Мать, "Адженда", Том VIII, Январь 1967

   ТОМ-8. 1967 год(част-1ая)
   Слушать|Скачать|Агенда ТОМ-1
   ТОМ-8. 1967 год(част-2ая)
   Слушать|Скачать|Агенда ТОМ 8-1
   ТОМ 8-3. 1960 год(част-2ая)
   Слушать|Скачать|Агенда ТОМ 8-2 ...Это было, о! в течение… (этим утром, детально), в течение более часа… (как сказать?) замещение одного вибрации одного вида на другой. И в целом, не-что… просто гармоничное, великая простота, великая гармония. Хорошо. Июль 1967

5 июля 1967

Ты помнишь этого человека, который уехал в Израиль — индийское посоль-ство отказало ему в визе для возвращения сюда! … Так что он вынужден поехать в Америку (Америка — его страна, он американец), он вернется в Америку, а затем, пишет он мне, он собирается заработать денег, чтобы приехать сюда и передать их мне! Здесь есть и другой мальчик, который должен поехать в Германию с Е, все было устроено, но затем Германия сказала: «Нет, мы не хотим индийцев.» Так что это всеобщее братство.

Но со всей этой историей с Израилем и позицией, которую заняла Индия, Индия не приобрела себе друзей.

Нет. О, но одна женщина из Голландии (она была здесь) написала (в ходе того инцидента): «Никогда в своей жизни я не видела такой демонстрации ненависти, как сейчас здесь против израильтян!…» В Голландии! И в Германии, Бог знает, то же самое. Так что это не локализовано. Это про-является ПРИНЦИП НЕНАВИСТИ, кстати и некстати, безо всякой причины. Во Франции тоже, кажется, было большое антисемитское движение, очень яростное.

Это не большинство Франции, только маленькое меньшинство.

Да?… Я не знаю.

Это меньшинство, которое было на стороне Виши во время войны.

Как звали того маршала?

Петен. Да, это все с той стороны.

Да, он вел себя как… Кажется, он хотел имитировать Гитлера, несколько мог! Нет, но несвязность всего этого… Это затронуло Индию из-за ее позиции во время этой войны, и израильтян, потому что они победили в этой войне! И это ничего не значит, это самые противоречивые вещи в одном и том же мышлении — это потребность… ненавидеть. Быть нелюбезным, настолько, насколько это возможно.

* * *

Чуть позже

У меня был довольно странный сон.

А! расскажи.

Но я не знаю, может быть, это фальсификация, потому что все это происходило в довольно темной и путанной атмосфере… Помню, что Шри Ауробиндо лежал и должен был подвергнуться серьезной операции: операции на двух стопах и на всех пальцах стоп. Затем он ушел на эту операцию (кроме того, он ушел один, никто ему не помогал). Затем я увидела, как он возвращается несколько минут спустя (хотя это была долгая операция), я увидела, как он возвращается с сильно перевязанными стопами — большие повязки на его стопах. Затем я был очень удивлен, потому что совсем скоро я увидел, как он идет: повязок больше не было, а на его ногах была обувь. Ох!

Новая обувь, я все еще вижу ее… она показалась мне довольно любопытной, кремового цвета. И он, не имевший привычки носить обувь, носил ее! Но это было сразу после.

Кремового цвета?

Да, цвета… как эта коробка, если угодно. Не совсем кремовый цвет, отчасти розовый… смесь розового и кремового.

А!

Стопы — символ физической жизни, и согласно тому, что я однажды видела (твой сон кажется связанным с этим), КАЖДАЯ часть его тела представляла кого-то — или, скорее, представляла его, Шри Ауробиндо, МОДУ выражения в ком-то. Однажды ночью я видела его вот так, я рассказывала тебе об этом. Но это было чрезвычайно комплексным; я только отметила две-три важные вещи, но было так, словно не было ни малейшей части его тела, которая не представлялась бы кем-то… Так что если мы примем, что символом его стоп является физическое… Ты говорил не только о стопах, но и о пальцах?

Все пальцы, да.

Значит, некоторое число людей. В моем видении двумя стопами была я. Но в моем видении его ноги были обуты в таби, чтобы я ясно поняла, что это я. И в моем видении он шел по краю дороги, где были разбросаны камни с острыми краями, так что было трудно идти; он сказал «Нет, так не должно быть, надо идти чуть выше, чтобы было полегче.» вернулся на середину дороги. Так что если это так, если это тот же символ, тогда это означает что-то, касающееся меня — это возможно. Обувь — это покров. Это покров… Ты сказал, розово-кремового цвета?

Да, розово-кремового.

Это цвет супраментала в физическом. Я так видела его. Так что у меня будет супраментальный покров?… Я одену супраментальный покров? Это будет забавно! Твой сон очень интересен; это не сон, это гораздо лучше, чем сон.

Но была серьезная операция.

Да, мой мальчик, я хорошо знаю это! [Мать смеется] Но это заняло одну ми-нуту. Ты сказал, что он почти сразу же вернулся.

Да, он вернулся почти сразу же. И я был удивлен: он шел очень быстро.

Да, это верно!

Он вернулся с большими повязками на обоих ногах.

[После молчания] Когда у тебя был этот сон?

Два дня тому назад, в ночь с воскресенья на понедельник.

Это так. В воскресенье (воскресенье вечером) перед тем, как ложиться спать, я жаловалась себе (не могу сказать, что очень серьезно, но, ты знаешь, это когда находишься во ворчливом состоянии), я жаловалась, говоря: «Но ведь Ты хочешь, чтобы я проявила Тебя, так зачем же ты допускаешь, что я так плохо чувствую себя!» Были всевозможные неприятности — маленькие неприятности, конечно, но когда их много… Так что [смеясь], я ворчала! Это длилось две-три секунды, после чего я рассмеялась! Но я ворчала, протестовала. Как если бы тело говорило мне: «К чему все, да, все эти болезненные операции?» Так что я сразу же дала себе хорошенький шлепок, говоря: «Ты еще полна тщетности; ты имеешь то, что заслужила!» Затем это кончилось. Но так в действительности и было; это верно, все выглядит, о! очень серьезным, очень трудным, очень сложным, очень… тогда как, если бы мы были менее глупыми, это могло бы быть, вероятно, очень легким и очень быстрым! Это, очевидно, наша собственная глупость, несомненно.

(долгое молчание)

Как раз в последние несколько дней (из-за всего этого — приходящих людей и вещей), я все больше и больше вижу, что человеческое представление о божественном Всемогуществе заключается в представлении о всемогуществе, про-являющемся безо всякой причины, через последовательные причуды и вопреки всякому смыслу, и именно это люди называют «Всемогуществом»: сила делать по желанию самые глупые вещи. Очевидно, это не очень-то согласуется со всевышней Гармонией (!) Но люди таковы: если бог, которому они поклоняются или хотят проявить его, не готов делать, исполнять все, что приходит им в голову совершенно бессвязным и произвольным образом, то он не всемогущ! Я утрирую это, чтобы было понятнее; это не так: они обманывают самих себя (если им сказать это, они начнут протестовать), но они обманывают самих себя, и все возвращается к тому, что я только что сказала. Когда удается войти в это Сознание Гармонии (но не индивидуальной или локальной гармонии), Вселенской Гармонии — даже ультра-вселенской, по-скольку вселенная является лишь ее частью — ценности полностью меняются, совершенно…

(Мать качает головой и остается в состоянии созерцания)

Все вещи такие простые и одновременно такие СЛОЖНЫЕ… Например, эта связь простоты (как у ребенка), когда вы очень просто проси-те о том, в чем чувствуете нужду, но без ментальных усложнений; без объяснений, без обоснований, без всех этих бесполезных фраз, просто: «О! я хотел бы…». Например, у вас есть совершенно особое чувство к кому-то или чему-то, и вы хотели бы, чтобы этот кто-то или что-то было совершенно гармоничным, счастливым (физически это выражается в добром здравии и благоприятных условиях) и тогда спонтанно, просто, вы говорите: «О!…», вы молитесь: «О! пусть будет так!». И так происходит. И тогда мысль (общая человеческая мысль): «Это произошло, поэтому это выражение Истины.» И это возводят в принцип: «Это верно, так и должно быть.» А высоко вверху, в этом Сознании — глобальном Сознании — в этой тотальной Гармонии, эти вещи в себе, в своем материальном выражении («доб-рое здравие», «благоприятные условия») имеют лишь минимальное значение, так сказать, почти несуществующее значение: может быть так или эдак (могут быть сотни различных способов), это ничего не меняет в Гармонии; но этот способ выбран из-за его простой, чистой, бесхитростной красоты стремления — это мило, это мощно в своей красоте. И, конечно, без ментальных усложнений, безо всякого притворства, безо всяких претензий: все просто, но от светлого, чистого, любящего сердца, безо всякого эгоизма, «просто вот так». Так что это милый свет, который был на своем месте; и из-за этого может быть так или так («доброе здравие», «благоприятные условия»), это ничего не значит, не имеет значения. А люди придают значение только внешней форме, тому, что прояв-лено; они говорят: «О! это верно, поскольку это есть» — это… проходящее дуновение. Но причины этого, его начало имеет свое место в этой полной вселенской Гармонии: незаинтересованная добрая воля, любовь без эгоизма, доверие, которое не ставит под сомнение, не рассуждает, этот простота — искренняя простота, для которой не существует плохого. Если бы мы могли притянуть это и удержать… Это доверие, для которого не существует плохого — не «доверие» в том, что происходит здесь: доверие высоко наверху, в этом всемогущем принципе Гармонии.

(долгое молчание, затем Мать повторяет свою молитву :)

Слава Тебе, Господь, всевышний Триумфатор, Пусть ничто в нас не препятствует Твоей работе, Пусть все в нас будет готово у Твоей манифестации.

8 июля 1967

(Мать начинает раскладывать бесчисленные клочки записей и останавливается на этой :)

Правительство Индии должно знать одно: хочет ли оно жить для Будущего или же оно безнадежно застряло в прошлом? (20 июня 1967)

Это было тогда, когда сюда приезжал человек от правительства Индии; он видел все и должен был дать им отчет. Перед отъездом (я виделась с ним: это милый человек) он сказал: «Как мне говорить с ними? Как мне их убеждать? Я не знаю.» Тогда я ему сказала: «Есть только один вопрос: хотят ли они работать с будущим или они хотят… прилипнуть к прошлому?» И он понес это! [Мать смеется] Он собирается сказать это прямо в Парламенте!

* * *

Другая запись:

Поскольку источник сказанного не ментальный, я не могу дать им ни-какого объяснения. Да, это тоже… Мне задавали вопросы (отвечала не я: отвечал Шри Ауробиндо), а затем меня спросили (особенно К, это его «конек»): «В своем послании вы сказали то-то и то-то; означает ли это то-то и то-то?» Ох!… Так что на этот раз я ответила.

* * *

Мать продолжает разбирать свои записи

Раньше я рвала эти бумажки на кусочки и бросают их в корзину, но затем я поняла, что они собирают эти кусочки и проделывают громадную работу, что-бы собрать их вместе!… Когда я действительно хочу избавиться от чего-то, я сама сжигаю… Я много чего сожгла. Ты знаешь, я сожгла все свои тетради… Сколько лет? По крайней мере, в течение четырех-пяти лет я каждый день писала «Молитвы и Медитации» (у меня были вот такие толстущие тетради), затем, когда Шри Ауробиндо сказал мне составить из них книгу (конечно, поскольку это писалось каждый день, были повторы), тогда я отобрала их; я выбрала все то, что он хотел (я сохранила не-сколько: вырезала и раздала), а остальное… Это было очень давно, я тогда еще жила там. В последний раз я писала их по возвращению из Японии, то есть, в 1920 г. В 1920 я написала еще немного, затем перестала. Затем Шри Ауробиндо случайно увидел их и сказал мне, что их следует опубликовать. Я сказала «хорошо», отобрала кое-что, а что делать с остальными? Я сожгла остальное. О! Чего я только не слышала по этому поводу!… Я говорила: «Вот что надо делать со своим прошлым: сжигать его с огнем стремления.» А иначе вы всегда будете привязанными, порабощенными всем и везде, с жерновами на шее. Но потом я заметила, что если я сама не сжигаю бумаги, то другие сохраняют кусочки!… Было что-то, на чем я написала: «Уничтожить в случае, если я оставлю свое тело», «уничтожить, не открывая». Но затем я поняла, что не могу никому доверить это! Так что я сама это уничтожила. Даже когда я подписываю счета, у меня просят эти кусочки бумаги! Я пере-дала целый пакет их Чампаклалу. ОН хранит их. Он хранил… Шри Ауробиндо жег «колечки» в своей комнате, защищаясь от москитов, а Чампаклал собирал и хранил пепел от этих «колечек»! Он набрал целый горшок пепла! Сгоревшие спички тоже! Он хранил и сортировал все!… Хорошо. Так что из опыта я знаю, как они поступают… [смеясь], я приняла свои меры предосторожности!

12 июля 1967

(Мать просила Сатпрема послушать для нее запись европейской музыки)

Это ревущее сопрано просто отвратительно. Даже музыка Шуберта, да-же трио Гайдна кажутся мне искусственными.

Я не могу больше слушать музыку. Время от времени попадает две-три хорошие ноты, а все остальное — мен-тальная конструкция. Я не могу больше слушать музыку. Разве что музыку Сунила — там все в порядке. Но даже в ней попадаются «затычки», но их не так много, не много.

* * *

Вчера я получила двадцать шесть писем за один день! Сегодня их уже целая груда! Как они представляют себе, как я найду время для ответа на все пись-ма?… Я отвечаю на 4, 5, 6 писем в день, думаю, что и это уже хорошо! [Мать смеется]

* * *

Чуть позже

Вот как происходит. Вдруг, на две-три секунды кажется, что ты ухватил ключ. И тогда все то, что принято называть «чудом», выглядит как простейшая в мире вещь: «Но это совершенно просто, надо делать лишь это!» А затем… это уходит. И как только оно ушло, ты ищешь, пытаешься — совершенно бесполезно. Но когда оно здесь, это так просто, так естественно! И совершенно всемогуще!

(молчание)

Целый мир вещей, о котором можно было бы рассказать. Но рассказ портит их. Кажется, пытается придти сила лечить. Но это совсем не то, как описывает-ся, это совсем не то — это не дает ощущения «лечения», ты понимаешь. Это… [Мать ищет слова] привести вещи в порядок. Но это больше и не так… Исчезает маленькое «нечто», и это маленькое нечто… в сущности, это Ложь. Это очень любопытно. По сути, это то, что дает обычному человеческому сознанию ощущение реальности. Вот что должно исчезнуть. То, что мы называем «конкретным», «конкретной реальностью»… да, это то, что действительно дает вам ощущение реального существования — вот что должно исчезнуть и быть заменено на… Это невыразимо.

(молчание)

Теперь я могу продолжить. Помню, когда я вернулась, ПОБЫВАВ этими вспышками — теми пульсациями, теми вспышками созидательной Любви , когда я вернулась к обычному сознанию (однако сохраняя самую настоящую память Того, того состояния), что же, то состояние, которое я чувствовала пульсациями созидательной Любви, это как раз То, что должно заменить здесь это сознание конкретной реальности — как раз это сознание становится нереальным: это как нечто безжизненное — жесткое, сухое, инертное, безжизненное. И как раз это есть то, что дает нашему обычному сознанию (я помню, как это было в прошлом), дает вам впечатление «Это конкретное, это реальное.» Что же, «это», это ощущение должно быть за-менено явлением сознания той Пульсации. И То [Мать делает сильный жест, окружающий все ее лицо] является одновременно все-светом, все-мощью, все-интенсивностью любви и такой ПОЛНОТОЙ! Это такое полное, что… где есть То, не может существовать ничто другое [в Материи]. И когда То здесь, в теле, в клетках, тогда все, что вам надо сделать, это сфокусировать То на ком-то или на чем-то, и порядок сразу же восстановится. А, переводя на обычные слова, это «лечит». Оно лечит заболевание. Но оно не лечит: оно аннулирует… Да, аннулирует «заболевание».

Делает его нереальным.

Абсолютно. У меня есть конкретные доказательства этому. Любое заболевание, абсолютно любое.

(молчание)

И состояние всех клеток (вибраций, составляющих это тело), безусловно, яв-ляется тем, что делает это [лечение] возможным или невозможным; то есть, в зависимости от своего состояния тело служит либо как передатчик, либо, напротив, как препятствие. Ведь это не «высшая сила», действующая в других ЧЕРЕЗ Материю: это прямое действие [горизонтальный жест на одном уровне] от материи к материи. То, что люди называют «целебной силой», это очень большая ментальная или витальная мощь, накладывающаяся через сопротивление Материи — но это совсем не то же самое! Это заражение вибрацией. И тогда это бесповоротно. Но это проходит во вспышке. Это только обещание или пример того, что бу-дет: это БУДЕТ так, очевидно. Очевидно. Когда?… Это другой вопрос.

(молчание)

Прямо здесь эта Вибрация чувствуется как… [Мать делает жест, как если бы все раздувалось]. Ты понимаешь, это [обычное состояние тела] связано, оно свя-зано и привязано, я могла бы даже сказать, что оно отяжелено, я не знаю; и то-гда, в этот момент кажется, что оно разбухает, расширяется. Единственно, это мимолетно.

* * *

(В конце беседы Мать показывает Сатпрему записку, которую она написа-ла тем же утром :)

Вместо того, чтобы исключать друг друга, религии должны дополнять друг друга.

Шри Ауробиндо сказал мне это; это так просто, так просто! Я смотрела на все эти религии, рассматривая их как грани, бесчисленные грани, которые становятся жесткими и напрягаются по отношению друг к дру-гу, и, кажется, он сказал: «Хорошо, поместим их все вместе, это будет так про-сто!» Только одна фраза, без лишних слов.

15 июля 1967

Кое-кто по имени S, мужчина за сорок (да, даже постарше, я думаю, ему око-ло пятидесяти), выучил французский язык, да так хорошо, что пишет по-французски действительно замечательно. Он регулярно посылает мне вопросы на французском языке, и поскольку он очень старается при письме, я отвечаю. На днях он написал мне (я забыла, что в точности он написал, но это было очень хорошо выражено), что он только что понял, что стремление к прогрессу и сам результат стремления являются божественной Милостью, действием бо-жественной Милости… Так я подумала «Хорошо, посмотрим, достаточно ли хорошо он знает французский язык, чтобы понять юмор.» И я ответила так:

Можно юмористически сказать, что все мы являемся божественными, но почти не знаем об этом, и как раз то в нас, что не знает об этом или не знает божественность, мы называем собой! Посмотрю на реакцию. Затем пришло что-то, и в окончательной форме я записала это так (по-английски это лучше):

Для видения Истины все мы божественны, но почти не знаем об этом, и как раз то, что в нашем существе не знает об этом, мы называем собой. * * *

(Чуть позже, Сатпрем указывает Матери на орфографическую ошибку :)

Здесь инфинитив, Мать!

[Мать смеется] Я позабыла свою грамматику!

Я вполне понимаю! Она такая искусственная.

Ты знаешь, у меня больше нет памяти, есть только сознание, а для сознания это не имеет смысла! Позже пришло и развернулось передо мной изрядное число примеров, и я гадала: «Но почему это так? Это не имеет смысла, это бессмысленно.» Как это обрело форму? Через привычку? Или было решено умами?

Умами: грамматиками.

Есть целый мир вещей, которые люди знают автоматически по привычке и которые были полностью стерты (поскольку все привычки все больше стира-ются), так что временами это такое стесняющее! И это возвращается, все эти вещи возвращаются вот так, словно на экран (но экран сознания), и то, что со-ответствует реальности, выходит вперед как картинка, с реальностью за ней, так что тогда очень легко: хватаешь реальность, и конец. Но со многими веща-ми есть только картинка и ничего за ней! Так что чем заменить их? Когда дело касается языков, это очень интересно… Это то, что приходит, остается на один-два часа, а затем уходит, как урок, как то, что надо усвоить. И вот так, однажды, пришел вопрос языков, различных языков. Эти языки посте-пенно обретали форму (вероятно, через употребление, пока, как ты сказал, од-нажды кто-то взял себе в голову зафиксировать язык логически и грамматиче-ски), но за языками есть идентичные переживания — идентичные по сути — и, несомненно, есть звуки, соответствующие этим переживаниям; вы находите эти звуки во всех языках, различные звуки с маленькими вариациями. Одна-жды это развертывалось длительное время (свыше часа) со всем доказатель-ством в поддержку, для всех языков. К сожалению, я не видела ясно, это было ночью, так что я не могла записать это, и оно ушло. Но оно может вернуться. Это было действительно интересно… [Мать пытается вспомнить переживание]. Были языки, которые я никогда не слышала: я слышала много европейских языков, несколько индийских языков, главным образом, санскрит, и, затем, японский язык. И, кроме того, были языки, которые я никогда не слышала. Все это было. И были звуки, определенные звуки, которые приходят прямо свыше, звуки… (как объяснить?), звуки, которые можно было бы назвать «сущностны-ми». И я видела, как эти звуки обретали форму и искажались в языках [Мать прочерчивает волнистую линию, разветвляющуюся на своем пути вниз]. Звуки, подобные утвердительным и отрицательным — что для нас «да» и «нет» — а также выражение определенных взаимосвязей [Мать пытается вспомнить]. Но интересно то, что это приходило со всеми словами, массой слов, которых я не знала! А в то время я знала их (это приходит откуда-то из подсознательного), я знала все эти слова. В то же время было нечто вроде способности или возможности, состояние, в котором можно понимать все языки; то есть, каждый язык был понятен благо-даря своей связи с той областью [жест к высотам, к источнику звуков]. Каза-лось, что не было трудности в понимании любого языка. Было нечто вроде почти что графического разъяснения [тот жест же волни-стой линии, разветвляющейся на своем пути вниз], как звук искажался, чтобы выразить то или это или… Это целое поле наблюдения, составляющее часть изучения вибраций: как сущностные вибрации искажаются по мере своего распространения, и таким образом производят различные состояния — на психологическом уровне, на уровне мышления, на уровне действия, а также на уровне языков, выражения. Два-три дня тому назад (это часть того же поля) я видела малышку, родив-шуюся в Америке как раз тогда, когда мы медитировали 4.5.67. Эта малышка родилась в Америке (ее мать и отец — индийцы; отец был здесь, а мать — там), и они принесли ее ко мне: вот такая крошечная, малюсенькая!… Ее глаза были закрыты, совсем крошка: ей всего лишь два месяца. Малышка спала на руках матери, ее глаза были закрыты, естественно. И — плюх! — они положили мне ее на колени безо всякого предупреждения — такую крошку. Сначала я не дви-галась, давая ей время приспособиться к новой вибрации. Она начала шеве-литься, как если бы что-то разбудило ее, вероятно, разница в атмосфере. Затем [жест нисхождения] я сразу же приложила сознание: Сознание, Присутствие. И ребенок раскрыл свои ручки вот так [жест Христа с вытянутыми в стороны ру-ками], она открыла свои глаза и посмотрела — такие глаза! Великолепные, со светом, с сознанием, это было великолепно!… Это длилось, возможно, минуту, не больше. Затем она стала вздрагивать, так что я отвела Силу [смеясь], я про-явила осторожность. И она начала дрыгать ножками и… Но этот взгляд и этот жест — жест… [тот же жест Христа], с таким стремлением, с таким светом!… Это было великолепно. Я не знаю, кто это… Когда-нибудь мы узнаем это. Это дало мне ощущение скорее силы или принципа, чем личности; это не имело этого… этого мелкого характера личности. Глаза были великолепные, с таким сознанием! С радостью сознательного стремления — это было великолепно. Затем произошла почти что конвульсия (это было слишком много, конечно), так что я отвела Силу. Качество материи [ребенка] было хорошим, она не была тяжелой, только не очень сильной, не достаточно сильной, чтобы перенести «это». О, и затем мне надо бы показать тебе фотографии R., мне их вчера присла-ли… R. — славный малый!

Этот ребенок — просто репродукция своих родителей или нечто иное?

В тот день, когда родился этот ребенок, пришла телеграмма из Америки (да-тированная днем раньше), в которой говорилось о смерти Поля Ришара. Изве-стия об этих событиях пришли вместе. Я была удивлена. Я даже сказала: «Что же, да!…» Ведь Поль Ришар (если не полностью опустился, когда я оставила его, я не знаю!), я дала ему много оккультного знания, включая способность оставлять одно тело и входить в другое. Так что… Это не невозможно. И некоторое время (около недели) я видела, как его мысль приходила сюда и парила, вот так. Так что новость о его смерти не удивила меня. Но интересно это совпадение: извещение о рождении и извещение о смерти. Теперешняя форма [ребенка] не может отражать его [Ришара]: это нечто, что будет постепенно развиваться в этом направлении. Посмотрим. Пока что этот ребенок — действительно сын своих родителей! Интересные дети сейчас рождаются.

* * *

(Затем Мать слушает, как Сатпрем читает из блокнота одного ученика вопросы по поводу души или «психического существа»)

Он спрашивает: «Из жизни в жизнь вибрации существа развиваются, обо-гащаются и дают форму психической личности, находящейся за фронталь-ной личностью. Но тогда как же остается свободным психическое суще-ство, отягощенное этими вибрациями и памятями?»

Что? Ты понимаешь, что он имеет в ввиду?

Здесь две довольно несвязные вещи.

Но почему он говорит: «отягощенное»?

Все вибрации, вносящие свой вклад в развитие существа человека, «отяго-щают психическое», говорит он. Нет, оно ПРОСЕИВАЕТ их. Так и происходит: психическое не сохраняет вещи в их полноте: оно просеивает их — оно просеивает приходящие вибра-ции. Психическая память — это просеянная память событий. В предыдущих жиз-нях, например, были моменты, когда, по той или иной причине, психическое присутствовало или принимало участие, и таким образом оно хранит память какого-то обстоятельства. Но та память, которую оно хранит, — это память ПСИХИЧЕСКОЙ жизни в тот момент; так что даже если психическое сохраня-ет память о сцене, это упрощенная сцена, транслированная в психическое со-знание и согласно психической вибрации всего того, что было. Он не задал бы такой вопрос, если бы имел психическую память, поскольку это совершенно очевидно, когда вы ее имеете. Перед тем, как я заимела это знание, прежде чем я встретилась с Теоном и узнала об этом, у меня были воспоминания, всегда поражавшие меня своим особым характером… Это как иметь не точно эмоцию, а определенную вибра-цию эмоции, связанную с обстоятельством. И как раз это полно, оно остается и длится. И наряду с этим есть восприятие — немного смутное, немного размы-тое — людей, которые там были, обстоятельств, событий, и это составляет пси-хическую память. То, что остается, это зачастую не события, которые разум считает наиболее памятными или наиболее важными в жизни, а те моменты, когда психическое принимало участие — сознательно принимало участие в чем-то. И это и остает-ся. Я могла бы порассказать множество таких воспоминаний, это очень инте-ресно. В Италии у меня было множество таких воспоминаний. В возрасте пятна-дцати лет я путешествовала по Италии вместе со своей матерью, и предыдущую свою жизнь я прожила в Италии очень сознательно. Так что когда я видела ка-кие-то места, это [вибрация психической эмоции] внезапно возникало. И это могло приходить вместе со сценой… То, что находится на переднем плане, это психическое движение (слово «эмоция» не хорошо, но как бы там ни было), это психическое движение находится впереди и оно важно — это то, что приходит; все остальное — как фоновое отражение: то есть, формы, ситуации, обстоятель-ства… Кое что я записала. Видел ли ты что-нибудь, что я записала о жизни в Италии? Старая, старая вещь… Пятнадцать лет — я имела этот опыт в пятна-дцать лет. Я даже не знаю, куда я отложила эти записи, не думаю, что бумаги находятся со мной, я не знаю, где они… Я рассказывала чуть позже?. Когда я встретила Теона, я поняла свой опыт, поскольку мне разъяснили это (я не сказа-ла ни слова, но затем я поняла, раз уж я знала о состояниях существа, их работе и всем этом), так что я поняла, что это и была память психического. Прежде чем я узнала что-либо ментально, я имела значительное число вос-поминаний из прошлых жизней, но этим же образом: настоящие воспоминания психического, не ментальные измышления. И первым приходит эмоция («эмо-ция»: психическое чувство), это живое, сильное, ты знаешь, очень сильное; за-тем, в качестве некоего фона возникают формы, видимости, обстоятельства, вот так, как качество туманной памяти, и они приходят наряду с психическим чув-ством. Я имела такое переживание в возрасте пятнадцати лет, путешествуя со своей матерью, и оно очень сильно поразило меня — оно было действительно потря-сающим! Это было воспоминание о заточении в темнице Дожа. Целая история. Затем я навела справки; я справилась о именах, фактах, событиях (я могла в Италии справиться о том, что произошло — это было в Венеции — и все чу-десно совпало). Но интересно то, что с внешней точки зрения… я была с мате-рью на экскурсии в Palazzo ducale [герцогский Дворец]: нам показывали, где держались узники. Затем экскурсовод начал рассказывать какую-то историю (которая не интересовала меня), когда, вдруг, меня охватила некая сила, во-шедшая в меня, и затем, даже не сознавая этого, я подошла к углу и увидела написанное слово. Это было… Но одновременно пришло воспоминание, что это я написала это слово. И предо мной возникла вся сцена: это я написала это слово (и я видела это, видела это своими физическими глазами, надпись еще была там; экскурсовод сказал, что сохранены все надписи на стенах, сделанные узниками Дожа). Затем прошла вся сцена: я видела, у меня было ощущение лю-дей, входящих и хватающих меня (я была там с узником — сама я не была уз-ницей: я навещала узника). Я была там, и затем какие-то люди пришли, схвати-ли меня и… [жест к горлу] связали. А затем (я была с целой группой примерно из десяти человек, слушающих экскурсовода, возле маленького окошка, выхо-дящего на канал), затем, ощущение того, что меня поднимают и бросают в это окошко… Да, ты понимаешь, мне было пятнадцать, так что, конечно…! Я сказа матери: «Уйдем отсюда!» [Мать смеется] Было трудно удержать себя. Мы ушли. Но затем я навела справки, я спрашивала и исследовала (у нас там были род-ственники , я знала кое-кого), и обнаружила, что так оно и было. Это была правдивая история, с именами и прочим (теперь все это ушло). Дож бросил в темницу сына своего предшественника, представлявшего для него живую опасность, поскольку он пытался занять место своего отца. Так что дож, заняв-ший место этого отца, бросил его сына в темницу. Но дочь этого дожа любила этого сына, и она нашла способ пробраться в темницу и навестить его. Дож, узнав об этом, пришел в ярость и решил утопить ее. Целая история была там. И это было действительно спонтанным: я ничего не знала об этом (подобные ис-тории не известны в других странах, их знают только местные). Это была моя история. Я нашла это очень интересным. Но интересно то, что что-то сказало мне: «Взгляни туда». Я пошла и посмот-рела и увидела надпись на стене, и туту же вспомнила, что это я это написала. У меня было много подобных воспоминаний (но это воспоминание было интересным), очень много, так что я точно знала природу того, что остается и является частью развития психического существа. Затем, чуть позже, было другое переживание (чуть позже, мне было восемна-дцать-девятнадцать), в котором я вдруг обнаружила, что сижу на коне, в муж-ском костюме, ведя армии к фантастической победе; и было великолепие ощу-щения присутствия Силы Победы, что привело армию к победе. Затем я вспом-нила одежду, которую носила, людские костюмы, все и… и увидела, что это была знаменитая победа Мюрата. Это был… (как сказать об этом?) дух побе-ды в Мюрате. И НИЧЕГО БОЛЕЕ. Так что, когда люди говорят «Я был тем-то и тем-то», это все сказки: это силы, состояния сознания, которые проявлялись в определенных индивидуальностях в определенные моменты их жизни и кото-рые конкретно касались Материи в такие моменты. И все это постепенно соби-рается, накапливается, пока не возникнет сознательное существо. Сейчас это [существо Матери] довольно особое сознательное существо… Психическое этой жизни [смеясь] было довольно собирательным! Воспомина-ния Екатерины Великой, воспоминания королевы Элизабет, воспоминания о двух жизнях в одно и то же время, в век Франциска I , воспоминания… бес-численные воспоминания, и довольно разнообразные. Каждое… Это не так, что вы являетесь такой-то личностью всю ее жизнь: вы были важным психическим МОМЕНТОМ в этих жизнях. Я совсем перестала обращать на это внимание, когда приехала сюда — это было частью оккультного, а не духовного знания. Я перестала обращать на это внимание. Но теперь, когда все собрано вместе, это приходит вот так, как часть работы, поскольку… когда я имела эти видения, клетки до некоторой степени участвовали в этом, в том смысле, что они имели в себе эти вибрации; так что все эти вибрации участвовали в образовании этих клеток, и теперь они пере-живают все это. Это дает им возможность широты, разнообразия, синтеза и ко-ординации множества, огромного множества вещей. И ощущение, что жил так с давних, давних-предавних пор.

(молчание)

Во время первого приезда в Индию мне было двадцать два года, и я ничего не знал о духовности или чем-то таком, но я провел месяц в Египте, и этот месяц я жил в состоянии необычайной эмоции, не зная почему.

А!

Я был в состоянии постоянной эмоции: все меня захватывало. Египет произ-вел на меня необычайное впечатление.

А, но мы вместе жили в Египте. Я знала тебя со времен Египта , я знаю это. Ты — один из тех, кому я сказала в Египте: «Обещаю тебе, что ты будешь ча-стью… что ты будешь на земле в час реализации.» Таких несколько — не много [Мать делает жест разбросанности по миру]. Но я знаю это! Я обещала это некоторым людям — не всем в том же веке: на различных ста-диях. Ты ходил в Тибет?

Да.

Как он тебе?

О, это было… вот где была самая большая эмоция.

Точно.

(молчание)

Обычно я не говорю людям о таких вещах, поскольку это привязывает их к прошлому: они пытаются снова прожить то, чем они жили, так что, ты понима-ешь, это все портит. Но это некое ощущение, которое у меня есть: оно не соответствует ничему здесь [жест к голове], это ощущение, ощущение атмосферы или, скорее, некой вибрации, которая уже чувствовалась, так что легко можно отследить, когда и где. О, есть забавные вещи. Время Египта было чрезвычайно оккультным, в то время у них действитель-но было оккультное знание. Это дает вам силу над невидимым, так что вы мо-жете действовать там сознательно. Было одно (о чем я говорила тебе, кажется): некоторое время (это длилось недолго), в течение нескольких дней было нечто вроде потребности знать, как люди говорили, какие звуки они использовали. Если бы я настаивала, это могло бы, вероятно, придти: как я обычно говорила, как сознание выража-лось… Это не сохранилось. Наш век будет гораздо более запоминающимся… если вещи не будут разру-шены — надо будет только включить аппарат.

К сожалению, в нашем веке не так-то много будет стоящего для сохране-ния!

О!… Вот что замечательно: в каждом веке и, вероятно, в каждой стране, чем дальше вы идете в прошлое, есть джунгли, ворох совершенно неинтересных вещей — это исчезает. Они исчезают, разрушаются. Остается только то, что имело интересную внутреннюю жизнь. Так что прошлое кажется нам более ин-тересным, чем настоящее, но и от нашего века вся груда хлама также исчезнет и растворится тем же образом, и останется только самое лучшее, разве что они будут использовать механические средства для сохранения массы записей глу-постей. Но в противном случае… Например, у меня есть впечатление (сильное впечатление), что во времена Ассирии у них были средства, они нашли средства для записи и сохранения звука. Должно быть, все это было уничтожено, исчезло. Но это очень сильное впечатление, связанное с определенными воспоминаниями и [психическими] впечатлениями, как те, о которых я говорила: это не идеи, но… [вибрации]. Была способность заставить говорить невидимое, ты понимаешь. У них была машина. Должно быть, она была разрушена с остальным? Самые старые дошедшие до нас воспоминания касаются первых китайских попыток. Именно в Китае была найдена первая машина для воспроизведения звука, сохранения и воспроизведения звука. Китайцы очень изобретательны.

(молчание)

У меня было очень сильное впечатление, так сказать, кристаллизованное, ко-гда я ездила в Китай (я ничего не знаю в Китае: один-два города, один-два порта, это ничто; все же этого достаточно, чтобы ухватить атмосферу): проис-хождение этих людей – лунное. Должно быть, эти существа жили на Луне, и они (или некоторые из них, я не знаю) нашли прибежище на Земле, когда Луна стала умирать. И так и возникла китайская раса. Они очень особенные… Их витальное существо совсем не того же типа, как у остальных человеческих существ, оно совсем другое. Их витальное существо очень странное.

Какого типа?

Оно холодное. Холодное: интеллектуальное и холодное. Холодное. Оно очень нечувстви-тельное. И странно то, что их чувствительность совсем не такая, она чрезвы-чайно притуплена.

19 июля 1967

(В продолжение последней беседы о психическом существе)

В последние несколько дней у меня была серия переживаний по этому пово-ду, очень интересных переживаний… С одним и тем же человеком, кого я вижу каждый день, скажем так, или очень часто, впечатление контакта (впечатление, которое остается на более или менее длинное время) зависело от присутствия психического существа. С одним и тем же человеком, ты понимаешь, одна и та же взаимосвязь в какое-то время становится полной, и есть ощущение чего-то… да, полного — не в точности «живого», но… (не могу сказать «прочного», по-скольку в этом нет ничего твердого), но полного, вещественного; затем, в дру-гое время это ощущение становится тонким, летучим, нейтральным. И я наблюдала (с одними и теми же людьми в одних и тех же обстоятельствах), временами есть ощущение… более чем живого контакта (слова «живого» недо-статочно), скорее, СУЩЕСТВУЮЩЕГО контакта; существующего, длительно-го (но длительного не во времени, а по природе); в другое время с теми же са-мыми людьми (часто в тех же обстоятельствах) ощущение от контакта тонкое, плоское, сухое, поверхностное — оно может быть очень активным, казаться очень живым, но не иметь глубины… И я видела, что это зависит от того, участвует или нет психическое существо. Так что теперь я достигла точки, где каждую минуту я могу чувствовать («чувствовать», я имею в виду не психическое восприятие, а чисто материаль-но), когда психическое присутствует, а когда нет. Это очень интересно. Это было в эти последние несколько дней. И в этом вся разница, в том смысле, что… Хорошо, это как разница между картинкой, представлением или рассказом и самой вещью — между картинкой и самой вещью, между рассказом и самой вещью. Такая разница. В одном слу-чае это СУЩЕСТВУЕТ; в другом случае контакт может быть живым, но он… поверхностный и… мимолетный. И как я уже как-то говорила, это совсем не зависит от того, сколь важное дело вы делаете (важное согласно ментальному представлению, конечно же), сколь важное дело вы делаете или сколь серьезны обстоятельства, совсем не так: просто либо есть психическое, либо его нет. Это все. Это доходит до того, что КЛЕТКИ САМИ чувствуют разницу, воспринима-ют разницу. Сейчас я не помню, я не отмечаю такое ментально, но это переживание я имела с кем-то, кого я вижу очень часто (может быть, каждый день, не знаю, я забыла, кто это был). В одно время впечатление существующей связи, полное и… я могла бы назвать это «комфортным», с ощущением безопасности; с тем же самым человеком в тех же обстоятельствах, но в другое время: вдруг как ка-кой-то образ: пустой (ментально очень живой и активный), но пустой и сухой, безразличный — несуществующий, так сказать. Это было несколько дней тому назад. Я забыла, кто это был. И это дало мне ключ ко всей проблеме. По сути, можно сказать, что это разница между одной и той же жизнью, од-ним и тем же существованием, одной и той организацией — одной и той же жизнью на земле — с Присутствием Божественного, воспринимаемого, или не-проявленного. И вот как это выглядит с точки зрения всей земли.

* * *

Чуть позже

Чего ты ХОЧЕШЬ?

(молчание)

Я очень хорошо знаю, чего я хочу.

(Мать входит в долгую концентрацию, длящуюся около получаса)

Ничего не скажешь?

Следует всегда помнить.

Помнить… Ты чувствовал что-нибудь особенное?

Да.

Что? Я кое-что делала — не что-то особое, поскольку я всегда делаю это — но бо-лее тотально, можно сказать, чем обычно. Я хотела бы знать, чувствовал ли ты что-то?

Не знаю… Кажется, было так много ТОГО.

Да. Как-то я говорила тебе о том, что я называю «передачей»; в течение двух дней (более чем двух: несколько дней, но особенно вчера и сегодня) работа ве-лась к тому, чтобы сделать это непрерывным, то есть, не допускать ничего, кроме Того. Затем там стало приходить нечто вроде материальной мощи РАСШИРЕНИЯ — расширения зоны, ты понимаешь, расширения вот так [охватывающий жест], к тому, что находится непосредственно рядом. Так что сегодня, вместо того, чтобы прикладывать Силу вот так [жест сверху вниз], как я всегда обычно де-лаю, я… это было словно вовлечение твоего тела в то же самое движение кле-ток. Это было достаточно успешным! И я хотела бы знать, почувствовал ли ты разницу.

У меня никогда не было такого сильного впечатления Того, и… так сильно ТАМ.

А! Тогда это то. По ночам я делаю это для тебя, только тогда это тоньше, чем при физическом присутствии.

(молчание)

Это делается. Это делается в том смысле, что становится все более постоянным. Это действие совершенно сознательного стремления, все более постоянное, и Отклик, приносящий непосредственный результат этого стремления… Но это все еще совершенно новое поле — новое с тотальной, интегральной точки зре-ния. Раньше все, происходившее в теле (я имею в виду не это тело, а вообще), было отражением и эффектом «Вещи», тогда как сейчас это сама Вещь. Но ты-сячелетняя привычка к тому, чтобы было по-другому, столь сильна, что такое впечатление… Это как (это сравнение бедное, но как бы там ни было), как рас-тягивание резинового жгута [жест усилия, чтобы растянуть материю], тогда эффект есть; но как только натяжение прекращается, хоть на секунду [жест рез-кого распрямления], все возвращается по привычке… Это вынуждает к посто-янному напряжению. Но не всегда будет так. Это переход от одной привычки к другой; когда установится другое движение, тогда это будет естественным, это постоянное напряжение не будет необходимым. Посмотрим, сколько времени это займет. И в первый раз с тобой я (поскольку этим утром результат был довольно конкретным и постоянным), я попыталась все в целом. Это далеко от того, что должно бы быть, но результат был. Это очень далеко от «того», что должно быть, но…

(молчание)

Это необычайное впечатление нереальности страдания, нереальности забо-леваний, нереальности… Это очень странно. Затем приходит вся тысячелетняя привычка и пытается отрицать и… и сказать, что нереально то состояние, в ко-тором вы находитесь! Вот так. Ведь нет никакого ментального действия или мысли или чего-то подобного; все это в вибрациях… Бывают моменты, ты зна-ешь, невыразимого великолепия, но это мимолетно. А другое здесь — давящее везде вокруг… Когда вы преуспели в том, чтобы держать [материальный] ум абсолютно не-активным, тогда это относительно легче, но когда ум приходит и нападает, то-гда… Тогда надо прибегать почти что к насилию, чтобы отбиться, установить молчание. Вот почему пока вы не достигнете состояния, в котором ум может быть вот так [обширный, спокойный жест], абсолютно спокойным… Когда нет ничего, кроме сознания, тогда все в порядке. До этого это кажется невозможным, не-возможной работой. Но когда ум замещен сознанием, тогда… Не осталось ни на что времени. Поработаем в другой день.

(Мать смеется)

22 июля 1967

Я рассказывала тебе, что кое-кто здесь учит французский язык (и учит его очень хорошо, должна я сказать), и я ответила ему шуткой, чтобы посмотреть, есть ли у него чувство юмора. И на следующий день он, в свою очередь, при-слал мне шутку! «Кто медленнее в работе трансформации: человек или Бог?» Мой ответ:

Для человека Бог всегда медлителен в ответе на его молитву. А для Бога человек всегда медлителен в открытости на Его воздействие. Но для Сознания Истины все идет так, как должно!

(Мать смеется)

Затем было еще кое-что. Мне задали вопрос о музыке: «К чему нам следует прислушиваться в музыке? Как судить о качестве музыкального произведения? Что вы думаете о легкой музыке (музыка кино, джаз и т.п.), которая очень нравится нашим детям?» Я ответила так (это было вчера):

Роль музыки заключается в том, чтобы помочь сознанию подняться к духовным высотам. Все, что опускает сознание, поощряет желания и возбуждает страсти, это противоречит истинной цели, и этого следует избегать. Дело не в том, как назвать музыку, дело в вдохновении… Да, ведь он сказал «легкая музыка», но я слышала и очень милую легкую му-зыку! Даже некоторые отрывки из музыки к фильмам были великолепными, и, с другой стороны, некоторые отрывки «классики», о, так скучны! Так что…

…и только духовное сознание может судить об этом. Ведь в Школе они слушают музыку каждую субботу, и они стали спорить о том, какого типа музыку следует слушать; тогда один мальчик сказал: «А вот я ЛЮБЛЮ легкую музыку, она меня ОЧЕНЬ развлекает.» [Мать смеется]. Так что они посмотрели на него с презрением! И написали мне, спрашивая об этом. И вот что я им ответила! «Легкая» музыка! Конечно, джазовая музыка… но даже в ней есть очень ми-лые отрывки, ничего не скажешь. Нельзя сказать заранее. В конечном счете, это совсем не зависит от намерения музыканта: это зави-сит от СОСТОЯНИЯ, в котором он был. Если вы чувствуете себя очень радост-ными и вдруг слышите звуки, выражающие очень легкую, очень свободную радость и вносите это в музыку, это чудесно. Тогда как если вы суровы, серьез-ны, видите всю человеческую убогость и вносите это в тяжелые, тупые звуки, и, ох, если сделать из этого оркестровую музыку, которая вам досаждает… [Мать смеется] Постой-ка, опять есть кое-что еще… О, бедный К, он проводил экзамены (они сошли с ума со своими экзаменами!), он проводил экзамены по поводу од-ного текста или темы, который он продиктовал своим ученикам. Двое мальчи-ков (одного из них К считает очень смышленым, и он ему нравится, тогда как другой мальчик — нет) опоздали, и К попросил того мальчика, который ему не нравится, принести ему домой свою работу. Он принес ее. К прочел ее и обна-ружил, что на один из вопросов оба мальчика ответили если и не одно и то же, то очень похоже. Этот вопрос касался как раз той темы, что была продиктована К, так что вполне естественно, что ответы оказались очень похожими. К сразу же «почувствовал», что один мальчик списал у другого и прямо так ему и ска-зал! Мальчик не сдержался и ответил ему довольно грубо. Так что К и мальчик написали мне об этом, причем каждый из них изложил всю историю по-своему, а мальчик еще и выразил сожаление, что был так груб с учителем. Но К остался убежденным, что один списал у другого. Вот так, лавина писем… В конце кон-цов я написала К: «Пришлите мне оба ответа, я посмотрю.» («посмотрю» не глазами, а так, «почувствую»). Так вот, мальчик НЕ списал. Но для меня это го-раздо хуже, поскольку это означает, что К сделал на словах ментальную форма-цию — расставил слова в определенном порядке — и вбил ее в их головы. И они повторили ее как попугаи — конечно, их ответы оказались очень похожи-ми на то, что им вдолбили. Наконец, К сказал мне: «Если я признаю, что маль-чик не списал, я буду вынужден поставить ему очень хорошую оценку, чего я не могу сделать!» [Мать смеется] И он спросил меня: «Как мне поступить?» Вчера вечером я ответила: «Есть очень простой выход: отказаться от экзаменов. Взять все бумаги, связать их в стопку, отодвинуть в сторону и сказать, что ни-чего и не было — а в будущем не проводить экзаменов! А в конце года, когда надо выставлять отметки, что же, вместо того, чтобы использовать такой искус-ственный метод, вам над внимательно посмотреть, отследить внутреннее раз-витие ребенка, установить с ним более глубокий контакт [Мать смеется с насмешкой] и так и узнать, на самом ли деле он все понял! Тогда вы сможете поставить отметки, основываясь не на зазубренных ответах, которые они по-вторяют без понимания.» И я послала это. Так что сейчас им не очень-то прият-но! [Мать смеется] Я нахожу это таким забавным, это большое развлечение! Они собрались проводить «учительское собрание», чтобы обсудить мой от-вет! [Мать смеется] Я подняла на ноги всю Школу! Один из учителей уже ответил мне: «Невозможно оценить достижения уче-ника без экзаменов.» На это я не ответила точно так, как подумала: конечно, если учитель идиот, он не может без экзаменов судить о достижениях учеников, но если он — смышленый человек с психическим чувством, то есть тысячи способов понять, понял ли ученик. Так что у них будет собрание.

Но в технических областях гораздо труднее судить о достижениях учени-ков.

А, да, на этом они и настаивают. Но на самом деле это не имеет значения! Два учителя показали, как, в чисто технической области, можно судить о до-стижениях учеников без экзаменов. Я сама знаю, я училась там, во Франции, там было много экзаменов, и я знаю, что это такое. Я ходила (в то время я была сосем молода, но это не имеет значения), я ходила на экзамены как и другие, я видела учеников, я видела, как они отвечали… Это одно из моих самых кон-кретных переживаний: сдают экзамены ВОВСЕ не те, кто лучше усвоил мате-риал! Никогда. Сдают те, кто повторяют как попугаи. Они очень мило повто-ряют. Они не понимают, что они говорят. Как бы там ни было, я думаю, что мы к чему-нибудь придем. Но вчера вечером, с этим бедным К, как я позабавилась!… Это принять или оставить; я сказала: либо учителя перестанут писать мне и спрашивать меня о чем-либо (что даст мне время: я и так перегружена письмами), либо, если они продолжат писать мне, что же, тем хуже для них, они будут вынуждены при-нять это. Я не могу говорить им то, что нравится им. Наша Школа претендует «на новый метод» — хорошо если они хотя бы сле-дуют ему!

(Мать дает Сатпрему тексты трех писем, которые она послала учителю по вопросу экзаменов в Школе)

(Вопрос учителя :)

Что мне делать со списыванием на экзаменах? Следует ли нам, как это обычно принято, держать в классе по три учителя, чтобы они внимательно наблюдали? — Учителя не хотят поступать так здесь, в Ашраме.

Или нам следует упразднить экзамены? Это предложение кажется мне со-мнительным, ведь тогда дело может дойти и до упразднения контрольных работ и сочинений.

Как бы там ни было, эта проблема существует, и чтобы по-настоящему решить ее, нам надо понять, почему дети так ведут себя.

Расскажите, пожалуйста, о причине этого искажения и о том, как решить эту проблему.

(Ответ Матери :)

Все очень просто. Большинство детей учатся из-за того, что их за-ставляет семья, привычки, современные идеи, а не из-за того, что они хотят учиться и знать. Пока не будет исправлен мотив их учебы, пока они не станут учиться из-за того, что хотят знать, они будут использо-вать всевозможные трюки, чтобы облегчить свою работу и добиться своего с наименьшими усилиями. (13 июля 1967)

(Несколько дней спустя Мать посылает следующее письмо на английском языке :)

Единственное решение — это упразднить этот экзамен и все после-дующие. Соберите все бумаги, свяжите их и отложите в сторону — как будто бы их и не было — и спокойно продолжите свои занятия. В конце года поставьте отметки ученикам, основываясь не на их пись-менных работах, а на их поведении, их концентрации, регулярности посещения занятий, их готовности понимать и открытости интеллекта. Для себя возьмите за правило полагаться больше на внутренний кон-такт, острое наблюдение и беспристрастных взгляд. Ученикам придется по-настоящему понимать то, что они учат, и не по-вторять как попугаи то, что они не полностью поняли. И так будет сделан настоящий прогресс в обучении. (21 июля 1967)

(Затем, на следующий день, Мать посылает свою третью записку :)

Я нахожу экзамены устаревшим и неэффективным способом оценки знания, если учащиеся смышленые, хотят учиться и внимательны. Глупый механический ум может очень хорошо сдать экзамен, если хороша память, а это, конечно, не то, что требуется для человека бу-дущего. Только из терпимости к старым привычкам я согласилась на то, что те, кто хотят сдавать экзамены, могут сдавать их. Но я надеюсь, что в будущем эта уступка не будет необходимой. В случае упразднения экзаменов учителям требуется иметь более внутренний контакт и психологическое знание для оценки знания уче-ников. Но, как предполагается, наши учителя делают Йогу, так что это не должно быть трудно для них. (22 июля 1967)

* * *

Чуть позже, по поводу письма Шри Ауробиндо:

…Но физика является самой областью механического закона, где процесс значит все, и управляющее сознание решило тщательно скрыть себя — так что, «научно говоря», его там нет. Его можно от-крыть там с помощью оккультизма и йоги, но методы оккультного по-знания и йоги не сопоставимы со средствами физической науки — так что пропасть остается. Через нее можно навести мост, но физик не может этого сделать, так что бесполезно просить его пытаться сде-лать то, что находится вне его компетенции. 5 ноября 1934 (XXII.201)

Как раз из-за этого вышел большой спор с правительством. В правительстве говорят: «Мы не можем признать вас “исследовательской Школой”, поскольку невозможно измерить прогресс в йоге.» Как раз то, о чем говорит Шри Ауро-биндо! Если мы опубликуем это, это даст правительству большой козырь! Помнишь, в Америке какое-то общество или университет открыло что-то вроде конкурса, чтобы «доказать жизнь после смерти» , и они поставили два-три вопроса. И у меня спросили: «Почему бы не ответить им?» Я сказала, что вопросы некорректно поставлены, они сформулированы невежественными людьми, так что как же можно на них ответить? (Я говорила тебе об этом до-вольно давно, я думаю.) Что же, это то же самое. То, что они спрашивают, невежественно, некорректно поставлено; это сформулировано людьми, которые ничего не понимают, так что как же им ответишь!

* * *

Затем Мать переходит к другой работе

В одном журнале (думаю, это в американском «Лайф») появилась история человека (он к тому же является одним из редакторов или администраторов журнала), человека, которому ввели дозу пенициллина, к которому у него была аллергия. И затем вдруг все его клетки стали распадаться, тогда как он, в пол-ном сознании, как бы концентрировался в своем мозге, наблюдая за этим рас-падом. И когда распад дошел до сердца, доктор заявил, что он умер… А у него было такое впечатление, что клетки были в некоем движении расширения, за-тем лопались и распадались одна за другой: ступни, ноги, живот, все; затем, ко-гда очередь дошла до сердца, врачи сказали: «Он умер.» Но он нашел прибе-жище в своем мозге и сказал себе: «Мне надо держаться; пока я держусь здесь и сопротивляюсь, все будет хорошо.» И он делал это. И тогда вдруг он, как гово-рит, почувствовал мощь, нечто такое светлое, такое красивое, такое нежное, та-кое… более полное любви, чем что-либо в мире, ощущение такое чудесное… что он позволил себе слиться с этим, а затем, спустя какое-то время, все верну-лось в порядок, и он ожил! И он описывает это. Он описывает это (в красивых фразах, ведь это описание предназначалось для журнала), но переживание дей-ствительно интересное. Ведь благодаря воле концентрироваться в том, что он считал сущностной частью своего существа, центром своей жизни, он вдруг оказался в присутствии этой «мощи»… Он говорит, что затем пытался снова ухватить это, но: «Я забыл, что это было, я больше ничего не помню, кроме ощущения, более чудесного, чем все, что можно постичь.» Я нашла это интересным. И это вернуло его к жизни.

(молчание)

Я приняла это как один из знаков того, что Сила действительно работает. Я не думаю, что этот человек делал какую-то йогу, он не знал ничего о таком; это просто «человек, которому ввели пенициллин», который он не мог перенести (такое происходит довольно часто), ничего более. Просто у него была идея, что мозг является сознательной частью существа, и он концентрировался в нем… Его идеей было: «Я хочу знать, что происходит, я хочу сознавать, что происхо-дит, я хочу видеть, что происходит.» Это и притянуло Силу. Просто вот так. Мне кажется, что есть прогресс в человеческом сознании, такое мое впечат-ление. Есть пробуждение.

* * *

Затем Мать входит в долгую концентрацию

Я видела кое-что… В своей целостности это светлое, но не излучающее; это чрезвычайно мирное, словно золотое, но не сверкающее (я не знаю, как ска-зать…), это словно кремовый и золотой свет. Это очень, очень мирное. Но там внутри были (по-английски говорят patches [клочок, пятно]) словно группы трех ОЧЕНЬ блестящих цветов, и они были словно организованы. Был красный цвет (красно-рубиновый), ослепительно яркий; затем голубовато-белый, почти жемчужно-серый, и он тоже был очень светлый; и затем… [Мать пытается вспомнить]. Это ушло, я не помню, что это было… Да, это был зеленый, но изумрудно-зеленый и тоже светлый — светлый и прозрачный. Это были словно разграниченные зоны, но они меняли свое положение [Мать делает вырази-тельный жест, как цвета калейдоскопа]. Это были почти как сущности. И это было в твоей атмосфере. Как формации, смещающиеся и организующиеся [тот же жест], это были три цвета… Серый — это серый цвет духовного света, духовного стремления; красный — это рубино-красный цвет физического; а этот изумрудно-зеленый… И формы были разграничены, но не фиксированы. Это были словно ясно разграниченные группы света, но не фиксированные (они были пластичными), и они были организованы вот так [тот же жест поворота калейдоскопа]. Когда я начала говорить, я почти перестала видеть… Я была во внутреннем видении, очень глубоко внутри. Совсем особое сознание. Это перемещалось и организовывалось с большой гибкостью [тот же жест]. И все вместе было словно нимбом, как рисуют ореолы, ты знаешь? Все это было нимбом золотого света, не яркого, но золотого. Ты не чувствовал ничего особенного?

Да: Силу — массивную.

Очень сильную?

Да.

Да, это то, что организуется в твоем существе — твоем внутреннем существе — но мощно.

26 июля 1967

(Мать, смеясь, протягивает Сатпрему записку, которую она только что написала :)

Цель, которую мы видим перед сбой, это бессмертие. Из всех привы-чек смерть, несомненно, — самая укоренившаяся! Наш мир можно назвать миром плохих привычек. В течение какого-то времени, я не знаю, было нечто вроде благожелатель-ной, улыбающейся и… конструктивной иронии. Словно «дух» пришел. И затем было кое-что другое (но это я знаю), то, что Шри Ауробиндо называл цензором. Он мне говорил: «В твоей атмосфере есть очень сильный цензор.» Этот цензор был все время, все время он меня критиковал; сейчас не так часто, но он все еще здесь. Так что время от времени он мне говорит: «Но ты шокируешь людей! Они ожидают чего-то возвышенного, великого, импозантного, а ты все время говоришь в ироничном тоне!» Как раз вчера приходили люди, чтобы увидеться со мной — и все время ко мне приходили шутки [насмешки], все время. Я шу-тила и видела… [смеясь] их смятение! Словно все время это говорит: «Ну нет! Не воспринимайте все так серьез-но… Воспринимать серьезно — это то, что удручает вас! Это то, что вас удру-чает, надо учиться улыбаться», и так далее. И затем, самое главное, надо надсмехаться над самим собой: видеть, до какой степени мы смехотворны — малейшая боль, и мы полны жалости к себе, ох!… Иногда протестуют… Это очень курьезная, забавная атмосфера. Но это очень хорошее лекарство от укоренившейся болезни, которая является жалостью к себе. Тело полно этим, оно жалуется себе по малейшему поводу — и это ужасно усугубляет все. И, затем, что происходит… Что происходит в Школе, это… уморительные истории! Но вчера вечером я внезапно была возмущена мальчиком, тем маль-чиком, которого обвинили в списывании. Он говорил, что не списывал, и я увидела, что он не списывал (но то, что я увидела, оказалось еще хуже!), и я сказала: «долой экзамены» — ужасный гвалт повсюду! Затем К, действительно славный малый, написал мне: «Не лучше ли мне сказать этому мальчику, что Вы решили, что он не списывал, чтобы он не расстраивался?» Я подумала: «Бедный К!» Но, как бы там ни было, это был очень славный жест, так что я ответила «да». Тогда он позвал мальчика, сказал то, что должен был сказать, а также, что экзамены теперь упразднены и что об этом не будет больше речи, на этом точка. Как только мальчик вышел от учителя, он нашел своих друзей и наговорил им кучу лжи: что я заставила К принести свои извинения и реабили-тировать мальчика… серия ужасной лжи (и лжи также обо мне). Ты понимаешь, я симпатизировала К за то, что он собирался сделать; это показывало благород-ство его души: ведь он был так убежден, что мальчик списал, но принял то, что я сказала, и сделал этот жест, думая, что мальчик переживает по поводу слу-чившегося. И совершенно отвратительная реакция мальчика... Я должна была сдержаться (внутренне): я была недовольна. Я надеялась, что как раз напротив, эта добрая воля вызовет такой же благородный отклик, но все это — какая-то деградация… Вчера я была на грани того, чтобы дать мальчику внутренний шлепок — я удержалась, но, очевидно, он поставил себя в плохое положение. Теперь они спрашивают меня в письмах: «Как можно без экзаменов оценить успехи детей?» Мне надо было объяснить разницу между индивидуальным контролем, идущем от наблюдения, оценкой, неожиданным вопросом и т.д., что позволяет оценить реальные достижения ребенка, и другим методом, когда учителя говорят: «Через восемь дней вы будете сдавать экзамены по такой-то теме, которую вы недавно проходили» — так что все ученики начинают про-сматривать то, что учили, и готовиться, и вот вам результат: сдают экзамены те, у кого хорошая память.

Если я бы был учителем, то возражал бы по поводу этого решения не с точ-ки зрения учителя, а с точки зрения ученика, ведь я помню свою учебу, и если не заставлять ученика просматривать то, что было пройдено за последние три или шесть месяцев, что же, материал быстро забывается.

Что же, тем хуже!

Но это нечто вроде дисциплины, которая заставляет возвращаться к прой-денному и лучше усваивать его.

Если у вас нет достаточного интереса в том, чтобы попытаться запомнить и сохранить результат пройденного, что же, тем хуже для вас. Точка зрения учеников — ложная, точка зрения учителей тоже ложная. Точка зрения учеников: они учатся лишь для видимости знания, чтобы сдать экзамены и забить свою голову чем угодно… Точка зрения учителей: иметь как можно более легкий контроль и ставить оценки, не утруждая себя, с миниму-мом усилий. Я же говорю: каждый ученик — индивидуальность, каждый уче-ник должен приходить не из-за того, чтобы он смог сказать «я изучил предмет и хочу сдать экзамены», а из-за того, что он хочет знать и пришел с волей знать. А учитель не должен следовать легкому методу дать задание и смотреть, как каж-дый отвечает, хорошо или плохо, в согласии или нет с тем, чему он учил: он должен найти, искренен ли интерес и усилия ученика, и учитывать природу каждого ученика — это гораздо сложнее для учителя, но таково обучение. А они протестуют.

Что касается точки зрения учителей, я, конечно, полностью согласен…

Да, но именно они и протестуют! [смеясь] Ученики не протестуют. Но я написала учителям: ученики, которые хотят угодить учителю или зубрят, чтобы создать видимость того, что они поняли, что же, такие ученики нас не интере-суют — и именно о них мне всегда говорят: «Это хороший ученик»! Но, ты знаешь, я помню, я очень хорошо помню свою позицию, когда я сама училась, и я очень хорошо помню всех своих одноклассников, и кто для меня был интеллигентной девочкой, а кто тараторкой… У меня были очень забавные воспоминания, касающиеся этого, поскольку я не могла понять, как так можно учиться для того, чтобы создавать видимость знания (у меня в то время была великолепная память, но я ею не пользовалась). И я любила только то, что было понятно. Однажды я сдавала экзамен (не помню, какой), но я была как раз в предель-ном возрасте, то есть, я была слишком маленькой, чтобы сдавать этот экзамен, так что меня посадили вместе с теми, кто в первый раз провалил экзамен. И, помнится, это была маленькая группка, а учителя были раздражены тем, что им пришлось прервать свой отпуск, а ученики по большей части были посред-ственными или непослушными. Я наблюдала все это (я была совсем маленькой, не помню, сколько точно лет мне было, где-то тринадцать или четырнадцать), я наблюдала все это, и к доске вызвали бедную девочку, чтобы она решила задач-ку по математике, а она не знала, как решать, она что-то мямлила. Я же (в тот момент я не была ничем занята), я взглянула и улыбнулась — о! так! учитель увидел это и остался очень недоволен мной, так что, как только девочка села на место, он вызвал к доске меня и сказал: «Решай теперь ты.» Что же, конечно (я очень любили математику, очень! и я понимала, это имело смысл), я решила за-дачку — посмотрел бы ты на лицо учителя!… Ведь я не была в этом [в этой ма-ленькой внешней личности]: я все время была свидетелем. Я необычайно за-бавлялась. Так что я знаю, как ведут себя дети, как ведут себя учителя, я знаю все это, и я сильно забавлялась, сильно. А дома мой брат изучал начала высшей математики (чтобы поступить в По-литехнический институт), и она ему с трудом давалась, так что моя мать наняла для него репетитора. Я была на два года моложе своего брата, но когда я смот-рела, все становилось ясным: как и почему и что надо делать. И вот мой брат корпит над чем-то, учитель тоже не может сообразить, что делать, а я вдруг го-ворю: «Да вот же как!». Затем я увидела лицо учителя!… Кажется, он пошел и сказал моей матери: «Это ваша дочь должна учиться!» [Мать смеется] И все это было как на ладони, ты понимаешь, так забавно, так забавно! Так что я знаю, я помню, знаю реакции, привычки… Из-за этого я и не хоте-ла заниматься Школой: я думала, что это будет головной болью, и все свалится на меня! А затем я была вынуждена вмешаться в это из-за той истории со «спи-сыванием». Но сейчас это меня забавляет! [Смеясь] Но я говорю им ошеломля-ющие вещи! Это так забавно, так забавно! Некоторое время я посещала «частную школу» (я не ходила в лицей, по-скольку моя мать считала, что девочке не подобает ходить в лицей!). Я ходила в «частную школу», имевшую в то время хорошую репутацию: их учителя были действительно очень хороши. Учитель по географии был известным человеком, он писал книги, написал известные книги по географии, это был очень хоро-ший человек. И вот однажды на уроке географии (мне особенно нравились кар-ты, потому что их надо было рисовать) учитель посмотрел на меня и спросил: «Почему поселения и большие города основывались по берегам рек?» Я видела растерянные лица учеников, говорившие: «Хорошо, что не меня спросили!» Я ответила: «Это очень просто! Потому что реки были естественными средствами сообщения.» [Смеясь] Так что и этот учитель был удивлен!… Это было вот так, все мои занятия шли так, я забавлялась все время — забавлялась, это было за-бавно! Учитель литературы… Это был пожилой человек, полный общепринятых банальных идей, и такой зануда! ох!… Так что все ученики на его уроках усердно трудились. Он задавал сочинения на заданную тему — ты знаешь «До-рога на Сегодня и Дорога на Завтра?» Я написала это в возрасте двенадцати лет, это было моим ответом! Он дал пословицу (сейчас я не помню, какую) и ожидал, что мы напишем… много чего рассудительного! — Я рассказала свою историю, свою маленькую историю, она была написана в возрасте двенадцати лет. И затем он с беспокойством смотрел на меня! [смеясь] ожидая, что я что-нибудь «выкину»… Но я была хорошей девочкой! Но всегда так: с тем нечто, что смотрит и видит смехотворность жизни, ко-торая принимает себя так серьезно! Все это вернулось в эти дни из-за того дела [в Школе]. Помнится, только раз в своей жизни я приняла вещи серьезно, и то [смеясь], я приняла только серьезный ВИД. Это касалось моего брата, когда он был еще маленьким (ему было двенадцать или еще меньше: десять, а мне было восемь… нет, девять и одиннадцать, кажется так, совсем дети). Мой брат был вспыльчи-вым, он легко выходил из себя, и тогда говорил очень смело, немного грубо. Он как-то говорил с нашим отцом (я забыла, по какому поводу), и наш отец вышел из себя, зажал его между коленями (наш отец был очень сильным, я имею в виду физически сильным), зажал моего брата между коленями и стал шлепать его. Я вошла и увидела это (это происходило в столовой), увидела это, посмотрела на своего отца и сказала себе: «Этот человек сошел с ума!» (Я была на два года моложе своего брата). И я сказала это с такой серьезностью, о! и бы-ла полна решимости. И отец… [смеясь] был ошеломлен. Вот так, приходят все эти воспоминания. Так что я помню, до какой степени — до какой степени уже было сознание. Но это было забавно.

(молчание)

И эта легкость: все, что я хотела делать, я могла делать. Но было только одно «но» (сейчас я понимаю, но в то время я не знала, почему это так): все, что я хо-тела делать, я могла делать, но спустя какое-то время, получив опыт, я обнару-живала, что очередное дело не стоили того, чтобы посвятить ему всю свою жизнь. Так что я переходила к чему-то другому: живопись, музыка, науки, ли-тература… все-все, а также практические дела. И все с невероятной легкостью. А спустя некоторое время я бросала очередное дело. Тогда моя мать (она была очень строгой личностью) сказала: «Моя дочь не в состоянии довести что-либо до самого конца.» И так и оставалось: неспособность довести что-либо до само-го конца — всегда так: начинала, затем бросала, а спустя какое-то время бралась за другое… «Непостоянная. Неуравновешенная, она ничего не добьется в своей жизни!» [Мать смеется] И это верно, это было действительно детским выражением нужды во всегда большем, всегда лучшем, всего большем, всегда лучшем… бесконечно — ощу-щение продвижения, движения к совершенству. И совершенство, которое я чувствовала, было совершенством, которое находится совершенно за пределами того, что думают люди — нечто… «нечто»… нечто неопределенное, что я ис-кала через все. Так что все это вернулось, чтобы его разложили по полочкам, поместили на свое место, поднесли [жест к высотам], и сейчас это кончилось.

29 июля 1967

(В начале беседы Мать выражает свое сильное несогласие с тем, что ее так называемая заметка од «арабах и израильтянах» была опубликована в «Mother India» под заголовком: «Евреи и арабы». Мать протестует против использования слова «еврей», относящегося только к израильскому племени и принявшего уничижительное значение)

Это слово так часто используется как оскорбление… Как бы там ни было, благодаря этому, вероятно, потому что эта заметка была опубликована, эти ве-щи вернулись в атмосферу, и этим утром было очень, очень конкретное пере-живание… Это забавная вещь, это как внезапный выход из общепринятой атмосферы мышления, которая подобна земной атмосфере (я имею в виду не обычное мышление, а самое поле человеческой ментальности), и тогда, под этим есть нечто, что видит все совсем по-другому. Это словно… Да, обычно смотрят вот так [снизу-вверх], тогда как это смотрит вот так [жест: сверху-вниз], так что ко-гда входишь туда, то видишь то, что знаешь здесь (знаешь это, это не ново), но видишь совсем по-другому. И тогда, естественно, эта запись также делается по-другому… [Мать ищет запись] Это пришло двумя образами. Это все ВИДНО, ты понимаешь, видно. Слова приходят потом, в попытке записать то, что было видно. И первым пришло вот что:

Христиане обожествляют страдание, чтобы сделать его средством спасения земли. Затем это же пришло с небольшим различием — это все тонкости, но… С интеллектуальной точки зрения эти тонкости не ценятся, но там наверху это словно более или менее касаешься сердца вещей, то есть, сути — глубокой сути событий. И тогда это пришло совсем просто, вот так:

Христиане обоготворяют страдание, чтобы сделать его инструментом спасения земли. Это трудно объяснить, поскольку различаются состояния сознания… Сейчас же это только воспоминание, но в то время это было видно — очень, очень глу-бокое видение, очень острое, превосходящее, конечно, все, что происходит на земле, но также и все способы выражения того, что произошло. Личность Хри-ста и так далее — это было настолько другим! И это стало, да, можно было бы сказать «символическим», но это не то… И в то же время это указало точное место этой религии среди всех других религий в земной эволюции — в эволю-ции земного СОЗНАНИЯ. Это переживание длилось полчаса, но все-все было по-другому — все было другим, причем не в своей видимости, а в глубоком смысле… Была ли разница в моем активном сознании? Я не знаю. Вот что я имею в виду: коснулась ли я области сознания, новой для меня? Может быть. Но это показалось мне совер-шенно другим видением земли и истории человека. В ходе этого переживания я вспомнила, что Шри Ауробиндо написал по этому поводу: «Люди любят страдание, поэтому Христос все еще висит на кре-сте в Иерусалиме.» , и это было как… [улыбаясь] нечто вроде пены мысли, которая была совсем на поверхности там вверху, купающейся в свете свыше, и которая была интеллектуальным способом выражения того, что я видела [жест сверху-вниз], что пришло свыше… С точки зрения света это было очень инте-ресным переживанием.

И как предстала эта история, виденная свыше?

Ты видишь, Шри Ауробиндо говорит «Человек любит страдание, поэтому Христос все еще висит на кресте в Иерусалиме», а затем я сказала, что христи-анство (я имею в виду вселенский или, по крайней мере, земной исток того, что выразилось на земле через христианскую религию), воздействие этой религии на землю состояло в том, чтобы «обоготворить страдание», потому что было НЕОБХОДИМО, чтобы люди поняли — не только поняли, но и почувствовали и «примкнули» к смыслу существования (вселенскому смыслу существования) страдания на земле как средству эволюции. По сути, можно сказать, что они сделали священным страдание, чтобы оно было принято как средство, необхо-димое для эволюции земли. А теперь это действие было полностью использовано и должно быть пре-взойдено — вот почему необходимо оставить это, чтобы найти что-то другое.

Ты также как-то сказала: «Спасет мир не распятое, а возвеличенное те-ло!»

Да. Затем христиане прислали мне рисунок с изображением Христа на кре-сте, а над ним — воскресший Христос в своем вознесении к небу — вот как они восприняли это!

Это происходит там наверху.

Да, на подъеме к небу.

(долгое молчание)

Имели ли ты иногда это очень глобальное видение, во времени и простран-стве: в этом видении каждая вещь занимает свое место, и все скоординировано полным сознанием?… (Должно быть, это ново для меня.) Это знание-видение. Мое сознание, сознание здесь [жест вверх и вокруг] — это постоянное сознание действия. С момента начала тех созидательных вспышек Любви это сознание действия, это всегда действие — действие, действие, вечное действие; по сути постоянное творение. Но этим утром это не было действием: это было [смеясь] «наблюдение», можно сказать, наблюдение за этим действием как какое-то ви-дение, как смотрят на картину. Вместо того, чтобы быть на самом высоком ин-теллектуальном плане, где есть абсолютное понимание, и каждая вещь занимает свое место, это было…. (как объяснить это?). Это знание через субъективное видение. Это не видение чего-то, инородного вам: это то же состояние созна-ния, что и состояние сознания деятеля, но вместо того, чтобы только делать, вы одновременно видите. Таким было переживание этим утром. Это было доволь-но новым в том смысле, что я имела это лишь от случая к случаю, и никогда с такой полнотой, такой ясностью и так абсолютно. Это ощущение очевидного, абсолютного, бесспорного знания — это не «пытаться выразить что-то»: это ВИДЕТЬ. Это действительно видеть, видеть, но видеть… видеть не одно за другим: видеть все одновременно, это полнота в пространстве и времени. И то-гда каждая деталь видна совершенно точно, что позволяет делать такие записи [как заметка о христианстве]. Чтобы было ясно, надо рассказать все. Вчера я говорила с кем-то об этом по-стоянном присутствии Шри Ауробиндо, здесь: он видит, говорит, действует все время. Затем, после этого разговора, я сказала себе: «Как так выходит, что этот мозг…» Ведь, как я рассказывала тебе, когда Шри Ауробиндо покинул свое те-ло, несколько раз, несколько дней подряд, я стояла по одному-два часа возле его кровати, и я чувствовала — МАТЕРИАЛЬНО чувствовала — что то, что выхо-дило из его тела, входило в мое. До такой степени, что, помнится, я сказала: «Что же, если кто-то отрицает ‘жизнь после смерти’, то у меня есть доказатель-ство, что она существует.» Так что я сказала себе «Почему этот мозг [смеясь] работает по старой привычной схеме даже сейчас, когда есть постоянное созна-ние Присутствия?» И этим утром я имела это переживание, и в ходе этого пе-реживания было такое впечатление: вот как видел Шри Ауробиндо! [Смеясь] Должно быть так!… И с некоторого времени я заметила, что как только, для этого тела или других тел, для событий, для… как только что-то сформулиро-вано (это не желание и не стремление, но это что-то вот так, как живое воспри-ятие возможности, которая ДОЛЖНА реализоваться — иногда это приходит), так что это делается! Это делается автоматически, сразу же. Так что этим утром, о! в течение получаса, это было таким очаровательным, таким приятным: «Ах, вот так! ВОТ ТАК мы должны видеть вещи!» Затем я должна была заниматься другими вещами, но это здесь. И был во-прос: «Почему? Почему этот мозг не может воспринимать и транскрибировать вещи… как он это делал!» Так что такой вывод. Я всегда слышала (но не знаю, правда ли это), что муж-чины думают одним образом, а женщины — другим. С внешней точки зрения разница не видна, но, возможно, что позиция — ментальная позиция — отлича-ется. Ментальная позиция со стороны Пракрити — это всегда действие, всегда; ментальная позиция со стороны Пуруши — это всегда познание: понимание, видение в целом, а также наблюдение, как если бы он наблюдал, что Пракрити сделала, и видел, как она сделала. Теперь я понимаю, что это значит. Вот что это значит. Конечно, нет мужчины (здесь на земле), нет ни одного мужчины, который имел бы исключительно «мужские качества», как нет и женщины, ко-торая обладала бы только «женскими качествами», ведь все это смешено и пе-ремешено. Точно также, я не думаю, что есть хотя бы одна абсолютно «чистая» раса: этого нет, все смешено (это другой способ воссоздания Единства). Но бы-ли ТЕНДЕНЦИИ. Это как та заметка по поводу арабов и израильтян, это только способ говорить; если бы мне сказали: «Вот что Вы говорили», я бы ответила «Да, я это говорила, но я могу сказать и кое-что другое и еще много чего!» Это способ выбирать определенные аспекты и выдвигать их вперед для действия (это всегда для действия). Но в настоящий момент это так: смешено, смешено везде ввиду общего стирания различий — не ни одной нации в чистом виде, отделенной от других, этого больше нет. Но для определенного видения каждая вещь имеет свою сущностную роль, свой смысл существования, свое место во вселенской истории. Это как то сильное впечатление, что китайцы имеют лун-ное происхождение, что когда Луна стала остывать, некоторые существа смог-ли придти на землю, и эти существа стоят у истока китайской расы; но сейчас остался только след — след, являющейся памятью о том различии. И всегда так; если взглянуть на индивидов каждой расы, то в каждой расе есть все, но с па-мятью… памятью об особенности, которая была ее смыслом существования в великом земном развертывании.

(Мать входит в состояние созерцания)

Он был здесь, таким присутствующим, таким конкретным — Шри Ауробин-до. Ты почувствовал его? Я прекратила из-за того, что сейчас уже много времени. Когда он приходит вот так, ты находишься внутри — не снаружи, а внутри. И это вот так, охватывающее. Ты внутри. Часть твоей атмосферы [жест над головой Сатпрема] совершенно, совершен-но едина, вот так, нет никакого различия.

Август 1967

2 августа 1967

(По поводу одного начинающего тантриста, ученика Х)

Ты видел W?

Да, я виделся с ним вчера.

Он написал мне сегодня: он полон протеста. Что он говорил тебе вчера?

Ох…

Он был не в очень-то хорошем состоянии.

Да, совсем.

Полон протеста. Так что ночью у него были боли в сердце, болела также грудь и голова, были боли повсюду. И сегодня он мне написал: «Этого ли ты хочешь, пока не наступит конец света?» Я ответила: «Я хочу прямо противопо-ложного!» Я виделась с ним вчера и говорила с ним в течение получаса, но он был как… ты знаешь, как железная кочерга; он заранее решил, что не поймет ничего из того, что я ему скажу. Я пыталась войти в суть, но… Он сказал мне (это ста-рая формация в нем), что все, что он хочет делать, он делает это некоторое вре-мя, а затем происходит катастрофа, и все останавливается. И затем он сказал, что теперь он предпринимал духовное усилие, и с ним произошла катастрофа (я не знаю, какая). Конечно, я ему сказала, что все совсем не так! Что, напротив, это было знаком того, что он достиг момента, когда могла бы открыться дверь, и он смог бы преобразиться. Но он отказался понимать. Знаешь, когда люди вот так уперлись, до них не достучишься, ничто не проходит. Так что я подумала, что, может быть, ты мог бы с ним поговорить.

Я виделся с ним вчера, и мне показалось, что это пошло ему на пользу или, во всяком случае, он слушал меня…

У меня тоже было впечатление (вот почему я это упомянула), что он мог бы прислушаться к тебе.

Да, я пытался.

Тогда хорошо… Знаешь, когда люди окружают себя таким барьером и твер-дят «Это невозможно, невозможно, невозможно…»

По сути, вся трудность для него сейчас заключается в тантрической джа-пе, которую он делает.

Но почему он продолжает?

Да, в этом вся и проблема, он не может найти сил оторваться от нее.

А, вот как. Он продолжает…

Я пытался ему вчера сказать, что дисциплина такого рода очень мощна, и она хороша для некоторых, но на самом деле это как все больше и больше окружать себя силой, в которой и замыкаешься.

Это так. Да, это так!

Но ему нужна отвага покончить с этим. Вот в чем проблема.

Он не раз говорил мне: «Я хочу остановиться.»

Но он не осмеливается. И ты не говоришь ему больше об этом… (но, конеч-но, тебе трудно ему об этом сказать).

Вчера я объясняла ему эффект этой джапы, я объясняла ему в деталях, но ду-маю, что он ничего не понял. И я сказала ему сменить; я дала ему Мантру (ведь, когда делаешь это, это самое высокое освобождение). Вместо того, чтобы оста-вить его вообще без всего, я хотела, действительно, чтобы он делал это. Но вче-ра я спросила его: «Ты продолжаешь со своей джапой?», и он ответил: «О, только немного.» Конечно, внутри всех людей (и, как следствие, вокруг), есть силы, препят-ствующие их реализации, и система этих [тантрических] мантр направлена на то, чтобы искать поддержки существ Надразума против этих сил, которые го-раздо могущественнее их (богов) — доказательство того, что несмотря на всю их добрую волю, они [боги Надразума] никогда не могли превратить землю в гармоничное место. Мы вынуждены констатировать это. И я сказала ему, что это прямая борьба, что все эти мантры являются прямой борьбой с этой трудно-стью, тогда как… (и это то, что приводило к ужасной головной боли, на кото-рую он жаловался: это опасно, конечно же, это может расстроить все функцио-нирование). Я сказала ему прекратить то и делать это [Мантра Матери]. Я объ-ясняла ему вчера все это. Я сказала ему, что не стоит бороться напрямую: надо полагаться на силу, которая есть внутри себя, и она есть везде и может преодо-леть трудности: «Вместо того, чтобы бороться, живи в другом сознании.» Но я видела, что он был закрыт — «закрыт на ключ» — с тяжелым взглядом. Он не хотел понимать. Так что… В течение получаса он продержал меня здесь. Было уже половина первого! Так что, если ты объяснишь ему это, думаю, что это принесет ему благо.

Вчера вечером это вернулось, я коснулся чего-то.

Конечно!

Но…

И вот результат, он написал мне сегодня утром, что не мог уснуть всю ночь, были боли в сердце, боли повсюду (в трех-четырех местах), что он не может есть, это невозможно (картина всего самого драматического), и затем он спро-сил: «Хочешь ли ты, чтобы я был так до конца света?»

Его проблема в том, чтобы порвать с этим тантризмом.

Нет, здесь две проблемы. Одна — на уровне действия, а вторая состоит в том, что есть гро-мад-ная гордыня во всей его семье; ужасная гордыня, это фор-мация… Это то, что было в нем вчера, это было словно запекшимся. Так что я сказала ему: «Имейте чуть больше смирения, чуть больше умеренности.» Он не хочет отказываться, ты понимаешь. Это ощущение, что ты ничто, ничто, совершенно ничто, когда стоишь перед лицом… можно назвать «это» как угодно, это ничего не значит (можно прини-мать это как угодно, начиная с идеи сознания и кончая Всевышним Господом). Но это конкретное ощущение того, что пока вы хотите оставаться зажатыми в своей маленькой личности, вы ничто, тогда как если вы отказываетесь от этой маленькой личности, вы становитесь всем. Вот что они не понимают. Гордыня — это просто… Вы имеете контакт с внутренней вечностью, внутренним все-могуществом, но вы замкнуты в своем маленьком эго, так что эго воображает себя Тем, и тогда оно самоутверждается — оно садится и не хочет больше шеве-литься, это колоссальное Я. Это как раз всевышняя Истина [смеясь] в своем ис-кажении. Я вчера пыталась заставить его понять это, но не так прямо, я говорила очень осторожно! Конечно, это видно: те, кто как раз противоположны, кто ползают по земле, они ничего не представляют, с ними ничего не сделаешь; так что надо пытаться дать им немного веры. Но это ничто. Тогда как с этим можно что-то сделать, но… ох! … они приходят в ярость! Контакт с великими Асурами, первыми Асурами, такой: полное сознание их грандиозного могущества, их чудесных способностей — они забывают одно: это не их заслуга, не их собственность! Так они обрывают связи и становятся инструментом беспорядка и путаницы. Этот же, Князь Лжи… Для человеческого сознание все это ужасно, но, видимое свыше, это вызыва-ет улыбку. Помню, что во время войны, когда я встретила его (я разрушила его работу с Гитлером, а затем я его повстречала), я сказала ему: «Ты хорошо зна-ешь, что твое время кончилось.» Он ответил: «Я знаю это, но перед своим ис-чезновением я разрушу столько, сколько смогу.» Ребячество.

* * *

Чуть позже

Я рассказывала тебе, что все время была в контакте с учителями Школы. Проходит «совещание», и вот [Мать протягивает бумагу Сатпрему]. Есть инте-ресный момент:

Ваша трудность возникает из-за того, что вы все еще считаете, что в жизни есть высокие и низкие вещи. Это не точно. Это не вещи или действия высокие или низкие, это сознание деятеля истинное или ложное… Это интересный момент.

Если вы объедините свое сознание со Всевышним Сознанием и про-явите Его, тогда все, что вы думаете, чувствуете или делаете, станет светлым и истинным. Дело не в том, чтобы изменить предмет обуче-ния: должно быть озарено сознание, с которым вы учите. (31 июля 1967)

Затем Y спросила меня по поводу де Голля [Мать дает другой листок бума-ги]:

Пока вы за что-то или против чего-то, вы обязательно далеки от Ис-тины. Вся сегодняшняя политика базируется на лжи, и ни одна нация не мо-жет полностью избежать этой лжи. У де Голля есть зародыш внутренней жизни, он знает, что есть силы более высокие, чем физические или ментальные силы… поэтому он более восприимчив, чем многие другие. Но у него есть идеи, принципы, предпочтения и т.д. и т.п., и поэтому он может совершать большие ошибки, как все человеческие суще-ства. Через весь этот хлам и хаос Сознание Истины работает повсюду, од-новременно во всех точках на земле, во всех нациях, во всех индиви-дуальностях, без предпочтения или различия, везде, где есть хотя бы искорка сознания, способного воспринимать и проявлять Его. (29 июля 1967)

* * *

(Мать читает Сатпрему цитату из Шри Ауробиндо)

Вечное возрождение – условие материального бессмертия Шри Ауробиндо

Это великолепно.

* * *

Чуть позже, после медитации

Вот это как. День за днем, почти час за часом, по мере возвращения Силы… Помнишь, я говорила, что она полностью ушла , и это было верно, она полно-стью уходила, чтобы предоставить тело только самому себе, для преобразова-ния, можно сказать; но как только в этом телесном сознании появилось то же стремление и тот же пыл сознания (с гораздо большей стабильностью, чем в любой другой части существа; нет колебаний, как в витале или ментале, это очень стабильно), как только это установилось (через что-то вроде пульсаций, не удаленных друг от друга, но сначала касающихся одной детали, а затем рас-пространяющихся и становящихся общими), Сила… можно сказать, она начала возвращаться. Но на каждой стадии этого возвращения все старые трудности словно снова ожили , кажется, что они снова возникли (они лишь засыпали, ты понимаешь), и всякий раз, когда это происходит, для телесного сознания это словно сюрприз, оно одновременно огорчается и изумляется тому, что присут-ствие божественной Силы, божественного Сознания, Силы Истины может вы-звать все эти трудности, которые, по сути, являются трудностями неведения, инерции — неспособности воспринимать. И это возвращается как воспомина-ния, вот так [жест снизу], как поднимающаяся змея. И всякий раз, во всем фи-зическом сознании один и тот же зов: «Почему! Как это может быть?» До сих пор, почти в большинстве случаев, это было сигналом преобразова-ния, трансформации, озарения (в зависимости от случая), но этот случай, о ко-тором мы только что говорили [начинающий тантрист], это пришло точно как результат возвращения Силы (я знала это; он сказал мне вчера, но я знала, когда у него был протест). И все, что произошло, это были как раз все старые проте-сты, все старые движения, которые раньше были такими сильными, такими обобщенными, такими УСТАНОВИВШИМИСЯ, а затем словно остановились в своем выражении из-за того, что Сила ушла. И тогда все это уснуло в своем состоянии. А затем, когда Сила стала возвращаться и работать, все это снова пробудилось. Н это еще не полное Присутствие, не полное Присутствие существа, которое через беспрекословное всемогущество меняет вещи. И тогда тело, имея что-то очень подвижное в простоте своей молитвы и своего детского изумления: «Ведь Ты здесь, тогда как же это может быть?…» И трансформируется все, что готово к трансформации. Но это еще не… (как сказать?) принуждение [жест непреодолимого нисхождения], не абсолютная власть, которой ничто не может сопротивляться — этого нет, еще нет, далеко от этого. Не известно, сколько еще времени это займет. Все это на грани меняющихся перемен. А иначе это медленная подземная работа, невидимая, почти невоспринимае-мая.

(молчание)

И интересно то, что спонтанно, сразу же, без усилия — спонтанно — это те-ло ищет в самом себе, клетки тела (это целый МИР! целый мир), они ищут в самих себе: «О! где моя неспособность, где моя немощность, где… где даже моя дурная воля или моя глупость или моя неспособность понять, примкнуть?» Вот так. И всегда один и тот же ответ: «Отдать все, отдать все, отдать все… Я не понимаю, я не могу понять, я не знаю, не могу знать — я не могу, я не способна делать сама: все для Тебя, сделай это.» Они пытаются и пытаются, пытаются отдать себя совершенно, со-вер-шен-но, то есть, без исключения, все-все. Это нечто вроде… не беспокойства, но, главным образом, бдительности, как если бы они были начеку: «Делать лишь то, что Ты хочешь, говорить лишь то, что Ты хочешь…» Постоянно, беспрерывно, день и ночь. Будь то во время дея-тельности или во время отдыха, все просит: «Быть тем, что Ты хочешь, чув-ствовать то, что Ты хочешь, существовать… без разницы.» Малейшая боль, какой-либо дискомфорт, малейшая оплошность, малейший пустяк, и сразу же: «А! [как всплеск] это не Ты.»

(Мать входит в состояние созерцания)

Тонкое физическое кажется все более трансформированным. Еще есть загад-ка между двумя [телами]. Мистерия. Они сосуществуют [физическое и тонкое физическое тело], и все же [жест: нехватка соединения] кажется, что тонкое фи-зическое не влияет на это [тело]. Нечто… Что-то надо найти… нечто.

5 августа 1967

(Мать дает Сатпрему прочесть цитату из Шри Ауробиндо)

Я никогда не видел, чтобы какая-либо моя воля, касавшаяся важных мировых событий, провалилась бы в конце концов, хотя может тре-боваться долгое время, чтобы мировые силы исполнили ее.

Шри Ауробиндо (октябрь 1932)

Это очень интересно! Я не знала, что Шри Ауробиндо сказал это так откры-то… Я знала это, заметила это, но я не знала, что он сказал это так открыто. Это интересно.

Все несомненно.

(Мать утвердительно кивает головой)

12 августа 1967

Они просят у меня послания… K.S., принцип Кашмира, созывает 19 августа большую встречу всех членов парламента и правительства, чтобы сказать им, что есть только одна стоящая политика, это политика Шри Ауробиндо. И он хочет послания от меня. Вот оно:

О, Индия, земля Света и духовного знания, пробудись к своей насто-ящей миссии в мире. Покажи путь к единению и гармонии.

Я умышленно не использовала слово «мир»; я сказала «гармония». Я не хочу говорить «мир», поскольку «мир» для них означает говорить банальности дру-гим нациям, что не хорошо воевать друг с другом (!) Поэтому я не хочу исполь-зовать это слово.

(молчание)

Дела очень плохи. Но в сущности… на самом деле это очень хорошо, по-скольку это пробуждает в них необходимость что-то делать. Нигде больше не безопасно; люди из Калькутты, которые хотели приехать сюда на 15 августа, были остановлены по пути, их поезд должен был пойти каким-то окольным пу-тем, потому что, не знаю, где-то были бандиты.

Нет, это совсем не бандиты! Это серьезнее: это не бандиты, а студенты остановили поезд! И, в довершении всего, министр Бенгали заявил, что их «недовольства» законны.

Может быть, они законны, но их действия — нет.

И он сказал, что на их действия следует смотреть «с сочувствием». Я про-чел это в утренних газетах, это поразительно! [Мать смеется] Очаровательно!

Они совсем не бандиты!

В любом случае, те, кого ждали здесь, опоздали на сорок восемь часов… Нет, больше нет никакой безопасности: кто-то сидел у окна в Калькутте — сидел за своим столом и писал — и с улицы в него кинули шарик с кислотой!… Поче-му? Неизвестно.

Они растеряли все свои ценности. Вчера я встречался с ректором универси-тете Бангалоры ; можешь догадаться, кого они изучают по психологии в университете? Они изучают Фрейда и Юнга! Европейских психоаналити-ков! В стране, где есть НСТОЯЩЕЕ знание, где есть все, они…

Они сошли с ума. Нет, они совсем прогнили из-за англичан. Двести лет бри-танского правления сделали их такими. Конечно, это привело и к тому, что не-которые люди пробудились, но они ничего не знают; они ничего не знают по части администрирования или правления или чего-либо еще — они утратили все, и все, что они знают, это то, чему они научились у англичан, что означает абсолютно развращенное ведение дел. Так что они ничего не знают, они даже не знают, как принимать решения. Но все же они начинают думать, что надо попросить помощи у тех, кто зна-ет… Так что это открывает дверь. Посмотрим. Если бы все достаточно хорошо… Сейчас страна разорена, люди полностью разорены, есть только несколько бандитов (я знаю их), которые, напротив, раз-дулись от богатства, но все остальные разорены, поскольку… поскольку прави-тельство не знает, как действовать, оно полно идей и каких идей! Идеи опять же взяты с Запада; эти идеи они не понимают, и эти идеи остаточно плохи и для Запада, но здесь они стали тлетворными. Но сейчас они начинают думать, что, может быть, это не путь! [Мать смеет-ся] И что, может быть, надо попробовать другой способ… За месяц я виделась уже с четырьмя министрами. Один из них родом отсюда, это провинциальный министр; кажется, я видела его, когда он был ребенком (я не помню, но он пом-нит, что я ласкала его), и когда он пришел, он сказал мне (я дала ему цветок и пакет с «благословениями»), он сказал: «Я буду носить это, и с этим я буду де-лать твою работу в правительстве.» И довольно решительный. Молодой чело-век, около сорока, я думаю, и достаточно сильный.

Из Мадраса?

Нет, отсюда, из Пондишери. Но я видела других, из центрального правительства. И они приходят не из любопытства или «по случаю», они приходят действительно из-за того, что чувствуют потребность в чем-то. Так что, может быть, они смогут что-то сделать… Посмотрим.

* * *

(Мать наталкивается на заметку, которую она сделала по поводу христи-анства, и которую она прокомментировала 29 июля.)

Христианство боготворит сознание, чтобы сделать его инструментом земного спасения.

Ты знаешь, это пришло ко мне как открытие… Вся религия, вместо того, чтобы быть виденной вот так [жест снизу], была видена так [жест свыше]… Вот что я имею здесь в виду: обычная идея христианства состоит в том, что сын (используя их язык), «сын Бога» пришел на землю с посланием (посланием любви, единства, братства и милосердия); а земля, то есть, правящие классы, которые были не готовы, распяли его, а его «Отец», всевышний Господь, поз-волил распять его, чтобы его распятие имело силу спасти мир. Вот как они ви-дят христианство, это самая понятная идея — подавляющее большинство хри-стиан не понимают что-либо еще, но я имею в виду, что среди них могут быть, возможно, могут быть (среди кардиналов, например, кто изучал оккультизм и более глубокие символы) некоторые, кто понимает немного лучше… как бы там ни было. Но согласно моему видению [Мать указывает на свою заметку о христианстве], это произошло на той стадии истории эволюции земли, когда человеческая раса, человеческий вид, начал задавать вопросы и протестовать против страдания, которое было необходимо для того, чтобы более сознательно всплыть из инерции (это очень ясно в животных, это уже стало очень ясно: страдание было средством заставить их всплыть из инерции), но человек, с дру-гой стороны, вышел за пределы этой стадии и стал протестовать против стра-дания и, конечно, также против Силы, которая допускает и, возможно, исполь-зует (возможно, использует, согласно его уму) это страдание в качестве сред-ства господства. Так что вот место христианства… Перед ним уже была до-вольно долгая история земли — не надо забывать, что перед христианством был индуизм, который принимал, что все, включая разрушение, страдание, смерть и бедствия, является частью Божественного, одного Бога (это образ Гиты: Бог, «поглощающий» мир и его творения). Это было здесь, в Индии. Был и Будда, который, с другой стороны, ужасался от страдания во всех его формах, от рас-пада во всех его формах, от непостоянства всех вещей, и в попытке найти сред-ство избавления от этого, пришел к выводу, что единственное настоящее сред-ство — это исчезновение творения… Такова была земная ситуация, когда при-шло христианство. Так что перед ним был целый период, и изрядное число лю-дей стало протестовать против страдания и пытаться убежать от него такими способами. Другие обожествляли его и тем самым терпели его как неизбежное бедствие. Затем возникла необходимость принести на землю понятие обо-жествленного, божественного страдания, божественного страдания как все-вышнего средства заставить все человеческое сознание всплыть из Несознания и Неведения и повести его к реализации божественного блаженства, но не от-вергая сотрудничество с жизнью, а в самой жизни: принимая страдание (распя-тие) в самой жизни как средство преображения, чтобы вести человеческие су-щества и все творение к божественному Истоку. Это дает место всем религиям в развитии от Несознательного к божествен-ному Сознанию. Это не просто маленькая заметка, сделанная мимоходом: это видение. Всегда можно представить это как что-то, постигнутое ментально, но это не так; это не то, но это было, если угодно, необходимостью в развитии. И это РАССТАВ-ЛЯЕТ все по своим местам. Ислам был возвращением к ощущению, красоте, гармонии в форме, а также узаконением ощущений и радости в красоте. С более высокой точки зрения это не было превосходным [более высоким], но с витальной точки зрения это было чрезвычайно мощным, и именно это дало исламу такую силу распространяться, захватывать, брать, господствовать. Но то, что они сделали, прекрасно — все их искусство великолепно! великолепно. Это был расцвет прекрасного… А затем были другие — все это приходит одно за другим. И все это, каждая религия приходила как этап в развитии и в связи с Божественным, чтобы вести созна-ние к единству, которое является полнотой, а не отвлечением от одной реаль-ности, чтобы обрести другую. Именно необходимость в полноте, целостности, приводила к тому, что религии появлялись вот так, одна за другой. Виденное вот так, это очень интересно. Вместо того, чтобы быть виденным снизу, это было вдруг целостное виде-ние с высочайшей высоты того, как это было организовано с таким ясным со-знанием, такой ясной волей, и каждая вещь приходила как раз тогда, когда она была необходима, так чтобы ничто не ускользнуло от внимания, и все могло войти, всплыть из этого Несознания и становиться все более сознательным… И так, в этой грандиозной истории, земной истории, христианство занимает свое место — свое законное место. Это имело двойное преимущество: для тех, кто пренебрегал им, его ценность была восстановлена, а тех, кто думал, что это единственная истина, это заставляет думать, что это только один из элементов целого. Вот так. Вот почему это меня заинтересовало — это было результатом видения, и это видение пришло из-за того, что я стала заниматься религиями (снова занимать-ся, по правде говоря, потому что в свое время эта тема была мне очень знакома), и когда мне задали вопрос о израильтянах и мусульманах, я посмотрела и сказа-ла: «Вот их место. Вот их место и смысл существования.» Затем, как-то, я ска-зала себе: «Смотри-ка, точно! Виденное вот так, это очевидно: христианство как реабилитация страдания в качестве средства развития сознания.» И тогда фраза Шри Ауробиндо обретает всю свою значимость… Христиан-ство пришло из-за того, что люди протестовали против боли и хотели убежать от мира, чтобы убежать от боли… а затем, спустя годы и с развитием, люди по-любили страдание! И поскольку они его любят (смотри, как фраза Шри Ауро-биндо становится ясной): «Христос все еще висит на кресте в Иерусалиме.» Это обретает свой полный смысл.

* * *

Чуть позже

Можно ли напечатать в «Бюллетене» то, что ты только что говорила по поводу христианства?

Я не очень-то люблю говорить о религиях, это слишком рано. Людей все еще охватывают страсти, когда им говорят о религиях.

Но здесь говорится так объективно.

Ты понимаешь, беда в том, что каждый считает свою религию исключитель-ной истиной! Посмотрим, как будет в следующем году. В следующем году, может быть в феврале, посмотрим, как будет. Может быть, будет что-то для февральского номера…

15 августа 1967

(Послание на девяносто пятую годовщину со дня рождения Шри Ауробиндо)

Но в любом случае всегда позади работает Божественная Сила, и од-нажды, может быть, тогда, когда меньше всего ожидаешь этого, пре-пятствие исчезает, облака рассеиваются, и снова появляется свет. В таких случаях самое лучшее, если можешь справиться с этим, это не тревожиться, не падать духом, а спокойно настаивать на своем и держаться открытым, тянуться к Свету и ждать в вере, что это придет: я нашел, что это укорачивает такие испытания. Шри Ауробиндо

16 августа 1967

Что ты чувствовал вчера на даршане — не на самом «даршане», а на меди-тации?… Ничего особенного?

Нет, Мать. Это было прекрасно, но я не знаю.

Ах… [разочарованным тоном] ты был дома?

Нет, в комнате Шри Ауробиндо.

Смотри-ка. Представь себе, я сидела, подошло время для медитации или, быть может, это было за полминуты до установленного времени, как мгновенно, без подго-товки, вот так, как удар дубиной: такое мощное нисхождение (я была полно-стью обездвижена) чего-то… И было так, словно в то же время Шри Ауробиндо сказал мне (поскольку определение пришло одновременно с «вещью» — это было видение, которое не было видением, это было совершенно конкретным), и словно было: golden peace [золотой мир]. И такой сильный! И это больше не двигалось. В течение всего получаса это не двигалось. Никогда… Это что-то новое, я никогда не чувствовала такого раньше. Не могу сказать… это было воспринимаемым, но не как объективное видение. И другие люди спонтанно сказали мне, что как только они сели для медитации [жест массивного нисхож-дения], что-то пришло с грандиозной силой, и все было обездвижено, и было ощущение покоя, которого они никогда не чувствовали в своей жизни. Золотой мир и покой… И это действительно производило впечатление золотого супраментального света, но это был… такой мир и покой! Конкретный покой, ты знаешь, не как отрицание беспорядка и активности, нет: конкретный покой, конкретный. Я не хотела прекращать это: ударили в гонг, но я оставалась еще 2-3 минуты. Когда я перестала, это ушло. И это составило такую большую разницу для тела — само-го тела — такую разницу, что когда это ушло, я почувствовала большой дис-комфорт, и мне потребовалось полчаса, чтобы восстановить равновесие. Это приходило и ушло. Это приходило на медитацию, а затем ушло. В тече-ние более чем получаса: сорок пять минут. Золотой мир и покой. И вечером [во время выхода Матери на балкон] был толпа (я думаю, что это была самое большое скопление людей за все время, люди заполнили все улицы; везде были люди, насколько можно было видеть), тогда я вышла, и когда я вы-шла, из всей этой толпы поднялось как… что-то среднее между мольбой, мо-литвой и протестом против состояния, в котором находится мир и, особенно, эта страна. И это поднималось волнами… Я смотрела на это (это было чрезвы-чайно настоятельным), а затем сказала себе: «Это не мой день, это день Шри Ауробиндо», и я сделала вот так [жест отхода] и выдвинула вперед Шри Ауро-биндо. И затем, когда он вышел вперед, он просто сказал, очень просто: «The Lord knows better what he is doing…» [Господь лучше знает, что он делает] [Мать смеется]. Я сразу же стала улыбаться (я не засмеялась, но начала улыбаться), и пришел тот же мир и покой, как и утром. Вот так. «Господь лучше знает, что он делает» со своим самым совершенным чув-ством юмора. И сразу же все успокоилось. Я была готова рассмеяться, я улыбалась. Ты был у своей двери?

Нет, я был в доме и смотрел через окно, потому что на улице было полно людей… Но, Мать, как это так выходит, что я всегда воспринимаю одно и то же? Есть разница в интенсивности, но ВСЕГДА это одно то же. Я не жалуюсь, поскольку это восхитительно мирное, мощное, спокойное, но это всегда «одно и то же»; я не могу сказать, что одна медитация очень сильно отличается от другой: будь я с тобой или будь я на даршане, это одно и то же состояние.

Но в ту минуту (действительно, минуту — это не было даже постоянным во времени, это действительно минута), в ту минуту, когда я входила в контакт с тем, что я называю Всевышним, то есть, с той частью, которая занимается зем-лей, это всегда, все годы, было и-ден-тич-но одним и тем же. Все, что отличается, находится внизу. А это верх. И верх… вот почему я ис-пользую слово «Всевышний», ведь там нет ничего другого, кроме «Того», то есть, всевышнего Мира, всевышнего Света, некоего всевышнего спокойного Блаженства, ощущения всевышней Силы и Сознания — Сознания, которое со-держит все, вот так [жест безмерности]… а затем с этим кончено. Это недви-жимое. Это недвижимое — не «неподвижное», а за пределами движения, го-раздо выше. И идентичное, и ощущение «вот так навечно». И это содержит все, но… [жест незыблемости, ладони рук отходят назад]. И как только касаешься этого, все прекрасно. Изменение, движение, новое — все это тогда, когда вы находитесь на пути: на пути, когда вы имеете переживание, одно за другим, одно за другим; или ко-гда вы находитесь на пути к трансформации, есть одно, затем другое, затем тре-тье. Но когда вы соприкасаетесь ТАМ, с этим кончено [тот же жест неизменно-сти]. И всякий раз, когда соприкасаешься там, это так. И это содержит все, но… вы не занимаетесь тем. И, конечно, это всевышний покой, всевышняя сила, всевышнее знание, все-вышнее сознание… и кое-что еще.

19 августа 1967

Этим утром, в течение двух часов, я имела то, что, думается, было действи-тельно самым чудесным переживанием в моей жизни с точки зрения знания-видения. И это было таким тотальным… начиная с самого сущностного вос-приятия Того, что находится за пределами творения, и кончая восприятием кле-ток тела, вот так, сверху-донизу. И на каждом уровне — видение творения. Это продолжалось два часа. Я ходила, умывалась — это не имело абсолютно никакого значения; напротив, к этому добавлялось знание того, как тело может действовать, не нарушая состояния сознания. Затем было маленькое колебание из-за того, что пришло… не могу сказать воспоминание (это не было воспоминанием), а все жалобы: то же самое, что было на балконе в день даршана — человеческая позиция по отношению ко Всевышнему состоит в том, чтобы только жаловаться и просить… жаловаться и просить… Вот так. Это вернулось. До этого было целостное видение вот так [жест сверху-вниз], это было великолепно, великолепно: все, все, вся человече-ская история, вся история интеллектуальной и материальной эволюции, все вот так, каждая вещь на своем месте. Это было действительно хорошо. А затем пришла эта волна жалоб. Это было так, как если бы тело спрашивало: «Какую позицию (вот что по-служило связующим звеном), какую позицию я должна иметь? Что я должна делать?…» Ведь было видение жизни, смерти, всех обстоятельств, все было там. Полное сознание всего. О! Все истории смерти, это было очень-очень ин-тересно, и как человечество пыталось понять, и как были всевозможные реше-ния (то есть, отдельные позиции), и все это составляло часть Целого. Так что вывод… О! В то время я могла много чего сказать о всех различных интеллектуальных и даже духовных позициях человечества… Нет большой разницы. Духовное (то, что принято называть «духовным») сводится ко всей той попытке снова найти Божественное, аннулируя творение — вот что счита-лось духовной жизнью (вот почему это слово было искажено). Аннулировать творение, чтобы найти Божественное… И затем СЕЙЧАС: видение того, что есть теперь. Очевидно, мы приближаемся к моменту, когда это возможно, это очевидно. Это вопрос времени — конечно, это не может быть на человеческой шкале, но мы находимся на границе. И, как я сказала, тело просило… о, был момент — такой восхитительный! Момент, несколько минут, когда я ЗНАЛА, как следует быть. Это было велико-лепно. Затем пришло переживание. До этого это было невыразимо: это жило, это было живым сознанием, но ум стал очень спокойным, так что это было не-выразимым. Затем вернулась эта большая жалоба на мир, и переживание начало выражаться [Мать ищет запись]. Оно начало выражаться, поскольку оно не бы-ло только анонимной просьбой тысяч людей: это практически град писем, во-просов, просьб от людей, которые верят… они верят, что составляют часть Ра-боты, Действия, верят, что отдали себя, и все их вопросы — такие никчемные вопросы — которые для них имеют важное значение, такие наивные, глупые, совершенно неважные: как начать бизнес, когда его открыть, как назвать фир-му, послание для собрания… И истории, жалобы со всех сторон. Тогда все это было увидено с новой позиции — не «новой», сознание было полностью там, была целая тенденция все больше занимать эту позицию, но теперь это было ИЗВЕСТНО, полностью известно: чем надо быть, как надо быть. И затем я вне-запно опустилась, чтобы ответить на все это. В течение некоторого времени было так много вопросов от людей — я отка-зывалась на них отвечать; я просто отказывалась отвечать; я говорила ту или иную шутку: «я не предсказательница будущего» или «это меня не занимает, это не мое дело». Шутки, и иногда я говорила себе: «А, нет, пусть они оставят меня в покое, это ребячество.» И люди, думающие, что они посвятили себя, например, один человек, который уже дал, по меньшей мере, миллион рупий (он хорошо знает только это, но все же он их дал!), и он хочет работать, чтобы дать еще, но его вопросы… Так что, вместо того, чтобы отвечать шуточками (это было моим последним переживанием: это как продиктованные ответы, но это шуточки), этим утром кое-что пришло на английском языке [Мать читает свою запись]:

Мы здесь не для того, чтобы сделать свою жизнь легкой и комфорт-ной. Мы здесь для того, чтобы найти Божественное, стать Божествен-ным, проявить Божественное. То, что происходит с нами, задумано Божественным, это не наша за-бота. Божественное знает лучше нас, что хорошо для прогресса мира и нашего собственного прогресса.

Все приходят и жалуются, жалуются — что такой-то ограбил его, что жена его не любит, что брат предал его, что… Все глупые истории, и сотнями, ты понимаешь, лавина.

* * *

(Чуть позже по поводу мадам Z, симпатизирующей Ашраму, которая не может выйти из своего христианства )

Ты видел эту даму?

У меня такое впечатление, что есть возможность сделать что-то… Какое у тебя впечатление?

Этим утром христианство было среди всего прочего.

(молчание)

Ты понимаешь, за всей этой земной эволюцией есть, более или менее созна-тельная потребность жить Божественным (эта потребность скорее невыражен-ная, чем имеющая точное сознание) — можно выразить это и по-другому: жить божественно. И, очевидно, то, что передавалось через различные религии, было индивидуально найденными решениями («найденными» и, возможно, частично прожитыми), и здесь [в Индии] было такое решение: чтобы снова стать дей-ствительно Божественным, надо покончить с творением. Это было нирваниче-ское решение. И человечество инстинктивно чувствовало — инстинктивно — что смерть была отрицанием Божественного. Но, как всякое отрицание, оно могло вести и открыть путь. Христианское решение не было совершенно но-вым, это было адаптацией древнего решения: жизни в других мирах — что пе-редавалось через совершенно детскую концепцию рая на небесах. Но это было представление на угоду публике: жизнь в присутствии Божественного и заня-тия исключительно Божественным, так что вы поете, вы… Трогательная про-стота. Как бы там ни было, они представляли мир (не материальный), в котором была реализована божественная жизнь. В древних индийских традициях также был первый намек на божественные миры — это явилось как бы реакцией на нирванизм: если мы хотим быть божественными, надо перестать быть, либо, если Божественное хочет быть чистым, оно не должно больше манифестиро-вать!… Так что все это является как бы неловкими попытками найти средство и, одновременно, может быть, как бы внутренней подготовкой, чтобы люди стали способными действительно войти в контакт с Божественным. Затем еще была большая реакция в виде культа Материи, что было ОЧЕНЬ полезным для того, чтобы «размять» Материю, сделать ее менее несознающей саму себя: это насильно вернуло сознание в Материю. Так что, возможно, все это послужило достаточной подготовкой, чтобы пришел момент [жест нисхождения] Полной Манифестации. Этим утром в ходе этого переживания тело чувствовало все блаженство это-го состояния, но оно очень хорошо сознавало свою неспособность проявлять, очень хорошо сознавало в таком совершенном мире, вот так [жест: ладони рук открыты к высотам], где не было даже интенсивности потребности. Это было просто видение того, как устроены вещи, каково состояние. Это было почти вот так: что земные условия таковы, состояние субстанции такое, что локальная и временная манифестация, например, не невозможна, но трансформация, ко-торая сделала бы возможной новую Манифестацию супраментального существа — не только как изолированный случай, а на своем месте, со своей ролью в земной жизни — это не казалось ближайшим. Вот какое было впечатление. И не было никакого беспокойства, чтобы знать, ничего такого, это было просто очень спокойное видение вещей, абсолютно лишенное почти всякой по-требности: это было вот так [тот же жест открытых ладоней], настолько мирное, насколько это вообще возможно, улыбающееся, спокойное, с ощущением веч-ности… Все это было в теле, которое полностью и совершенно сознавало свою неспособность. Конечно, само тело очень ясно чувствует, что оно не знает, не может ни знать, ни хотеть, ни делать: просто вот так [жест открытых ладоней], насколько можно мирно открытое, восприимчивое, сдавшееся. И результатом было это [видение, что Манифестация — не в ближайшем будущем]. И это всегда заканчивается одним и тем же: «Что Ты пожелаешь.» Но с очень ясным видением, что коллективная трансформация, достаточная, чтобы создать новый вид на земле, еще кажется несколько далековатой… без оценки, сколько еще потребуется времени, но это не ближайшее будущее. Этот факт несомненен. Факт несомненен — это не возможность, а ФАКТ. Но то, что переводится в человеческом сознании в термины времени, это невозможно оценить, невоз-можно рассчитать.

26 августа 1967

(По поводу группы «Мировое Единство» [«World Union»])

Это «Мировое Единство», о! как все это устарело… Есть сотни и сотни та-ких групп, которые только болтают и ничего не делают, совершенно ничего не меняют.

Да, это всегда казалось мне ребячеством и болтовней.

О!… К тому же, как только группа организовалась, она исключила из своих рядов человека, который ее основал! Они сделали это под тем предлогом, что он оказался нечестным, но все же он был основателем этой группы. Он ездил в Россию, и там ему пришла в голову идея «Мирового Единства». Затем четыре-пять человек образовали это «Мировое Единство», а две недели спустя они начали спорить — и через год они исключили того, кто основал эту группу! Затем пришла очередь S, который, по крайней мере, имел идеи… В конце кон-цов, они исключили и его! Затем они пришли ко мне рассказать о своих бедах! Я им сказала: «Послушайте, вы глубоко смешны, ведь вы хотите проповедовать единство мира, а сами с самого же начала начинаете спорить! Это доказывает, что вы не готовы.» И я оставила их с этим. Затем А.В., очень известный в Аф-рике, набрал всевозможных людей и вынудил меня встретиться с несколькими из них, чтобы спросить, способны ли они на что-то — совершенно ничего, аб-солютно: старые опоры рухнувшего дома, ничего более…

* * *

(Мать слушает, как Сатпрем читает из тетради одного ученика, регулярно задающего свои вопросы)

«Милая Мать, говорится, что добро и истина всегда побеждают, но в жиз-ни мы часто видим противоположное. Злые выигрывают и, кажется, как-то защищены от страдания.»

(Мать смеется, затем остается молчаливой)

Всегда путают два представления. Это со вселенской и духовной точки зрения, и не точно «добро», как люди его понимают, а Истинное, Истина всегда имеет последнее слово, это хорошо известно. Иными словами, в конечном счете победит Божественное. Вот что говорится, вот что говорят те, кто жил духовной жизнью — и это абсолютный факт. Люди, переводящие это на свой уровень, говорят: «Я добрый малый, я живу согласно тому, что считаю истинным, поэтому моя жизнь должна быть очень хорошей» [Мать смеется] Прежде всего, самооценка всегда сомнительна, и, затем, в мире, каким он является сейчас, все смешено, и это не Закон Истины открыто проявляется для полуслепого человеческого сознания — они даже не понимают этого. Точнее говоря, я имею в виду, что постоянно реализуется все-вышнее видение, но его реализация в смешенном материальном мире не видит-ся невежественным человеческим видением как триумф добра (того, что люди называют «добром» и «истиной»). Но (выражаясь вольно) это не вина Всевыш-него, это вина людей! Иными словами, Всевышний знает, что он делает, но люди этого не понимают.

В истинном мире все, возможно, было бы тем же, что и сейчас, но видимым по-другому.

И то, и другое. Существующие сейчас в мире неведение и тьма придают ис-каженную видимость божественному Действию; и, конечно, это должно иметь тенденцию к исчезновению. Но так же верно, что есть способ смотреть на ве-щи, который… можно сказать, придает другое значение их видимости — и то, и другое вместе, вот так [жест переплетения].

(молчание)

Всегда сводится к этому: человеческое сознание ложно — ложно, поскольку человеческое видение вещей ложное и неполное — и поэтому суждение вы-нужденно приводит к ложным результатам. Мир находится в вечном изменении — вечном, ни на секунду он не остается одним и тем же — и общая гармония выражается все более совершенно; так что ничто не может оставаться, как оно есть, и несмотря на все противоположные видимости, ЦЕЛОЕ всегда находится в постоянном развитии: гармония стано-вится все более гармоничной, истина становится все более истинной в Мани-фестации. Но чтобы видеть это, надо видеть целое, а человек видит… даже не только человеческую область, а свою маленькую, микроскопическую личную область — он не может понять. Это двойная вещь, которая идет к своей полноте [тот же жест переплетения] и с обоюдным действием: по мере того, как Манифестация все более сознает саму себя, ее выражение совершенствуется, становится также все более истин-ным. Эти два движения идут вместе.

(молчание)

Это одна из вещей, которая была очень ясно видна в тот день, когда было это Сознание Знания: когда Манифестация достаточно всплывет из Несознательно-го, так что вся эта необходимость борьбы, порожденная присутствием Несозна-тельного, постепенно станет все более бесполезной, она совершенно естествен-но исчезнет, и развитие станет идти гармонично. Вот что человеческое созна-ние предвидит как божественное творение на земле — это все же будет только стадией развития. Но по отношению к теперешней стадии это предстает чем-то вроде гармоничного свершения, что превратит вселенское развитие (которое постоянно) в развитие в радости и гармонии вместо развития в борьбе и стра-дании… Но, что было видно, это то, что это ощущение недостаточности, чего-то, что еще не полно и не совершенно, это может существовать еще очень долго (если представление о времени останется тем же самым — я не знаю). Но всякая перемена подразумевает время, не так ли? Мы не можем перевести это в терми-ны времени, как мы его понимаем, но это подразумевает последовательность. Все эти так называемые проблемы (все время я получаю все больше вопро-сов и проблем, идущих от ума — все проблемы Неведения), это все проблемы червяков. Как только вы поднимаетесь выше, проблем этого рода больше нет. Больше нет и противоречий. Противоречия всегда возникают из-за недостаточ-ности видения и неспособности видеть что-то одновременно со всех точек зре-ния. В любом случае, возвращаясь к земному вопросу в его тетради, я думаю, что никакой мудрец ни в какие времена не говорил: «Будьте хорошими, и все внешне будет хорошо для вас» — ведь это чепуха. Не разумно надеяться на это в мире беспорядка и лжи. Но если вы достаточно искренни и полны в своем способе бытия, вы можете иметь внутреннюю радость и полное удовлетворе-ние, какими бы ни были обстоятельства, и это никто и ничто не может затро-нуть. Но это другое. А просить того, чтобы ваши дела шли хорошо, ваша жена была бы предана вам, а ваши дети не болели и все такое — это, конечно, вздор!

* * *

(Чуть позже, по поводу мадам Z, христианки, симпатизирующей Ашраму, которая нанесла несколько визитов Сатпрему и стала немного… докучать)

Я не знаю, что делать. Я чувствую, что у нее есть потребность, искренняя потребность, что она хочет найти выход, но не может.

Она не полностью хочет.

Да!

Ты знаешь, я уже имела переживание подобного рода, довольно давно — очень давно, когда была еще во Франции, в Париже. В художественной студии (ведь я долгое время училась в художественной студии) у меня была подруга, очень хорошая художница, мы были близкими подругами, и я стала ей расска-зывать о «Revue Cosmique» и о том, что говорил Теон. Она принадлежала като-лической семье, в которой был архиепископ, даже кардинал, это было… И она была чрезвычайно заинтересована и полностью убеждена: она чувствовала сво-боду духа и стремление. Затем, когда у меня появилось учение Шри Ауробин-до, я передала его ей, и она была действительно полностью захвачена им. Но она часто мне говорила: «Пока я пробуждена, все прекрасно, но во сне меня вдруг охватывает ужасная паника: если католическое учение верно, я окажусь в аду!» И так вот пытка. И она мне говорила: «Когда я полностью пробуждена, я вижу, сколь это смехотворно…» Но все крещеные и ходившее некоторое время на исповедь составляют часть целого, внутренней психологической сущности, и ОЧЕНЬ ТРУДНО выйти из этого; они привязаны к целому — есть невидимая Церковь, и все эти люди удерживаются ею. Надо быть витальным героем, чтобы освободиться от этого. Ведь это очень сильно. Я видела: все такие религии имеют нечто вроде религи-озного братства в невидимом; и из всех них сильнее всего христианство с зем-ной точки зрения. Оно гораздо сильнее буддизма, гораздо сильнее китайской религии, гораздо сильнее древних индуистских религий — оно самое сильное. И, конечно, христианство сильнее и всех недавних религий. И во время креще-ния вас привязывают к религии. Если вы не ходите не мессы, если вы никогда не ходили на исповеди, тогда можно освободиться с небольшой витальной энергией, но если вы ходили на исповеди — особенно исповеди — и когда вы получаете причастие, когда вам дают есть Христа (еще одна ужасная вещь)… Та девушка была настоящей художницей и имела большое понимание, но все равно. Когда она была пробуждена, она чудесно все понимала; и она сама на себя сердилась, но у нее не было… у нее не было силы избавиться от хватки своего подсознательного. Она была гораздо понятливее мадам Z, тут нет сравнения. Она была большой художницей.

Что мне делать? Должен ли я пытаться что-либо сделать? Я как посред-ник, ты понимаешь. Или же я должен поставить ее грубо, но с сознанием и силой, перед фактом, что она – узница, и я действительно ничем не могу ей помочь.

Я не хотела бы, чтобы она вторглась в твою жизнь. Ведь она не знает, но это может быть враждебная формация (она — совершенно несознательный инстру-мент). Если бы ты был очень крепким, ты понимаешь, если бы у тебя было мно-го витальной силы, я бы сказала тебе: «Не беспокойся, мы сломим их шею.» Но тебе надо быть осторожным. Ты сам сказал, что это тебя утомляет.

О, да, я изнурен.

Да, вот так. Один раз время от времени, это можно, но не слишком часто.

Я должен рассказать ей это.

Да, ты мог бы сказать ей очень вежливо… [смеясь] что ей не помешал бы глоток свежего воздуха! — Но она будет поджидать тебя снаружи! Я пытаюсь сделать что-либо, но она не очень-то… Знаешь, я всегда чувствую [смеясь], что они словно окружены чем-то липким, словно клейкой лентой! — Невозможно войти.

Она спрашивала у меня индийское имя.

О, она приняла тебя за гуру!

Не знаю. Она приняла меня за посредника, это да. Эта роль мне СОВСЕМ не нравится!

[Мать смеется] О! Действительно, это докучает.

Но, ты понимаешь, я разрываюсь между заботой о ней и о себе. Что мне де-лать?

[После долгого молчания] Знаешь ли ты, как ставить меня или Шри Ауро-биндо между собой и тем, с кем ты видишься?

Я не знаю, то ли я делаю, но я всегда зову, я всегда вот так [жест к созна-нию выше], я зову свыше.

Но это не так! Это должно быть здесь [Мать делает жест перед грудью уче-ника], ты скрываешь позади… [смеясь] как я сделала в тот день на балконе. Сколько прошло дней между двумя ее визитами?

Пять-шесть.

Посмотрим, попробуем…

В последний раз она даже сказала мне, что хотела бы медитировать со мной — но я не гуру, в конце концов!

Это не приятное занятие! [смех] Посмотрим, скажешь мне.

(Мать входит в состояние созерцания)

Вот так, теперь Шри Ауробиндо здесь, вот так, отсюда до туда [жест с ниж-ней части груди до лба]. Так что если ты будешь вот так, когда перед тобой бу-дут люди. Прямо перед тобой. Ты почувствовал сразу же нечто вроде полноты в атмосфере? Ты почувство-вал это? Словно стало… «комфортно» - слишком маленькое слово: некая пол-нота. Ты почувствовал это?

Да.

Это когда он пришел. Он все еще здесь. Так что, если это есть у тебя, ты можешь видеться с кем угодно, это ничего не значит!

(молчание)

Во мне тоже есть довольно тяжелые вещи.

[После молчания] Их подносят вверх.

30 августа 1967

В течение последних ночей почти всю ночь, несколько часов, я провожу в месте, которое определенно принадлежит тонкому физическому или тому, где реорганизуются материальная жизнь. Это безмерно — необъятно — толпа не-исчислима; но это индивиды, не масса, то есть, я имею дело с каждым из них по отдельности. И там есть также нечто вроде документов и столов для письма, но нет стен! Это странное место. Очень странное место. Несколько раз я спрашивала себя, память ли о физических формах заставляет меня видеть этот мир вот так, или же он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО такой? Иногда в этом нет сомнения, поскольку это носит свой специфический характер, но ино-гда я сомневаюсь и спрашиваю себя, не из активной ли это памяти. Ведь я там очень сознательна, и все совершенно естественно, ты понимаешь; и это посто-янно: я снова нахожу те же самые вещи в тех же самых местах, иногда с ма-ленькими различиями, но различиями, необходимыми для действия. Иными словами, это связный мир, это не беспорядочное воображение. Но в какой мере они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО таковы, или же это мы ВИДИМ их так? Я еще не со-всем уверена. В прошлом у меня была такая же проблема, когда я ходила в Над-разум и видела Богов: я всегда колебалась, действительно ли они таковы или мы их так воспринимаем по своим физическим привычкам. Тогда, спустя ка-кое-то время, я пришла к заключению, но здесь, физически?… Странно: нет дверей, окон, нет пола и потолка, все существует само по себе и, кажется, не подчиняется закону гравитации, то есть, там нет земного притя-жения, и все же то, чем пишут [смеясь], выглядит как наши обычные ручки! А то, на чем пишут, похоже на бумагу; документы кладутся в то, что выглядит как папки… Чувствуется, что субстанция не та же самая, но видимость очень близ-ка. И я еще спрашиваю себя насчет этой видимости: такова ли она из-за нашей обычной мозговой деятельности или же она на самом деле такая? Там я встречаю почти всех. Я говорила тебе, что встречаю тебя там очень ре-гулярно, ты там работаешь. Но ты этого не помнишь. Кое-кто из других пом-нит, но их память… [Мать делает небольшое перекручивание пальцами] немно-го искаженная, то есть, не точно то, что я видела. И затем, когда они рассказы-вают мне об этом, я ясно чувствую, что, да, из-за транскрипции в их мозгах… Объективная реальность материального мира основывается на том, что если вы смотрите десять раз на один и тот же предмет, то все десять раз он выглядит одинаково, с некоторыми логическими отличиями, которые, к примеру, могут возникать из-за износа — но там тоже так! Если вы тщательно изучите этот во-прос, то обнаружите, что даже в физическом мире нет двух людей, видящих со-вершенно одинаково. Может быть, там это более акцентировано, но кажется тем же явлением… Объяснение становится очень простым, очень легким, когда входишь в со-знание, где материальная реальность становится иллюзией — она иллюзорная, неточная: внутренняя реальность более истинная. В таком случае это просто. Может быть, только наш ум удивляется этому? Возьмем, к примеру, письмо: я не отметила деталей, но когда там пишут, ка-жется, что там пишут гораздо легче… я не знаю, как объяснить это… это зани-мает гораздо меньше времени; и все записывается на бумагу, но бумага ли это? Это напоминает бумагу, но все записывается гораздо более непосредственнее… Может быть, это только подобие; как, например, когда используется ручка или карандаш, это не в точности ручка или карандаш, а что-то, напоминающее это… (как сказать?) прототип или принцип этого предмета. Но, что я имею в виду, что если бы мы жили еще во времена гусиных перьев или палочек, кото-рые опускают в чернила, то, вероятно, я видела бы там так же!… Это СУТЬ или принцип того, что передается через похожее в памяти. Но это действие. Я осознаю время только по возвращению, поскольку у меня есть привычка смотреть на часы по возвращению к материальному сознанию (за моей кроватью есть часы, и я смотрю на них), и благодаря этому я могу ска-зать, что переживание длилось час или два часа. Но там совсем нет ощущения времени, там совсем не то ощущение времени — имеет значение СОДЕРЖА-НИЕ действия, так что в течение этих часов много чего делается, очень много. Я встречаю тебя там регулярно, но и других тоже, и я нахожусь одновременно во многих местах! И когда кто-то говорит мне: «Я видел вас прошлой ночью, вы делали то-то и то-то», тогда где-то наверху я говорю: «Да, это действительно так.» Есть совсем маленькая разница [тот же жест искривления], совсем ма-ленькая разница, но суть дела та же самая. И я заметила, что, что касается этих вещей, очень близких к физическому, если вы резко просыпаетесь, и, особенно, шевелитесь при просыпании, если вы делаете движения или переворачиваетесь, это уходит. И только потом, если у меня выпадает очень тихий момент и я вхожу внутрь себя, тогда я могу мед-ленно возобновить контакт с этим состоянием. Так что меня не удивляет, что большинство людей не помнят. Переживания в витале и ментале можно вспом-нить гораздо легче, но здесь, то, что очень близко к физическому… И это носит такой характер, что если сохранить сознание этого при пробуж-дении, будешь выглядеть немного «тронувшимся». Два дня тому назад я имела такое переживание, и оно многому меня научило — я смотрела, изучала, пока не поняла. Это было во время отдыха после полудня (тогда я не сплю, а просто вхожу во внутреннее сознание), и я заранее решила, что «пробужусь», то есть, поднимусь, к такому-то часу. И когда время пришло, я все еще была полностью в своем действии, и оно продолжалось, состояние сознания продолжалось с от-крытыми глазами, и в этом состоянии сознания было… (не могу сказать «я», потому что это не то же самое «я», в такое время я бываю множеством лично-стей), но «я» того момента имело привычку носить (не здесь материально, а «там наверху») золотые часы [жест к запястью] и забыло их нацепить; это «я» взглянуло и заметило: «А! Я забыла нацепить свои часы, что с ними станет? Почему я их забыла?» Вот так. И тогда, пробуждаясь (я не ношу здесь часов, ты знаешь), при пробуждении оба сознания оказались одновременно, и я громко сказала: «Где мои часы? Я забыла надеть свои часы.» И когда я сказало это [смеясь], я отдала себе в этом отчет! Это заставило меня поразмышлять, я изуча-ла, смотрела и увидела, что в тот момент оба сознания были совершенно [Мать накладывает одну руку на другую], абсолютно одновременными. Это очень интересно. О! С этим переживанием решились многие проблемы. Например, проблема многих людей, которых считают сумасшедшими, но кото-рые просто находятся в том тонком сознании [тот же жест наложения], домини-рующем в тот момент, что заставляет их говорить то, что не имеет смысла здесь, но имеет очень ясный смысл там, и сознание вот так [жест наложения, почти слияния]. Это дает объяснение множеству случаев так называемого умопоме-шательства. Так же объясняются и некоторые случаи кажущейся неискренно-сти, поскольку сознание ясно видит в этой области, и эта область столь близка, что можно называть вещи теми же самыми именами (кажется, что они имеют те же или очень похожие формы), но это не то, что принято называть «ощутимой реальностью» здесь: материально, внешне вещи не совсем такие. И тогда просто из-за слишком тесного переплетения двух сознаний (слишком тесного для ак-тивного различения) возникают случаи так называемой неискренности. О! Вся эта область прояснилась и не только прояснилась, но и появился ключ к лечению или преобразованию. С психологической, внутренней точки зрения это объяснило громадное множество вещей, громадное. Это значительно сни-жает количество случаев настоящего умопомешательства и настоящей лжи, то есть, случаев, когда умышленно, сознательно говорят противоположное тому, что есть — это должно быть не так часто, как думают. Многие люди говорят неточные вещи [жест плавучести, колебания], но они явились восприятиями из другого мира, отличного от чисто материального, со слишком тесным перепле-тением и недостаточным различением, чтобы осознавать это переплетение… Шри Ауробиндо обычно говорил, что довольно редки случаи настоящей дур-ной воли, настоящей враждебности и настоящей лжи («настоящей» в смысле абсолюта, в себе, и сознательно умышленной — умышленной, абсолютной, со-знательной); это редко. И это и называется враждебными сущностями. А все остальное — это нечто вроде иллюзии сознания, сознаний, накладывающихся друг на друга [Мать переплетает пальцы своих рук в движении вперед-назад], но без точно различения между различными сознаниями, которые вот так [тот же жест] переплетены, входят-выходят одно из другого.

(молчание)

Так что в результате стала видна грандиозная проблема, которую надо ре-шить, путь, который надо пройти, трансформация, которую надо сделать… Ко-гда смотришь на это с чисто психологической точки зрения, это относительно легко и быстро, но когда дело доходит до этого [Мать касается своего тела], до внешней формы и так называемой материи, о! это целый мир! Каждый урок… словно преподносят уроки, и такие интересные! Уроки со всеми следствиями и объяснениями. Тратится один-два дня на совсем маленькое открытие. И тогда, после этого, после этих дней и часов работы, видно, что в телесном сознании произошло изменение: там есть свет, оно изменилось — изменилось, реакция не та же самая. Но… [Мать делает жест, выражающий целый мир работы]. И Присутствие, Присутствие становится все более сокровенным, все более конкретным, и в эти моменты… есть моменты, когда это [Мать делает жест как бы разбухания] такое конкретное, что почти абсолютное. А затем [жест покры-тия] приходит другое состояние сознания, и все надо начинать сначала. Это интересно. И это так, чтобы научить вас… Высокие слова, великие позиции, великие переживания — все это очень хорошо там наверху, а здесь… ничего эффектно-го, сенсационного — все очень скромненько, очень спокойно, очень непритяза-тельно. Очень скромное. И это условие для прогресса, условие для трансформа-ции. Вот так.

Сентябрь 1967

3 сентября 1967

(По поводу пляжа Ауровиля, куда Сатпрем теперь обычно ходит на вечер-нюю прогулку. Пляж находится примерно в семи километрах от Пондише-ри.)

Я нахожу, что атмосфера там другая.

Там?… Она чудесная.

Да, но атмосфера совсем другая, я не знаю, в моем ли это сознании.

Чего-то не хватает? Это [атмосфера Матери] не доходит туда?

Я не знаю, но я не чувствую себя «укутанным» как здесь.

Когда Шри Ауробиндо был здесь, и я выходила, я чувствовала его атмосферу до озера . Затем, если я шла дальше, атмосфера становилась все тоньше, пока не сходила на нет. Но я думала, что там…

Я не знаю, это мое впечатление; может быть, это очень субъективно, но у меня нет того же ощущения комфорта, если угодно.

Ведь теперь произошло такое накопление, такое громадное, ты знаешь! Я всегда удивляюсь, что ничего ни с кем не случается. Так что, естественно, вос-приимчивые и чувствительные люди должны чувствовать большую разницу… Это стало действительно почти конкретным, ты знаешь, вот так [жест сжатого кулака]. Сама я чувствую разницу. Может быть, это.

* * *

(Снова об этой мадам-христианке, пытающейся войти в близкий контакт с Ашрамом)

Ты видел ее?

О, да… Кое-что изменилось. В последний раз, когда я виделся с ней, я ясно воспринимал, что она опутана чем-то… что казалось очень восприимчивым, но на самом деле было полностью замкнутым в своей структуре.

Да, это так.

А на следующий день она написала мне письмо. И когда я его прочел, у меня возникло впечатление, что я прикоснулся ко Лжи, к Асуру. Ты знаешь, к НАСТОЯЩЕЙ Лжи, то есть, той, которая захватывает свет и превраща-ет его в ложь.

Да, это верно.

Я действительно сказал: «Это Ложь». И у меня была очень странная реак-ция: я вдруг захотел взять это письмо, воткнуть в него нож и сжечь его.

Смотри-ка, это интересно!

Я не сделал этого, потому что подумал, что это, может быть, причинит ей вред.

У меня тоже было впечатление Лжи.

И, что забавно, когда я получил и прочел это письмо, а затем в мою комна-ту вошла Суджата, то через пять минут она вдруг быстро вышла из ком-наты. Спустя полчаса она сказал мне: «Что это у тебя в комнате? Я вдруг выбилась из сил как после двенадцатичасовой работы.»

Ты видишь. А потом?

Я написал ей письмо, в котором сказал: «…Вы сами должны смотреть и чувствовать. Если вы удовлетворены религиозным переживанием, даваемым христианством, тогда я не вижу, зачем мне отговаривать вас. Каждый идет своим путем, который считает хорошим для себя. Если бы вы пришли и сказали мне: «Я ищу чего-то иного», тогда, может быть, я смог бы сде-лать что-то, чтобы помочь вам. Но до тех пор я действительно ничего не могу сделать для вас, и все слова бесполезны. Вы сами должны чувствовать и видеть.

Очень хорошо, превосходно, действительно. Это то, что ей надо было услы-шать… Они все одинаковы, они хотят «пользоваться» другими, ты знаешь. И это действительно ложь. Это письмо очень хорошо.

(молчание)

Эти позиции всегда кончаются кризисом. У нас здесь была одна француженка, она приехала из Дордони и взяла здесь другое имя: ее назвали Ниведитой. Она была полна большого энтузиазма, была очень предана, но одновременно она оставалась большой христианкой, и она пыталась совместить и то, и другое. И, конечно же, здесь это создавало ей внут-ренние трудности, и однажды, не знаю почему, она пошла на исповедь — и то-гда произошло крушение. Она была в отчаянии, крах. Я сказала ей: «Лучше бы тебе отсюда уехать.» И она уехала. Она вернулась во Францию, и оттуда еще написала мне несколько отчаянных писем, а затем умерла. Так что, чем больше они приближаются ко мне, тем труднее становится их проблема. Лучше бы… Эта мадам должна делать внешнюю работу. Я не при-ветствовала бы ее сближение с нами, поскольку однажды она столкнется с большой проблемой — ты понимаешь, символически эта проблема касается од-ного человека, но на самом деле это большая проблема Религии как догмы и абсолютного закона перед лицом свободы и… немногие люди в состоянии вы-держать это.

6 сентября 1967

…У меня четыре корзины, заполненные до краев, мне надо прочесть более ста писем! И вот утром [Мать показывает на пачку писем на столе] приходит столько, и после полудня будет столько же. Затем А приходит в семь часов ве-чера с другими письмами… То есть, от двадцати пяти до тридцати писем в день. Из них [смеясь], если я над ними много работаю, я могу ответить на четы-ре-пять! Так что ты понимаешь, остаток накапливается: четыре корзины!

* * *

Чуть позже

В последние несколько дней я сделала открытие… Я открыла, что в про-шлых жизнях (не знаю, в каких), мое психическое существо несколько раз было в теле, которое пытали. И это возвращается для (как выразить?) коллективного действия в мире, на земле, чтобы исчезла сама возможность пытки. Это доволь-но интересная работа. Но я заметила это из-за того, что сказала себе: «Почему я занимаюсь этим все время?» Тогда я внимательно посмотрела и увидела, что мое психическое не-сколько раз было в пытаемом теле: довольно давно во времена Инквизиции, но и в политических случаях (вероятно, не так давно). Настоящие пытки, это изоб-ретения, в которых люди хуже монстров — ни одно животное не является столь же чудовищным, как человеческое сознание, когда оно обращено на это… И это вернулось с «законом», принципом вещи, искажением сознания, и как только я это поняла, я посмотрела на себя (я сказала себе: «Почему? Почему мое внимание повернуто на это?»), и тогда я увидела. И я начала делать то, что необходимо, чтобы этого больше не было в творении — кое-что больше не бу-дет существовать. Но нет нужды исчезать ничему из творения, что принадлежит минерально-му, растительному и животному миру. Были эти чудовищные животные: они исчезли материально, но не… не принцип творения; это с тех пор, как пришел человек со своим умом — когда ум искажен, извращен враждебными силами Это действительно безобразно.

Как можно растворить это? Растворить пытание, например, подобные вещи? Как это может быть стерто из земного сознания, чтобы это не возвращалось снова?

О! что касается всех действительно чудовищных вещей, есть только одна си-ла — есть только одна сила, которая может их растворить. Я знала это в прин-ципе, но теперь я знаю это на практике: это сила Любви. Любовь действительно всепобеждающая — но только настоящая Любовь, не то, что люди называют «любовью», нет: настоящая, божественная Любовь. Вы видите только одну каплю «Этого» в его совершенстве, и все тени исче-зают — вся дисгармония исчезает. Но только в его совершенстве, в его сущ-ностной чистоте. Это действительно всемогуще. И без… без ощущения победы, вот что так чудесно! Это Все-Победоносность, чему совсем, вообще, не нужно ощущение победы — совсем, вообще.

(молчание)

Этим утром в течение более часа были настоящие сцены [пытки] в их полно-те, со всеми деталями, и затем… та чудесная Вещь. Даже в момент пытки, в том Сознании, это исчезает. И оно исчезает не толь-ко для того, кого пытают, но и для того, кто пытает. И Вещь в себе. Это было интересно. Были все детали сцены с такой точностью! Произнесенные слова, жесты… До такой степени, что если бы это было просто записано, получился бы вели-колепный роман! Это то, что меня удивило, ведь я не писательница и обычно это меня не интересует, так что почему же это вернулось, предстало таким пол-ным образом?… До… до… исполнения — конец был чудесен: То.

* * *

(Затем Мать переходит к первой Беседе, предназначенной для публикации в следующем номере «Бюллетеня». В этой Беседе от 29 апреля 1953, словно по совпадению, был задан вопрос… о религиях. В частности, Мать сказала: «…Иначе не было бы религий: были бы только учителя и ученики, люди с вы-соким учением и исключительным опытом. Это было бы очень хорошо. Но как только учитель уходит, происходит то, что данное им знание превра-щается в религию. Устанавливаются жесткие догмы, рождаются религи-озные правила, и вам остается только преклоняться перед Сводом Законов, тогда как в начале было совсем не так. Вам говорят: «Вот это верно, а это ложно, Учитель говорил…» Спустя еще некоторое время учитель стано-вится богом, и вам говорят: «Бог сказал».)

Позволить опубликовать это?… Это вызовет ураган! (впрочем, это хороший текст). Так и было, или ты скомпоновал что-то?

Нет-нет! Иногда я правлю грамматику, но там я ничего не трогал, так и было.

Я спрашиваю тебя из-за того, что во времена тех собраний [на Игровой Площадке] были дни, когда я чувствовала полную Силу вот так [жест нисхож-дения], и все, что я говорила, приходило напрямую. В другие разы говорила память, и это было таким плоским! Но когда ты перечитываешь мне, я чув-ствую, что было прямым, а что было просто говорящей машиной (!) На этот раз эта Беседа была очень хороша. Особенно с последними, в последний год для меня это было очень-очень яс-но, очень ясно: были дни, когда То говорило [жест свыше], а я только чувство-вала, как двигался мой рот, и слышала звук своего голоса. В другие разы это было все хранилище воспоминаний, и то, что выражалось, не стоило ничего.

Очень давно, когда мы публиковали эти Беседы в «Бюллетене», я часто ком-поновал текст, поскольку он казался мне слишком повторяющимся или не-сколько несвязным. Но сейчас, подготавливая полное издание, я снова ставлю все почти слово в слово как ты говорила, за исключением случаев, когда это наперекор всей грамматике! А так я оставляю все как есть, потому что нахожу, что так в этом есть своя сила.

(Мать входит в состояние созерцания)

Вот такая большая голова… Она улыбалась и показывал нам двоим что-то, что было символическим образом этих Бесед. Это было очень интересно! И го-лова была вот такая большая [около пятидесяти сантиметров], вся светящаяся этим супраментальным светом… золотым, но с красным внутри — не красным: розовым, но… это невыразимо. Это почти как пламя, но не ослепительное; и это дает ощущение силы — действительно всемогущественной силы. Он был здесь вот так [жест между Матерью и Сатпремом], между нами, его рука была вытянута (все это имело тот же цвет), и в ней был куб. И этим кубом были все эти Беседы. И тогда он показал этот куб, который имел прозрачный свет… (как сказать?) стабильный прозрачный свет, спокойный — не неподвижный, а ста-бильный. И внутри были как бы прожилки: были голубые прожилки, серебря-ные… Это был куб, совершенный куб, но это в нем двигалось: голубые, сереб-ряные, красные прожилки, и также, время от времени, маленькая темная линия. И он показывал это, словно говоря: «Вот это как.» И все это было прозрачным кубом бесцветного света, прозрачного света — чисто прозрачного и чисто светлого; и внутри были словно проходящие потоки: иногда это было в углу (это двигалось, не было неподвижным), и иногда это было темно-синим (не темным, но синими — действительно синим), иногда это было серебряным, иногда это было белым, и местами, время от времени, здесь или там [жест: раз-ные точки], в углу и на краю [смеясь] была маленькая черная линия! Он держал это в своей руке и смеялся! Это было очень хорошо! [Мать смеется] Точное представление этих Бесед. Но он хотел сказать (определенно, это так выглядело), он хотел сказать, что в целом это был куб — хорошо организованный куб, с прозрачным светом, очень чистым, очень светлым, вот так, и затем [смеясь] это гуляло внутри! Я видела его в профиль (он был как раз между нами), я видела его профиль и его руку, это было как раз между нами вот так, и он показывал так, чтобы мы оба видели это — и он улыбался и улыбался… Думаю, он готов был смеяться!

9 сентября 1967

(«Непереносимое давление»)

Как только хочешь делать что-то, все противоположное поднимается в мас-се… со степенью глупости, превосходящей всякую меру. Хочешь создать Гар-монию: все спорят! И тогда, кажется, интеллигентные люди становятся глупы-ми, они делают идиотские вещи — эти утром я потратила все свое время на то, что писала людям, чтобы остановить их делать глупые вещи… Странно. Ин-теллигентные, разумные люди, с которыми долго работали… и такие глупости. О, как только приходит немного силы — силы света, силы истины, силы любви (аспект силы в вещах) — как только это проявляется [жест подъема], это создает ужасную путаницу: каждый чувствует себя наполненным энергией, и с этой энергией он делает глупости!… И затем, если отводишь Силу… [жест вы-равнивания] никто ничто больше не делает! Как бы там ни было…

13 сентября 1967

(Опять по поводу католички, мадам Z, пытающейся сблизиться с Ашрамом)

У меня для тебя есть маленькая мерзкая история… На днях, не помню точно когда, F повстречала мадам Z, которая сказала ей (она тоже была в концлагере): «Я хотела бы…» (слово в слово) «…я хотела бы, чтобы Сатпрем вернулся в концлагерь, чтобы посмотреть, будет ли теперь другой его реакция!» F была так возмущена, что не могла удержаться, чтобы не сказать ей: «Но что за чудовищ-ное желание!» Вот такая история: «Я хотела бы, чтобы он вернулся в концлагерь, чтобы по-смотреть на него теперь!…»

Но чудесно то, что у меня сейчас такое ощущение, что меня можно по-слать куда угодно, что со мной может произойти что угодно, даже самое плохое… и это меня не сдвинет!

Это совсем неважно, да. И это их бесит! Ведь они считают, что можно обре-сти спасение, только будучи католиком. В конце концов, вот так: эта история закрыта.

Но она не кончилась, ты знаешь! Я вел с ней сражение.

О! Она тебе снова пишет?

У меня было настоящее сражение.

Когда?

Когда я сказал ей: «Я не могу ничего сделать для вас, если вы не ищете чего-то иного», она написала мне следующее письмо, говоря: «Но я действитель-но ищу нечто иное» и т.д. Я не хотел отвечать. Затем я сделала маленький рисунок, нечто вроде пришедшего ко мне образа: большое солнце в углу, гор-ная гряда наподобие Гималаев, а в самом низу: маленькая мечеть, маленькая церковь и маленькая пагода, а затем птица, улетающая к солнцу… и я послал ей свой рисунок!

[Мать смеется] А потом?

Затем она пришла ко мне. И это было настоящее сражение; действитель-но, в течение часа это было абсолютно сражение с ней. Потому что она давила на меня, она хотела знать: «Почему вы говорите мне ‘нет’, почему вы закрываете передо мной дверь, почему вы говорите мне ‘нет’?…» Тогда я был вынужден сказать ей все: как она заключена, что ее религия подобна структуре, в которой она зажата, что невозможно делать йогу, пока не избавишься от этого и т.д. — все это вышло. Ведь я действительно был вы-нужден сказать ей все это. И я чувствовал, что это было настоящее сра-жение, и два-три раза я очень хорошо осознавал некую маленькую вещь [жест: как язык змеи], как раз маленькую зловредную вибрацию, два-три ра-за: «А!», — говорил я себе, — «вот оно». И одновременно я чувствовал в ней довольно искреннюю нужду, почти отчаяние, когда она говорила: «В тече-ние двадцати лет я хотела приехать в Индию, двадцать лет я ждала этого момента, и вот, когда я наконец приехала, почему вы закрываете передо мной дверь?»

Трудно избавиться от этой хватки.

Очень трудно.

И чем это закончилось?

Что же, это кончилось ничем. Я сказал ей: «Я не закрываю перед вам свою дверь, но я ставлю вас перед тем, что это значит». Я сказал: «Самое нача-ло йоги — это снести все конструкции.» Но она мне сказала: «Христос — это Сверхразум!» Я ответил: «Нет, это не так!»

[Мать смеется]… Это не оставило следов?

Я был немного обеспокоен, потому что это действительно было сражение, но затем я сделал хорошую молитву, и все прошло.

Должно быть, после этой встречи она и сказала F, что хотела бы увидеть те-бя в концлагере — это по злобе!

Но я говорил с ней в истине — не с жесткостью, а в истине, которая гово-рит: «Вот это как, я не могу ничем помочь.»

Это очень хорошо, это самое лучшее, что могло произойти с ней. Люди, ко-торые любят «подсластить пилюлю», не смогли бы помочь. Посмотрим. Если ее зов искренен, что же, увидим.

Но я чувствовал эту искренность, милая Мать, ведь то, что отвечало во мне, было откликом на искренний зов в ней. Но в то же время, два-три раза, я чувствовал ту маленькую вибрацию и говорил себе: «О! это мерзко.»

Это боязнь ада, мой мальчик! Это ужасно: ужасно как много вреда это пред-ставление причинило миру: идея, что если вы допускаете серьезную ошибку, то это будет означать ВЕЧНЫЙ ад, ты понимаешь!

Это ужасно.

Это ужасная, чудовищная идея. Когда смотришь на это вот так, когда вдумываешься в это, это чудовищная идея — я не знаю, какой демон изобрел это… Если вам сказать: «Во искупление своей вины вы столько-то лет проведете в аду», это куда ни шло — это не ми-лостиво, не великодушно, но, в конце концов, это приемлемо; но эта идея «на всю вечность» — ВЕЧНЫЙ АД — это чудовищно! Совершенно дьявольская идея. И это их и устрашает. Даже когда сознательно они не принимают это, это остается в подсознательном.

(молчание)

Кажется… (я не уверена, поскольку мне это просто повторили), католическая верхушка, которой я очень открыто сказала, что я думаю, ответила мне: «В Школе кардиналов учат истине, и им говорят, что это не верно.» Я сказала: «Боже благослови кардиналов, но их первой обязанностью должно было бы быть разрушить эту… эту чудовищную формацию.»

Самое ужасное в том, что она думает, что свободна!

Конечно!

Она считает себя светлой или озаренной. Но я ей сказал: «Конечно! Если вы находитесь в коробке, и есть свет в этой коробке, тогда вы будете пере-полнены светом в этой коробке!»

[Мать смеется] А! Это хорошо!

Я все ей сказал, так уж вышло. В конце она была парализована. Это было действительно сражение.

Ты проделал хорошую работу.

Но, ты понимаешь, эта идея: «Христос — это Сверхразум… Христос уже поднимался из мертвых, он уже имел великолепное тело, он уже трансфор-мировался…»

[После молчания] Нет, он вернулся, он не остался. У него нет великолепного тела, он ушел. Он вернулся в высшие регионы, у него не было великолепного тела… Может быть, он великолепен там наверху [смеясь], но здесь… Он вер-нулся к себе. Сам Шри Ауробиндо говорил, что Христос был Аватаром. Авата-ром линии Кришны, линии, которая представляла… да, доброту, милосердие, любовь, гармонию. О принадлежит этой линии.

* * *

По поводу смирения

Это очень просто: когда людям говорят «будьте смиренными», они сразу же думают «быть смиренными по отношению к другим людям», а эта смиренность плоха. Истинная смиренность — это смиренность по отношению к Божествен-ному, то есть, четкое, точное, ЖИВОЕ ощущение, что вы есть ничто, не можете ничего, не понимаете ничего без Божественного, что даже если вы исключи-тельно интеллектуальны и способны, это НИЧТО по сравнению с божествен-ным Сознанием — и это ощущение надо иметь всегда, потому что тогда у вас всегда есть истинная позиция восприимчивости, которая не противопоставляет Божественному личное притязание.

* * *

(Затем Мать говорит о крошке R и совпадении между смертью Поля Риша-ра и рождением этого ребенка)

Я видела этого малыша, когда ему едва ли исполнилось два месяца, мне его приносили. Он был спокойным, мирным, на руках матери. Она положила его мне на колени, и я посмотрела на него — я посмотрела на него и также нало-жила на него небольшую Силу, вот так. Тогда он зашевелился и начал кричать и кричать… Они были вынуждены унести его. Но я очень ясно чувствовала, что если заговорить с ним… Такое впечатление, что когда говорят ему, он слу-шает: его глаза открыты, он смотрит, слушает и слушает, и когда ему говорят об Ауровиле, он проявляет большой интерес. И я видела, что его сознание словно централизовано в разуме; ты понимаешь, я хотела увидеть его реакцию на дав-ление Силы в молчании (я тебе говорила: он стал кричать), но если ему гово-рить (я знала это, я видела это), если ему говорить, он слушает и очень заинте-ресован. В следующий раз, когда его мне принесут, я произнесу ему речь, длинную речь! [Смеясь] Посмотрим, что произойдет. У другого ребенка, AF, плохое здоровье, но если ему читают поэмы Шри Ауробиндо, он становится блаженным! Очевидно, и тот, и другой, — не обыч-ные дети. Но я попробую в следующий раз, когда я увижу R… Это «совпадение» но есть ли в мире такая вещь как «совпадение»? — Я не думаю… В прошлом (я не знаю, что стало с ним потом), в прошлом у Ришара было оккультное знание, то есть, я дала ему достаточно оккультного знания, чтобы уметь войти в другое тело после выхода из своего. Так что он попытался сделать это?… Я знаю, что он хотел вернуться сюда; особенно после ухода Шри Ауробиндо он вбил себе в голову вернуться сюда. Поговорим об этом позже.

* * *

К концу беседы Мать долго смотрит на Сатпрема

Рассказывала ли я тебе об этом? Как-то приезжали французы, друзья F, и они снова приехали — они написа-ли мне, прося о встрече со мной, и один молодой человек в письме спросил у меня: «В последний раз вы долго на меня смотрели, и ваш взгляд устрашил ме-ня; надо ли мне снова придти вам?» [Мать смеется] Я назначила ему встречу еще до чтения этого письма, так что, конечно, я не смотрела! Но это заставило меня увидеть кое-что. Из-за этого (или через это) я увидела кое-что. И в тот же день — в тот же самый день — я получила письмо от одного индивида, может быть, сорокалетнего человека, который написал мне: «Когда я сидел перед ва-ми, вы долго смотрели на меня, и я почувствовал, как вы сжигали всю нечисто-ту во мне.» И затем, конечно, он благодарил меня. Ты знаешь, когда я хожу туда [в музыкальную комнату] на встречу с людьми, я просто концентрируюсь, и есть нечто вроде призыва Присутствия Господа. И когда Он здесь, когда я чувствую, что вся комната наполнена Им, тогда все в порядке. И это единственная воля [неподвижный, пассивный жест, обращен-ный вверх]. Я перевожу это во фразе: «Я устраиваю им душ Господа»! И это так, не так ли: Его Присутствие, Его Действие — Его Присутствие, Его Дей-ствие… Это все. И когда я смотрю на людей, больше нет личности: есть только Его Присутствие и Его Действие. Вот так, на каждого это оказывает свое воздействие! Они говорят мне: «Ваш взгляд очищает меня»… Я не хочу пускаться в объ-яснения и ничего не отвечаю, но это только Присутствие и Действие. Я даже не пытаюсь знать ни что происходит, ни как, ни что Он делает: ничего. Един-ственное, что входит в меня (в это сознание), это состояние, в котором нахо-дится человек: это очень ясно вписывается как составная часть. [Смеясь] Как-то было одно очень забавное переживание… Одна девушка отсюда влюбилась в одного мужчину — они оба не так уж молоды, то есть, не дети и не «молодые люди»: им обоим за тридцать или между двадцатью пятью и тридцатью. Она пишет ему письма, длинные письма, посылает ему конфеты, цветы, а он пере-дает все это мне. (Больше нет ничего.) И вот наступил ее день рождения, и, ве-роятно, в этот день у нее было довольно плохое сознание, я не знаю, но, что ка-сается меня, я совершенно забыла эту историю… Она пришла ко мне по случаю своего дня рождения, я приняла ее как обычно, тем же образом, и затем вдруг: рези, колики, сильные боли в животе. Я спросила себя: «Что это происходит в ней? Что все это значит?» И это оставалось довольно долго, мне потребовалось сделать небольшую концентрацию, чтобы это ушло. А затем, после полудня, тот мужчина (я не думаю, что они встречались) прислал мне письмо и коробку конфет, которую она ему прислала. А! [смеясь] Я сказала себе: «Вот что! Она боялась, что я буду ругать ее, и из-за этого у нее были рези в желудке!» Вот так… Вот это как, ты понимаешь, это некая работа в общем объединении. И ре-акция людей ощущается в моем теле, вот как я узнаю об этом, осознаю это… [смеясь] Иногда это блаженство, а иногда это колики в животе! Это забавно.

16 сентября 1967

(По поводу довольного жалкого письма, которое Сатпрем получил все от той же католички )

Да, первое впечатление было… жалкое, тяжелое письмо, и затем я хоро-шенько посмотрела; по сути, вся беда в том, что эта женщина имеет очень вы-сокое мнение о самой себе, она судит обо всем с высоты своего превосходства — например, эта атмосфера снисходительного сострадания по отношению к Ашраму… Таким было мое первое впечатление, когда я увидела это письмо, и оно росло с того момента. И это письмо все подтвердило. Я сама ничего не говорила, но вчера я вынудила F рассказать об этой мадам, и в завершение она мне сказала: «Я никогда не говорила об этом, настолько мне это неловко, но сегодня я расскажу: вскоре после нашей первой встречи мадам Z сказала мне (я повторяю слово в слово): “Из-за МОЕЙ позиции и ВАШЕЙ позиции я убеждена, что нам предначертано сблизить католическую Церковь и Ашрам…”» F далее сказала: «Я не ответила — не стала ни спорить, ни отвечать, ничего, ничего не сказала, просто оставила как есть.» А я сказала себе: «Вот и ответ на все…» Она поставила себя на самый верх, на «вершину» католической религии…

Да, она тоже мне это сказала.

Вот что: она была послана Богом [смеясь], чтобы сблизить Церковь и Ашрам. Так что я думаю, что самое мудрое, это ничего не говорить, оставить все как есть — не спорить, не отвечать. Если она придет (я думаю, она не осмелится), надо только быть вежливым, вот и все. Отвечать — это означает играть в ее иг-ру (это то, чего она хочет). Если хочешь, я сохраню твое и ее письмо вот так, возле себя, поскольку для меня это как центр действия. До того, как она в первый раз пришла на встречу со мной, я не знала, что она — ревностная католичка, я не думала об этом; но когда она пришла на встречу со мной, я просто подумала (я увидела это): «Тебе, моя крошка, не хватает сми-рения, совершенно необходимого, чтоб делать прогресс.» Это все. А затем, ма-ло-помалу, все раскрывалось, и вчера картина стала полной, поскольку надо иметь определенную наглость, чтобы сказать: «Нам предначертано сблизить Церковь и Ашрам.»

Когда я получил ее письмо, сила, которая в нем была, буквально вывернула мой желудок…

(долгое молчание)

Все это составляет часть большого Плана организации в Разуме … Ты знаешь, в древние времена заставляли проходить испытания — конечно, это были символические вещи, но люди знали, что проходят испытания, так что они были начеку. Но теперь… Помнится, в самом начале, когда я начала рабо-тать со Шри Ауробиндо, он предупредил меня (я уже заметила это довольно давно перед этим), что жизненные обстоятельства в каждую минуту организу-ются так, что тот, кому предначертано делать работу, сталкивается с собствен-ными трудностями, которые он должен преодолеть, а также с трудностями ми-ра, в котором он работает, и он должен преодолеть и их. Если у него есть сми-рение, необходимое чтобы видеть в себе то, что должно быть трансформирова-но, так чтобы быть способным делать Работу, тогда все в порядке. Если же он полон гордыни и тщеславия и думает, что все ошибки находятся снаружи, а в нем их нет, тогда, конечно, дела плохи. И трудность обостряется. И все время, когда я делаю работу, в течение… сколько лет? тридцати лет, пока я работала со Шри Ауробиндо, и он был здесь, я была вот так [жест: спрятанная за Шри Ау-робиндо], так комфортно, ты знаешь: я была впереди, была видимость, что я де-лаю работу, но я чувствовала себя совершенно защищенной, позади него вот так [тот же жест]; я была очень спокойной, не пыталась ни понять, ни знать, ничего — я просто была внимательна к… тому, что надо сделать. Редко когда возникала необходимость сказать ему что-либо; иногда, когда я сталкивалась с трудностями, я говорила ему, но ему не нужно было отвечать: сразу же стано-вилось понятно — тридцать лет вот так. И когда он ушел, целая часть — самая материальная часть нисхождения су-праментального тела вплоть до ментального уровня — выходила из его тела и входила в мое, и это было таким конкретным, что я чувствовала ТРЕНИЕ сил, проходящих через поры кожи… Помнится, я сказала в тот момент: «Что же, каждый, кто имел это переживание, может доказать этим переживанием суще-ствование жизни после смерти.» Это было… это было таким конкретным, как если бы было материальным. И затем, после этого, естественно, это было в поле сознания… Но я все больше и больше видела, что все, что происходит, все лю-ди, с которыми встречаешься, все, что происходит лично для нас (то есть, при-нимая за личность это маленькое тело), все это, ВСЕ ВРЕМЯ это является ис-пытанием: вы выдерживаете или не выдерживаете; если вы выдерживаете, вы движетесь вперед; если не выдерживаете — должны снова пройти через это. И так стало теперь ДЛЯ ТЕЛА: боли, дезорганизации, угрозы распада… И тогда всегда есть внутри это Сознание, прямое как меч, говорящее: «А сейчас ты выдержишь?» И клетки действительно трогательно полны доброй воли: «О! Это так? Хорошо, очень хорошо.» Так что остаешься очень спокойной, спокой-ной, а затем зовешь — зовешь Господа. Повторяешь мантру, которая приходит автоматически, и… Мир устанавливается, и спустя мгновение боль исчезла — все-все, все угрозы исчезают одна за другой. И это вот так: «Господь, Ты здесь…» И, ты знаешь, такие слепящие, такие неоспоримые доказательства это-го Присутствия, такого чудесного и такого простого, такого простого и такого тотального, во всем, что приходит, во всем, что происходит, в малейших дета-лях, чтобы вести вас к трансформации как можно быстрее. И все, что приближается — все, что приближается в той или иной степени — уносится этим Движением, даже не зная этого. Вот почему я сохранила письмо этой мадам. Возвращаясь к теме католической религии, должна сказать, были действи-тельно интересные вещи… Ты знаешь, что папа римский, когда он приезжал сюда, в Бомбей, сказал то, что я говорила ему вот так [жест внутренней связи], когда мы вели беседу (конечно, он не знал, с кем беседовал, но я думаю, что он был достаточно сознательным, чтобы сознавать, что вел ее). Беседа… У нас было три таких беседы, но одна из них была долгой, важной, точной, и он сам был захвачен ею, а когда настало время расставаться — ему вернуться в свое тело, а мне вернуться к своей работе — он спросил у меня: «А что вы скажите людям о нашей встрече?…» Я рассказывала тебе об этом. Что же, то, что он го-ворил, когда приезжал сюда, в Индию, было точно то, что я ему говорила… Это доказывает, что беседа имела некий эффект. Слышал ли ты о последнем решении?… Священник в церкви всегда стоит спиной к верующим во время богослужения: он поворачивается лицом к боже-ственности и спиной к верующим (изначальной идеей, конечно, было то, что он представляет стремление и мольбу верующих: он обращается к Божествен-ному). Теперь же папа сказал: «Поверните свои алтари, встаньте лицом к пуб-лике и представляйте Божественное.» Это интересно… Теперь они делают это и здесь, и самое комичное то, что просили U [ученика] сделать эту работу: по-вернуть алтари. Вот как я узнала об этом, это U сказал мне это; они попросили его пройтись по всем церквям здесь и повернуть алтари. Это непростая работа, поскольку они вмурованы.

(молчание)

Я хотел бы прояснить один вопрос. Если эта мадам снова придет ко мне, то должен ли я поддерживать в ней идею о возможности согласования Церкви и йоги, или же мне следует твердо разрушить всякую иллюзию, сказав: «Надо покончить с этим, если хочешь делать йогу»?

Когда я прочла ее письмо и узнала обо всем этом, я, как всегда, сделала вот так [жест неподвижного подношения к высотам], и тогда пришла ИСТИННАЯ вещь (совсем не то, что она умает или папа думает, а ИСТИННАЯ вещь): сущ-ностное единство, которое проявится на земле, но не только по отношению к этой религии: для ВСЕХ религий, всех религий, которые были манифестация-ми… чтобы легче было понимать друг друга, скажем, Аватара, то есть, чего-то, что было послано свыше, что приходило на землю с посланием, а затем из этого вышла религия (я не говорю о всех предрассудках и неведении). Эти религии призваны вернуться к своему Истоку и образовать комплексное единство, пол-ное, тотальное, то есть, суть всех человеческих стремлений к… неизвестному Божественному. И это не только санкционировано: это СУЩЕСТВУЕТ, то есть, готово к нисхождению. В ограниченном эгоистическом человеческом сознании это находит выра-жение в том или ином человеке, в папе, который, конечно, хотел бы… Это весь смысл его существования, ведь иначе это был бы один маленький человек среди многих других. Иными словами, есть вся мотивация человеческого эго-изма. Это и искажает все. Но есть «нечто» (о чем они говорят, не зная), нечто, что готово к манифестации. И в то же время мне словно было сказано: «Будь спокойна, не беспокойся, тебе ничего не надо делать, это БУДЕТ, и, как обыч-но, ты спонтанно скажешь то, что нужно, не зная об этом.» Вот так. Но, что я хотела сказать, это если она придет к тебе материально, тебе не следует пытаться бороться с ней, убеждать ее, или менять ее представления, те-бе надо… надо быть манифестацией: ты знаешь, сияющим Светом, БЕЗ НАМЕ-РЕНИЯ. Тогда работа будет сделана так, как надо. Быть сияющим Светом — без намерения. Просто сияющим Светом. Тогда совершенно спонтанно ты скажешь то, что должно быть сказано, но без намерения, без ментального намерения. Ты сделаешь то, что нужно, скажешь то, что нужно — Господь будет здесь. Это интересно. Эти люди [смеясь], можно сказать, что их эго заняло позицию инструмента Божественного — но это эго. Так что, естественно, они не видят ясно: они ви-дят то, что хотят видеть, делают то, что хотят делать. Но о себе они думают: «Я являюсь инструментом Бога.» Посмотрим. Я пытаюсь держать ее несколько спокойной, я не хочу, чтобы она слишком вмешивалась в твою жизнь. Это бесполезное изнурение. Но если ты сделаешь, как я сказала, если отойдешь в Свет и будешь оставаться вот так, то это не будет тебя больше утомлять, или, во всяком случае, будет утомлять гораздо меньше.

(долгое молчание)

Это именно то переживание, что когда вы воспринимаете все приходящее как средство научить быть тем, чем вы должны быть — повысить свою воспри-имчивость, повысить свою эффективность — вы сразу же чувствуете чудесное, всемогущее Присутствие, но конкретное, «вот так». Тогда вы понимаете, что нет ничего невозможного.

20 сентября 1967

Кое-кто вбил себе в голову сделать брошюру к 21 февраля следующего года [к девяностолетию Матери], так что они прислали мне эту брошюру и хотят, чтобы я написала послание на первой странице. И в эту брошюру они насовали мнений всех «видных» людей: там и мнение Индиры Ганди, президента Индии и кого там только нет; и каждый говорит то, что в таких случаях говорилось уже миллионы раз: «Великая личность, то да се…» Все обычные глупости. То-гда я написала это:

Нет никакого другого сознания, кроме Всевышнего Сознания. Нет никакой другой воли, кроме Всевышней Воли. Нет никакой другой жизни, кроме Всевышней Жизни. Нет никакой другой личности, кроме Всевышней Личности, Одного и Всего. Они снова взялись за плоские банальности, которые они всегда делают! Я сказала себе, что это послужит им уроком.

* * *

Чуть позже

У меня было много чего рассказать, но я больше не помню. Только одно наблюдение, но оно действительно очень интересное: что все говорят об одном и том же, все, кто имели Переживание, говорят об одном и том же… но каждый по-своему, так что кажется, что они говорят разное. Это было так ясно вчера и еще все раннее утро, целое утро: вот это, вот то, вот эдак, вот так [Мать показывает разные грани], философии, основатели религий, муд-рецы всех стран, они всегда говорят об одном и том же. Например, взять учение Будды и учение, скажем, христиан: они кажутся такими разными, но это всегда одно и то же. Иными словами, есть ОДНО состояние (когда ловят это состоя-ние), есть ОДНО состояние, когда вы сознаете божественное Сознание (не «со-знаете»: «сознаете через» или «сознательны с», я н знаю, как объяснить… это сознательно божественное Сознание, то есть, Сознание в своей сути), и в нем нет больше проблем, нет больше усложнений, нет больше объяснений, нет больше ничего — все ясно, насколько возможно. А затем каждый пытается объ-яснить это и, конечно, это становится путанным, неполным, неправильным, и каждое объяснение сталкивается с другим — тогда как все говорили об одном и том же! Это пришло вчера в связи с одним мальчиком, передавшим мне письмо од-ного из своих друзей, в котором тот говорит обычную глупость: «Я не верю в Бога, потому что не могу видеть его.» Маленькая обычная глупость. И в связи с этим я увидела (я посмотрела вот так, я смотрела довольно долго), я увидела, что и тот, кто отрицает, и тот, кто утверждает… все это, все это, это (как ска-зать?) вариации на одну и ту же тему, даже когда кажется, что говорится проти-воположное. Вчера это было интересно, поскольку это наблюдение касалось всех матери-алистов, которые чувствуют, что единственная истина — это «конкретная» ис-тина, то, что можно увидеть, услышать, к чему можно прикоснуться… И это то же самое, то же самое состояние — одно и то же состояние, отраженное в раз-личных зеркалах. Но разница отражений — это не существенная и не ради-кальная разница, это только… [жест, показывающий движущиеся грани], да, это то, что некоторые люди называют «игрой», но это даже не игра; почти можно сказать, что это разница положения. Все, что об этом говорится, это ничто, это составляет часть той большой бол-товни, которая пытается выразить «нечто», что нельзя выразить. Но когда нахо-дишься ВНУТРИ, это так ясно, так очевидно — просто, без проблем. И мир больше не является проблемой. Даже эта кажущаяся довольно существенной разница между теми, кто счи-тают Манифестацию божественной и сущностной, и теми, кто считают, что для достижения сущностного Божественного надо выйти из Манифестации (по-скольку она является «ошибкой» — то есть, ошибкой, допущенной в Созна-нии), даже эти две позиции — одна и та же вещь! Но как объяснить это? Когда говоришь прямо так, это звучит глупо, и все же там вверху это истинно. Это истинно — истинно и полно. Это полное, не пустое — все здесь звучит пу-стым, скудным, бессодержательным; скудность недостаточности. Но там ввер-ху… Это почти как калейдоскоп: вы поворачиваете его и видите одну картину, затем снова поворачивает и видите другую картину, снова поворачиваете… и все же это всегда одна и та же вещь! И теперь тело имеет это Переживание. В определенном состоянии, состоя-нии, соответствующем Тому, в сущностном состоянии все гармонично, там жи-вой, улыбающийся, счастливый мир; а как только есть… ничто, знаешь, пустяк: просто вход в атмосферу чего-то дисгармоничного — пустяк — и это чувству-ется как что-то чрезвычайно острое и болезненное; но болезненное не тем обра-зом, что напоминает боль Неведения, это скорее похоже на… можно было бы назвать это недомоганием, неловкостью, но это даже не то… Каждый объяснял это по-своему: одни называют это «падением из Истины в Ложь», другие — «падением из Света в Тьму», третьи — «падением из Ананды в страдание», четвертые… Все давали свое объяснение, но это нечто иное… Что касается ме-ня, у меня нет слов для этого, но тело чувствует это, чувствует очень острым образом, и оно видит, что в конце этого, последствие этого есть дезинтеграция; и все усилие тела направлено на то, чтобы восстановить эту внутреннюю гар-монию, это гармоничное состояние, в котором все становится гармоничным, все — тогда как видимость вещей не меняется! И все же одним образом они чу-десны, а другим — отвратительны. И противостояние двух этих вещей растет из минуты в минуту: в один мо-мент все божественно, в другой момент все отвратительно — и это одно и то же [в видимости]. Это стало очень ясно с 15 августа, с того переживания на балконе. Но это не имеет ничего общего ни с мышлением, ни даже с ощущением: это чисто материальное [Мать касается кожи своих рук], и это разница между про-грессивной и непрерывной гармонией, которой нет никакого смысла прекра-щаться, которая становится все более сознательной, все более гармоничной, а также все более и более… мы говорим: блаженной, счастливой, все такое — это даже не то! это «нечто»… нечто ТАКОЕ ЕСТЕСТВЕННОЕ, такое естественное и… имеющее ритм вечности. Так что есть ЭТО, а затем внезапно [жест опроки-дывания] вы впадаете в… точно ТО ЖЕ САМОЕ, все то же самое, и все проти-воположно! До такой степени, что есть восприятие, материальное, невыразимое восприя-тие, поскольку его едва ли можно ментализировать, восприятие совершенной Гармонии, которая может в сознании стать серьезным заболеванием! Такие вот вещи. Также есть видение (чрезвычайно сложное и одновременно полное), что, к примеру, те, кто пытались объяснить силу воображения, мысли или воли или веры (все это: прямое действие на материю); видение, что каждая из этих вещей схватывала маленький аспект Вещи, но в Вещи нет деления; это нечто, что, ко-гда оно воспринимается или постигается, делится на множество маленьких ве-щей, но по сути это… (как сказать?) это способ бытия, состояние сознания — это СПОСОБ БЫТИЯ, даже не «состояние сознания», поскольку это подразу-мевает «быть сознающим что-то», но это не так: это способ бытия. И этот спо-соб бытия — это то, что в человеческом сознании переводится через: «А! Боже-ственное», вот так, через противопоставление. Этот способ бытия СОВЕР-ШЕННО ЕСТЕСТВЕННЫЙ, спонтанный — но как То стало этим? Как То ис-казилось?… Все время, все время [жест микроскопических опрокидываний], переход от одного к другому, от одного к другому, от одного к другому, словно чтобы научить, научить, как То ускользает [механизм перехода]. Это кажется (это кажется нам, всему этому бедному сознанию, прошедшему через все злопо-лучные переживания), это кажется «повторным падением» в то, что было; сле-довательно, это не то. Но каков механизм?… По сути, мы будем иметь решение, если только найдем «как» и «почему». Все время, все время… [тот же жест миниатюрных опрокидываний]. Все даваемые объяснения — только объяснения. Это не То. Знание «как» и «почему» подразумевает, вероятно, силу изменить все… В таком случае это когда-то придет.

23 сентября 1967

Ко мне опять приходила мадам Z.

Она упрямая.

Она не хотела уходить.

И что произошло?

Я могу подвести итог в двух словах. Она снова стала говорить мне о своей религии, на что я ей сказала: «Но послушайте, если вы удовлетворены этой религией, следуйте ей!» Тогда она вот что мне сказала: «Но у вас есть сек-реты, которых нет у нас.»

А! вот что… И что ты ей на это сказал?

Я сказал ей, что я не гуру, что если она хочет следовать этим путем, ей следует иметь гуру, и что я здесь не для того, чтобы нести Благую Весть. Я сказал ей: «Если вы в одиночку идете по этому пути, вы рискуете принять свои мысли и желания за указания Бога, так что полезно иметь гуру, кото-рый защитит и будет вести вас. А я же совсем не гуру.» И еще раз я сказал ей: «Если вам угодно, Мать здесь, и вы можете обратиться к ней.» И тогда произошло кое-что, пустяк, но он меня рассердил. Она сказала мне: «Шри Ауробиндо, да, я понимаю Шри Ауробиндо; Шри Ауробиндо — это Аватар, а Мать… это очень развитая личность, но она не Аватар.» Я ответил: «Но как вы можете судить об этом!» Затем я добавил: «Это не имеет никакого значения…

Да.

…люди не знают, о чем они говорят; что касается меня, я не говорю ‘Мать — это Аватар’ или ‘Мать — это не Аватар’, я не говорю ничего. Если у вас есть восприятие, вы можете сказать об этом. Вот и все.» В конце концов я сказал ей: «Я не гуру.»

[Мать смеется] Это очень забавно! Я думаю, что эта маленькая дама амбициозна: она ищет не столько Знание, сколько силу. Но она досаждает тебе…

Я принимаю это так, как ты мне говорила.

Это единственный способ.

Но она снова придет, на этом не кончится.

О! да, она упрямая.

Но дело вот в чем, как она сказала: «У вас есть секреты, которых нет у нас.»

Да, это так. Но ей надо только читать! Если она прочтет все, у нее будут сек-реты, они ВСЕ там. Они все там, все там. Вот в чем дело: пока вы находитесь в уме, вы можете читать бесконечно, но не ухватите ничего!…

30 сентября 1967

Ты слышал об обращении папы?

Обращение папы! нет!

Я была очень довольна, поскольку это показало мне, что наши беседы не бы-ли напрасными. Я спрашивала себя, был ли он сознательным; я не знаю, созна-вал ли он ментально, но, во всяком случае, это очень интересно, можешь про-честь [Мать протягивает Сатпрему вырезку из газеты].

Ватикан, 26 сентября

В статье, опубликованной здесь вчера вечером, папа заявил, что его поездка в Индию в 1964 г. была «откровением неизвестного мира.» В «Observatore Romano» опубликованы отрывки из готовой к выходу книги, содержащей беседы папы с его давним другом, французским философом и академиком, Жаном Гвитоном. «Я видел, как говорится в Апокалипсисе, бескрайнюю толпу, массу, неверо-ятно радушный прием. В этих тысячах лиц я видел нечто большее, чем лю-бопытство, — некую неописуемую симпатию», - заявил папа. «Индия — духовная страна. В своей природе она несет ощущение ‘христиан-ских добродетелей’…»

«Христианских», он видит все в своих христианских образах, но это не име-ет значения.

«Если есть такая страна, в которой заповеди блаженства Нагорной пропо-веди смогут стать реальностью для народной массы, то эта страна — Ин-дия», - добавил папа.

Видишь что!

«Есть ли для индийской души что-то более близкое, чем бедность духа, мяг-кость, мир, милосердие и чистота сердца?», - спросил он… «Лидеры Индии — не политики, как на Западе: они мистики и мудрецы…»

Да.

«Жизнь проходит в созерцании. Люди говорят негромкими голосами. Их движения медленны и литургичны. Эта страна рождена для духа», - сказал папа.

Все же это значит, что он восприимчив. И это объясняет то, как он принял P, когда тот ездил туда. P. [ученик-индиец], как ты знаешь, нанес ему визит; его взял туда один ита-льянец, который приезжал сюда (очень милый мальчик, который показывал ему Италию и взял его с собой к папе). Папа дал ему частную аудиенцию, и после разговора, вопросов и ответов (была целая беседа), спросил у него с улыбкой: «Что вы теперь собираетесь мне дать?» (Они говорили по-французски.) И тогда Р. сказал: «У меня есть только одно, что всегда со мной и чем я бесконечно до-рожу, но я дам вам это», и он дал ему книгу «Молитвы и Медитации». И папа сказал: «Я прочту это.» Так что все согласуется друг с другом. Это интересно. О! вчера я видела фотографию одного человека, немца; он говорит на немецком языке, но не ясно, родился ли он в Германии или в Америке. Должно быть, ему в районе сорока – сорока пяти лет, и многие годы… История такова: его родители, мать и отец, были полностью неверующими, а когда он родился (по крайней мере, на следующий день после рождения), был горизонтальный столб света на его голове, видимы обычным глазом. Конечно, его родители бы-ли обеспокоены. Но, что интересно, это продолжается. Этот человек (я видела фотографии) выступал в Америке перед аудиторией в четыре тысячи человек (я видела фотографию, четыре тысячи человек!), и когда он говорил, был этот столб света, он виден на фотографии. Толщиной с руку и вот такой длины [около 20 см]; и такое впечатление, что ему «говорили», что что-то вроде все-вышней Божественности говорило ему и сказало объявить о пришествии вто-рого Христа!… Что же… Он предвещает и дает нечто вроде крещения. Я виде-ла его фотографию и… Это очень странно, у него сильное, мощное лицо, но его рот [жест: лезвие ножа], узкий, сжатый. И недавно я видела две фотографии глав розенкрейцеровского движения в Голландии (или в Бельгии, не помню точно), розенкрейцеровского движения в Европе — точно такой же рот: злобный, суровый, непреклонный. Это странно.

В самом начале ты говорила мне то же самое о папе.

Да, у него то же самое выражение; но его рот менее злобный, но с чем-то не-преклонным. Что же это?… У всех христиан есть это. Как бы там ни было, что касается этого немца, совершенно очевидно, это ви-тальное явление. Раз его свет виден обычным глазом, это может быть только витальный свет. У него несметное число учеников. И он крестит их для второго пришествия Христа… Кажется (я не уверена, поскольку это написано по-немецки, и мне переводили только отрывки), кажется, что у него совсем нет философского ума или концепций: это только некое действие, чтобы приводить людей в контакт с этим светом. Я услышала о нем от одной немки, которая находится здесь (ее мать живет в Германии и является ученицей этого человека; она прислала ей его книгу). Но ее мать несколько напугана. Есть нечто непреклонное — почему? Я не понимаю. Ведь Христос прихо-дил, чтобы сказать, напротив, о братстве, доброте, милосердии, сострадании… А в этом выражении есть нечто непреклонное, безжалостное — по-другому и не скажешь: сжатые губы и прямая линия рта, вот так [тот же жест лезвия но-жа]. Это дает видимость ужасной озлобленности, чего-то непреклонного (что нашло свое выражение в Инквизиции, пытках и т.д.). Почему это есть у них?… Но у этого немца свет появился на следующий день после рождения, когда он был младенцем — а в то время у него не было злобного рта!

Но беда всех этих людей — папы, этого немца, розенкрейцеров — состоит в том, что в конечном счете они думают только в терминах Церкви…

Конечно!

…в терминах Церкви и силы над людьми держать их зажатыми в их кон-струкции.

Да, точно.

Вот в чем их беда.

Конечно. Например, этот немец (я не уверена, поскольку не читала всего), он крестит — он крестит, то есть, кладет свою руку на голову кого-то и держит его под ней [жест над склоненной головой]. Есть еще и кореец, ты видел его фотографию? Я видела его фотографию, это бравый молодец, и, должно быть, того же возраста, между тридцатью и сорока годами. Этот кореец напрямик говорит, что он является, не точно реинкарнаци-ей Христа (я не думаю, что он христианин), а «новым Аватаром» (если бы он знал индийские традиции, то назвал бы себя «Калки» ). И, кажется, у него сотни тысяч учеников! Я видела его фотографию… Я увидела «корейца», то есть, не что-то вселенское. Но это означает, что вещи движутся везде — и все больше движутся. Но высказывание папы — это нечто новое. Это новое. И я имела с ним эту ментальную связь, возможно, за три недели перед его приездом в Индию (очевидно, его мышление было повернуто к Индии). У нас была очень интересная беседа, и все, что я говорила, сводилось к следующему: «Духовность гораздо шире Церкви, и пока вы ограничиваете духовную реали-зацию Церковью или религией, вы будете в полной Лжи.» Он услышал. И ко-гда он приехал в Индию, вот что он сказал! Но я рассказывала тебе, что его что-то мучило. Когда он ушел, когда пришло время мне подниматься, он посмотрел на меня с неким беспокойством в своих глазах и спросил: «А что вы скажете своим ученикам о нашей встрече?» Я улыбнулась и ответила: «Я скажу им, что мы были объединены в любви… (не в «тождественной» или «общей», не помню слова) ко всевышнему Господу». То-гда его лицо расслабилось, и он ушел… «Мы были объединены в одной и той же…» Не «одной и той же», это было… я не знаю, нечто выражающее, что мы оба были объединены в «любви ко Всевышнему Господу». И я сказал это про-сто так, с улыбкой, что означает, что это Шри Ауробиндо говорил со своим чувством юмора… Его лицо расслабилось, и он ушел.