующем году на 21 февраля прокрутить на Плэйграунде запись той очень важной беседы, ты знаешь, о центральном переживании?

Нет.

* * *

Невозможно говорить… У тела все время такое впечатление, что оно учится — учится жить. И учится быть тем, чем оно должно быть. Постоянно, день и ночь. Это все. Оно должно учиться. И очень острым образом, ощущение того, что речь искажает, слово искажает… Тело не любит говорить.

(долгое молчание)

Например, в последние дни тело спрашивало себя: есть и горделивые тела?... Есть немало горделивых тел, когда внутри них есть витал и ум. Но без них… это невозможно! Невозможно.

(медитация)

Но у тела постоянно есть ощущение не только Присутствия, но и божественного Действия, вот так [жест: как поток, проходящий через Мать и идущий на людей], и оно даже не думает «это идет через меня», нет даже этого. Есть впечатление (если перевести), что это может идти через что угодно. Происходят очень точные действия, и тело сознательно, но оно никогда не сознает, что оно это делает или что через него происходит действие. Ощущение «себя» нет… за исключением, время от времени, впечатления, что есть что-то несколько инертное; у него еще есть ощущение своей инертности — это не полное Сознание. Но тело даже не заботится об этом, это не его дело. Есть постоянное острое наблюдение, что ВСЕ, все-все происходящее — невыразимо… В то время, когда вы что-то говорите, происходит много чего. Вот так.

Декабрь 1968

4 декабря 1968

(Мать все еще простужена)

Какие новости? Ничего?

Есть кое-что: V увидел фотографию человека из Ватикана и подтвердил, что это тот человек.

Тот человек… [Мать смотрит на фотографию] Странно, это интеллигентный человек. Но эти люди лицемеры; они думают об одном, а затем действуют, исходя из другого принципа. Он не закрытый человек, он способен понимать.

А на меня он производит впечатление жестокого человека.

Жестокого…

V. также добавил: «Он способен на убийство.»

«Он способен на убийство»… возможно. Это другая сторона его природы. Многие люди могли бы убивать, если бы отважились на это. В своих чувствах они действительно убивают.

(молчание)

Тапасья тела — это что-то достаточно интересное, действительно интересное. Тело… ты знаешь, оно совсем непритязательно; у него есть острое ощущение всех своих ограничений, всех своих неспособностей, всего своего неведения, всех… и в то же время — в то же время — АБСОЛЮТНОЕ ощущение божественного Присутствия, абсолютное; причем божественного Присутствия, которое может сломать все, что захочет. Это очень интересно… Присутствие с такой силой! Силой… безмерной, не идущей ни в какое сравнение с земными вещами. У тела есть очень сильное впечатление (некое осознание), что его страдание исходит из его неспособности. Есть некое восприятие, что оно ПРИВЫКЛО обращать в страдание все, что оно не может вытерпеть.

(молчание)

Совсем недавно я видела Z. У нее сильный протест, потому что уже давно я сказала ей кое-что, что она не поняла, по поводу фильмов [показываемых в Ашраме] (это не точно так, но как бы там ни было): она скатилась в яму. Она была здесь (я держала ее за руку), и это тело чувствовало, что это все же та же самая материя — есть общность, тождественность — и это было одновременно забавно и очень мило. И затем здесь была, вот так, такая грандиозная Сила, мой мальчик! Тело сознавало, что То может раздавить существо. И То оставалось так [жест молчаливого свидетеля], не действовало. Сила, которая способна проявиться с витальной мощью (оно доминирует над виталом и способно использовать его) и растворить все в полной неподвижности. Это необычайно. Но тело не обманывается, оно знает, что это. Оно знает, что это. И тело знает одно: только когда (и потому что) оно может быть абсолютно мирным — мирным как нечто полностью прозрачное и неподвижное — тогда эта Сила может действовать. Тело знает это. Оно знает, что только это требуется от него в этой полной, прозрачной неподвижности. Возвращаясь к тому человеку из Ватикана, он принадлежит к тому типу людей, которые имеют принципы и могут убить ближайшего друга (или привести его к гибели) вот так, из убеждения. Да, вот так.

Это тип «великих Инквизиторов».

Да. Если мы хотим мира и спокойствия, лучше не привлекать их внимания!

Но он следит за P.L.! в видении V он смотрел на твой символ на шее P.L.

P.L. носит его?

Я не знаю. V видел P.L. с твоим символом на шее, и тот человек смотрел на твой символ.

Но я не думаю, что P.L. носит его.

Думаю, что носит, но не открыто, конечно же, а под одеждой!

Это не имеет значения.

Да, но как бы там ни было, тот человек следит, держит глаз на твоем символе.

P.L. надо быть начеку.

Я говорил ему об этом.

Они войдут в одну и ту же комиссию! Это очень интересно! [Мать смеется] Очень интересно. Но… (как сказать?) я вложила все это дело [реформа Церкви] в руки Милости. И я ожидаю, что произойдет что-то интересное, ведь там, мы не знаем… То, чего люди не знают, это чудесная сила Милости, даже по отношению к самым неверующим, даже к злейшим противникам.

(молчание)

Тело очень просто, у него простота ребенка. Этим утром оно было одолеваемо видениями — не «видениями», я не знаю, как объяснить… это были не точно воспоминания, в приходящие вещи, которые все выражали ненависть, насилие (все такое), и тогда тело, видя это — видя это, чувствуя это — спонтанно сказало (оно продолжает быть в постоянной связи с божественным Присутствием), оно сказало Божественному: «Почему Ты несешь все это в Себе?» С непосредственностью и простотой ребенка? «Почему Ты несешь это в себе?» И в тот момент, когда оно говорило это, было как видение — видение, распространяющееся на всю землю — всех постоянно происходящих ужасов: «Почему Ты несешь…?» И тогда, всегда, Ответ всегда один и тот же (он такой [жест вокруг головы]): «В моем Сознании все по-другому.» Или же: «В моем Сознании все выглядит по-другому.» И было это настояние: «Работай к тому, чтобы иметь истинное сознание. Истинное сознание содержит все.» И этим утром тело поняло; очень ясно это было понятно (все это не мысли, я не знаю, как объяснить… это не точно ощущение, но… это восприятие… я не знаю [Мать щупает воздух пальцами]), но тело ясно понимало, почему на некоторое время, ради роста существа, было необходимо деление. Ведь если бы, с самого начала, было бы восприятие, которое есть сейчас (что все находится внутри Господа), все-все, совершенно все, например, те вещи, которые (не тем же образом, но все же не так давно) еще давали ему ощущение ужаса… Сейчас больше нет так, но тело еще не может быть счастливо с этим; оно может быть безразличным [жест Свидетеля], но оно не может быть счастливо. И оно поняло, почему необходим был этот ужас; потому что было время, когда было необходимо, чтобы проявленный мир, мир манифестации, казался вовне Господа и отделенным от Него… [После молчания] Надо… надо иметь этот неизменный Мир, надо быть столь же широким, как и вселенная, чтобы вынести то представление, что ВСЕ является всевышним Господом. И тело поняло, что только сейчас оно имеет это переживание, поскольку только сейчас оно достаточно сознательно и в достаточной мере осуществило свою сдачу Господу (осуществило сдачу в истинном смысле; я почти могла бы сказать «отождествилось», но это слишком громкое слово, и тело не хочет этого слова, оно знает, что это не так, что отождествление будет чем-то другим), но, совсем просто, оно способно, оно готово выдержать представление, что все есть Господь, что есть ТОЛЬКО Господь. Раньше, довольно долгое время, ему еще нужно было чувствовать, что все эти движения [жест вперед] ведут к Господу, а все те движения [жест назад] уводят от Господа. В течение долгого времени этот выбор был необходим. А теперь, сейчас тело делает свою тапасью, чтобы быть способным вынести это представление — и не допуская и не принимая движения деградации и жестокости… То есть, с зарождающимся ощущением, что вещи не такие, какими они кажутся, что мы видим только видимость, но вещи не таковы, какими они кажутся. Но мозг не может понять. Разум может рассуждать о чем угодно, но это совсем другое, ума там нет. Мозг, его способность… Не далее, как этим утром, все утро было… (как назвать это?) это носит природу изумления, но это не имеет радости изумления, и это не имеет глупости оторопи, это нечто… это состояние, да. Тело констатирует, какова жизнь (или, по крайней мере, какой предстает жизнь для нашего внешнего, активного сознания), какова жизнь, какой она КАЖЕТСЯ… и телу очень трудно не сказать: «Почему, почему, почему? Почему?... ПОЧЕМУ?...» И затем, когда тело вот так смотрит, ему становится грустно-грустно-грустно; тогда оно чувствует, что это не то. И что это за грусть?... Должно быть, это… Должно быть, это дверь, ведущая к чему-то иному… чего оно еще не понимает. Почему, почему этот мир такой, почему? К чему все эти ужасы, зачем?... В таком состоянии тело было этим утром. И, затем, впечатление — столь же сильное впечатление, как и впечатление бытия в Господе — у него было впечатление, куда это ведет, того, что придет. И с ПОЛНЫМ доверием, полным… Но оно еще не знает. Все время — все время, это не прекращается — все время тело приводится к переживанию, что когда все вот так [Мать поворачивает два пальца в одну сторону], то есть, повернуто к Божественному, все устанавливается чудесным образом — чудесным образом… невероятно; и достаточно только повернуться так [Мать поворачивает два пальца в другую сторону], чтобы все стало отвратительным, пошло неправильно, заскрипело: СОВСЕМ МАЛЕНЬКОЕ движение между доверительным открытием и обычным сознанием (совсем не сознанием протеста или отрицания, ничего подобного: это просто обычное сознание, сознание жизни, какое имеют люди — обычное сознание), и этого достаточно… чтобы все стало ужасным; а затем, вот так [жест в другом направлении], и все чудесным образом чудесно. Что касается микроскопических, незначительных вещей, ты понимаешь, то есть, что касается ВСЕГО — нет ни «важных веще», ни «неважных вещей», ничего подобного — все становится просто чудесным, и все же это те же самые вещи! В одном случае у вас есть боли, вы страдаете, вы несчастны и даже сходите с ума, а в другом случае… И это не одни и те же вещи. Но это достигло той степени, что сейчас тело совершенно не понимает, как это можно жить обычной жизнью с обычным сознанием и быть довольным! Это кажется ему ужасным, невероятным. И этот образ жизни в хаосе, мерзости, злобе, эгоизме, насилии, о!... и в жестокости, во всевозможных ужасах, и считать это совершенно естественным… Тогда тело говорит себе: «Должно быть… должно быть, это необходимо как этап в развитии, и это результат Милости, значит, ничего не скажешь, остается только восхищаться.» Но тело совершенно уверено — совершенно уверено — что если бы мир, если бы творение было точно таким, каким оно кажется сознанию тела, какое оно есть сейчас, то оставалось бы только одно — стереть этот мир!... Очевидно, это объяснение — и оправдание — всех нигилистических философий и религий. Надо быть совершенно несознательным, чтобы счастливо и довольно жить в этом ужасе, каким является этот мир. И все это… ЕСТЬ Господь, и не только ЭТО ЕСТЬ Господь, но это и ВНУТРИ Господа; иными словами, это не так, как мы себе представляем: то, что было отторгнуто и отброшено, все это здесь, ВНУТРИ Господа… Вот так. Ты видишь, у тела есть это переживание: когда оно совершенно дезорганизовано, простужено, у него болит здесь, болит там… но стоит ему занять определенную позицию (можно назвать это позицией, я не знаю), определенное состояние сознания, во всяком случае — и тогда все это исчезает! Иначе этого больше нет, не осталось и следа — нет ни простуды, ни болезни, нет больше ничего, все это ушло! Но это готово вернуться… и не только ушли (это было бы психологическим явлением), но и ИЗМЕНИЛИСЬ окружающие ОБСТОЯТЕЛЬСТВА! Они стали другими: в одном случае все вот так повернуто, искажено, а в другом случае…

(долгое молчание)

Так что преимущества тела над умом как раз в том, что тело очень хорошо понимает (для него это естественно), что весь этот способ видеть и говорить — это только способ видеть и говорить; можно иметь противоположный взгляд, и он будет столь же верен, и еще один другой взгляд будет также совершенно верен, и, в конце концов, все, что говорят и думают, это только… способ смотреть… Уму это трудно, но тело знает это, очень хорошо знает это. Но…

(долгое молчание)

Невыразимо.

(молчание)

Как твои ночи?

Не очень-то.

Все то же?

Да, не блестяще.

Без изменений?... Хорошо. Тело знает состояние, в котором оно не спит обычным образом (то, что называется «сон»), а вместо этого есть состояние (которое можно было бы назвать состоянием гармонии, но не активной, а очень тихой), в котором больше нет времени, то есть, можно провести два часа, три часа, считая, что прошло только пять минут. Теперь ночи таковы, и это становится все чаще. И у меня такое впечатление, что это изменило бы твой сон (я часто думала об этом, почти каждый день): входить в это состояние, которое совсем не является обычным сном, в котором у вас есть сны и активности, и подсознательное так активно — там этого нет, нет ничего такого. Все это только начинается. Надо иметь терпение.

Я спрашивал себя… Все последнее время я просыпался утром с больными глазами. Я гадал, из-за чего это.

Ты много работаешь по вечерам?

Я работаю как обычно. Но, что странно, днем становится лучше. А ночью снова болят глаза. Что происходит?... Я спрашивал себя, не досаждает ли мне что-то тонкое?

(Мать смотрит)

11 декабря 1968

(Мать читает послание, которое она собирается дать на 1969 г.)

«Нет слов — действия.»

* * *

(Обращаясь к Суджате :) Что ты хочешь на свой день рождения?

Я хочу предлагать себя интегрально.

Предлагать — тебе. Отдавать — мне.

* * *

(Затем Мать слушает, как Сатпрем читает старую беседу на Плэйграунде от 22 июля 1953 г.)

Я бы сейчас не стала писать так!... Но, как бы там ни было, это верно на их уровне [жест на уровне земли].

(молчание)

Переживание продолжается и становится все более сознательным и почти практическим. Когда кто-то приходит, я словно вижу… почти как если бы я могла измерять количество покровов, мешающих ему видеть и чувствовать всевышнее Сознание. Это стало действительно интересным: кто-то находится передо мной, я смотрю на него и концентрируюсь, концентрируюсь и концентрируюсь, пока не будет установлен контакт со всевышним Сознанием, и тогда я могу измерять реакцию: с одними, когда они здесь, очень трудно обрести контакт; с другими (и это совершенно неожиданно, это не имеет ничего общего с тем, что можно думать, это необычайно, необычайно!), с некоторыми другими, сразу же, хоп! Вот так [жест, пронизывающий вуаль], и контакт установлен — и иногда с совершенно неожиданными людьми; и есть еще такие люди, которые делают садхану, они совершенно посвящены, и… с ними так трудно! Это действительно интересно. И есть такие, что когда контакт установлен, они больше не хотят шевелиться! (я сомневаюсь, что они знают, что это, но они больше не шевелятся); и есть, напротив, такие, которые начинают делать вот так [жест трепетания], они хотят поскорее убраться отсюда! [Мать смеется] Это безмерно интересно! Я помню время, когда я говорила о «ванне Господа», которую я устраивала [людям] — эти истории кажутся мне теперь совершенно устаревшими, это не так! Это… Господь здесь, везде, всегда! (я говорю «Господь», чтобы не строить длинных фраз, но иногда я говорю «всевышнее Сознание», чтобы было менее… как сказать?... менее по-детски, потому что все это ребячество — все, что мы говорим). Но переживание становится все более чудесным. Как далека я была, когда говорила это! [беседа 1953 года]. Как я была далека… Это было ментальной транскрипцией. В конце концов, это ничего не значит; людей это забавляет. Они понимают это; они не понимают то, что я делаю сейчас. И тогда… Еще остается привычка говорить «я», но я думаю, что это из-за того, что иначе было бы очень трудно говорить. Но я так не думаю, я не знаю, чем является это «я»; то, что говорит, это… это сознание, которое особенно занято работой этого тела. Конечно, это тело используется для работы, и есть Сознание, направленное на то, чтобы особенно заниматься этим — так будет точнее, но невозможно всегда строить длинные фразы! Но как это интересно!... Иногда, о! Это становится таким красивым! А в другое время — таким тяжким! Требуется такая работа, и иногда [смеясь] это работа с людьми, имеющими прекрасную репутацию!... Это действительно интересно.

(молчание)

Как только начинаешь говорить, сознание опускается. Но это не обязательно для того, чтобы тебя поняли, это из-за того, что сознание слишком тонко для слов, находящихся в нашем распоряжении.

(долгая медитация)

Я не знаю, смогу ли я когда-либо говорить выразительным образом… но пока что слова ужасно вуалируют. Тело — это нечто очень-очень простое и очень детское, и оно имеет эти переживания так императивно, ты понимаешь, ему не требуется «искать»: ему достаточно только на минуту прекратить свою деятельность, и… это здесь. И тогда тело спрашивает себя, почему люди не знали об этом с самого начала? Оно спрашивает себя: «Почему, почему они искали все это — религии, богов… все это — а это так просто!» Так просто, для него это так просто, так очевидно. Все эти построения — религии, философии… все эти конструкции — необходимы разуму, чтобы… чтобы «играть свою игру». Он хочет хорошо вести свою игру. Тогда как тело такое простое, такое простое, такое очевидное! Такое очевидное, такое простое: «Почему?», - спрашивает оно себя, - «Почему, почему они искали все эти сложности, тогда как… это так просто.» Даже сам факт сказать: «Божественное находится глубоко внутри вас…» (конечно, тело помнит собственное переживание), это так сложно, тогда как это так просто! И тело не может объяснять, не может выразить, у него нет слов, но есть некое сознательное восприятие… [Мать слегка покручивает кончиками пальцев] того, что искажает и вуалирует. И это то, что стало реальностью для всего человеческого сознания. Это трудно выразить. Для тела это становится таким очевидным фактом… Оно спрашивает себя, как это можно думать по-другому, как можно чувствовать по-другому? Это так очевидно.

(молчание)

Ты не можешь знать, какое впечатлении я получила, слушая это [старую беседу 1953 г.]. У меня было впечатление, что я вернулась на много жизней назад!...

Это полезно.

Полезно…

Но людям нужны методы, чтобы «установить контакт», и это им надо!

Сколько всего бесполезного в этих методах!

Что же, да! Ведь вскоре они закрываются в этих методах.

Да. О! Особенно это «Я», это огромное «Я» в каждом, которое приходит — приходит, чтобы фальсифицировать все. Но тело начинает спрашивать себя, как, как можно, как?... Это не мысль, это некое ощущение, я не знаю, некое восприятие (язык НИЖЕ сознания; я говорю «я» по привычке; возможно, из-за того, чтобы было понятно, но, главным образом, по привычке), и это «я»…? Оно так сознает, что есть только ОДНО Я [жест: палец указывает вверх].

(Мать улыбается, качает головой и остается в молчании)

Хорошо. Надо ждать — терпение, терпение — пока все не будет готово.

14 декабря 1968

(Мать читает три различные версии одного послания, которое она хочет дать на открытие Школы. Затем она выбирает первую версию) Это пришло последовательно. Это переживание, которое у меня тогда было:

Когда живешь в Истине, находишься выше всех противоречий. Два других пришли потом:

Жить в Истине означает быть выше всех противоречий. Затем:

Тот, кто живет в Истине, находится выше всех противоречий и всех противопоставлений. Здесь [жест ко лбу] полное молчание; я просто поворачиваюсь [жест ввысь] и жду, и я думаю, что сначала приходит самое чистое, то есть, менее смешанное с активностями; затем происходит так, как если бы это самое чистое смешивалось здесь в атмосфере с ментальными вибрациями.

* * *

Я получил несколько строчек от P.L.

О!

Он собирается ехать в Испанию, чтобы произвести «опрос» по поводу реформ Церкви, и он написал только вот что: «У меня было ужасное переживание, которое, к счастью, закончилось хорошо с милой Матерью. После возвращения из Испании я напишу, что было.»

* * *

(Затем Мать слушает, как Сатпрем читает другую беседу 1953 г.)

В каком году это было?

В 1953 г.

О, как я болтала! [Мать смеется] Как бы там ни было…

Но на самом деле это не было болтовней: ты низвергала Силу на этих детей. Вот что было.

Это предназначалось детям.

Да, но была вся эта Сила, которую ты направляла на них… Это то, чего им сейчас не хватает.

(Мать остается молчаливой)

18 декабря 1968

(По поводу перевода на английский язык беседы от 23 ноября 1968 г., которую Сатпрем собирается опубликовать в «Заметках на Пути»)

Люди будут ошарашены!

Но, милая Мать, если они прочтут хотя бы с малейшим пониманием, они поймут, что это центральное переживание.

Это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО центральное переживание. Это довольно странно… Тело не вышло из того Сознания — эти сознания одновременно, и если другое [обычное] сознание остановится хотя бы на две минуты, То появляется здесь.

Люди последуют.

Есть ли…? По правде говоря, мне все равно!

21 декабря 1968

В эти последние дни было много чего… Но этого достаточно! [Мать только что прослушала чтение беседы, которая будет опубликована в следующем номере «Бюллетеня»] У тебя есть, что сказать?... Что?

Кое-кто (не я) задал вопрос. Кажется, это «типичный» вопрос, который задают люди после чтения твоих «Заметок»… Хочешь узнать, что за вопрос?

Должно быть, это опять из ряда…

Прочту тебе этот вопрос: «Описывая свое переживание в прошлом августе и сентябре, Мать говорит об “устранении витала и ума”. Почему их надо устранить с целью быстрой и эффективной трансформации тела? Разве супраментальное сознании не воздействует на них?»

Конечно, оно воздействует! Оно УЖЕ действует, в течение долгого времени. Это из-за того, что тело привыкло (было приучено) подчиняться виталу и, особенно, разуму, так что это для того, чтобы изменить его привычку, заставить его подчиняться только высшему Сознанию. Вот почему. Чтобы все шло быстрее. В людях То действует через ум и витал — и, как я сказала, так и безопаснее. Как переживание, это достаточно рискованно, но так все движется значительно быстрее, ведь обычно надо воздействовать на тело через витал и ум, тогда как, если их нет, То воздействует напрямую. Это все. Это невинный вопрос. Эта процедура не рекомендуется! Всякий раз при случае я говорю: люди не должны воображать, что надо пытаться делать это (они и не смогли бы, но это не важно), это не рекомендуется. Необходимо свое время. И это только из-за возраста… чтобы все шло быстрее.

(молчание)

Странно то, что есть словно демонстрация естественной тенденции тела (я полагаю, что у всех тел это по-разному: это зависит от того, как было построено тело, то есть, зависит от матери, отца, обстоятельств и т.д.), демонстрация тела, предоставленного самому себе. У этого тела, например, есть некое воображение (это нечто странное), драматическое воображение: все время у него впечатление проживания катастроф; и тогда, с остающейся в теле верой, катастрофа реализуется — такие вот абсурдные вещи. Так что, на некоторое время тело было оставлено наедине с этим воображением (это то, что происходило в эти последние дни), и когда тело устало ото всей этой дурацкой активности, оно взмолилось, со всей интенсивностью, чтобы это прекратилось! И сразу же, хоп! Все пошло вот так [жест обращения], все мгновенно обернулось, и тело находится в созерцании (но не отдаленном: все близко) этого чудесного Присутствия, которое есть везде. Это идет вот так [Мать резко переворачивает два пальца]: это не занимает времени, нет ни подготовки, нет ничего, это вот так: хоп-хоп! [тот же жест], как для того, чтобы показать глупость тела. Это нечто совершенно идиотское, как очевидная демонстрация глупости тела, предоставленного самому себе, и этого чудесного Сознания, которое приходит и в котором все это исчезает как… нечто, не имеющее никакой прочности, никакой реальности — исчезает само по себе. И словно демонстрация того, что это не просто в воображении, но и по ФАКТУ: демонстрация Мощи, чтобы все это… эта тщетная греза жизни, как она есть сейчас (что для сознания стало таким ужасным) могла превратиться в чудо, вот так, просто через обращение сознания. Это переживание повторяется во всех деталях, в каждой области, как демонстрация через факт. И это не «долгий процесс» трансформации: это как нечто вдруг переворачивающееся [Мать переворачивает два пальца], и вместо того, чтобы видеть безобразие, ложь, ужас, страдание и все это, тело внезапно начинает жить в блаженстве. И все остается тем же самым, ничто не изменилось, за исключением сознания. Так что остается вопрос (это то, что впереди, что, вероятно, придет): как это переживание должно выразиться материально?... Для самого тела это совершенно очевидно: в течение, скажем, одного, двух, трех часов оно много страдало, было очень жалким (это не моральное страдание: чисто физическое страдание), а затем вдруг, брф! Все ушло… Внешне тело осталось тем же самым [Мать смотрит на свои руки], в своей видимости, но вместо внутреннего беспорядка, который заставляет его страдать, все прекрасно, и есть великий мир, великое спокойствие, и все в порядке. Но это для ОДНОГО тела — как это действует на остальные тела?... Началось восприятие возможности в других сознаниях. С моральной точки зрения (то есть, на уровне позиции, характера, реакций) это очень хорошо видно; иногда даже на физическом уровне: вдруг что-то исчезает — как было переживание, когда Шри Ауробиндо снял боль [Мать показывает, как рука из тонкого физического снимает боль], спрашиваешь себя… ах! Ушло, исчезло, вот так. Но это не постоянное, не общее, это только для того, чтобы показать, что может быть так, через факт, что это происходит в теле в том или ином случае — показать, что МОЖЕТ быть так. Можно было бы сказать об этом так: у тела есть ощущение зажатости в чем-то — да, зажатости — зажатости как в коробке, но тело видит сквозь эту коробку; оно видит и также действует (хотя и ограниченно) ЧЕРЕЗ ЧТО-ТО, что еще есть здесь и должно исчезнуть. Это «нечто» дает ощущение зажатости. Как это исчезнет?... Я еще не знаю. Должна быть найдена связь между сознанием в ОДНОМ теле и сознанием целого. А также то, в какой степени это одно тело зависимо, и в какой оно не зависимо; то есть, до какого предела тело может трансформироваться в своем сознании (и, как результат, в своей видимости), как оно может трансформироваться без… без трансформации целого — до какого предела? И в какой мере трансформация целого необходима для трансформации тела? Остается открыть это.

(молчание)

Если рассказывать все, на это уйдут часы…

Но эта «коробка», о которой ты говоришь, это вселенская коробка.

Да!

У меня часто было такое впечатление, что все так называемые человеческие или «естественные» законы являются только грандиозным болезненным воображением, коллективно закрепленным — вот и коробка.

Да, это так! Это верно.

Так что, как…?

Да, в какой мере индивидуальный свет может воздействовать на это?... Вот в чем проблема… Я не знаю.

(молчание)

Очень ясное видение коллективного прогресса (нашим полем опыта является земля), происходившего на земле; но, глядя на прошлое, кажется, что требуется еще очень долгое время, чтобы все в целом стало готовым измениться… Все же есть почти обещание, что произойдет внезапное изменение — это то, что в нашем сознании переводится через «нисхождение», «происходящее» действие: нечто, что не задействовано до сих пор, а затем начавшее действовать (вот как это выражается в нашем сознании). Посмотрим. Что касается самого тела, есть растущее переживание, то есть, все более и более точное: ОДНОВРЕМЕННО его хрупкости (крайней хрупкости: малейшее движение может положить конец его нынешнему существованию), и в то же время — в то же время, одновременно — ощущение вечности! Ощущение вечного существования. И то, и другое одновременно. Это действительно переходной период!

(молчание)

Один-два раза, когда его… то, что можно было бы назвать его «тоской по знанию», когда это было очень интенсивным, когда у него было полное ощущение Присутствия — ощущение Присутствия везде, внутри, везде [Мать касается своего лица и рук] — тело спрашивало себя, как (даже не «почему», нет такого любопытства), КАК получается нынешний беспорядок? Что же, когда это было очень интенсивным, очень интенсивным, один-два раза у тела было впечатление: как только это будет найдено, это будет означать бессмертие. Так что тело постоянно проталкивается, проталкивается вот так, чтобы ухватить секрет; такое впечатление, что оно вот-вот откроет это секрет, а затем… Затем есть некое затишье в стремлении: мир-мир-мир… Один-два раза было впечатление: «А! Вот-вот это будет понято» («понято», то есть, ПРОЖИТО; не «понято» мыслью, а прожито), а затем… [жест ускользания]. И нисходящий Мир. Но впечатление: «Это на завтра». Но «завтра»… какое завтра? — Не «завтра» на нашей шкале. Посмотрим. Но этим переживаниям не счесть числа, со всеми аспектами. Потребуются часы, чтобы рассказать обо всем этом — и даже тогда всегда есть ощущение, что слова искажают нечто. Это больше не так просто, не так красиво, не так ясно. Это становится сложным. Тело имело совершенно чудесные моменты — и ЧАСЫ тоски. И вдруг наступает чудесный момент. Но этот момент невозможно объяснить… Если же судить о степени развития по пропорции времени, что же… чудесный момент длится несколько минут, а тоска — часы. Есть даже часы страдания. Так что, если судить по этой пропорции, еще очень, очень далеко, чрезвычайно долго идти… Но что же делать? Можно только продолжать, и это все.

25 декабря 1968

Я виделся с Х.

Ох!

Да, случайно. Я не собирался встречаться с ним, а затем забыл, что он приехал сюда, и пошел по той улице, где он живет. Он был на пороге своего дома. Я не повернул назад, а пошел ему навстречу.

Что он говорил тебе?

Он говорил любезно… Но у меня было впечатление, что больше не было того, что было в прошлом… У меня всегда было ощущение голубого света вокруг него (таким было мое впечатление в прошлом), но у меня не было того ощущения мощи или силы…

Может быть, ты сам вкладывал это туда? Я спрашиваю себя… Ведь впечатление, которое я получила от него ЧЕРЕЗ ТЕБЯ, было гораздо лучше, чем он сам, оно гораздо превосходило то, кем он является на самом деле. Так что я спрашивала себя, не приходила ли эта сила В ТО ВРЕМЯ, поскольку она была необходима, чтобы вытянуть тебя из твоей трудности. И я проделала с ним два-три «теста». Например, он хвастался, что мог бы сделать так, чтобы я имела нужные мне деньги; так что я сказала ему: «Мне нужны деньги: пусть они придут.» (Он говорил о десятках миллионов рупий.) Я сказала: «Очень хорошо, мне нужны эти деньги, пусть они придут.» — Они никогда не пришли… Ты видишь, я чувствовала, что он просто хвастается, что у него есть силы. Он жил там (и все еще живет там) среди довольно примитивных людей, которые изумляются при малейшем проявлении силы; оно привык, что все его считают «мощным высшим существом», так что как только он вошел в контакт с нами и людьми, приученными к видению Шри Ауробиндо и привыкшими прибывать в другом мире, чем этот чисто витальный мир, он оказался совершенно потерянным… Он не приходил два-три года. Он приходит на свой день рожденья (я увижусь с ним 29 декабря), но в прошлые разы, когда я устраивала ему медитацию, это было… в конце концов, в Индии множество таких людей. Он имеет силу, которая действует только на самом обычном витальном уровне. И ничего действительно превосходного. А что касается качества его видения, произошла довольно… неприятная история. Мать К приходила с сюда замужней дочерью, которая недавно потеряла своего сына (молодой человек внезапно умер). Она приходила сюда, она была совершенно несчастна, и когда она пришла на встречу со мной, я увидела ее сына в ее атмосфере. Я сказала ей: «Ваш сын с вами. Если бы вы заняли правильную позицию, вы смогли бы войти с ним в контакт и почувствовать, что он здесь.» Выйдя от меня, она пошла к Х, и, как они всегда делают, спросила его, что он знает о ее сыне. Х ответил ей со всем авторитетом: «Ваш сын вошел в пастуха»… Так что, конечно, она потеряла всякое доверие ко мне, ведь я не говорила с ней с догматическим авторитетом, тогда как он говорил с таким апломбом; тем он и убедил ее, что он прав!... Возможно, какая-то маленькая часть ее сына действительно вошла в пастуха, я не знаю; то, что видела я, было его психическим существом. Но она утратила ко мне всякое доверие, и больше не приходила ко мне. Так что это досадно. Это доказывает, что он очень замкнут в самом себе и закрыт в своем представлении. Это не важно… Спрашивал ли он тебя, продолжаешь ли ты совершать свои «пуджи»?

Нет, ничего такого. Он понял, что с этим кончено.

(молчание)

А затем… Ты знаешь, что я по-всякому пытаюсь опубликовать работы Шри Ауробиндо во Франции, в частности, «Человеческий Цикл». Наконец, я получил письмо от некоего J.B., кто пишет: «Уже давно издатель (F.) просит меня создать серию книг в его издательстве. Я подумывал о нескольких книгах, особенно иностранных, собранных вместе под общим названием «К духовной мутации» и сфокусированных на сегодняшних исследованиях, индивидуальных, неловких, зачастую опасных, но искренних и проведенных совсем в другом духе, чем исследования предыдущего поколения, в духе определенной современной молодежи, с которой я сейчас контактирую. Идея состоит в том, чтобы показать «молодежи», что их попытки, их стремления законны, даже если их открытия идут через наркотики, поскольку во многих случаях только наркотики оказывались в состоянии отвязать их от рационалистического картезианского основания, дать им переживания, которые, по крайней мере, позитивны, и предложить им направления и модели. Иными словами, аспект любительства-экзотики серии Z [другой издатель] будет замещен здесь практической и технической стороной, широко открытой для всех духовных исследований, какими бы они ни были, для всех надлежащим образом контролируемых «метапсихических опытов», для психоделических экспериментов (например, я имею в виду T.Leary), для новых теологий… Конечно, в этой серии будет место, и немалое место, для восточного усилия. В итоге, серия будет включать в себя все исследования и попытки, направленные на то, чтобы разбить эти жесткие рамки, в которых западный ум уже так долго ходит кругами. Это никоим образом не исключает определенных научных работ — чисто научных — в которых это картезианство уже было весьма потрясено. Конечно, все это создает причудливое обрамление вокруг мыслей Шри Ауробиндо, и вы можете посчитать это обрамление недостойным… Планируется озаглавить эту серию как “Духовные приключения”…»

Можно попробовать.

Посреди всего этого?

Это не важно. Можно попробовать. Ведь это может затронуть людей, вот что важно. Можно попробовать.

* * *

Есть еще письмо от P.L. Он пишет: «…Мое пребывание в Испании затянулось больше, чем я думал… Скажите милой Матери, что я продолжаю свою борьбу и свое усилие и что она следует за мной везде, и ее защита поддерживает меня. Сейчас расскажу вам о своем переживании. Я проводил выходные дни на берегу моря, где у меня было маленькое миленькое жилище… Я медитировал там и снова прошел все учение Матери, погружая себя в чтение «Жизни Божественной» и «Вопросов и Ответов». Я зажег ароматную палочку. Внезапно меня прошиб обильный пот, и началась ужасная борьба. Если можно использовать религиозные термины из моего опыта до Ашрама, я сказал бы, что все испытания Св. Антония свалились на меня, чтобы духовно сломить меня. Сначала было смятение, очень глубокое отчаяние от немощности: «Какой толк от моей жизни? Что я делаю? Зачем живу? Мои усилия напрасны…» Затем было притяжение женщины, которая приходила, чтобы осмеять мою воздержанность… Все было поставлено под вопрос: от этих зачем и почему раскалывалась моя голова. За этим последовало испытание властью: «Почему ты оставил надежду стать епископом? К тебе бы пришла слава…». Затем жажда денег… Все в мрачной и одновременно притягательной карусели. Наконец, полная уединенность… оставлен всеми, все ушло: мои друзья, связи в Ватикане, моя семья, все. Сколько прошло времени? Я не знаю. Тем временем, я думаю, я услышал очень слабый голос… (но он был настолько слабый, что я не уверен, что так и было), сказавший мне: «Не плачь, я с тобой. Если я с тобой, другие лишние, а если ты без меня, то другие не смогут помочь тебе…» Я оставался в пустоте… Прошла целая ночь… а наутро засветило солнце, и все стало таким прекрасным! По возвращению в Рим мне сказали, что я преобразился! Вот так.»

Я действительно говорила ему это [«я с тобой»]. Эти люди очень чувствительны оккультно. В течение, по крайней мере, двух дней подряд я чувствовала, что он находится в большом затруднении. Я думала, что это «другие» доставляют ему трудности… Я не говорила ему точно этих слов [«я с тобой»], поскольку я никогда не говорю «я с…», но сознание было таким: «Господь с тобой». Но и так им нельзя говорить, потому что, как только скажешь им «Бог», то сразу же возвращается вся их религия. Я наложила на него ФАКТ сознания. Но ты можешь сказать ему, что точно так я и сказала. Это выразилось в нем такими словами, потому что в нем я представляю… другую сторону жизни. Хорошо, это как раз то, что я хотела, чтобы он почувствовал.

28 декабря 1968

(После слушания музыки, написанной Сунилом для Нового Года)

Тебе нравится эта музыка?

Она прекрасна, очень мощная.

Конечно! Она создает атмосферу. Обычно я играю для него какую-то музыку, а затем он компонует ее, но на этот раз я не играла, так что он взял некоторые старые фрагменты моей музыки; с этим он входит в контакт и пишет музыку. Сюда приезжал американский музыкант (он пианист), и я направляла его к Сунилу. Он сказал, что слышал музыку Сунила еще там, в Америке, и что поначалу люди были несколько ошарашены такой музыкой, но, прослушав несколько раз, они приходили в восторг. Что касается меня, я нахожу, что она создает атмосферу: ОПУСКАЕТ атмосферу свыше. И человеческий голос очень мил, вплетен.

* * *

(Затем Мать слушает чтение беседы от 21 декабря: «вселенская коробка»)

Это продолжается, день за днем. И никогда не происходит дважды одно и то же: либо это другая точка тела имеет переживание (другие активности, другое движение в теле), либо это нерешенная деталь, либо… Есть целое поле — громадное поле — исследований и наблюдений, как раз касающихся связи с другими телами и меры, в которой это тело делает работу для других тел. Это очень интересно, о! Очень интересно. Ведь все это происходит без посредничества мысли; так у тела есть ощущение или переживание, либо оно воспринимает беспорядок или… и оно воздействует на это, а затем, спустя какое-то время, оказывается, что это касалось не его самого, а другого тела. Вот как это действует. Все это, кажется, проходит еще в ограниченном поле, и я не уверена, что это уже стало гораздо более общим. Все время (почти все время) кажется, было вмешательство психического, как если бы психическое заставляло тело помнить… (я не знаю, как сказать об этом), помнить свою универсальность, и не только для себя тело выражало движения высшего Сознания: эффект был всеобщим. Мы узнаем об этом. Мы узнаем об этом… позже, в… Но для тела есть странное ощущение, действительно странное, что оно стало столь же обширным, как и земля, даже более (это невозможно выразить, поскольку это не верный способ говорить об этом), но есть нечто такое: некая внутренняя тождественность, выражающаяся на плане… [Мать подыскивает слова]… в высшем Сознании это имеет эффект. Я не знаю, как сказать об этом. И странно то, что в этом сознании важна и одна минута, что для нашего сознания есть ничто… За одну минуту может быть сделано нечто… всеобщее. Конечно, все слова глупы, но это так. Одна минута. За одну минуту… До такой степени, что если тело воспринимает эту минуту вот так [Мать чуть поворачивает два пальца], то это победа; а минута вот так [Мать поворачивает два пальца в другом направлении] означает катастрофу. И не только в отношении себя (для самого тела это на маленьким масштабе и сконцентрировано), а это всеобщее. Это наблюдение началось сегодня (в течение часов, ты знаешь), и очень острым образом. Но это новое — новое в своем АСПЕКТЕ; это продолжение всего предшествовавшего, но аспект, который приняло это переживание, совершенно новый. Иными словами, сознание тела воспринимает это по-новому. Все это приблизительно. Через некоторое время, может быть, это станет более точным. Меняется качество времени. Есть некая интенсивность сознания, которая меняет ценность времени (я не знаю, как сказать об этом). Это начало. Посмотрим. Обо всем этом не расскажешь, как надо, но как выразить это? Я не знаю. Возможно, позже. Итак, увидимся в следующем году, в саамы первый день следующего года.

В среду?

Да, это будет первый день нового года! [Мать лукаво смеется]