Мать, "Адженда", Том V, 4 января 1963

...Эти два полюса должны соединиться.
(молчание)
Действительно ощущение, во всем теле, совершенной Ананды Любви.

Другое — очень хорошо, это знание вибраций и эта Сила — но это, эта Ананда…

(молчание)

Интересно то, что все те переживания, которые я имела в своем внутреннем существе и в своем высшем существе, во всех других состояниях существа, кажутся теперь слабыми, неосновательными и как сон по сравнению с теми же переживаниями в теле. Там это становится таким… Мощь и Интенсивность столь громадные, что вдруг понимаешь, ПОЧЕМУ существует материальный мир.

(молчание)

Связь с внешним миром стала бы трудной, если это переживание было бы постоянным… Так что есть такая чудесная Мудрость, которая дозирует все таким образом, чтобы общий прогресс не шел в ущерб ничему: чтобы ВСЕ продвигалось. Тогда ты изумляешься этой Мудрости — на которую постоянно сетует человечество, называя ее уничижительными словами: Участь, Рок. Это чудесная Мудрость. И, несмотря на все свои знания, несмотря на все свои умения, несмотря на все переживания, которые ты имел, чувствуешь себя совсем маленьким перед Этим. Эта мудрость чудесная.

(молчание)

Ты знаешь, одна минута такого переживания дает тебе мудрость на целые годы — это длилось всего лишь несколько минут, во время завтрака.

В сущности, это то, чего я жду — переживания в теле.

Конечно, мой мальчик!

Вот почему, может быть, я разочарован «йогической жизнью».

Но я никогда особенно не почитала йогическую жизнь! — никогда.

Да, бывают дни, когда я чувствую некоторую горечь, я нахожу, что это действительно не «то».

Нет, это не то. Это не то. Но ты видишь, ты видишь весь путь, который я проделала… И я была рождена с сознательно подготовленным телом — Шри Ауробиндо осознавал это, он сразу же сказал мне об этом в первый же раз, когда мы встретились: я родилась свободной. То есть, свободной с духовной точки зрения: без желания и без привязанности. И, мой мальчик, если было бы малейшее желание и малейшая привязанность, было бы НЕВОЗМОЖНО делать эту работу. Витал — как воин, с абсолютным само-контролем (витал этой теперешней инкарнации был бесполым: воин), воин абсолютно спокойный и невозмутимый — ни желаний, ни привязанностей… С самого раннего детства я делала «чудовищные» вещи с точки зрения человеческого сознания; моя мать даже говорила, что я настоящее «чудовище», потому что я не имела ни привязанностей, ни желаний. Если меня спрашивали: «Хочешь ли ты делать это?», я отвечала: «Мне все равно» (особенно мой отец — это его бесило!) . Если люди злились на меня, или люди умирали или уходили , это совершенно меня не затрагивало — и отсюда: «Ты чудовище, ты ничего не чувствуешь.» И эта подготовка… Вот уже восемьдесят шесть лет, как я пришла сюда, мой мальчик! В течение тридцати лет я сознательно работала со Шри Ауробиндо, без остановки, день и ночь… Не надо спешить. Не надо спешить. И было то переживание, которое из всех переживаний действительно было… можно сказать, самым решающим: это когда Шри Ауробиндо оставил свое тело; потому что материально, для тела, это было крушение некоего невозмутимого доверия, ощущения абсолютной безопасности, уверенности, что вещи будут делаться «как надо», гармонично; и затем его уход — как обухом по голове… И весь груз ответственности лег на это тело. Вот так. Это действительно подготовка — столь же мудрая, как и все остальное. И это Шри Ауробиндо очень ясно мне сказал (он видел, конечно же, он знал), он сказал мне: «Только твое тело может вынести ЭТО, имеет силу вынести…» Оно немного износилось, но, пройдя долгую борьбу, усилия и работу, оно не жалуется; оно все вынесло — оно очень хорошо справилось. И оно знало, как извлечь пользу из всех случаев. Так что не надо торопиться… Кроме того, это абсолютное правило: мы не должны быть нетерпеливыми.

Да, но это не очень-то стимулирует обычные человеческие существа, которыми мы являемся.

Извини меня! Такой путь. Все, что я делаю, все, что тело делает, все это имеет силу перейти на других — это как раз то, что я вижу сейчас. Я изучаю это сейчас. Именно этот род силы приводить в контакт с Вибрацией Сознания (жест излучения вокруг головы) концентрируется на определенном числе людей и вещей (по всей земле, естественно), но также и на определенных точках. Именно эта Сила пришла той ночью, когда было нисхождение в мозг: в любой момент я могла направить один луч сюда, другой – туда, коснуться одной точки здесь, другой точки – там… (жест – как прожектор). Это то, что Шри Ауробиндо не переставал повторять: «Не пытайтесь делать все это самостоятельно; Мать сделает это за вас, если вы доверяете Ей.» Я не говорю это никому. Но это факт. Я не говорю это никогда. Я говорю это тебе только сейчас. Но это абсолютный факт. Это не — ты знаешь это — это не делается для ОДНОГО тела: это делается для всей земли. Но преимущество индивидуальности состоит в том, что вы можете нацелить луч на определенные точки (тот же жест – как прожектор) и получить результат — не чудесным образом, который оставляет людей с глупой улыбкой и раскрытыми ртами, не это; но когда стремление искреннее, когда воля искренняя… Ты знаешь, я делаю это постоянно (жест сдачи): «Господь, я не могу, но Ты можешь сделать это за меня. Господь, я не могу, сделай это за меня…». Что же, это то, что говорил Шри Ауробиндо: если люди вокруг меня не имеют прямой Связи со Всевышним (что я имела с рождения и что я осознавала все больше и больше, но что было самим источником этого земного существования), если они не имеют этой Связи, они могут иметь сознательную связь со мной, это легко, потому что это нечто видимое, ощутимое, не так ли, что имеет реальное существование. И тогда, если кто-то может быть в этом состоянии приношения (не на словах, не во фразах, но действительно с искренним чувством): «Нет, я не знаю, как мне сделать это самому, как это можно сделать? Это так грандиозно, как же сделать это?… Как даже точно отличить истинное движение от неистинного, или как сделать различие между движением, которое ведет к Истине, и движением… Нет, я не знаю — я отдаю все это Тебе, сделай это за меня.» И это продолжается двадцать четыре часа в сутки, ежесекундно, спонтанно, искренне, абсолютно (жест сдачи): «Вот, я отдаю это Тебе». О, вот трудность! О, вот там трудность! О, вот плохие обстоятельства… «Видишь, видишь, видишь, я не могу устроить это с тем знанием, что я имею — сделай то, что нужно, сделай то, что нужно; сделай то, что нужно, я отдаю это Тебе.» И это ежеминутный, ежесекундный жест. Тогда, спустя некоторое время, виден ТАКОЙ ОЧЕВИДНЫЙ Отклик, ты знаешь, такой ясный, что все, что имело сомнение и непонимание, все это принуждается сначала успокоиться, а затем — сдаться. Только, я нахожусь в переходном периоде, когда я не могу активно заниматься людьми, то есть, видеться с ними, говорить с ними, принимать их, устраивать им медитации — я не могу, это невозможно, тело не может делать все одновременно. И, очевидно, важно, чтобы можно было притянуть как можно больше Силы Истины и работать вот так в молчании (жест излучения), чем помочь одному, двум, трем, десяти или ста индивидам сделать прогресс. Позднее, я не знаю… Если в тело спустится мощь ДРУГОГО ПОРЯДКА, и если она поправит износ, вызванный усилием, тогда может быть и по-другому, но сейчас… Шри Ауробиндо говорил это, и есть люди, которые это помнят, они повторяют это, и я не говорю «нет» (потому что это не «нет» — это не может быть «нет»: это так), но я не настаиваю на этом, не говорю об этом… Я говорю это тебе, потому что мы работаем вместе и, кроме того, из-за того, что ты собираешься съездить во Францию на некоторое время, и в течение этого времени это, действительно, будет для тебя средством делать прогресс: подключиться к Силе и затем прочно за нее держаться и быть постоянно окутанным Силой. Тогда, как однажды я тебе сказала (смеясь): возможно, что-то произойдет!

29 марта 1964

(Записка Матери, адресованная Сатпрему)

29.3.64

Сатпрем, мой дорогой малыш, Люди сыпятся как саранча! Во вторник я должна увидеться с 4 из них перед тобой. Я попытаюсь побыстрее принять их, но я предупреждаю тебя об этом, чтобы ты спокойно пришел и не торопился.

С нежностью и благословением

Подпись: Мать

31 марта 1964

Текущая заметка

Ожидается, что люди (здесь, в Ашраме) сделают некий прогресс!… И что не потребуется физическое присутствие (Матери), чтобы чувствовать Помощь и Силу.

* * *

Относительно старых бесед из «Агенды»:

…Я все забываю. Кажется, что все идет так быстро, так быстро, так быстро, что невозможно вспомнить — это тянуло бы меня назад.

Апрель-Июнь 1964

4 апреля 1964

Ты давала мне две записи Ванды Ландовской (Wanda Landowski), и я их прослушал. В одной из них есть фрагмент — просто чудо.

Да!

Этот фрагмент длится недолго — он как кристалл.

Да, точно! Я нашла это необычным.

Это так прекрасно! Я никогда не слышал ничего такого чистого.

Чистое, да, чисто-чистое!

Это божественное средство выражения. Это действительно божественная манифестация на земле…

Да, очень чистое — и простое.

Я часто спрашиваю, почему я не был рожден музыкантом?…

Ты должен быть стать музыкантом.

Это действительно сожаление моей жизни — не быть музыкантом. Писать — это НИКОГДА не «то». Но поймать подобную ноту…

О! Мой мальчик, вчера-позавчера я слышала нечто… я не знаю точно, что это — это не музыка, то есть, это не запись какого-либо музыкального инструмента: это запись вибрации… я не знаю, я не поняла. Но там внутри… Сначала кажется, что ты попал в сумасшедший дом: это совершенно бессвязно, непоследовательно и совершенно неожиданно, поскольку нет никакой логики — абсолютно ничего ментального. Так что один звук сменяет другой без перехода, и первое впечатление — точно как… сумасшествие. Но если прислушаться, время от времени появляется звучание, это не звучание музыкального инструмента… совершенно чудесное! Но оно длится секунду. Хочется, чтобы оно продолжалось — пуф! Ушло. И время от времени появляется голос, совершенно как человеческий голос, почти слышны слова, кажется, что есть слова — что заставляет меня думать, что звучание нашего голоса имеет своим истоком какое-то другое место (ниже или выше, я не знаю; не могу сказать, откуда приходят эти вибрации). Спустя некоторое время я увидела, что в существе (Матери) было нечто, что было… не «заинтересовано», но это было нечто. Что наслаждалось этим, что имело не точно «приятное» ощущение, но это была почти как потребность в непредвиденном, превосходящем все то, что можно вообразить: никакого следствия, никакой логики, никакого смысла, ничего. Это ЗВУЧАЛО как хаос, но вдруг возникало ощущение, что это не хаос, что это отвечает другому закону; и когда это подошло к концу, я хотела, чтобы это продолжалось еще долгое время. Сначала начинаешь смеяться, забавляться, ты безудержно смеешься, как если бы столкнулся с чем-то совершенно потешным. Но иногда, о!… И даже нет времени оценить это, потому что это уже ушло — чудо. Чудо: звучание, которое я никогда не слышала, никакой инструмент не может его произвести. Переходишь через всевозможные состояния, но, что любопытно, я обнаружила в существе, в сознании, нечто, нечто вроде радости или сильного интереса к совершенно неожиданному — неожиданному, что для ментальности потешно. Интересно.

8 апреля 1964

(Это последняя беседа перед поездкой Сатпрема во Францию, откуда он вернется в июле.)

Мать выглядит уставшей, Она входит в долгое созерцание.

Ты там будешь продолжать? (тантрическую дисциплину)

Да… Признаюсь, что в своем внешнем сознании я совсем ничего не знаю. Я ничего не понимаю.

Ты не понимаешь?

Я вообще ничего не понимаю.

(Мать смеется)

Я только знаю, что есть «нечто иное», и затем я делаю то, что должен делать (джапу, медитацию), но что происходит? Где я, куда я иду, что я делаю? Я ничего не знаю… я вообще ничего не понимаю. Не имею ни малейшего представления, где я нахожусь.

Если это тебя утешит, со мной то же самое! Я имею в виду, что тело даже не знает, собирается ли оно существовать как можно дольше или оно собирается… разложиться — ничего, оно ничего не знает. Оно вообще ничего не знает… Какого его назначение? Почему оно здесь?… Да, как ты говоришь, мы знаем — мы знаем в некоторой задней части сознания — но само тело… Ты видишь, тело находит все это довольно болезненным в том смысле, что оно никогда не чувствует спокойную силу, полный баланс. И затем, все эти страдания, все это, к чему это?… Вот на что я сейчас смотрела (во время медитации). И это бедное тело говорит Господу: Скажи мне! Скажи мне. Если мне суждено остаться, если мне суждено жить, это прекрасно, но скажи мне это, так что я могла бы терпеть. Меня не заботит страдание, и я готова страдать, пока это страдание не является знаком, что я должна готовиться к уходу.» Вот как обстоят дела, вот как чувствует себя тело. Конечно, это может выражаться другими словами, но так обстоят дела. Когда ты страдаешь, когда тело страдает, оно гадает, почему оно страдает, оно спрашивает: «Это то, что я должна вынести и преодолеть, чтобы быть готовой продолжить свою работу, или же это более или менее окольный путь сказать мне, что я скоро исчезну?»… Потому что тело действительно говорит: «Моя позиция будет разной — если мне суждено уйти, что же, я полностью прекращу заботиться о себе или о том, что происходит или о чем-либо еще; если же мне суждено остаться, я буду иметь отвагу и выносливость, я не сдвинусь с этой позиции.» И это, даже это, ему не говорится — я еще не могу получить ясный ответ. Вероятно, это не имеет значения. Только, это… Я не могу сказать, что был хотя бы один день, прошедший вообще без борьбы с тем или иным страданием, той или иной трудностью — ты знаешь, такое чувство, что вещи «скрипят». Конечно, тело замечает, что когда все его сознание сконцентрировано исключительно на Божественном, то оно больше не чувствует своего страдания: если есть боль, тело большее ее не чувствует. Но с той минуты, когда тело хоть чуть-чуть начинает осознавать внешний мир, оно чувствует, что боль там. Есть моменты — моменты — озарения. Тогда есть уверенность Триумфа. Но почти сразу же что-то приходит в знак сильного протеста, как напоминание: «Не увлекайся! Ты знаешь, это еще не достигнуто.» Вот так. Так что то состояние… Сколько по времени тело должно выстоять?… Я ничего не знаю. Нет, ты не находишься в каком-то низшем состоянии — это не так, потому что кажется, что это необходимо для работы.

(молчание)

Может быть, телу не хватает веры?… Возможно. Доверительной любви ему хватает — этого хватает, тело принимает все, и оно всегда наполнено своей доверительной любовью, и это не меняется. Но не хватает… какой-то почти «интеллектуальной веры». То есть, тело чувствует, что ничего не знает — оно ничего не знает, ему ничего не говорится. Оно ничего не знает. Ему не говорится, что произойдет. И поскольку тело не знает, что произойдет, оно чувствует как… (жест подвешенного состояния) Тело может вдруг переходить из сознания вечности в сознание абсолютной хрупкости. К тому же, есть множество враждебных сил, враждебных внушений (некоторые происходят от невежества, другие — от дурной воли), которые приходят и пристают… Тело им не верит — оно им не верит, но нет и той уверенности, которая позволила бы рассмеяться им в лицо. Оно не верит им, но… Есть одна вещь, ты знаешь, такая трудная… (у Матери перехватывает горло), такая трудная — то, что Шри Ауробиндо ушел… это в корне всего. Раньше мое тело не было таким; раньше во мне не было ничего подобного: была абсолютная уверенность. Это, ты знаешь, это было… крушение. И, очевидно, это приходит для того, чтобы научить тело чему-то, чему оно никогда училось раньше. Но все враждебные силы всегда находят в этом свое основание — всегда. Все враждебные внушения, все враждебные силы, все дурные воли, все неверие, все это основывается на этом: «Да, но ОН ушел.» Но я знаю — я знаю это в моем глубоком сознании — что он ушел, потому что ПОЖЕЛАЛ уйти. Он ушел, потому что решил, что должно быть так, что это то, что должно быть сделано. Но ПОЧЕМУ?… Так что вот так, не могу дать тебе большего, чем это. Это очень трудный период — очень трудный. Мы еще в самом переходе.

(молчание)

Надо, чтобы ты прочно зацепился… Ты получил от Суджаты маленький пакетик? (лепестки розы от Матери)… Она очень хотела, чтобы ты всегда держал его при себе — она права. Она права. Потому что я знаю, я знаю, какая атмосфера там [во Франции]. Надо, чтобы ты окружил себя защитной оболочкой. Вот так, мой мальчик…

14 апреля 1964

(Все письма Сатпрема, адресованные Матери, остались под замком в Пондишери; нам кажется, что чтобы пролить свет на эту поездку во Францию, уместно опубликовать, наряду с письмами Матери, некоторые фрагменты писем Сатпрема, адресованных Суджате.)

(от Сатпрема Суджате)

Париж

Я не знаю, как я жил последние три дня; я чувствовал себя немного как лунатик, раскачивающийся вправо-влево, во все стороны, идущий, идущий, не зная куда, в плотной темноте — все, что я знаю, это Сила, за которую я уцепился, как утопающий… Все, что осталось, это только ощущение удаленности от дома, от всего истинного, благого, успокаивающего, это ощущение жизни в галлюцинации — и все же, чудесным образом, Сила со мной каждую минуту, я дышу ею, я живу ею, иначе я просто бы умер или сошел с ума. Это последний раз в своей жизни я возвращаюсь на Запад, только если я не получу Приказ от Шри Ауробиндо и Матери сделать это — я больше не могу здесь жить, это как возвращение в пещерную эпоху, в доисторические времена. …и они все набросились на меня, один за другим — родственники, друзья и т.д., я был совершенно оглушен. У меня была только сила время от времени уединяться в своей комнате и отдыхать на кровати, окутывая себя Силой, чтобы держаться. …Как пусты дни — они наполнены пустыми вещами, пустыми людьми, пустыми движениями; можно сказать, что надо всегда тянуть Силу, чтобы восполнить эту грандиозную Пустоту, иначе тебя придавит. Мои часы показывают индийское время, так что я всегда знаю, где ты, но я никогда не знаю, который сейчас час во Франции! Я должен делать какие-то вычисления, вычитая четыре с половиной часа: сейчас 14:30 в нашем саду, значит здесь… 10 часов утра, и мне пора на встречу. Вероятно, завтра я пойду в Correa ; мой друг М сказал мне, что они решили опубликовать книгу, но хотели бы «вырезать» некоторые места!… Так что мне предстоит какая-то дискуссия, чтобы попытаться сохранить свою книгу более или менее целой! Что за мир! Я напишу Матери завтра, когда узнаю требования издателя. Послезавтра мне надо сходить к доктору… но ни один доктор не сможет закрыть дыру в моем сердце.

S.

19 апреля 1964

(от Сатпрема Суджате)

Париж

…Люди несчастны посреди своих богатств, их лица жесткие и закрытые, люди изнурены… Есть хорошие существа, но вся их энергия поглощается этой пожирающей жизнью — я никогда больше сюда не вернусь, я не отсюда, это никогда не было мне родным! Лучшие их идеалы агрессивны как они сами — эти люди за тысячи и тысячи километров от всякой истинной истины, им потребуются века, чтобы немного расшириться. Во всяком случае, понятно, что никакая книга, никакое слово не может изменить это, нужна друга Мощь. Тем не менее, я напишу «Саньясина», но потом это станет только сказками или поэзией.

S.

23 апреля 1964

(от Сатпрема Суджате)

Париж

Тяжело, ты знаешь, жизнь здесь беспокойная, неотступно преследующая, всегда требуется встречаться с людьми, всегда за чем-то гнаться — нет времени жить, ни на что нет времени. Мой брат тоже страдает от такой жизни и хотел бы нечто иного, но они так привязаны к этой Лжи, окружены ею, что не могут найти выхода; им надо все прервать. Я не знаю, что происходит, но все твои письма приходят распечатанными — цензура в Индии?? Вот уже третье твое письмо приходит таким — конверт наполовину разорван. Помимо этого, контракт с Correa подписан, и они издадут книгу в сентябре, без купюр, тиражом 4000 экземпляров. Представь, они хотели, чтобы я дал интервью французскому телевидению по поводу этой книги, но я отказался — эти издательские мероприятия так же полны лжи, как и все остальное. Они также хотели поместить в книгу мою фотографию; я сказал им, что это будет плохим вкусом — поместить мою фотографию в книгу, посвященную Шри Ауробиндо. Как бы там ни было, все это кончилось, книга будет издана. Я пишу Матери, чтобы сказать ей об этом (это будет второе письмо). Моя собственная мама все светится и помолодела — действительно естественная живая душа, живая сила. Потребуется много-много лет, чтобы восполнить эти потерянные три месяца, потому что каждый день здесь, во Франции, идет за шесть месяцев.

S.

25 апреля 1964

(от Матери Сатпрему)

25.4.64

Сатпрем, мой милый малыш, Передо мной твое второе письмо. Я не ответила на первое из-за своего глаза, которому нужен был полный покой. Сейчас все в порядке. Но я сразу же попросила Суджату написать тебе, что я бы предпочла, чтобы моя фотография не появилась в книге, а что касается фотографии Шри Ауробиндо, то первая фотография кажется мне самой лучшей. Но сейчас, если контракт уже подписан, ничего не поделаешь. Вчера, 24 апреля, здесь была медитация. Она была интенсивной и сформулировалась так:

«Задыхающиеся от скудности человеческой природы, мы стремимся к знанию, которое по-настоящему знает, к мощи, которая по-настоящему может, к любви, которая по-настоящему любит.»

Слова бедны; переживание было сильным. Я всегда с тобой, в любви и радости.

Подпись: Мать

29 апреля 1964

(от Сатпрема Суджате)

Париж

Я получил в посольстве визу для возвращения в Индию, и мне явно полегчало, потому что я ужасно беспокоился, что в этой визе мне могут отказать — это глупо, но ожидал этой визы с большим опасением.

S.

2 мая 1964

(от Сатпрема Суджате)

Св. Пирр

Я в молчании смотрю на море. На самом деле я не в Бретани, не в Св. Пирре, не во Франции, а в зале ожидания компании Air-India, ожидая 18 июля… Я ни счастлив, ни несчастлив — я ничто, как под анестезией, считая дни и часы в своем зале ожидания. Во время своей джапы-медитации я, возможно, существую чуть получше: вместо ничто, это супер-ничто — ты знаешь, Нирвана — это дверь, если ты не держишь прочно свою нить в своих руках. Зачем я должен писать все эти чернильные строчки, когда было бы так просто думать о тебе, и вот я бы оказался рядом с тобой! Я бы пришел к тебе… Наша человеческая жизнь совершенно ограничена и глупа. Через двести лет, в стране эскимосов, мы будем цветными пингвинами; ты будешь небесно голубого цвета, а я — цвета красного граната; и иногда ты будешь мной, а я буду тобой, красным и голубым, и никто больше нас не узнает, или мы станем совершенно белыми как снег, и никто не сможет нас найти, кроме мудрого большого Карибу , который знает любовь. А когда снег растает, мы будем гага-пингвинами, конечно же, новой летающей расой, изумрудного цвета, играющей среди северных пихт, на берегу озера Рокакитуту (что очень нежно звучит на языке пингвинов).

S.

14 мая 1964

(от Матери Сатпрему)

14.5.64

Сатпрем, мой милый малыш,

Этот приступ сомнений, о котором ты говоришь , составляет часть общей работы. Это прямой способ воздействовать на атмосферу. Ты спрашиваешь, вижу ли я тебя. Ты не приходишь ко мне в тонком теле, но я с тобой самым конкретным образом, столь конкретным, что я вижу твоими глазами и говорю через твой рот. Таким путем я встречалась с людьми, которых я совсем не знала физически и вела странные с ними разговоры. Определенно, происходит полезная подготовка. Через ежедневно повторяющееся переживание я все больше убеждаюсь, что весь беспорядок в теле и все заболевания являются результатом СОМНЕНИЯ в клетках или в определенной группе клеток. Они сомневаются в конкретной реальности Божественного, они сомневаются в Божественном Присутствии в них, они сомневаются, что они сами божественны в своей сущности, и это сомнение является причиной всех расстройств. Как только тебе удалось внедрить в них уверенность Божественного, тогда расстройство исчезнет почти мгновенно, и оно может вернуться лишь из-за возвращения сомнения, если оно не полностью отброшено. Надеюсь, ты сможешь разобрать эти каракули — я всегда борюсь с пишущими средствами; все они для меня одинаково неэффективны. Поправь свое здоровье в Бретани и возвращайся приободренным, чтобы возобновить работу со мной. Столько вещей уходят в забвение… Со всей моей нежностью и моими благословениями. Передай своей маме, что я очень, очень ее люблю, потому что она — ТВОЯ мама!

Подпись: Мать

15 мая 1964

(от Сатпрема Суджате)

Св. Пирр

Я стал коричневым, как индиец — получается, что я всегда выделяюсь в стране, в которой нахожусь: я бретонец среди индийцев и индиец среди бретонцев; получается, я образую новую расу бретондийцев — что скажешь?

S.

17 мая 1964

(от Сатпрема Суджате)

Св. Пирр

Конечно, Природа чудесна, море такое прекрасное, климат восхитителен, но, в конечном счете, когда я закрываю свои глаза и медитирую, у меня более полное и прочное впечатление, чем все градусные показатели на перламутровом море. По сути, я провожу свои дни в ожидании часов джапа-медитации, это большая истина, мир, который освежает. Это есть нечто, а если это ничто, тогда это ничто стоит всего. Однако нет прогресса в сознании, я ничего не вижу, в особенности, никогда не вижу тебя — ты говоришь, что знаешь причину этого, я действительно хотел бы знать, в чем она заключается? Я не могу понять, почему я так блокирован (мой западный атавизм?). Я знаю Свет, я вижу Пространство, я чувствую Силу, это абсолютная Истина, которая правит всем, успокаивает все, но внутри нет ничего, даже кончика твоего носа — почему? Я не вижу Мать, это полная «слепота». Внутри есть Свет, несомненно, но почему все черно снаружи? — нет сообщения между этими двумя. Ты понимаешь, почему это так? Черт возьми!

S.

21 мая 1964

(от Сатпрема Суджате)

Св. Пирр

Сегодня утром я получил твое письмо от 16 мая, и я удивлен, как это я тебя посетил, потому что я сам тебя не видел — всегда ничего, полная «слепота». Это тоже мне надоело — я в действительности не знаю, что я делаю… вероятно, глупые и бесполезные безделицы, как обычно. Но когда это ужасы, я точно их вижу. Может быть, ночью я американский гангстер или зулус… Это абсурдно и обескураживающе. Кроме того, кажется, что я становлюсь совершенным нулем и идиотом — вот жалость для тебя.

S.

28 мая 1964

(от Сатпрема Суджате)

Св. Пирр

Этот месяц нескончаем, не-скон-ча-ем, он точно резиновый. Если и июнь такой же длинный, я порву календарь на клочки. Но я еще не говорил с моей мамой по поводу того, чтобы вернуться раньше; я хотел бы знать, одобрит ли это Мать, это дало бы мне больше внутренней силы убедить мою маму. В ожидании я считаю часы (они тоже резиновые, тягучие и липкие; мои часы так устали от этих резиновых часов, что они сломались — ну и хорошо). А у вас время течет быстрее? Во всяком случае, кажется, что оно сократило жизнь Неру — должно быть, там большое замешательство; сейчас вся грязь сможет подняться?… Здесь все газеты пишут о смерти Неру — можно подумать, что бог исчез…

S.

4 июня 1964

(от Матери Сатпрему)

Сатпрем, мое милое дитя,

Ну что же! Со времени, прошедшего после моего второго письма, я видел тебя несколько раз, даже часто — всякий раз, когда я ходила в то место, где вырабатываются движения наций (следующий шаг). Это ментальный регион земли, открытый к высшим влияниям. Кажется, это тебя интересует, особенно в определенных деталях. Прошлой ночью это было связано со странами Дальнего Востока, особенно с Китаем и Японией. Ты был там со мной. Мы пытались делать некую работу и разработать сближение. Детали были живописными и интересными, но о них слишком долго рассказывать. ………. Не беспокойся о «Бюллетене»: Нолини только что закончил свой перевод. С помощью Павитры я возобновлю «Вопросы и Ответы», а что касается «Афоризмов», пока отложим. Я получила письмо от Бхарадити , которая прочла твою книгу с энтузиазмом и большим пониманием. Ты ничего не пишешь о своем здоровье. Думаю, что на нем благоприятно скажется воздух Бретани, и ты вернешься с совершенно обновленной системой. До скорого свидания, мой мальчик, я с тобой, но я буду еще более рада, когда ты вернешься сюда. Со всей моей нежностью

Подпись: Мать

27 июня 1964

(от Сатпрема Суджате)

…Я не чувствую себя уставшим — меня утомляют скорее человеческие существа с их постоянным возбуждением и беспокойной атмосферой. В конце концов, меня удовлетворяет общество моего брата. Трудность в том, что я больше не знаю, как говорить, я утратил привычку разговора, а люди все говорят и говорят, задают вопросы, не давая времени на них ответить, и в эту поспешность очень трудно притянуть истинные слова. В сущности, мой единственный покой — это когда я один делаю свою джапу, тогда все открывается, расслабляется, и мне кажется, что я возвращаюсь к себе; иначе я как надувной баллон, раскачивающийся на море и поворачиваемый во всех направлениях. Люди не живут — они суетятся. Это действительно болезненно — постоянно вытягиваться наружу, отрываться от самого себя. Я больше не способен жить в этом мире, я думаю, что умру, если буду вынужден здесь остаться.

S.

28 июня 1964

(от Матери Сатпрему)

(С этой запиской связана забавная история. Сатпрем отправился на прогулку со своим братом, а по возвращению, достигнув побережья Бретани, увидел в небе то, что моряки называют «ножкой ветра», грандиозное белое облако, по форме похожее на архангела с распростертыми крыльями, но без головы. Сатпрем, не зная почему, был так поражен этим облаком, что сказал брату: «Посмотри на этого победоносного ангела, который вышел нам навстречу!». И Сатпрема ожидало вот это письмо:)

«Смелее, мой милый малыш, Расправь свои крылья и воспари над миром, широко.» До скорого свидания. С нежностью Подпись: Мать

4 июля 1964

(от Сатпрема Суджате) Св. Пирр

Снаружи все волнуется, бежит и производит много шума, но внутри я все время как на острове Мира — дома. И даже самые прекрасные пейзажи мира не будут такими полными и такими спокойными, как это дом в моем сердце.

Июль 1964

13 июля 1964

(Сатпрем вернулся из трехмесячной поездки во Францию. К сожалению, сохранился лишь фрагмент этой беседы.)

…Ты получил мое последнее маленькое послание на золотой открытке?

Да. Но ты знаешь, я имел забавное переживание… Когда я вернулся в Бретань, после поездки в Савойю, я был в машине со своим братом и, приближаясь к полуострову Квиберон, я увидел в небе два необычных грандиозных крыла, два облака, которые были как два грандиозных крыла; я сказал своему брату: «Смотри!»; это действительно меня поразило: «Посмотри на эти грандиозные крылья, на этого победоносного ангела, приветствующего нас!» Это было чудесно… Я вошел в дом и нашел твое письмо: «Расправь свои крылья и воспари…» Это чудесно!

Очень хорошо! Для меня это был ЖИВОЙ образ. Я не удивлена, что облака приняли такую форму: это был ЖИВОЙ образ. (Мать раскрывает руки): «Над миром, широко…»

Я почувствовал, что что-то было в этих облаках — и затем твое письмо!

15 июля 1964

(Мать читает ответ ученику, написанный ею по-английски, где она, в частности, говорит:)

«…быть благодарным, никогда не забывать этой чудесной Милости Всевышнего, кто ведет каждого к его божественной цели наикратчайшими путями, вопреки ему самому, вопреки его неведению и непониманию, вопреки его эго, его протестам и его бунтам.» 26 июня 1964

Это такое истинное переживание! Никогда не забывать этой чудесной Милости Всевышнего, который ведет вас прямо к вашей истинной цели, несмотря на все ваши протесты, все ваши непонимания — прямо, невозмутимо. Вы кричите, вы плачете, вы протестуете, вы бунтуете… «Я поведу тебя прямо к цели вопреки тебе.» В тот момент, когда я это написала, было так чудесно!… Мы так глупы и так невежественны, мы вскрикиваем и говорим: «О!… (люди, которые верят в «Бога») О! Он жесток, он безжалостный судья» — они ничего не понимают! Совсем напротив! Доброта, бесконечная милость, которая ведет вас, вот так, прямо к цели! — совершенно прямо!

18 июля 1964

(Мать переводит следующее письмо Шри Ауробиндо:)

«Единственно безопасное и верное средство совершенствования для человека состоит в том, чтобы учиться жить изнутри-наружу, не завися от учреждений и машинерии, и использовать это растущее внутреннее совершенство, чтобы строить более совершенную форму и оболочку жизни…»

Благодаря этому я увидела нечто такое интересное… Автоматически, человеческое мышление всегда убеждено (в конечном счете, автоматически), что вещи должны «следовать механизму». Для тела, чтобы его вылечить, чтобы изменить что-то, инстинктивно кажется, что этот процесс должен подчиняться какому-то механизму. Например, в эти последние дни я имела интересное переживание, связанное с вопросом: «Какой будет форма сверхчеловека?»… Все концепции говорят о человеке с более совершенной формой, но это только улучшение. А человек в действительности представляет радикальную перемену по сравнению с обезьяной — с какой точки зрения? Не столько с точки зрения формы тела, сколько с точки зрения своей СИЛЫ НАД МЕХАНИЗМОМ ЖИЗНИ. Тогда, следуя этой идее, я получила подтверждение тому, что я видела, что Материя станет пластичной и будет подчиняться воле. Так что каждый будет иметь в своем распоряжении некоторое количество материи и придавать ей формы по желанию. И я видела, что человеческому воображению очень трудно выйти из некоего порабощения физической машинерией. Вот что Шри Ауробиндо подразумевает здесь.

* * *

(полный текст письма Шри Ауробиндо)

Единственно безопасное и верное средство совершенствования для человека состоит в том, чтобы учиться жить изнутри-наружу, не завися от учреждений и машинерии, и использовать это растущее внутреннее совершенство, чтобы строить более совершенную форму и оболочку жизни; ведь благодаря этой внутренней позиции мы сможем лучше всего как увидеть истину высших вещей, о которых мы только говорим нашим языком и которые мы формулируем во внешних интеллектуальных конструкциях, так и искренне применить их истину ко всей нашей внешней жизни. Если нам суждено основать царство Бога в человечестве, мы сначала должны узнать Бога и видеть и жить более божественной истиной нашего существа в нас самих; иначе как же новая манипуляция конструкций разума и научные системы, подводившие нас в прошлом, смогут пригодиться, чтобы установить это? Именно из-за того, что есть множество знаков, указывающих, что старые ошибки продолжаются, и только меньшинство людей, возможно, лидеры в свете, но еще не в действии, стараются видеть яснее, внутренне и истинно, именно из-за этого нам следует ожидать пока что скорее последних сумерек, отделяющих умирающий век от зарождающегося нового века, чем настоящего рассвета. На некоторое время, поскольку ум человека еще не готов, старый дух и старые методы могут все еще быть сильными и казаться преуспевающими; но будущее — за теми людьми и нациями, которые первые увидели утренних богов за блестящей мишурой и сумраком и подготовили себя быть пригодными инструментами Мощи, которая давит к свету большего идеала. Шри Ауробиндо

* * *

(Немного позднее разговор зашел о брате Сатпрема. Этот человек будет несколько раз появляться в «Агенде», поэтому мы публикуем то, что касается его.)

Я хотел бы поговорить с тобой о моем брате и его жене. Они имели внутреннее открытие, читая книгу.

Я это чувствую.

И поскольку они в близкой связи со мной, я хотел бы знать… Я хотел бы, чтобы ты знала и помогла им. Вот фотография моего брата.

О!… Он моложе тебя. Смотри-ка… Много сущности.

А это его жена, она – русская.

А! Я ее знаю.

Ты ее знаешь?

Да. Чем он занимается?

Он врач.

Он хорош. Даже очень хорош.

А вот фотография моего друга издателя, который помог мне с публикацией «Золотоискателя» и книги о Шри Ауробиндо.

Смотри-ка, знакомое лицо. Здесь больше сущности (в брате). Много сущности, много. Твой брат очень хорош.

Так что он почувствовал книгу?

Он имел… (жест: стена раскрывается)

Он – человек, который слишком отдает себя своей профессии, и он страдает из-за своей большой восприимчивости. Он отдает себя своим пациентам, так что он поглощает…

Он воспринимает все.

И как только человек приходит к нему, он чувствует, сможет ли он его вылечить или нет. И если он может его вылечить, он тратит все свои силы, он все отдает другому.

Это не имеет значения; то, что ему нужно, это научиться воспринимать, универсализировать свою восприимчивость. Это как раз то, о чем говорил Шри Ауробиндо: это та «внутренняя позиция». Не зависеть исключительно от внешних средств; опираться больше на универсальную Волю (жест над головой), чем на индивидуальную волю; и тогда вы всегда будете иметь неисчерпаемый источник вместо того, чтобы зависеть от того, что вы едите, сколько вы отдыхаете, от того, от этого. Вот какой метод: бесконечно расширять свою восприимчивость и полагаться на силы, которые постоянно циркулируют в мире, так что только самая физическая материальность зависела бы от питания и ото сна. Потому что даже то, что вы едите, по-разному вас питает в зависимости от вашей восприимчивости, от вашей внутренней позиции; можно извлекать Силу из вещей, и эта способность обретается через расширение восприимчивости. Он МОЖЕТ делать это, он может. Ты понимаешь, уклонение от дарения сужает вас — надо щедро отдавать и щедро получать.

(Мать снова смотрит на фотографию)

У него довольно значительные витальные способности. Но истинное решение кроется в психическом развитии. Кстати, так доктора и лечат, в гораздо большей степени, чем благодаря лекарствам — в гораздо большей степени. Когда некоторые доктора входят в контакт со своими пациентами, пациенты чувствуют поддержку, помощь.

(молчание)

Так что ты сделал хорошую работу во Франции.

(Сатпрем протестует: это Мать работала)

Для меня нет никакой разницы! Это чрезвычайно интересно, потому что это становится совершенно конкретным; это не мысль, не идея, это совершенно конкретно: все, совершенно все связи с людьми — это попросту вибрации. Нет «этого» человека или «того» человека, это не так: есть только вибрации, с местами или моментами концентрации, либо расширения и рассеяния. Чрезвычайно интересно то, что это постоянная масса, она в постоянном движении, состоит из вибраций всех родов: лжи, беспорядка, насилия, усложнения; и затем, там внутри, есть как дождь, но очень сознательно направляемый дождь, вибраций Света, Порядка, Гармонии, которые входят в это (Мать прочерчивает движение силы), и это сопротивляется, это работает. И это то, что неудержимо живет везде, постоянно, каждую секунду и в сознании… если я применю слово «любовь», будет непонятно, потому что… И это То, что есть везде, постоянно, вечно и неизменно; не существует ничего, кроме Того и в Том, — в действительности, только То сущностно существует. И там внутри есть этот вид борьбы — это не точно борьба, потому что нет ощущения борьбы, но это усилие против сопротивления, это усилие для преобладания Порядка и Гармонии и, естественно, в конечном счете, для преобладания Любви (но это позднее) над беспорядком и путаницей. И в этом Порядке (этом сущностно истинном Порядке) самым большим противоречием является в точности Ложь. Но все это вибрации. Это не индивидуальные воли и не индивидуальные сознания: в одном и том же индивидуальном агломерате есть все, и не только есть все, но и все постоянно меняется; меняется соотношение вибраций; только видимость остается одной и той же, но это очень поверхностно. И это переживание становится таким постоянным, таким постоянным, что мне трудно приспособиться к обычному восприятию. Например, когда ты показываешь мне фотографии, то, что я вижу, это соотношение вибраций; это не характер с какой-то судьбой (все это больше не истинно; это только очень поверхностно и совсем относительно верно, это как когда читаешь роман, это история, рассказываемая в романе), но ИСТИННАЯ ВЕЩЬ состоит как раз в той мере, в какой вибрации скомпонованы в данном месте и централизуются, рассеиваются согласно восприимчивости к Вибрации Света и Порядка, и к возможному использованию в этом клеточной агрегате. И люди, совершенно закрытые в своих «кожаных мешках», в своем витальном и ментальном эго, производят впечатление чего-то совершенно искусственного, жесткого — жесткого, сухого и искусственного, а также точного. И, что неприятно, так и хочется взять молот и обрушить его на них сверху — что и происходит!

22 июля 1964

Когда-то я имела одно переживание (по поводу чего-то неважного, но это не имеет значения). Я сделала заметки, но не помню, где они (они были по-английски, в форме ответа на письмо). Я видела, почти одновременно, любовь, как люди «практикуют» ее, если можно так сказать, а также чувствуют ее, и божественную Любовь в ее истине. И то, и другое было представлено как бы «бок о бок», и не только «бок о бок», но я также видела разницу (это было почти одновременно) между двумя действиями: как зарождается человеческое действие и как вырабатывается или проявляется божественное действие. Это пришло через серию совершенно конкретных примеров и переживаний, живущих одно за другим, как если бы всевышняя Мудрость организовала весь ряд обстоятельств (обстоятельств самих по себе незначительных, «неважных»), чтобы дать мне живой пример двух этих вещей. Это было таким конкретным и таким живым, что я сделала несколько заметок, как всегда очень кратких и сведенных к минимуму, я написала это по-английски. Все это где-то здесь, смешалось с другими бумагами.

(первая запись, найденная чуть позднее:)

В отличие от человеческой любви, которая обращает себя к одним и не обращает себя к другим, моя любовь направлена только ко Всевышнему Господу, но поскольку Всевышний Господь есть все, моя любовь направлена равным образом ко всем. Любовь Господа — равная для всех, постоянная, охватывает все, неизменная и вечная. (вторая запись)

В отличие от человеческих существ, действие управляется не чувствами или принципами, а дхармой каждого существа или вещи, которая известна через тождественность.

Я сначала расскажу о втором переживании, потому что это явление повседневного переживания, повседневная констатация. И это одна из главных причин, почему обычные человеческие существа не могут понять существо, которое действует через то, что можно было бы назвать «божественным импульсом». Поскольку вся человеческая деятельность основывается на реакциях, которые сами являются продуктом чувств и ощущений, а деятельность людей, считающихся «высшими» и которые действуют согласно разуму, основывается на принципах действия — каждый имеет свою гамму принципов, на которой он основывает свои действия (это так хорошо известно, что здесь и не о чем говорить). Но интересен другой факт: например, когда человеческое существо любит кого-то (то, что называется «любовью») и когда оно его не любит, его реакции на ОДНО И ТО ЖЕ явление — ОДНО И ТО ЖЕ явление — не всегда противоположны, но крайне различны, причем до такой степени, что обычное человеческое суждение обычно основывается на этих реакциях. Будет лучше, если я приведу совсем конкретный пример: об учениках и Учителе. Ученики почти всегда не понимают Учителя, но у них есть мнение о нем и о его мотивах действия; они наблюдают и говорят: «Учитель сделал то-то и то-то, он обращается с этим человеком таким-то образом, а с тем человеком – таким вот другим образом, поэтому он любит этого и не любит того.» Я говорю очень грубо, но так и обстоит дело. И все это основывается на ежеминутных переживаниях, здесь так и происходит; они не будут обращаться с таким-то человеком тем же самым образом, как и с другим, даже при аналогичных обстоятельствах, потому что, как они говорят, они «любят» этого, но не любят того. Значит, в одном случае Учитель любит, а в другом – не любит — (смеясь) это же просто! Поэтому я и сказала, что человеческое действие основывается на реакциях. Божественное же действие СПОНТАННО исходит из видения через тождество необходимости «дхармы» каждой вещи и каждого существа. Это постоянное, спонтанное восприятие, без усилия, через тождество, дхармы каждого существа (я использую слово «дхарма», потому что это ни «закон», ни «истина»: это и то, и другое вместе). Чтобы каждое существо шло кратчайшим путем к своей цели, вот линия самых благоприятных обстоятельств; как следствие, действие всегда будет строиться по этой линии. В результате в кажущихся одинаковыми обстоятельствах действие божественной Мудрости иногда будет совсем другим, иногда даже противоположным. Но как объяснить это обычному сознанию?… В одном случае Мать «любит» того-то, в другом случае она его не любит — так просто! Это было так ясно! И это переживание столь постоянное, столь постоянно возвращающееся, что это действительно очень интересно. Совершенно ясно, что ученики не в состоянии это понять; даже если им сказать: «то, что делается, делается исходя из дхармы каждого существа», для них это будет только словами; для них это не соответствует живому переживанию, они не могут это почувствовать. Так что раз и навсегда я совершенно отступила от того, что меня поймут, почему и как я действую. Потому что это так, сейчас я могу сказать (это постепенно пришло), я могу совершенно абсолютно сказать, после того, как смотрела на это в течение нескольких месяцев, что мои действия не являются результатом реакции — ни интеллектуальной реакции, ни ментальной реакции, ни витальной реакции, ни, естественно, эмоциональной реакции, ни даже физической реакции; даже тело сейчас мгновенно отсылает ко Всевышнему то, что к нему приходит, автоматически. Это переживание пришло в связи с просто личным вопросом, чтобы я поняла, как обстоят дела и насколько бесполезно надеяться, что люди поймут; это было по случаю кучи маленьких глупых событий, которые постоянно происходят, когда люди говорят: «Мать сказала, Мать почувствовала, Мать… и т.д.» — и все ссоры. И меня вынуждают погружаться во всю эту кашу. Какое-то время я мучилась, спрашивала себя: «Почему я не могу сделать так, чтобы они поняли?» Что же, я увидела, что это невозможно, так что меня это больше не занимает. Я просто говорю тем, кто имеет добрую волю: «Не слушайте, что люди говорят; когда они приходят и говорят вам: “Мать сказала, Мать хочет…”, не верьте ни слову, и это все; пусть они говорят, что угодно, это не имеет значения.» Но другое переживание, которое ему предшествовало и которое продолжается и сейчас (оно не ушло от меня, что довольно редко случается: обычно переживание приходит, утверждается, заставляет признавать себя, а затем исчезает, чтобы уступить место другим; и в этом случае переживание не ушло, оно продолжается), и это переживание более общего порядка… Человеческая любовь, то, что люди называют «любовью», даже в самом лучшем случае, даже взятая в самой чистой своей сущности, это нечто, что идет к одному человеку, но не к другому: вы любите НЕКОТОРЫХ людей (иногда даже только определенные качества в некоторых людях); вы любите НЕКОТОРЫХ людей, и это означает, что человеческая любовь — частичная и ограниченная. И даже для тех, кто не способен на ненависть, есть определенное число людей и вещей, которые им безразличны: нет любви (в большинстве случаев). Эта любовь ограниченная, частичная и определенная. И, более того, она нестабильная: люди (я имею в виду человеческих существ) не способны чувствовать любовь непрерывным образом и всегда с одной и той же интенсивностью — в определенное время, на мгновение, любовь становится очень интенсивной, очень могущественной, и есть моменты, когда она приглушается; иногда она вообще засыпает. И так даже в самых лучших условиях — я не говорю обо всех деградациях, я говорю о чувстве, которое люди называют «любовью» и которое ближе всего к настоящей любви, и это так: человеческая любовь частичная, ограниченная, неустойчивая и колеблющаяся. Затем, сразу же, без перехода, я была как бы погружена в ванну Любви Всевышнего… с ощущением чего-то безграничного; то есть, когда есть восприятие пространства, это есть везде (это ощущение находится за пределами восприятия пространства, но когда есть восприятие пространства, это ощущение везде). Это нечто вроде однородной массы вибраций, НЕДВИЖИМОЙ, и все же с интенсивностью бесподобной вибрации, которую можно описать как теплый, золотой свет (но это не так, это гораздо чудеснее этого!). И затем, это везде одновременно, везде идентично самому себе, без чередования высокого и низкого, без изменения, в неизменной интенсивности ощущения. И это «нечто» свойственно божественной природе (это очень трудно выразить словами), одновременно абсолютно недвижимое и имеет абсолютную интенсивность вибрации. И Это… это любит. Нет ни «Господа», ни «вещей»; нет ни субъекта, ни объекта. И Это любит. И как сказать, что Это?… Это невозможно. И это любит всегда и все, все время, все одновременно. И все эти истории, которые рассказывают так называемые мудрецы и святые, что Любовь Бога «приходит и уходит», о! Это грандиозная глупость! — Это ТАМ, вечно; это всегда там было, вечно; Это всегда будет там, вечно, всегда одним и тем же и на максимуме своей возможности. Это не ушло и сейчас не сможет уйти. И как только ты пережил Это… ты столь бесповоротно осознаешь, что все зависит от индивидуального восприятия, полностью; и это индивидуальное восприятие (божественной Любви) зависит, естественно, от недостаточности, инерции, непонимания, неспособности, от того, что клетки не могут ни содержать, ни сохранить Вибрацию, в конце концов, от того, что человек называет своим «характером» и что приходит из его животной эволюции.

(молчание)

Говорится, что божественная Любовь не манифестирует из-за того, что в современном состоянии несовершенства мира это вызвало бы почти катастрофу — таково человеческое видение. Божественная Любовь манифестирует, манифестировала и будет манифестировать вечно, и это только неспособность материального мира… не только материального, но и витального и ментального миров, и множества других миров, которые не готовы, они не способны — но Она, Она здесь, Она здесь, здесь! Она здесь постоянно: это САМО Постоянство. Это Постоянство, которое искал Будда, оно здесь. Он утверждал, что нашел его в Нирване — оно здесь, в Любви.

(молчание)

Как только это переживание пришло, в сознании больше нет этого рода предосторожности, которой я придерживалась в течение многих лет, чтобы не концентрировать слишком много Силы или Могущества, либо Света или Любви, на существах и вещах из-за опасения расстроить их естественный рост — это теперь кажется таким детским! Это здесь, это здесь, это здесь — это здесь. И это сами вещи не могут чувствовать больше, чем они смогут выдержать.

(молчание)

Как только у меня появляется хоть минутка на медитацию, то есть, как только я не осаждаема со всех сторон людьми, вещами, событиями, как только я могу просто сделать вот так (жест погружения вовнутрь) и смотреть, что же, я вижу, что сами клетки начинают изучать Вибрацию. Это, очевидно, фактор творения. И этот «дождь Света Истины», который приходил несколько месяцев тому назад , я говорила, что он возвещал что-то — очевидно, он подготовил, он начал это внедрение всевышней Гармонии в материальные вибрации. Это подготовило не какое-то «новое нисхождение», а возможность нового восприятия, восприятия, которое позволяет внешние и физические действия.

(молчание)

Следует использовать другое слово; то, что люди называют «любовью», это столь различные вещи, со столь разными смесями и столь различными вибрациями, что это нельзя назвать «любовью»; нельзя использовать одно и то же название для всего этого. Так что лучше просто сказать: «нет, это не Любовь», и это все. И сохранить это слово для Истинной Вещи… Слово «любовь» [amour] по-французски обладает некой выразительной силой, потому что, когда я его произношу, устанавливается контакт; вот почему я хотела бы сохранить это слово. Для всего остального: нет, не называйте это любовью, это не любовь. Я где-то говорила или писала: «Любовь — это не сексуальные отношения. Любовь — это не привязанность… Любовь — это не…» и т.д., и в конце я сказала: «Любовь – это всемогущественная вибрация, исходящая прямо из Одного …» Это было первое восприятие Этого. Но это грандиозное открытие, в том смысле, что как только оно произошло, это не оставит вас не смотря ни на что. Можно повернуть свое внимание куда угодно, делая свою работу, как, например, этой ночью, когда я вела очень символическую деятельность: в течение часа я прошла по всем комнатам Ашрама и хотела найти где-то в уголке кресло, чтобы там можно было сесть и делать определенную внутреннюю работу — это было невозможно! Я проходила из комнаты в комнату, и в каждой комнате были группы людей, один-два человека, или несколько групп из нескольких человек, и каждая со своим «чудесным» открытием, «чудесным» намерением, чудесным «проектом» — каждый принес все свое самое чудесное! И каждый хотел показать мне и продемонстрировать свое чудо. И так я смотрела и смотрела (это были люди, которых я знаю; это должно быть выражение их самых лучших мыслей: это действительно было наполнено большой доброй волей: Мать смеется), но сколько их было! Я просто смотрела, говорила одно-два слова, затем делала несколько шагов в надежде найти уединенный уголок и кресло, в котором я смогла бы делать свою работу, и я переходила из комнаты в комнату… Это продолжалось час. Час невидимой жизни, это было чрезвычайно долго. Я пробудилась, то есть, вышла из этого состояния… не найдя кресла! Я пробудилась как раз тогда, когда сказала себе: «Не стоит пытаться» (были уголки с креслами, но было так много людей, что было невозможно туда пройти) «не стоит и пытаться, везде будет так, это бесполезно, лучше вернуться к себе», и как только я решила вернуться к себе, это кончилось. Очевидно, в этой деятельности я не сделала призыва к божественной Любви, чтобы найти решение проблемы — мне не позволили это сделать. Тогда я поняла, что именно это передается в мышлении людей через идею о том, что божественная Любовь не может манифестировать из-за того, что она вызвала бы катастрофы — это вовсе не так, это совсем не так. Но очевидно, что в моем сознании связь (всевышняя) была установлена (в некоторой степени с ограничениями, но, в конце концов, она была установлена), и ничего не произошло — ничего, абсолютно ничего, даже самых не-зна-чи-тель-ных вещей — без того, чтобы не было, я не могу сказать «мысли» или «ощущения» (по-английски это называется «осознание» [awareness], но это гораздо лучше этого), чувства (еще одно невозможное слово), чувства Присутствия Господа, без того, чтобы всевышнего Присутствия не было там, двадцать четыре часа в сутки. В ходе всей этой ночной деятельности, о которой я только что рассказывала, Оно был там, Присутствие Господа было все время, каждую секунду, управляя всем, организуя все — НО ЭТОГО НЕ БЫЛО. И Это, что я называю Любовью, эта Манифестация, оно так грандиозно всемогущественно, что, как я однажды говорила, оно совершенно не терпимо к другой вещи — существует только Это… Это, это существует; Это, это есть — и на этом все. Тогда как Господь («Господь», что я называю «Господом») — это вообще все; Господь — это все, что проявлено, все, что не проявлено, все, что есть, все, что будет, и все-все-все это есть Господь — это Господь. И Господь (смеясь) обязательно терпит Самого Себя!… Все есть Господь, но все воспринимается Господом через ограничения человеческого восприятия! Но все-все есть там — все есть там; все, в каждую секунду; и с восприятием времени каждая секунда другая, в вечном становлении. Это всевышняя Терпимость: нет больше борьбы, нет больше сражения, нет больше разрушения — есть только Он. Те, кто имели это переживание, обычно на нем и останавливались. И если они хотели уйти от мира, они выбирали «аспект аннигиляции» Господа; они находили там пристанище и оставались там — всего остального больше не существовало. Но другое… другой аспект, это мир завтрашнего дня или послезавтрашнего. Другой аспект — это невыразимое великолепие. Это такое всемогущественное великолепие, что только оно и существует. Это ОДИН способ бытия Господа.

(молчание)

Это переживание отметило этап. Возвращаясь к обычному миру, результат — эпидемия в Ашраме , это люди, потерявшие самоконтроль, это… и так далее. Но я НЕ МОГУ смотреть на вещи так, как они — это не может казаться мне таким катастрофическим! Это как когда люди покидают свое тело, то окружающие все в слезах — я не могу! Я просто не могу. Ты знаешь, когда что-то кладут варить в котел, оно вскипает.

(молчание)

Но, что примечательно, ты — единственный человек, с которым я могу говорить — это не так, что я не пыталась [во время поездки Сатпрема во Францию], потому что было такое впечатление, что может быть жалко, если некоторые вещи просто так уйдут; я пыталась беседовать с Нолини и Павитрой: ничего не вышло, кроме некоей ментальной транскрипции. Когда я назвала тебя Сатпремом, я имела в виду это: ты наверняка должен обладать способностью входить в контакт с Этим. И Это, это… Я не знаю, будет ли этот мир (я говорю не только о земле, я говорю о нынешней вселенной), будет ли этот мир следовать другим или он сам будет продолжать идти, или… но Это, о чем я говорю и что я называю Любовью, это Мастер этого мира. В тот день, когда земля (потому что нам это было обещано, и это не пустое обещание), в тот день, когда земля проявит Это, это будет великолепие. Я имела очень слабое и мимолетное восприятие того, что это будет — это было прекрасно. Это было великолепно. И физический мир сотворен, чтобы выражать эту Красоту; если бы он стал гармоничным вместо этой отвратительной вещи, которой он сейчас является, если бы он стал гармоничным, он обрел бы исключительное вибрационное качество!… Это довольно любопытно: витальный мир чудесен, в ментальном мире есть свои великолепия, надментальный мир со всеми своими богами (это действительно существующие существа, я хорошо их знаю) действительно очень красив; но, представь, как только я имела этот Контакт, все стало казаться пустым — казаться пустым и… всему недостает чего-то сущностного. И эта сущностная вещь в своем принципе находится здесь, на земле.

25 июля 1964

(После чтения «Часа Бога» Шри Ауробиндо перед микрофоном для ашрамитов)

…Я не знаю, почему они хотели, чтобы я прочитала это — это нечто очень ужасное… очень ужасное. Они организовали целое театральное представление с чтением наизусть, танцами, живыми картинками — все это пройдет 1 декабря, иллюстрируя это («Час Бога»). Когда вещи принимают такой оборот, я всегда принимаю их как организованные Божественным для общего хода. Редко, когда приходит такое указание: «Нет». Когда это «нет», это категорично. Но я всегда вижу (Мать прочерчивает в воздухе движение сил), что вещи движутся очень гибко: кажется, что это движется туда (жест влево), но это чтобы придти сюда (жест вправо); кажется, что они идут сюда (жест вправо), но это чтобы придти туда (жест влево) — все время.

28 июля 1964 (Речь идет о докторе S, уехавшем в Америку для операции на мозге. Операция заключается во введении специальной иглы в пораженную часть мозга, и через нее впрыскивается жидкий кислород, чтобы разрушить группу пораженных клеток. Первая операция прошла три месяца тому назад, а вторая операция была запланирована на этот месяц.)

Я только что получила длинное письмо от доктора S… Ты знаешь, ему сделали операцию на одной стороне мозга, и теперь… Чтобы было интересно, мне надо рассказать всю историю с самого начала. Перед своим отъездом в Америку, когда он разговаривал со мной об этой операции, я вдруг увидела, что это не только опасно (это очевидно, он сам знал это), но и не может быть определенным, и, во всяком случае, одной операции не достаточно. Когда он говорил мне об операции с энтузиазмом человека, видящего свое спасение, я у него спросила: «Вы действительно уверены, что результат будет определенным? Что одной операции достаточно, и болезнь не вернется?» Он был почти рассержен. Он думал, что я была… (смеясь) атеистом медицинской науки! Как бы там ни было, он уехал. Когда он туда прибыл, ему сразу же сказали, что поскольку заболевание охватило обе стороны мозга, то надо оперировать обе стороны: первую операцию надо сделать на правом полушарии, чтобы вылечить левое, а затем, шесть месяцев или год спустя, надо оперировать левую сторону, чтобы вылечить правую. Операция была чрезвычайно болезненной, она длилась четыре часа, и результат был такой, какой я предчувствовала: паралич (все, что они могут сделать, это парализовать, а затем надо проходить курс реабилитации). Как бы там ни было, казалось, что реабилитация идет хорошо. И американский доктор ему сказал, что это только вопрос воли… Ты видишь, сколь рискованная эта операция, которая, как утверждалось, должна была быть определенной и абсолютной. Что же. Как бы там ни было, американский доктор ему сказал: «В любом случае, в следующие три месяца я не смогу ничего сделать.» Поэтому он и ждал там три месяца. А я все это время — все это время, почти постоянно — я видела, что смерть наступит во время второй операции. И я знаю, что если я об этом напишу, это ничего не даст, кроме как создаст атмосферу недоверия, и только. Так что я делала формацию за формацией, формацию за формацией для американского доктора. В конце концов, S попросил у меня талисман для второй операции — я сразу же его послала, с большой концентрацией силы, чтобы не произошло ничего смертельного. Совсем недавно, 20 июля, S пришел в госпиталь на вторую операцию. Американский доктор держал его два, три дня, а затем сказал: «Я не могу, я не могу взять на себя этот риск»… Кажется, за эти три месяца он прооперировал несколько человек, для которых это тоже была вторая операция, на другой стороне, как и для S, и все эти операции кончались кровоизлиянием, параличом или смертью. Поэтому американский доктор ему заявил: «Я не могу рисковать». S ответил: «Мне все равно: лучше умереть, чем быть таким немощным,» Но этот американец очень ловко ему возразил: «Я не могу ничего сделать без разрешения вашей ‘Матери’! ». Так что мне послали телеграмму, в которой говорилось, что американский доктор отказывается оперировать, потому что это слишком опасно, и спрашивалось мое мнение. Я ответила: «никакой операции». В то же время была телеграмма и от E (она хотела присутствовать на операции), ликующая телеграмма, в которой говорилось, что для нее (Е) это доказательство того, что S будет вылечен не с помощью хирургии, а путем супраментального вмешательства. Она сказала это и S, который был очень недоволен (!). Как бы там ни было, он возвращается. Но в этом случае было такое точное действие Силы… И в то же время я имела другое переживание (но гораздо более личное и субъективное), но которое убедило меня в моем восприятии… Ты читал «Rodogune» Шри Ауробиндо?… Там есть одна сцена, в которой отшельник встречает юного принца и произносит такие слова: «Это человек несет с собой атмосферу того, кто скоро умрет.» (Этот принц только что одержал большую победу, все шло к лучшему, и он решил пойти в такое-то место; там он и повстречал отшельника, который и произнес эти слова.) Когда я прочла это, я попыталась войти в контакт с этой вибрацией, которую отшельник назвал «атмосферой человека, который скоро умрет». И когда я получила от S письмо, в котором он просил меня прислать ему талисман, он был уверен, что все будет хорошо — в точности та же самая вибрация. Это некое ликование, утверждение могущества и силы, а за этим стояла в точности та же самая вибрация. Так это убедило меня в том, что я восприняла. Но я была рада, что американский доктор оказался таким восприимчивым. И когда я получила от E телеграмму, в которой говорилось, что это доказательство того, что S будет вылечен супраментальным вмешательством, а не с помощью хирургии, был свет в этой телеграмме — Е очень экзальтированная личность, но вдруг я увидела свет открытия. Так что я сказала себе: «Вот почему». Но (смеясь) S не очень-то был рад этому! — у него нет веры. Он говорит, что был бы «очень счастлив… удостоиться этой Милости», вместо того, чтобы сказать: «Я верю, что Милость…». Это учтивый способ сказать (Мать смеется): «Я не верю». Так что он вернется, немощным.

Одна сторона вылечена.

Левая сторона. И американский доктор не очень-то доволен, до какой степени она вылечена… То есть, как всегда, что какими бы вещи ни казались в мире, но когда они приходят в контакт со Светом, то есть, с концентрацией Истины, они предстают в своей голой реальности: вся эта шумиха, раздутая вокруг этой операции и вся иллюзия, образовавшаяся вокруг чудесной силы хирургического вмешательства, все это растворилось. Согласно письму S, американский доктор сам был шокирован и потерял веру в абсолютность своей системы. Но с первой минуты я видела, что в этом не было и 60% истины. Там было совсем смутное поле, которое он умышленно игнорировал и которое показалось, чтобы он нем узнали. Это относится и к S: «Доктор НЕ МОЖЕТ иметь иллюзий», но он не хотел признать это. Когда я ему сказала, что, возможно, одной операции может быть недостаточно, он был почти рассержен: «Как вы можете говорить такие вещи!» (Мать смеется). Он знал это не хуже меня, но не хотел допускать это.

Он прошел через ужасное переживание.

О, да, и очень-очень опасное — он знал это. Но до некоторой степени я его понимаю: хирург, который больше не может приложить свои руки… Но с самого начала я видела, что он не может быть вылечен, потому что на самом деле у него не было веры. У него есть некое расплывчатое знание, что есть «силы, стоящие за» материальными силами, но все же для него конкретной реальностью является Материя и ее механизм, так что и средство должно быть механическим. Потому что несколько раз я пыталась его вылечить, но не было никакой восприимчивости, никакой — ты знаешь, как камень. Может быть, сейчас будет лучше?… Во всяком случае, если ему суждено вылечиться супраментальным путем, я не чувствую, что я призвана сделать это, потому что у него нет доверия ко мне — он меня по-своему любит, имеет некое… поклонение, это слишком сильно сказано, но некое почтение к богу, который очень любезен (!), но (смеясь) от которого не стоит ждать слишком многого: «Он весьма несведущ в вещах этого мира, и хотя время от времени может совершать какие-то чудеса (Мать громко смеется), но это только чудеса!»

Странно, что имея такую позицию, он пришел сюда.

О! Он бросил все, чтобы придти сюда.

Это странно.

Нет, это очень сильно внутри него; внутренний зов очень силен: это внешний разум вуалирует все. Он все бросил, но он прекрасно знает, что он все бросил! Он очень хорошо сознает всю «жертву», то есть, в его сознании нет равноценного соответствия между тем, что он получил, и что он оставил — это как когда ставят все на будущее. Как бы там ни было, он возвращается.

* * *

(Позднее Сатпрем наводит порядок среди разрозненных бумаг Матери, отрывков записей и т.д., и натыкается на такие строчки:)

В каждый момент времени есть баланс всех возможностей одновременно.

Это было переживание. Это то же самое, что и сказать, что в каждый момент можно все изменить; если придет сила, которая изменит этот баланс, то изменятся и все следствия. То есть, нет ни детерминизма, ни закона «причины и следствия», нет ничего подобного — детерминизм есть, но внешне.

(другой отрывок записи)

«Шри Ауробиндо сказал N во сне, что 6 декабря произойдет большое изменение.»

31 июля 1964

(Сатпрем раскладывает всевозможные разрозненные кусочки бумаг — «заметки» Матери — и натыкается на следующую запись, которую он читает вслух:)

Они согласны поклоняться только тому богу, который пострадает за них.

Эта запись была сделана по случаю избрания нового Папы и по поводу Христа на своем кресте (Мать остается молчаливой).

Они (католики) очень усердствуют во Франции.

Да… Но здесь есть кое-что новое. Совсем недавно, три дня тому назад, Пондишери посетил посланник Папы и, естественно, он встретился с архиепископом. Они устроили публичный прием — и архиепископ пригасил людей из Ашрама, официально!… Z был католиком, и он пошел, и, кажется, посланник Папы произнес большую речь, в которой он все время повторял, что время делений прошло, что пробил час для всех, кто любит Бога, по-братски объединиться и т.п. — это прогресс. После этого был прием в мэрии; посланник Папы сидел на возвышении вместе с архиепископом и премьер-министром Пондишери — там больше никого не было, все остальные сидели на скамьях внизу. Затем, так как ничего не происходило, Z подумал, что это пустая трата времени, он поднялся на возвышение и попросил министра представить его посланнику Папы, что тот и сделал. Тогда Z сказал, что он был очень доволен речью посланника и поблагодарил его за то, что он пришел с такими идеями — можешь себе представить, каким сделалось лицо архиепископа! Но это маленький шаг вперед.

* * *

(Позднее Сатпрем нашел другую запись, черновик письма, которое Мать должна была отправить ученику, но так и не отправила:)

«Не счесть числа руководителям, основателям сект, главам церквей или монастырей, святым или мудрецам, которые становятся между человечеством и всевышним Господом под тем предлогом, что они — посредники, и которые берегут для своих маленьких превознесенных личностей волны признательности, которые должны идти прямо, непосредственно к истинной цели: ко всевышнему Господу. Я всегда воздерживалась от встреч с этими людьми, будь то на земле или в тонком мире. То, что Господь пожелает для нас, Он всегда даст нам это, и я предпочитаю получать это напрямую, чем через посредников, сколь бы великими они ни были.»

* * *

(Позднее, в связи с одной последней записью, которую Мать тщетно везде искала:)

…Ты знаешь, здесь происходят странные вещи. Кое-какие вещи буквально исчезают, а затем, спустя несколько дней, они находятся! (Мать снова ищет) Я предпочитаю сначала исчерпать все материальные объяснения, прежде чем делать другие предположения. Но даже такая личность, как Мадам Дэвид-Нил (и Бог знает, что она была крайней позитивистской), сама рассказывала мне о подобных случаях. Я что-то рассказывала ей, а она ответила: «Это меня не удивляет, потому что со мной происходило то же самое…» У нее было одно ожерелье (это было время, когда она носила драгоценности), которое она хранило наверху шкатулки (в шкатулке, но в самой верхней части); это был китайский дракон, и она захотела надеть его на один вечер. Она открыла шкатулку, но ожерелья там не было (а шкатулка запиралась в сейфе на ключ, и не было никаких признаков взлома). Она искала ожерелье везде, и нигде не могла его найти. Затем, четыре-пять дней спустя, она снова открыла шкатулку, и ожерелье было там, где и должно было быть! И то же самое происходило и со мной. В то время я обычно поднималась на террасу и брала с собой зонтик (у меня был один из этих тубусов, в которые убирают зонтики, и мой зонтик был там). Я его искала и не могла найти. Я взяла другой зонтик и поднялась (я тщательно искала, я пересмотрела все зонтики один за другим; моего зонтика там не было). Затем я спустилась и больше не вспоминала об этом зонтике — два дня спустя он был там! Такое вот случается… Вероятно, развлекаются маленькие существа. Ты знаешь историю о Шри Ауробиндо и его часах? Шри Ауробиндо, до того как он сломал ногу, обычно прогуливался по улице оттуда до сада, находящегося здесь, прямо через комнаты в определенное время; и чтобы быть уверенным, что он не гуляет слишком много или слишком мало, у него было четверо настенных часов, расположенных на некотором расстоянии друг от друга, и все показывали одно время; последние часы были здесь, а первые – в его комнате, рядом с ним. Однажды, гуляя как обычно, он взглянул на первые часы: они остановились; он посмотрел на вторые часы (он сам их заводил): остановились, в то же самое время; посмотрел на третьи: и они остановились, показывая то же самое время; четвертые: остановились на том же времени. Я медитировала в это время и услышала его восклицание: «О! Это глупая шутка!» и… часы пошли одни за другими. Я видела это собственными глазами (и он не был под какой-то иллюзией, как и я). Я спросила его: «Что случилось?». Он ответил: «Смотри, все часы остановились», и… все часы снова пошли. Так что, что касается этих бумаг… у меня сомнения.

* * *

(Затем Сатпрем излагает Матери «мистерию» магнитофона, который четыре раза подряд не работал возле Матери — запись была очень слабой, как бы завуалированной чем-то — тогда как во время проверки в мастерской все четыре раза он работал прекрасно.)

Четыре раза, когда я приходил к тебе, было одно и то же. И всякий раз, когда мы проверяли магнитофон внизу, он работал прекрасно!

(Мать улыбается, забавляясь)

Это какая-то загадка…

Мой голос не переносится на пленку.

Нет-нет! Когда начинается запись, все прекрасно, твой голос очень ясно слышан, ты говоришь некоторое время, затем вдруг, хоп! Больше ничего не слышно, как если бы голос вуалировался. Можно расслышать голос, но он едва слышен.

Очень далекий… (Мать качает головой)

Магнитофон работает, затем вдруг голос вуалируется… В тот день, когда ты говорила о своем переживании Любви, твой голос почти полностью был завуалирован до конца беседы.

Но все же ты очень хорошо все переписал!

Да, но в этом какая-то загадка!

Да… Но чем более совершенны эти аппараты, тем более они чувствительны. Несколько лет тому назад, когда я еще жила внизу, ко мне приносили какой-то аппарат, измеряющий вибрационные волны речи. Они использовали его, но я не знаю, с какой целью. Они принесли показать его мне. Я сказала: «Подождите, сделаем один эксперимент.» Я не помню точно, но помню, я произнесла одно и то же дважды: один раз – с обычной концентрацией, второй раз – с полным «зарядом» Присутствия Господа… Ты знаешь, эти аппараты прочерчивают какие-то линии — он начал плясать! Все эти видели, тут не было ошибки. А я сказала одно и то же одинаковым образом; только в первом случае я сделала это без особой концентрации, а во второй раз я вложила полный заряд и сделала концентрацию — стрелка начала скакать! Я им сказала: «Смотрите!» Эти аппараты имеют некую чувствительность.

* * *

Перед уходом Сатпрема Мать начинает говорить о деньгах:

…Между прочим, улучшились ли финансовые дела?

Стали хуже! У нас огромные долги. Мы заняли деньги у всех, кто мог их дать. Я не знаю… Посмотрим! (Мать смеется)

Август 1964

5 августа 1964

(D, ученица, прислала Матери описание, сделанное в XVIII веке одним японцем – буддистским монахом; в нем излагается метод, названный «Интроспекицей», который позволяет преодолевать холод и голод и достичь физического бессмертия. Мать читает несколько страниц, затем отказывается читать дальше.)

Лучше выработать СОБСТВЕННУЮ систему — если вы вообще хотите иметь систему. Это то, в чем люди всегда упрекали Шри Ауробиндо, потому что он не говорил вам: «Сделайте то-то так-то…», и именно это убеждало меня в том, что за этим была Истина. Люди не могут жить, не сводя вещи к ментальной системе.

Им нужен механизм.

Да, но как только есть механизм, все кончено. Этот механизм может быть очень хорош для того, кто его нашел: это ЕГО механизм. Но он хорош только для него. Что касается меня, я предпочитаю не иметь никакого механизма! Иногда возникает искушение, но… Так гораздо труднее, но несравненно более живо. Все это (изложение Дзен) кажется мне… у меня сразу же возникает впечатление чего-то, становящегося мертвым и сухим — сухим и безжизненным. Они заменяют жизнь механизмом. И тогда все кончено.

(молчание)

Люди ошибаются в том, что считают — верят — что цель заключается в бессмертии. Тогда как бессмертие — это только ОДНО ИЗ следствий. В этом рассказе Дзен целью является бессмертие, так что нужно найти ПУТЬ к нему — отсюда и все эти методы. Но бессмертие не является целью: это только естественное следствие — если жить истинной жизнью. Я уверена, что D (она не говорит этого, но я в этом уверена) воображает, что моя цель — бессмертие! Во всяком случае, это цель множества людей здесь (!)… В действительности, это нечто вторичное. Это ОДНО из следствий, это знак (это можно считать знаком) того, что вы живете Истиной, и это все. Но это даже не наверняка!

Бессмертие в этом мешке с костями, это не очень-то приятно!

(Мать смеется) О! Да… надо, чтобы сначала это было по-другому.

Это не будет иметь никакой ценности.

8 августа 1964

… Есть забавные вещи. Когда я была в Японии, я повстречала там человека, который был поразительной копией моего отца — в первый момент я даже спросила себя, не сплю ли я. Думаю, что к тому времени мой отец уже умер, но я не уверена, я точно не помню (мой отец умер в то время, когда я была в Японии, это все, что я знаю). Но этот человек был того же возраста, что и мой отец, то есть, они были рождены вместе, в один и тот же момент; мой отец родился в Турции, а этот человек — в Японии; как бы там ни было, это БЫЛ мой отец! И этот человек принял меня с отеческой любовью, это было необычайно! Он хотел видеть меня все время, он осыпал меня подарками… И мы едва могли говорить друг с другом, он очень мало знал английский язык. Но это сходство! Как если бы один был точной копией другого: тот же рост, те же черты, тот же цвет кожи (он был необычно белым для японца, а мой отец не был таким же белым, как северные люди: его кожа была того же цвета, как и у людей с Ближнего Востока, как и у меня). Это всегда меня удивляло. Ты знаешь, люди часто говорят: «О, смотри! Как похожи!», но это не то! Он был как точная копия.

А внутри, оккультно, тоже?

Была некая родственность. Он был изобретательным человеком — мой отец тоже имел очень изобретательное воображение. Но мой отец, прежде всего, был математиком, тогда как этот человек, я не знаю… Он изобрел «аппарат для медитации»! Это было действительно очень интересно, я даже взяла его с собой; только он работал от батареек, а я не могла их заменить, так что этот аппарат теперь бесполезен. Он должен быть где-то здесь. Хотя это только механика — как молитвенное колесо, нечто подобное, но это был «аппарат для медитации»! Это было очень интересно. Есть странные вещи…

* * *

(Относительно итальянского или испанского читателя «Путешествия Сознания»)

Лучше всего, чтобы они сами переводили для себя. Это самый лучший способ чтения: когда действительно хочешь понять книгу, надо самому ее перевести.

* * *

(Мать продолжает разбирать свои разрозненные записи и натыкается на два отрывка, которые кажутся очень близкими версиями одного и того же переживания. Первая «версия» такова:)

Задыхающиеся от малости человеческой природы, мы устремляемся к знанию, которое действительно знает, к мощи, которая действительно может, к любви, которая действительно любит.

24.4.64

То же самое переживание пришло ко мне еще раз; это та другая «версия» или другой способ выразиться; это переживание, которое внезапно вернулось так остро, так интенсивно (Мать читает запись:)

Человеческие существа столь немощные, столь несовершенные и столь неполные!

«Неполные» было самым сильным выражением из трех: такие неполные!

Только всемогущее правление Истины и Любви на земле может сделать жизнь сносной.

Это как продолжение — но это не пришло как продолжение: это вернулось переживание. Это как если бы что-то в сознании ЭТОЙ ЗЕМЛИ почувствовало бы настоятельную и бесповоротную необходимость этого изменения — изменения, нового творения. Как если бы сознание земли… Ведь стремление становится таким сильным, таким острым, таким постоянным, таким конкретным — под давлением — что что-то должно взорваться. Но это лишь бедные слова. Переживание переводится в слова в данный момент: сначала есть интенсивность стремления, затем спонтанно — спонтанно — оно принимает форму слов, тогда я их записываю. Но слова тонкие и плоские, и бедные. Но это… как когда вы вот-вот вступите в контакт со своим психическим существом и чувствуете препятствие эго; достигается точка, когда это так давит и давит, чтобы пройти, это становится таким острым, что возникает впечатление, что все скоро взорвется. И что-то в самом деле взрывается. И то же самое для земли, это то же самое переживание. Это сознание ЭТОЙ ЗЕМЛИ давит таким вот образом, оно испытывает абсолютное отвращение к тому, что сейчас есть, и чувствует необходимость… чтобы пришла НАСТОЯЩАЯ ВЕЩЬ.

* * *

Немного позднее, Мать берет другую запись:

«Вы хотите знать историю их смерти — но есть смерти, не имеющие истории. Это спокойный переход из одного состояния сознания к другому, мирный вход в молчаливое ожидание другого периода активности.» Есть и такие бумаги, подобные этой, которые я написала, но так и не отправила. Помню, были люди, которые бомбардировали меня письмами, тогда я сразу же написала это, и затем этот поток остановился.

* * *

Другая запись:

«Я не верю в церемонии и ритуалы.»

11 августа 1964

(О тантрическом гуру, который предупреждает о своем скором визите:)

…Он прислал мне свое обычное сообщение: это как картинка со всеми цветами. Ты знаешь, что тантризм приписывает значение каждому цвету; они делают нечто вроде игры сил со всеми цветами согласно тому, что они хотят сказать или выразить — это свечения, цветные яркие свечения. Это очень специфично; первый раз, когда я это увидела, это было в связи с тантризмом. И на днях я получила… (несколько ироническим тоном) прекрасную картину, вот такую большую (жест: примерно 30см х 30 см); так я узнала, что это было от него, и что он был доволен!

* * *

Несколько позднее

В ночь с 8 на 9 августа было переживание, которое длилось, по меньшей мере, два часа, возможно, больше. Это переживание я не имела никогда прежде. В действительности, это не было вовсе переживание «личности», потому что я очень хорошо сознавала возвращение личного сознания, и очень интересным образом: все чувствовалось ослабевающим. Возвращение длилось почти полтора часа. Это невозможно выразить словами. В течение двух часов это было переживание Всемогущества — Всемогущества Господа — в течение двух часов, со всеми решениями, которые были приняты в то время, то есть, выражение того, что происходило, транслировалось в сознание земли. Это было так просто! Так очевидно: то, что мы обычно называем «естественным». Так очевидно, так просто, так естественно, так спонтанно, даже без воспоминания о том, что могло бы быть усилие — это усилие, которое все время есть в материальной жизни, оно только для того, чтобы жить, чтобы сохранять все эти клетки вместе. Странно то (я была очень сознательна, совершенно сознательна; сознание «Свидетеля» никогда не прекращалось, но оно не стояло на пути), и я знала, я видела (однако мои глаза были закрыты, я лежала на своей постели), я видела, что мое тело движется — оно имело движения одного Ритма!… Каждое движение, каждый жест, каждый палец, каждая позиция — все это было одной вещью, которая реализовывалась. И тогда то, что я изучала, что я видела в течение следующих полутора часов (с закрытыми глазами, видя гораздо яснее, чем обычными глазами), это была разница в теле — разница между движениями тела в тот момент (в ходе переживания) и после (когда Мать возвращалась в свое личное сознание). Движения в тот момент были… это было творение! И с такой точ-ность-ю, величием! (Мать вытягивает руки и медленно движет ими в великом Ритме). Я не знаю, что другие люди могли видеть, я ничего не знаю, но я, я видела себя; особенно я видела руки, потому что руки действовали: они были как посредник, который реализовывал… я не знаю, как сказать. Но это было широким, как мир. Это была земля (это всегда сознание земли), не вселенная: земля, сознание земли. Но я осознавала вселенную и воздействие на землю (и то, и другое), я сознавала землю как совсем маленькую вещь во вселенной (Мать держит в руках маленький мячик). Я не знаю, это трудно сказать, но когда это выражалось, было и восприятие разницы видения между тем моментом (в ходе переживания) и после… Но все это невыразимо. Но это абсолютное знание — это другой способ знать. Шри Ауробиндо объяснил это: все ментальное знание — это поиск; мы ищем, тогда как это знание имеет другое качество, другой вкус. И затем мощь Гармонии столь чудесная! (Мать снова изображает великий Ритм, ее руки раскинуты), такая чудесная, такая спонтанная, такая про-ста-я. И это остается там, как если бы Это поддерживало весь мир, каким он является; это как некая внутренняя поддержка мира — мир опирается на нее. Но внешне, это некая пленка… это как пленка трудностей, осложнений, которая добавляется человеческим сознанием (это гораздо сильнее у людей, чем у животных; у животных этого нет, очень мало — у них это есть из-за человека, но очень мало; это нечто специфическое для человека и ментальной функции), и это нечто очень тонкое — тонкое, как луковая кожура, такое же сухое, как луковая кожура — и все же она отравляет все. Она отравляет все ТОЛЬКО ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ. В то время (во время переживания) это было неважно. Неважно в том смысле, что она вуалирует всю Красоту, все Могущество, все Величие вещи — для человеческого сознания. Для человека это чрезвычайно важно, но для Действия это почти пренебрежимо. В сущности, именно из-за этого человеку трудно стать сознательным и УЧАСТВОВАТЬ; иначе, у меня было впечатление, что действительно пришло время, чтобы вещи были сделаны: это переживание, это было НОВОЕ нисхождение, то есть, это было нечто новое, что вошло в земную манифестацию; это не так, что я стала сознавать, как это есть: Я БЫЛА Волей Господа, входящей в мир для его изменения. Вот как это было. И это Действие было только очень слабо затронуто (если предположить, что оно вообще было затронуто) этой глупой «луковой кожурой» человеческой ментальности. Как раз это было интересно: когда возвращаешься с «другой стороны» (это даже не «возвращение с другой стороны», это происходит странная вещь…), я понимаю, когда я вернулась к сознанию этого тела, его жесты были сухими, пустыми, скудными — идиотскими. И все же тело еще было в интенсивном Блаженстве и полной самосдаче: оно было на вершине своей радости; и все же то, что оно делало и что происходило, о! Это казалось таким глупым! Эти противоположности действительно придают сознанию интересное знание. Потому что у меня было впечатление, что это Действие совсем не было ограничено в тот момент, когда в нем принимало участие то сознание, которое действует здесь: это все время так; мне достаточно на секунду (жест ухода вовнутрь) перестать говорить и действовать, и я чувствую это золотое Великолепие позади — «позади», это не позади, это не внутри, мне дали два часа ПОЛНОГО участия: не было больше ничего, кроме Того, ничего не существовало, кроме Того. И всем этим клеткам была дана незабвенная радость: они становились Тем. То, что я не знаю, это если кто-то смотрел на это, что он мог видеть? Я не знаю. Во всяком случае, работа идет очень быстро. Это действительно то, что Шри Ауробиндо назвал «Часом Бога»: это делается очень быстро.

(молчание)

В тот самый день, когда умерла Джанина (она умерла примерно в 6 часов утра, я думаю), около 4 часов утра вдруг что-то заставило меня заинтересоваться вопросом: какой будет новая форма, какой она будет? И я стала смотреть на человека и животное. Тогда я увидела, что между человеком и новой формой будет большая разница, чем между человеком и животным. Я начала видеть определенные вещи, и так случилось, что и Джанина была там (в своем мышлении, но ее мышление было довольно материальным и очень конкретным), и это было очень интересно (это длилось довольно долго, почти два часа), потому что я видела всю робость и неуверенность человеческих представлений, тогда как она установила контакт с чем-то: это была не идея, а какой-то контакт (с будущей реальностью). И тогда у меня возникло ощущение более пластичной Материи, более наполненной Светом, гораздо более прямым образом отвечающей на Волю (всевышнюю Волю), и с такой пластичностью, что она могла откликаться на Волю и принимать различные и меняющиеся формы. И я увидела некоторые из ее форм, которые она постигла (почти как те существа, которые не имеют тела, как мы, но которые имеют руки и ноги, когда хотят, имеют голову, когда хотят, и имеют светлые одежды, когда они этого хотят — подобные вещи), я видела это и, помню, я поздравила ее; я ей сказала: «Ты имела частичное, но очень ясное восприятие одной из форм, которую примет новая Манифестация; и она была очень счастлива. Я ей сказала: «Ты видишь, ты полностью поработала на будущее». И затем вдруг я увидела сапфирно-голубой свет, бледно-голубой, очень светлый, в форме пламени (с довольно широким основанием), и произошла какая-то вспышка, пуф! И затем это ушло… Ее больше там не было. Я сказала себе: «Смотри-ка, странно!». Час спустя (я видела это приблизительно в шесть часов утра; все остальное длилось почти два часа), мне сказали, что она умерла. Это значит, что последние моменты своей жизни она провела со мной, возле меня, а затем, пуф! Она ушла… к жизни в каком-то другом месте. Это было совсем внезапно. Она была такой счастливой, я ей сказала: «Как хорошо ты поработала на будущее!» И вдруг, как вспышка (сапфирно-голубого, бледного цвета, очень светлая, в форме пламени на довольно широком основании), пуф! Она ушла. И это было как раз в тот момент, когда она умерла. Это один из самых интересных уходов, какие я видела — полностью сознательный. И такое счастье от участия!… Я сама не знаю, почему я сказала ей: «Да, ты действительно поучаствовала в работе будущего, ты привела землю в контакт с одной из форм новой Манифестации.»

(молчание)

Что-нибудь скажешь?

(долгое молчание)

Я очень бы хотел быть более сознательным.

Конечно! Но, мой мальчик, все эти переживания произошли со мной совсем недавно. Я просто смотрела (это было вчера); не знаю, по какой причине или по какому случаю я была приведена в контакт с определенными вещами, которые я знала и видела и о которых я говорила только два года тому назад — мне показалось, что с тех пор прошли вечности! Помню, я прочла одну фразу, которую я написала в то время… у меня было ощущение, что это было в другой жизни! Все же я вдвое старше тебя, нет? Больше, чем вдвое. Сколько тебе лет?

Сорок — сорок-один год!

Вот так, я больше чем вдвое старше тебя. В сорок лет я не знала того, что ты написал там (Мать указывает на американское издание «Путешествия Сознания»). У меня были переживания, это верно, но знать то, что знаешь сейчас ты — нет!

Но это не я знаю!

Я тоже никогда ничего не знала! В этом все дело. Только, в зависимости от инструмента… Вот что: если ты возьмешь рояль с тремя нотами, ты не сможешь ничего сыграть; надо, чтобы ноты были развиты.

Да, меня поражает то, что я не сознателен — я совсем не сознателен.

Не сознателен? Что ты не осознаешь?

… То, чем я являюсь, что я делаю. Я не сознаю то, что происходит, не сознаю прогресса, который я могу или не могу делать.

Это совсем вторично.

Но все же, к примеру, ночью я ничего не вижу.

Но ты мне рассказывал о чем-то, что ты видел. Ты рассказывал мне что-то очень интересное, я не помню, что именно…

??

Я думаю, что в уголке твоего существа есть тот, кого… можно назвать ворчуном. Я стала осознавать это — не как-то особенно в связи с тобой, проявления этой «луковой кожуры», которую я упоминала совсем недавно (!) В связи с этим некоторые люди становятся настоящими ворчунами: все для них становится поводом поворчать и пожаловаться. Ты знаешь, это очень интересно, потому что из-за работы, которую я делаю, все эти способы бытия и реакции, все это происходит ВНУТРИ меня, и я ловлю себя на том, что бываю этим, бываю тем, делаю это, делаю то, бываю там — все это вещи, которых не должно быть! Все приходит ко мне в этой форме: как если бы это было внутри меня. Я ловлю себя на этом и говорю: «Что!»… Некоторое время тому назад меня довольно долго преследовало это: то, что всегда видит плохую сторону вещей, трудность, что даже предвидит трудности, что находится в контакте с тем, что протестует, что жалуется и что брюзжит — я очень ясно видела это. Тогда я начала работать и работать над этим; и когда я приступила к работе, ко мне пришло некое осознание различных мест или элементов, где есть то же самое: это показало себя очень явно, так что я могла что-то делать. Но, ты знаешь, это несметная ежеминутная работа, и для значительного числа людей! Множества. Большая часть этой работы — безличностная, в том смысле, что я не знаю к кому или что идет, но часто бывают иллюстрации (ты знаешь, как когда рассказывают истории, чтобы идея была лучше понята; это иллюстрации, чтобы заставить меня лучше понять работу), тогда я вижу в каждом различные способы бытия и реакции. Только это так бесчисленно в восприятии, так постоянно, что очень трудно это выразить — я должна бы сказать множество вещей одновременно, что невозможно.

Нет, но, очевидно, не хватает связующего звена между тем, что я чувствую позади и тем, чем я здесь являюсь.

Есть часть твоего существа (она не далека: это не нечто очень удаленное, она очень близка), часть твоего существа, которая, напротив, чрезвычайно сознательна и СВЕТЛО сознательна, и не только сознательна, но и (это грубое слово) «восприимчива»: она воспринимает и отвечает — она вибрирует. Я прекрасно вижу, что ты ее не осознаешь — о! Прежде всего, у тебя не был бы этот насупленный вид, ты все время бы смеялся, если осознавал бы эту часть! Потому что она очень светлая и золотая, это очень радостно. Это как раз противоположно ворчанию! Но это не так уж далеко! Это не за километры: это здесь. Но есть как бы тонкая пленка. Это «луковая кожура»: все наши трудности из-за этих «луковых кожурок». Ты знаешь, луковая кожура, она очень тонкая, но ничто не может пройти через нее. Надо быть терпеливым. Ты не можешь себе вообразить, как по мере своего продвижения и по мере того, как это Сознание действительно становится все более живым, все более постоянным, сначала возникает ощущение, что ты являешься гнилым местом сосредоточения неискренности, лицемерия, утраты веры, сомнений, глупости. Потому что (как объяснить?…) по мере того, как меняется баланс между этими частями существа и нарастает светлая часть, все остальное становится все более неадекватным и нетерпимым. Тогда действительно испытываешь крайнее отвращение (было время, когда это вызывало во мне расстройства, давно — не очень давно, но все же довольно давно, несколько лет тому назад), и все чаще возникает движение (движение очень спонтанное и очень простое, очень полное): «Я ничего не могу. Это невозможно, я не могу, это такая колоссальная работа — Господь, сделай это за меня.» И когда это делается с детской непосредственностью (жест отдачи), вот так, действительно с убеждением, что ты не можешь: «Это невозможно, я никогда не смогу сделать это — сделай это за меня», это чудесно!… О! Он делает это, мой мальчик, ты сам ошеломлен после: «Как вышло!…». Есть так много вещей… пуф! Они исчезли и больше не возвращаются — кончено. Спустя некоторое время удивляешься: «Как это возможно?! Это было…», просто вот так, пуф! В одну секунду. Но пока есть личное усилие, это… ох! Это как человек, который катит бочку на вершину горы, а она ежеминутно срывается вниз. Но надо, чтобы это было спонтанно, без всякого расчета, без идеи «вот так получится». Надо, чтобы это было действительно с полным ощущением своей немощности и такой грандиозности работы, что… «О! Молю Тебя, сделай это за меня, я не могу — невозможно.» Конечно, очень философские или ученые люди с жалостью посмотрят на тебя, но лично меня это не заботит, мне все равно! Я не философ, я не школяр, я не ученый, я громко об этом заявляю: ни философ, ни школяр, ни ученый. И никакой претензии. Ни литератор, ни артист — я вовсе ничто. Я совершенно убеждена в этом. И это не имеет никакого значения — это все совершенство для человеческих существ. И нет большей радости, чем знать, что ты не можешь ничего сделать и что это не ты это делаешь, и что то малое, что делается — малое или большее, это не имеет значения — делается Господом; и вся ответственность полностью на Нем. Это тебя удовлетворяет. С этим ты доволен. Вот так! Но есть одна вещь, которую ты должен знать. Я окружена людьми, даже такими людьми, которые считаются великими йогинами — но только с тобой я могу говорить. Это не для того, чтобы ты возгордился (!), это просто для того, чтобы сказать, что в тебе, очевидно, есть нечто, что может воспринимать. И если ты имеешь это доверие, эту веру в то, что ЕСТЬ нечто, и ИМЕННО ИЗ-ЗА ЭТОГО ты здесь, тогда все будет хорошо. Это вопрос соответствия (жест соединения). Не надо торопиться — не надо торопиться, быть нетерпеливым; это бесполезно. Бесполезно быть нетерпеливым, это только участит сердцебиение — совершенно бесполезно. Когда время придет, оно придет; когда Господь это пожелает, Он это пожелает: так и будет, и все. Мы всегда слишком спешим: все наши заботы — это луковая пленка поверх Его работы.

14 августа

Прошлой ночью и, возможно, позапрошлой ночью, о! Мы с тобой очень, очень долго разговаривали о всевозможных вещах, и тогда я поняла, что где-то в физическом Уме есть место, очень близкое к земле, куда люди почти неизбежно идут ночью. Там есть как бы большие залы собраний, куда люди приходят и обсуждают всевозможные проблемы: люди встречаются друг с другом, разрабатывают программы и обсуждают проблемы. Не знаю, почему, но я приходила туда последние две ночи (боюсь, что это из-за всех этих семинаров и обсуждений, на которых прослушиваются мои магнитофонные записи ), что-то тянуло меня туда. И все эти люди буквально забросали меня вопросами (одних из этих людей я знаю, других – нет), и я начала отвечать этому, отвечать тому, говорить перед массой людей, о!... И когда я пробудилась от этого, я сказала себе: «Уф, какой глупой я была!... Физически я вышла из всего этого, а теперь я делала это ночью!» Этим утром я испытала большое отвращение: я пробудилась, произнося речь, о!… И там была толпа людей, и люди задавали мне вопросы — серьезно, очень серьезно! Но ты там был — ты всегда там. Так что я удивляюсь, почему ты не помнишь… Я тебе говорила (я даже писала, когда ты был во Франции), что я тебя видела; был момент, когда я пошла в то место, где подготавливаются события в различных странах мира — ты там тоже был. И, кажется, ты был очень заинтересован. Было дело, связанное с Китаем и Японией, и это было очень забавно, потому что можно было видеть события, людей в совершенно неожиданных нарядах и все такие вещи, образ жизни и т.д., и это не соответствовало никакому активному знанию: это был ФАКТ, я ходила туда. И ты там был; ты был со мной и был заинтересован. Помню, однажды (я писала тебе об этом), мы провели долгое время, глядя на то, что китайцы хотели делать, и была два типа китайцев: коммунистические китайцы и китайцы Формозы. И они действовали: были не только идеи, но и действия, видны были действия. Сейчас я забыла подробности. Но это было действительно очень интересно. И было одно место (это было то место, куда я хотела пойти и я действительно туда пошла), место, где может быть найдено место встречи всех китайцев — я всегда вела людей и обстоятельства к тому плану, где вырабатывается гармония. Это было интереснее, чем в последние две ночи! Эти последние две ночи (это только к концу ночи, к 3 часам), это было совершенно внизу.

Часто я не помню, но остается некий образ. Очень часто я помню образ Пандита Неру, образ Хрущева, образ конгресса в Африке, недавно образ в Бирме, образ Английского Двора…

Да!

Это ничто не означает, это только образ — что это значит? Я не имею ни малейшего представления.

Но все правильно! Это должно означать, что ты ходишь в то место.

Но что в точности происходит, я совершенно не знаю.

Да, обычно помнят немного. Я приспособилась к этому: если я остаюсь (даже после того, как я встала), если я остаюсь достаточно спокойной и поглощенной в сознании моего сна (не «сна», но, во всяком случае, моей ночной деятельности), я снова нахожу это, оно возвращается — я снова переживаю это. Но обычно помнят только образ, как ты — нечто, что поразило и добралось до другой стороны. В действительности, люди очень, очень активны. Чтобы получить часть ночи, надо быть неподвижным (не только ментально: это должна быть всевышняя Неподвижность в этом великом вселенском Движении), это требует большой работы, очень, очень большой работы. Как раз эти последние ночи я провела как бы ревизию всех этапов, через которые прошли мои ночи, прежде чем они стали такими, какими они есть сейчас — это потрясающе! Я начала работать над своими ночами в начале века, точно в 1900, шестьдесят четыре года тому назад, и число ночей, когда я не продолжала свою тренировку, совершенно минимально — минимально… Должно было быть какое-то препятствие или болезнь; но даже тогда происходило изучение другого рода. Помню (Шри Ауробиндо был здесь), я подхватила нечто вроде лихорадки при контакте с рабочими, одну из тех лихорадок, что грубо схватывает вас, мгновенно, и ночью у меня температура поднялась выше сорока градусов. Как бы там ни было, это было… И тогда я проводила свою ночь, изучая то, что люди называют «бредовым состоянием» — (смеясь) это было очень интересно! Я рассказывала это Шри Ауробиндо (он был там: я лежала на кровати, а он сидел рядом), я ему говорила: «Происходит вот что, а теперь вот то…» (такая, такая и такая вот вещь), это и вызывало у людей то, что доктора называют «бредом». Это не «бред»… Помню, что в течение часов я была атакована маленьким существами, витальными формами — мерзкими, отвратительными и такими злобными! Беспримерная жестокость. Они кучей бросались на меня, и мне надо было сражаться, чтобы отбрасывать их: они откатывались, снова нападали, откатывались, снова нападали… И так продолжалось в течение часов. И, естественно, в тот момент я имела всю силу и присутствие Шри Ауробиндо; и все же это длилось в течение трех-четырех часов. Тогда я подумала: «Что же должно твориться с бедными людьми, которые не имеют ни знания, которое я имею, ни сознания, которое я имею, ни силы, которую я имею, ни защитного присутствия Шри Ауробиндо — всех этих самых лучших условий.» Это должно быть ужасно, о!… В моей жизни никогда не было такого отвратительного. Я подхватило все это в атмосфере рабочих. Потому что я не придала этому значения, это был «Фестиваль Рук», и я «единилась» с ними: я давала им пищу и принимала что-то, что они мне давали, то есть, была ужасная общность. И я принесла с собой все это. Я долго была больна, несколько дней.

* * *

(Немного позднее Мать снова начала раскладывать свои старые записи; в частности, попалась вот эта запись, которая датирована началом китайского нападения на северные границы Индии в 1962 году:)

Молчание, молчание. Пришло время для сбора энергий, а не пустой их траты в бесполезных и бессмысленных словах. Всякий, кто громко высказывает свое мнение по поводу сегодняшней ситуации в стране, должен понять, что его мнение не имеет никакой ценности и нисколько не может помочь Матери Индии вырваться из своих трудностей. Если вы хотите быть полезными, тогда, прежде всего, контролируйте себя и держитесь молчаливыми — молчание, молчание, молчание. Только в молчании может быть сделано нечто великое.

Это было написано как раз в то время, когда началась война; люди критиковали правительство, как если бы… Одному из них я написала лично: «Если бы вы были там, знали бы вы, что надо делать? Нет. Поэтому, если ты не знаешь, то и не имеешь права ничего говорить — молчи.»

Но, ты знаешь, я заставляю себя ежедневно читать индийскую газету… Впечатление очень большого разложения.

Страны? О! Но она прогнила, мой мальчик! О, она в ужасном состоянии.

Но необычно то, что никого нет! Нет оппозиции, нет ничего.

(После долгого молчания) Это тот предмет, по которому я не говорю , прежде всего, потому что, понятно, мы не занимаемся политикой; я приняла решение не заниматься политикой до тех пор, пока МЫ не будем ее делать, то есть, будем иметь власть. Но, несмотря на это, со дня освобождения Индии (прошло уже семнадцать лет – семнадцать лет!), я не перестаю говорить: «Эти люди разорят страну. У них нет ни сознания, ни знания, ни воли, и они разорят страну.» И всякий раз, когда они делают очередную глупость, я повторяю одно и то же. Сейчас страна разорена. Голод гораздо хуже, чем тогда, когда говорили, что в стране «трагическая ситуация». Сейчас положение ужасное. Нечего есть; страна такая большая, так много необрабатываемых земель, так много безработных… и не хватает пропитания, чтобы прокормить всех! И они закрыли границы: пища перестала поступать из заграницы, не хватает пропитания для всех. И, затем, не счесть числа глупостям, которые предлагались, чтобы выправить ситуацию! Это невероятно. И каждая глупость ухудшает ситуацию. Сейчас положение чрезвычайно серьезное. Шри Ауробиндо говорил (он говорил мне это совершенно категорическим образом), что ничего не может быть сделано, пока МЫ не станем правительством — не так, что мы лично будем управлять (!), а должны быть люди, которые будут «воспринимать» и подчиняться. И он сказал, что ожидается, что в 1967 году не только в Индии, но и во всем мире правительства начнут воспринимать супраментальное Влияние. И, очевидно, ожидается, что до этого положение дел станет ЧРЕЗВЫЧАЙНО плохим… Оно уже достаточно плохое в мире: везде борьба, убийства людей повсюду — в Индонезии убито множество людей, на Кипре убито множество людей, в конце концов, это необъявленная война, но она везде. И здесь, в Индии, ПОЛНАЯ коррупция — полная, до такой степени, что… Приведу тебе пример. Правительство вмешивается во все, невозможно и пошевелить пальцем без разрешения: невозможно выехать из страны, невозможно въехать, невозможно перевести деньги за границу, невозможно открыть лавку, невозможно… ничего, ничего, ничего, даже обрабатывать свое поле без разрешения. Они вмешиваются во все, что само по себе очень глупо. И затем, они делают предписания — чем больше предписаний, тем больше они порождают неподчинения, естественно. Люди больше не возделывают землю, потому что это слишком сложно, и все налоги (они должны платить уйму налогов) отнимают больше, чем можно заработать. И поскольку не хватает пропитания, то, естественно, находятся индивиды, которые стараются делать все, чтобы продавать как можно дороже. Ситуация, в которой находимся мы сами [в Ашраме], эта трудность идет именно от этого — от вмешательства правительства во все: оно вмешивается во все, что его не касается и ставит палки в колеса везде, действительно везде. У меня куча примеров, ежеминутных доказательств — есть все доказательства. Так что есть две возможности: насилие или Трансформация. Насилие означает вторжение, революцию — это висит в воздухе, это может разразиться в любой момент. Правительство… Неру не многого стоил, но, во всяком случае, он представлял для народных масс определенный идеал (совершенно нежизнеспособный, но все же…). С его уходом с этим кончено; нынешний премьер-министр — человек с большой доброй волей, но у него нет характера: до такой степени, что при трудностях он заболевает — он заболевает! Он болен, он не может работать! Вот в какой ситуации мы находимся. Здесь, в Пондишери, такая же грязь.

Но такое впечатление, что в такой стране, как эта, которая все же восприимчива несмотря ни на что, если в такой стране появится великий человек (то есть, с большими духовными качествами), то все за ним пойдут.

Конечно! Они присылали ко мне представителей, они присылали ко мне людей, чтобы спросить: «Что делать?». Я им ответила: «Мне не хватает человека.» Если бы у меня был человек, я занималась бы всем. Но я не могу ничего делать сама лично.

Но как так выходит, что в такой стране не появляется такой человек, за которым ты могла бы стоять?

Я думаю, что это результат того, что страна так долго находилась под властью другой страны. Люди утратили интерес к политике (люди с достоинствами — те, что не хотят наживаться на положении). Я думаю, что из-за этого.

Потому что я чувствую, что будет достаточно, если появится хоть немного искренний человек…

Да, да!

…и тогда все за ним пойдут.

Конечно! Я тебе говорю, что если бы у меня был такой человек, то я ответила бы тем, кто меня спрашивал: «Вот он, следуйте за ним», и все было бы в порядке.

(молчание)

Есть еще одно место, где дела обстоят подобным образом — это Африка. Если бы в Африке был такой человек, о!… И не обязательно негр: например, это действительно мог бы быть индиец (их там много, именно они обогатили страну). Но это не невозможно — это не невозможно. Там я не теряю надежды. Но не здесь. Только, возможно, надо, чтобы ситуация стала еще хуже, чтобы они совсем отчаялись. Мне достаточно человека, который имел бы абсолютное доверие и который был бы восприимчивым, с силой исполнения. Те, что у меня есть, слишком стары. Но, ты знаешь, когда есть необходимость, человек появляется. Среди молодых. Это не невозможно. Посмотрим. Во всяком случае, они сознательны… Изрядное число министров, начальников, губернаторов (даже министры центрального правительства) пишут, прося не точно совета, но Помощи. Они еще не просят совета (и с внешней точки зрения нельзя дать детальный совет: можно дать только общую идею). Но есть вещи, которые они НЕ ДОЛЖНЫ делать. Как выйти из этого? Они запутались в собственной лжи…

Да, все вместе — все прогнило. Но все прогнило из-за того, что они делают предписания везде! Везде, везде, везде, для всего. Ужасные усложнения, невероятная глупость. Немыслимо, невозможно поверить, что так оно и есть. Предписания гораздо более принудительные, чем те, что родители дают своим детям! Дети имеют большую свободу движения, чем люди здесь. Есть ЖЕЛАНИЕ контролировать, вот что глупо! Это немыслимо. И это почти открыто. Например, они могут тратить миллионы и миллионы, даваемые им американцами — и они запретили американцам давать ХОТЬ ЦЕНТ без их разрешения! А они не дают разрешения, пока у них нет полного контроля над расходами. И здесь, в Ашраме, американцы несколько раз выражали не только волю, но и сильное желание дать большую сумму, несколько миллионов рупий, на работу — в ответ на это противодействие пришло со стороны правительства. Тогда они попытались найти какой-то способ сделать это, но всегда получали одинаковые ответы: «Пока Мать имеет абсолютную власть, мы не можем позволить вам получать деньги, потому что мы не можем давать советы Матери!» Это официальные письма, мой мальчик! — прямо так официально и пишется. Это немыслимо. Как бы там ни было… это значит, что Момент скоро придет, и тогда… Одна вещь очевидна: если бы все шло очень хорошо и с хорошими результатами, они бы никогда не обратились за высшей Помощью; они раздулись бы от статистики и от удовлетворения собственными способностями.

15 августа 1964

(Послание по случаю дня рождения Шри Ауробиндо)

Избегайте того представления, что супраментальная жизнь будет только возвышенным удовлетворением желаний витала и тела; ничто не может быть большим препятствием Истине в ее нисхождении, чем эта надежда на прославление животного в человеческой природе. Разум хочет, чтобы супраментальное состояние явилось подтверждением его собственных взлелеянных идей и предубеждений; витал хочет, чтобы оно явилось прославлением его собственных желаний; физическое хочет, чтобы оно явилось богатым продолжением его собственных удобств, удовольствий и привычек. Если бы это было так, супраментальное состояние явилось бы только раздутым и преувеличенным апофеозом животной и человеческой природы, в не переходом от человеческого к Божественному. Шри Ауробиндо

19 августа 1964

Мать выглядит очень уставшей.

Как дела?

Скорее это я должен у тебя спросить. Мне сказали, что ты не совсем в порядке.

Это не так. Слишком много путаницы, беспорядка… Ночи очень заняты, слишком заняты. И слишком много путаницы здесь. Может быть, это усталость. Это особенно (для меня, для моего сознания) лавина путаницы, обрушившаяся на меня, и не хватает времени, чтобы… (как выразиться?) трансформировать это по мере поступления. Так что это несколько слишком.

Да, конечно! Их конференции нелепы, это сплошное убожество — они разъясняют Шри Ауробиндо!

Это так.

Они употребляют слова, не сознавая их, без знания и силы, так что это просто болтовня, противная болтовня.

Да, верно.

Как говорит Бхаратиди, им нравится звук их собственных голосов.

В этом все дело, она совершенно права. Я сама не перестаю говорить им (ты понимаешь, я вижу качество атмосферы: Мать щупает воздух своими пальцами), я говорила им, что все эти прибывшие люди очень серьезно усугубляют глупость атмосферы. И, затем, те другие, этот «Мировой Союз» — что касается их, то с первого же дня (их было пятеро), с первого же дня они принялись спорить между собой, они не преставали спорить! Я им сказала, что это странное начало для «Мирового Союза» — каждый из них по отдельности согласен с этим, но они продолжали спорить между собой! И это все еще продолжается. На этот раз они решили выбрать меня Президентом. Я, естественно, ни о чем их не просила — они сами это решили. И тогда М отстранилась. Она сегодня написала мне: «Думаю, что я больше ничего не могу делать в Мировом Союзе» Если сопоставить одно с другим, получается довольно забавно: одни пишут мне и просят меня стать Президентом, а М отходит: «Я больше не могу работать для Мирового Союза». Как бы там ни было, это все чепуха на постном масле — пища для болтунов. Но, что еще хуже, есть множество людей, слишком много людей, которые хотят меня видеть — сотни и сотни людей просят о встречах со мной. Я отвечаю: «Это невозможно, это физически невозможно.» И мелочная работа — я должна что-то подписывать и подписывать, давать «благословения»… Так что прошлая ночь была трудной. И это утро не было блестящим. Надо только оставаться спокойным и переждать эти «события».

(медитация)

22 августа 1964

Со мной произошло кое-что странное… Это было в тот день, когда ты в последний раз приходил ко мне. В тот день я выглядела как то странно, не так ли?

Ты была уставшей.

Это не так! Я никогда не «устаю», никогда не «болею» — это всегда не так, это нечто другое. Но мне требуется несколько дней, чтобы понять, что это было. Это переместился центр сознания (обычно он в голове, в мозге). Сознание тела, клеточное сознание, то, которое отвечает за работу Природы и которое управляет всеми процессами — внезапно оно переместилось, вышло из тела. Я имела переживание (я знала, что оно было, но не знала последствий и как это выразить), я имела переживание полного выхода из тела моего клеточного сознания (такое должно происходить в момент смерти, не так ли?) и в течение… кажется, в течение десяти-пятнадцати минут, я не знаю, это был конец; физический мир больше не существовал, тело больше не существовало. Но я очень хорошо сознавала движение сил и действия; и это телесное сознание даже повторяло мантру, вот что было очень интересно — оно повторяло свою мантру и видело действие мантры в вибрации сил. Но сознание вышло из тела вон там (жест – в ванной комнате) и вошло в тело здесь (на кровати). Я как-то переместилась… что произошло между этими двумя положениями, я не знаю. Только, когда возвращаешься в свое тело (то есть, когда самая материальная часть сознания вышла из тела, когда падаешь в обморок или входишь в состояние каталептического транса, а затем возвращаешься в тело), это очень болезненно, очень болезненно — удар по всем нервам. Так что, тогда я внезапно почувствовала такую боль (она длилась две секунды, это пустяк), а затем я почувствовала, что лежу на подушках! (Смеясь) Моим последним ощущением было то, как я стояла там, в ванной! Такое со мной впервые. Всегда, когда я «падала в обморок», я всегда сознавала то, что происходило с моим телом; часто я даже видела его — я видела его лежащим на полу, например; но я сохраняла сознание. Это в первый раз так. Но после этого был странный эффект: как если бы все функции внутренних органов потеряли своего… (как сказать?) капитана — они больше не знали, что делать. А в голове было так, как если бы она сначала становилась очень-очень-очень большой, и затем вибрации… Ты знаешь, я часто говорю об этих Вибрациях Гармонии, которые пытаются войти в вибрации Беспорядка (это то, что часто сейчас вижу, даже с открытыми глазами: они приходят, входят, есть формации, всевозможные вещи), но это было в моей голове; у меня была большая голова, и там внутри были все эти точки белого света Гармонии, которые интенсивно и мощно двигались в темно-серой среде. Это было интересно. Но в сознании только это: вся связь с телом исчезла. И весь день у меня было ощущение нехватки правления в теле, как если бы все следовало собственному побуждению; было очень трудно удержать все вместе. Это было вот так, очень сильно. На второй день было немного послабее; на третий день… Но кое-что изменилось и больше не вернулось. И это кое-что дает ощущение некоей отстраненности от природного сознания тела, которое заставляло тело автоматически делать то, что надо делать; как если бы это сознание было отстранено, почти безучастно к тому, что происходит — не точно «безучастно», потому что оно смеется! Я не знаю, почему, у меня такое впечатление, что оно все время смеется, как если бы оно насмехалось надо мной, над этим телом — бедная старая вещь! (смеясь) У него много трудностей, его заставляют делать странные вещи.

И этот центр не вернулся в свое обычное положение?

Нет-нет! Ничто не вернулось к тому, что было прежде. Это очень отличается от того, что было прежде в течение столь многих лет — очень отличается. Я чувствую как… О, это очень похоже на то, как когда Шри Ауробиндо дал молчание моему уму. Он стал совершенно пустым (жест ко лбу), пустым, и затем не было больше ничего: я не могла больше думать, больше не было ни идеи, ни системы, больше ничего, словом, полное «слабоумие»! Это никогда не вернулось. Это ушло туда наверх, и здесь не было ничего. Что же, на этот раз то же самое было с сознанием тела: прежде это было как нечто, что везде держало все вместе (до такой степени, что когда были трудности, мне надо было только перестать всем заниматься и позволить действовать телесному сознанию, и трудности автоматически урегулировались этим сознанием тела, которое лучше, чем наше активное мышление, знало, что телу надо делать), а в тот день оно ДОБРОВОЛЬНО ушло. Это решение было принято в предшествовавшую ночь, но я сопротивлялась ему, потому что я знала, что для обычного сознания это будет «обморок»; но «то» хотело этого, и «то» выбрало свой момент (когда не было никакой опасности, когда не мог произойти никакой несчастный случай и когда был кто-то, кто мог мне помочь), «то» выбрало свой момент и сделало это — ушло. И больше не вернулось. Так что в первый день я была почти «тупицей»; было так, как если бы я искала, что делать. Вчера это было еще сильным. И этим утром я вдруг начала понимать (под «понимать» я подразумеваю «иметь контроль»), я поняла: «А! Вот что!». Потому что я спросила: «Но все же! Что же все это значит? Как мне делать свою работу?»… Помнится, вчера я должна была увидеться с множеством людей, людей, которые не являются близкими и чья атмосфера не хороша: это было очень трудно, мне надо было держаться, и я имела странный вид, очень отсутствующий — я была очень далеко, в очень глубоком сознании, чтобы мое тело не… ты знаешь, это вызывает в нем некую тягость — да, тягость — это трудно выдерживать. Вчера так было все утро; к вечеру стало лучше. Но ночь не была хорошей, о!… Ночью мне всегда даются состояния человеческого сознания, которые надо исправлять, одно за другим — их миллионы. И это всегда со всеми образами и событиями, которые иллюстрируют это состояние сознания. Иногда это очень тяжко: я поднимаюсь уставшей, как после долгой работы. И этой ночью было так же; это всегда различные, множественные способы того, как люди усложняют изначальную Простоту: как простая вибрация выливается в чрезвычайно осложненные события; там, где вещь должна быть простой и должна течь сама по себе, там не счесть числа усложнениям и трудностям! Непереносимым и непреодолимым трудностям. Не знаю, переживал ли ты это: хочешь пойти куда-то, а везде одни препятствия; хочешь выйти из комнаты, а нет выхода, или есть один выход, но для этого надо ползти по земле под какими-то скалами… и тогда что-то отказывается в существе: «Нет, я не буду.» И с ощущением небезопасности, как если бы в любой момент что-то может опрокинуться и оставить от тебя мокрое место… Есть люди, которые хотели бы помочь тебе, но которые совсем ничего не могут сделать, которые могут только усугубить усложнение; отправляешься в путь с уверенностью достичь какого-то места, и вдруг, посередине пути, дорога меняется, все меняется, и ты поворачиваешься спиной к тому месту, куда хотел придти… Всевозможные подобные вещи. Это совершенно ясный символизм. И это доставляет много работы. Так вот, я поднялась в этом состоянии и стала спрашивать себя: «Когда же все это кончится?»… Это всегда, всегда, всегда так. И во мне все больше зреет внутреннее убеждение, что это не то, что можно получить через усилие и постепенную трансформацию — это заняло бы миллионы лет! Только если не… Милость. Как Господь решит: «Ну все, конец, теперь будет вот так», то так и будет. Тогда будет и отдых, и спокойствие. Я отдала Ему всю мою ночь и все трудности, все осложнения, как и всегда я это делаю; тогда какой-то Мир вошел в меня, и в этом Мире я увидела это и сказала: «Смотри-ка! Центр сознания тела больше там.» С того момента стало лучше. Ушла эта смутная неуверенность, в которой было это бедное тело. Потому что, естественно, этот центр был сразу же замещен ясным Сознанием свыше, и я надеюсь, что постепенно оно установит полный контроль над телом. В действительности, это должно быть — теоретически должно быть — для того, чтобы заменить автоматическое природное сознание на сознательное сознание. Это не то сознание, которое видит детали: это сознание, которое хранит Гармонию. Вот так. Думаю, забавно это рассказывать. Иначе этому нет конца!… Все люди заболели. А для меня то же самое; это не болезнь — это не болезнь, это очень сильное воздействие на сознание.

26 августа 1964

(По какому-то капризу магнитофона (?) следующая беседа, столь важная, была еле слышна на пленке, как бы завуалирована, и Сатпрем не смог сохранить магнитофонную запись, хотя смог сохранить свою рукописную запись этой беседы. Надо сказать, что магнитофон Сатпрема весь «в заплатках»… Мать не хотела, чтобы Сатпрем брал магнитофоны Ашрама, кроме как для «официальных записей»)

Я хотел бы указать тебе на одну статью из журнала «Ридерз Дайджест» о структуре клетки в свете последних научных открытий. Я думаю, что это, возможно, могло бы прояснить некоторые аспекты твоих переживаний. Они, в особенности, говорят о сознании клетки; они открыли довольно загадочные вещи… Ты могла бы увидеть какое-то соответствие своим переживаниям.

Вопрос, который я себе задаю: имеют ли клетки автономное существование или же они должны оставаться собранными тем же образом, как сейчас, подчиняясь коллективному сознанию. Я не говорю о сознании тела, которое является одной сущностью; я имею в виду вот что: имеют ли клетки, как индивидуальности, волю сохранять существующее сейчас сообщество? Подобно тому, как индивид добровольно сотрудничает с обществом, с группой, имеют ли индивидуальные клетки волю оставаться в этом сообществе, или это только центральное сознание имеет такую волю?

Они говорят о сознании КАЖДОЙ клетки, которая имеет свой «код жизни» и которая сообщается с другими клетками, посылая сигналы, чтобы делать какую-то работу.

Вот что я имею в виду: если взять одну клетку, то придерживается ли эта клетка сегодняшнего сообщества, то есть, тела?

Они провели такой эксперимент: взяли кусочек мембраны сердца, и эти клетки, которые они извлекли из тела, начали объединяться вместе, затем… «Тогда они начали двигаться друг к другу, и спустя несколько часов были образованы кластеры, и клетки в каждом кластере пульсировали в унисон», как если бы они пытались снова образовать сердце.

Да, но я хотела бы также знать, имеют ли, к примеру, все клетки, составляющие тело, имеют ли они волю сохранять эту совокупность или… Сознают ли они только самих себя?

Вовсе нет, они имеют сознание коллективной работы, которую надо сделать. И они сообщаются друг с другом, чтобы организовать эту коллективную работу.

Да, я очень хорошо это поняла; иными словами, клетки сердца стремятся снова образовать сердце, клетки печени стремятся снова образовать печень и т.д. Но проблема вот в чем: возьмем совокупность клеток, составляющих это тело; имеют ли они волю к тому, чтобы это тело сохранялось или…? Но когда тело разлагается, клетки не остаются клетками: конец, это прах.

Только благодаря родительскому семени клетки снова формируются. После смерти тело превращается в прах.

Да, тогда все кончено. То есть, в конечном счете… Ведь говорится, что работа, которую вы делаете для прогресса клеток, полезна для целого — но я не вижу, каким образом? Тело обращается в прах.

Очевидно, переходное существо, существо, которое делает Работу, сможет построить новое тело или дать этим клеткам возможность действовать.

Да, но клетки обращаются в прах.

Да… должно быть порождено новое тело.

Что же, конечно! Но прах есть прах!

В течение твоей жизни, в течение жизни того, кто работает, надо породить новое тело, то есть, дать начало телу, чьи свойства будут отличаться от чисто животного тела.

Да, но это должно быть сделано раньше, чем наступит смерть.

Да, до смерти.

До смерти. Ты видишь, нам на все лады повторяется, чтобы утешить нас, что вся работа, которую мы делаем, не теряется, и что все это воздействие на клетки, чтобы они стали сознавать всевышнюю жизнь, не теряется — это не так, оно полностью теряется! Предположим, завтра я покину свое тело; это тело (не сразу же, но спустя некоторое время) обратится в прах; так что все, что я сделала для этих клеток, совершенно бесполезно! Только если сознание не выйдет из клеток — но оно всегда выходит из них!…

Действительно, только во время жизни Работника можно это сделать.

Да, конечно!

Без сомнений.

Это прежде. Что-то должно ВОЙТИ в тело.

Да, именно в твое тело, через твое тело, должна выработаться новая форма. Но в тот момент, когда клетки сознательны, ничто не мешает этому сознанию пойти другим курсом и сделать тело, отличное от животного тела.

Да, но это не мой вопрос.

Но после смерти это конец.

Это кончено.

Это кончено, конечно!

Следовательно, это пустая трата. Нас утешают, говоря: «Нет, смерть — это не пустая трата, потому что все входит в общую работу» — это не верно! Это не так, это чисто пустая трата.

Это верно на ментальном и витальном уровне, но на физическом уровне это не верно.

На физическом уровне это пустая трата. Ментал и витал — это другое дело, это не интересно: мы уже давно знаем, что их жизнь не зависит от тела — она зависит от тела только по части манифестации. Это другое дело. Я же говорю о теле, это то, что меня интересует — клетки тела; что же, смерть — это пустая трата, и ничего больше.

Да. Да, надо, чтобы трансформация прошла за одну жизнь.

Да.

Это не для следующей жизни, это одна жизнь, в течение одной жизни. Прогресс твоих клеток не перейдет в другое тело — только если ты не создашь другое тело.

То есть, прежде чем разложится это тело, должно произойти новое творение.

Да, либо твое тело должно трансформироваться, либо ты создашь другое тело каким-то другим образом. Но в течение одной своей жизни.

Я совершенно убеждена в этом. То, что говорится, очень хорошо для ментала и витала, потому что они бессмертны — во всяком случае, они могут быть бессмертными; тогда как для физического должна быть такая возможность: надо, чтобы клетки определенного качества могли образовать другую форму (форма может меняться, она меняется все время, она никогда не остается одной и той же), но чтобы между клетками оставались сознательные связи.

Но это не невозможно.

Это больше, чем возможно, только надо научиться это делать!

Да! Но не стоит утешаться, говоря: «в следующей жизни» — в следующей жизни надо начинать все сначала.

Надо все начинать сначала, все начинать сначала. Это ужасно!

Несомненно, Трансформация должна произойти в течение одной жизни.

Следовательно, не будет пессимистическим сказать, что если это кончится смертью, тогда вся моя работы была сделана впустую. Естественно, не для сознания — все, что сознательно, остается сознательным, вечно сознательным — но для клеток тела все надо начинать сначала.

Самое большее, появится новая способность.

Каким образом?

Когда ты снова рождаешься, твой ментал более развит, твой витал более развит; что же, и физическое сознание будет более способным снова делать свою работу.

При условии, что прах хранит сознание — а он его не хранит.

Нет, несомненно, работа должна быть сделана за одну жизнь.

Конечно! Что же, Шри Ауробиндо говорил, что для этой работы требуется минимум 300 лет. Мы еще далеки от этого.

Такое впечатление, что это зависит не столько от этого, сколько от того факта, что мир или обстоятельства не готовы, и что когда обстоятельства будут готовы, это, возможно, не будет «долгая работа»; это, возможно, будет нечто, что будет сделано в одно мгновение — возможно, это нечто ждет своего момента.

Хорошо. Посмотрим. Будет ли это идти в направлении мощи материализации?… Однако, эти материализации не постоянны, они не имеют постоянства.

Все же Шри Ауробиндо не говорит о «материализации»: он говорит о трансформации.

(молчание)

Хорошо. Посмотрим.

В конце концов, все зависит от тебя.

Мерси! (смеясь) спасибо за ответственность.

(молчание)

Но эти клетки — это уже нечто очень развитое, то есть, это форма ЖИЗНИ в Материи; это форма жизни, это не чисто материальная, инертная Материя… Ты видишь, пока все эти вещи происходят на психологическом плане, это очень удобно; очень удобно в том смысле, что есть ключ, не только ключ к пониманию, но и ключ к действию — пока все остается на том плане. Но как только это становится совершенно материальным, возникает впечатление, что вы не знаете аб-со-лют-но ничего; что со всем тем, что известно, еще ничто не найдено — найдут ли они средство создать жизнь из инертной материи?… Я не слышала о таком.

Кое-кто претендует на это.

Ба!

(молчание)

И, затем, это будет разница между тонким физическим и физическим (бессмертие в тонком физическом — это даже совершенно очевидная вещь: это не только легко представить, но это и факт), но ПЕРЕХОД?… Переход, который для большинства людей подобен переходу из бодрствующего сознания в сознание сна, и из сознания сна – в бодрствующее сознание… Самое конкретное переживание, которое я имела, это было как когда делаешь шаг туда, а затем – шаг сюда, но при этом все же есть один шаг; все же есть туда-сюда (жест обращения). Но это тонкое физическое очень-очень конкретное, в том смысле, что снова находишь вещи на том же самом месте и тем же самым образом: ГОДЫ СПУСТЯ я снова находила некоторые места, где я раньше была, с некоторым небольшим «внутренним» отличием, можно сказать, но сама вещь, например, дом или ландшафт, оставалась той же самой, с небольшим отличием в устройстве — как в жизни. Как бы там ни было, там есть непрерывность, некоторого рода постоянство.

(молчание)

Но когда вы хотите быть абсолютно искренними и не хотите дурачить себя, иными словами, не хотите удовлетворяться объяснениями видимостей, вы сознаете, что не знаете ничего. Все эти переживания, которые я имела по случаю оставления людьми своих тел, чем больше я их имела, тем больше они… загадочны. Например, не так уж давно, я имела переживание с L. В ночь перед тем, как она официально умерла, она пришла ко мне совершенно конкретным образом: она «прицепилась» и не хотела меня покидать — куда бы я ни шла, она следовала везде за мной. Она как бы прицепилась ко мне, говорила, задавала мне вопросы — официально она была еще жива. И было некоторое высокое существо (эти существа связаны со Смертью; я точно не знаю, как их называют, их называют по-разному в разных традициях — но я совсем не знаю это теоретически), в этот раз было существо такого рода, и было так, как если бы оно дало ей разрешение побыть со мной некоторое время, и как если бы на него была возложена обязанность забрать ее, когда время истечет (все это без слов, но «понятно»). Затем она мне сказала (после того, как буквально «прицепилась» ко мне: я не могла ничего делать, она занимала все мое время), она мне сказала: «…Я хочу оставить свое тело…» (не помню точно: в день Даршана, то ли 24 ноября, то ли 15 августа, и если это было 15, тогда она приходила ко мне 14-го). Тогда я ей ответила: «Послушай, сейчас еще не 15-ое; если ты хочешь уйти 15-го, тебе надо сейчас вернуться в тело» (это чтобы избавиться от нее! Ты знаешь, это было так конкретно, как когда кто-то уселся в твоей комнате, а ты никак не можешь его выпроводить). Наконец, я посмотрела на того высокого индивида, который держался совершенно мирно и как бы безразлично (он был как воплощение активного разрешения), и я ему… не сказала, но «сообщила», что, возможно, время пришло. И прр! Она сразу же исчезла — он ожидал моего распоряжения. Все это не соответствует никакому активному знанию с моей части; просто вот так все происходило. И когда она вернулась в свое тело, то утром она сказала окружавшим ее людям: «Я провела ночь с Матерью, я была с ней и не покидала ее; она отправила меня назад, но сейчас я собираюсь снова к ней пойти.» Мне сказали об этом тем же утром. Несколько часов спустя она умерла. Так что согласование отличное, все сходится. И она собиралась не покидать меня после смерти (она пришла ночью с идеей, что она умерла на самом деле и что она меня покидает). Что же, когда она умерла на самом деле, я не имела НИКАКОГО знака от нее!… Так что я спросила себя: «Есть ли действительно разница в сознании, когда есть жизнь в теле и когда покидают тело?…» Это было проблемой для меня в течение нескольких дней. Вот такие вещи, ты понимаешь! И чем больше я вхожу в детали, тем больше я… Тем больше впечатление, что МЫ-НЕ-ЗНАЕМ-НИЧЕГО. То, что люди называют «знанием», это желание определять, регулировать и организовывать вещи — это не соответствует НИЧЕМУ.

(молчание)

Каждый прошедший год убеждает меня в том, что мы не знаем ничего, и все же сознание продолжает расти и расти и расти… Все становится ЖИВЫМ сознанием, каждая вещь излучает собственное сознание и СУЩЕСТВУЕТ по этой причине. Например, как я уже тебе об этом говорила, точное знание за секунду или за минуту до того, что произойдет: часы будут бить, кто-то войдет… И это не ментальные вещи, они принадлежат общему механизму, и все же все они — явления сознания; эти вещи сами ЖИВУТ (это не то, что обычно подразумевают под словом «жить»), и они дают знать, где они находятся, где их можно найти; другие вещи внезапно УХОДЯТ из сознания и исчезают. Это целый мир — мир микроскопических явлений, которые живут иным образом и которые кажутся продуктом сознания БЕЗ вмешательства того, что мы называем «знанием»: это нечто, что не имеет ничего общего ни со знанием, ни с мыслью. Там есть свои верхи и низы, есть моменты, когда это присутствует больше или меньше; точнее: есть моменты, когда это активно, и есть моменты, когда этого нет. И всякий раз, когда это возобновляется после периода, когда оно не было активным, оно возобновляется на «более высокой ноте», то есть, более интенсивно и более ясно. Все, очевидно, следует процессу развития. И это нечто… слово «осознание» будет ближе всего; это не восприятие, которое все еще ментальное: это нечто сродни видению. И это носит абсолютный характер; например, время от времени, когда я слышу, как люди о чем-то говорят: «Будет так и вот так», я сразу же имею нечто вроде «тактильного видения»… как объяснить это?… Это похоже на прикосновение и видение (и это ни прикосновение, ни видение, а то и другое вместе) — это вещь, как она есть, это ТАК; и люди могут говорить что угодно, но это ТАК и это бесспорно. И до сих пор никогда не было противоречия. Это сознание, в котором отсутствует ментальный элемент. Это приходит вот так, и это так ясно! Это как непосредственный контакт с вещью, как она есть. Это другой способ жить. Я отдаю себе отчет, что когда я нахожусь в этом состоянии, я выгляжу очень отсутствующей — я должна казаться автоматом; но, наоборот, при этом сознание такое острое, это совсем противоположно отсутствию! Сознание такое пробужденное, такое пробужденное, пробужденное — но не ментализированное, нет ментального вмешательства.

(молчание)

Но все это — психологический план, там все очень комфортно; а как только достигаешь Материи… кажется, что работе нет конца и края! Кажется, что нисколько не продвигаешься вперед и даже не знаешь, что надо для этого делать. И когда этот становится очень острым, очень напряженным, я, как правило, имею переживания. Но в то же время возникает ощущение, что Он смеется, Он насмехается надо мной: «Ты еще ребенок, тебе еще нужны игрушки!» Очевидно, это переходной период — он нескончаем! Если я начинаю размышлять и вспоминать, что говорил Шри Ауробиндо — он говорил, что это займет 300 лет… Есть время ждать, не надо спешить. Только нет ни ощущения силы, ни ощущения знания, нет даже ощущения передышки — надо все время поддерживать тело, чтобы с ним ничего не произошло. Как только оно имеет переживание, подобное тому, о котором я недавно рассказывала , оно изрядно потрясено. Мы не знаем ничего, мы не знаем ничего, ничего. Все правила… Естественно, внутренние переживания — это прекрасно, тут нет вопросов. Но этот род напряжения каждое мгновение во всех движениях, которые делаются… Ведь надо делать ТОЧНО то, что надо делать, говорить точно то, что надо сказать — точная вещь во всех движениях… Надо уделять внимание всему, входить в напряжение для всего: это постоянное, постоянное напряжение. Или, если занять другую позицию и довериться божественной Милости и позволить Господу заниматься всем, то не будет ли риска дезинтеграции тела? По здравомыслию я знаю это, но надо. чтобы и тело знало это! Когда есть кто-то, кто имел подобное переживание и, естественно, обладает Мудростью, это так просто! Раньше, когда была хотя бы малейшая трудность, мне даже не надо было что-либо говорить Шри Ауробиндо — все само устраивалось. Теперь же я делаю работу, и мне не к кому обратиться, никто этого не делал! Так что и это вызывает какое-то напряжение. Вы не можете вообразить — не можете представить, какая это милость — иметь кого-либо, кому вы можете полностью довериться! Кому вы можете позволить вести себя безо всяких поисков со своей стороны. Я имела это, я очень, очень хорошо сознавала это, пока Шри Ауробиндо был здесь, а когда он оставил свое тело, это был полный обвал… Невозможно себе представить. Кто-то, к кому можно обратиться с уверенностью, что все, что он ни скажет, и есть истина. Нет пути, его надо проложить!

29 января 1964

(Относительно окончательного разрыва между Сатпремом и его тантрическим гуру, с которым он работал в течение шести лет. Поводом для этого разрыва послужило повторение того, что произошло двумя годами раньше, то есть, копошащаяся масса бизнесменов и «учеников», занятых поисками малых сил, о чем Сатпрем еще раз хотел предупредить Х, ведь он любил его, несмотря ни на что. Этот разрыв чуть не стоил Сатпрему жизни, как это будет видно в дальнейшем.)

… Я вижу совершенно ясным образом, что даже при обстоятельствах, когда кажется, что вы сделали ошибку, даже когда вещи не оправдывают ваши ожидания и дают вам доказательства того, что ожидаемое вами не было законным, даже в этом случае нет ни одного обстоятельства, нет ни одной встречи, нет ни одного события, которые не были бы ТОЧНО тем, что нужно, чтобы вести вас к победе самым быстрым путем. Для меня это совершенно абсолютно. И я могу констатировать, что всякий раз, когда что-то происходит, а я говорю себе (в то время): «О! Не следовало бы это делать; надо было сделать то» или «Не следовало бы чувствовать вот так — надо было почувствовать другим путем…», то после этого, когда я внимательно посмотрю со всевышним знанием и всевышним сознанием, я вижу, что это В ТОЧНОСТИ то, что надо было сделать в тех обстоятельствах! Но вместо того, чтобы делать это умышленно и сознательно, я делала это с неведением, обычным для человеческих существ. Но, имей я это Знание, я сделала бы точно то же самое. Так что, вся эта история (с Х) — встреча с этим человеком и его приход в нашу жизнь — я знаю, что это было совершенно необходимо и это принесло с собой целый ряд обстоятельств, которые способствовали Работе. Только, начинаешь идти с определенной иллюзией, а спустя некоторое время теряешь ее — но ход обстоятельств не меняется, и они идут так, как и должны идти. Это совершенно абсолютно для меня, нет и тени сомнения — нет ни малейшего сомнения. И, как всегда, когда ничего приятного не скажешь, лучше помолчать. Нет права давать Знание, исходящее из всевышнего сознания, тем, кто не способен его иметь; вот почему, кстати, с самого начала я решила ничего не говорить Х: я ничего ему не говорила, я никогда ничего ему не скажу, потому что есть вещи, которые я знаю и которые я вижу, но которые я не имею права раскрывать тем, кто не способен видеть и чувствовать. Гораздо больше осложнений и беспорядков создается избытком слов, чем молчанием. Стало быть, не надо ничего говорить, надо позволить вещам идти своим ходом — знаешь, ЗНАЕШЬ совершенно точно, не обманываешься, знаешь как все есть, но делаешь то, что надо делать, без комментариев. В твоем случае я знала это с самого начала. С самого начала я видела пропорцию между тем, что соответствовало истине, и тем, что было результатом… (как выразиться?)… ментальной надежды, которую ты возложил на Х, но я ничего не сказала. Я знала, что его проход через нашу жизнь здесь, контакт на некоторое время был необходим для реализации некоторых вещей — и я позволила ему войти и… выйти. Это так забавно каждую минуту, когда ты можешь отделять ИСТИННУЮ ВЕЩЬ от того, что добавляется к ней из-за ментального функционирования, через ментальное творение и ментальную деятельность — это видно так ясно! Но Мудрость дает вам знать, что бесполезно делать своевольное очищение, что надо позволить обстоятельствам развертываться так, как они и должны развертываться, чтобы знание могло быть ИСТИННЫМ, а не своевольным — в подходящее время, в подходящих условиях и с должной восприимчивостью. Надо учиться ждать. Шри Ауробиндо говорил, что тот, кто научился ждать, делает время своим союзником.

* * *

(Немного позднее Мать спрашивает, какой следующий Афоризм будет для ее комментариев. Сатпрем отвечает, что этот Афоризм будет касаться истории Нарады и Джанаки, практиковавшего йогу, живя среди обычных людей. )

Забавно! Совсем недавно, несколько дней тому назад, после того, как ты в последний раз приходил ко мне, опять в то время, когда я ходила, делая свою джапу, вся эта история Нарады пришла ко мне! Шри Ауробиндо сказал, что сам Нарада заблуждался, не распознав в Джанаке настоящего духовного человека — все это снова внезапно пришло ко мне. Я сказала себе: «Ну и ну! Почему я думаю об этом?» И все время так! Все время, все время. Потом я получила объяснение. Тогда я смотрела, приходили всевозможные вещи…

* * *

(Затем ученик читает Матери первую «Беседу на Плэйграунде» для следующего «Бюллетеня» и сообщает ей, что следующая «Беседа» будет по поводу «экстериоризации»)

Опять! Это забавно… Не только воспоминания о том времени, когда я была занята этим, но и все детальное знание различных методов и видение того, что и как надо делать — все это вернулось ко мне в эти последние дни! Это пришло тем же образом, как и история с Джанакой (Мать обозначает как бы прокручивающийся фильм): это приходит, тогда я начинаю наблюдать и вижу — я вижу всевозможные вещи — до того момента, когда видно, что работа кончена, и тогда я останавливаюсь, и это уходит так же, как и пришло — я больше совсем никак это не использую. Это странно. И так все время, для всевозможных вещей. Таким вот образом я видела некоторые происшествия, которые соответствовали готовящимся событиям в других странах. Но при этом нет точных имен и деталей, которые позволяли бы «играть роль пророка». С этой точки зрения это очень интересно. Различные события, происходящие в различных странах, приходят тем же образом, что и эта история Джанаки (жест — как прокручивается фильм): это история, которая «сама себя рассказывает» (не всегда это радостные истории: войны, раздоры, политическая борьба, всевозможные вещи, которые приходят и разворачиваются). Но нет ни названия страны, ни деталей, которые позволили бы сказать: «А! Вы знаете, то-то и то-то произойдет в такой-то стране.» И только когда приходят новости из внешнего мира, я говорю себе: «Смотри-ка! Это то, что я видела!» Я полагаю, что нехватка точности — это для того, чтобы предостеречь от искушения говорить! Но я никогда об этом не говорю, как раз потому что это не интересно: нет точных деталей. Но интересно это согласование: история с Джанакой и другие истории, которые приходили как раз в нужный момент… Это очень интересно.

Сентябрь 1964

2 сентября 1964

(Сатпрем подготавливает магнитофон для записи, Мать его останавливает)

Слишком много, о чем надо будет говорить. Это как целый МИР, который вырабатывается.

(молчание)

Это еще слишком сложно, невозможно ничего сказать. Лучше работать.

12 сентября 1964

(Сатпрем читает Матери старую беседу от 24 февраля 1951 г, где затрагивается вопрос о памяти о прошлых жизнях и о вольном воображении некоторых людей.)

Я не назвала ее, но речь шла об Анни Безан. Она рассказывала о всех своих жизнях, во всех деталях — начиная с обезьяны! Впрочем, я не читала ее книги.

О, я пробовал несколько раз, но это действительно романы, развлекательное чтиво.

Да, это то, что я называю «духовный роман». Даже хуже: духовный бестселлер!

Это не серьезно. Хотя это дискредитирует настоящее знание.

(Мать кивает головой)

* * *

(Затем Сатпрем читает отрывок, в котором Мать говорит о маленьких детях, которые помнят свои предыдущие жизни, помнят дом, где когда-то жили и т.д., давая точные описания)

Забавно: несколько дней тому назад, после того, как я виделась с тобой в последний раз, я увидела целую историю такого рода, вернувшуюся ко мне (она приняла форму воспоминания, но такие вещи приходят извне). Речь шла о семилетнем ребенке, рассказавшем все свои воспоминания о прошлых жизнях. Это вдруг пришло, и я сказала себе: «Смотри-ка! Почему я вижу это?» Я смотрела на то, что было, и почему и как это произошло — долгая история. А затем это ушло. Должно быть, это было тогда, когда ты переписывал ту беседу! И все время так и происходит! Я еще спрашиваю себя: «Но почему это приходит?», вместо того, чтобы сказать: «Так, он сейчас читает эту историю!» Забавно. Это становится все более точным. Не хватает совсем маленькой вещи в принимающем устройстве… совсем маленькой безличности. Но, возможно, если бы она была, тогда внимание не было бы собранным, и это бы проходило вот так [Мать показывает: как фильм, разворачивающийся перед ней] и затем уходило. В тот момент, когда это приходит, я останавливаю [«фильм»] и начинаю над ним работать, чтобы прояснить идеи, расставить вещи по местам, увидеть все связи; и когда работа сделана, это уходит. Единственно, это принимает форму воспоминания, поэтому я спрашиваю себя, почему я «вспоминаю» это — это нехватка настоящей объективизации. Так я и объясняю это: иначе это, возможно, не остановилось бы и прошло просто так. Но это целая «перестройка» ментального функционирования.

* * *

(Сатпрем читает отрывок из той же беседы, где Мать рассказывает историю о Королеве Елизавете, которая, находясь при смерти, приняла делегацию людей, несмотря на протесты своего медика: «Мы умрем позднее»)

Это недавняя беседа?

1951 года.

Вся эта история с Елизаветой вернулась ко мне в последние дни! Есть часть сознания, которая стала более уверенной в самой себе, но она не изменила позиции… (как объяснить это?…) Ее позиция по отношению к Божественному, к Работе и к жизни та же самая, только есть большая ясность и большая уверенность — и некая интегральность переживания. Но я сказала «это было недавно», потому что для меня старыми являются все вещи, которые производят такое впечатление, что я сменила позицию по отношению к ним и смотрю на них теперь совершенно по-другому — в этом отношении эта беседа не сдвинулась. Это замечание: «Мы умрем позднее», это мое переживание, это не «сон» — в действительности, я никогда не грежу: это некое СОСТОЯНИЕ, в которое входишь ОЧЕНЬ СОЗНАТЕЛЬНО и затем сразу же переживаешь вещи. Еще сейчас я вижу всю картину: я вижу людей, народ, я, мое платье, тот человек, который меня кормил — я вижу всю эту сцену. И я ответила… Это было так очевидно! У меня было такое сильное чувство, что вещи управляются волей, что я ответила: «Мы умрем позднее», так просто. По-английски, не по-французски!

* * *

Перед уходом Сатпрема Мать показывает ему на стопку писем:

Все время происходят очень забавные вещи: я отвечаю на письма, которые я не получала! Затем я их получаю, но это потом — а мой ответ уже написан! Подобного рода вещи…

16 сентября 1964

Афоризм 103 — Вивекананда, превознося Саньясу , сказал, что во всей истории Индии был только один Джанака. Это не так, ибо Джанака — это не имя какого-то индивида, а династия само-правящих королей и триумфальный крик идеала. Афоризм 104 — Сколько совершенных среди тысяч и тысяч Саньясинов , носящих оранжевые одежды? Именно немногие достижения и многие приближения оправдывают идеал. Афоризм 105 — Были сотни совершенных Саньясинов, поскольку Саньяса широко проповедовалась и повсеместно практиковалась; будь то же самое с идеалом свободы, и мы имели бы сотни Джанак. Афоризм 106 — Саньяса носит специальную одежду и имеет внешние знаки; поэтому люди думают, что они могут легко распознать ее; но свобода Джанаки не заявляет о себе и носит мирскую одежду; даже Нарада был слеп к ее присутствию. Афоризм 107 — Трудно быть в мире свободным, ведя жизнь обычного человека; но как раз из-за того, что это трудно, надо пытаться сделать это. Это кажется таким очевидным!

Это очевидно, но и трудно!

Ты видишь, быть свободным от вех привязанностей, это не означает бегство от всякой возможной привязанности. Все люди, утверждающие свой аскетизм, не только убегают, но и предупреждают других, что они не должны пытаться! Это кажется мне таким очевидным. Когда вам нужно убежать от вещи, чтобы не испытывать ее, это означает, что вы не выше этой вещи, а на одном уровне с ней. Все, что устраняет, уменьшает или ослабевает, не освобождает. Свобода должна переживаться в полноте жизни и ощущений. В связи с этим был целый период изучения этого вопроса, на чисто физическом уровне… Чтобы быть выше любой возможности ошибки, вы стремитесь устранить возможность ошибки; например, если вы не хотите говорить ненужных слов, вы перестаете говорить. Люди, взявшие обет молчания, воображают, что они взяли контроль над речью — это не так! Это только устранение возможности говорить, и, как следствие, они не говорят впустую. С питанием то же самое: есть только то, что нужно… В переходном периоде, в котором мы сейчас находимся, мы не хотим больше вести эту полностью животную жизнь, основанную на материальных обменах и питании, но было бы глупо думать, что мы достигли состояния, в котором тело может жить вообще без пищи (хотя уже есть большая разница, поскольку мы стремимся найти сущность питания, чтобы уменьшить его объем), но стремление поститься — это ошибка! Из-за страха обмануться в своих действиях мы перестаем действовать; из-за страха обмануться в своих словах мы перестаем говорить; из-за страха есть ради удовольствия есть мы перестаем есть — это не свобода, это просто сведения манифестации к минимуму; и естественным выходом тогда будет Нирвана. Но если Господь хотел бы только Нирваны, то и была бы только Нирвана! Очевидно, Он задумал сосуществование всех противоположностей, что, для Него, должно быть началом полноты. Та что, конечно, можно, если вы чувствуете, что призваны к этому, выбрать одну из Его манифестаций, то есть, отсутствие манифестации. Но это все еще ограничение. И это не единственный способ найти Его, далеко не так! Это очень широко распространенная тенденция, пришедшая, вероятно, из древнего внушения или, возможно, от бедности, неспособности: сокращать и сокращать — сокращать свои потребности, сокращать свои действия, сокращать свою речь, сокращать свое питание, сокращать свою жизнедеятельность, и все это становится таким сжатым! В стремлении не делать ошибок вы устраняете саму возможность делать их — это не лечение. Но другой путь гораздо более трудный.

Да, я думаю, например, о тех, кто живет на Западе, кто ведет образ жизни западного человека: они постоянно завалены работой, деловыми встречами, телефонами… у них нет ни минуты, чтобы очищать то, что постоянно падает на них, и собираться. Как в таких условиях они могут быть свободными людьми? Как это возможно? Это другая крайность.

(молчание)

Нет, решение заключается в том, чтобы действовать только по божественному импульсу, говорить только по божественному импульсу, есть только по божественному импульсу. Это трудно, потому что, естественно, вы сразу же путаете божественный импульс с вашими личными импульсами! Такова была, я думаю, идея всех сторонников отречения: устранить все, что приходит снаружи или снизу, так чтобы, если что-то проявляется сверху, вы были бы в состоянии воспринять это. Но с коллективной точки зрения этот процесс может занимать тысячелетия! С индивидуальной точки зрения это возможно; но тогда надо сохранять целостным это стремление воспринять истинный импульс — не стремление к полному «освобождению», а стремление к активному отождествлению со Всевышним, то есть, хотеть только того, что Он хочет, делать только то, что Он хочет, существовать только через Него, в Нем. Так что можно пробовать метод отречения, но этот метод для того, кто хочет отрезать себя от других. И может ли быть интегральность в этом случае?… Это не кажется мне возможным. Публично заявлять о том, что вы хотите делать — это значительно помогает. Это может вызвать неодобрение, презрение, конфликты, но это в большой степени компенсируется публичным «ожиданием», если можно так сказать: тем, что другие ожидают от вас. Несомненно, в этом причина ношения специальной одежды: предупредить людей. Конечно, это может навлечь на вас презрение и злую волю некоторых людей, но почти все будут чувствовать: «Не надо его трогать, это меня не касается, это не мое дело.» Я не знаю, по какой причине, но это всегда казалось мне какой-то показухой — это может быть не так, и в определенных случаях это не так, но все же это способ сказать людям: «А! Вот я какой.» И, как я сказала, это может помочь, но есть в этом и отрицательные стороны. Это еще по-детски. Все это — средства, этапы, стадии на пути, но… настоящая свобода состоит в том, чтобы быть свободным от всего — и от всех средств тоже.

(молчание)

Это ограничение, сужение, тогда как Истинная Вещь — это расцвет, расширение, отождествление со всем. Когда вы сокращаете и сокращаете и сокращаете себя, вы не чувствуете, что теряете себя, нет страха потерять себя — вы становитесь чем-то твердым и компактным. Но метод расширения — максимального расширения — там надо… не надо бояться потерять себя. Это гораздо труднее. Что ты хочешь сказать?

Я как раз спрашивал, как это возможно во внешнем мире, который постоянно поглощает нас.

А! Надо выбирать. Несомненно, монастыри, уходы от мира, уединение в лесах или пещерах необходимы как противовес современной сверхактивности, и все же сейчас это менее распространено, чем одна-две тысячи лет тому назад. Мне кажется, что это было непонимание — это не длилось долго. Очевидно, что избыток активности вызывает необходимость в излишней неподвижности.

Но как найти верный способ существования в обычных условиях?

Как не впасть ни в ту, ни в другую крайность?

Да, жить обычным образом и быть свободным.

Мой мальчик, вот для чего был создан Ашрам! Такой и была моя идея. Потому что во Франции я все время спрашивала себя: «Как у людей может быть время, чтобы найти себя? Как у них может быть время даже на то, чтобы понять средство своего освобождения?» Тогда я подумала: должно быть место, где материальные потребности были бы достаточно удовлетворены, так что, если люди хотели бы освободить себя, они могли бы сделать это. И именно на этой идее был основан Ашрам, ни на какой другой: это должно быть место, где люди имели бы достаточные средства существования, чтобы иметь время подумать об Истинной Вещи. [Мать улыбается] Человеческая природа такова, что леность заняла место стремления (не у всех, но все же это довольно распространено), а вольность и распущенность — место свободы. Это может даже послужить доказательством того, что человеческий вид должен пройти через период грубого обращения, прежде чем он будет готов искренне перейти от рабства к деятельности. Первое движение действительно такое: «Наконец-то! Вот место, где можно сконцентрироваться, найти себя, действительно не заботясь о материальных вещах…» Это первое стремление (и даже на этом основании — во всяком случае, поначалу — отбирались ученики), но оно не длится долго! Вещи становятся легкими, так что люди позволяют себе быть распущенными. Нет моральных ограничений, так что вы делаете всякие глупости. Но нельзя даже сказать, что была ошибка при наборе учеников — можно было бы поверить в это, но это не так; ведь набор осуществлялся на основании достаточно четкого и ясного внутреннего знака… Вероятно, все дело в трудности сохранять без примеси внутреннюю позицию. Это также то, что хотел и пытался сделать Шри Ауробиндо; он говорил: «Если я найду сто человек, этого будет достаточно для моей цели.» Но уже давно здесь гораздо больше ста человек, и я должна сказать, что когда была еще только сотня, уже была смесь. Множество людей приходят, притянутые Истинной Вещью, но… люди расслабляются. Иными словами: невозможность твердо придерживаться истинной позиции.

Да, я заметил, что в крайней трудности внешних условий мира стремление гораздо более интенсивное.

Несомненно!

Оно гораздо более интенсивное, это почти вопрос жизни и смерти.

Да, это так! Что означает, что человек еще такой грубый, что ему нужны крайности. Это то, о чем сказал Шри Ауробиндо: чтобы Любовь стала настоящей, требуется Ненависть; настоящая Любовь может родиться только под давлением ненависти. Это так. Что же, надо принять вещи такими, как они есть, и пытаться идти дальше, это все. Вероятно, именно из-за этого здесь так много трудностей — трудности здесь накапливаются: трудности характера, трудности со здоровьем и трудности обстоятельств — это из-за того, что сознание пробуждается под воздействием трудностей. Если бы все было легким и мирным, вы бы уснули. Так Шри Ауробиндо и объяснял необходимость войн: в мире люди становятся вялыми. Досадно. Не могу сказать, что я нахожу это миленьким, но, кажется, это тоже так. В сущности, это то, о чем Шри Ауробиндо говорит в «Часе Бога»: «Если у вас есть Сила и Знание, а вы не используете эту возможность, что же… тем хуже для вас.» Это совсем не угроза, это совсем не взыскание, но это вы сами притягиваете эту необходимость, необходимость насильственное импульса — чтобы вы реагировали на насилие.

(молчание)

Это то переживание, которое я имею все более и более ясным образом: чтобы контакт с истинной божественной Любовью смог проявиться, то есть, выразиться свободно, требуется такая МОЩЬ в существах и вещах… которой еще нет. Иначе все развалилось бы. Есть так много убедительных деталей, но, естественно, поскольку это «детали» или очень личные вещи, то я не могу о них говорить; но на основании доказательства или доказательств повторяющихся переживаний я должна сказать следующее: как только эта Мощь ЧИСТОЙ Любви — чудесной Любви, превосходящей всякое выражение — как только она начинает проявляться полностью, свободно, так сразу же начинает расстраиваться множество вещей: они не могут ее выдержать. Они не могут ее выдержать, это выше них. Тогда… тогда все останавливается. И эта остановка, которую можно было бы назвать немилостью, напротив, является бесконечной Милостью. Только совсем немного конкретное и ощутимое восприятие разницы между вибрацией, в которой люди обычно и почти постоянно живут, и той Вибрацией; только констатация этой непрочности, которую я называю тошнотворной — это действительно дает ощущение тошноты — этого достаточно, чтобы все остановилось. Не позже, чем вчера утром… есть долгие моменты, когда эта Мощь манифестирует, затем вдруг, есть как бы Мудрость — неизмеримая Мудрость — которая делает так, чтобы все расслаблялось в совершенном спокойствии: «Чему суждено быть, то будет, это займет столько времени, сколько нужно.» Затем все идет хорошо. С этим все сразу же идет прекрасно. Но Великолепие гаснет. Надо только быть терпеливым. Шри Ауробиндо тоже писал об этом: «Стремитесь интенсивно, но без нетерпения»… Разница между интенсивностью и нетерпением очень тонкая (все есть разница вибраций); она тонкая, но она составляет всю разницу. Интенсивно, но без нетерпения… Это так: надо быть в таком состояния. И, затем, долгое, очень долгое время, довольствоваться внутренними результатами, то есть, результатами личных и индивидуальных реакций, внутренних контактов с остальной частью мира; не надеяться и не хотеть, чтобы вещи материализовались слишком скоро. Потому что спешка обычно задерживает вещи. Если это так, пусть это будет так. Мы — люди, я хочу сказать — живем в спешке. Это нечто вроде полусознательного ощущения краткости своей жизни; люди об этом не думают, но они чувствуют это полусознательным образом. Так что они все время хотят — быстро-быстро-быстро — перейти от одной вещи к другой, сделать быстро одну вещь, чтобы перейти к следующей, вместо того, чтобы проживать каждую вещь в ее собственной вечности. Люди все время хотят: вперед, вперед, вперед… и портят работу. Вот почему некоторые люди проповедовали, что единственно важный момент, это настоящий момент — с практической точки зрения это неверно, но с психологической точки зрения это должно быть верно. Иными словами, жить каждую минуту на максимуме своих возможностей, не предвидя, желая, ожидая или подготавливая следующую минуту. Потому что мы все время спешим-спешим-спешим… и ничего хорошего не получается. И мы находимся в совершенно ложном внутреннем напряжении — совершенно ложном. Все, кто стремились быть мудрыми, всегда говорили (китайцы проповедовали это, индийцы тоже проповедовали это): живите в ощущении Вечности. В Европе тоже говорили, что следует созерцать небо, звезды, отождествляться с их бесконечностью — все, что расширяет и умиротворяет вас. Это все средства, но они совершенно необходимы. И я наблюдала это в клетках тела: кажется, что они всегда спешат делать то, что они должны делать, из-за страха, что у них не будет времени сделать это. Так что они ничего не делают должным образом. Неуклюжие люди (есть люди, которые ударяются обо все, их жесты резкие и неуклюжие) имеют это в большой степени — эту спешку делать все быстро, быстро, быстро… Вчера кое-кто жаловался на ревматические боли в спине, и он сказал мне: «О! Это отнимает так много времени, я делаю вещи так медленно!» Я сказала ему [Мать смеется]: «Так что же!» Он не был доволен. Ведь жаловаться на недомогание, это значит, что вы – неженка, и это все, но говорить: «Я теряю так много времени, я делаю вещи так медленно!», это было очень ясной картиной той спешки, в которой люди живут — они несутся по жизни… куда?… бух! конец! К чему это?

(молчание)

В сущности, мораль из всех этих афоризмов такова, что гораздо важнее БЫТЬ, чем казаться — надо жить, а не казаться; и, что гораздо важнее, надо реализовывать вещь полностью, искренне, совершенно, чем выглядеть кем-то в глазах других людей, чем казаться, что вы ее реализовали! Это опять то же самое: когда в вас есть потребность заявлять о том, что вы делаете, тем самым вы портите половину своего действия. И все же, в то же время, это помогает вам отмечать точку, точно знать, где вы находитесь. Это была мудрость Будды, когда он сказал о «серединном пути»: не слишком отклоняться на ту или эту сторону, не впадать ни в одно, ни в другое — немного всего, и путь будет сбалансированным… и ЧИСТЫМ. Чистота и искренность — это одно и то же.

18 сентября 1964

Я нахожусь на грани нового восприятия жизни. Обычная реакция людей на деятельность других, на все, что их окружает, их общий и обычный способ видеть вещи, все это представляет определенную позицию сознания: это видно с определенного уровня. А когда я комментировала в тот день «Афоризмы», я вдруг заметила, что уровень стал другим, и угол зрения стал настолько другим, что обычный способ видения вещей казался непонятным — я спрашивала себя, как можно было его иметь, настолько это было по-другому. И пока я говорила, я имела некое ощущение или восприятие, что эта новая «позиция» устанавливалась как естественная, спонтанная вещь — это не плод усилия трансформации: это уже установившаяся трансформация. Это не тотально, потому что воспринимаемы оба функционирования, но я надеюсь, что этот процесс идет. Тогда это будет интересно. Это как если бы какие-то части сознания переходили из состояния гусеницы в состояние бабочки, что-то подобное этому. Это как раз идет. Но это зашло уже достаточно далеко, чтобы разница была очень ощутимой. Когда это будет сделано, что-то установится.

(молчание)

Так получается, что по причине некоторых обстоятельств мне читают то, что я говорила десять лет тому назад (заявления, замечания, которые я делала): у меня действительно такое впечатление, что это был кто-то другой, а не я! Это кажется мне странным. И все же, в то же время, это было самое искреннее выражение сознания… У меня такое впечатление: «А! Я была еще там…». Странное впечатление. И что касается текстов Шри Ауробиндо (не всех), то же самое; есть некоторые вещи, которые я действительно понимала в том смысле, что они уже были поняты гораздо глубже и искренне, чем даже освещенная ментальность понимает их — это было уже прочувствовано и прожито — и сейчас они принимают совсем другой смысл. Я читала эти фразы, эти идеи, которые выражались в нескольких словах, в трех-четырех словах, где он не говорил полностью о вещи: он просто позволял им падать как каплям воды; когда я читала это, в то время (иногда не так уж давно; иногда два-три года тому назад) я имела переживание, которое уже было гораздо более глубоким или гораздо более широким, чем переживание в интеллекте, но теперь… в них внезапно появляется искра Света, и я говорю: «О! Но я раньше не видела этого!» И это целое понимание или КОНТАКТ с вещью, чего я никогда не имела прежде. Такое снова произошло со мной вчера вечером. И я сказала себе: «Но тогда… тогда есть в вещах… надо пройти еще догий-долгий-долгий путь, чтобы действительно понимать вещи.» Потому что эта искра Света, это что-то очень-очень чистое — очень интенсивное и очень чистое — с абсолютом внутри. И поскольку она содержит это (я не всегда чувствую это; я чувствовала другое, я чувствовала большой свет, я чувствовала большую силу, я чувствовала что-то, что уже объясняло все, но это что-то другое, что-то, что находится за пределами этого), то я сделала вывод [смеясь]: «Что же, нам еще предстоит немалый путь, прежде чем мы поймем Шри Ауробиндо!» Это было достаточно утешительным. Впечатление некой уверенности, которая открывает двери, и когда мы станем способными, мы пройдем через эти двери. Это было не далее чем вчера. Это интересно. Но тогда, это оставляет вас… молчаливым.

* * *

(Немного позднее, по поводу последнего Афоризма, где Мать говорила о спешке, в которой живут люди)

Я также заметила вот что (не знаю, заметил ли ты это): чем больше вы спокойны и неподвижны внутри себя, и чем больше вы устранили ту спешку, о которой я говорила, тем быстрее проходит время. И чем больше вы спешите, тем дольше тянется время, оно тянется и тянется… Это забавно. Годы и месяцы проходят с молниеносной быстротой — и не оставляя следа (вот что интересно). Так что, если вы смотрите на это, вы начинаете понимать, как можно жить почти бесконечно — потому что больше нет этого трения времени.

* * *

Перед уходом Сатпрема, По поводу его новой книги «Саньясин»:

Ты хочешь что-то сказать?

Был один вопрос, который я задаю себе в течение некоторого времени, и я хотел бы, чтобы ты решила его… Я предполагаю написать продолжение «Золотоискателя» — по крайней мере, от меня ожидают этого, и я тоже так думаю — но я не хотел бы делать это как самоуправное решение. Я хотел бы… Ты понимаешь, я не хотел бы, чтобы это «я» решил.

Ты говорил мне это некоторое время тому назад! [в состоянии «сна»] [Насмешливо] Я посмотрела и увидела, что ты хотел бы написать, но я тебе этого не скажу! Я видела две вещи, которые как бы сопровождали друг друга или накладывались друг на друга (он занимали одно и то же пространство). Одна казалась мне тем, что ты хотел написать, а другая — тем, что ты напишешь. Это была одна и та же книга, но она очень отличалась — были две большие разницы. И все же это была одна и та же книга. Я даже видела образы, видела сцены, видела фразы и видела почти всю историю (если это можно назвать историей). И это было очень интересно, потому что одна книга была плотной и конкретной (в ней была некая жесткость, она была точной), тогда как другая была вибрирующей и еще неопределенной, и внутри нее были искры света, которые призывали что-то, которые хотели «вызвать нисхождение» чего-то. И одно стремилось занять место другого. Тогда я отследила все это, и когда работа была закончена [жест — как отходит экран], это ушло как всегда. Но я не говорила тебе об этом, потому что я не хотела ничего тебе сказать; я хотела посмотреть, что произойдет. У меня такое впечатление, что ты напишешь эту книгу только тогда, когда… эта старая одежка спадет — когда другое займет ее место. Я не знаю, это было несколько дней тому назад, не очень давно, возможно, одну-две недели тому назад, я больше не помню (я никогда не отслеживаю время), но, как бы там ни было, у меня было такое впечатление, что что-то готовится в твоей тонкой атмосфере, и что когда время придет, это просто сделает вот так [жест вертикального падения], это упадет тебе на голову (!), и тогда ты почувствуешь необходимость писать. И я ждала этого. У меня не было впечатления, что это вот-вот произойдет, но, совершенно ясно, это было в ходе реализации. Это все, что я могу сказать тебе по этому поводу. Я видела даже довольно интересные вещи, потому что они были как бы воспоминаниями о твоих прошлых жизнях, и они находили свое место в твоей книги. Эти вещи все еще находятся в твоем сублиминальном (они называют это «сублиминальным», я думаю; это не подсознательное и явно не супрасознательное; это нечто вроде сублиминального сознания). Это там, это осталось как память, и это ясно. И это воспоминание, это как… ты знаешь, что вставляют в глиняную статуэтку, чтобы она держалась?

Арматуру.

Это арматура книги. Но эта арматура, вероятно, не проявится; это только то, что придает сцепление — но не видимое, не выраженное сцепление. Это все, что я видела. Но это интересно, потому что когда я закончила видеть эти вещи, я сказала себе: «Так, так! Он случайно не думает написать эту книгу?»

Я об этом думал, но не хотел бы, чтобы это было самоуправным решением.

Это так. Книга еще не готова; когда она будет готова, она упадет тебе на голову.

(Мать смотрит над головой Сатпрема)

Это хорошо установилось там — это очень, очень… это становится все более точным и ясным. Это хорошо установилось. Это над твоей головой, очень хорошо установилось.

23 сентября 1964

(По поводу ученика, который следует тантрической дисциплине)

… «Он» полностью притупил его. Он должен делать 6-7 часов джапы в день. С определенной точки зрения это хорошо, потому что W никогда не был способен доделать что-либо до конца, это в первый раз он упорно продолжает. С этой точки зрения это хорошо для его характера. Только объем кажется мне фантастическим! Он должен сделать триста тысяч того, четыреста этого, 6-7 часов повторений в день… Это много. И, затем, надо сидеть все время в одной и той же позе — если бы он хотя мог бы делать это на ходу.

Да, в свое время я делал это по 5-6 часов в день.

Но отразилось ли это на твоем самоконтроле?

Не знаю.

Я тоже!

Я не знаю, было ли это результатом джапы или просто результатом «осаждения»: не могу сказать. Я знаю, что когда я делаю свою джапу, есть достаточно сконцентрированная сила, но я не знаю, приходит ли она от джапы или, попросту, из-за того, что я концентрируюсь. Не могу сказать.

О, ты говоришь о словах джапы — эти слова имеют только силу поколений, которые повторяли их.

(молчание)

Есть ОДИН звук, который, для меня, обладает необычайной силой — необычайной и УНИВЕРСАЛЬНОЙ (вот что важно): независимо от языка, на котором говорят, не зависимо от полученного образования, независимо от атмосферы, который вы дышите. И этот звук, не зная ничего, я произносила, когда я была ребенком (ты знаешь, французы говорят «ох!», а я вместо этого говорила «ОМ», не зная ничего!). И, да, я проделывала всевозможные эксперименты с этим звуком — это даже фантастически, фантастически! Это невероятно. И тогда, если вокруг вас строится что-то, что соответствует вашему стремлению: звуки или слова, которые, ДЛЯ ВАС, вызывают некое состояние души, тогда это очень хорошо. Все то, что традиционно извлекает выгоду из силы традиции, это понятно, но это обязательно очень ограниченно — лично на меня это производит впечатление чего-то сморщенного и высохшего, как если бы из него выжили весь сок, который это могло содержать (!) За исключением того случая, если, спонтанно, звук соответствует в вас состоянию души.

Я заметил, что эта джапа автоматически вызывает очень большую активность физического ума.

Физического ума!

Да, то есть, когда я приступаю к джапе, я начинаю осаждаться множеством материальных вопросов, возвращаются всевозможные повседневные маленькие вещи. Неинтересные вещи. Как если бы джапа воздействовала на этот ум, на эту часть физического ума.

Да. Она ХОЧЕТ действовать там. Вот почему ее действие притупляет — оно нацелено на притупление этого ума. Но есть люди, с которыми это не работает, мой мальчик!… Это очень хорошо для среднего человека, это может помочь среднему человеку, но на тех, у кого есть интеллект, это не может воздействовать.

(Затем Мать делает разные замечания по поводу тантрического гуру и описывает некоторые вещи, которые она видела в связи с этим вопросом:)

… Это приходит с образами, это восприятие как на киноэкране…

(Затем она продолжает:)

… Есть целая часть наиболее материального сознания, это крайне физическое сознание (как раз то, что принимает участие в бессчетной ежедневной активности), которое, очевидно, очень трудно вынести. В обычной жизни оно переносимо, терпимо, потому что у вас есть свой в нем интерес, и иногда оно доставляет вам удовольствие — вся эта поверхностная жизнь, которая дает… вы видите маленькую вещицу, и это доставляет вам удовольствие; у вас что-то вкусное во рту, и это доставляет вам удовольствие; как бы там ни было, все эти маленькие удовольствия, такие поверхностные, но они помогают вам поддерживать существование. Те, кто не имеют внутреннего сознания в связи с тем, что находится позади всего этого, не смогли бы жить, не имей они этих маленьких удовольствий. Так что возникает такое множество маленьких проблем, проблем материального существования, что очень хорошо объясняет то, что те люди, которые больше не имеют желаний и, следовательно, не разделяют удовольствия больше ни в чем, имеют только одну идею: «К чему все это!». И, действительно, не имей мы чувства, что все это надо пережить, потому что это ведет к чему-то другому, к тому, что совершенно иное по своей природе и выражению, то это было бы таким глупым и пустым, таким мелким, что стало бы совершенно нетерпимым. Это то, что объясняет стремление уйти в Нирвану и убежать из этого мира. Так что есть эта проблема, ежесекундная проблема, которую я должна решать каждую секунду за счет соответствующей позиции, которая ведет к Истинной Вещи; и в то же время есть другая позиция принятия всего, что есть — например, того, что ведет к дезинтеграции: принятие дезинтеграции, поражения, разложения, ослабления, упадка — всего того, что для обычного человека, естественно, отвратительно и на что он неистово реагирует. Но поскольку говорится, что все является выражением божественной Воли и должно быть принято как божественная Воля, тогда возникает эта проблема, которая ставится почти постоянным образом и каждую минуту: если принимать это выражение божественной Воли, тогда, совершенно естественно, вещи следуют своим обычным ходом к дезинтеграции, но какова ИСТИННАЯ ПОЗИЦИЯ, чтобы можно было сохранять эту совершенную ровность во всех обстоятельствах, и в то же время придавать максимум силы, мощи, воли тому Совершенству, которое должно реализоваться? Когда мы касаемся даже витального плана, даже самого низшего витального плана, то проблема не стоит, это очень легко; но здесь, в клетках тела, в этой жизни? В этой ежеминутной жизни, такой суженной, такой сжатой, такой микроскопической… Что делать, когда знаешь, что не следует применять волю отвержения всего того, что упадочно, и в то же время не можешь принять этот упадок, потому что не видишь это как совершенное выражение Божественного? Это очень тонко… что-то надо найти; и, очевидно, это я еще не нашла, потому что это возвращается, возвращается… Бывают даже моменты, когда говоришь: «О! Мир, Мир, Мир…», и тогда я чувствую, что это слабость. Я говорю: «Позволить этому идти, не думая ни о чем, не пытаться ничего знать», и тогда сразу же что-то поднимается там, в какой-то части, и говорит: это тамас.

(молчание)

Ты видишь, ментально нет проблемы, там все решено и очень хорошо. Но это ЗДЕСЬ, это внутри — нельзя даже сказать, что это в ощущении, потому что я не живу в ощущениях. Это проблема сознания, сознания этого тела. И я ясно чувствую, что эта проблема может исчезнуть только тогда, если всевышнее Сознание действительно овладеет клетками и заставит их жить, действовать, двигаться вот так, так чтобы они имели ощущение Всемогущества, распространенного и на них; тогда эта проблема уйдет: клетки больше не будут ответственны ни за что. Это кажется единственным решением. Тогда приходит молитва: «Когда же это будет?» «Стремитесь интенсивно, но без нетерпения»… И это даже не так, что у меня есть ощущение проходящих лет — нет ничего такого, это не так! Это проблема из секунды в секунду, из минуты в минуту. Я совсем не думаю: «О! года проходят…», все это кончилось давным-давно. Это не так, это… легкий путь пассивного принятия, который, очевидно, ведет («очевидно», я имею в виду очевидность не через рассуждение, а ЧЕРЕЗ ОПЫТ), ведет к нарастающему упадку; или же должна проявляться эта интенсивность стремления к Совершенству, к тому, что должно быть, стремления, которое поддерживает всю неподвижность в этом ощущении. Это противостояние между двумя этими позициями. Это усугубляется тем фактом, что добрая воля (вынужденно невежественная) клеток не знает, какая позиция лучше, если вообще лучше, следует ли выбирать между двумя позициями или надо принять обе — клетки не знают! И поскольку это не ментализировано и не сформулировано на словах, это очень трудно. О! Как только приходят слова… возвращается все то, о чем говорилось, и конец. Это не так, это больше не так. Даже если приходят сильные ощущения, витальная сила, это больше не проблема. Это только ЗДЕСЬ, в этом [Мать хлопает по своему телу]. Ночи, например, проходят в долгом сознании, с большим действием, открытием всевозможных вещей, с оценкой ситуации, как она есть — и там нет проблемы! Но с той минуты, когда тело (я не могу сказать «пробуждается», потому что оно не спит: оно только находится в состоянии достаточно полного покоя, чтобы не поднимались его личные трудности), но время от времени происходит то, что мы называем «пробуждением», то есть, возвращение чисто физического сознания — и вся проблема возвращается, мгновенно. Проблема сразу же там. И без воспоминания о ней: она приходит из-за того, что вспоминаешь о ней, эта проблема там, в самих клетках тела. А утром, о!… Утром всегда трудно. Это забавно: жизнь в своей целостности проходит с почти молниеносной скоростью — пролетают недели и месяцы — а утро, почти три часа каждое утро, тянется как век! Каждая минута завоевывается ценой усилия. Это время работы в теле, для тела, и не только для одного тела: например, все вибрации больных людей, все проблемы существования приходят отовсюду. И в течение этих трех часов есть напряжение, происходит борьба, идет острый поиск того, что надо сделать или какую позицию следует занять… Именно в это время я экспериментировала с силой мантры. Все эти три часа я автоматически повторяла свою мантру, непрерывно; и всякий раз, когда нарастает трудность, нечто вроде Могущества входит в эти слова и воздействует на Материю. И именно из-за этого я знаю: без этого эта работа не могла бы быть сделана. Но и из-за этого я и говорю: это должна быть ВАША мантра, не что-то, что вы получили от кого-то — мантра, которая спонтанно приходит из вашего глубокого существа [жест к сердцу], от вашего внутреннего руководителя. Это то, что держится до конца. Когда вы не знаете, не понимаете, когда не хотите, чтобы вмешивался ум, и вы… это здесь; приходит мантра и помогает вам пройти. Она помогает пройти через это. Она спасает положение в критический момент, это значительная, значительная поддержка. В течение этих трех часов (трех часов или трех с половиной часов) это постоянно, постоянно там, без перерыва. Тогда слова бьют ключом [жест к сердцу]. И когда ситуация становится критической, когда беспорядок, дезинтеграция набирают силу, происходит так, как если бы мантра раздувалась от силы и… это восстанавливает порядок. И так было не однажды, не на месяц, не один год: так происходит уже годы, и все продолжает нарастать. Но это тяжелая работа. И позднее, после этих часов, возобновляется контакт с внешним миром: я начинаю видеться с людьми, делать внешнюю работу, слушать письма, отвечать, принимать решения; и каждый человек, каждое письмо, каждое действие приносит свой объем беспорядка, дисгармонии и дезинтеграции. Так, как если бы вам на голову опрокидывали тачки. И надо держаться. Иногда становится очень трудно. Надо держаться. Когда можно оставаться спокойной, молчаливой, это хорошо, но когда надо принимать решения, слушать письма, отвечать… Так что когда это слишком много на один раз, и люди, приносящие это, добавляют еще и собственный беспорядок, иногда это бывает слишком. И это такое тонкое по своей природе, что оно непонятно для окружающих вас людей; кажется, что вы беспокоитесь из-за пустяков. Эти вещи они совсем не чувствуют в своем несознании, совсем, совсем не чувствуют — надо, чтобы были крики, споры и почти сражения, чтобы они заметили, что есть беспорядок! Вот так. Я не собиралась рассказывать тебе это, потому что это… бесполезно.

26 сентября 1964

Я предпочла бы не говорить, потому что… Это ужасная черная работа без ясно выраженного эффекта. Есть люди, которые во всеуслышанье заявляют, что с моим именем и моей силой они творят чудеса — возвращают к жизни умирающих людей, делают всякие чудесные вещи, во всяком случае. В этом сразу же чувствуется эго, а эго означает витальные сущности, которые извлекают свою выгоду из этого. Я не люблю это. Это ежеминутная работа без перерыва, день и ночь. Еще этой ночью… Я проходила через странные места с людьми, которых я очень хорошо знаю, но которых я в первый раз видела таким образом. Это как если бы я входила во всевозможные места, где я никогда не была раньше, где происходят фантастические вещи: где люди, которых я очень хорошо знаю физически, предстают в действительно неожиданных аспектах и активностях — это ошеломительно.